Текст книги "Хозяин видений (СИ)"
Автор книги: Ксюша Ангел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
Даже на саму Киру… Герду больше не злилась. Поняла, что бесполезно. Мне никогда не понять драугра. Слишком она странная. А ко мне ее влечет лишь голод. Вернее, влек. Сейчас все сложнее.
Эрику было не все равно. Я не понимала, почему, но явно видела это, когда он на меня смотрел. И дело даже не в том, что я была той самой пророчицей. Чувствовать себя должным и по-настоящему проникнуться – разные вещи. Он проникся.
Смотрел на меня ласково, внимательно и готов был слушать.
Готова ли я была говорить?
– Все сложно, – ответила я и протерла глаза. Из окна в квартиру заглядывала ночь, светильники были выключены, и в комнату свет проникал лишь из коридора. В этом приглушенном свете глаза Эрика сияли, и я была рада, что он не видит моего лица, а я могу рассматривать его, не скрываясь.
– Конечно, сложно, – кивнул он. – С тобой легко не будет, это я понял. Но хочу разобраться, почему вождь, которому ты нужна, изгоняет тебя добровольно, а человек, узнав о возможной смерти которого, ты сама чуть не погибла от страха, боится тебе звонить.
– Глеб… – выдохнула я с сожалением.
– Глеб, – подтвердил Эрик.
– Как он?
– Жив. Почти поправился, хотя мог бы быстрее. Ты бы объяснила ему, что он не сольвейг, и ему нужны ясновидцы.
– У Глеба теперь к ним другое отношение, – пробормотала я и вспомнила Нику. Интересно, она до сих пор в Ельце? Ее ведь наверняка ищут. Глебушка, во что же ты влез? И главное – как нам теперь тебя вытащить? Я же здесь, и мне нельзя…
– Окей, с этим можно жить. Но касательно тебя он молчит. Партизан недоделанный. Я же помочь хочу! – почти обиженно сказал Эрик.
– Ты ничем не поможешь, – ласково произнесла я и благодарно сжала его руку. Он на мгновение напрягся, его лицо изменилось, а затем снова расслабился. Но тот миг я запомнила – неуверенность и боязнь навредить.
– Каждый из нас оступается. Особенно сложные девочки. Есть масса способов наказать, не настолько жестоких.
– А если оступаются не девочки?
Эрик молчал. Смотрел в глаза и ждал, когда я соберусь с силами продолжить.
– Я ничего не делала, Эрик. Влад сделал. Именно из-за него я больше не атли.
На глаза навернулись предательские слезы, а ведь я обещала себе больше не плакать из-за атли. Никогда.
– Он сделал… тебе что-то? – спросил он настороженно и сжал мои плечи. В голосе прозвучала явная угроза. Пожалуй, не стоит с ним вот так откровенничать. О сильный. Слишком сильный и может… Что? Навредить Владу? Мне-то какое дело теперь?
Дело было. Не зря же я согласилась на изгнание. Вообще стала слушать Мишеля. Ведь и секунды не колебалась, когда он предложил выход.
– Ты не так понял, – ответила я и осторожно высвободилась.
– Полгода назад Влад выложился. Слишком выложился на одном… ритуале… – Голос дрогнул, и я закрыла глаза. Вспомнилась темная река. Брызги. Запах ванили над камнями. Портал. Улыбающийся Альрик. И я, не понимающая, каким чудом спаслась. – Полгода – небольшой срок, чтобы восполнить силы, особенно с новыми законами. А Влад не любит быть слабым, для него важно чувствовать себя…
– Мощным, – закончил за меня Эрик.
– Можно и так сказать.
– Так что же произошло?
– Влад питался. Много. Несмотря на запрет. Питался в городе, а в мире есть ясновидцы, которые могут определить, кого выпил хищный. Так смотритель Липецка его и поймал.
– По закону его должны были казнить.
– Должны были, – кивнула я, вспоминая пыточную в зале заседаний охотников. – Но я договорилась с Мишелем.
– Не знал, что ты дружишь с древними, – недовольно пробурчал он.
– Я не дружу. Мишель мне не друг, скорее, наоборот.
– Тогда почему пошел тебе на встречу? – удивился Эрик.
– А вот тут начинаются сложности. Мишель – тот охотник, который убил Диму, брата Влада. Его дед долго охотился на древнего, и даже сумел запечатать ему жилу, чтобы спокойно провести ритуал кроту, но охотник ускользнул.
– Да, я помню эту историю. Так на смотрителе Липецка печать?
– Нет. Тан снял ее. Колдун. Он тоже был хищным, достаточно сильным, чтобы снять печать, наложенную вождем.
Черт, и как я тогда не подумала? Верила, что Влад может выиграть поединок. Даже надеялась на это. А ведь Тан был сильнее всегда. Первая кровь сильнее второй. Не зря же так почитается закон наследования. Не стоит ни о чем сожалеть – если бы я не убила тогда Тана, сама могла быть мертва. Или Барт. Или Люсия – ведь именно с ней у меня сильнейшая связь. Кто знает, кого Тан привлек бы моей кровью?
– На кой колдуну это понадобилось? – вырвал меня из размышлений Эрик.
– Чтобы запугать атли. Он тогда вернулся, мечтал руководить. Мишеля я убила – довела до конца дело Валентина. А Тан его воскресил. И снял печать. – Я горько улыбнулась. – Говорю же, сложно все.
– Хочешь, чтобы я поверил, что вождь атли не смог убить древнего, а ты смогла?
– Вообще-то Мишель – не единственный древний, которого я убила, – обиделась я. Да что, в конце концов, за шовинизм?! – И не надоело делить хищных на девочек и мальчиков?
– Я и не делю. Тамара, например, не так давно тоже убила древнего. Смотрителя Лондона. Но она действовала внезапностью, а Мишель должен был ждать от атли подвоха.
– От меня не ждал. Он думает, что любит меня.
– Чего? – опешил Эрик.
– Что, я недостаточно хороша для древнего? – пошутила я, но он не улыбнулся. Казалось, готов был прожечь во мне взглядом дыру. Я вздохнула и сказала уже серьезно: – Он помнит меня из прошлого воплощения. Не знаю, почему, но влюбился он в ту девушку. Может, она… я, то есть, ясновидицей была. В общем, я не в курсе и выяснять не хочу.
– Он отпустил Влада, потому что ты попросила?
Я покачала головой.
– Нет. Он потребовал, что взамен я должна уйти из атли навсегда. Мишель считает, что Влад – причина всех моих бед. Наверное, охотник хотел, чтобы я отреклась. Нам повезло, что он плохо разбирается в законах хищных.
А может, это обычная ревность? Кто их, древних этих, разберет? Склеились мозги за столько лет-то.
– Думаю, Мишель злится, что Влад его вокруг пальца обвел. Ведь ритуал кроту был его идеей, а мне Влад наплел, что охотник опасен и может всех нас убить.
– Хочешь сказать, что Вермунд обманом заставил тебя убить влюбленного в тебя охотника? Он весьма своеобразно устраняет соперников.
Я покачала головой.
– Мишель не был для него соперником. Влад мстил за брата.
– Так что дал твой уход из атли лично древнему?
Я пожала плечами.
– Он странный. Не хочет, чтобы я и близко с Владом стояла. Иногда мне кажется, если понадобится, он положит на это жизнь!
– Мы ему в этом поможем, – задумчиво проговорил Эрик.
– Поможем? – насторожилась я. – Как?
– Мне нужно знать, хочешь ли ты вернуться, Полина. Чего ты вообще хочешь?
– Не знаю я, понятно! Не думаю, что сейчас подходящее время, чтобы говорить об этом.
– Дело в том, что у нас с тобой вряд ли когда-нибудь будет подходящее время. Боюсь, у нас его слишком мало. И если я могу сделать что-то, что улучшило бы твое пребывание здесь после того, как уйду, я это сделаю.
Я посмотрела на него, и мне вдруг захотелось его стукнуть. Готов решить все мои проблемы, в то время, как единственная моя сложность – он сам. Его присутствие и его отсутствие.
– Я не маленькая, и в состоянии разобраться с собственной жизнью самостоятельно. А ты не старик Хоттабыч, желания мои исполнять. Ну, разве что одно…
– Какое?
– Обними меня. Не хочу быть сегодня одна.
Это желание он исполнил. Лег на спину, я положила голову ему на грудь и обняла за талию. Уснула, и снился мне кан – далекий, призрачный, светлый мир. Там было озеро, усыпанное синими цветами, а на берегу сидели шаманы хищных. Кучковались по три-четыре человека и курили лотос. Эрик тоже там был, но он не курил. Сидел на камне, опустив ноги в воду, и ласково касался лепестков.
Странный сон.
Утром я проснулась от запахов еды. И вместо карое на тумбочке у кровати стояла чашка с кофе – свежеприготовленного, с булочками. Эрик сидел рядом на кровати и улыбался.
– Доброе утро, – бодро поприветствовал он. – Решил разбить стереотипы, что мужчины не умеют готовить.
– Булочки ты тоже сам пек? – лукаво поинтересовалась я, села и расправила одеяло.
– Булочки нет. Но кофе по специальному рецепту, это я тебе гарантирую.
– По рецепту твоей кофеварки?
– Вот так и делай тебе приятное, – шутливо обиделся он. – А еще говорят, женщины любят кофе в постель.
– Они любят, – подтвердила я и вгрызлась в румяный и мягкий бок булочки. Блаженство какое! Только их бы и ела. – Не обращай внимания, иногда во мне просыпается язва. Особенно после ежедневного завтрака карое. – Я блаженно закатила глаза. – Мммм, спасибо за булочки. И за кофе.
– Рад, что смог угодить, – совершенно искренне ответил он.
– Мне нужно домой, Эрик, – серьезно сказала я. – Я не шутила тогда. И если раньше я была слаба и вынуждена принимать твою помощь, то сейчас не могу себе этого позволить.
– Почему? – Взгляд прямой, изучающий. Разбирающий на молекулы и собирающий обратно в нечто целое. Нечто иное, незнакомое. Неизвестного мне человека.
Но я не имела права меняться. Я – это я. Он – это он.
А на его «почему» было сотня «потому что». Потому что я привязалась к нему. Потому что устала страдать по ночам, думая, где он сейчас. Потому что неправильно радоваться его приходу, как вчера вечером. Неправильно засыпать, прижимаясь к нему, словно мы близки.
Мы не близки. Мы просто нужны друг другу на время.
Слишком много «потому что». И лишь одно, которое я могу озвучить.
– Потому что так надо.
– Кому?
– Мне.
Он опустил глаза и ответил:
– Хорошо.
От этого «хорошо» стало холодно. Нет, не так. Мне всегда было холодно, а рядом с Эриком я согрелась. Только вот рядом с ним не навсегда. И если сейчас мне безумно холодно без него, то что будет, когда он, наконец, найдет свой кан?
Квартира на Достоевского пропиталась одиночеством. В углах застыли остатки страха – того, что владел мной, когда пришли адепты Герды. Они не проникнут сюда, сказал Эрик. Затем обновил некогда поставленную защиту.
И ушел. Сухо попрощался, словно не хотел и вовсе со мной разговаривать. А я осталась. И захлебнулась одиночеством.
Сидела, наверное, с час на диване и молчала. Просто смотрела в одну точку. Нельзя забывать свое истинное предназначение. Потому что в итоге оно все равно настигнет тебя, накроет куполом, и укажет на ошибку. Теперь я – одиночка, и должна учиться жить одна.
Остаток дня я посвятила уборке. Вымыла квартиру до блеска и упала на диван. Работать всегда легче – плохие мысли уходят на задний план. Но когда усталость больше не позволяет трудиться, они возвращаются.
Нет, неправда, я не одна. Атли – еще не все. Жила же я как-то без них в Москве и у Барта. У меня есть друзья, те, с кем я еще могу общаться.
Я позвонила Ире и болтала с ней полтора часа. Говорила мало, больше слушала – просто наслаждалась ее голосом. Знаю, что нарушила договор. Но вряд ли Мишель станет проверять мой телефон. Да и не от Иры он пытался меня «защитить».
Странно, как гармонична для нее была жизнь одиночки. Наверное, все потому что атли она не по крови, да и никто ее не изгонял, захочет – вернется. У нее был шанс, а у меня не было. Хотя она расстроилась. И оттого, что мы больше не соплеменники, и оттого, что я сейчас одна. И если еще с утра я могла уверить ее, что это не так, то сейчас…
Эрик не приходил и не звонил. Возможно, дал мне время во всем разобраться, а может, был занят делами скади. И чем ближе подбиралась ночь, тем отчаяннее хотелось позвонить ему самой. Сознаться в собственной глупости и в том, что безумно хочу удовольствия. Того, что он предлагал.
Но, несмотря на слабость, в которой у меня хватило духу себе признаться, я была невозможно упряма. Поэтому не позвонила. Вернее, позвонила, но не ему. Вышла на лестничную площадку и нажала на кнопку звонка.
Мирослав открыл не сразу – минуты через две – взъерошенный и в небрежно завязанном халате. Удивился очень, если судить по выражению лица, но быстро собрался и втянул меня в квартиру.
– Ты… как ты? – Осмотрел меня со всех сторон на предмет повреждений, а затем пристально взглянул в глаза.
– Нормально, – пожала я плечами. – Вот, домой вернулась.
Он покачал головой, втиснул меня в комнату и усадил на диван. Прямо перед столиком, накрытым на двоих – шампанское, клубника, конфеты. Даже свеча была, только не горела.
– Ты не один? Слушай, я не знала. Давай, я потом зайду. – Я попыталась встать, но меня настойчиво усадили обратно.
– Не суетись. Она с радостью меня подождет… где-нибудь еще.
Мирослав скрылся в спальне, а я попыталась представить, кто такая она и почему должна теперь ждать его с радостью. Ведь он по сути ее отсылает в разгар любовного действа… Впрочем, отсылает и отсылает – мне-то что?
Мирослав вернулся минут через пять – одетый в джинсы и майку и причесанный. Отнес поднос с угощениями на кухню и приготовил чай. Вкусный, как я люблю. Сладкий, с лимоном. Мне досталось также овсяное с кунжутом печенье. И понимающий взгляд.
– Я запуталась, – призналась я и обняла ладонями чашку. Она грела их через тонкую ткань свитера, и постепенно одиночество уходило.
– Тебя изгнали. Выдернули из родной среды. Это нормальные ощущения для хищного.
– Я сама себя выдернула, давно еще, в Венгрии. Не могла, не хотела…
– А сейчас? – Его внимательный взгляд заставил поежиться. – Сейчас хочешь?
Я пожала плечами.
– Я ведь ни на секунду тогда не сомневался. Засомневайся я – и ты, и Влад были бы мертвы. А вы мне близки. Оба. Несмотря на то, что ты считаешь иначе. Тогда я тебя, маленькая, спасал.
– Знаю. Я тебе как дочь.
– Ты мне друг. Стояла тут – трясущаяся, напуганная – когда охотник пришел за мной. Стояла и просила его меня не убивать. Затем в Венгене позволила спасти жену и дочь. И тогда, в доме, вывела Майю.
– Ты мне тоже друг. Хоть я и злилась сильно.
– А сейчас? Тоже злишься?
– Сейчас не злюсь. Все, что произошло в Будапеште, оказалось напрасным. Герда вернулась. Но дело даже не в этом. Все эти годы… моя любовь, моя боль… Я же ее дочерью считала! Дралась за нее, глотки рвала. И с Таном тогда… если бы не Кира, я бы, наверное, его не убила. А она оказалась миражом. Дымкой. Ты – мужчина, тебе не понять, каково это – когда умирают дети.
– Да, я мужчина. – Он тяжело вздохнул и отвернулся. Сложил руки на коленях, посмотрел прямо перед собой, и воздух в комнате стал тяжелым. На плечи навалилась грусть – его грусть. Его боль. И я поняла прежде, чем он сказал. Поняла, что была не права. – Но я знаю, каково это – терять детей. У меня их пятеро было, выжила только Майя. И то потому, что ее тогда просто не существовало в природе.
– Извини…
– Нет, послушай. Я пережил. И ты переживешь. Будешь злиться, плакать, страдать. Но – будешь! Если бы Влад не пошел на этот авантюрный шаг, тебя бы не было. Он жесток порой, но всегда знает, для чего что-то делает. Никогда не отступает. И любит тебя так, как умеет.
– Только от любви этой тошно и хочется бежать. Выжигает она все, Мир. Душу, сердце, саму жизнь. Сдохнуть от такой любви хочется!
– Лучше сдохнуть от потери кена в ржавом ангаре, – покачал он головой. – Чем этот Эрик лучше Герды?
– Тем, что он не хотел. Что сожалеет и делает все, чтобы мне было комфортно. А что делает Влад? Конкретно сейчас? Сидит и боится в большом доме или пустил все на самотек? Ведь Эрик тут не навсегда. Он уйдет, а Герда никуда не денется…
– Влад никогда не будет сидеть и бояться. И тем более, не пустит все на самотек.
Я вздохнула.
– Скажи ему, пусть не подставляется. Погибнет еще, а у него сын. И жена. Рита плакать будет…
– А ты будешь плакать, Полина? Или уже все перегорело?
– Я не буду, – уверенно ответила я. – Просто потому что разучилась. Но смерти ему не желаю, иначе зачем бы ходила к Мишелю? Просто… у нас разные пути.
– Уверена?
– Пока да. А загадывать не буду – судьба любит подшутить над планами.
Вернулась к себе я уже за полночь. Усталая, но довольная. Все же приятно знать, что у тебя кто-то остался. Кто-то не из племени и не связанный со странными испытаниями Эрика. Что мне есть, к кому прийти и с кем поговорить.
А ночью, глядя на крупные, по-летнему обильные звезды, я думала о Владе. О его словах у очага, о болезненном блеске в глазах, об отчаянии, оставившем след на лице. Нельзя было назвать его счастливым. Наверное, потому что ложь счастья не приносит… Хотя вот я всю жизнь старалась правду говорить, и что мне это дало?
Но почему-то зеленые глаза до утра не шли из головы. Это все Мирослав, он явно шаманит с сознанием. В прошлый раз после нашего откровенного разговора в Швейцарии, мы с Владом…
Нет, не думать об этом! Не вспоминать. Все в прошлом, а в настоящем у меня Эрик. Такой же притягательный и еще более недоступный. Не моего романа герой. Но почему же рядом с ним так чертовски хорошо? Это что, шутка природы?
Уснула я под утро, а проснулась около одиннадцати, не выспавшаяся и раздраженная. Хорошо хоть встать с постели не успела – тут же откинулась на подушки, зажмурилась и полностью отдалась картинкам в голове.
Я сижу на полу в квартире на Достоевского. Меня трясет, я с трудом понимаю, что происходит – в голове туман, сознание путается. Нога затекла, потому что сверху на ней лежит что-то тяжелое. Что-то или… кто-то!
– Эрик, – шепчу, пытаясь сбросить его с себя. Какой же он неподъемный! – Эрик, очнись!
Страх накатывает резко вместе с тошнотой. Если уж он беспомощен, то я и подавно…
Он все так же не шевелится, и я боюсь, что он умер, оставив меня тут одну. Наедине с опасностями. С Гердой. От этой мысли становится невыносимо тоскливо, внутри все сжимается. Верить не хочется, понимать еще меньше.
Я смотрю на часы на шкафу – бабушкины, те самые, что я так и не смогла выкинуть. В память о детстве. Десять часов, почти ночь. Ночью особенно страшно. Темно и тревожно.
Он же не умер? Он просто не мог умереть, бросить меня! Не имел права.
И вдруг я понимаю, что в комнате не одна…
Медленно, словно в вязком киселе, поворачиваю голову.
Ветер с шумом распахивает окно, развевая занавески. Холодно. Снег со свистящим ветром врывается в квартиру, кружит, леденит кожу. А вместе со снегом вплывает она. Женщина в светлой шифоновой одежде. Прямо по воздуху. Словно сказочная фея, скользит медленно, плавно и определенно – к нам.
Надо разбудить Эрика. Срочно. Иначе… Что иначе? Я не знаю. Но понимаю точно: ничего хорошего.
А потом слышу шелест сзади. Успокаивающий, дурманящий звук.
И – темнота.
Голова болела безумно. Еще больше, чем после видения о Теде. Я старалась отдышаться, успокоиться, но перед глазами все стояла незнакомка в шифоне – бледное лицо и плавное приближение. Ей нужен Эрик – в этом не было сомнения. Нужен не просто поговорить. Забрать. Она хочет его забрать! Вырвать из этого мира навсегда. И точно не в кан. Куда-то еще. В какое-то страшное, опасное место. Туда, откуда не возвращаются…
Я лежала еще несколько минут и смотрела в потолок, думая, что значит для меня это видение. Еще один шаг к его цели, еще одна опасности или… повод ему позвонить? Просто позвонить, услышать его голос, наполненный энтузиазмом, увидеть лучащиеся предвкушением глаза. И наполниться теплом. Его теплом. Его радостью. Ведь своей у меня не осталось.
И вдруг я поняла, что хочу, чтобы он нашел свой кан. Обрел, наконец, то, к чему стремился столько лет. Нашел себя. Стал счастливым.
Ведь в жизни иногда не главное – собственное счастье. Иногда важнее подарить его близким. А Эрик – как бы я ни хорохорилась, как бы ни отстранялась от собственных эмоций – стал мне близким. И значит, я изо всех сил постараюсь, выложусь, но он попадет в свой кан.
А я… я просто улыбнусь от мысли, что он был в моей жизни. Просто был. Без всяких намеков на «будет».
Глава 14. Глубокий синий
Я позвонила Эрику, и вечером он приехал. Просто возник в моей жизни снова, и стало светлее. Легче. Он вошел в мою квартиру – улыбающийся, громкий, и заполнил собой все пространство. Ни слова не сказал о моей просьбе побыть одной и подумать. Просто спросил, как дела. А я рассказала о видении.
– Постой, ты что же, помнишь время? – тут же воодушевился он после того, как я закончила рассказ. А на лице отразилась непонятная смесь эмоций. То ли радость, то ли удивление. Выглядел он при этом почти безумным.
– Да. – Я указала на бабушкины часы. – Четко видела время на них.
Он улыбнулся. Резко притянул меня к себе и обнял. А я растерялась. Снова.
– Это же замечательно!
– Очень мило, – смутилась я и осторожно отстранилась. – Но что в этом замечательного? Может, ты не понял, но я видела странную летающую тетку, а как ей противостоять, совершенно не знаю. К тому же, ты был в отключке.
– Это мелочи. Ты видела время – вот что радует. Значит, время открытия портала ты тоже увидишь.
– Портала?
Эрик вздохнул, присел на диван, увлекая меня за собой. Посмотрел так, будто собирался раскрыть самую главную тайну своей жизни.
– Портал в кан. Или, как думала, я туда попаду?
– Я вот до сих пор понять не могу, – нахмурилась я, – а как же скади? Ты что же, оставишь племя?
Он кивнул.
– Оставлю. На Дарью. Женщины тоже могу править скади. Пока не родится наследник-мужчина.
– Ну, Даша не показалась мне правительницей, – высказала я сомнение. – К тому же, она защитница. Разве правитель не должен быть воином?
– Необязательно, – улыбнулся он. – Главное – сплотить племя. Дарья сумеет, если постарается. К тому же в книге упоминается, что после моего ухода племенем будет править женщина. А потом появится наследник – сильный вождь.
– Ты настолько доверяешь этим пророчествам?
Я вспомнила, как мне предсказывал Барт – там же ничего определенного. Познаешь силу, научишься отпускать и удерживать, бла-бла. Как на такое вообще можно полагаться?
– Книгу предсказаний хранит Арендрейт, а я общался с ним лично. Все предсказания из книги сбываются.
– Наверное, ты очень рад, что именно тебе уготована такая судьба. – Я опустила глаза и посмотрела на свои руки. Вспомнила, как пообещала себе не хандрить из-за этого. Уйдет и уйдет – что с того?
– Это плохо?
– Нет, просто… – Я вздохнула. – Мне интересно, неужели ни разу не усомнился? Не думал о семье, детях? О том, чтобы стать сильнее здесь, для них? Для скади?
Он пожал плечами и совершенно искренне ответил:
– Я не думал о женитьбе, если ты об этом. Не могу себе позволить думать, ведь все равно главная моя цель – кан, а оставить женщину, которая мне поверила, тем более с ребенком, недостойно мужчины. Скади – моя семья. И пока я тут, готовлю Дарью к тому, чтобы она возглавила их. Думаю, еще есть время.
– Так странно… Ты и я – словно вне своих племен. Одиночки.
– Я не одиночка. – Он обнял меня за плечи и прижал к себе. – И ты тоже. Ты пробовала найти своих? Насколько я знаю, сольвейги тоже живут племенами.
– Племенем, – кивнула я. – Я нашла их.
– Почему не живешь с ними? Разве это не безопаснее?
– Да, такие, как Герда, их не достанут, – горько улыбнулась я.
– Драугры отличаются от хищных только кеном, Полина. В целом, мы очень похожи. Нам, чтобы жить, нужны ясновидцы, им – без разницы кто. Говорят, хищные, посвятившие жизнь древним искусствам, продлившие ее до бесконечности, превращаются в драугров.
– Хочешь сказать, Герда когда-то…
– Была хищной, – кивнул он. – А сольвейги – совершенны. Вам не нужно питаться. Вы не зависите от того, к какому племени принадлежите. Это прекрасно!
– Это ужасно, – не согласилась я. – Всем нужен мой кен. Не я. Даже ты тогда…
– Неправда, – перебил он. – Мне нравишься ты. Понравилась еще в кабинете атли. Ты тогда на Влада почти кричала.
– О да, там я была очаровательна! – рассмеялась я.
– Убери из себя сущность сольвейга, и что останется? – серьезно спросил он. – Подумай.
– Трусишка, – улыбнулась я. – И слабачка.
– Тебе нравится себя в этом убеждать? Разве слабачка на грани истощения подгоняла меня по дороге к атли, когда нужно было спасать Глеба? Или трусишка напросилась со мной на встречу с Тедом? Трусишка отдала мне кен, не раздумывая, а после этого сидит тут со мной и совершенно не боится, что я могу снова…
– А ты можешь? Хочешь? – серьезно спросила я.
– Шутишь? Твой кен – самое удивительное, что я пробовал в жизни, – честно признался он. – Конечно, хочу. И может, если ты тоже захочешь, когда-нибудь мы попробуем…
– Нет! – резко ответила я и встала.
– Я и не требую.
– Я не живу с сольвейгами, потому что для меня в книге тоже есть предсказание. В нем говорится, что я буду жить во внешнем мире. И, кажется, оно уже частично сбылось – Барт говорил, я потеряю дом, и вот я не атли больше.
– Барт?
– Вождь сольвейгов. Но я не могу о них рассказывать, извини.
– И не нужно. – Он тоже встал и подошел ко мне. – Это твоя семья, и их тайны ты должна беречь.
Я посмотрела на бабушкины часы. Они тикали, отсчитывая время, успокаивающий звук разливался по комнате. Эрик стоял рядом, и было безумно хорошо просто быть с ним. Разговаривать обо всем. О том, что волнует – его, меня.
– Ты знаешь, кто эта женщина? – осторожно спросила я. Его лицо было так близко – знакомое, родное. Когда он успел стать мне таким родным? Когда влез в душу, просочился, словно дурманящий газ, переделал ее под себя, изменил?
– Знаю, – ответил он почему-то тихо, но думал, казалось, вовсе не о ней. Смотрел в глаза, не отрываясь, даже не моргая. Гипнотизировал. – Лучше нам с ней пока не встречаться.
– Почему? – спросила я, уже не особо понимая, что и зачем спрашиваю.
– Потому что я не особо знаю, как ее одолеть. Ты помнишь, где мы находились в твоем видении? Здесь, в этой комнате?
– Здесь… – Внезапно меня осенило: – Думаешь, они нападут сегодня?
– Который час?
– Девять пятнадцать.
Внутри все сжалось, когда я представила, что сейчас распахнется окно и влетит по-летнему одетая дама. Словно прочтя мои мысли, Эрик сказал:
– Для них не преграда твои двери.
– Она зашла через окно, – пробормотала я. Перспектива встретиться с ужасной летающей незнакомкой не прельщала.
– Переночуем у меня, а завтра решим, что делать. Ты же не против?
Я покачала головой. Лучше так, чем просидеть всю ночь в углу, вооружившись сковородкой, и ждать, когда прилетит непонятное существо, с которым даже Эрик не знает, как справиться.
Я хотела ответить, что не против. Даже рот открыла. Но он успел раньше – взял меня за руку, а через секунду меня захватило ощущение полета, мир смазался и стал походить на размытую фотографию. И мы очутились в просторной синей комнате.
Никогда не любила такие перемещения, но еще больше не любила, когда это делали внезапно, и я не успевала задержать дыхание. Тогда сильнее тошнило.
– Черт! Разве можно так делать?
– Что такое? Тебе не понравилось? Я думал, тебе нравится все стремительное.
Издевается? Снова? Серьезно?
– Вот тебе стремительное! – воскликнула я и резко толкнула его.
Этого он явно не ждал. Пошатнулся и упал на кровать. Но реакция у него была что надо, поэтому успел схватить меня за руку, и я полетела вместе с ним, вернее, прямо на него. Получилось весьма двусмысленно. Эрик не растерялся – собственнически прижал меня к себе и томно произнес:
– Вот знал, что ты не любишь ждать, но чтобы настолько… – И добавил наигранно-серьезно: – Что ж, я готов.
– Иди ты! – ответила я, но улыбку сдержать не смогла. – Может, отпустишь?
– Мне так больше нравится.
– Я серьезно, отпусти.
– Как жаль, что все так быстро закончилось, – с сожалением проговорил он и ослабил хватку. Я выбралась из цепких объятий и встала.
– Очень концептуальный подход к ремонту, – сказала, осматривая комнату. – А главное, не нужно угадывать, какой у тебя любимый цвет.
– Тебе не нужно ничего угадывать. Можешь просто спросить.
– У нас прямо вечер откровений получается. Я тебе – о сольвейгах, ты мне – про кан. Кстати, что это за мир такой? Мне снился он недавно, там было озеро и лотосы. И жрецы хищных курили кальян на берегу.
Эрик звонко рассмеялся. Сел на кровати, слегка откинувшись назад. Длинные волосы рассыпались по плечам, и выглядел он неприлично очаровательно в сером свитере, оттеняющем глаза, на темно-синем покрывале, в свете ночных светильников.
– Я не знаю, – признался он. – Почти ничего не известно о кане. Только то, что в этом мире открываются тайные знания, и человек переходит на новый уровень сознания. Из кана есть выходы в места, о которых неизвестно на земле. И возможность переродиться в новом качестве.
– То есть ты ничего о нем не знаешь, но все равно туда хочешь? А мир, в котором родился, провел, можно сказать, лучшие годы своей жизни, бросаешь?
– Считаешь меня авантюристом? – серьезно спросил он.
Я пожала плечами. Присела рядом с ним и сложила руки на коленях.
– Не знаю. Я всегда мечтала жить здесь, иметь семью или хотя бы… что-то иметь. Попробовать стать счастливой.
– Ты же себе ничего не позволяешь. Для счастья нужно дать себе свободу, а ты сковала себя рамками, которые сама и придумала.
– Рамками этого мира?
– Рамками собственных табу, – улыбнулся он. – Ты когда-нибудь спрашивала себя, чего на самом деле хочешь?
Тебя. Сейчас я хочу тебя. Забыть, что ты уходишь. Что мне некуда вернуться. Что все, что у меня есть – это здесь и сейчас. И нарисовать себе будущее, которое никогда не станет реальностью.
– Постоянно спрашиваю… – прошептала я.
Воздух налился жаром, сгустился и наэлектризовался. За окном бушевала метель. Снежным в этом году выдался февраль. По-настоящему зимним – с сугробами, кусючим морозом, скрипучим снегом и ослепительно-яркими солнечными днями. Хорошо было думать, что я потерялась в феврале, возможно, потеряюсь и в марте, и в апреле… И в том месяце, когда Эрик, наконец, найдет, что ищет.
Не меня.
– Это настолько страшно? – Грудной голос успокаивал и гипнотизировал одновременно. – То, чего ты хочешь?
– Фатально, – честно призналась я.
Это была правда. Если я полюблю его – по-настоящему, глубоко – не смогу отпустить. А он все равно уйдет. Уйдет и останется – во мне. Постоянным напоминанием об упущенном счастье.
– Тогда, может, перестанешь себя об этом спрашивать? – прошептал он и приподнял мой подбородок. – Я-то давно в курсе, чего ты хочешь…
– Вот как? И чего же?
Он посмотрел на мои губы. Мимолетно, стремительно. А затем поцеловал. Я потерялась. В напоре его теплых губ, в прикосновениях ладоней – настойчивых, властных. Его рука запуталась в моих волосах, а вторая притянула ближе и обняла за талию. И вот я уже лежу, а он склонился надо мной и лукаво смотрит в глаза. Молчит. Улыбается. И ждет.
– Неправда, – прошептала я, пытаясь сохранить остатки здравого смысла, но его выжигал взгляд льдистых глаз. Шелковистые волосы касались моей щеки, щекотали и дразнили. Светлая бровь слегка приподнялась, выражая недоверие.
– Ой ли?
– Вовсе я этого не хочу!
Казалось, даже голос выдавал меня – низкий, хриплый, призывный. И взгляд – наверняка тоже затуманился. Но взгляд и голос – не слова. Если я признаюсь, если скажу…
