Текст книги "Сеть созвездий (СИ)"

Автор книги: Леонид Крестов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 36 страниц)

   Покидая ставшим уже ненавистным город и землю, что держала его на своем хребте, я еще раз обернулась взглянуть на него на последок, и отыскав взглядом поднимающийся над крышами черный дым, тихо прошептала себе под нос, так чтобы никто не сумел расслышать ни единого слова, тихое обещание.

   – Я еще вернусь, Ласса. Клянусь, что найду это проклятое сердце, чего бы мне это только не стоило и верну вас с Диором обратно.

   Альбер, послушник братства.

   За переменами во мгле междумирья я наблюдал с легкой толикой восхищения, от столь невероятного зрелища, и явной злостью на Обилара. Поступок главы нашего братства поверг меня в дикий ужас, и ни как не желал укладываться у меня в голове. Он не только был подлым и низким сам по себе, лицемерным по отношению ко всему братству разом, но еще и противоречил всем нашим правилам и обетам. В наших клятвах, которые давали все без исключения послушники, вступая в ряды братства, очень четко говорилось о ценности любой жизни, и о том, что ее следует защищать и оберегать всеми возможными силами. Мы должны были быть миротворцами, оберегающими мир и порядок, мы хранили покой всей безграничной Сети, и никогда не должны были убивать даже собственных кровных врагов. Сам Обилар был одним из тех старших братьев, которые учили нас, что силу следует применять лишь для защиты, и никогда не пускать оружие в ход без должной необходимости. Оступившийся, вне зависимости от причин, которые вынудили его пойти на это, был недостоин высокого звания члена братства, и в самом лучшем из всех возможных исходов, должен был быть изгнан из Храма с позором. В случае с Обиларом, когда он обрек сотни ни в чем не повинных людей на верную гибель, вызвав бурю во мгле Междумирья, наказание и вовсе должно было быть смертью, но старейшину это похоже ни сколько не волновало.

   Он ответил мне о собственных жертвах с холодным равнодушием, сохраняя невозмутимую маску спокойствия, и я не увидел в его лице ни единого намека на раскаяние и сожаление. Старик словно бы даже не задумывался о всех тех жизнях, что оборвутся по его вине, сгинув в бушующей стихии, и это злило меня до яростной дрожи, когда хотелось наплевав на все нормы, звания, и просто хорошенько приложиться кулаком об его равнодушную физиономию. Это желание было столь сильным, что я даже сделал шаг к Обилару, и застывшему рядом с ним брату Карму, но все же сумел удержать себя в руках, и обуздав праведный гнев, не наделал столь глупых ошибок, за которые меня могли мгновенно вышвырнуть из послушников, или вовсе лишить головы прямо на месте.

   Стиснув зубы от злости, я отвесил старику быстрый и резкий кивок, вместо положенного обязательного поклона, и поспешил отправиться прочь, словно неожиданно вспомнил о важных и неотложных делах.

   Рассказывать кому бы то ни было о подслушанном разговоре я даже и не подумал, отлично осознавая, что скорее всего меня тут же поднимут на смех, все кому только не лень. Среди абсолютного большинства послушников Храма и братьев, магистр считался чуть ли не святым человеком, который просто по природе своей не способен на подобные злодеяния, и убийство невинных. Он и мне всегда казался умудренным годами, образцом праведности и благородства, и если бы кто-то в моем присутствии неожиданно начал поливать его грязью, я бы счел все обвинения клеветой, и не побоялся бы вступиться за его честь, орудуя кулаками.

   Вскрывшаяся словно гнойный нарыв горькая правда была попросту неприемлема, она рушила все мое мировоззрение на корню, делая белое черным, и переворачивая все взгляды с ног наголову. То во что я всю жизнь верил так свято, оказалось лишь ложью, и все что мне оставалось это успокаивать себя словами, что Обилар куда лучше меня знает что делает. И если уж ему пришлось пойти на столь подлый и радикальный шаг, значит на это были весьма веские причины и основания, что поступить как то иначе было попросту невозможно, и что это было необходимое, меньшее из всех возможных зол. Я мучительно старался придумать ему оправдание, что бы пошатнувшийся в моих глазах мир встал на место, и все вернулось на свои законные и прежние места. Я пытался навязать себе эту мысль, смириться с ней, и поверить, как в единственную и верную истину, но получалось это из рук вон плохо. Чем больше я обдумывал поступок старейшины, тем больше начинал его ненавидеть с каждой минутой.

   Пнув от злости первый подвернувшийся мне под ногу камень, я проследил за его полетом и с удивлением обнаружил, что ритуал поиска уже начался. Несколько братьев, расположившись по контуру сложного узора, начали на распев читать длинную формулу, где не встречалось ни единого знакомого мне слова, и рисунки на земле тут же озарились золотистым сиянием. Мгновенно позабыв об Обиларе, я смотрел с восхищением на двинувшегося к центру рисунка брата, и даже рот распахнув от восторга, следил за ним затаив дыхание.

   Чародей поднял над головой сияющий кусок янтаря, и разрезав собственную ладонь, сжал в ней камень твердой хваткой. Даже с моего весьма удаленного места было видно, как янтарь жадно пожирает его подношение. Ни единой алой капли так и не достигло песка, и не стекло по запястью. Все они оказались поглощены прожорливым духом, обитающем в янтаре, и как только он насытился алой влагой, сияние тут же приобрело ее багровый оттенок.

   Брат сунул в полыхающий свет свой собственный меч, шепнул что-то еле слышное и неразборчивое самому камню, и тот тут же изменился в его руках. Аккуратно стараясь подобраться поближе и страшно опасаясь помешать колдовству, я успел увидеть как в недрах янтаря мелькают сотни и тысячи лиц и мест. Я успел узнать город, который находился у меня за спиной, увидеть расплывчатые фигуры, спешащие к краю острова и тут же, стремительно завершилось. Сияние на узорах затухло, картинки перестали мелькать в гранях камня, а сам он снова стал безжизненным куском янтаря утратив новый багровый оттенок.

   В первый миг я был даже разочарован, что все закончилось так быстро. Решил, что у чародеев что-то не вышло, и обряд прервался, так и не успев пройти до конца, но тут же последовало не самое приятное продолжение на которое даже сами проводившие колдовство братья, похоже не рассчитывали.

   Остров затрясло так, что в домах жителей наверное вещи посыпались с полок, а мебель самолично начала сдвигаться по комнатам. Братья чародеи, ослабленные колдовством, рухнули прямо на собственные узоры, оставленные на земле, и даже я с трудом сумел устоять на ногах, схватившись за соседний серый валун. Камень под моими руками дрожал, словно путник угодивший в лютую метель и стужу. Весь остров сотрясался от ритмичных ударов, и я увидел, как по его сухой бесплодной земле, расползаются словно змеи, первые трещины.

   В первый миг меня, как и всех прочих братьев и послушников, охватил дикий ужас. Казалось, что земля сейчас разверзнется у нас под ногами и поглотит всех без остатка. В рядах самых младших послушников, тех кому едва исполнилось по пятнадцать, тут же началась паника. Они не понимали что происходит, и старшие братья пытались успокоить их как могли, но с каждой минутой тряска только усиливалась и все их старания оказались тщетны. Могучее и непобедимое братство сейчас выглядело как стадо перепуганных малышей, и только на лице магистра не отражалось общего ужаса, словно он ожидал подобного исхода событий.

   Стоило мне только заметить его нахмуренное лицо, как страх в груди тут же сменился на все возрастающий гнев. Создав бурю, магистр вполне мог под видом обычного обряда устроить это землетрясение. Теперь я бы этому даже не удивился, хотя еще совсем недавно ни за что не поверил бы в подобный итог.

   Чародеи, проводившие ритуал, уже кинулись к Обилару с докладом, и я стараясь не потерять равновесие от могучих толчков, так же попытался подобраться к магистру поближе. Зная, что услышанное может мне совсем не понравиться, я все равно желал знать всю правду, в чистом виде, не взирая на возможные потрясения.

   Братья заговорили быстро и на перебой, тараторили перебивая и мешая друг другу, пока магистр не прикрикнул на них, заставив говорить всего одного. Из тех обрывков его речи, что все же сумели достигнуть моих ушей, можно было решить что обряд был здесь совсем ни при чем. Брат клятвенно заверял магистра, что они проделали все в точности так как надо, не допустили ни единой ошибки, и что бы сейчас не происходило с островом, их вины здесь быть не могло. Обилар лишь кивал, показывая что верит, и велел сообщить ему главное. Результаты колдовства интересовали его куда больше, чем опасность грозящая всем, кто сейчас оставался на острове.

   – Он ушел, только что покинул остров в сопровождении группы людей и неведомой серой твари. – Закончил свою речь брат, и магистр со старейшиной Кармом, одновременно, словно по команде, нахмурили лица еще больше.

   – Проклятье! Успел ускользнуть в самый последний момент! – Скрипел зубами от досады брат Карм. – Думаете эта тряска его рук дело? Оставил нам прощальный подарок?

   – Все куда хуже, брат. – От гнева на шее старейшины вздулась толстая вена и краешек его рта начал едва заметно дрожать. – Это Спящий. – Обреченно уронил он, и я ужаснулся, не желая верить в услышанное. – На острове пролилось достаточно крови, и пожрав все эти жизни, он не только пробудился, но и окреп. – Закончил магистр, и в этот раз я был безмерно рад, что больше никому из послушников не довелось услышать речи Обилара. Страшно было даже представить, что могло начаться в наших рядах, если бы они узнали, что здесь происходит в действительности. Более кошмарной участи чем оказаться запертыми на крошечном острове, где пробудился Спящий, даже представить себе было сложно.

   У нас в Храме, в отличии ото всей остальной Сети, все еще прекрасно помнили, что это за древнее зло. В различных культурах и религиях оно носило огромное множество всевозможных имен и названий, но ни одно не могло отразить всей истинной, колоссально всемогущей сути. Их называли Титанами, Перворожденными, Предтечами и Основателями, почти в любом месте имелось свое собственное название, при одном только упоминании которого люди впадали в благоговейный ужас и трепет.

   Спящие были первыми из всех населяющих Сеть созвездий созданий. Старше самих драконов, они помнили наверное еще зарождение самой вселенной, были истинными хозяевами всего мирозданья, и некогда безраздельно правили всем безбрежным многообразием заполняющих его миров. Настолько всесильные и всемогущие, что даже боги по сравнению с ними казались шарлатанами и жалкими проходимцами, они и по сей день не ведали старости, и не могли умереть естественной смертью. Считалось, что Древние это воплощение самого сущего, той неведомой невообразимой мощи, что породила саму Сеть созвездий, и уничтожить их, не разрушив при этом все миры разом, было попросту невозможно.

   Казалось, что ничто не сможет свергнуть их с пьедестала, но основателям нашего братства удалось совершить невозможное. Призвав на помощь всю силу священного Света Оргодеона, они погрузили древних в вечный покой беспробудного сна. Зависнув между жизнью и смертью, они лишились прежнего могущества, навсегда упокоившись в своих усыпальницах, и никогда не должны были проснуться. Легенды и мифы о них, некогда существовавшие в каждом из великого множества обитаемых миров со временем стали стираться из памяти смертных. Истории искажались до полной неузнаваемости, и вскоре исчезли поглощенные водоворотом эпох, и лишь у нас в Храме, ни на миг не забывали о том, что хранит в своих недрах Сеть созвездий.

   Из поколения в поколение братья и защитники храма оберегали священные камни, не позволяющие Титанам пробудиться от вечного сна, но сейчас их силы, похоже стало уже недостаточно. Остров, служивший одной из усыпальниц, дрожал и рассыпался, пока древняя тварь пыталась вырваться из собственной могилы.

   Не знаю кто додумался вырвать часть мира и выбросить ее в Междумирье, но поступил он довольно мудро. Здесь никогда не должно было быть смертных, а значит и жизней, которые смог бы поглотить Древний, что бы обрести прежнюю мощь. Это был весьма хитроумный ход, но и он не сработал. В попытке защитить множество жизней, на случай если Спящий все же проснется, этот неведомый чародей, даже предположить наверное не мог, что однажды остров окажется заселен, и он собственноручно преподнесет титану всех жителей в жертву.

   – Нужно немедленно убираться отсюда! – Стремительно побелел как полотно Карм, должно быть припомнив, что своей бурей, Обилар запер нас всех на острове без единого шанса спастись бегством. – Нас слишком мало!

   – Успокойся, и возьми себя в руки, брат. – Грозно обронил ему глава братства. – Он еще слишком слаб, но я все равно не намерен вступать с ним в открытое противостояние.

   – У вас и на этот случай есть план магистр?

   – Есть, хотя не думаю, что он придется тебе по душе. В любом случае никто в Храме никогда не должен узнать о том, что нам предстоит сотворить здесь.

   Ласса Илис.

   Проснувшись, и уставившись на низкий, выбеленный потолок, в первый миг я решила, что нахожусь в особняке леди Милассы, и лежу на своей собственной жесткой постели, в комнатах для прислуги. Мне показалось, что я даже не покидала безопасных пределов Верхнего города, а все недавние события, ночной прием у лорда Фарада, трагическая гибель хозяйки, наша нелепая затея с глодарским походом и спуском в недра Мертвого мира, и даже злобная разъяренная тварь, разорвавшая меня в полыхающем доме, показались мне всего лишь затянувшимся, но развеявшимся ночным кошмаром. Вздохнув с облегчением, я как обычно перепугалась, что проспала слишком долго, и опасаясь, что Миласса уже успела подняться, не позволила себе притягательной слабости поваляться даже пару лишних минуток. Поднимавшаяся не раньше полудня, госпожа обычно нежилась на кровати куда дольше меня, пропускала завтрак, и выходила из собственных комнат только к обеду, но даже зная, что все мои опасения, скорее всего не оправдаются, и Миласса наверняка окажется мирно спящей, я чувствовала, что проспала слишком долго, и тут же панически попыталась вскочить на ноги, словно уже опоздала, я неожиданно не смогла устоять на ногах.

   Едва успев заметить окружающую меня, совершенно незнакомую обстановку, я пошатнулась от резкого ударившего в затылок головокружения, и мгновенно почувствовав страшную слабость в подкашивающихся, и ставших словно бы ватными, бессильных ногах, рухнула обратно прямиком на перепачканную в крови, сбившуюся на один край перину.

   Голова у меня начала раскалываться столь сильно, словно бы в ней посилился маленький, подлый гремлин, и из вредности начал колотить по черепу изнутри огромным и увесистым молотком. Перед глазами все двоилось и плыло. Все тело болело и ныло, словно после долгой, выматывающей тренировки, и даже зубы во рту, которые никогда прежде не заставляли меня обращаться к цирюльнику, неожиданно заныли, словно бы всю прошедшую ночь я пыталась разгрызть ими камни, или кто-то хорошенько прошелся по ним кулаком.

   Совершенно не понимая где нахожусь, даже не представляя, как я здесь оказалась, и не зная, что же со мной происходит, я медленно, избегая резких и оттого болезненных телодвижений, начала осматриваться по сторонам, что бы попытаться понять или припомнить хоть что-то, но все эти старания пропали в пустую, словно попытки дотянуться до звезд со дна глубокого котлована.

   Окружающая меня небогатая обстановка, могла повстречаться где угодно на нашем острове, от Нижнего до Верхнего городов, и не подарила мне ни единой весомой подсказки. Плотно занавешенное окно, остававшееся слишком далеко, что бы я могла приблизиться и заглянуть за темные шторы, не оставляло ни единой светлой щелочки, и погружая комнату в полумрак, не давало ни какой возможности рассмотреть улицу, а единственным знакомым предметом во всем моем окружении, были мои собственные клинки, заботливо оставленные висящими на ремне у спинки кровати.

   С трудом собрав путающиеся в голове туманные и панические мысли, ползавшие в голове медленно и лениво, словно увязшие в липком меде сонные мухи, я запоздало начала понимать, что все привидевшееся мне во сне, было слишком правдоподобно и реалистично, что бы быть самым обычным ночным кошмаром, и не желая верить в эту пугающую догадку, не сразу решилась взглянуть на собственную грудь, разодранную во сне огромными когтями жуткой, кровожадной твари, вынырнувшей из пламени.

   С ужасом обнаружив под легкой ночной рубашкой совсем свежие, и еще не успевшие побелеть, розовые полоски кривых, параллельных друг другу, отвратительных шрамов, я застыла от увиденного, пораженная этим зрелищем до глубины души, и от одной только мысли, о том сколько же времени должно было потребоваться, что бы эти смертельные раны успели так хорошо затянуться, меня тут же бросило в дрожь.

   Стараясь не паниковать раньше времени, я попыталась взять себя в руки, и с трудом отбросив тут же нагрянувшие в голову целым роем страшные опасения, посоветовала себе не спешить с выводами. Решила, что провалявшись в бреду, могла многое пропустить, не застать хороший исход того рокового дня, и не позволяя себе поддаваться отчаянию преждевременно, вновь попыталась подняться на ослабшие ноги.

   Лишь держась за твердую спинку кровати, я смогла сделать пару робких и неуверенных шажков к двери, но тут же поняв, что оставшись без опоры, рухну прямиком на пол, не решилась двинуться дальше.

   – Олисия! – Позвав сестру, я не узнала собственного охрипшего и низкого голоса, с трудом вырвавшегося из пересохшего горла. Он показался мне чужим и незнакомым, сам его звук был неприятен, но не теряя наивной надежды, что сестра может оказаться поблизости, я продолжала звать ее истошными хрипами, пока за дверью наконец не послышались легкие, приближающиеся шаги, укрепившие мою надежду и веру.

   Когда в проеме распахнувшейся двери появился, размытый в моих слезящихся воспаленных глазах, девичий силуэт, в первый миг я и в правду решила, что сестра поспешила на мой отчаянный зов, и обрадовалась этому словно настоящему, чуду, но стоило мне только присмотреться, и с трудом различить перед собой совсем еще юную девушку, с поблескивающими в темноте голубыми глазами и милой, ласковой улыбкой, как все эти радужные чувства тут же оказались разбиты тяжелым молотом разочарования.

   – В твоем состоянии еще рано подниматься с постели, сестренка. – Ласково прощебетала мне девушка от порога. Показавшаяся мне смутно знакомой, словно бы мы уже виделись с ней где-то прежде, она держала в руке тонкий бокал с вином, и поспешив аккуратно подхватить меня под руки, усадила обратно в постель, словно заботливая мамочка или сестра милосердия в городском лазарете.

   – Вот, выпей. Тебе сразу от этого полегчает. – Протянула она мне неожиданно оказавшийся теплым бокал, и только почувствовав исходивший из него притягательный запах, я неожиданно поняла, как же сильно успела проголодаться. Ощутив томящую пустоту, в районе желудка, и страшный, томящий голод, я почти вырвала лекарство из ее рук, и присосалась к вину так жадно, словно прошедший через всю пустыню изнеможенный путник, выбравшийся к единственному на многие мили, спасительному колодцу.

   Оказавшееся странно солоноватым и вязким, этот напиток показался мне совсем незнаком. Никогда прежде я не пробовала ничего столь же вкусного, и осушив бокал в два глотка, едва сдержалась от того, что бы немедленно не попросить у этой девчушки добавки.

   – Что это? Какое-то волшебное снадобье из тех, чем торгуют алхимики в Отравленном переулке? – Спросила я, чувствуя, как быстро начала приходить в норму. От первого же глотка по всему телу прошла волна приятной, согревающей теплоты. Мигрень отступила, а ослабшие руки и ноги, на которых я с трудом могла пошевелить даже пальцем, неожиданно окрепли и наполнились силой. Я почувствовала себя как нельзя лучше, словно бы выпила настоящей, спасительной формулы жизни, но радость от этого оказалась недолгой.

   – Зелье? – Удивленно приподняла брови девушка. – Что ты, милочка, конечно же нет. Это кровь.

   – Что?! – В первый миг я решила что просто ослышалась, подумала, что возможно, она попросту решила надо мной подшутить, и решила, что возможно эта одна из каких то нелепых проверок, для тех, кто очнулся после долговременного забвения, но на лице моей собеседницы не было и тени иронии. Она словно бы говорила все это в серьез, и мне тут же захотелось проучить эту малявку, за такие жестокие, и совсем не смешные шутки.

   – Совсем свежая, еще теплая, человеческая кровь. – Равнодушно повторила она мне, словно говорила совершенно обычные, нормальные вещи, и от этого мне тут же стало не по себе. – Ни одно волшебное снадобье, зелье или эликсир не смогут помочь таким как мы, так же хорошо, как глоток свежей крови.

   – Таким как мы? О чем это ты? – Совершенно не понимала я, о чем она говорит, но уже уловила скользивший в ее сладеньком голоске скрытый подвох, и приготовилась выслушать не самые хорошие новости. – Где я? Сколько времени я была без сознания?! Где моя сестра? Что с ней стало?! – Обрушила я на девчушку лишь малую часть той лавины вопросов, которые вертелись у меня в голове, не давая покоя.

  – Успокойся сестренка. Все уже позади, здесь ты в кругу семьи, и тебе нечего опасаться.

   – Что позади?! Какой еще в Бездну семьи?! Отвечай! Или клянусь самой Тьмой, что...– Почти сорвалась я на крик, уже устав слушать от нее туманные отговорки.

   – Тот демон в пылающем доме проломил тебе голову. – Печально склонила она голову вниз, словно бы и в правду мне соболезновала. – Он раздавил твой череп, и если бы я вовремя не успела вытащить тебя из пожара, ты осталась бы там навсегда.

   – Что ты со мной сделала? – Ужаснулась я, схватившись за собственную голову, и неожиданно обнаружила там огромную вмятину, рану, выжить после которой было попросту невозможно.

   – Я приняла тебя в собственную семью. Оказала высокую честь, и подарила настоящую, безграничную вечность. – Улыбнулась она, и только сейчас я заметила ее огромные, слишком большие для человека клыки.

   – Кто ты? – От собственной внезапной догадки, подтверждения которой я боялась сейчас больше всего на свете, голос у меня дрогнул и начал дрожать от наполнившего душу панического ледяного удушья страха.

   – Меня зовут Альеэрин, но ты можешь звать меня просто Энни, сестренка, добро пожаловать в семью А"Энних.