Текст книги "Хозяин видений (СИ)"
Автор книги: Ксюша Ангел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
Глава 3. Призраки прошлого
Дэн разбудил меня рано – в пять утра. Велел умываться, чистить зубы и быть готовой через полчаса. Изверг! Я немного позлорадствовала, что у нас ничего в холодильнике не осталось, и в это время он не будет наслаждаться вкусными котлетами.
Через полчаса я была уже одета и зла. В зимней куртке и сапогах сразу вспотела, хотя это не уменьшило желания упасть на кровать и доспать полагающиеся мне по праву несколько часов. Странно, именно сегодня мне впервые не снилась Герда – то ли общение с Бартом повлияло, то ли я подсознательно начала отпускать прошлое.
Дэн, казалось, ни капли не смутился, взял меня за руку и бросил:
– Дыхание задержи, а то стошнит.
Словно я не знала. Я зажмурилась, крепче ухватила его за ладонь и вдохнула побольше воздуха. А когда открыла глаза, замерла.
На нас смотрела снежная поляна. Снег отражал яркое солнце и разбрызгивал во все стороны ослепительные блики. Поляну полукругом обступили елки – высокие, пышные, раскинувшие ветви будто в приветственном жесте. Нарядившиеся в пушистые белые шарфы и шапки, они присоединялись к общему сиянию.
А на самой поляне, словно грибы, беспорядочно стояли палатки. Темно-синие, цвета хаки, ядовито-лимонные, а одна ярко-оранжевая. Между ними сновали люди в фуфайках, дутых куртках, валенках и шапках-ушанках. В центре горел костер, на котором что-то варилось в огромном, начищенном до блеска котелке. От костра вверх поднимался сизый дым, а от котелка шел невероятно вкусный запах, и я сразу вспомнила, что завтрака сегодня не было.
Из оранжевой палатки, одетая в каракулевую шубу до колен, вышла рыжая. Та самая, из сна. Осмотрелась, остановила на нас взгляд, и на лице расплылась радостная улыбка. Она помахала нам и поманила к себе.
– Люсия, – произнес Дэн и потянул меня вперед. – Знойная девица.
Люсия действительно была знойной. Высокая, с тонкими чертами лица, с распущенными рыжими волосами, которые змеились по спине до самых ягодиц, длинными ресницами и пухлыми розовыми губами, которые и красить-то не нужно было. Обворожительный эффект естественной красоты.
Когда мы подошли, она лучезарно улыбнулась мне и крепко обняла.
– Я ждать тебя, – сказала хриплым, осипшим голосом. – Видеть во сне. Поздно. Драугр уже найти тебя. Прости.
– Люсия плохо говорит по-русски, – пояснил Дэн. – Она выросла в Штатах, с родителями. Жила, почти как ты, до тринадцати лет.
– Привет, – поздоровалась я, не веря, что вижу ее на самом деле, а не в вымышленной хельзе. Повернулась к Дэну и спросила: – Где мы?
– В Сибири, – усмехнулся он. – В лесу. Так живут сольвейги. Если останешься, придется привыкнуть.
Я еще раз осмотрелась. Поселение сольвейгов в палатках выглядело как привал туристов-экстремалов, привыкших спать на снегу в спальных мешках и ходить в туалет в кустики. К слову, кустиков тут не наблюдалось – по нужде, наверное, бегали в елочки. Я с ужасом поняла, что о фене, утюжках, косметике и любимых джинсах придется забыть. Тут скорее подойдут ватные штаны… Как эти люди купаются, вообще представлялось с трудом.
Я поежилась и сглотнула. Да уж, не так мне виделась жизнь сольвейгов.
– Идем тебя кормить! – просияла Люсия и потянула меня к костру.
Там уже собралось много народа – человек двадцать. С каждым меня знакомили, каждый меня обнимал, приветствовал, иногда не по-русски. Я рассеянно улыбалась и кивала. Имена и лица смешались в сумасшедший водоворот и спутались в памяти.
Они принимали меня, как свою. Словно я давно жила среди них, знаю каждого не один день и с каждым успела поделиться секретом. Мне поставили раскладной стул, прям там, у костра, в руки всучили алюминиевую тарелку с горячей похлебкой и ломоть ржаного хлеба. Похлебка, к слову, оказалась восхитительной. Мясной бульон, какая-то каша и крупно нарезанная картошка. Объедение!
Пока я ела, парень по имени Юлий – совсем еще подросток, лет шестнадцати, похлопывал меня по плечу и приговаривал:
– Ну надо же…
Дэн тоже уплетал за обе щеки, смотрел на меня исподлобья и посмеивался. Казалось, он был тут своим. Обычный хищный среди сольвейгов. Как я среди атли, только наоборот. Казалось, разница энергетик его ничуть не смущала – отвлекаясь от меня, он строил глазки Люсии, а она весело хохотала и обзывала его бабником. Наверное, радовалась, что понимала такое распространенное русское слово.
А я вдруг поняла, что мне невероятно легко здесь. Словно я нашла свое место – тяжесть упала с плеч, боль утихла, обиды затерлись, растворились в новых ярких впечатлениях, постепенно заменились образами смеющейся Люсии, непоседливого Юлия, лукавого Дэна, скромного и постоянно смущающегося Алексея – мужичка с дровами, как я его прозвала по себя. Он стоял в стороне и говорил невпопад, но от него исходила сильная волна тепла и участия.
Вот она – моя семья. Настоящая. Живущая странной жизнью отшельников, безумно позитивная и дружная. Место, где я не чувствую себя изгоем.
Почему же именно здесь я явно ощутила, как ноет в груди, выворачивает кишки тоска по людям, которые остались там, во внешнем мире? В том мире мне не место. Там боль и предательство. Там осталось прошлое, едва не сломавшее меня…
Почему именно здесь – где связь с тем миром истончилась, рискуя порваться навсегда – мне так не хочется его отпускать?
Дэн поставил тарелку на снег и поднялся на ноги, отвлекая меня от меланхоличных размышлений. Лицо его стало серьезным, сосредоточенным, а в голосе явно читалось тепло, когда он сказал:
– Барт вернулся.
Я повернула голову – на поляне, с той стороны, откуда появились мы, из-за елок вышла компания из пяти мужчин. Они были одеты в фуфайки, а за спинами на кожаных ремнях у них висели охотничьи ружья.
Впереди странной делегации стоял раскрасневшийся Барт в черной вязаной шапке набекрень. Он улыбнулся и бросил на снег холщовый мешок.
– Думал, вы будете позже. – Посмотрел на меня ласково и добавил: – Добро пожаловать домой, Полина.
В мешке оказались зайцы. Мертвые, серые, со склоненной набок головой и испачканной в крови шкуркой. Я поморщилась, когда Юлий доставал их и передавал Люсии. Барт же, не обращая внимания на мое замешательство, подошел и обнял за плечи.
– Освоилась?
– Немного. Тут все так… естественно.
– И неудобно, – кивнул он. – Особенно для привыкших к благам цивилизации.
– Ты поэтому говорил, что мне не суждено здесь жить?
– Поэтому тоже. Но не только. Идем, нам нужно о многом поговорить.
Барт увлек меня к самой большой, темно-синей палатке недалеко от костра. Скорее это была даже не палатка, а шатер – высокий, просторный и на удивление теплый внутри. Тепло давал современный керосиновый обогреватель, похожий на тот, рекламу которого я видела недавно по телеку в какой-то передаче для туристов.
– Условия жизни у нас не сахар, но мы привыкли, – сказал вождь сольвейгов, снимая коричневые вязаные перчатки и бросая их на «кровать». – Есть хочешь?
Я помотала головой.
– Меня покормили.
Осмотрелась. Две раскладушки, накрытые пуховыми одеялами, раскладной столик между ними, на котором стояла тарелка с печеньем и две чашки. В одной – недопитый чай «Липтон». Современненько…
– Мы уже месяц в Сибири. – Барт снял шапку, фуфайку и аккуратно положил их рядом с перчатками. Сам присел и указал мне на вторую раскладушку. Я послушно опустилась на нее. – Как ты, наверное, уже поняла, сольвейги кочуют.
– Из-за Альрика?
– Из-за него тоже. – Он поморщился. – Кому охота попасться в руки к сумасшедшему древнему экспериментатору? Слыхал я о его опытах…
– Да уж, – пробормотала я.
В шатре я быстро согрелась, поэтому тоже сняла куртку и сложила на коленях.
– То, что произошло с тобой, ужасно. Надеюсь, что смогу помочь, облегчить боль. Мы умеем это – помогать друг другу. Лечим души.
– Здесь спокойно, ты не врал, – призналась я. – Но я не дома.
– Дом – это не место, Полина. Дом всегда там, где душа, как бы пафосно это ни звучало.
– Я не смогу жить с атли, – сердито сказала я. – Ты можешь оправдывать Влада сколько влезет, но я не считаю его поступок правильным. Нельзя ломать людей. Калечить. Ради чего? Ради выживания?
– Некоторые люди формируют нас вовсе не для себя. Это стоит принять. История с драугром многому научит тебя. Опыт – большая ценность, и нужно быть за него благодарным.
– Возможно, это мудро – благодарить за боль, изменившую тебя. Но тогда выходит, что я не мудра.
– Я не тот, кто будет учить тебя прощать, – улыбнулся Барт, откидывая назад прилипшую ко лбу темную прядь. Его волосы растрепались и волнами обрамляли лицо, делая вождя сольвейгов похожим на Торина Дубощита. – Но у меня есть, чему тебя научить. Например, использовать свои способности, не теряя так много кена. Общаться с ясновидцами без дикого желания выпить их. Связываться со мной и Люсией, когда нужна будет помощь. Если вдруг решишь остаться во внешнем мире.
– Ценные умения, – согласилась я. – Но зачем помогать, если я уйду?
– Не все в этом мире продается и покупается, – напутственно изрек Барт. – Все вы дороги мне, каждого из вас я чувствую, но к тебе… – Он вздохнул и прикрыл глаза, словно то, что он скажет, будет роковым для нас обоих. – К тебе у меня особое чувство. Твоя судьба не будет простой – так сказано в книге. Но посмотри, сколько ты прошла, сколько пережила, и вот сидишь тут, говоришь со мной и ощущаешь себя нормальной. Ты выжила. Не сломалась. Полюби себя, Полина. Полюби себя сильную – ту, которой являешься. И увидишь, как все изменится.
– Попробую… – хрипло прошептала я, только теперь осознавая, что плачу.
Не знаю, отчего были те слезы. Может, оттого, что Барт пожалел меня, не жалея. Понял. Принял. Может, оттого, что не давил. А может, он сказал мне то, во что я уже, по сути, не верила – что я смогу пережить эту тупую, ноющую боль, которая превратила внутренности в кашу, отзывалась на каждый шаг, каждое движение. Боль, которую я старалась затереть физическими упражнениями, успокоительными отварами, разговорами ни о чем, но которая неизменно возвращалась в одиночестве. Особенно по ночам, когда не оставалось сил шевелиться, думать, отвлекаться. Тогда эта боль вливалась в душу мутным, едким потоком, медленно разъедая ее, сжигая по крупице.
Тут, у сольвейгов, та боль казалась ненастоящей. И Барт наверняка была прав – останься я, она окончательно вытравится милыми улыбками, участием, добротой и физическим трудом, которого тут было в достатке.
Но проблема в том, что мне не хотелось оставаться. Хотелось драться с ней – с этой болью – и победить. Быть той, кого описал вождь сольвейгов – сильной, решительной и любящей себя женщиной.
Хотелось жить.
Вечером того же дня сольвейги устроили праздник в мою честь. Было вино, жаренные зайцы, печеная картошка и музыка. Праздновали прямо там, у костра. Вокруг зажгли фонарики, запитанные от небольшого генератора, который прятался за палаткой Барта.
Я быстро захмелела и наблюдала, как танцует Люсия. Ее огненные пряди развевались, словно языки пламени. Сама она подпевала старенькому магнитофону, который, скрипя, все же выдавал популярную в девяностых песню про желтые тюльпаны.
В конце вечера я обнаружила себя сидящей, плотно прислонившись к Дэну, моя голова лежала у него на плече, а сам Дэн покачивался из стороны в сторону, восторженно смотрел на Люсию и подпевал уже ей, фальшивя и путая слова. Я поправляла его, и наши голоса сливались в нечто феерично безобразное, но нам было плевать. А Барт улыбался, глядя на меня через дымовую завесу от костра.
Проснулась я в полумраке. Долго пыталась вспомнить, где я, а потом поняла, что нахожусь в палатке Барта на раскладушке, по подбородок укрытая теплыми одеялами. Было так уютно, что не хотелось вставать. Пахло костром, растворимым кофе и корицей.
Я нехотя поднялась и потянулась. Голова не болела, желудок призывно урчал, требуя завтрак. Я сунула ноги в теплые угги, натянула куртку, которая аккуратно лежала рядом на раскладном стульчике, и вышла из палатки.
Вокруг сновали сольвейги – с дровами, сумками, просто бежали по делам. Кипела жизнь, лишенная привычных благ цивилизации, с дикими для меня условиями. Жизнь людей, которых я не знала. А они, казалось, знали меня всегда. Как только увидели, замахали руками, заулыбались, а Люсия подошла и взяла за руку.
– Идти со мной, – сказала и настойчиво потянула в сторону елочек.
О, нет! Только не елочки. Тут же холодно, снег хрустит под ногами. Зима полным ходом.
Но, к моему удивлению, за елочками стояла еще одна палатка – цвета хаки. Внутри топилась печь – небольшая, я даже не знала, что такие бывают. От нее шел пар, наполнявший пространство, рядом с печью стояла низкая деревянная лавка.
– Здесь мы мыться, – сказала Люсия и указала на с ведро с вениками. – Раздеваться.
Биотуалет в каждой палатке, переносная баня в елочках – все же цивилизация везде. Впрочем, не уверена, что с интернетом тут так же хорошо. Скорее всего, Барт не одобряет излишнего общения с людьми. Если сольвейги вообще с ними общаются.
В бане я быстро разомлела. Люсия уложила меня головой себе на колени, перебирала волосы и приговаривала:
– Отпустить, отпустить тоска…
Когда я открыла глаза, увидела, что губы у нее не шевелятся, а голос все равно звучит у меня в голове. Потом мы хлестали друг друга вениками, хохотали, а после бани Люсия бросилась в сугроб – как была, в неглиже. Мы бежали босиком по снегу до ее палатки, там упали на лежанку, закутались в одеяла и грелись.
Люсия заварила чай из трав. Сказала, что собирала их на лугах в центре России, где они жили летом. Дар целителя ей достался от мамы – она была хищной из племени тали из США. Барт почувствовал Люсию еще до рождения, но родители уговорили его не забирать девочку сразу. Поэтому она росла с ними, втайне от тали в пригороде Солт Лэйк Сити до тринадцати лет, а потом сама изъявила желание примкнуть к сольвейгам. И ничуть об этом не пожалела. Люсия была их сердцем – ярким, горячим, трепещущим естеством племени светлых.
– Барт говорить, ты должна забывать, – сказала она, когда мы оделись и допили чай. – Научиться… как это по-русски? Отпустить?
– Отпускать, – поправила я. – Это сложно.
– Совсем нет, – ответила она, заплетая огненно-рыжие волосы в косу. Ее кожа – молочно-белая, гладкая, вопреки всем законам, придуманным природой для рыжих, не была испорчена ни одной веснушкой. – Ты выжить. Драугр уйти. Учиться понимать главное. Ты выжить – это главное.
– Ты знаешь мою историю? Полностью? Потому что иначе…
– Я видеть! – перебила Люсия, приставив указательный палец ко лбу. – Жить с тобой каждую ночь. Плакать с тобой. Нас связать боги. – Она вздохнула. – Но ты понимать, что главное – выжить. Есть цель. Ты, я, все мы.
– Возможно… Ты видела, что меня ждет? Если уйду от вас?
Она улыбнулась. Темно-серые глаза расширились от радости, и девушка кивнула:
– Там тебя ждать кто-то. Ты изменить его, он изменить тебя.
– Меня там никто не ждать, – передразнила я ее и рассмеялась. – Кроме Глеба.
– Твой вождь ждать тебя, – подмигнула она, тут же испортив мне настроение. Наверное, я не готова отпускать. Потому что воспоминания о Владе кололись до крови, бередили покрытые коркой раны и невероятно раздражали.
– Мужчины считать, они главные, – внезапно посерьезнев, произнесла Люсия. – Твои мужчины зависеть от тебя. Меняться. Так кто главный?
– Я не хочу быть главной, – вздохнула я. – Просто хочу, чтоб меня оставили в покое.
– Покой не для сольвейг, – улыбнулась она. – Сольвейг – всегда проблема.
– Наверное, так и есть, – согласилась я.
Следующие несколько недель прошли бурно. Днем я полностью выматывалась, помогая женщинам по хозяйству, а вечерами мы с Люсией сидели в ее палатке, держась за руки, и учились общаться без слов. Тогда мне казалось, я растворяюсь в ее больших серых глазах, проникаю в нее, а она проникает в меня. И когда она была во мне, то вычерпывала боль пригоршнями – методично и постепенно освобождаю душу, наполняя ее светом, спокойствием, умиротворением.
Иногда я говорила с Бартом, и он поведал мне легенды о первом сольвейге – сыне Лив и Гарди. Словно он, как и Первые, живет вечно и присматривает за нами из миров, вход в которые закрыт для смертных. И будто бы для каждого из нас у него есть миссия, которую он записывает в книгу предсказаний, что хранится у Арендрейта – первого жреца первого племени хищных, ар.
Барт иногда листает эту книгу во сне – в день, когда узнает о каждом из нас. К нему является Гуди – первый сольвейг и вещает о вновь найденном ребенке с помощью книги.
По воскресеньям мы с Бартом заходили глубоко в лес – в чащу, и он тренировал меня. Заставлял собирать кен в ладонях и выплескивать его так, чтобы ни капли не потерять. Чтобы все, что выходит из жилы, достигало цели. В другие дни я тренировалась одна или с Дэном, который часто нас навещал.
Ежедневные тренировки оказались не напрасными – от решения ударить до самого действа проходило несколько секунд, а не минут, как раньше. Била я метко – четко попадала в дерево с расстояния нескольких метров. И каждый удар не опустошал меня настолько, как раньше.
Рядом с сольвейгами я стала сильнее – не только морально, но и физически.
А однажды ночью меня разбудил Дэн, приставил указательный палец к губам, призывая на будить Люсию, и указал на выход.
– Что случилось? – спросила я, вылезая из палатки и натягивая куртку.
На небе яркими бусинами горели звезды. Вершины елок треугольными тенями украшали полотно цвета индиго. Вокруг звенела тишина – вливалась в уши, наполняла мозг и расслабляла.
– Идем, цивилизация ждет, – туманно ответил Дэн и взял меня за руку. – Пора познакомить тебя с парочкой ясновидцев.
Такие перемещения всегда молниеносны, но благодаря Мирославу, я немного привыкла к ним.
– Где мы? – по привычке шепотом спросила я и осмотрелась.
Мы стояли на тротуаре у небольшого одноэтажного домика среди других таких же. Проселочная дорога сворачивала влево и исчезала за поворотом, освещаемая ярким светом фонарей. Снега не было, асфальт был сухим, а тротуар засыпали пожухлые от холода листья.
– Мышецкое, – махнул головой Дэн, приказывая следовать за ним. Открыл ярко-синюю, не так давно покрашенную калитку, ведущую во двор. – Подмосковье.
Калитка нервно скрипнула, возмущаясь. Словно не хотела его пускать. В соседнем дворе истошно залаяла собака. Дэн обернулся почти у порога.
– Ну, ты идешь?
От дома веяло неприятностями. Даже не так. Все внутри меня протестовало, противилось тому, чтобы я вошла. Сам дом виделся опасным. Но ведь со мной Дэн. Барт доверяет ему, а я доверяю Барту.
Я нерешительно вошла и аккуратно прикрыла калитку.
Краска на двери облущилась и выгорела. Железные перила покорежились ржавчиной. Казалось, тронь – и рассыплются. Дэн постучал три раза – каким-то особым стуком. Один длинный, два коротких. Азбука Морзе? Условный сигнал?
На небольшой веранде зажегся свет, а через секунду нам открыла женщина лет пятидесяти. Недобро зыркнула на Дэна, подозрительно покосилась на меня и буркнула:
– Деньги вперед.
Дэн нырнул во внутренний карман куртки и вытащил стодолларовую бумажку. Женщина еще раз посмотрела на меня – теперь уже оценивающе – взяла купюру и кивнула.
– Входите.
В доме было грязно. Разуться нас не просили, да и я бы побрезговала. Даже живя столько с сольвейгами, к чистоте относилась трепетно, а тут она была явно не в почете: затоптанный грязью пол, гора немытой посуды в алюминиевом тазу на табуретке, окурки на полу.
Его я увидела сразу. Щупленький, бледный, с лихорадочным блеском в глазах и спутанными волосами. Их, наверное, не мыли вечность. На вид подросток лет семнадцати. Тонкие черты лица, вытянутые в черту губы, длинный нос. И, тем не менее, он был невероятно притягателен. Ладони зудели – так хотелось коснуться.
Женщина постояла немного, глядя то на подростка, то на меня, а потом медленно пошла к выходу.
Она была человеком и понимала, что делает.
Мне стало противно. До одури жаль его – того, кто смотрел на меня со смесью страха и вожделения. Совсем еще мальчик, которого только что продали для эксперимента. Странно, но жажда утихла, сменилась жалостью, и я шагнула к нему.
– Не так быстро. – Дэн удержал меня за руку, встал между мной и мальчиком и покачал головой: – Мы же не хотим, чтобы он пострадал.
– Кто он? – спросила я, не отводя взгляда от темно-карих, блестящих, как у вороны, глаз.
– Меня зовут Егор, – сказал мальчик сиплым голосом. – Я умираю.
– У Егора рак. Лейкемия. Последняя стадия, – пояснил Дэн. – Его отправили домой умирать.
– И ничего нельзя сделать?
– Я не лекарь. Ты тоже. Ясновидцы болеют так же часто, как люди.
– Зачем мы здесь?
– Ты должна научиться контролировать себя, Полина.
– Привел меня к умирающему мальчику, заплатил деньги мамаше… не пойми куда она их потратит! Мы что же, платим им за кен? Ты в своем уме вообще?!
– Он доброволец. Ему нечего терять. Лучше найти того, у кого семья? Чтобы кто-то из его родных взбеленился, и родился новый охотник? Очнись, жизнь жестока. Он, – Дэн указал рукой на Егора, – знает, на что идет. Ему нужен морфий. Мать у него не особо чистоплотна, но сына любит. Понимает, кто он. Понимает, что скоро его не станет. И пытается, как может, облегчить ему участь.
Дэн вздохнул, подошел ко мне и положил руки на плечи.
– Знаешь сколько их таких – ясновидцев, что продают свой кен? А сколько тех, что готовы рискнуть за сумму поменьше? Уверен, твой вождь и сам пользуется их услугами. Как и твои соплеменники-атли. Как и я. Иначе сейчас не выжить. Охотники делают на нас бизнес, ясновидцы решили не отставать. Рыночные отношения, чтоб их! – Он сделал паузу и сказал уже мягче: – К тому же мы здесь не для того, чтобы ты пила. Наоборот, Егор научит тебя сдерживаться. Правда ведь, Егор?
Мальчик решительно кивнул и сел на кровати. Руки положил сверху одеяла, ладонями кверху.
Я покачала головой, отступила на шаг. Меня пробил холодный пот, колени затряслись.
– А вдруг не смогу? Не сдержусь? Что тогда?
– Сможешь, – уверил Дэн. – Гляди, сколько всего смогла. Барт говорит, твои успехи феноменальны. К тому же, тебе не нужно пить ясновидцев. А тяга – это просто инстинкты. Инстинкты хищной. Их можно сдержать. Даже я могу, смотри.
Он смело шагнул к Егору, присел рядом и взял его за руку. Парень смущенно улыбнулся и взглянул на меня.
– Нет, – упрямо выдавила я. – Если не сдержусь, никогда себе не прощу.
– Будешь сомневаться – никогда не попробуешь. Все через это проходили. Даже Барт. Ну же!
Я глубоко вдохнула и сделала шаг…
Ладонь у Егора была холодной и влажной. Когда я коснулась его, жила встрепенулась, требуя свое, заныла. Вены на руках горели, возник привычный зуд в ладонях.
– Просто представь, что твой отец был одним из них, – шепнул мне на ухо Дэн. – Просто представь.
Я закрыла глаза. Контролировать себя было практически невозможно, я чувствовала – еще немного, и не сдержусь. Подумалось, что тогда мне ничего не будет. Я просто выпью его и все. Егор сойдет с ума, а его мать сделает вид, что так и было. Потому что она сама продала его. Сама…
– Вот видишь, все ты можешь, – шепнул Дэн и расцепил наши с Егором руки. – Для первого раза достаточно.
Выйдя за калитку, я облокотилась о соседский забор. Ноги подкашивались, тело била крупная дрожь, а на лбу выступил пот, и я вытерла его рукавом.
– В порядке? – осторожно спросил Дэн.
Я подняла голову к небу.
– Курить хочу.
– Курить вредно.
– Общаться с ясновидцами вреднее – для психики, – резко ответила я.
Круглосуточный ларек мы нашли через двадцать минут. Жадно затянувшись, я присела на лавочку у чьего-то двора и посмотрела прямо перед собой.
– Неправильно, что они вот так продаются.
Дэн присел рядом, откинулся на спинку и закинул ногу на ногу. Выглядел он при этом спокойным и расслабленным.
– Такова жизнь.
– И часто ты их… покупаешь?
– Время от времени, – и глазом не моргнув, ответил он. – Это честнее, чем отбирать кен бесплатно.
– А деньги откуда? С таким графиком, как у тебя, работать сложно.
– Я фрилансер. Айтишник. Пишу на яве, поддерживаю несколько постоянных проектов. Работаю в основном по ночам. Деньги неплохие – на жизнь хватает, да и Барту могу кое-что подкинуть.
– Жизнь – дерьмо, – констатировала я, отлипая от лавочки. – Мы почти убийцы. Забираем у ясновидцев кен, и они сходят с ума. Но чтобы так цинично покупать чей-то разум…
– Они ведь продают, – пожал плечами Дэн.
– Бог мой, Даниил! – всплеснула я руками. – Ты видел этого мальчика? Он еле дышит, ему больно. Разве можно на таком спекулировать?
– А ты думаешь, почему я привел тебя именно к нему? – Дэн тоже встал и уже не казался таким спокойным. – Почему не к одной их тех девок, что продают не только кен, но и тело? Это стоит дороже, а если пообещаешь не пить из них, то тебе дадут большую скидку. Потому что ты здесь не для того, чтобы портить мальчика. И мать это понимает. Знаешь, сколько сольвейгов приходило сюда со мной? Люсия была здесь, когда Егору было десять – тогда он только узнал, что болен. Им нужны были деньги, Барт предложил взамен на риск. Но он давал матери слово, что ее сын останется нормальным, и, как видишь, сдержал.
– А если бы я не смогла? Если бы выпила Егора?
– Но ты уже смогла и не раз. Было еще два ясновидца, так ведь? И оба раза ты сдержалась.
– То была слабость… – Я опустила глаза.
– Нет, – твердо сказал Дэн. – То была сила. Твоя сила. Та, в которую ты не веришь. И знаешь, бесит это твое самокопание. Повзрослей уже!
– Ты… да ты… – вскипела я.
– Что? Ну что я? Не надоело себя жалеть? Пойди, ударь, если больно. Ты же боевик! Барт ставит на тебя. Будет обидно, если подведешь.
– Ставит? То есть у него на меня планы? Тоже?
– Он отпускает тебя. Никого до этого не отпускал. Понимаешь, чем он рискует? Там чертов Первозданный, и если проболтаешься…
– Я не скажу Альрику! Совсем сбрендил?
– Знаю, что не скажешь, – буркнул он и отвернулся. – Но есть другие способы узнать.
– Я не скажу никому, понятно, – обиженно проворчала я. – Думаешь, смогу, после всего… после того, как Барт…
Он вздохнул.
– Извини. Просто он для меня, как отец.
– Я не предам Барта, Дэн.
Он посмотрел на меня исподлобья и кивнул.
– Знаю.
– Ты сказал, что познакомишь меня с парочкой ясновидцев, но познакомил с одним.
– Верно. Второй будет другим. Из тех, с кем лучше не пересекаться хищному. И мы не будем подходить – посмотрим издалека. Знакомство с таким чревато для тебя последствиями.
– Какими последствиями? – насторожилась я.
– Ты можешь умереть.
– Что значит – умереть? – ошарашено спросила я, подавляя знакомый приступ тошноты после перемещения.
На этот раз мы были в городе и довольно большом, если учесть ширину автострады и высоту многоэтажек. В нос тут же ударил запах бензина и выхлопных газов – неизменные спутники мегаполиса. Я отвыкла от них в лесу, где воздух настолько свежий, что больно вдыхать.
Мы с Дэном появились в проулке, ведущем во двор новостройки – в тени, рядом с изрисованной граффити стеной. Яркая абстракция – словно протест серости и тоске.
Дэн потянул меня ко двору, поясняя на ходу.
– Бывают такие ясновидцы, как… ну, положим, мухоморы. Сильные, красивые, но несъедобные. От них потом живот болит. Буквально. Черт, опоздали!
Он оттеснил меня и прижал к стене. В нос удалил свежий аромат одеколона, а щека прижалась к холодной плащевой куртке.
– Нельзя, чтобы нас заметили, – шепнул он мне на ухо.
Из подъезда вышли двое – один высокий худощавый мужчина в сером пальто до колен. Седые волосы коротко и по моде острижены, подбородок приподнят, походка – королевская. Второй – плотный, в теплой кожанке на меху, расстегнутой до пупка – семенил рядом.
Дэн проникновенно посмотрел мне в глаза и провел ладонью по щеке, делая вид, что полностью занят соблазнением, а я затаила дыхание и проводила ясновидцев взглядом.
– Тот, что в сером – Гектор, – шепнул Дэн и тоже повернулся.
Второй, коренастый, обогнал Гектора и галантно открыл ему дверцу белого «БМВ», припаркованного неподалеку. Гектор махнул рукой и, распахнув на ходу телефон-раскладушку, принялся что-то настойчиво объяснять в трубку. Положив ладонь на крышу авто, постукивал по глянцевой поверхности тонкими музыкальными пальцами.
Гипнотизировал, манил… Сладкий, сладкий кен. Близко, в нескольких метрах. Я мгновенно опьянела и неосознанно попыталась шагнуть в сторону ясновидца.
– Вот и я о том же, – прервал мои мечты Дэн и крепче прижал к себе. – Так он это и делает.
– Делает что? – Я облизнула губы, с сожалением наблюдая, как Гектор – сладкий, недостижимый Гектор – садится в машину, а второй, безымянный ясновидец закрывает за ним дверцу. «БМВ» тронулась, и Дэн меня отпустил.
– Приманивает хищных. Они пьют его, и он влияет на их будущее. Через кен.
– В смысле, влияет? – Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от остатков наваждения.
– В смысле творит его. Представит, например, что на тебя стена кирпичная падает – тебя обязательно пришибет чем-то.
– Ого! Жестко.
– Барт говорит, дочь Гектора выпили много лет назад. И он все ищет – в каждом убитом хищном видит того самого.
– Грустно, – вздохнула я. – Но как он восстанавливается? И откуда у него такой дар?
– Способность восстанавливаться – врожденная. А еще Гектор умный. Много где бывал, многому учился. Есть в мире еще несколько таких, Полина. Барт настоятельно рекомендует держаться от них подальше. Ну, и защиту он на тебя от таких поставит. Чтобы не тянуло выпить.
– Как тебя?
– Я бы не выдержал – точно сорвался бы, – кивнул Дэн. – Барт вовремя оказался рядом. И главное – доказать-то ничего нельзя. Хищный умирает не от разрушительного кена. Вернее, от него, но действие не отследишь. Обычные смерти – несчастные случаи, человеческие убийства, поножовщина, болезни.
– Поэтому никто не в курсе, – догадалась я. – О таких, как Гектор.
Дэн кивнул.
– И ты не трепись. Если он или подобные ему прознают, кто сливает информацию, все твое племя уничтожат. И все знакомые племена.
Когда мы вернулись, у сольвейгов уже был день. Племя Барта погрузилось в будничную работу, ежедневную и монотонную. Вдали от проблем внешнего мира, от странных ясновидцев с аномальными способностями убивать хищных. Вдали от воспоминаний, царапнувших душу в цивилизации.
Хорошо было понимать, что от опасностей отделяют сотни километров и несколько слоев защиты.
Я поела и взялась помогать Люсии – мы собирали хворост для костра и слушали лес. Лес дышал тихо, едва уловимо, его дыхание заглушалось шорохом ветвей и хрустом веток под ногами. По верхушкам елок сновали белки – их было много, и я залюбовалась красивым, грациозным танцем рыжих хвостов. Никогда в жизни я не видела столько белок, как за последние недели жизни. Никогда не слышала столько тишины.
