Текст книги "Ветер Безлюдья (СИ)"

Автор книги: Ксения Татьмянина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Через трущобы

Прожив еще в круговерти четырех дней, занимаясь повседневными делами, работой, ходя в гости, я видела – как воодушевлены и оживлены родители, как «проснулась» моя старая тетя Эльса, разговаривая со мной больше обычного и обсуждая – что она хочет в свою новую комнату. Моего счастья не омрачало даже то, что пропали из поля зрения трое «потеряшек», но внутри крепла уверенность, что пути сошлись не просто так и наша дружба восстановится. Во взрослом возрасте особенно трудно находить себе друзей, и мне самой было удивительно – как же раньше я жила настолько одиноко?

Я уверенна, что и Гранид останется в моей жизни, и мы будем иногда встречаться и о чем-нибудь разговаривать. У него были не самые приятные убеждения, это могло со временем пройти. Гранид отойдет от своей черствости, потеплеет, потому что на самом деле он хороший человек.

Вечером меня встречали Дворы. Я позвонила Виктору от тети, и мы договорились встретиться в Торговых палатах – так назывался один из Дворов, где не было жилых домов, одни магазины. Августа Викторовна составила список, но сама идти сегодня ленилась. Я посмотрела по распечатке, что теперь всегда носила в рюкзаке, где находится вход и собралась.

Куртку на плечи, шарф намотала на шею и голову заранее, рюкзак с гостинцами тоже на плечо, мешок с мусором до ближайшего бака, и я заколебалась…

Пройти до метро и сделать крюк до нужной станции? Или пройти трущобами – короче и быстрее, но…

Царапнуло меня изнутри маленькое разочарование. Мне хотелось, чтобы Виктор вызвался меня встретить где-нибудь здесь, он знал, что я от Эльсы. Мне хотелось, чтобы он сказал: «Жди, я сейчас до тебя доберусь и вместе пойдем, а то мало ли что». Но он не сказал. Я стояла на полуразрушенной плиточной дороге, под единственной работающей цепочкой фонарей, и не знала, как быть. Через метро – заставлю ждать себя слишком долго, а через темные кварталы – неуютно самой.

Таблетка наушника для профилактики с самого выхода утоплена в ухе, но никаких чужих мыслей не улавливала. И я решилась пойти сквозь город. Да, неуютно, но и не страшно. Ни разу не страшно.

По пути подумала, что однажды слышала в рассуждениях тети Лолы и мамы. Лола говорила, что от мужчин не нужно чего-то ждать, они не понимают даже намеков, а говорить – «мне бы хотелось, чтобы ты». Мама спорила – она, писательница любовных романов, была твердо убеждена, что настоящих мужчин просить об очевидных вещах не нужно. И кто прав? Может быть мне стоило сказать Виктору в трубку «Приходи за мной, мне хочется, чтобы ты меня встретил и проводил», а не идти сейчас с каплей горечи от того, что она сам не догадался?

Погода теплая, снега не было и в помине, и в шарфе я быстро взопрела. Пришлось снять и спрятать в рюкзак уже после десяти минут интенсивной ходьбы. Пока проходила через жилые дворы – попадались городские, кто своих навещал, и двоих встретила на прогулке – старик и бабулька сидели на единственной уцелевшей лавочке на детской площадке и разговаривали. Я невольно улыбнулась – это было так мило. Они или пара, или добрые соседи, нашедшие друг друга, чтобы скрасить свое одиночество. В доме Эльсы было еще трое жильцов – один колясочник и две такие же бабушки, ворчливые и не дружелюбные. К тете в гости никто не ходил.

А вот как только я свернула на улицу Черникова, началась полоса без освещения и без жилых дворов. Срезать квартал по диагонали – еще короче, но не слишком благоразумно, поэтому я решила так и идти по краю – вдоль дороги. На бывшую трёхполосную линию тоже можно было выйти, она не такая разрушенная как тротуар, но лучше поспотыкаться о булыжники, чем появляться на таком просматриваемом участке. Пошла еще быстрее.

Как же я раньше столько раз ездила в трущобы и никогда не ощущала тревоги? Пока не случилась история Гранида, я даже не могла себе вообразить – что может повылазить из здешних мест. И если раньше мой старый Сиверск казался мне плюшевым мишкой-игрушкой, который выбросили и изгадили на помойке, то теперь мне мерещилось, что внутрь обивки вдруг залез мерзкий огромный таракан. И жалко, и противно, и никак не исправить.

Справа от домов я услышала шум. Мышцы у меня напряглись, я глянула мельком в сторону самой густой темноты, и остановилась ненадолго. Звук усилился – кто-то пробирался сквозь ограду разросшегося кустарника, стоял треск. Я колебалась секунду – бежать к началу улицы, назад, или вперед, где уже была видна освещенная дорожка. Рванула вперед…

Пробежать мне удалось несколько метров, как до свободного от наушника уха донеслось гулкое «Гхаф!». И обернулась вовремя, чтобы устоять на ногах от налетевшего черной тучей Нюфа. На голове собаки зависла сухая веточка, он крутился вокруг ног, подпрыгивал передними лапами и отчаянно крутил хвостом.

– Собакен! – Я затискала его за уши и за шею, – Собакен ты мой!

Все опасения как рукой сняло. Поискала глазами Виктора – если Нюф здесь, значит и его хозяин рядом. Он пошел мне на встречу! И как он догадался, что я пойду через трущобы?

– Витя!

Мой голос ушел и вернулся слабым эхом от пустой улицы. Здесь был только пес.

– А ты меня как нашел?

Нюф облизал мне руки, подышал в лицо и сел в ожидании.

Дальше мы пошли вместе.

Подарки

Виктор не встречал меня даже у входа во двор, он ждал меня внутри и очень удивился:

– Негодник! Так вот ты куда сбежал! Я уже думал, что он сиганул домой.

– Сама не ожидала, даже испугал немного, когда выскочил на улице там.

– Пошли, Эльса, – Виктор махнул на собаку рукой, все ему прощая, – мы сегодня будем не только продукты брать, но и кое-что тебе из одежды. Пусть зима на исходе, но она может задержаться. Подберем тебе теплое и ты выберешь, что понравится.

– Пошли!

Магазины здесь были как в старом кино. Одна небольшая витрина с образцом того, что этот магазин предлагал – и вход с вывеской. И все отдельно. Не как в наших мега-маркетах на этажах полихауса, а «Обувь», «Верхняя одежда», «Шляпы, перчатки, сумки». Увидела и вывеску «Платья, костюмы».

В обувном я не увидела ни одной современной модели. Красивые ботинки, сапоги, туфли – натуральной кожи, даже пахли как нужно. В другом – не было пальто и курток из синтетических материалов – ткани, шерсть, и покрой старомодный. Я выбирала поочередно, дожидалась своей очереди у зеркала и не узнавала себя в новых вещах. Теплые, объемные, и на плечах более тяжелые – но такие «здешние», что я смотрелась на улице не чуждо.

– И все это просто так?

– Конечно. Если понравилось – носи.

Как же дико это было для меня, привыкшей с сознательного возраста платить за все, – сначала из карманных денег, потом из заработанных. А тут не нужно смотреть на ценник и думать «потяну?», брать вещь именно такую, какая больше всего нравится, и все!

Мои кеды и тонкая облегающая куртка отправились в рюкзак. С ним я не могла расстаться, потому что не было в сумках нужной замены. Я переоделась в длинное синее пальто, кроем похожее на викторовское, ноги спрятал в зимние ботинки из обалденной залакированной кожи, а на голову надела вязаную шапку с большим помпоном. Шарф остался мне как подарок и я подбирала свой головной убор под него.

– Зачем? – Виктор свел свои темные брови домиком и схватился за свой вихрастый затылок. – Ужас, ты спрятала свои волосы под этот кошмар!

– Ушам тепло. Ты ходишь без шапки, и ничего, а у меня замерзают уши.

Мне мой новый образ понравился – как укуталась, из под всей одежды были видны лишь нос и глаза. Ладони в варежках спрятала в бездонных карманах пальто. Новые вещи чудесно пахли новыми вещами.

– Ты как гном-переросток с этим помпоном. Выбрала бы пальто с большим капюшоном, было бы лучше.

– А мне нравится, – я взяла Виктора под руку, – пошли за продуктами. Что там по списку?

– По списку сначала еще одна лавочка – вон за тем большим крыльцом спряталась. Я хочу подарить тебе что-нибудь в честь завтрашнего праздника.

– В день всех влюбленных? Серьезно?

– И серьезно, и не серьезно. Я знаю, моя мама уже нас сосватала, уже почти все соседи считают тебя моей невестой, – пусть болтают.

– Это очень похоже и на мою маму…

– Мне нравишься ты, и нравится общаться с тобой. Я в тебя не влюблен, может быть, пока не влюблен, – Виктор пожал плечами, – кто его знает, как дальше сложится. Говорю тебе все честно, как чувствую. И хочу сделать тебе подарок, а повод будет любой – даже день влюбленных.

– Одобряю.

Я была ему благодарна за такое отношение. Мы уже много раз виделись, гуляли, он меня провожал, но никогда не приставал ко мне. Даже робких попыток не делал, и это давало мне самую настоящую свободу. Мне так хотелось общения без отношений! И я тоже не знала, – вдруг еще немного и я влюблюсь в него без памяти, и захочу большего. Но не сейчас. И он не хотел, и от меня не требовал определиться.

Магазин оказался ювелирным. У меня на языке сухо залипло «это безумно дорого», но я ничего не говорила. Откуда же все берется? И подобное во Дворы «прибивает к берегу»?

– Не любишь такие?

– Никогда не носила ювелирку. У меня даже уши не проколоты.

– А я ничего не понимаю в камнях и металлах. Если тебе не нравится такой вариант подарка, можно выбрать и на той витрине – с полудрагоценными камнями. Там я отличу янтарь от яшмы. И они мне кажутся красивее.

Да, украшения были сделаны со вкусом. Но я не могла представить, что ношу что-либо подобное. Персоник, – вот браслет-спутник моей жизни. Серьги? Кольца? Тем более – колье?

– Давай без подарка?

– Совсем?

Виктор казался разочарованным. Я могла понять – сегодня был день широких жестов, он переодел меня в теплое и здешнее, хотел подарить то, что любят все женщины на свете. Какой мужчина мог привести свою спутницу в ювелирный и сказать «выбирай все, что нравится»? Только тот, кто может заплатить за что угодно… или тот, кому все достается бесплатно…

– Этот браслет из янтаря подойдет к цвету моих волос?

Кокетка из меня вышла неопытная. Виктор засмеялся и я вместе с ним.

– Да, бери. Бери хоть все! И побежали в продуктовый, а то нас дома совсем потеряют!

Дурочка

К себе в полихаус я добралась лишь поздним вечером. Не рискнула ехать в метро в обновках – переоделась и переобулась обратно у родителей Виктора, оставив все там. Я бы и запарилась. Но рюкзак все равно распух, едва вместив пироги, завернутые для тепла в полотенце, и бутылку белого вина, что Ефим Фимыч и Виктория Августовна упаковали мне ответным гостинцем «на континент».

Я зашла тихо, не зная, спит Гранид уже или еще нет, на всякий случай стараясь не шуметь. Горел свет и монитор компьютера.

Мое хорошее настроение переливалось через край, и я спросила с улыбкой:

– Чего не спишь?

– Ломаю голову… – растягивая слова ответил Гранид и свернул программы. – Тебя ждал.

– У меня пироги с собой, еще даже не остыли полностью, будешь? С капустой, с картошкой и пару сладких с черничным вареньем.

Я сначала переоделась, потом уже взялась за рюкзак.

– У тебя такой говорящий взгляд, Гранид, – посмотрев на него, не удержалась от озвучки мыслей, – тебя раздражает мое «кудахтанье»? Смотришь на меня с таким снисхождением, словно перед тобой деревенская курица прыгает. Я права?

– Нет, не права.

– Папа мой сокрушается, что я никак не займусь чем-то великим. А я люблю бытовую ерунду.

– Послушай… мы недавно говорили о деньгах. Я сегодня получил последний ответ на разосланные резюме, и там отказ. Везде отказ. Статус бывшего наркозависимого мешает, так что с работой не все так радужно, как думалось. Помоги мне взаправду. Я смогу зарабатывать, только если сам на себя, а свое дело потребует вложений – хорошее железо, реклама, да и без средств первое время не потянуть.

– А сколько надо?

Гранид сказал ту сумму, которую я ему озвучила четыре дня назад, рассказывая о родительской помощи.

– Ты нарочно? Вот ни больше, ни меньше?

– Да.

– Я же реально обнулюсь.

– Понимаю. Но ты все же на плаву, есть работа, есть родные. А у меня, кроме тебя, никого нет, и ты можешь помочь. Пожалуйста. Деньги на пенсионке – это на далекое будущее, ты сама объясняла, они сейчас тебе никакой погоды не сделают, а меня спасут!

«Жить и делать глупости дальше?» подумала про себя и взяла молчаливую паузу, разбирая рюкзак до дна и выкладывая пироги в полотенцах внутрь холодной духовки. Есть самой их никак не хотелось – много сдобного теста, начинка слишком жирная и слишком сладкая. Вкусно, но за ужином в гостях еле съела один с чаем. Через силу.

Гранид подошел и заглянул в кухонную зону. Весь его вид говорил о лихорадочном нетерпении, и он буквально высверливал меня своим взглядом с вопросом «да или нет?».

Мне было трудно. С одной стороны, это уже не совсем мои деньги, – родительские. Если узнают о списании, – страшно представить, что со мной сделают. С другой – любой человек в праве надеяться на помощь именно тогда, когда трудно. Прямо сейчас.

А если без оглядки на всех? Не заботясь о том, что подумают родители? Что подумает сам Гранид? Что подумают, если узнают все прочие – следователь, соседка, тетя, дворовые жители или попутчики в метро? Что я сама для себя? Я сама как?

А в голову так и лезло недавнее – «Почти как в сказке – принц и лисенок»… Не уходило из мыслей, будило во мне не только осколочные воспоминания, но и ту, давнюю привязанность к Граниду-мальчишке. Взрослый образ сделал свой шаг назад.

– Хорошо, забирай, – я встала напротив Гранида и вызвала на персонике программу личного счета. – Тебе переводить на тот обязательный, что соцработник открывал? Или другой?

– Правда, поможешь? – Он улыбнулся и развернул экран своего персоника.

– Да. Сканируй, сейчас введу код для подтверждения, и будешь богат как король. Не спусти все на мороженое.

Я перевела, потом подтвердила. Получила оповещение о списании, и готовилась почувствовать приступ холодного страха от содеянного. Стояла, прислушиваясь у себе, но ничего не было. Сердце спокойно.

– Скажи, Ромашка, а я тебе хоть немного нравлюсь?

– С чего такие вопросы?

– Что ты ко мне испытываешь? Жалость? Симпатию? Может, уже любовь?

– Ну да, ну да…

Гранид обратно в комнату не уходил, так и стоял в проеме, загораживая выход из кухонного закутка.

– Я был не прав. То, что ты сейчас для меня сделала, очень великодушно. Послушай…

Он сделал маленький шаг вперед, и настороженность внезапно зацарапала меня по коже между лопаток. Расстояние между нами стало дискомфортным. Отодвинувшись, насколько могла, уперлась в столешницу над духовкой.

– Мы с тобой уже столько времени провели под одной крышей. Я понимаю, что ты меня подобрала полудохлого, и впечатление обо мне было не очень, сам постарался… Но у меня есть глаза, я не могу развидеть твою привлекательность. Ты чудесная, красивая, добрая…

Гранид понизил голос до вкрадчивости, и взял меня за руку, поднеся ладонь к лицу, к своей щеке. От невероятности происходящего, я оцепенела, не соображая, что нужно сделать, чтобы он прекратил. Ища варианты между каким-то вежливым словом отказа и грубым посылом, я тупила, и Гранид этими секундами пользовался.

Я почувствовала пальцами рельеф его худого лица, безвольно дернула руку, почувствовав движение скулы и челюсти. Он сказал:

– Я здесь последнюю ночь, Эльса. Давай проведем ее вместе, согрей меня. Я здоров, я уже в силах. Подари мне немного своей женской ласки. Иначе я окончательно превращусь в камень, а ты можешь…

Гранид поцеловал сначала мою плененную руку, потом сделал еще шаг ближе и обнял за талию. Поцеловать в губы, как намерился, уже не успел. Меня взорвало гневом и разочарованием, и я больше не искала вежливых слов, – оттолкнула его со всей силой, на которую была способна. Гранид выше меня, крупнее в комплекции и шире в плечах, но мышечного веса он еще не набрал столько, чтобы стать серьезным противником. Масса тела была легкой, а я не даром ходила в бассейн и занималась гимнастикой. Гранид улетел в зону прихожей и ударился спиной о дверцу стеллажа.

– Убирайся, немедленно. Забирай вещи и уходи сейчас!

Внутри меня была ярость, но голос фальшиво дрогнул. Не слабостью, а почти что обидой.

– Да нужна ты мне… – холодно сказал Гранид совсем другим тоном, – я хотел унизить тебя доказательством, что ты, как и все безотказные, готова лечь в постель с любым. Не от испорченности, а от неспособности сказать «нет». Что же ты меня оттолкнула? Деньги отдала, почему не дать и того, что тебе вообще ничего не стоит? М? Ты такая добрая, Эльса…

Я не ответила, у меня дергалось горло и занемел язык.

– Бескорыстная дурочка, я же тебе наврал. Есть у меня работа, и деньги твои нужны для других целей. Ты не спросила с меня никаких доказательств, не предложила меньше. Даже не уточнила – в долг или нет… Будет тебе урок, чтобы не верила таким уродам как я. Поняла?!

Гранид зло выкрикнул последнее, выпрямляясь и делая маленький шаг ко мне.

– Здесь уже нет моих вещей. Подумаешь еще, или прямо сейчас уходить?

Не дождавшись никакого ответа, он надел свитер, куртку, обулся и сверился с персоником.

– Ключ-код от дома смени, а то вернусь незваным гостем… – открыл дверь, поколебался на пороге, – …лучше бы согласилась, мне бы легче было. Я бы развидел в тебе ее насовсем, а так не вышло. Тебя обрадует, если признаюсь, что чувствую себя последней скотиной?.. Прости.

И ушел.

Сдулось все мое многодневное счастья за один вечер. Гадко было не из-за обмана с деньгами, не из-за того, что приставать начал. А потому что я вообразила его нынешнего иначе, чем он оказался на самом деле. Мне жалко тот самый мальчишеский образ, – безвозвратно растоптанный и поруганный взрослым Гранидом. Оскорбление было не моим, а той маленькой девочки, которая с ним дружила.

– Да, скотина! – Зло и почти что со слезами выкрикнула я. – Самая настоящая скотина!

Но плакать не стала. Больше выгорела эмоциями, апатично опустившись на пол в кухонной зоне и закрыв лицо руками.

Гость

Утром я проспала время своих занятий, не найдя моральных сил. Бассейн мог бы развеять, но я осталась в постели и отсыпала дальше. Да ну все к черту! Персоник выключила. В мыслях опять прокручивалось прошедшее, но не долго – сон стал лучшим лекарством для нервов, и вечерние мысли утром уже не донимали.

Поднял звонок домофона. Звонок был настойчив.

– Кто?

– Следователь… Андрей. Дозвониться не смог, а есть срочное дело. Могу подняться?

– Конечно.

Быстро одевшись, плеснув в лицо водой, свернув постель, я уложилась за то короткое время, что нужно для лифта и пути до двери.

– Доброе утро.

– Доброе, – ответила я, пропуская его в прихожую зону и закрывая дверь, – будь как дома. Верхнюю одежду можно сюда, обувь сюда. Но если не удобно, можешь не разуваться.

Андрей замялся. И я его понимала – самой непривычно звать его на ты и видеть его в своей квартире. Вот когда по-соседски у Натальи готовила «Пирог путника» и какао, было все просто. А со следователем – странно. Во-первых – его должность. Я лишь раз общалась с ним вне кабинета, и быстро избавиться от формальности не могла. Во-вторых – он мужчина. А после вчерашней выходки Гранида еще не прошла неприязнь к обманщикам, выдающим себя за друзей, а потом зажимающих на кухне. Кто знает, не обернется ли мне снова боком моя доверчивость, и я зря пустила к себе друга детства? А видеть его в такой роли, тоже нужно было еще привыкнуть.

Дойти до наушников на столе и нагло подключиться к подслушиванию, совесть не позволила.

– Мне Гранид нужен, он надолго ушел?

– Он еще вчера съехал.

– Я не смог его вызвонить. Был по новому адресу, но его там нет. Извини, что пришлось так… навязаться. Твоя линия тоже отключена, а время не ждет.

– Не извиняйся. Гранид вещи раньше перевез, сколько их там было? А вчера совсем ушел.

– Понятно.

– Могу чаем напоить. С пирогами, если любишь выпечку.

Следователь колебался, и его, не смотря на возраст, терзала та же неловкость, что и меня. Аж сердце сжалось от болезненного ощущения дежавю, и перед глазами предательски стоял образ неуклюжего мальчишки, которого впервые позвали в гости к незнакомым. А на самом деле у двери стоял высокий и небритый мужчина, с залысинами, с небрежно зачёсанными назад легкими волосами, с усталой темнотой в подглазьях. Я прямо кожей чувствовала несказанное – как будет воспринято его согласие «попить чай»?

Это было похоже на попытку взрослое, – шаблонное и понятное поведение мужчины и женщины «наедине», – наложить на наивное и бесхитростное желание пообщаться за кружкой чая.

И Андрей что-то в моем взгляде и тоне голоса прочитал, что его расслабило, и он кивнул.

– Увы, пироги вчерашние, но я сейчас погрею. А будешь чай, или другое? Есть разный кофе, на вкус, есть какао, горячий морс. Если чай, то есть каркаде, траявяные, зеленый, черный обычный и с добавками.

– Стоп. Можно кофе, крепкий?

– Садись за стойку, – я кивнула подбородком в сторону, заныривая к своей полке с напитками. – Сейчас сварю.

Он скинулся, разулся, спросил разрешения помыть руки. А когда сел на стул у кухонной стойки, осмотрелся. Глаза стали печальными, но улыбнулся он тепло.

– Я не в своей тарелке. Не помню, когда бывал у кого-то так запросто, даже у коллег. Если бы не обстоятельства, я бы вряд ли обнаглел до такой степени, чтобы ломится в дверь живьем… в смысле. Это сейчас верх невоспитанности.

– Забываем о человеческом общении да? А что случилось-то? Я могу помочь?

– Хотел Гранида предупредить. Но если его и здесь нет, и по адресу новому, а на сообщения он так и не перезвонил, смысла искать его нет. Он может быть где угодно. Почему твой персоник был выключен?

– Отсыпалась. Расскажешь, что привело?

Как буднично, как по-свойски! Неужели одно только соглашение быть друзьями так быстро сделало нас на самом деле таковыми? В один миг?

– Я недавно вернулся из Тольфы. Надеялся найти что-то, чему не дали доступ Тимуру с его запросами. Или было лень по-настоящему лезть на склады бумажных документов, чтобы найти на этот запрос ответ. Нашел личное дело из детдома, еще документы. Забрал. Удалось выйти на следователей с которыми можно сотрудничать, помогут, не затянут если что в самом их ведомстве понадобится… но как вернулся, узнал, что дело сворачивают. Сверху директива пришла. И намек, толстый такой намек, что если я не сделаю этого, слечу с должности, и бонусом другие неприятности догонят. Я подчинился. С завтрашнего дня беру отпуск за свой счет, по причине семейных обстоятельств, а на самом деле продолжу расследование негласно.

– Один? Без системных ресурсов?

– Не один. Двое сослуживцев, приятели из техотдела и экспертного, – мой тыловой фронт. Будет сложнее, придется шифроваться, но не отступлю…

Андрей вздохнул. Гейзерная кофеварка зашипела, и я налила следователю его крепкий кофе. Достала из холодильника кокосовое молоко.

– Экзотику добавить? У меня только сахара нет.

– Спасибо, я так.

Распакованные от полотенец пироги подогрелись в духовке, и я выложила все на большую тарелку. Себе налила минералку.

– На магазинные не похожи. Сама пекла?

– Нет, – усмехнулась я, – но они домашние. Пекла одна очень хорошая знакомая и завернула в гостинец. Ешь, если голодный. Это сладкие с черникой, а эти с картошкой и с капустой.

Он взял один, откусил, поморщился от горячей начинки, а когда, наконец, проглотил, стал смеяться. Оперся локтем о столешницу и запустил пятерню в волосы, покачивая в другой руке несчастный пирог.

– Домашняя еда, свежезаваренный кофе. Где я вообще? В каком времени? Так бывает?

– Бывает.

– Последний раз я ел такие пирожки в семнадцать, перед армией, пока дома жил и мама готовила. Спасибо, Эльса.

– За что?

– За то, что вот так все внезапно и просто. По-хорошему просто.

И я была благодарна, что он пришел сегодня и невольно вылечивал меня от вчерашней злой досады на Гранида.

– Утром я нашел на своем рабочем столе конверт с письмом. Не по электронной почте, не в сообщениях, не через служебный канал – бумажный конверт. Изготовленный лет восемьдесят назад, еще с тех годов, когда не отмерла почтовая отрасль с подобной корреспонденцией. Марки старого Сиверска, я проверил потом по каталогу в группе местных филателистов. Представляешь? И печать есть – почтовое отделение номер девятнадцать. А оно законсервировано вместе со всем кварталом в шестидесятых еще. Само письмо написано от руки. Дальше объяснять?

– Написано на тетрадном листе?

– Верно!

У меня перед глазами стояли зимние здания Почтового и Печатного Дворов, газеты с типографской краской, и толстая тетрадка в клетку Виктории Августовны, которая туда записывала еще с юности все самые лучшие рецепты. Нездешние вещи, не с «континента»…

– И?

– Я не дознался ни от кого, – кто заходил в кабинет до меня? Не высмотрел и с камер, что есть в здании и даже в коридоре. Ноль.

– И что там?

Андрей подошел к своей куртке, что повесил на плечики в стеллаж, достал его из внутреннего кармана.

«Не лезьте в трущобы. Прознают, найдут – убьют. Передайте наркоше, если сможете, – пусть уедет из города.»

– Почерк женский, – отметил Андрей. – Возможно, Карина. А ее так на радарах и нет. Уверен, даже если объявить в розыск, и на коптерах включить режим поиска – не найдут. Она до сих пор там, в Колодцах или твоих хороших местах. Но как она смогла письмо передать?

– Могут быть варианты, – медленно произнесла я, подумав о проводных телефонах в трущобах. – Хорошие места называются «Дворы».

Следователь допил кофе одним глотком. Глаза загорелись стальным блеском:

– Эльса, расскажи мне подробнее про все, что знаешь. По-жа-луй-ста! Я поверю всему, самому невероятному, любой мистике. Я готов поклясться, что сохраню все в тайне, если ты боишься моей служебной присяги.

Виктор и прочие дворовые будут не рады, что я разболтала о них… Я увела глаза в сторону, не зная, что делать. И увидела наушники на столе. Первый раз я услышала в них голос Натальи… как будто сто лет назад. И голос Тамерлана. И голос самого Андрея. Их мысли, их «потерянность» в «не своей» жизни. И что-то такое сработало именно в те дни, не раньше на месяц или на год, на пять лет. А недавно. Сколько раз довелось пересечься с друзьями за все эти годы? Случайно, даже в таком многомиллионном городе, а все же откликнулось только сейчас? Почему судьба выжидала почти три десятилетия?

Эти наушники дали мне путеводную нить к утерянному прошлому, к близким друзьям… всем троим.

Или четверым? Не сошлось у меня в голове раньше, что я слышала и мысли четвертого – спутника Карины. «Ваша компания вечно таскала его с собой, он был младше и бегал за всеми как хвостик». Господи, да какая же я непроходимая идиотка!

– Андрей… а как зовут твоего брата?

– Илья. А что? – Насторожился тот. – Ты его встречала?

– Нет. Хотела знать. – Ответила я почти честно, не желая давать ложную надежду раньше времени. – А фотографии есть?

– Ему было пять. А жили мы тогда… не очень хорошо жили, я не уверен, что сохранились снимки, даже если мать и делала их. Тогда же не печатали, все уже на цифре, карте памяти или флешке. Затерялось. Фотоальбомов старинных у меня нет.

– Ему сейчас…

– Тридцать два. Понимаю, как это дико! Но он пропал совсем ребенком и стал взрослым там, вырос среди чужих, или не чужих. Быть может, он и не помнит о своей настоящей семье по малолетству того случая. Скорее всего не помнит. Но это важно мне. Я всю жизнь один, своей семьи не создал, вечная служба, последний родной человек умирает. Я хочу его найти. Так ты расскажешь мне все подробнее?

– Да, расскажу. Это случилось в начале декабря, в прошлом году. Я увидела арку в доме…

Он слушал не перебивая, внимательно. Даже не удивился тому, что я пересказала от Ефима Фимыча. В итоге Андрей попросил об одном:

– Проведи меня туда, если сможешь. Им не обязательно знать, что я из полиции. А если тебе твой Виктор не захотел рассказывать лишнее о Колодцах, еще не значит, что я не разговорю других. Аккуратно.

– Не могу обещать, просто не знаю. Законы пространств там строги… А если новости будут, как тебя найти?

– Я без зарплаты ячейку больше снимать не могу, так что перезжаю в трущобы. Пока не знаю, где точно поселюсь. Персоник буду выключать, сама понимаешь, если вдруг слежка или под призрака замаскируюсь, и совсем браслет сниму. Звони. Если не доступен – звони Тимуру.

– Хорошо.

– Могу на долго пропасть. Значит так нужно по делу. Гранида попробую найти, но если ты с ним первее сможешь связаться, расскажи о письме… пойду я. Другие дела не ждут.

Я не закрыла за ним двери сразу, а провожала его взглядом, пока следователь шел по коридору. Но Андрей не сделал от меня и пяти шагов, как открылась соседская дверь и в коридор вылетели две собаки – почти ему под ноги. Йорк облаял сразу и не замолкал, а такс, басовито гавкнув раз, обежал его и принюхался к ботинками.

– Домой, немедленно! Извините, я только зашла и плохо дверь закрыла…

– Ничего страшного…

Наталья схватила Ёрика на руки, выпрямилась, и застыла на месте. И Андрей, уже готовый двинуться дальше, слегка запнулся. Сделал неуверенный шаг, потом другой, и вдруг развернулся спиной, словно собрался выходить к лифтам задом наперед:

– Вы… где я мог вас видеть?

Наталья пожала плечами, и на ее бледных щеках проступил едва заметный румянец. Андрей как-то слабо улыбнулся, кивнул и ушел.

– Ты вернулась?

У меня сердце буквально скакало от радости. Если бы могла, то обняла бы обоих, стукнула лбами, и закричала: «Да, вы знаете друг друга!». Соседка моего вопроса не услышала. Йорк так вырывался, что она машинально отпустила его обратно на пол, и также сомнамбулически выпрямилась.

– Как дела?

– Хорошо… а кто это?

– Расскажу обязательно. Ты свободна сейчас?

Наталья кивнула и улыбнулась так, что я ее не узнала. Это был другой человек, с другим выражением в глазах, с другими чувствами. От Наташки-потеряшки не осталось и следа, она выглядела так, словно глотнула воздуха юности, а за спиной появились крылья.

– Эльса, это ты оставила мне цветы под дверью?

– Я.

Соседка подошла и крепко меня обняла.

– Спасибо! И я теперь знаю, откуда помню тебя!