Текст книги "Ночь накануне (ЛП)"

Автор книги: Лайза (Лиза) Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

банку растворимого кофе и заменитель сливок. Мужчина отнес электрический чайник в ванную и набрал в него воды, потом включил его в розетку. Пока вода нагревалась, он сел в свое кресло и потянулся за своим блокнотом. За верхним в стопке.

– Не хотите рассказать мне, что случилось с вашими сестрой и матерью? Вы казались очень расстроенной, когда звонили.

– Я и была расстроена. И сейчас тоже, – признала она, отказываясь отступать, прислушиваться к предупреждениям в своей голове. Сегодня. Она собиралась начать возрождать свою жизнь. Прямо сейчас. В этот конкретный момент. Кейтлин так сильно сжала кулаки, что почувствовала, как ногти впиваются в ладони.

Медленно разжимая пальцы, она начала с аварии ее сестры и последствий этого происшествия. Она объяснила отношения в семье: ярость Йена, хрупкость Бернеды, и вызывающую позицию Ханны. Она упомянула, что Люсиль была колючей, и что вся семья применяла к Кейтлин политику невмешательства.

– Словно они не только считают меня запутавшейся или слабоумной, – пояснила она, поднимаясь, потом подошла к окну и стала следить за тем, как ночь опускается на город, – но относятся ко мне так, будто я какое-то пугливое создание. И они боятся, что если кто-то сделает или скажет что-то неправильное, я могу окончательно сорваться с катушек и снова оказаться в психиатрической клинике.

– Вы боитесь этого?

– Да! – она повернулась, чтобы посмотреть прямо на него. – Да! Да! Да! Я побывала в одной из них, и позвольте заметить, это не пикник. Люди там… – Она воздела руки к потолку, словно в молитве к небесам. – Бог мой, сколько себя помню, я постоянно слышала, как люди шепчутся обо мне, о том, что я какой-то уродец. Некоторые считают, что это я убила Чарльза, даже члены моей семьи, потому что я вытащила проклятую стрелу из его груди, и они думают… О, не знаю я, что они думают. Просто, что я сумасшедшая, полагаю. – Она тяжело опустилась назад на кушетку. – Ненормальная – самое популярное определение. Наверное, это не так грубо, как душевнобольная, и пожалуйста, не спрашивайте, сумасшедшая ли я, хорошо? Потому что в действительности, я не знаю. – Откидывая волосы с глаз, она боролась с желанием полностью рассыпаться на кусочки. – Вам бы стоило посмотреть на них дома. На всех них. Включая маму. Это было просто странно.

– Ну что ж, давайте постараемся избавить вас от клиники, хорошо? – Он послал ей улыбку, которая каким-то образом проникла сквозь все тени в ее сознании.

– Я обеими руками «за».

Он удерживал ее взгляд своим, может, на секунду дольше, чем необходимо. И она испытала этот слабый всплеск возбуждения в своих нервных окончаниях, появлявшееся, когда она встречала мужчину, которого находила интересным.

– Вы что-то говорили о том, что ваша мать в больнице, – подтолкнул он. Его голос казался немного грубее, чем раньше.

– Из-за всех этих тревог, вызванных заявлениями Аманды, что кто-то пытался ее убить, я думаю, у мамы случился приступ стенокардии, когда она поднималась по лестнице, чтобы лечь спать. Некоторое время положение было критическим, но сейчас она стабильна.

– Рад это слышать.

– Я тоже, – призналась Кейтлин, затем собралась с силами. Сейчас или никогда.

– Адам, – произнесла она, и ее голос прозвучал неестественно, даже для ее собственного слуха.

Его глаза снова нашли ее, его зрачки стали темнее от теней в комнате.

– Есть кое-что, что вам следует знать. Я не думаю, что я сумасшедшая – то есть, я молюсь, чтобы это было не так, но… – Как она могла объяснить то, что сама не понимала? У нее внезапно повлажнели ладони, сердце неистово заколотилось. Медленно, она усилием воли заставила себя обрести хотя бы видимость спокойствия.

– Что такое? – с его губ исчез даже намек на улыбку. Выражение его лица было настороженным, мышцы напряжены. Как будто он знал, что она собирается сказать.

Тем не менее, она отважилась продолжить.

– Происходят странные вещи. Не только для семьи, но и для меня в особенности. – Ей так сдавило грудь, что ужасные слова приходилось выталкивать. – Кроме плохих снов, у меня бывают вспышки воспоминаний и ощущение дежавю об определенных событиях, вещах, связанных с некоторыми из произошедших «несчастных случаев». Я помню образы, небольшие проблески, в которых не слишком много смысла. Как, например, я прикасаюсь к машине, в которой чуть не погибла моя сестра, или вижу лекарство моей матери в ее комнате. – Она с трудом сглотнула и почувствовала внутреннюю дрожь, ощущение, что она собирается шагнуть в черную пустоту. Словно открывает запертую дверь на лестницу в запретный подвал и рискует тем, что дверь за ней захлопнется, и она услышит звук поворачивающегося ключа и будет навечно поймана в ужасающей пустоте.

Закрывая глаза, она продолжила:

– На следующее утро, после того как убили Джоша, я проснулась и… и в моей спальне повсюду была кровь. То есть, везде. – Она начла дрожать, натягивая рукава своего свитера. – В постели, на шторах, в лужах на полу, в ванной…о, Господи, она была повсюду. На стенах и ковре, размазана по раковине и кафелю. Стеклянная дверь в душевую кабинку треснула…но я не помню, чтобы пробивала ее рукой. И на занавесках была кровь, о, Боже мой…

Ее голос повысился на октаву, и она с трудом выталкивала слова. Открыв глаза, она увидела, что лицо Адама превратилось в маску, но под контролируемым выражением, в напряженных уголках рта, она почувствовала его шок. Нет причины останавливаться сейчас. Продолжая, Кейтлин сказала:

– Той ночью у меня шла носом кровь, и я обнаружила …вот это. – Она протянула руки, повернув их ладонями вверх, показывая уродливые шрамы на запястьях. – Я не помню, как наносила их. Я не помню носового кровотечения, и даже если я сделала это… поранила себя, я не думаю, что из меня вытекло достаточно крови, чтобы устроить весь тот бардак. И я боюсь…о, Господи Иисусе, я боюсь, что каким-то образом ответственна за смерть своего мужа.

_______________

Примечания:

[1] Прозвище девушки – Крикет (cricket) – по-английски означает «сверчок».

[2] Старинное пожелание на ночь, появившееся еще во времена первых английских поселенцев: «sleep tight and don't let the bed bugs bite». Первая часть произошла от кроватей с веревочными сетками, которые имели тенденцию со временем провисать. Однако веревки можно было подтягивать, т.е. крепко или туго (англ. tight) натягивать. Вторая часть объясняется тем, что спящих действительно могли покусать постельные клопы и прочие кровососущие паразиты, живущие в матрасах и постельном белье, т.к. в те времена таких действенных средств от насекомых, как сейчас, не было.

Глава 22

– Думаете, это вы его убили? – спросил Адам, его лицо приобрело натянутое выражение.

– В том-то и дело. Я не знаю. Я не помню. Но полиция утверждает, что на месте преступления обнаружили кровь моей группы, а потом еще эта кровь по всей моей спальне. Я обманывала себя, считая, что вся она – моя, но это было бы невозможно. – Она сделала глубокий вдох, неуверенная, правильно ли она поступила, решив довериться ему.

– Что вы помните? – его голос был мягким, не наполненным обвинениями, в его тоне не слышалось ни следа осуждения.

Она рассказала все, что смогла: о том, как ждала Келли в баре и перебрала с выпивкой, о том, что не помнит, отправилась ли она в дом Джоша, уйдя из бара, а помнит только, что каким-то образом проснулась запутавшаяся в заляпанных кровью простынях.

– …Это было ужасно. Омерзительно. Я была напугана и не могла выносить вида беспорядка, поэтому все как следует вычистила: выстирала постельное белье и шторы, отмыла стены, сантехнику, ковры – все, на чем я заметила кровь. – Она зарылась пальцами обеих рук в волосы, борясь с головной болью, начинавшей пульсировать в основании черепа. – Кажется, я теряю рассудок. Полагаю, мне следует обратиться в полицию, но боюсь это сделать. Детектив Рид и так уже считает меня главной подозреваемой.

– Вы считаете себя способной на убийство?

– Нет! Конечно же нет! – она покачала головой, натягивая рукава хлопчатобумажного свитера ниже, чтобы прикрыть раны. – Но я не знаю, что и думать. Меня посещают проблески, короткие фрагменты мыслей о месте убийства. Перед глазами стоит картина мертвого Джоша, сидящего за своим столом, и есть еще кое-что. – Она сопоставила свои приступы дежавю и отрывки своих снов, маленькие осколки воспоминаний, которые связывали ее с несчастными случаями и трагедиями в ее семье. – И это еще не все. Я чувствую, что за мной следят, и не знаю, установила ли это полиция наблюдение за моим домом, или меня преследует какой-то злоумышленник, или это все мое неуемное воображение. – Она устало вздохнула. – У меня такое ощущение, словно я бегу, но не знаю, откуда, и понятия не имею, куда. Это приводит в замешательство. Сводит с ума.

– Вы не сумасшедшая.

– Погодите. Вы еще не настолько хорошо меня знаете.

– Достаточно, чтобы знать, что вы не спятили, поэтому давайте даже не будем начинать. – Он произнес это со всей серьезностью, отложив в сторону ручку. – Предлагаю сделать перерыв. Это довольно тяжелый разговор. Почему бы нам не пойти, не выпить настоящего кофе или не пообедать? Я угощаю, и счетчик за мое профессиональное время будет выключен.

Она насторожилась.

– Я не знаю.

– Пойдемте, – уговаривал он, – я проголодался. Обещаю: никаких профессиональных разговоров. – Положив свои записи на стол, он поднялся. – Прямо за углом есть великолепный ресторан. Гарантирована настоящая местная кухня. Пройдемся пешком.

– Но…

– Я угощаю. Пойдемте. – Он уже направлялся к двери, позванивая ключами.

Чему это может повредить? Допустим, он ее консультант. Это не значит, что они не могут узнать друг друга получше, не так ли? Ох, Кейтлин, это неприятности. Большие неприятности.

Но с другой стороны, в этом нет ничего нового.

На улице, он взял ее за руку и повел по аллее через сквер к зданию, построенному двести лет назад.

Они поднялись по парадной лестнице к стойке администратора, где их встретила официантка и провела наверх, в комнату, некогда бывшую спальней, из которой через французские двери можно было попасть на крытую веранду. Растения в горшках, украшенные крошечными лампочками, отделяли столики друг от друга. С их выгодной позиции открывался прекрасный вид сверху на сквер и обрамленные рядами деревьев улицы. Теплый бриз принес с собой запах реки, теплый аромат выпекающегося хлеба и привкус сигаретного дыма.

– Вам принести что-нибудь из бара? – предложила официантка, отбарабанив перечень особых блюд.

– Кейтлин? – он вопросительно посмотрел на нее, и она подумала о том, как пила в прошлый раз. В ночь, когда умер Джош. В ночь, когда ее память изрешетило огромными дырами.

– Чай со льдом и сахаром, – сделала она заказ.

Уголок его рта приподнялся, и намек на улыбку коснулся глаз:

– Я буду скотч. Неразбавленный.

Когда официантка удалилась, он посмотрел на сквер, где несколько прохожих прогуливались в пятнах света от уличных фонарей среди высоких темных дубов. Кейтлин гадала, кто скрывается в тенях, если вообще кто-то следит за ними. Она открыла меню, понимая, что аппетита у нее нет, и без особого интереса просмотрела перечень блюд.

– Вы считаете, мне следовало обратиться в полицию? – спросила она, притворяясь, что изучает список аперитивов.

– Я думал, мы оставили все эти разговоры в офисе.

Она повела плечом:

– Мне бы хотелось узнать ваше мнение.

– У меня нет степени в области права. – Он захлопнул свое меню и бросил его на стол. – Думаю, вам может понадобиться адвокат.

– Я как раз занимаюсь его поисками. Моя сестра юрист, если помните, но не по уголовному праву, по крайней мере, уже нет, но она дала мне несколько имен, и на послезавтра у меня назначена встреча с одним из них.

– Отлично.

– Все это так неприятно. – Она снова почувствовала это давление, то самое, которое ощущалось как двухтонный груз на ее груди и не давало ей дышать.

Адам потянулся через стол и накрыл своей ладонью ее руку. Его глаза стали темнее ночи, зрачки расширились. Ладонь на ее руке согревала своим теплом. Загрубевшая. Сильная. Это дало ей больше поддержки, чем Кейтлин ожидала. Больше, чем она хотела.

– Сейчас время расслабиться, – мягко сказал он. – Мы разберемся с этим.

– Точно?

– Да. – Его потемневшая от щетины челюсть дрогнула в слабом намеке на улыбку.

Он был красивым мужчиной, не в самоуверенной, грубой манере, а скорее спокойной привлекательностью. Не тот, кого заметишь первым в комнате с незнакомцами, но тот, к которому может тянуть, на которого можно положиться. Тот, кто, если заглянуть под его налет отчужденности, был сильным, страстным мужчиной с несколькими тайнами, которые он держал за семью замками.

– У вас есть другие пациенты? – спросила Кейтлин, забирая свою руку, когда с их напитками вернулась официантка, худенькая стройная девушка с мелированными светлыми волосами и слишком большим для ее лица ртом.

– Вы выбрали? – спросила она.

Адам жестом предоставил выбор Кейтлин:

– Чего бы вы хотели?

– Красный рис с креветками и жареную окру[1], – Кейтлин выдавила улыбку. – Любимые блюда моего отца. Настоящая Южная стряпня.

Адам рассмеялся:

– А я буду свиную отбивную с кукурузным хлебом и деревенским соусом.

– Что-нибудь еще? – спросила официантка.

– Вина? – Адам вопросительно поднял бровь, но Кейтлин покачала головой, не желая рисковать. – Может кусок пирога с пралине из ореха пекан на десерт, – театральным шепотом обратился к официантке Адам, передавая девушке их меню.

– Я позабочусь об этом. – Она продефилировала к следующему столику.

С того момента как убили Джоша, Кейтлин впервые почувствовала себя в безопасности. Смогла немного расслабиться. Адам рассказал пару «бородатых» анекдотов, вызвав у нее смех, и она прекратила беспокоиться хотя бы ненадолго. К тому времени, когда появилась официантка с большими плоскими блюдами, над которыми поднимался пар, к Кейтлин вернулся аппетит, и она уткнулась в тарелку с пряным рисом и сочной окрой.

– Думаю, я должна извиниться пред вами, – произнесла Кейтлин, поймав на себе его внимательный взгляд.

– За что?

– За то, что была занудой. Это, – она обвела рукой веранду и ресторан, – было прекрасной идеей.

– Я так и подумал.

– Мне кажется, я могла бы сделать ее еще лучше, – возразила она, отпивая маленьким глотками свой чай со льдом.

– В каком смысле?

– Мы могли бы поиграть, доктор. – Она подняла бровь в шаловливом приглашении, и когда увидела, что он вновь стал серьезным, добавила, – Я буду доктором, а вы пациентом.

Он отложил свою вилку в сторону.

– Кейтлин?

– Я говорю о докторе вашего направления. Ну, знаете, докторе философии [2]. Теперь моя очередь подвергать вас психоанализу, для разнообразия.

– О! – он усмехнулся. – Вы это нарочно сделали.

– Попались! – рассмеялась она. – У меня все же есть чувство юмора, хотя в последние несколько недель оно почти не подавало признаков жизни.

Отодвинув от себя столовые приборы, он поднял голову и пристально посмотрел на нее.

– Вы обворожительная женщина, Кейтлин.

– Вы считаете? – поддразнила она, однако была польщена.

– Многогранная.

– Но-но. Я доктор, помните? Моя очередь. – Она указала своей вилкой в его грудь. – Выключите-ка это на минутку. Знаете, проблема с психологами в том, что они всегда на работе. Каждый раз, когда они встречают кого-нибудь, это словно новый случай, готовый к тому, чтобы на него набросились.

– Это довольно общее утверждение.

– Но справедливое.

Он приподнял плечо, и она видела веселье в его глазах, слегка поднятые уголки губ, интеллект, проступающий в чертах его лица.

– Хорошо, доктор, что вы хотите знать?

– Во-первых. Вы когда-нибудь были женаты?

Улыбка стала более напряженной.

– Однажды.

– Х-м-м.

– Это недолго продолжалось. И произошло много лет назад. Как я говорил ранее, детей не было.

– Вы видели ее с тех пор?

– Редко.

– Постоянная подружка?

– В данный момент? – он покачал головой. – Нет. Вспомните, я только что приехал в город.

– Но я подумала, что вполне возможно есть женщина, которая ждет вас дома.

– На Среднем Западе? Нет. Никакая женщина меня не ждет.

– Я подумала, что вы, возможно, бежали от чего-то – какого-то тяжелого, темного, подозрительного прошлого, и поэтому вы здесь.

– Может я бежал к чему-то.

– К чему?

– Вопрос по-прежнему следует рассматривать в настоящем времени, не так ли? – поддразнил он. Теперь, когда они покинули территорию опасных разговоров, его улыбка стала шире. – Может это был фатум, судьба или расположение планет.

– Думаете? – спросила она, развеселившись.

– Кто знает, но я здесь, и в данный момент я думаю, что это могла быть одна из самых лучших идей, которая приходила мне в голову. То есть, как замечательно сидеть на открытом воздухе в Саванне, вкушать превосходную пищу и проводить время с очаровательной красивой женщиной?

– С той, которая сказала вам, что не помнит, была ли она замешана в смерти мужа, – напомнила она ему, и часть волшебства вечера, казалось, рассеялась.

– Эй, давайте-ка отставим данную тему в сторону до конца вечера.

– Это не так просто.

– Попытайтесь. – Он подозвал официантку и заказал пирог с мороженым и две вилки. – Всего лишь еще на несколько минут.

– Хорошо. – И она постаралась изо всех сил. Смеялась, шутила, позволяла ему кормить ее сладким лакомством, разглядывала темную площадь через улицу и старалась не представлять себе затаившиеся глаза, следящие за ней из чернильно-черных теней. С Адамом она была в безопасности. Кейтлин доверяла ему, и когда он оплатил счет, отказавшись принять ее долю, не стала с ним бороться. Они вместе пошли к его офису, и когда он взял ее за руку, когда они переходили дорожку за офисным зданием, женщина не стала сопротивляться. Они подошли к ее машине, и она испытала легкое разочарование от того, что вечер закончился.

– Может вам следует прийти завтра, – предложил он. – Мы можем обсудить, все, что вы захотите. И у вас есть мой номер, не так ли?

– На вашей визитке у меня в сумочке.

– Отлично. Можете звонить мне в любое время. – Они стояли под фонарем охраны на маленькой парковке. Он сжал ее пальцы. – В любое время.

– Вы можете пожалеть об этих словах.

– Я так не думаю. – Его зубы сверкнули белым на фоне темной кожи. Его глаза поймали ее взгляд, и у нее перехватило дыхание. Он собирался поцеловать ее. Она была в этом уверена. Трепет возбуждения скользнул по ее позвоночнику, он наклонился и слегка коснулся губами ее лба. – Берегите себя.

Он открыл перед ней дверцу машины.

– Вы тоже. – Не обратив внимания на открытую дверь, она поднялась на цыпочки так, что их лица оказались на одном уровне. – Спасибо за прекрасный вечер.

Она быстрым поцелуем прижалась к его губам и скользнула в свой «лексус». Пока он стоял там, ошеломленный, она захлопнула дверцу, вставила ключ в зажигание и завела машину. Она подала назад, посигналила и вывернула в проулок. Она усмехнулась своему отражению в зеркале заднего вида. Обернулась назад и увидела его стоящим на том же месте под уличным фонарем, где она его оставила. Поцеловать его было смелым поступком. Непохожим на нее. Но с другой стороны, она много чего сделала за последние дни, что было не в ее духе.

И ей это нравилось.

* * *

Бернеда приоткрыла один затуманенный глаз. На мгновение ее сбила с толку окружающая ее тишина. Единственное освещение исходило от задней подсветки нескольких приборов из наружного коридора. Затем она постепенно вспомнила, что находилась в больнице, спала на неудобной кровати, трубки входили и выходили из ее тела. Ее сознание было вялым, мысли не двигались ни в каком конкретном направлении, кроме того, что ей хотелось домой. В большой дом на плантации, напоминавший о более благородных временах, в свою собственную комнату, в свою собственную постель.

Она хотела, чтобы ее ждала Люсиль. Добрая и терпеливая Люсиль, не то, что некоторые бесцеремонные девицы, которые тыкали и кололи ее от имени здравоохранения.

Что она делает здесь, в этой частной палате? Еще один приступ? Да… дело в этом. В этом ли? Ее мысли двигались намного медленнее скорости света. Она потянулась за салфеткой на столике, но не смогла заставить свою руку подчиниться мозгу. Она осознала, что ее зрительное восприятие было искажено, что серебристые приборы в палате были непропорциональны, растянуты до невозможных форм. Она облизнула губы, и оказалось, что ее язык опух. Что бы они ей там не дали, лекарство было сильнодействующим.

Ей необходимо еще поспать. Вот именно. Она уже начала закрывать глаза, когда заметила движение возле двери. Беззвучно, словно на тихих кошачьих лапах, появилась фигура. Женщина. Может очередная медсестра. Снова пытки. Бернеда почти ожидала, что какая-нибудь нахальная девица попытается измерить у нее температуру или кровяное давление. Но когда силуэт замаячил ближе, а лицо незнакомки оставалось в тени, Бернеда почувствовала, что что-то не так. Присмотревшись своим туманным, искаженным зрением, она начала что-то говорить, но со скоростью броска кобры женщина достала из-за спины какой-то предмет. Подушку. Едва Бернеда открыла рот, как лицо накрыли подушкой. Она попыталась кричать, но смогла только задергаться, как марионетка. Женщина была на удивление сильна, а Бернеда – слаба и одурманена.

«Помогите мне», – безмолвно закричала она, чувствуя, как горят ее легкие, словно готовясь взорваться. Боль пронеслась по телу, стенокардия внесла свою лепту – тяжелое гнетущее давление на ее сердце напомнило пожилой женщине о ее состоянии. Она попыталась вдохнуть воздух и почувствовала, как наволочка подушки продавливается в ее горло. Нет! Этого не может быть! Кто пытается ее убить?

Край подушки частично перекрывал ей обзор, да и зрение подводило, но когда нападавшая сильнее надавила ей на грудь, передвигая ужасную подушку на нос жертвы и тем самым превращая ее легкие в огонь, Бернеда уловила предсмертное видение своей убийцы. Знакомое, хоть и искривленное, лицо.

– Я – Атропос, – внезапно прошептала убийца на ухо Бернеде. – А ты встретила свою судьбу.

__________________

Примечания:

[1] Окра, Бамия, или Гомбо, или Дамские пальчики (лат. Abelmoschus esculentus) – однолетнее травянистое растение, вид рода Абельмош (Abelmoschus) семейства Мальвовые, овощная культура.

Молодые стручки бамии употребляют в пищу. Стручки бамии нельзя долго хранить, они быстро становятся волокнистыми. По вкусу плоды бамии являют собой нечто среднее между баклажанами и спа́ржей, что делает её применение в кулинарии достаточно широким. Из плодов бамии готовят салаты и супы, кроме того, стручки сушат, замораживают и консервируют. Варёная или слегка обжаренная бамия, не требующая длительной тепловой обработки, может быть гарниром к мясу или птице, а также заправкой для супов. Она хорошо сочетается с помидорами, чесноком, луком, имбирем, красным стручковым перцем и другими специями. Из зрелых семян готовят напиток, по вкусу напоминающий кофе.

Убирают плоды бамии многократно, примерно каждые 3—4 дня, до самых заморозков, более зрелые плоды грубеют, становятся жёсткими и несъедобными.

Благодаря высокому содержанию в плодах бамии слизистых веществ, блюда из бамии полезны для профилактики и лечения различного рода заболеваний желудочно-кишечного тракта. Замечено, что бамия помогает восстанавливать истощённые силы организма после тяжёлой физической работы или длительной болезни. По данным некоторых учёных употреблении бамии наилучшим образом отражается и на половой потенции. Отвар и блюда из свежих или замороженных стручков бамии применяют при бронхите и простуде.

[2] Доктор философии (лат. Philosophiæ Doctor, Ph.D., PhD, обычно произносится как пи-эйч-ди) – учёная степень, присуждаемая во многих странах Запада. Фактическим аналогом учёной степени «доктор философии» в российской системе образования является учёная степень «кандидат наук». Квалификационной работой соискателя степени является докторская диссертация. Несмотря на название, в настоящее время степень не имеет никакого практического отношения к философии (только историческое) и присуждается почти во всех научных областях, например: доктор философии по литературе или доктор философии по физике. Такое положение связано с традициями, восходящими к временам средневековых университетов, стандартная структура которых обычно предполагала наличие факультетов философии, юриспруденции, теологии и медицины. Поэтому помимо степени доктора философии существуют и ограниченный ряд других докторских степеней того же ранга; врачам присуждается степень доктор медицины, юристам – доктор права, богословам – доктор богословия, а всем остальным – доктор философии.

Глава 23

Он проснулся весь в поту. Член отвердел, кожа взмокла, дыхание сбилось. Адам отбросил простыню и пошел в ванную, где нашел полотенце и вытер лицо. Ему приснился сон, и во сне он был с Кейтлин, целовал ее, трогал, почти занимался с ней любовью. Он хотел ее так сильно, как никогда не хотел другую женщину.

Но это был всего лишь сон.

Мысленно он видел ее расположившейся в шезлонге, на палубе изящного прогулочного катера, что было не чем иным, как плодом его собственного воображения. Кейтлин была полностью обнажена, если не считать пары солнечных очков. Она поглядывала на него с лукавой соблазнительной улыбкой, ее кожа мерцала под горячим тропическим солнцем. Он шел к ней по промасленным тиковым доскам. И тоже был обнажен, в полной боевой готовности, и знал, что она хочет заняться с ним любовью.

Он приблизился к ней и опустился на колени, поцеловав в пупок, она застонала и выгнулась ему навстречу. Ее тело нагрелось под солнцем, кожа была соленой на вкус. Он скользнул вверх и обвел языком твердый напряженный сосок.

– О-о-х, – застонала женщина, и он засмотрелся на ее лицо, наблюдая, как она расслабленным жестом сняла солнечные очки, и удивленно взглянула на него. И как только она убрала очки с глаз, то перестала быть Кейтлин Монтгомери Бандо, а превратилась в Ребекку – улыбка, изогнувшая губы, окаменела, глаза стали безжизненными, черты лица – восковыми, а тело таким же холодным, как мрамор.

Теперь, глядя в зеркало, он столкнулся с тем, чего боялся в течение многих недель. Ребекка не отправилась ненадолго куда-то под влиянием настроения, и даже не оставила его для того, чтобы найти нового любовника, что, в общем-то, было вполне вероятно. Она мертва.

И разгадка каким-то образом связана с Кейтлин.

Из обрывков заметок, сделанных Ребеккой, он выяснил, что Кейтлин Бандо была ее самым интригующим клиентом, что она планировала побольше узнать о ней и ее сестре-близнеце Келли, но информация была слишком разрозненной. Волнующей, но неполной. Отсутствовали многие и многие страницы.

Накинув на шею полотенце, он вернулся в свой кабинет. Было четыре часа утра, но он не чувствовал усталости. Адам выдвинул стул из-за стола и включил компьютер. Образ Кейтлин заполонил мысли, пока машина гудела, оживая. Он представил разметавшиеся по подушке темные волосы, ее лицо, обращенное к нему, мягкую как шелк кожу ... о, черт, слишком давно он не был с женщиной. Слишком давно. Изгоняя из мыслей соблазнительный образ, он проверил свою электронную почту. Он надеялся получить сообщение, что жесткий диск, который он отнес в частную компанию, подлежит восстановлению, и любую информацию, однажды на него записанную, можно извлечь. Но пока его друг из компании не ответил.

Так что придется подождать.

Однако, время у него истекало.

Вскоре ему придется сказать правду Кейтлин. Полиции. Себе. Потому что он слишком далеко зашел. Его увлечение Кейтлин уже вышло за границы профессионализма; он скользит по все более и более тонкому льду. Скоро все рухнет, и он погрузится в черное забвение, в водоворот эмоций, тянущих вниз.

Он счел ее интригующей. Необыкновенно интригующей.

И не только из-за обстоятельств.

А потому, что она безумно сексуальная женщина; единственная, которой он не мог подобрать определение. Только что застенчивая, а через минуту – смелая. Ее тревоги казались реальными – или были частью более глубокого психоза?

Я боюсь ... о, Господи... Я боюсь, что каким-то образом причастна к смерти своего мужа.

Убийца?

Нет.

Каким образом она получила порезы на запястьях?

А как насчет той крови, которая, по ее словам, была в ее спальне? Реальность? Или галлюцинация?

Он промокнул лоб краем полотенца, потом пошел на кухню и достал пиво из холодильника. Он не может увлечься Кейтлин Бандо. Не может. Адам сорвал крышечку с «Миллера» и сделал большой глоток. Кого, черт возьми, по его мнению, он дурачит? Он увлечен. И давно.

И уже слишком поздно.

***

Атропос тихо гребла по воде; лодка скользила поперек потока, и она улыбалась, несмотря на усталость. Спрятав машину, она поспешно спустилась к реке по дорожке, освещаемой лунным светом. Ее каноэ находилось там, где она его оставила, и она вытолкнула лодку в темный поток. Она всегда чувствовала себя на воде как дома и обожала ночь. «Как вампир», – подумала она, уверенно гребя против течения реки. Глядя на луну, она обдумывала стоящую перед ней задачу. Когда-то у нее были сомнения, но теперь она знала, как надо действовать. Ощущая приближение бури, она направила изящную лодку к причалу. Быстро выбралась на тропинку. Женщина была одновременно утомлена и взбудоражена, убийства всегда и истощали, и освежали ее, тем не менее, ей требовалось немного времени, чтобы отдохнуть. Обдумать содеянное. Поразмыслить.

Она тихонько прокралась в полумраке к своему тайному убежищу, затем поспешила вниз по лестнице. Времени осталось немного. Скоро рассвет. Нашла фонарик, там, где его оставила, и посветила на свою пленницу. Крикет тяжело заморгала, и ее пристальный взгляд переместился от луча света на банку с пауками.

Она побледнела и скорчилась, пытаясь закричать сквозь кляп во рту.

Придется преподать еще один урок послушания.

– Я еще кое о ком позаботилась, – сказала Атропос, доставая из кармана и разворачивая длинный шнур.

Крикет оцепенела.

– Бернеда. Ну, ты помнишь, мать. – Атропос вздохнула и отбросила волосы с плеч.

Она могла бы закурить... но еще нет. Крикет извивалась в грязи, пытаясь отползти от молочной бутылки. Жалкое зрелище. Такая наглая девчонка превратилась в желе – и все из-за нескольких маленьких пауков. Как легко было узнать об их страхах.

Безумный взгляд остановился на Атропос.

– Правильно. Она мертва.

Глаза округлились, затем послышался судорожный приглушенный вдох.

– Как? О, у нее было слабое сердце и еще... э-э, небольшие проблемы с дыханием.

Зачем впустую сотрясать воздух? Жалкое внебрачное отродье отца все равно ничего не поймет.

– Но не волнуйся. Тебе не придется долго ждать.

Она коснулась шнура, обвивавшего горлышко бутылки.