Текст книги "Ветер Безлюдья (СИ)"
Автор книги: Ксения Татьмянина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)
В гостях
Сказать, что я летела на место встречи, значило ничего не сказать. Мы тогда с Виктором общались минут пять-десять от силы, но все последнее время внутри меня все равно выстраивалась сложная или, наоборот, простая система связи между нами. Мне думалось, что ничего не случайно, что я должна больше узнать про Дворы, и что этот новый человек будет значить в моей жизни больше, чем мимоидущий незнакомец.
По телефону нас связали не сразу – оказалось, что номер один на Двор и трубку берет тот, кто ближе всех оказывался к аппарату. Путем переключений и заочного знакомства с жителями, меня соединили с квартирой Виктора, где трубку взял отец, Ефим Фимыч, и радостно объяснил, что наслышан обо мне. Оказывается, тот вход закрылся и теперь к ним можно попасть через другую улицу и другой дом. Адрес он дал и обещал, что Виктор как раз меня встретит – он с Нюфом собирается идти гулять.
Я хорошо знала кварталы трущоб и полетела на ту улицу, не путаясь в дороге.
Приближаясь к дому, утопающему в темноте заброшенного нежилого участка, сбавила шаг, отдышалась и пошла по замусоренной дорожке прямо к закрытым воротам жалюзи. Может быть я ошиблась адресом, но ворота не открылись. И не растворились, когда я их тронула.
Обходя все по кругу, не нашла больше ни одного прохода. Подсвечивая себе экраном персоника, проверила номер дома на торце, проверила подъезды. Но все закрыто.
Внезапно прямо под колени меня боднуло, ударило, и я невольно сделала несколько шагов, чтобы не упасть. Радостное ворчание и сопение, походившее почти что на невнятную речь, раздалось под левой рукой, и свет персоника частично осветил мохнатую голову Нюфа. Пес вилял всем корпусом, сгибаясь посередине своего туловища, дышал парком, задрав морду, и даже подпрыгивал.
– Ой, нет… нет-нет!
Пес решился и, вскинувшись, уложил мне на плечи свои заснеженные передние лапы. Под тяжестью я выгнулась назад, но не засмеяться не могла. Степенности в этой собаке не было. Нюф, не смотря на габариты, был еще полон щенячьей энергии и радости, поэтому я получила мокрые и теплые «поцелуи» языка в подбородок, щеку и в висок, когда попыталась отвернуться.
– Нюф!
На зов хозяина он присмирел, тут же отстал, побежал к нему.
– Это моя вина, – Виктор приблизился и протянул мне руку, – пошли скорее. Мне надо было тебе сказать про телефоны-автоматы, но не подумал, что ты еще совсем ничего про Дворы не знаешь. А проход закрылся.
– А что за автоматы?
– В трущобах любой уличный автомат, без карточек и монет, снимаешь трубку, набираешь номер и он связывает. Это все моя дырявая голова. Пошли-пошли, и руку давай, а то там ступени крутые.
Я, чувствуя, что не могу перестать улыбаться до ушей, послушалась и Виктор подвел меня колодцу в подвал. С торца дома в трущобах всегда был такой отдельный вход, утопленный в землю. По не самым хорошим воспоминаниям, если им не пользовались, то в яму скидывали мусор или справляли нужду. Но в этом колодце было чисто и ничем не пахло.
Виктор поддержал меня при крутом спуске, открыл дверь и дальше повел по низкому непроглядному коридору. Нюф, легко спрыгнув за нами, был слышен по шуршанию. Мой персоник молчал. Или уже действовала зона отключки, или я нисколько не волновалась по поводу того, что меня затащили в место, которое ассоциировалось с чем-то опасным Да, темно, сыро, неуютно, но я совершенно уверенно шла за Виктором, не отпуская его руки. А идти пришлось долго, по ощущениям судя – весь дом по его длине, чтобы выбраться из другого выхода. Только там уже колодец оказался иным, не таким утопленным, и с каменными ступеньками вбок. Почтовый Двор по прежнему заснежен, хорошо освещен фонарями и светом из окон, и весь окутан атмосферой старины. В некоторых окнах я заметила свечение гирлянд. И тут ждали нового года.
– Пошли сразу в гости, Нюф уже выгулян, да и родители давно хотят с тобой познакомиться. Я ведь о загадочной Эльсе рассказал в тот же день, как тебя узнал, а потом ты пропала.
– Да я хотела связаться, а сегодня смогла понять, как позвонить.
– Каюсь, моя вина. Да.
Виктор взглядом вины не выразил, наоборот, даже лукаво посмотрел на меня и открыл дверь в подъезд, пропуская. Но Нюф кинулся первее, привыкнув, что это для него и опять чуть не сбил с ног.
– Собакен! Это что за наглость? С завтрашнего дня буду учить тебя джентльменскому поведению!
Грозный, но не злой окрик разнесся эхом внутри, а в ответ раздалось «Вхаф!».
– Это он не нарочно.
– Да я уж поняла.
И еще поняла, что кличка Нюф, как у соседских Таксофона и Ёрика, это Ньюфаундленд. Такая простая вещь, а не приходила в голову раньше.
Квартира Виктора оказалась просторной. Ощущение этого было не только от порядка, но и от высоты потолка. Эдакое хорошее сочетание плюсов ячеек полихауса без тесноты большинства трущобных квартир. Пол паркетный, мебель старая и темная, обои бумажные. Все аутентичное, старое и ухоженное. Нигде по первому взгляду я не увидела ни пластика, ни алюминия или дюраля.
Мама Виктора была похожа на своего сына, вернее, он на нее, – и внешностью и именем.
– Виктория Августовна.
Представилась так, по имени отчеству, поздоровалась за руку, и сразу оглядела меня особым взглядом.
Виктория Августовна напоминала мне своим профилем и густыми черными волосами гречанку, а по фигуре – крепкую славянскую женщину, в полноте и физической силе. А вот Ефим Фимыч оказался пониже ее, сутулый, уже седой и лысоватый. Его крупный нос, темные глаза маслинами и широкая улыбка отсылали образно куда-то на юг, к виноградникам и полям. Ему бы шляпу соломенную и трубку, то образ был бы законченным.
– Рада знакомству, – искренне пожала им руки, не зная точно, как лучше высказать свою признательность. – Извините, что без гостинца.
– Это не страшно, и не надо. Проходи, садись, мы как раз собираемся ужинать. А мы давно тебя в гости ждали, голодная?
– Нет.
– Тогда бокальчик вина, – добавил глава семьи и сам себе одобрительно закачал головой.
Виктор рядом не оставался, ушел Нюфу лапы от снега мыть, я скинула куртку и рюкзак, разулась, а хозяйка показала на тапки:
– Хочешь так ходи, а хочешь, вон тапочки гостевые. И проходи в зал, не стесняйся. Мы новым людям рады. Во Дворах все друг друга знают и давно, со стороны редко приходят. А уж с континента и подавно. Последний раз два года назад семья была, из тех, что здесь жить остались, а так, приходя-уходя, за весь год только ты и появилась. Я ведь за пределы не хожу.
– Да, – подтвердил Ефим Фимыч, открыв в зале дверцу старого большого буфета и позвякивая посудой, – это молодое поколение туда нос сует. Витя вот иногда выбирается на метро вашем катается.
Я ничего не это не ответила, отметив про себя, что молодежь под сорок, уже не совсем молодая. А родители Виктора стариками не выглядели. Это мои поздно меня родили, а вот их сын, кажется, появился у четы годам к двадцати, если не раньше.
– Буду рада, если расскажите, что это за такое волшебное место?
– Это конечно. Но ты главное отличие знай – со злым умыслом люди сюда не ходят, не попадут просто. И мы тебе поэтому все расскажем, а ты со своей стороны, если что, можешь все открыто рассказывать нам. У нас тут по-семейному, и не только у нас, а вообще – во Дворах.
– Спасибо.
– Так, я сейчас на кухне все закончу и накрывать буду.
– Помочь?
Виктория Августовна одобрительно улыбнулась, но от помощи отказалась. Усадила в кресло к телевизору и отметила «будь гостьей».
Телевизор в этой комнате тоже был, как и у тети, большого экрана. Но не плоский, а совсем древний – телескопный. И каналы не наши, а что-то незнакомое. Желтоватый состаренный кадр показывал исторический фильм, снятый лет сто назад.
Я улыбнулась. Не смотря на древность ленты, этот фильм я видела. Его очень любила моя бабушка, которая признавалась, что своего сына назвала Алексеем потому, что нравился ей очень герой Алеша Корсак.
Виктор был занят, хозяин выбирал вино, а я невольно уставилась с ностальгией в экран. Там как раз показывали что-то трагичное, что-то про казнь и про передачу креста, – их диалог шел мимо сознания, и только одно злое высказывание прогремело из динамиков: «Я устал от человеческой подлости и глупости!». Герой ударил рукой по столу, вздрогнула и я.
Этот возглас внезапно обострил мое осознание всего, что происходило сейчас. Я сидела в гостях у приятных, пока еще мало знакомых людей, в кресле, в зале с круглым столом по центру – накрытым скатертью, в освещении низкой оранжевой люстры. Здесь было тепло – по доброй атмосфере, по температуре и освещению. Витали вкусные запахи – еды из кухни, старого дерева от мебели, открытого «подышать» вина. Звенели тарелки, скрипел паркет, из ванны доносилось ворчание и хозяина, и пса, который не желал мыться.
А за окнами при всем при этом пошел снег, густо падая хлопьями. Совсем не так, как тот же снег в окне тетиной квартиры.
И я почувствовала острый приступ счастья и покоя, которого так давно хотелось ощутить. Вне суетливости современности, вне занятости и нехватки времени. Не с раздором и взаимной неприязнью родителей, а с чувством семьи и любви. Чужой семьи. Не своей, но все же… это как будто все было таким знакомым! Виденным однажды во сне!
– К столу. Витя, Нюфа пока закрой, нечего ему тут мокрой шерстью пахнуть. И клянчить будет.
– Красное вино, полусладкое, – с вопросительной интонацией сказал хозяин, поднеся горлышко к моему бокалу.
Я практически не пила алкоголь, но тут нехотя кивнула. Виктория Августовна тоже любила сервировать красиво и это нашло в моей душе отдельный отклик, – тарелка в тарелке для смены блюд, по паре бокалов, один для напитка, другой для воды. Салфетки сложены, приборы сверкают. Есть я не хотела, но хозяйка просила попробовать и потому положила мне и курицу в пряном соусе, и гору пюре, и маринованных грибов с луком.
Виктор сел рядом со мной. В своей домашней одежде он оказался столь же старомоден, как и в пальто – обычные брюки, обычная рубашка с воротничком, ничего современного. Я в первые минуты в своей эко-синтетической одежде, со своим массивным персоником на запястье, почувствовала некую неуверенность. Но никто не смотрела на меня как-то не так, и я успокоилась.
Как только выпили первый бокал за знакомство и нового человека во Дворах, Ефим Фимыч и Виктория стали рассказывать.
Закладки пространств
Дворы созданы давно. А вот кем – неизвестно. Не одним человеком, не сразу, в течение нескольких десятилетий прошлого века. Сейчас об источниках трудно судить, здесь хроник не писали, так – одни сказки остались.
И они не были всегда такими, какие есть – менялись, перестраивались, расширялись – очень медленно и в зависимости от количества людей, которые жили тут. Дворы походили на особые закладки в пространстве – течение времени одно, а каждый попасть не может.
Человек должен быть светлым, положительным, добрым, без тени зла – тогда пустит. Но и это не просто – ходы менялись из месяца в месяц, открывались не на весь день, а на несколько часов, и кочевали по адресам старого Сиверска, так что тот еще лабиринт.
– Удивительно, – Ефим Фимыч рассказывал задумчиво, смакуя и получая удовольствие не меньше чем от вина, – как ни были эти пространства противны прогрессу, но и Дворы менялись с эпохами. Как видишь, в итоге и телевизор сюда пришел и дома стали современными относительно первых построек – другая коммуникация, другая мебель. Двигается мир, живем и мы, меняемся и мы. Никто сейчас не может сказать, сами ли сложились законы этих пространств? А приходится подчиняться некоторым правилам – вот постороннему сюда так просто не попасть, нужна особая человеческая душевность и потребность в бегстве оттуда. Раз ты здесь, Эльса, значит, признаешь, что там-то тебе не очень хорошо. Там тебе не совсем уютно.
Я слушала, но говорить что-то не торопилась. Не уверенна была, что Ефим Фимыч прав на все сто процентов.
– Дворы, это острова, тихие и спокойные, вдали от большого континента. Но мы не заперты, хочешь, – ходи гуляй по мегаполису. Витя у нас так сбегает иногда по своим делам, а мы нет. Не надо, нет потребности. Новых лиц тут дефицит, но, насколько я знаю, у вас там тоже. В смысле, что каждый сам по себе и что житель один, что в доме с тысячью соседями, все одно.
– Не у всех. Семьи же есть, и дружат люди. И даже с соседями общаются.
– Это ты про себя? Ты такой человек, что вокруг так получается – и друга завести и с соседом поздороваться и семейные связи держать. Ты думаешь, что это все есть у всех, но тебе так кажется, потому что ты кусочек тепла и рядом, волей не волей, а оттаивает мир и что-то пробивается, тянется к свету.
Мне стало неудобно. Я за собой такого эффекта не чувствовала, и мне даже не хотелось бы брать на себя такую роль. В конце концов коллеги у меня были раньше, но как только я ушла в одиночное плаванье, так ни с кем и не общалась. Их не то, что друзьями, подругами и приятелями-то было не назвать. А семья, – так я бегаю между тремя домами тети, отца и матери, без сил и желания собрать их вместе даже на ужин.
Виктор заметил мое замешательство, сказал:
– Засмущали.
Но я смутилась не от скромности, а от несоответствия того образа, что нарисовала его семья. Я не «кусочек тепла», я одинокий человек.
– Давайте пока пирог попробуем, а потом и дальше рассказывать будем, – вернулась Виктория Августовна с большим блюдом песочного пирога с клубничной открытой начинкой. – Варенье пятиминутка, ягоды как свежие.
– Мне не накладывайте, спасибо. Я так наелась, что не вместится.
– А ты ложечку, для пробы.
И хозяйка мне первой отрезала рассыпчатый кусок.
Чай тоже оказался сладким, я не успела ничего сказать, как в чашку налили кипятка, заварки, бросили два кубика сахара и подали через стол. Отказываться неудобно. Я и так из вежливости съела и курицу, вкусную, с хрустящей зажаренной коркой, и пюре, и все грибы под уксусом. Виктор подкладывал мне на блюдце ломти ржаного хлеба с семечками и уверял, что если не попробую все, то буду жалеть.
Ужин был праздничным, действительно вкусным. Но мой желудок не ожидал такой кухни и таких порций. Я привыкла есть раз в день, давно отказалась от круп, муки и сахара, мне было легко и комфортно в таком режиме. Поэтому тесто казалось слишком тяжелым, сладкое чересчур приторным, а несколько глотков вина только усугубили ужин.
– Неужели не нравится, – хозяйка пристально смотрела на мою дегустацию пирога и взгляд ее встревожился, – не вкусно?
– Очень вкусно. Но я не ем сладкого, а вечером обычно не ужинаю… – Натолкнувшись на непонимающий взгляд, решила добавить банальное: – Я, если честно, за фигуру боюсь.
– Да брось, что будет твоей фигуре? Женщину красит стать, а не косточки. Кушай-кушай. Такого ты ни в одном своем супермаркете не купишь. Домашнее.
Я вздохнула и отколупнула еще кусочек.
– Из каждого, – Ефим Фимыч свой кусок уже съел, быстро, и докладывал второй, продолжая разговор, – есть свой выход к другим двум или трем Дворам. Так что если вдруг надо попасть на Типографский или Гостиный, то или сразу в него через ход, либо через пару Дворов транзитом. Мы часто так в гости друг к другу ходим. Как раз в этих двух дворах есть наши друзья, семьями дружим, знаем друг друга давно. У одних пара сыновей, вот с ними Витя иногда общается. А у других дочь. Думали нашему сыну женой будет, но то наши мечты, а их личное дело другое. Не нравятся друг другу. Вот хоть девушку привел познакомиться в кои-то веки.
– Я же говорил, что тебя в невесты запишут.
Виктор улыбнулся, подмигнув мне и подливая еще чая, и я улыбнулась. Куда же без этого родительского беспокойства о том, что родненький сын или дочка, все еще так в холостом положении живут.
– Телефоны в каждой квартире есть, номер один на всех…
– А вы со мной связаться сможете, если что?
– Это нет. У нас связь только с трущобными линями. К сотовой связи никак.
– А что еще рассказать…
Ефим Фимыч и его жена продолжили говорить о некоторых Дворах, их особенностях и истории. Кто и чем характерен, сколько где жителей. Погода здесь была зимой холоднее, а летом прохладнее. Воздух чистый. Были Двор у реки, с выходом на набережную. Были окраинный – с лесным участком рядом. Но далеко все равно не заплыть и не зайти, есть у пространств какая-то граница.
– По реке, бывало плавали на прогулочных лодочках. Но так, чтобы на тот берег… нет. – Он замотал головой. – Даже молодые, даже самые смелые туда ни ногой! А вот, что странно, так это то, что для наших собак правила ходов не действуют!
– То есть?
– Вот сегодня, Эльса мы сюда пришли через подвал, – подхватил Виктор, – Потому что ход арочный закрылся, а новый как раз через него. Захотим вернуться, так обратно тоже только этим ходом, а вот Нюф или другая собака, переберутся туда, куда им надо – и через арку, и через подъезд, если кто двери откроет. Я слышал, что и по самим трущобам они могут бегать, сокращая пространства. У них есть свои, собачьи Мосты.
– Мосты?
Виктория Августовна, больше молчавшая, замахала ладонями:
– Это не про нас, это уже там. Ну их!
– А еще у вас какие тут чудеса бывают?
Меня так и подмывало спросить про чтение мыслей, но интуиция подсказывала, что два этих явления связаны быть не могут. У них тут гаджетов нет. И предчувствие шептало: «Это не всем, это только с тобой так».
Хозяйка рассказала еще про «чудеса», но это касалось лишь тв-трансляций с Театрального во все другие Дворы по антенной связи. И погода порой была очень разной, как будто не в одном городе жили. Где-то весна раньше приходила, а где-то неделю лили дожди. В двух однажды зима на месяц задержалась, а в одном лето быстро кончилось.
– А время у вас с нашим точно синхронно?
– Синхронно. Вот это день в день и минута в минуту. Календарь и часы не врут и никогда не путаются.
– Тогда мне пора. Хорошо у вас, очень. Но домой надо.
– Ты не пропадай надолго, приходи новый год встречать.
– Я со своими. Но, врать не буду, гостем у вас буду частым.
Провожали меня тепло. Вероника Августовна даже обняла, чего я не ожидала, потому что у меня даже мама так не прощалась. Виктор оделся проводить, а Нюф порывался выскочить в подъезд с нами. Но его вовремя схватили за хвост.
Прошли снова через подвал, вышли в трущобы. И разница почувствовалась особенно резко, – теплее, темнее и заброшеней. Как на кладбище ночью. Виктор на перемену внимания не обратил, это мне затосковалось немного. Он сунул мою руку себе под локоть и неспешно повел в сторону метро:
– Вот так погостишь-погостишь, а потом и переедешь. По лицу вижу, что тебе уже при втором посещении здешним воздухом не очень дышится. Это на ментальном уровне. У нас чище. Да, родители говорят, что я слишком часто выбираюсь на континент, но не потому, что мне там нравится. Я в архивную библиотеку хожу, всякие исторические детали выясняю. Хочу знать, если что-то подобное не только в Сиверске. Я… – он немного запнулся. – Я Путь ищу. А так, честно, мне и в метро тяжело ездить – поток информации сильный, как грязевой сель. Такая отовсюду навязчивость, реклама, невооруженным взглядом видно подмену ценностей. И люди в большинстве своем напоминают роботов, биологических существ с электроникой вместо мозга. Жить в таком улье, шумном и запрограммированном…
Виктор, казалось, говорил вещи правильные, но каждое его слово давало неприятный осадок. Я тоже так иногда думала. Да, он был в чем-то прав… но и не прав одновременно. Люди – не роботы, и не слишком мы и зацифрованны. Это может только так видеться со стороны – тем, кто не живет в «улье». Что еще скажет житель сказки о жизни в реальном мире?
Мне стало обидно за мой мегаполис Сиверск.
– Одна ты тут, как ромашка на руинах, красивый и простой цветок среди грязи.
Виктор хотел сделать мне комплимент, но усугубил ощущение. Он расстроил меня. Да и вдруг сравнил с ромашкой, как Гранид, неизвестно с чего, давший мне дурацкое прозвище. Но я, сделав над собой усилие, понимая, что Виктор ни в чем не виноват, улыбнулась ему и сказала:
– Я рада, что мы снова увиделись. Спасибо, что проводил.
– Не пропадай надолго. Связаться теперь знаешь как.
Он легко пожал мне ладонь своими двумя, и пошел обратно в трущобы, оставив меня рядом с проулком выхода на подземку. Я была вдвойне ему благодарна, что не полез с поцелуями. И вообще «не клеился». Мне сейчас меньше всего хотелось заводить отношения, а больше всего – по-человечески, по-дружески общаться.
В метро меня замутило. Персоник, давно оживший, транслировал ретро музыку в уши, под настроение, но я его отключила, как почувствовала неладное с желудком. Еще через станцию мне стало казаться, что тошнит от всего – от вагонного света, от запахов и даже звуков. Я немного продышалась на свежем воздухе, как добиралась домой. Но после лифта я едва успела добежать до туалета в квартире. Весь плотный и тяжелый ужин, лежавший камнем в животе за три спазма покинул меня, и стало легче. Сразу же.
Непривычная еда, ее количество, а, может, и волнение от встречи прибавилось, – все сказалось.
Я напилась воды после и почувствовала себя совсем хорошо. Будильник просигналил десять. Я ничего не успела сделать в этот вечер из запланированного, даже компьютер не включала. Разделась с уличного сразу догола и нырнула в постель. И тут внезапно пришло сообщение: «Здравствуйте. Не смог дозвониться, вы недоступны. Завтра с десяти до двух дня буду ждать вас в отделении для прояснения некоторых вопросов по делу Гранида Горна. Если не сможете быть в это время, дайте знать. Андерес Черкес»