Текст книги "Ветер Безлюдья (СИ)"
Автор книги: Ксения Татьмянина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)
Фотография
Начало темнеть. Из всей еды осталось немного фруктов, выпиты и соки и пиво. Два часа улетели так незаметно, словно и не было времени совсем. В зале открыли нараспашку окно, но воздуха все равно уже не хватало, и наша компания разбилась – Андрей позвал Карину на лавочку у подъезда, чтобы поговорить о брате, не напрягая этим остальных. Наталья пошла выгулять собак во двор и Тимур с ней на всякий случай, трущобы все-таки. А я осталась одна, взяв на себя хозяйскую рутину – убрать, помыть, собрать мусор и поставить чайник. Кружки было две, но при сильном желании чай можно влить и в вымытую бутылочку из под сока, делать нечего.
Я не возмущалась, что меня оставили одну. Это совпало с настроением – внутреннего тихого счастья с ощущением одиночества. Я была с друзьями, и в тоже время выпадала из нашего общего прошлого, так ничего и не вспомнив. Они меня знали. Они рассказывали обо мне, и я узнавала себя, удивляясь – как много привычек сохранилось и укрепилось во взрослом возрасте.
Вернувшись в зал, как закончила на кухне, села на пуф и проверила персоник. Он сигналил пару раз за вечер, как и у Наты, как и у Тамерлана. Но я не проверяла сообщения, это беспокойные за детей родители, немедленно отвлекались и смотрели – не от дочери ли? Не с сыном ли что, оставленном на выздоравливающую жену? Мне писали родители. Но мелькнула раз и надежда, что это Гранид. Что угодно, просто так, не по делу. Напишет только ради того, чтобы написать.
Я огляделась от нечего делать. Отметила вечную схожесть всех трущобных квартир, поняла – сколько же здесь всего, что принадлежит прошлому жильцу. Явно, ровный ряд книг по педагогике был не андреевский. И старые лыжи в углу за дверью, тоже. А вот стопка папок на полке за стеклом – очень походили на рабочие. Я не удержалась, и сунула нос. Не преступление – раз мы и так обсуждали колодезное дело. Открыла аккуратно первую, потом вторую – где распечатки, где листы, исписанные от руки. Скучно и непонятно. Я уже хотела оставить дела, но заметила папку другого рода – затертую, картонную, мышисто-серого цвета, всунутую между современных пластиковых собратьев. На ней даже были шнурочки, – раритет черт знает каких годов, или не очень давний архив, но в провинции.
«Гранид Горн, г.р. 2033, г. Тольфа, д.д.№ 11»
Открыв ее, я на несколько секунд зажмурилась. Он, мальчишка, смотрел с фотографии. Его восемнадцать были слишком недалеки от пятнадцати, и лицо было почти таким же – немного суровее, жестче и строже, но все равно юным. Передохнув, начала читать первый лист-распечатку с данными о выпускнике детского дома № 11. Выхватила лишь пару строчек, как вздрогнула от голоса Андрея:
– Там все сухо изложено, – недостатки характера, успехи в учебе, короткая история одного усыновления… Эльса, давай, если тебе любопытно, ты сама у него все спросишь?
Я пристыженно кивнула и с трудом закрыла дело обратно. Но что-то поняв по моему лицу, Андрей сказал:
– Поделюсь с тобой, но только чуть-чуть и по большому секрету. Раз уж сболтнул. Нетерпимый был твой Гранид, слишком гордый и самолюбивый…
– Чего это «мой»?
Тот хмыкнул:
– А с чего бы тогда такой ин-те-рес? Лет с десяти характер у него, судя по записям, стал выравниваться, почти без драк, взялся за ум, занялся учебой, вызывался в активисты по мероприятиям. Приятели были, но сильно ни с кем не сдружился. Одиночка. Два года до выпуска – сплошные успехи.
– А что за усыновление?
– Ему повезло в одном, – с месяца от рождения он попал под опеку женщины, работавшей в роддоме. Та была не замужем, материально не достаточно обеспеченна, поэтому на все сто ей усыновить, конечно, не разрешили, но позволили забрать и заботиться. В те времена отказников много было, дома малютки переполнены. Службы закрывали глаза на такое, зато снижали нагрузку на бюджет. Она бы его и вырастила, если бы не погибла через два с половиной года. Ее родня переоформлять мальчика на себя не стала, Гранид оказался в детском доме и больше ни в одну семью не попал. Тридцатые все были кризисными, вся страна с хлеба на воду перебивалась, своих родных детей поднимая. Не до сирот. А потом он уже слишком вырос, чтобы кто-то рискнул взять на себя воспитание детдомовского дебошира с упрямым характером.
Он покачал папку в руках и накрутил на свои изящные пальцы шнуровку, задумавшись:
– Это все, что осталось в доказательство его прошлой личности. Я отдам ему при случае, пусть делает, что хочет с бумагами.
– А можно?.. Можно я заберу фотографию?
– Юноша бледный со взором горящим… – процитировал Андрей поэта, пустив в тон каплю насмешки, и добавил мстительно: – А кто однажды не постеснялся брякнуть про меня и Нату «тили-тесто»? Ты не помнишь, но я вспомнил, и не прощу.
– Мне пора, – Карина появилась в дверях зала. – На чай не останусь. Для посвященных – конверты оставила, с десяток, на тумбе у зеркала. Надо – пишите. Новости будут, – не забудьте обо мне. Эльса, завтра жду, где условились.
– Куда тебя проводить?
– Не надо. Здесь недалеко тетя-Мотя, нагряну к ней вне графика. На край – есть одно Убежище еще ближе.
– Так не пойдет…
– Пойдет, полиция, – отрезала она категорически. – Сегодня без провожатых. Бывайте.
Вернулись и Тимур с Натальей. Пока пили чай я рассказала им двоим про конверты и необычную почту трущоб. Навряд ли кого-то из них занесет сюда, жизнь обоих сейчас была почти полностью мегаполисной, но по паре конвертов на всякий случай забрали.
– Андрей, – я подумала про Илью, прикусив себя за язык в желании рассказать, что видела его. Хватит того, что выдала Карине, – ты можешь написать брату на адрес Лазурный двенадцать… Письмо может дойти, ведь он там бывает.
– Без квартиры?
– Кто знает, а вдруг достаточно этого и все сработает?
– Я попробую.
Когда собрались домой, путь до станции растянулся. Тимур и я бодрым шагом – впереди, Андрей и Наталья чуть отстали, еле слышно о чем-то разговаривая. Было почти одиннадцать, – я с соседкой, Тимур обещал довести прямо до дверей, поэтому вызванивать Гранида не было смысла. Уже у выхода из трущоб подозвала Нюфа и наклонилась, ладонями обняв большого пса за голову:
– Домой! Домой, зверь. Понял команду?
Он на меня задышал, высунув язык и пришлось отвернуться. Но команду понял. Протрусил следом еще метров пять, потом завернул на газон и скрылся, перепрыгнув через низкие кусты.
– Андрей, последнее, о чем я должна сказать. Только догадка, никаких вещественных доказательств у меня нет, но во главе колодезных может стоять некий Елиссарио. Фамилию не помню. Он владелец литературного сайта «А.Э.Лит», где публикуется мама. Выясни про него все, что сможешь.
– Откуда эта догадка?
– Он пытался выйти со мной на разговор. Намеками, и я ничего не поняла в тот момент. Потом дошло.
– Понял тебя. С подробностями не затягивай, мне детали нужны.
– Договорились.
– Хороший был вечер встречи, – Андрей пожал на прощание руку Тимуру. Протянул ладонь и Наталье. – Рад снова увидеть… За вкусности спасибо. Эльса, а ты не забудь заглянуть в кармашек для карточек.
Он похлопал самого себя по плечу, намекая на лямку моего рюкзака. Я тут же сунула туда пальцы, нащупав плотный прямоугольник снимка.
Сиротство
Помимо всех эмоций, закрутивших меня в этот день, и мыслей о разном, одна внезапно всплыла, когда я зашла домой и снова получила сообщение от мамы. Мы жили в достатке, – это был факт.
Персоник давно просигналил мне час тишины, но я на него плюнула. Даже сняла галочку с электронного будильника, – все равно вся жизнь не по графику. Раньше, каждый день и вечер здесь я включала то аудиокнигу, то музыку, наполняя звукоизолированную ячейку полихауса жизнью. Выходила за дверь с наушниками, и не могла выдержать чуждого городского гула, погружаясь в свой мир. А теперь? Теперь Дворы вернули мне память о звуках жизни – ветра в листве, чириканья воробьев, шорох метлы и шагов, говора, заставки из титров кино. Даже в трущобных квартирах была своя, пусть и замеревшая жизнь в тихих звуках. Я общалась с друзьями и забыла про наушники, я не заполняла пустоту своего одиночества треками книг или клипов… конечно, уединение прекрасно, а толпа утомительна. Провести время с самой собой – жизненная необходимость и порой удовольствие.
Но ведь дело в людях. В одном, двух, пяти… с которыми ты не видишься каждый день, но они есть, ты их любишь и весь мир больше не глухой!
Я села за рабочий компьютер, опять подумав о том, что неприятно задело с порога. Моя семья жила в достатке. В доказательство самой себе, открыла архив и выборочно прощелкивала фото: мало, что квартира была, была и техника, и одежда, и мебель. Модная мама, деловой папа, нарядная я. Да, машины не имелось, но уже тогда личный транспорт перекочевал в раздел роскоши. Кроме остального – вот фотографии из кафе, из детского парка, из поездок родителей заграницу.
Откуда же тогда фраза мамы «Не хочу, чтобы ты также ненавидела своего мужа за то, что он не может нормально обеспечить семью?».
Андрей вспомнил о тяжелых тридцатых. И я посчитала по возрасту – Гранид в тридцать третьем стал отказником, Андрей и Тимур погодки, родились в тридцать шестом, остались в семьях, но очень бедных семьях. Наталья на год их постарше – не помню, чтобы жила хорошо, даже сережки латунные носила. Я родилась под конец десятилетия – в тридцать восьмом, и у нас ни о каком кризисе речь не шла, судя по фото.
Как же так? Почему мама обвинила отца в недостатке денег? Даже если он Эльсе помогал, хватало на все с избытком! По воспоминаниям друзей – я таскала продукты каждую встречу, все лето, угощая и себя, и их, и это не пробивало дыры в бюджете. Родители замечали вообще сам факт, или холодильник был настолько полным, что его невозможно разорить?
Почему родители соблазнились выплатой клиники? Почему сейчас главный их страх – остаться без денег самим, и что я скачусь в нищенство? При том, что их квартиры в собственности, а я снимаю. Даже сейчас, если сравнивать, наша семья как сыр в масле катается! Все равно мама дергается от желания богатого зятя и отпрысков – гарантированных опекунов в старости, а отец дрожит от беспокойства, что зарплатой не потяну и деградирую…
– Почему все так?
Кончено, правда в том, что без денег совсем – не жизнь. Они должны быть, чтобы не звереть от голода, вылечиться, подстраховаться на случай безработицы, купить себе время или расстояние. Но у отца и матери было что-то другое…
Отец мог обеспечить семью. Мама ненавидела его по иному поводу.
Я задумалась, залипла в семейном архиве, и не нашла никакой серьезной причины. Уверена, – черной семейной тайны не существовало. Папа не садист, не алкаш, не изменник. Он даже после развода продолжал жить так, как жил, тихо зарывшись в книги. Мама ненавидела его просто потому, что не любила. Он – не он, не ее мужчина, а для замужества и рождения ребенка удобный вариант.
– С перспективами…
Повторила вслух ее же словечко. Чтобы он ни сделал – ей все будет не так. Любви не было. И даже сдружиться родители не смогли, поженившись по нужде, не притерлись друг к другу. Не открытие для меня. Но все-таки с этим пониманием выявилась новая глубина всей их жизни. Как же мне повезло, что тепло любящих родных я узнала от бабушки и от тети, хоть и не зацепила много сознанием. Они сформировали мое сердце.
И Гранид… отказник с рождения. Хоть на капельку, но мать у него была. Та, что любила, баюкала и произносила его имя с лаской. Не холодные няньки, казенные руки и равнодушные голоса, а семья. Потому ли он был таким отзывчивым ко мне, девчонке, таким заботливым и открытым, что неизвестная женщина успела сформировать его сердце?
Никого нет в живых. Только мы, выросшие, с неутраченным наследством внутри себя. У него сиротство. У меня дом без любви, а это тоже не дом. И мы встретились в Безлюдье, убежав каждый от своей беды и одиночества.
Закрыв архив, достала его фотокарточку. Долго смотрела и не могла понять – я люблю его?
Вот с друзьями все ясно, хоть и получается наоборот – эпизоды с их прошлым я не вспомнила ни одного. Встречались мы мало, общались – по пальцам пересчитать, но я уже знаю, что люблю их, что они мне близки, и мы всегда придем друг другу на выручку. Гранида я помню и вижу перед собой так ясно, как это фото. Жила с ним под одной крышей, проводила с ним много времени, и сейчас мы тоже общаемся. Он мне помог, даже за меня отомстил. Почему он мне не точно такой же друг, как остальные? Да, я его люблю… как мужчину?
С пониманием этого было трудно. С Виктором все мои чувства говорили уверенное «нет!». Даже боялась, что с его стороны вдруг проявится желание поцелуя, объятий, и самого страшного – стать любовниками. С Гранидом «да», но у меня не было желания кидаться ему на шею, целовать, завлекать в постель. Если и хотелось бы коснуться, то без соблазна, без трепета…
Опять слегка покорежило – потому что не нашлось подходящих слов, всплывали только те, что мама пихала в романы как масло в кашу – побольше, пожирнее, чтоб плавало все в этих слащавых эпитетах плотской страсти. Неужели эта моя часть, Эльса-женщина, навсегда отравлена, и до самой смерти я буду Эльсой-девочкой?
А ведь Гранид поцеловал меня в губы. Дурашливо или серьезно?
Ролик
В следующий день утром, выспавшись и поплавав в удовольствие столько времени, сколько хотелось, я вернулась домой и решила для своих родителей сделать видео. Не подарок, а новую попытку сказать о себе так, чтобы они услышали.
Программа Гранида была великолепна. Подступившись в этот раз, обнаружила еще одну жемчужину – фотографии та могла перерабатывать кучами и не промахивалась в итоге создавая модель для видео. Если раньше, чтобы создать лицо, я сама выискивала и сортировала снимки, где человек был с разных ракурсов и «лепила» его с помощью векторов и вставок, то теперь от меня было нужно два действия – указать папку с фотографиями и подождать десять минут. Или чуть больше, если снимков море. В этот раз я выбрала себя. По задумке первая часть ролика будет о моем детстве. Только не все вместе, а я с каждым родителем по отдельности. Воскрешать их любовь смысла не было – ее не существовало, а вот ко мне они все же испытывали свои родительские чувства. Не та теплота, которой мне не хватало в детстве, и не та, которую я воображала себе еще совсем недавно… пусть. В конце концов не одни они меня понять не хотели, я тоже выкручивала им руки своими желаниями «настоящей семьи» и общих ужинов. Сейчас я приняла родителей такими, какие они есть и хотела взаимности. Вторая часть ролика – мое возможное будущее. Там некая Эльса получит награду за вклад в интеллектуальное достояние страны, выйдет замуж за богатого красавца и окружит себя тремя карапузами. Если они больше не примут меня, то пусть смотрят на дочку своей мечты в ролике.
Время Илья назначил на шесть вечера. Ему не придется приходить так каждый день, дожидаясь моей возможности исполнить обещание – мы появимся там сегодня вместе с Кариной. В три дня я открыла персоник и задумалась – кому позвонить с просьбой? Кончено, о таком нужно было позаботиться раньше, но я беспечно забыла об этом. Не заметила никого подозрительного у полихауса, – ни вчера, когда возвращалась, ни сегодня, когда выглянула на улицу после бассейна. Почему-то острое ощущение опасности отодвинулось от меня, – из-за стольких защитников разом, и друзья, и Гранид, и Нюф, – последний способен найтись в любой точке трущоб. Это не значило, что я не нужна больше колодезным, это лишь значило, что они или лучше сокрылись, или сменили тактику. Елисей написал в последнем сообщении: «Я буду вас преследовать, Эльса».
Очень хотелось позвонить Граниду. Оторвать его от любой работы, найти веский предлог чтобы он приехал. Эгоистично, но и без предлога – мне хотелось увидеться с ним. Тимуру не хотелось звонить совсем – отвлекать его от его службы, а он не свободен в этом отношении, от семьи – это самый крайний случай. Он однажды избавил меня от слежки, но в драке он проиграет. Я не прощу себе этого. Звонить Андрею? Оптимальный вариант, если бы не одно но – вдруг он увидит Илью? Не время для их встречи. Обманывать, водить следователя за нос, попросив проводить до другого входа во Дворы, мне не хотелось.
И я решила никому не звонить. Выбрала сама самый недалекий от метро вход, чтобы перескочить побыстрее путь от станции до подъезда, арки или подвала, с минимальным риском. А вот на обратном пути, – из трущоб в город, когда будет позднее по времени и совсем не многолюдно, другая история. Прикинув, сколько примерно может занять все дела во Дворах, я и написала сообщение Граниду: «Привет. Сможешь сегодня в восемь встретить меня на Павловской станции? Мне нужен провожатый». Он не ответил сразу. Ни через час, ни через полтора. Я уже собралась на выход в половину пятого, не зная, что и думать, как пришло короткое: «Да».
Щенок
– Эльса! Здравствуй, солнышко. А я думала, что ты совсем пропала… Витя сказал, что ты не переехала.
– Я не переехала. Но и не пропала.
В третьем при переходе Дворе меня окликнула Анна, пышная женщина с белой кожей и пшеничными волосами. Она была моей ровесницей, но из-за большого веса казалась постарше и по-взрослому степеннее. Анна выгуливала Матильду и последнего из помета маленького медвежонка, – можно сказать жену и сына Нюфа.
– Смотри как еще подрос, будет больше папки! Представляешь, повадился ночью залезать спать в постель, никак отучить не могу. Сейчас-то маленький слоник, а как взрослый будет? Так придется отдать ему кровать и спать самой на полу. Ты надумала, может, а?
Я присела на корточки, не в силах удержаться от щенячьего обаяния, и тискала пушистую копию Нюфа.
– Да, я очень бы хотела… А знаете, я же теперь здесь прописана, – немного слукавив, ответила Анне, – и могу взять на воспитание это чудо. Эй, хочешь обосноваться на Набережной? Хочешь бегать и ловить чаек, а?
– На Набережной? – В голосе женщины прозвучало откровенное удивление. – Там же дома закрыты.
– И что?
– Ты удивила меня. Правда будешь жить там?
– Буду. Анна, а можно забрать щенка прямо сейчас?
– Да, конечно, солнышко! Я знала, что малыш тебя дождется! Запоминай: кушает три раза в день – в восемь, два и в восемь. К улице приучен, дома терпит. Костей не давай, мясо ест сырое, я капаю рыбьим жиром и витаминами, чтобы рахита не было. И творогом раз в день корми.
– Хорошо.
– А назовешь как?
– Пока не знаю.
– Эльса, а ты точно там? Я могу это знакомым сказать, поделиться новостью?
– Если новостью, то лучше говорите, что на Набережной поселились жильцы, не упоминайте именно меня.
– Есть и другие? – Глаза Анны округлились. – Кто?
Я не ответила, только чмокнула ее щеку в знак благодарности. Подняла тяжелого щенка на руки.
– А типография все еще закрыта?
– Конечно! Не успели еще решить, что делать со входом на Пекарский, как теперь и Библиотечный не закрывается! Что за сбои, никто ума не может приложить. Дедушка Паша, – Анна понизила голос до шепота, – подозревает, что это карта наша зачудила, из-за нее все. Там ей в последние разы кто-то неправильно вопрос задал… это версия такая. А что на самом деле, не знает никто.
Почему же никто, подумала я, вспомнив как проводила впервые Карину – как раз из трущоб на Библиотечный.
– Анна, спасибо! Мы пошли.
Глаза Карины нужно было видеть, когда я вышла к ней не с той стороны, откуда она ждала меня, да еще и с таким спутником. Она открыла рот, как рыбка, невольно потянула руки и сразу присела на корточки, чтобы погладить щенка.
– Какое чудо…
Резкость голоса отпала, как шелуха. Ершистость движений, строгость лица, – все исчезло. Не узнать было эту маленькую помолодевшую женщину, вдруг просиявшую умилением и нежностью.
– А в трущобах собак нельзя заводить… не то, чтобы запрещают, но я же без дома. Все время боялась, что если мой четвероногий отбежит от меня, его отлов убьет. Уроды так пекутся о безопасности, типа стаи там и эпидемии бешенства… что сразу ловят и травят. Оттуда песик?
– Песик весит килограмм двенадцать уже. Я его несла сначала, чтобы не убежал, но долго не смогла. Оказалось, он послушный.
– Так ты мальчик, красавчик.
– Возьмете его себе? Ты и Илья?
– Странная! Да тебе имя – рыжая дьяволица! Если я скажу «нет» ты предложишь выкинуть его в реку, как ключи?
– Ты не скажешь так.
– Тогда зачем спрашиваешь? Иди ко мне, лапочка… иди ко мне, мой звереныш…
Карина села в траве, обнимая собаку, целуя в темный лоб, пожимая по очереди передние толстые лапы.
– Илюха нас больше никогда не оставит, да? Посмотрит в твои глазки, и все забудет. Он у нас хороший, только глупый. Прямо как ты, несмышленыш, с добрым щенячьим сердцем и дурацкой башкой.
– С едой пока делать нечего, берите в дворовых магазинах. Потом, может, чего придумаем и будем отсюда носить, покупные. Карина, времени мало, запоминай на лету откуда и куда можно пройти.
– Не учи ученого, я Мосты на зубок знаю, а там ваще паутина, мозг сломать можно. Запомню с первого раза, хоть экзаменуй!
Она не врала, схватила схему быстро, и я немного перепроверила ее вопросами. Нигде не ошиблась.
– Сейчас попробуешь сама?
– Да.
По плану, Карина должна была ждать нас уже за аркой. Я подозревала, что как только проведу Илью в Почтовый Двор, так и этот будет открыт… навсегда? Сейчас была важна попытка – пройдет ли Карина в одиночку? Или мне всегда нужно будет водить их за руку? Эксперимент вышел с помехами. Сначала в арку вбежал щенок, а она следом, и не ясно – собака ли помогла, с врожденными способностями здешних переходов, или это ни на что не повлияло?
