Текст книги "Ночь накануне (ЛП)"
Автор книги: Лайза (Лиза) Джексон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
«Но это может быть и самоубийство, не сбрасывай такую возможность со счетов. Пока».
Он стукнул по своей настольной лампе. Рид готов был поставить всю свою месячную зарплату, что Кейтлин Монтгомери Бандо не пройдет тест на детекторе лжи, если он проведет проверку прямо сейчас.
Она лгала о прошлой ночи – Рид был уверен в этом.
Он только должен понять почему.
__________________________
Примечания:
[1] Атланта Брэйвз (англ. Atlanta Braves – Смельчаки из Атланты) – профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Главной лиге бейсбола (МЛБ). Клуб был основан в 1871 году.
[2] Парк Форсис (Forsyth Park) – большой парк (0,12 км2) в исторической части Саванны. Парк разбит в 1840-ых гг., в 1851 г. был значительно расширен и назван в честь губернатора Джорджии Джона Форсиса. На севере парка заложен фонтан, напоминающий фонтан на площади Согласия в Париже. Также в парке установлен мемориал в память о добровольцах-конфедератах.
[3] Биполярность – нервное расстройство, пограничное состояние. Оно может резко меняться между маниакальным и депрессивным
[4] «Клерол» – товарный знак средств ухода за волосами компании "Бристол-Майерс скуибб".
[5] «Четвертая власть» – средства массовой информации. Первые три власти: законодательная, исполнительная и судебная.
Глава 6
Зазвонил телефон.
Кейтлин, думая, что звонивший может оказаться ее сестрой, понеслась на кухню. Едва не споткнувшись об Оскара, она схватила телефонную трубку и заметила, что номер и имя звонившего не определены.
– Алло?
– Здравствуйте, это Кейтлин Бандо? – спросил незнакомый женский голос.
Кейтлин тотчас насторожилась. В ее теле напрягся каждый мускул.
– Да.
– Я рада, что застала вас.
Голос был дружелюбным. В нем звучала улыбка. Что заставило Кейтлин насторожиться еще больше. Этот день не был предназначен для улыбчивых, бесплотных голосов пытающихся втереться к ней в доверие.
– Меня зовут Никки Жилетт, я из газеты «Саванна Сентинэл». Я знаю, что вы сейчас переживаете тяжелый период, и хотела бы выразить вам свои соболезнования по поводу гибели вашего мужа.
О, да, верно.
– Дайте-ка, я догадаюсь, – сказала Кейтлин, стараясь контролировать свой гнев, оперевшись бедром на кухонную столешницу. – Вы хотели бы получить интервью. Может даже эксклюзивное.
– Я подумала, что вы захотите рассказать свое видение истории.
Сейчас в голосе Никки звучала резкость.
– Я не знала, что в истории есть разные видения, и не уверена, что сама история такая уж значительная.
– Конечно, есть. Ваш муж был очень влиятельным человеком, и полиция, похоже, считает, что он пал жертвой либо убийства, либо же самоубийства. Я думала, вы захотите внести ясность.
– Мы с мужем жили раздельно, – проговорила Кейтлин, а затем сразу же пожалела, что не сдержала язык за зубами. Ее личная жизнь никого не касалась.
– Но вы все еще были женаты.
Кейтлин не ответила.
– У каждого брака есть взлеты и падения, – пыталась подобраться к ней Никки, используя тон, который применяли, чтобы добиться доверия у женщин.
Уловка не сработала. Но Кейтлин уже вышла из себя.
– Действительно, но это личное дело, поэтому давайте остановимся на «без комментариев».
– Но…
Пришло время покончить с этим.
– Послушайте, мисс Жилетт. Мне больше нечего сказать. Пожалуйста, не звоните больше.
Кейтлин бросила трубку, прежде чем женщина смогла поспорить с ней. Телефон зазвонил сразу же.
– Пропади оно все пропадом. – Она подняла трубку, затем сразу же ее повесила и включила автоответчик, чтобы он принимал сообщения. Даже от Келли. Если ее сестра позвонит, то оставит сообщение, или же Кейтлин узнает номер ее сотового на определителе. Если все это не сработает, Кейтлин поедет в ее дом у реки и постарается выследить сестру. Но она уже начинала отчаиваться.
«Ради бога, Келли, позвони мне».
Женщина налила себе стакан холодного чая, сделала глоток и опустилась на стул за кухонным столом, обхватив голову руками. Что случилось прошлой ночью? Как ей могло присниться, что Джош был убит? Как вся эта кровь оказалась в ее комнате? Голова Кейтлин раскалывалась, в стакане, которого она едва коснулась, таял лед. Она помнила, как приехала в центр и оставила машину рядом с парком Эммет [1] на Ривер-стрит. Да…она была уверена в этом. Кейтлин закрыла глаза, стараясь вспомнить вчерашнюю ночь. Ее головная боль только усилилась. Искаженные образы города закрутились в ее голове безумным вихрем.
Неоновые огни.
Лодки на реке.
Толпы людей на улице.
Смутно, по кусочкам и разрозненным частям она вспомнила, как пересекала улицу под лучами фар такси, которое выскочило из-за угла и оглушительно просигналило. Она быстро проскочила мимо Хлопковой Биржи [2] и пошла дальше по дороге, выложенной булыжником, к реке.
Пробираясь сквозь людскую массу, толпившуюся на тротуаре, мимо магазинов, окутанная запахом неторопливой реки, она зашла в бар… «Трясина» – Кейтлин никогда не была в нем раньше. Почему Келли предложила встретиться здесь, а потом так и не показалась? Или она все же появилась? Почему она не может вспомнить?
Она каким-то образом оказалась в доме Джоша?
Господи, где она была?
Ее нижняя губа начала дрожать, затем медленно, мало-помалу начало сотрясаться и все тело. Она почувствовала подступающие слезы и стойко загнала их назад. Как там сказал Трой – она всегда была жертвой? Все, больше не будет. Никогда. У нее свело челюсти, когда Кейтлин подумала о своем мертвом муже.
– Черт, Джош, – прошептала она. – Что, черт побери, произошло?
Она заметила визитку, которую оставил детектив Рид на ее кофейном столике. Может, ей стоит позвонить ему.
«И сказать ему – что? Что тебе приснилось, будто ты была в доме Джоша? Или что ты не помнишь, была ли там на самом деле? Что целостные воспоминания о вчерашнем отсутствуют, зато остались разрозненные, не имеющие ни малейшего смысла, обрывки. Или может, ты сможешь объяснить, что ты – психопатка, совсем как твоя бабушка Эвелин…ты помнишь ее, не так ли…помнишь, что случилось в домике?»
Кейтлин поежилась, ее разум содрогался от вопросов, которые Келли обязательно задаст ей, если обнаружит, что Кейтлин раздумывает довериться полиции.
«Ты хочешь снова оказаться в милом сумасшедшем доме? Это и случится. И как ты собираешься объяснять кровь? Господи, Бедовая Кэти, так или иначе, в этот раз они запрут тебя навсегда! Тюрьма или психушка. Выбирай».
– Но я ничего не делала! – выкрикнула она, стукнув кулаком по столу. Тяжело дыша, почти задыхаясь, Кейтлин чувствовала себя так, будто разваливается на части. Но она не сошла с ума. Нет…разве доктор Уэйд так не сказала? Она хотела, чтобы ее тело перестало трястись, отказывалась жалеть себя. Когда она поговорит с Келли, тогда она узнает правду. Какой бы она не была.
«Да что ты? Ну, паранойя – это у нас семейное…»
Она вскочила на ноги, опрокинув стакан с чаем и рассыпав кубики льда по столу, и почувствовала, как натянулись порезы на запястьях. Она не могла так думать…не могла позволить своим сомнениям одержать верх. Поспешно схватив губку из раковины, женщина начала вытирать чай, бросая тающие кусочки льда в раковину. Кейтлин сходила с ума. Действительно сходила с ума. Она бросила полотенце в раковину. Ей нужно убраться из дома, взять Оскара на прогулку или пробежаться через парк Форсайт[3] пока ее тело не вспотеет, дыхание не собьется, сердце не начнет колотиться, а голова, наконец, не очистится. Да, именно так. Ей нужно выйти наружу. Уйти куда-нибудь. Как она делала, когда была ребенком.
Тогда жизнь была куда проще.
А была ли?
Уставившись в окно на окруженный стеной сад, она вспомнила взросление в старом доме на плантации. Беготню с Келли и их другом Гриффином по лесу и приземистым старым хижинам рабов, бег по ветхим комнатам с крепкими грязными полами, осыпающимися стенами, с удушливым застарелым запахом пота и растраченных мечтаний. В потолочных балках жужжали осы, а к подоконникам прилипла паутина, оставляя высохшие трупики насекомых, разбросанные по рейкам.
Кейтлин и Келли не было даже десяти лет, скорее восемь или девять, и Келли любила играть в прятки в смежных комнатах, исчезая в тенях.
–Тебе меня не найти… – насмехалась Келли, и Гриффин всегда бежал на звук, не понимая, что тот отскакивает и рикошетит от гниющей древесины и сломанных дверей.
Часть крыши обвалилась, и на стенах без потолка оставались пятна птичьего помета. Келли пряталась в самых пугающих местах: в старых альковах и темных нишах, от которых по коже Кейтлин начинали бегать мурашки. Там вполне могли затаиться крысы, тараканы и змеи. Эти места казались не просто темными. Злыми.
– О, да ты просто трусишка, – дразнила Келли, заманивая Кейтлин и Гриффина в заваленный угол с потемневшей от грязи стеной.
– Слушайте…это здесь старая рабыня – Мэриленд – ну вы помните та, о которой рассказывала нам прабабушка, присела на корточки и родила ребенка, который потом умер. Ее так назвали в честь штата, в котором родилась.
Келли указала на пол c пятном, и Кейтлин поежилась.
Каким-то образом Келли ухитрилась набраться разнообразных историй о рабах и клялась, что они занимались Вуду, убивая цыплят. И делали еще, не пойми что, в особой комнате или в чулане, который она нашла в одном из длинного ряда домов. Ее истории никогда не казались одинаковыми, изменяясь в зависимости от времени года и причуд Келли, но она все равно настаивала, что каждое злодеяние, рассказанное ею – чистая правда.
– Если вы мне не верите, спросите Люсиль, она вам расскажет.
Глаза Келли озорно заблестели, когда солнечный свет пробился через листья сучковатого дуба и окрасил землю жуткими, изменчивыми тенями. Было очень жарко. Душно. Температура больше тридцати семи градусов. Но Кейтлин сотрясал ужасный озноб.
– Мэриленд все еще обитает в этом доме, – проговорила Келли. – Я видела ее. Она ищет того мертвого ребенка.
– Неправда.
Кейтлин неистово замотала головой. Она всегда ненавидела, когда Келли начинала рассказывать свои истории о призраках.
– Я видела. Богом клянусь.
– Я не верю тебе, – соврала Кейтлин, но Гриффин, всегда такой доверчивый, задрожал и прошептал:
– Я думаю, это правда. Я слышал одного из них ночью – стоны и плач.
– Зачем мне врать? – спросила Келли с самодовольной улыбкой.
Она знала, что достучалась до них обоих.
«Потому что тебе это нравится», – подумала Кейтлин, но не вслух не сказала. Никогда не скажет. Не хотела столкнуться с упреками, слетающими с острого язычка ее близняшки, или того хуже, с молчанием, которое могло длиться днями и требовало сотни извинений от Кейтлин.
– Это правда, – говорила Келли больше раз, чем могла запомнить Кейтлин. – Богом клянусь, и если я лгу, воткните тысячу иголок в мой глаз.
Лишь только представив себе эту картинку, Кейтлин сжалась, а Келли хихикнула и сорвалась с места, ее смех последовал за ней и исчез как музыка в конце фильма. Кейтлин повернулась к Гриффину.
– Ты же никогда не слышал голосов тех рабов.
– О, нет, я слышал, – настаивал Грифин, кивая. При этом его темные волосы опустились на глаза, кожа побледнела, хотя было лето.
– Когда?
– Тысячу раз. Это…жуть как страшно.
Кейтлин позволила сменить тему. Грифин был соседским мальчишкой, которого Кейтлин и Келли было велено избегать, ему не разрешалось появляться на территории, принадлежащей Монтгомери, но он всегда проскальзывал. Гриффин приезжал на своем велосипеде по старой оленьей тропе, вьющейся среди деревьев, и прятал его в зарослях возле ручья до тех пор, пока ему не нужно было уходить.
Он был на два года младше сестер и верил всему, что рассказывала Келли. В тайне, Кейтлин думала, что он был зачарован ее близняшкой и боялся противоречить ей. Правда была в том, что Гриффин был также умен, как ему были рады в Оук-Хилл.
Кейтлин старалась не упоминать его имя в доме, потому что когда она это делала, лицо матери приобретало такое измученное выражение, будто она была обеспокоена или раздражена. Будто Гриффин сделал нечто такое, что их мать не одобряла. Аманда – их старшая сестра – всегда выразительно закатывала глаза, когда Кейтлин случайно произносила его имя. Люсиль, которая всегда находилась возле Бернеды и обычно натиравшая что-нибудь из и без того сияющей мебели, за спиной Бернеды прижимала к своим губам толстый палец, молчаливо предупреждая Кейтлин не мучить ее больную мать разговорами о мальчике. Кейтлин никогда не понимала, почему ее мать так не любит Гриффина, но предполагала, что из-за «плохой крови», вечной причины по которой Бернеда Поумрой Монтгомери презирала людей.
Но это было много лет назад. Кейтлин не знала, почему подумала о нем сейчас. Она не видела Гриффина с тех пор, как они были детьми, и не знала, что с ним случилось. Сейчас она должна сосредоточиться на неотложной проблеме. Кейтлин кинула мрачный взгляд на телефон, отчаявшись получить весточку от сестры. Она начала искать свой сотовый, который пропал со вчерашнего дня. Его нет в сумочке. Нет в машине. Нет в спальне…нигде. Может, она оставила его у Келли…или в ее доме…
«С чего ты взяла, что Келли поможет тебе сейчас?» – спросила она себя, когда стены, казалось, начали наступать на нее.
– Потому что она должна. Она знает, что случилось! – сказала Кейтлин так громко, что Оскар залаял.
Господи, она сходит с ума. Чокнутая. Как бабушка Эвелин. В своем воображении она видела старую лежащую на подушке женщину – кожа нездорового белого цвета, стеклянные глаза, холодные на ощупь руки.
Кейтлин поежилась – образ, который преследовал ее почти тридцать лет, уходил в тени, но лишь едва. Он всегда был там, готовый появиться, насмехаясь. Издеваясь.
– Однажды ты поймешь, – предупреждала ее старая женщина.
Внезапно Кейтлин почувствовала необходимость выбраться, освободиться, убежать от этих стен, измазанных кровью.
– Давай-ка отправимся на прогулку, – сказала она собаке, перешагивая сразу через две ступеньки.
Оскар последовал за ней. Игнорируя стопку работы на столе в кабинете и жуткое ощущение, которое надвигалось на нее, она шла назад в свою спальню. Кейтлин отказывалась обращать внимание на места на стенах, которые она терла так сильно, что почти исчезла краска. Кроме того, она не будет думать об отсутствии занавесок, которые до сих пор лежали в стиральной машине. Или об обесцвеченном ворсе на ковре, который она терла мылом, водой и каждым чистящим средством, которое только смогла найти в кладовке. Безрезультатно. Пятно все еще было заметно.
«И что? Это твоя кровь, Кейтлин. Твоя! Не чья-то еще. Определенно, она не принадлежит Джошу».
Она должна верить в это.
Должна.
Пятна были всего лишь огромной оптической иллюзией, вот и все. Казалось, что здесь куда больше крови, чем на самом деле было разбрызгано.
«Тогда почему вода в ведре, в котором ты полоскала тряпку, была такой яркой, темно-красной?»
«Я просто потеряла много крови».
«Потому что ты порезала собственные запястья и не помнишь этого?»
«Это неважно. Важно то, что эта кровь не принадлежит Джошу.»
«Откуда ты знаешь?»
– Я знаю и все! Поэтому, перестань!
У нее раскалывалась голова, в ней эхом отдавались непроизнесенные обвинения и контробвинения, которые разъедали ее изнутри, заставляя сомневаться во всем, что она считала реальным.
– Держись, – велела она себе.
Ей просто необходимо было выбраться из дома. Уйти так далеко, как только сможет, чтобы прочистить мозги. Убраться отсюда и пробежаться. Вот и все. Тогда она будет в порядке. Тогда она вновь сможет ясно мыслить. О, Боже, пожалуйста…У нее сильно дрожали руки, когда она забирала волосы наверх, скручивая их в узел. Напрасно стараясь заглушить вопросы, появляющиеся в ее голове, Кейтлин стянула с себя одежду, чтобы надеть спортивный лифчик, футболку с длинными рукавами, шорты и кроссовки. Затем под воздействием импульса она прошла в свой кабинет, игнорируя стопки бумаг, и проверила свой электронный ящик. Может, Келли прислала ей сообщение… Ее удивило, что она не подумала об этом раньше. Кейтлин щелкнула по своему электронному ящику, но не увидела ничего, кроме обычных предложений об ипотеке по низким ставкам, виагры или бесплатного просмотра какого-то порно сайта. От Келли ничего.
– Черт.
Она выключила компьютер и с Оскаром, крутящимся у ног, поторопилась вниз. Выглянув из-за жалюзей, она не обнаружила на улице признаков пребывания журналистов. И все-таки ей следовало быть осторожной. Кейтлин нацепила на глаза солнечные очки и добавила к своей маскировке бейсбольную кепку, словно была какой-то привлекающей внимание знаменитостью. А затем пристегнула поводок Оскару. Она прошла через железные ворота на заднем дворе и последовала по улице быстрым шагом.
Позже, она разберется с семьей.
Позже, она разберется с репортерами.
Позже, она разберется с полицией.
Позже она разберется, что, черт побери, произошло прошлой ночью.
* * *
Адам посмотрел на часы и нахмурился. Он намеревался оставаться только около часа, а прошло почти три. Он не осмеливался задерживаться дольше. Не много времени пройдет, прежде чем полиция поймет, что Ребекка была терапевтом Ке йтлин Монтгомери Бандо. Что, может быть, и неплохо. Тогда они начнут искать ее, а это, конечно, в итоге, приведет их к нему. У него было немного времени.
Он аккуратно собрал нужные ему папки, положив их в рюкзак, найденный в шкафу. Тот, который висел на гвозде рядом с задней дверью, когда он учился в колледже. Адам решил, что она, наверное, выбросила его, но он продолжал висеть там – пыльный, опутанный паутиной. Рюкзак был пуст, за исключением старого парковочного талона, списка покупок и почти закончившегося тюбика губной помады.
Воспоминание о ней – глотающей кофе и смотрящей на кухонные часы в их убогой квартире наверху – промелькнуло перед глазами.
– О, Боже, я опаздываю. Доктор Коннелли убьет меня!
Она оставила на его щеке поцелуй, пахнущий кофе, схватила рюкзак с крючка и выпорхнула за дверь.
– Не забудь накормить Руфуса! – крикнула она через плечо, когда хлопнула сеточная дверь.
Руфус был их новым котенком – белоснежная ходячая неприятность. Держа в руках чашку, Адам босиком прошлепал к сеточной двери, чтобы через порванное место в сетке посмотреть, как Ребекка гибко перекидывает ногу через сидение его горного велосипеда и вливается в движение. Без шлема ее рыжие волосы развивались на ветру. Она направлялась вверх по склону к кампусу, пока их новый котенок атаковал его голые лодыжки и ступни.
Сейчас, в ее заброшенном кабинете, его горло сжалось, когда он вспомнил девушку, которой она была почти пятнадцать лет назад. Прошло много времени. Их судьбы разошлись в разные стороны.
Беззаботная двадцатилетняя девушка выросла и превратилась в женщину, которую он любил и ненавидел, которой восхищался и презирал.
Забавно, как время заставляет тускнеть даже самое яркое будущее.
И где же она, черт возьми?
Адам осмотрел комнату в последний раз. Впрочем, он еще вернется. Он нашел кольцо с ключами в верхнем ящике стола и положил его в карман.
Он не думал, что Ребекка стала бы возражать.
___________
Примечания:
[1] Парк Эммет расположен на берегу реки Саванны, изначально здесь находилось индейское кладбище. В 1902 году парк был переименован в честь ирландского патриота Роберта Эммета (1778-1803), возглавившего в 1803 году неудачное восстание в Дублине против английского правления (Эммет был схвачен и казнен) и очень почитаемого в ирландской общине Саванны. Парк по сей день остается главным местом для проведения торжественных мероприятий ирландской диаспоры. Иногда этот парк даже называют Ирландским парком. В Вашингтоне тоже есть парк имени Роберта Эммета, где ему установлен памятник.
[2] Хлопковая Биржа (англ. Cotton Exchange) была создана в 1872 году, но постоянное "место прописки" получила в 1887-ом, когда было закончено само здание Биржи. Спроектировал его бостонский архитектор Уильям Гиббсон Престон (William Gibbons Preston (1844-1910). Изначально здание называли «Дворцом короля Хлопка», т.к. торговля хлопком имела первостепенное значение для Саванны, город являлся первым портом в Атлантике по обороту хлопка, и вторым в мире. Именно Хлопковая Биржа Саванны устанавливала мировые цены на хлопок с конца 18го века до 1895 года. На площади перед Биржей сооружен фонтан с грифоном (крылатым львом), на ограде фонтана помещены медальоны с портретами американских президентов и писателей (к сожалению, в 2008 в результате автомобильной аварии, кто-то умудрился разрушить грифона).
[3] Парк Форсайт (Forsyth) – городской парк в историческом районе Саванны, занимает 30 акров, заложен в 1840 г. на 10 акрах, в 1851 г. Парк был расширен и назван в честь губернатора штата Джорджия Джона Форсайта.
Глава 7
Прогулка помогла.
Разум Кейтлин прояснился, став не таким туманным, как после пробуждения, но память осталась всё такой же фрагментарной и неясной, а о прошлой ночи она помнила лишь осколки ледяного стекла, мрачные тона и замедленное действие. Она зашла на кухню и увидела, что на ее автоответчике шестнадцать новых сообщений, но не пожелала их прослушивать. Скорее всего, их оставили репортеры. Она проверила по номерам звонивших. Некоторые оказались анонимными, другие – незнакомыми. Ни одного сообщения из хижины Келли на реке.
Поднявшись наверх, она надела хлопковое платье без рукавов, а сверху тонкий свитер, потом прошла через холл к своему кабинету.
Захватив ключи со стола, она подумала, что ее волосы успеют высохнуть по пути в Оук Хилл. И остановилась, увидев красные цифры электронных часов в кабинете. Верно. Часы опаздывали лишь на минуту. И судя по ним, никакого перебоя с электричеством не было.
В отличие от радиочасов в ее спальне.
Она проверила другие часы в доме. Все они шли точно. И никаких признаков отключения электроэнергии.
Волоски на затылке встали дыбом.
Если электричество не отключали, то значит, кто-то, скорее всего, выдернул шнур из розетки. Но когда она сегодня убирала, то видела, что часы подключены. И розетка работала, потому что лампа, подключенная к тому же источнику питания, без проблем зажигалась.
Кто-то специально или по неосторожности отключил часы, а потом, уходя в спешке, забыл перенастроить их.
Кто? Почему? И ради Бога, какое это всё имеет отношение к крови, которой была заляпана ее спальня?
Ускользающая картина вспыхнула на периферии ее зрения.
Бар. Громкая музыка. Люди смеются, разговаривают, их так много, что яблоку негде упасть.
Кейтлин сидела в кабинке, перед ней стояли два бокала. Она ждала, поглядывая на часы, заметила сквозь толпу, что на нее смотрит бармен, и понемногу отпивала из одного бокала… потом из другого… давай, Келли. Давай. Где ты, черт возьми?
Видение исчезло также быстро, как появилось, и Кейтлин не узнала ничего нового о том, что случилось. Но она не могла сейчас об этом думать. Ее ожидала семья.
Она дважды проверила, заперты ли все двери, потом выехала на дорогу, двигаясь на восток из города, посматривая в зеркало заднего вида, не следует ли за ней кто-то из журналистов или полицейских.
– Ты параноик, – пробормотала она, увидев своё отражение в зеркале, когда остановилась на светофоре. Другие машины казались вполне безобидными, ни черного фургона, ни черного внедорожника с тонированными стеклами видно не было. Она пару раз для верности надавила на газ, двигаясь по темным, узеньким улочкам, потом отругала себя за напрасные опасения. Повернув на основную магистраль и выбравшись за пределы Саванны, она утопила педаль в пол, желая выбраться из города, подальше от полиции, от прессы, от темноты, окружившей прошлую ночь.
Ускоряясь, она чувствовала, как мысли мелькают также быстро, как крутятся колеса ее «лексуса».
«Так почему же Келли не позвонила?» – размышляла она, опуская солнцезащитный козырек.
«Может, и звонила. Пока ты гуляла с Оскаром. Или была в душе. Ты же отключила звук на телефоне. Ты знаешь, вполне вероятно, что одной из шестнадцати звонивших была Келли».
Закусив нижнюю губу, Кейтлин осознала свою ошибку. Она должна была прослушать сообщения и снова попытаться поймать сестру до того, как увидится с матерью. Теперь придется ждать несколько часов, а она не осмелится говорить о Келли в Оук Хилл.
Кейтлин крепко сжала руль, чувствуя, как потеют руки по мере того, как окраины перешли в поля и болота. Она поставила диск Спрингстина [1] и попыталась погрузиться в музыку E Street Band [2], но это оказалось ей не по силам. Она не могла забыть, что Джоша убили, что полиция считает ее причастной к его убийству, и что даже она сама не могла внятно сообщить о своем местонахождении и действиях в момент его смерти.
«И вся эта кровь в твоей комнате… как она туда попала? Из твоего тела? Да неужели? Если ты потеряла столько крови, то лежала бы сейчас в больнице, на переливании».
Она с трудом сглотнула, едва не пропустив поворот, шины заскользили по рассыпанному на обочине гравию. С бешено колотящимся сердцем она убрала ногу с педали газа.
«Так чья это была кровь? Джоша? Но он находился в своем доме в нескольких кварталах от тебя.
Может, ты перенесла тело.
Может, перевезла его в своей машине».
Ее желудок сжался.
Капельки пота выступили на лбу, и она окинула взглядом заднее сиденье. Никаких темных пятен. И на пассажирском сиденье тоже ничего. Разумеется, она Джоша не убивала и не перевозила его тело к нему домой. О чем она только думает? Это просто безумие.
«Сумасшедшая.
Как бабуля Эвелин».
Она задрожала. Сначала лишь живот, потом ноги.
Не надо… даже не думай об этом.
Она сосредоточилась на дороге. Асфальтовая лента с прерывистой средней полосой поднималась на ухабах и опускалась в узкие канавы. Женщина дышала неровно и неглубоко. В ее мозгу разворачивались ужасные картины. Джош за столом, в крови.
На краю стола лежала копия чертового иска, в котором говорилось, что смерть их ребенка произошла из-за ее небрежности.
Небрежности! Как будто Джейми не была для нее всем, смыслом ее жизни.
– Ублюдок! – выкрикнула она в сердцах, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы при одной мысли о часах, которые она провела у постели дочери, о безумной поездке в больницу, о парализующем страхе, когда доктора и медсестры в скорой пытались и не смогли вернуть к жизни ее драгоценную малышку, а потом… потом… ужасные слова, жалостливые взгляды, жесты, нежное прикосновение к ее руке, когда ей сообщили, что Джейми «скончалась».
– Мне очень жаль, миссис Бандо, – тихо говорил доктор Вогетт в приемном покое больницы с успокаивающими синими и зелеными диванами, пальмами в горшках и фоновой музыкой, тихо льющейся из встроенных динамиков. Серьезное лицо, глаза за очками в проволочной оправе выражали сочувствие.
– Такое иногда случается при вирусной инфекции. Мы сделали всё возможное…
– Нет, – яростно запротестовала она, едва не съехав с дороги. – Нет, не сделали, ублюдок. Никто из вас не сделал всё возможное!
Едущий по встречной грузовик посигналил ей, а водитель выставил руку открытой ладонью, словно напоминая ей, какая она дурра. Все восемнадцать колес пронеслись мимо нее, увозя на себе свой груз – бензин.
– Да, да, знаю, – тихонько пробормотала она, стараясь восстановить контроль не только над машиной, но и над собой. Посмотрев в зеркало заднего вида, она увидела, что полуприцеп пропал за поворотом.
«Ты разваливаешься, Бедовая Кэти. Ты совершенно разваливаешься» – она почти слышала голос Келли, полный тяжких обвинений.
– Соберись, – она сбросила скорость у моста, потом заметила плантацию на другом берегу реки.
Оук Хилл.
Символ богатства Монтгомери.
Напоминание о том, что дни богатства и роскоши давно позади.
Намек на прежнюю Джорджию и благородные традиции южан.
И фасад. Чертово притворство. За крепкими дубовыми дверями, окнами с фаустированным стеклом и толстыми стенами, обшитыми белыми панелями, скрывались секреты, ложь и трагедия. И так много боли.
«Не думай об этом сейчас. Ты не можешь. Просто сделай то, что должна».
Решив не раскисать, она крепко стиснула зубы и заехала на длинную прямую дорогу, обсаженную древними дубами. Их осталось тридцать девять. Одно дерево, вырванное с корнем в грозу, так ничем и не заменили.
Она и Гриффин много раз пересчитывали эти деревья.
– Я встречусь с тобой возле семнадцатого, – часто шептал он ей. Семнадцать было его любимым числом.
Она сбросила скорость, подъезжая к главному дому. Три этажа возвышались над землей, первые два дополнили пристроенными верандами с перилами, а на третьем, под покатой крышей находились мансарды. В прошлом полный величия, теперь он пришел в упадок. Белая краска посерела и начала трескаться и обваливаться.
Черные высокие ставни, сиявшие когда-то, сейчас, испытав на себе жар неумолимого солнца Джорджии, тускло поблескивали в обрамлении окон, застекленных старым, водянистым стеклом. И кустарник разросся, несмотря на то, что садовник трудился тут круглый год. В этом месте раньше проходили вечеринки, слышался смех, люди весело проводили время, а теперь осталось лишь безмолвие и тени, призраки и видения, трагедия и ложь.
Здесь продолжали жить лишь Бернеда, мать Кейтлин, и ее сестра Ханна. В доме работало несколько слуг и, к счастью, осталась Люсиль Васкес. Кейтлин понимала, почему ее мать осталась тут – поместье было ее домом больше сорока лет, но она не могла понять, почему ее младшая сестра решила жить на плантации, в этом мавзолее. В двадцать шесть лет Ханне следовало бы общаться с людьми ее возраста, жить своей жизнью, а не прятаться в этом огромном, увядающем напоминании о Старом Юге. Хотя Ханна всегда была немного «того», не такой как все, оторванной от реальной жизни.
«Как ты?»
Кейтлин проигнорировала ворчливый голос в своей голове и проехала по дорожке до дома. У нее душа ушла в пятки. Черный «рендж ровер» Троя был припаркован в тени, позади «кадиллака» ее матери. Значит, он ее опередил.
Замечательно. Трой, скорее всего, бросился сюда сразу же, как только закончилась его важная встреча. Вот и не вышло самой сообщить последние новости.
Она выбралась из «лексуса».
Ветер принес с собой отголоски тихой беседы и сигаретный дым.
– … всегда попадает в неприятности… после того случая… была не в себе…
Тихий, приятный голос матери донесся до нее вместе с ветром и запахом жимолости. Кейтлин напряглась. Значит, говорили они о ней. Снова. Она допускала, что сегодня дала им настоящий повод. А вот в остальных случаях, вряд ли.
– Ей нужна помощь, – раздался голос Троя поверх звяканья кубиков льда. – Серьезная помощь.
– Я думала, что она у кого-то консультируется… после того, как Джейми скончалась… О, боже, неприятности никогда не кончатся, верно… близнецы всегда были…
Кейтлин застыла. Она едва слышала голос матери, как будто та отвернулась.
– … я никогда не знала, что делать… такая хрупкая, слабая, в отличие от всех вас… иногда так тяжело быть матерью.
