Текст книги "Ночь накануне (ЛП)"

Пролог

«Помогите мне!»

В голове стоял туман.

Перед глазами все плыло.

Он не мог пошевелиться.

Мысли были разрознены и перемешаны. Не скоординированы.

Что-то было неправильно… чудовищно неправильно.

Если бы только он был в состоянии думать. Если бы только смог сконцентрироваться за этой болью, как бритвой нарезающей его мозг слоями.

«Я умираю. Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне».

Он пытался вытолкнуть эти слова, но язык не слушался, и он ничего не смог издать кроме отвратительного хныкающего звука, распластавшись на своем столе… по крайней мере, он думал, что это его стол. С трудом моргая, мужчина попытался сфокусировать взгляд, но освещение было слабым, и затемненные образы казались смазанными, словно он смотрел на мир сквозь туманный широкоугольный объектив.

Как он сюда попал?

Он не смог вспомнить, но чувствовал, что проснулся только что…

Нет… не так… он пришел сюда, чтобы разобраться с какой-то бумажной работой… да… а потом… а что потом?

Кейтлин. Это касалось Кейтлин и развода! Но почему он не может пошевелить рукой? Или ногой? Или… или любой другой проклятой частью своего тела? Волна паники накатила на него. Он приложил больше усилий. Ни один мускул не дрогнул.

«О, Господи, что происходит?»

Играла музыка. Приглушенная классика. Барокко. Какая-то незнакомая ему пьеса лилась из скрытых динамиков, расположенных в комнате.

Какого черта здесь происходит?

«Соберись. Возьми себя в руки. Не паникуй. Ты в своем кабинете в своем доме в Саванне… у стола, и телефон стоит на углу стола, как и всегда стоял… Так почему же я, мать твою, не могу пошевелиться?»

Страх пронзил его, но, несмотря на это, он ощущал сильную апатию, словно мог сдаться темноте, колеблющейся на периферии его зрения. Пот бисеринками выступил на бровях, но он не смог поднять руку и смахнуть капли. Позади себя он услышал шаги… или ему показалось, что услышал. Хорошо. Здесь был кто-то, кто поможет ему.

Или… нет.

Волоски у него на затылке встали дыбом. Адреналин бешено пульсировал в крови.

Как ни старался, он не мог повернуть голову. Почему? Он болен? Одурманен? Спит? Тошнота скрутила желудок. Как он оказался в таком состоянии? Что он сделал? Кто, черт возьми, стоял позади?

«Никто. Там никого нет. Никакого злодея, ради Христа. У тебя крыша едет. Соберись!»

Телефон! Если бы он только смог дотянуться до телефона и набрать 911… Но его рука не шелохнулась. Его мышцы были вялыми… не реагирующими.

– Джош?

Его сердце вздрогнуло, но его тело не пошевелилось.

Голос был приглушенным. Искаженным? Или это только его воображение?

Он снова напрягся, чтобы повернуть голову.

И снова потерпел неудачу.

– Джош? Ты меня слышишь? – Мягко. Завораживающе. И беспощадно.

Кто-то звал его. Возможно, кто-то пришел помочь ему, спасти его. Но все надежды тотчас же умерли. Если бы некто собирался ему помочь, он бы поторопился. Вся эта ситуация была чертовски странной. Если с ним действительно кто-то был, и это не плод его воображения, значит, его нашел враг.

«Господи, помоги мне».

Прохладные пальцы прикоснулись к его запястью. Он внутренне содрогнулся. Внешне даже не пошевелился.

Кто, черт возьми, прикасается к нему, потирает внутреннюю сторону его руки? Проверяет пульс? Он что, похож на мертвеца? Он не мог повернуть голову, не мог оторвать ее от стола, чтобы изогнуть шею и увидеть, кто занимается им, при этом оставаясь не в фокусе, а в его периферийном зрении. Врач?

«О, пожалуйста, Господи!»

Внезапно ему в глаза полыхнул яркий свет, словно кто-то обследовал его, проверяя реакцию зрачков. Он отчаянно пытался различить изображение, заметить хоть что-то вокруг блеска, прожигавшего себе дорожку в его мозг, надеясь мельком увидеть того, кто держал фонарик-авторучку. Но лица не было. Только размытый образ пальцев, обтянутых смотровыми перчатками и слабый след сигаретного дыма.

«Бога ради, прекратите пугать меня до смерти и отвезите в больницу!»

Фонарик, щелкнув, погас. Тьма окружила его, и зрение стало еще хуже, чем было. Яркие кольца света все еще прожигали мозг. Он сполз ниже по поверхности стола и опрокинул пустой стакан, который, упав на бок, скатился со стола и приземлился на ковер с тихим глухим стуком. Прохладные пальцы, массирующие его запястье, не остановились, но он едва мог их чувствовать, с трудом оставаясь в сознании.

«Я жив, ты, идиот, разве не видно? Отвези меня в больницу!»

Но слова застряли у него в горле, он не мог вытолкнуть их, не мог заставить свой язык работать. Тиканье часов в передней, шепот ветра, задувающего во французские окна, которые он оставил приоткрытыми, и стук его сердца были единственными звуками. Мужчина ожидал жуткой пульсирующей головной боли, а вместо этого ритм сердца замедлился, а голову словно окутал туман. В конце концов, может быть, все это сон. Все было слишком сюрреалистично. Будто в замедленной съемке.

Он заметил, как пальцы в перчатках закатали рукав его рубашки, открывая предплечье. Ткань поехала выше, все больше обнажая его руку. Какого черта? Скосив глаза назад, он надеялся рассмотреть того, кто был с ним рядом, но увидел только тени и движение, темную фигуру и… сверкание чего-то. Стали.

«О, Боже».

Лезвия были тонкими как бритва. Два лезвия. Ножницы. Хирургические ножницы? Но… но… Страх заструился по жилам. Он изо всех сил попытался двинуть рукой. Ногами. Любой гребаной частью своего тела, но не смог уклониться, был вынужден лежать на столе и ждать своей судьбы.

И судьба пришла в образе размытой фигуры с ножницами.

Это было безумием. Кто этот человек? Что он задумал сделать этими ножницами? Ничего хорошего.

Он услышал щелчок и увидел, как от его манжеты отлетела пуговица.

И едва не напачкал под себя.

Рукава его рубашки сдвинули выше, оголяя предплечье, его обнаженное предплечье. Джош увидел свою белую плоть, уловил отблеск лезвия.

Разрез!

У него ёкнуло сердце.

Ножницы аккуратно отстригли один волосок с его руки.

Он вздрогнул. Но только внутренне. Нервы превратились в провода, которые искрили, но не соединяли. Он не мог убрать руку, мог только наблюдать за тем, как ножницы приближаются к венам и артериям, которые вились сеткой прямо под кожей. Какой-то его части было все равно. Другая же часть безмолвно кричала в панике.

–Ты знаешь кто я, не так ли?

Голос был таким знакомым. Непристойно соблазнительным.

Он не мог говорить.

– Можешь думать обо мне, как об Атропос [1].

«Атропос? Какого черта?»

– О! Ну, конечно же. Ты, вероятно, не знаешь о трех мойрах, не так ли? В мифологии есть три женщины, которые определяют судьбу человека. Этих трех дочерей Зевса называли Мойрами. Три сестры, определяющие человеческую судьбу.

«Мифология? Что за чушь?»

Ножницы сверкнули в свете настольной лампы. Мужчина внутренне вздрогнул.

– Разумеется, там была Клото. Самая младшая из сестер, она пряла нить жизни, тогда как Лахесис отмеряла ее. Она выбирала для человека жребий в жизни и определяла, насколько долгой будет эта жизнь.

Ножницы приблизились, их острые концы коснулись кожи под его глазами.

Он попытался уклониться, но остался, словно, вцементированным в стол.

– Затем, была еще Атропос. Самая сильная. Которая фактически и заканчивала жизнь, обрезая эту драгоценную нить. – Она щелкнула ножницами. – Её имя я и выбрала.

«Что? Нет!»

Щелк!

Ножницы впились в плоть его щеки, задевая ресницы.

Он ничего не почувствовал. Никакой боли.

Она удерживала его обнаженное запястье.

Лязг!

Первые хлынувшие капли красной крови выступили на коже.

«О, Боже, нет!»

Он попытался отдернуться. Но у него получилось только захрипеть. Джош даже не мог съежиться, когда зловещее орудие нанесло очередной маленький мучительный укус. Кровь размазывалась по лезвию. Страх пронзил его, когда он осознал, что женщина, которую он не мог видеть, намеревалась медленно и методично убивать его.

Этого не может быть! Должно быть, это сон. Кошмар. Какой безумец совершил бы подобное? О, Боже… теперь кровь текла свободно: вниз по его запястью, в его ладонь, сбегая по пальцам и стекая на стол.

«Прекрати! Ради Бога, прекрати!»

Может, все это только для того, чтобы напугать его, может он не умрет. Может кто-то просто решил преподать ему жестокий урок. Видит Бог, в этом городе достаточно людей, желающих увидеть его мертвым.

Но с этой задачей справился бы и выстрел в голову.

Или отрава в напитке.

Или нож в его проклятое сердце.

Если только его убийца не наслаждалась этим… если только все дело было не в его смерти как таковой, а в умерщвлении. Если только больная стерва не тащилась от осознания того, что Джош беспомощно наблюдал, как собственная кровь толчками вытекает из его тела. Задыхаясь, понимая, что будет медленно умирать от потери крови, мужчина повел глазами в сторону стеклянного хьюмидора [2], стоявшего на углу стола. На глянцевой искривленной поверхности он увидел свое собственное бледное отражение и всего лишь намек на склонившуюся над ним фигуру, казавшуюся гротескной в искаженном стекле.

На секунду его взгляд сцепился со взглядом его противника. Он увидел лицо своего палача. Намек на улыбку, проблеск удовлетворения скривили губы убийцы.

Всякая надежда исчезла.

Он узнал перекошенное лицо, и с ясностью, от которой замирало сердце, осознал, что приговорен наблюдать за тем, как сам медленно истекает кровью до смерти.

____________

[1] Атропос – одна из Мойр. Мойры, в древнегреческой мифологии три дочери Зевса и Фемиды, богини судьбы, следящие за ходом человеческой жизни: Клото прядет нить жизни, Лахесис распределяет жизненные жребии, Атропос в назначенный час неотвратимо обрезает нить. В римской мифологии М. соответствуют Парки.

[2] Хьюмидор – коробка для хранения сигар с увлажнителем

Глава 1

Ее голова разрывалась от боли. Словно по мозгу бешеным галопом пронесся табун лошадей. Язык опух, во рту чувствовался мерзкий привкус, и было что-то еще… что-то нехорошее – ощущение угнетенности, которое, казалось, придавливало ее к постели. Ее сердце неистово колотилось, кожа покрылась потом, нечёткие образы из ее сна… Джош…проход по кирпичной дорожке к его дому – врезались в ее сознание.

Сухие листья хрустели под ее туфлями. Ветер шумел в ветвях дубов, вздымая бородатый мох [1]. Где-то поблизости лаяла собака, а в воздухе повис сигаретный дым.

«Тебе не следует здесь находиться. Беги!»

Вверх по ступенькам к кирпичному зданию, что некогда был ее домом. Потрескавшаяся дверь. Луч света, выплеснувшийся на переднее крыльцо. Приманка в темной, душной ночи.

«Не делай этого. Не заходи внутрь!»

«Господи, что я вчера натворила?» – Кейтлин приоткрыла один затуманенный глаз. Ей так хотелось пить…и у нее болело все тело. Слишком много алкоголя… Слишком-слишком много. Она находилась в своей спальне. Наверху гудел потолочный вентилятор, рассвет начинал просачиваться сквозь шторы. Сцены из предыдущей ночи были неясными и непоследовательными. Она вышла из дома, чтобы встретиться с сестрой… да, так и было, потому что… ей необходимо было выйти, чтобы развеяться.

Вчера был день рождения Джейми.

Она услышала жуткое пение, словно дюжина детей фальшиво выводила:

«С днем рождения тебя,

С днем рожденья тебя,

С днем рожденья, дорогая Дже-ейми…»

У Кейтлин сдавило сердце. Ее дочери исполнилось бы пять.

Если бы она была жива.

Она снова закрыла глаза от раздирающей душу боли. Джейми. Любимая, драгоценная малышка. Отнятая у нее, когда ей и трех не было, ребенок с личиком херувима. О, Боже! Кейтлин скучала по своему ребенку. Так сильно, что временами она считала невозможным двигаться дальше, продолжать жить. Сейчас, лежа в постели, зажмурив глаза от правды, она ощутила знакомую боль потери, так сильно это разбередило ей душу.

«Это твоя вина, Кейтлин. Если бы ты была хорошей матерью, такого никогда бы не произошло».

Обвинения Джоша впились в ее мозг, принося с собой вину, неисчезающее ощущение того, что она должна была сделать больше, что если бы она лучше старалась, она каким-то способом спасла бы свое дитя.

«Даже не думай об этом. Не слушай его и, Бога ради, не верь в его ядовитые слова! Ты знаешь, что сделала все, что могла, ради ее спасения».

Она медленно выдохнула, снова глубоко вздохнула, вспомнив, что говорила доктор Уэйд об избавлении от негативной энергии, об обретении себя, своей новой цели. Постепенно скорбь утихла до слабой неясной тоски, расположившейся прямо за головной болью.

Черт, боль была чудовищной. Она должно быть и в самом деле напилась.

Еще одна яркая картинка обожгла ее мозг.

Джош находился в своем кабинете, но не двигался. Нет. Он сидел в кресле, навалившись грудью на стол, руки свисают по бокам, шея повернута так, что он смотрел на дверь. Из его рук вытекала кровь, окрашивая ковер. Рот широко раскрыт, кожа бледная, глаза немигающе уставились на нее.

Она села так ровно, словно аршин проглотила. Господи, это еще что за сон? Ее сердце грохотало о грудную клетку. Обрывки кошмара проходили сквозь мозг, перед тем как исчезнуть.

О, Боже, о, Боже, о, Боже!

«Притормози, Кейтлин. Вдохни поглубже. Это был всего лишь сон. Соберись!»

Она отчаянно ловила ртом воздух. Вспоминая все техники, которым научилась на терапии, заставляя себя обуздать свои зашкаливающие эмоции.

– Больше никогда, – поклялась она. Что бы она не пила накануне вечером, она никогда больше не сделает ни одного глотка… но что это было? Она закрыла глаза. Попыталась вспомнить. Ничего не пришло в голову кроме зыбких отрывочных фрагментов кошмара.

– Господи, – прошептала Кейтлин. Она снова потеряла счет времени. Пропали несколько часов ее жизни. Она даже не помнила, как попала домой. Ощущение некой невероятной нереальности происходящего прокралось в ее сознание. Она не могла дать ему название, но ощущение было достаточно сильным, чтобы от него покалывало кожу.

«Тебе приснился плохой сон. И все. Приди в себя».

Женщина еще раз глубоко вдохнула. Она находилась в собственной постели. Дома. В безопасности.

С невыносимой мигренью. Боль в голове пульсировала. В горле першило, и она чувствовала запах сигаретного дыма, въевшийся в волосы от слишком долгого сидения в баре. О, Боже, она вчера действительно набралась. Рассвет прокрался сквозь открытое окно, и первые лучи нового утра заставили ее поморщиться. Легкий ветерок с жасминовым ароматом принес с собой звуки свежей дождевой воды, журчащей по водосточным желобам. Французские двери были слегка приоткрыты и кружевные занавески поднялись и чуть трепетали, местами затененные, с потемневшими участками и пятнами.

Почему дверь открыта? Это она открыла ее прошлой ночью из-за жары, перед тем как забраться в постель? Картины из кошмара впились в мозг, смешиваясь с размытыми воспоминаниями о ночи накануне. Она выпила несколько порций в баре… где-то в районе порта. Или это тоже была часть бессвязного сна? Она вспомнила шум музыкальной группы и до сих пор ощущала облако застарелого сигаретного дыма, висевшего над толпой. Она выпила несколько больше положенного, ну хорошо, чересчур много, но ведь смогла добраться домой. Как-то. Но эта страница в ее памяти была пустой.

Головная боль, с которой не справилось бы никакое количество экседрина [2], пульсировала за глазом, и она почувствовала себя слабой, дезориентированной, когда взглянула на часы. Вспыхнули красные электронные цифры. Двенадцать часов. Полночь? Полдень? Исключено. Птицы только начинали петь. Должно быть время еще раннее. Пять или шесть утра. Ужасное время для пробуждения. Наверное, батарейка села. Ее разбудил сон: рваные, несвязанные между собой сцены пронзили мозг.

Привкус во рту был отвратительным. Горло сухим, словно его набили ватой. В желудке ощущалась пустота, как будто она избавилась от его содержимого где-то посреди ночи. Проведя ладонью по потному лбу, Кейтлин закинула назад копну влажных локонов и ощутила какой-то покрытый коркой участок. Ее пальцы испачкались…или…или…что это за чертов запах? На секунду она решила, что ее, вероятно, стошнило, но запах был скорее металлический, чем кислый и…и…ох, Боже…Она поднесла руку лицу и увидела, как вниз по ладони стекают капли. Темно-пурпурные. Густые и начинающие подсыхать, просочившиеся из порезов на запястьях.

«Что?!»

С трудом продирая глаза, она приподнялась на кровати, прислонившись спиной к подушкам. Паника усилилась. Она нащупала выключатель светильника. Щелкнула. В слепящей вспышке света девушка увидела кровь.

Натекшую лужицами на простынях.

Разбрызганную по изголовью.

Вытертую о шторы.

Размазанную по стенам.

Повсюду.

– Нет…о, Господи, нет! – Кейтлин соскочила с кровати, ее ноги запутались в ночной сорочке, и она полетела лицом вниз на ковер абрикосового цвета, теперь измазанный красным. – Боже!

«Господь милосердный, что это такое?»

Передвигаясь по-крабьи, она быстро пересекла жесткий ковер. Казалось, что в этой комнате, пятнадцать на двенадцать футов, кого-то или что-то зарезали.

«А ты это проспала!»

У нее замерло сердце, когда она увидела отпечаток ладони на дверном наличнике и еще один мазок на панелях. Ей пришлось бороться с тошнотой, поднимавшейся по горлу. Потеряв голову от страха, она проскользнула в ванную.

Чья это кровь?

«Твоя! Взгляни на себя!»

Ее взгляд метнулся к зеркалу над раковиной. Лицо в том месте, где она провела рукой, покрывали красные пятна, а в ноздрях запеклась кровь. Волосы свалялись и растрепались. У нее просто было ужасное носовое кровотечение, как те, что случались с ней в детстве, и она каким-то образом умудрилась проспать его? Нет… это не давало объяснения порезам на ее запястьях. И крови, размазанной по всей комнате.

Она вспомнила открытую дверь… кто-то сделал это с ней? От страха у нее скрутило узлом желудок. О, Господи,…но почему? Кто? Она начала учащенно дышать, но заставила себя успокоиться. Не вся кровь принадлежала ей. Это невозможно. Она жива. Любой человек, потерявший так много крови, определенно был бы мертв. Никто бы не смог пережить подобную резню.

Кейтлин оперлась о раковину и попыталась все обдумать. Она действительно чувствовала себя одурманенной алкоголем, ее тошнило, мигрень пожирала мозг.

О, Боже, что если человек, который это сотворил, все еще в доме?

Нет, это бессмысленно. Если бы кто-то пытался убить ее, он бы закончил работу. Кровь в ее волосах, на стенах, в душе подсохла. Прошло время. Значит, или его спугнули, или он ушел.

«Или это сделала ты и оставила дверь открытой».

Нет… Но она не смогла вспомнить, не знала.

«Если кровь не твоя, то чья же она?»

– Я не знаю, – прошептала она.

Может быть, жертва все еще в доме.

Она бросила взгляд на душевую кабинку: матовое стекло треснуло, на нем виднелся кровавый отпечаток руки.

«Господи, помоги мне».

Подбадривая себя, Кейтлин положила руку на стекло. Она почти ожидала обнаружить мертвое тело: глаза закатились, язык вывалился, красные сгустки стекают в слив. Она нервно толкнула дверь.

Никто на нее оттуда не выпрыгнул.

Не было никакого полумертвого тела, распростертого на кафеле.

Разбрызганная подсыхающая кровь стекала по плитке извилистыми ручейками. Она почувствовала тошноту. Что здесь произошло? Что? Она затряслась всем телом, когда подняла руку и выяснила, что ладонь совпадала по размеру с отпечатком на дверце душевой кабины.

– Матерь Божья, – прошептала она.

«Думай, Кейтлин, думай. Не паникуй».

Она снова мельком увидела себя в зеркале.

Как это случилось? Где находилась она? Чья это кровь была размазана повсюду? Ее колени не выдержали и подогнулись. Она удержалась за край раковины, наклонилась вперед, и чтобы не упасть в обморок плеснула себе в лицо холодной водой.

«Может быть, ты не одна в доме. Может быть, даже сейчас возле тебя кто-то есть, кто-то на первом этаже. Кто-то выжидающий».

Она поспешно нашла в зеркале свое отражение. Бледная кожа, растрепанные волосы, торчащие под странными углами, в ореховых глазах паника.

«Дверь на веранду оставили открытой, а ты не помнишь, как делала это».

Она перевела взгляд и увидела отразившуюся в зеркале распахнутую дверь, развевающиеся запачканные занавески. Ей подумалось, что она, возможно, заболела.

Некий убийца зашел внутрь, а она, страдая от головной боли, от которой темнело в глазах, не услышала, как он вторгался в ее дом? Но здесь не было трупа. Ничего, кроме ее порезанных запястий и кровоточащего носа… никто бы не пришел сюда для того, чтобы порезать кого-нибудь на куски и унести тело… нет. У нее стучало в голове, рассудок перескакивал с одной безумной идеи на другую.

Но даже если кто-то вошел в дом, то почему не сработала сигнализация?

«Дверь на веранду не заперта, ты, идиотка. Очевидно, сигнализацию не включали».

Она оперлась бедром о раковину и закрыла глаза. В этом нет смысла. Ни грамма. И это пугало ее до чертиков.

«Может, ты пригласила кого-то домой».

Но кого? И зачем? И если это был злоумышленник… почему Оскар не перебудил всю округу своим громким лаем?

Оскар!

Где он?

Насмерть перепуганная, она бросила еще один шокированный взгляд на пятна на полу. Только не пес… не Оскар! Подавляя страх, она вытерла лицо рукавом своей испачканной ночнушки и бросилась к лестнице. Тихонько посвистела.

Тишина.

У нее сжалось горло.

«Лучше бы тебе захватить с собой оружие. Просто на всякий случай».

Кейтлин не держала в доме пистолет, не верила в силу оружия. Закусив губу, она схватила маленькую гантель, одну из тех, с которыми занималась, когда смотрела телевизор, затем осторожно вышла в коридор.

Она шла, напрягая слух, чтобы преодолеть безумный стук своего сердца. Дом был спокоен. Тих. Будто в нем было безопасно.

«Соберись. Сделай это, Кейтлин. Не дай страху парализовать тебя!»

Ее пальцы сжались на импровизированном оружии, когда она заглянула в ванную в коридоре. Пусто.

Нервный пот выступил на ее теле, когда она медленно и осторожно открыла дверь в одну из спален, и сердце пропустило удар, как делало всегда, стоило ей заглянуть в комнату, некогда принадлежавшую ее дочери. Любимая мягкая игрушка Джейми – долговязый, вислоухий кролик – был прислонен к подушкам двуспальной кровати, накрытой лоскутным одеялом в приглушенных пастельных тонах, сшитым вручную. Светящиеся звезды и облака, которые она нарисовала для Джейми, по-прежнему покрывали потолок. Но комната опустела, и, печально подумала она, начинает пахнуть затхлостью и спертостью, напоминая ей, что ее малышки больше нет.

«С Днем Рождения, дорогая Дже-ейми…» – нестройный хор детских голосов пронзительно зазвучал в ее голове.

«Не ходи туда. Не сейчас».

Ее повлажневшие пальцы стиснули рукоятку гантели. Нервничая, она осторожно проскользнула в свой кабинет с чертежной доской и компьютерным столом. Стол был слегка захламлен, чертежная доска, компьютер – все безмолвствовало. И никто не прятался в темных углах или за дверями шкафа. Поворачиваясь, она заметила фигуру в темноте. Нет! Она не смогла вздохнуть, пока не поняла, что это было ее собственное отражение в зеркале в полный рост, которое она повесила на дверь.

Женщина едва не рухнула от слабости на пол.

«Ну же, Кейтлин. Крепись!»

Она бесшумно и с опаской спустилась по лестнице, пальцы левой руки скользили по перилам, правый кулак крепко сжимал гантель. Но, когда она шагнула на вторую ступеньку многоярусного подиума у подножия лестницы, на нее не накинулась темная фигура с ножом или пистолетом из дверного проема кухни. В доме не прогремел выстрел. Не…

Она услышала короткий, громкий скрип.

Подошвы кожаных ботинок по твердому дереву?

Кейтлин замерла.

Сквозь сумасшедшую барабанную дробь своего сердца она уловила гудение холодильника, тиканье часов в коридоре. Она хотела позвать собаку, но решила обождать. И все же заставила себя осторожно двинуться вперед, бегло обследуя взглядом комнаты. Гостиная была точно такой же, как она ее оставила, там все еще пахло срезанными розами, которые она поставила в вазу на кофейном столике. Ни следа крови.

Она начала успокаиваться. По ощущениям дом казался пустым. Она проверила комнату для стирки и кухню, в которую сквозь окна начинал просачиваться солнечный свет, столовую нишу, выходящую на задний внутренний двор. Все было на своих местах.

Так пугающе.

«Особенно в свете того, что все выглядит так, словно Чарльз Мэнсон [3] устроил вечеринку в твоей спальне, пока ты спала».

Она услышала пронзительный лай.

Оскар!

Женщина увидела его через окно эркера: измазанный грязью пес скребся в заднюю дверь. Она чуть не упала от облегчения.

– Как ты отсюда выбрался? – добродушно выбранила Кейтлин задиристого терьера, когда тот встал на задние лапы и стал яростно скрестись в стекло. Тот самый звук, что она слышала. Она отперла дверь, и он кинулся ей на руки. Ероша его жесткую пятнистую шерсть, она задумалась, а не оставила ли его по ошибке снаружи. Она пришла домой, выпустила собаку, затем, по причине одного или двух лишних выпитых «Космополитенов» [4], побрела наверх и забыла про него?

«С чего бы тебе так поступать? Чтобы ты могла без помех распороть себе запястья и пережить худшее носовое кровотечение за последние пять лет? Знаешь, Кейтлин, Келли возможно права. Возможно, ты просто съезжаешь с катушек. На полной скорости».

– Что случилось прошлой ночью? – спросила она у маленького пса, опуская его на пол. Затем открыла консервную банку с собачьей едой и выскребла ее содержимое в его миску, пока он волчком вертелся у ее ног. – Ты и вполовину не так рад видеть меня, как я тебя, – заверила она его, ставя миску на пол. Неистово виляя хвостом, он уткнулся носом в посудину и проигнорировал ее похлопывание по голове. Это была собака Джейми, за его взъерошенную шерсть пса назвали в честь любимого персонажа дочери из «Улицы Сезам» – Оскара Ворчуна [5].

– Вот видишь…все у нас в порядке, – сказала она, но сама с трудом в это верила.

От запаха собачьего корма у нее всколыхнулся желудок. Она качнулась назад, сев на пятки. Какого дьявола она натворила прошлой ночью? Откуда взялась вся эта кровь? Ее спальня выглядела так, словно там кого-то или что-то порезали на ленты. Но она ничего не помнила после поездки в бар. Как он там назывался? «Трясина». Да, «Трясина». Она долго сидела в кабинке, ожидая, когда объявится ее сестра-близнец Келли.

Женщина заметила, что бармен время от времени косился на нее. Вероятно потому, что посчитал странным ее заказ двух «Космо» для себя и одного сухого мартини для Келли, который, если ей не изменяет память, она выпила, когда сестра отколола свой очередной трюк с исчезновением.

Но если отставить в сторону приговаривание двух бокалов, высасывание красного перца из трех оливок и последующее их поедание, она мало что помнила. Слишком мало.

Было шумно… оглушительный хип-хоп соперничал с разговорами и смехом и…

Как лезвие разрезающее плоть, сквозь ее сознание пронеслось быстрое видение. Она стояла в передней дома, который сама же декорировала: стену украшали картины с изображенными на них чистокровными лошадьми, старинные напольные часы несли свою вахту у подножия лестницы. Она подошла к приоткрытой двери в кабинет, стуча каблуками туфель по мрамору. Звуки классической музыки подтолкнули ее открыть дверь и обнаружить за ней своего раздельно проживающего мужа, смотрящего на нее незрячими глазами. Под его рабочим креслом натекла лужа крови.

Кейтлин ахнула. Почему она думает о Джоше сейчас? Образ его белого, безжизненного лица снова вспыхнул перед ее глазами. Почему она представляет его себе мертвым?

«Потому что вчера был день рождения твоей дочери».

«Потому что ублюдок разводится с тобой».

«И потому, что он собирался подать на тебя в суд за смерть в результате противоправных действий. За смерть твоего ребенка. Твоей малышки».

– Прекрати!

Ей приснился кошмар. На ахти какое большое дело. Никто не пострадал. Она достала бутылку воды из холодильника, открутила крышку и выпила половину, только для того чтобы почувствовать, как жидкость поднимается обратно. Стремительно. Она сложилась пополам над раковиной.

Ее стошнило. Раз, потом другой. Пока рвотные позывы не превратились в сухие спазмы, а она не взмокла от пота так, что хоть выжимай.

«Тебе следует позвонить своему психиатру. Ты теряешь рассудок!»

Но она не могла. Доктор Уэйд недавно уехала. Так что Кейтлин лишилась психиатрической помощи. Замечательно. Она не озаботилась поисками другого врача. Не захотела.

До сих пор.

«Тогда полиция. Позвони им».

«С какой стати? Потому что у меня кровь носом шла? Потому что я, возможно… по пьяной лавочке… пыталась вскрыть себе вены?»

«Снова. Ты, возможно, снова пыталась вскрыть себе вены», – напомнил ей этот ворчливый голос в ее голове.

«Если я вызову копов, они меня увезут. В психушку».

«Может, тебе там самое место».

– Нет! – Она посмотрела на свои руки и нахмурилась. Тот инцидент произошел давным-давно.

«Тот «инцидент» почти стоил тебе жизни».

Об этом ей думать не хотелось. Не сейчас.

В первую очередь самое главное. Ей нужно взять себя в руки. Успокоиться. Взять ситуацию под контроль. Ей нужно удостовериться, что дом заперт, затем вымыться самой и приниматься за бардак наверху. Но сначала ей необходимо позвонить Келли. Выяснить, что случилось.