Текст книги "Ветер Безлюдья (СИ)"
Автор книги: Ксения Татьмянина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)
Кувырок
Зло кричал мужчина и жалостливо женщина, а детский сильный плач в голос выдал маленького ребенка. И визг.
Грохнуло дверью. Тимур быстро набрал код на домофоне и мы распахнули дверь в подъезд.
– Я тебе отучу, ублюдок, всякую дрянь в дом тащить! – Пьяно ревел отец Ильи и Андрея, держа в своей большой руке придушенного щенка, который уже не визжал, а хрипел, – я его ща башкой об стенку размажу! Сам сучий потрох нагулянный, еще и других сучат в дом тащишь!
Мальчик, весь красный от слез, висел на штанах отца и ревел осипло и с всхлипами:
– Папа, не на-до!.. папа… не надо!
Мне стало так страшно за него. Я схватила Тамерлана за руку, не зная, что делать, что могли сделать мы оба со взрослым пьяным? Тимур было дернулся, чтобы хоть как-то отвлечь, но за следующее мгновение мужчина сильно пнул коленом Илью, что тот оторвался от штанины и полетел с лестницы. Он ударился боком, руками, кувыркнулся через голову, и упал прямо к нам вниз, пролетев шесть бетонных ступенек.
– Оставь его, гад! Сукин сын!
Из квартиры вылетела женщина, накинувшись на своего мужа, безуспешно пытаясь расцарапать его или хоть как-то ударить, но получила обратно. Пьяный отпустил щенка, ударил свою жену один раз, второй, так, что та упала через распахнутую дверь в коридор квартиры. Я схватила Илью на руки, у него из носа сильно шла кровь. Тамерлан, подскочив на площадку, забрал неподвижное тельце животного.
– Бежим!
За спиной мы услышали крики соседей, которые вышли на шум драки. Громкий окрик другого мужчины, угрозы немедленно вызвать полицию. Мы укрылись под заросшим балконом соседнего дома, и я растормошила мальчика, стараясь держать его голову прямо, чтобы кровь не лилась в горло, боясь только одного – что тот сильно покалечился.
– Надо к врачу. Вдруг у него переломы.
– Мама, – хлюпнул тот и сморщился весь без звука, – ыыыы….
– Надо кровь остановить! До меня ближе всего, бегом, у нас есть перекись, там и в скорую позвоним.
Я держала ребенка осторожно, но шла так быстро, как могла. Через три минуты Тимур открывал дверь домой, потом в ванную и включил холодную воду. Намочил полотенце.
– Принеси очень холодное что-нибудь, надо к щеке приложить!
Пока он бегал, я обтерла Илью полотенцем. Вся его рубашка была в крови, даже на шорты попало.
– Здесь болит? – Я потрогала его ладошки и запястья. – А здесь болит?
Он плакал тихими слезами и нервно вздрагивал, будто икал. Не отвечал мне, но и не дергался, если бы ему было больно.
– Вот перекись, марлевые салфетки и йод.
– Холодное…
– У нас нет ничего такого в холодильнике, – виновато ответил Тамерлан, – у нас даже морозилка пустая.
– Там лед есть? Отколи в полотенце… А папа твой дома?
Тот махнул рукой, отвечая мне уже из коридора:
– Он с утра уже портвейна напился и спит. Он хоть и выпивает, но добрый, не то что этот… сначала спит, потом плачет, потом снова пьет…
С Ильей обошлось. Он ушиб плечо, разбил нос, сильно испугался, но после холодной воды стал успокаиваться и даже перестал плакать, терпеливо сидя на стиральной машине и стонал, когда я вкручивала ему в ноздри марлевые шнурочки в перекиси.
– Не надо скорую. Есть майка или футболка чистая?
– Ага.
Спустя пять минут я сидела в полупустой комнате Тимура на диване, с мальчишкой на коленках и с маленьким щенком, который очухался от пережитого и тихо повиливал кончиком хвоста. Бело-коричневая дворняжка, пушистая, но замурзанная так, что мех от пыли превратился в иголки.
Меня стало трясти от случившегося. Было страшно вначале, был испуг в процессе спасения, а сейчас накатывал страх совсем другой… неизбежности перед жестокостью взрослых. За ними была сила физическая и право делать то, что они хотят. Мама усыпила Бусика… Отец Андрея и Ильи хотел убить щенка, и, я знала, он бил своих сыновей и жену. Потому что мог и хотел, и никто ему не мог помешать.
Тимур побежал искать Андрея. Дозвониться на него с мобильника отца не получилось – абонент недоступен. Очевидно, что его тогда дома не было. Но что дальше? Они вынуждены будут вернуться к родителям… и уже завтра по пьяни он ударит младшего так, что тот разобьет затылок об стену? Или придушит всех котят и щенят, что сын вдруг принесет домой покормить или показать маме? И нет защитников рядом…
– Пойдем-ка малыш, – я устроила его удобнее на руках, – держи щеночка крепко, чтобы не упал.
Оставив рюкзак, вышла из квартиры, из подъезда и со двора. Здесь было не долго идти, – за остановкой школа и садик. Если пройти по тропинке между заборов, то путь выводил к стене длинного пятиэтажного дома. Подъезды на другой стороне, нужно лишь пройти арку. Только я знала – если пройду ее я, то выйду не там же, где и все.
Двор был полупустым. На дальней лавочке сидели женщины и хохотали своему разговору, на площадке левее двое мальчишек тренировались с мячом, по очереди прокручивая его на указательном пальце, пытаясь поймать баланс. Тут было еще много лета, и даже цвели Ирисы в клумбах. Старинный дом и высокие каштаны давали густую тень, поэтому из арки я вышла никем не замеченной. Дошла до самого крайнего подъезда, где никого не было, и посадила Илью на лавку.
– Сиди здесь, хорошо?
Он кивнул.
– Тебя никто не тронет. И ты можешь оставить себе щенка… Если заскучаешь – пойди поиграй вон с теми мальчиками. Вечером мы все придем.
* * *
Мы не пришли… никто… я вдруг покатилась с этого места, прямо по плитам тротуара, как будто кувыркаясь в воздухе во время полета, и вдруг оказалась дома. В своей комнате, в своей постели. Было жарко, заплаканно и горько от невозможности вырваться. Я обмякла, вдавившись в подушку, а мама гладила меня по голове с дрожащей от страха рукой. Шептала:
– Ну, что с тобой, доченька? Что за истерики?
– Пустите меня на улицу… мне нужно туда, к ним, к нему…
– Родная…
Отец поставил на дверь засов, с той стороны. Я сама не понимала, как до этого дошло. Я всего лишь хотела выйти из дома после всего шума в тот день, но меня не пустили. Потом полиция. Потом еще какие-то люди. А мама держала за руку, как на привязи. Я вырвалась, не сдержавшись… поймали. Не стерпела надзора и попыталась еще раз… поймали на пороге. И теперь заперли. Насильно укололи успокоительным. Говорили прямо при мне про какую-то клинику, спорили, снова ругались!
А мне всего лишь нужно было выйти хотя бы из подъезда! Я чувствовала, что сейчас мне не нужно даже бежать до Мостов или Дворов, бежать ко входу в Безлюдье – я могла в него попасть сразу! Только бы найти проем с пространством! Дверь в квартире не подойдет, только с пространством!
– Я вызвал на завтра врача. Все подпишем, Надин. Она с ума сходит, ты же видишь! Нельзя ее никуда пускать! Даже из комнаты!
Папа махал руками. Мама, обнимая меня, навалилась тяжело и вдавила еще сильнее в постель. Я почувствовала на щеке ее горячие губы, но никаким пониманием не откликнулась. Они не слышали меня! Даже когда попыталась объяснить, что знаю, где пропавший мальчик и могу показать, они не поверили! Они не хотели слышать!
– Завтра все кончится, родная! Завтра все будет хорошо, Лисенок!
Я сморщилась и замерла. Это было уже не их слово, не их право меня так называть. Больше всего на свете мне хотелось сейчас остаться одной. Я закрыла глаза, затихла… и пришлось еще долго так притворяться, пока папа и мама не решили, что я заснула, успокоившись.
Ушли…
В Безлюдье можно попасть отовсюду… как? Как?!
– Завтра будет поздно… – прошептала я сама себе, поднимаясь и бесшумно подходя к окну. – Завтра случится что-то!
Откуда я знала, что нужен проем в пространство? Кто рассказал? Когда? Бабушка или тебя Эльса? Но я никогда в жизни не пробовала пробиться вот так, даже через безопасную сквозную арку на остановке, например, или через дверь подъезда! Напрямую! Силой одного только желания и уверенности, что смогу!
– Храбрости хватит?
Я прислушалась к себе и поняла, что хватит. Ни капли не страшно. Подставила стул, шагнула на подоконник и повернула пластиковую ручку, с характерным звуком открывая створку. Сначала пахнуло ночной прохладой. Внизу горели фонари, клубились кроны высоких кустарников. Я посмотрела и вверх – тучи.
И вспомнила о мечте, хоть однажды вместе с Гранидом задержаться в Безлюдье до ночи и посмотреть на тамошние звезды. Полежать в траве, глядя в небо, высматривая комету, или выдумывая свои созвездия…
– Эльса!
Отец заорал, я дрогнула, рванулась, почти успела выпрыгнуть! Но его сила успела захватить за рубашку и втянуть назад. Более горячий воздух нездешней ночи успел обдать лицо!
– Нет! Пусти! Нет!
* * *
Опять кувырок в воздухе… или показалось, что кувырок… непонятное. Я не успела прыгнуть… Нет, я успела! С папой – был лишь сон! Горячий воздух обнял, окутал запахом луга, солнце ослепило на время!
Сколько же радости! Лежа в зелени ничком, я не верила в то, что снова здесь… травинки колыхались, звенели насекомые, птицы вдалеке обозначали широкие пространства наших мест. Я хотела вскочить, побежать, но вышло неловко… слабо… и закружилась до тошноты картинка вокруг. Не понимаю… я же девчонка, я же легкая и быстрая, а теперь почему-то тяжелая. Ноги держали неуверенно.
– Гранид!
Да, я не смогла выбраться в нужный день, но пришла когда смогла. Он тут? Пространство не отозвалось его голосом. Сделала несколько шагов, пытаясь понять, – а где я? Далеко ли от входа? Где холм, где роща, где наш ручей или дальняя река? Пить хотелось…
– Гранид! А!
Вдруг распахнулась высота. Опять закружилось так, что я спешно села и вцепилась руками в траву, чтобы не упасть совсем. Мы на этом обрыве никогда не бывали. Не понимаю… показалось, что плачу, но когда утерлась одной ладонью, увидела не сопли и слезы, а кровь. Пальцы грязные. Рука как не своя, – не маленькая, а большая, огрубевшая и темная. Внезапно это меня испугало сильнее всего.
В Безлюдье такого быть не могло! Здесь место только свободе, счастью и безопасности! Что со мной?! Ветерок стал казаться холодным, выдувающим тепло уже из меня, прямо насквозь. Сердце леденело. Я собрала последние силы в нахлынувшем безмерном ужасе и закричала:
– Гранид!!!
А в ответ – смех… пронзительный, девчоночий, звонкий и неестественный. Сначала издалека, а потом все ближе… Я не удержалась, опрокинулась в траву и уставилась в голубое небо, полное кучевых облаков.
Нет… это не смех… это безостановочный лай маленькой собачки…
Все хорошо
В себя я пришла в больнице. Поняла сразу, без мути в восприятии, – как будто проснулась всего-навсего и увидела, что не дома. Приборы отсигналили раньше, чем подала голос, и девушка в салатовой форме медсестры подошла.
– Слышите меня?
– Да.
– Хорошо, – не стала она ни о чем больше спрашивать и улыбнулась. – Сейчас дежурный врач подойдет.
В теле все было ленивое и отупленное. Хотелось пошевелиться, руки и ноги затекли, и я немного поворочалась под простыней. Напульсник, липучка на груди, под носом щекотнули кислородные трубочки и еще какая-то нашлепка.
Появилась женщина в белом, бросила взгляд на приборы, потом на меня, а медсестра что-то буднично доложила. Из всего услышанного поняла «взгляд осознанный», «норма», «стабильно», «устойчивый».
– Можете себя назвать?
– Эльса Вальс.
– Как себя чувствуете, Эльса?
– Вяло…. Мне нужно знать, все целы? Все живы? Сюда еще кто-то попал? Там, в трущобах…
– Ну-ну-ну… куда поскакали? Успокойтесь. Все вопросы после небольшого тестирования.
– Сколько я здесь?
Врач вместо ответа, стала просить меня совершить те или иные действия, проверяя моторику, речь, память. Даже заставила решить в уме две простые задачки на сложение и вычитание, и итогом – прочитать с листа. Все хорошо. Я утомилась, но судя по ее лицу, это было нормально. Все результаты устроили:
– Еще сутки продержим вас, и если никаких сюрпризов не будет, поднимем в палату.
– Сколько я здесь?
– Два дня. Лечащий врач завтра расскажет вам подробнее, как обстоят дела, сколько времени займет лечение. Эльса, в приемном покое дежурит следователь. Если вы не очень устали и можете говорить, я могу допустить его, он ждал когда вы придете в себя, чтобы взять показания…
– Да! Конечно!
– Только при условии, – она многозначительно бросила взгляд на датчик с сигналом подскочившего пульса, – не волноваться. Не нужно себе вредить, спокойнее. Иначе никаких разговоров.
– Обещаю.
Долгие минуты спустя в реанимационную палату шагнул Андрей. Упакованный в гостевую инфекционную накидку и с медицинской маской на лице.
– Все хорошо, – сказал прежде, чем успела рот открыть. – Все кончилось хорошо, Эльса.
Отпустило. Он не говорил это для моего спокойствия, глаза бы выдали вранье. Я выждала, пока медсестра принесла стул для него, ушла, оставив одних, и сказала:
– Нюфа убили… Вы нашли его?
– Да. Похоронили со всеми почестями в Почтовом Дворе под деревом. Позже что-нибудь памятное поставим, когда придумаем. Пес наша единственная потеря, во всем остальном все хорошо. И ты поправишься.
– Расскажи… нет, погоди. А Гранид тут?
Андрей помотал головой:
– Дел еще много, помощников мне не хватает. Я его нарочно загрузил поручениями, чтобы он не маялся, – все равно сюда не пустят. У тебя тут еще и родители первые полсуток дежурили, но я и врач настояли, чтобы ждали дома. Если переживаешь, то я уже всем сообщение отправил. Поднимут в палату, жди море гостей.
– Правда, все целы?
– Илья плечо вывихнул, с десяток синяков на всех. Все сложилось как надо – Колодцы открыли, там всего двое были из охраны и один вроде дежурного по палатам. Троих под наркотиком вытащили – клиенты, а двоих из плена. Все хорошо, Эльса!
Он улыбнулся под маской, а я увидела его улыбку только по настоящей радости в больших серых глазах. Андрей устал, лицо было пепельным, бледным, а веки темными, но я все равно видела, что были и облегчение, и успокоение после волнений.
– Самый большой урон – нервы за тебя пожгли. А я поседел лет на десять вперед, – он даже наклонил голову, демонстрируя запыленную макушку, но разглядеть седину не смогла. Андрей понизил голос: – Представь себе картину… Колодезных скрутили, квартиры проверили, нашли людей, я отправил Илью со своим персоником обратно на крышу, чтобы он сообщение отправил, как вдруг Гранид подрывается к окну, рвет на себя створку, заскакивает на подоконник и прыгает… этаж шест-над-ца-тый! Дальше объяснять?
Я замотала головой.
– Он тебя к нам же и вынес, как раз скорые первые прибыли. Ты записана как жертва трущобного притона, если по делу. Человека, которого покусал Нюф, нашли неделеко от Лазурного. Гематомы и переломы руки, но умер он от передоза. В плече два следа от укола, и инъекторы рядом с телом.
– А Елисея поймали?
– Нет пока. Илья сейчас мониторит, чтобы никто из гонцов в клинику не лез. Последнего его приятеля Гранид и я уже допросили негласно, знаем, что ты в последний момент перехватила вынос сотни доз этого «гербария». Ни с чем редактор ушел. Если только еще пара «орхидей» осталась, которыми он подручного своего на тот свет отправил… и тебя пытался.
– Время. – Коротко донеслось от двери.
– Мне пять минут дали, – пояснил Андрей и поднялся. – Передать от тебя привет?
– Я всех вас очень люблю. Так и передавай.
– Поправляйся, сестренка.
Добавил тихо, и аккуратно пожал мне ладонь, прежде чем уйти.
Мне захотелось плакать. Глаза защипало, но слезы пересохли… Вот доберусь до Ганида, обниму его крепко, и отплачусь по верному зверю, как когда-то по своему Бусику. Встану на ноги, тоже буду Елисея искать. Ради мести, – за собаку. Не смогла уберечь друга и питомца, так заставлю ответить! И Гранид мне поможет… обязательно…
* * *
На следующий день, едва перевели в палату, навестили родители. Тяжелая для меня получилась встреча, потому что оба были непривычно тихими, все еще напуганными и внезапно очень старыми. Пережитая тревога словно выдула из них остатки бодрости, а возраст взял свое. Мне их было так жалко, что я больше чем они меня, все расспрашивала и расспрашивала о здоровье и самочувствии. Оба обещали, что они меня увидели, и теперь волноваться перестанут.
По очереди позднее навестили Тимур, Наташа, а еще через три дня снова пришел Андрей, – и проведать и на самом деле взять под запись показания для отчета. Друзей и родителей я попросила лишний раз не появляться в больнице. Меня обещали выписать скоро, после курса сердечных препаратов, и я не хотела никого дергать на эти свидания.
Андрей принес мне новый персоник и сказал, что теперь я буду со всеми на связи. В старом полетела электроника, заменили весь браслет на новый.
Закончив с формальностями, он еще остался посидеть немного, рассказывая, как подавались в деле этапы расследования, чтобы обойти нюансы с пространствами. Работы у него теперь было еще больше, но уже кабинетной.
– Как там Таксофон?
– Бегает на всех четырех. Ната переездом занимается, отдала пока обоих своих собак Тимуру. Младший его нарадоваться не может.
– Куда переезжает?
– Ближе к медицинскому, чтобы лишнее время не тратить на поездки. И мы… мы теперь вместе.
– Это лучшие новости!
На минуту меня обогрело чужое счастье. Подключив персоник, открыла список контактов и застопорилась, замолчав и погрязнув в собственных чувствах. Андрей чутко уловил волнение:
– До Гранида не дозвониться, я пробовал. Еще позавчера с радаров пропал, прислал последнее сообщение по вопросу с гонцами, и все. Он знает, что с тобой все в порядке, мы созвонились сразу после того, как ты в себя пришла и я потом с врачом переговорил.
– Понятно…
– Я тебе еще от Карины письмо принес. Она же сюда не выберется, а в ящик бросать не стала, так передала.
Он положил на кровать конверт со старой маркой. Я кивнула:
– Как там они? И как Дворы?
– Мельком забегал, мало знаю. Брат мне помогает, с обочниками на подхвате. Карина своими подопечными занимается, и думает, как продукты и вещи удобнее собирать и переносить туда.
И я спохватилась о деньгах. Даже попадая в разряд «жертв преступлений», государство не раскошеливалось на бесплатное оказание помощи. Экстренное, да, но мне понадобилась реабилитация. Вещество «орхидеи» не успело нарушить работу мозга, к счастью, но на сердце двойная доза сказалась. Обратимо. Покой, лекарства, еще потом месяц пить курс, и буду как новенькая. Пара треснутых ребер и губа, которую я разбила о свои же зубы, – заживут. Темные синюшные пятна под глазами от ушибленного носа уже рассасываются. Не сильный урон, но все же…
– А мое лечение дорого вышло?
– С этим у нас прямо война была, – внезапно со смехом выдал Андрей, – все рвались тебя спасать и вложиться, помочь. Споры были жаркие, но твоих родителей мы уговорили подвинуться, не одни они у тебя близкие, правда же?
– Разорила?
– Не разорила, сестренка. А на всех поделенное так и совсем мало, но зато по-честному и споров больше нет. Даже Гранид стерпел равноправие, хоть и скрипел зубами… – Сигнал сообщения прервал его, и Андрей поднялся с места: – Пора бежать. С персоником веселее валяться, время пролетит. Если срочного ничего не будет, то увидимся на выписке.
– Хорошо. Рада была тебя увидеть.
– Вза-им-но, – протянул тот, и на прощание не только пожал мне пальцы, но и чмокнул в лоб, – а это Ната просила передать лично.
Развлечь себя музыкой, чтением, роликами из сети – не выходило. Персоник отправился на тумбу, и я ждала от него одного – сообщения от Гранида. Писали родители, даже Лола один раз позвонила, пожелав здоровья. После шести прилетели весточки от Натальи с Тимуром. Карина в коротком письме рассказала, как весь Почтовый в трауре по Погибшему Нюфу, и лишь одно утешает – зверь умер героем. Он прознал и вынюхал грабеж клиники, тем спас многих людей, кто бы стал жертвой из-за «гербария». Она не обмолвилась о Викторе – что с ним, бедолагой? Столько несчастий и обрушений на него навалилось, что я не знала – как искуплять такую вину?
Насовсем
День за днем, после обязательных утренних процедур я возвращалась в плату в надежде, что увижу на персонике пропущенный звонок или сообщение. Они иногда были – но не от Гранида. Все пять дней я не могла думать ни о чем, кроме того – где он, что с ним, и что то важное, из-за чего он до сих пор не пришел меня повидать? Ни разу!
Даже когда наступило последнее утро в больнице, когда я прошла итоговое тестовое обследование, собралась, переоделась, и выжидала время до полудня – выписки, радостно мне не было. Погода, как знала, собиралась с дождиком – в настроение захолодив воздух и затянув все тучами.
Мама накануне принесла мне вещи для выписки. Накупила нового, яркого, и мне понравился ее выбор. Кажется, впервые она прислушалась к моим предпочтениям, и теперь я сидела на застеленной койке в джинсовом голубом платье из тонкой ткани, болтала ногами в джинсовых же кедах. Все было удобным, и не хватало лишь рюкзака.
Персоник предательски молчал, показывая на развернутом экране время, значок сети и ничего больше. Я знала, что меня заберут – Андрей приедет на служебной, что будет большой сбор у Тамерлана, только его квартира вместит компанию, и даже родителей сразу туда отправили, там мама и Ната уже занимаются готовкой. Мама вчера же обмолвилась с легким удивлением, что у меня очень хорошие друзья, и все такие отзывчивые, и что их, оказывается, так много!
Улыбнувшись этому воспоминанию, смотрела и смотрела, как меняются цифры, отсчитывая минуты. И ничего. Как за все эти дни – ничего.
– Привет, Лисенок.
Гранид задержался на пороге на миг, а потом зашел и прикрыл дверь обратно. Я так растерялась от его внезапного появления, что заморгала и не сразу ответила:
– Привет.
Потерялся где-то возмущенный вопрос «Куда ты пропал?!». Но он его и так подразумевал, поэтому сказал:
– На последний день, но успел же?
Как-то все и сразу мне увиделось в Граниде с подсказкой, что он на самом деле торопился. Из под ветровки выглядывала чистая, но замятая рубашка, на шее пара порезов от свежего спешного бритья, волосы еще влажные, – не просохли толком. Где бы его ни мотало, он за прошедшие дни схуднул, обветрился, черты, и так не мягкие, стали еще жестче. Его серо-зеленые глаза осмотрели меня с тем же вниманием.
– Оклемалась?
– Да.
– Тебя трогать-то можно? Нигде ничего не хрустнет, не сломается?
– Нет, – я встала с кровати, делая к нему шаг, и похлопала себя по боку, – медицинский корсет еще из-за ребер носить нужно, а так вся целая.
Гранид меня обнял, но все равно настолько аккуратно и осторожно, что и не почувствовала даже. Тронул за плечи, коротко поцеловал в щеку и в висок, выдохнул с облегчением:
– Умница, Ромашка.
– Злился на меня? Что влезла, что Зверя не смогла…
– Нет. Не думай даже. Жалко пса… но случилось то, что случилось.
Опять захотелось спросить «Где же ты был?», но смолчала. Потому что обиды не чувствовала. Не пришел раньше – значит, действительно не мог. А не потому что ему наплевать.
– Я уже в курсе, что сегодня все собираются. А потом я тебя увезу к себе, согласна?
– Насовсем?
– На неделю, – серьезно уточнил Гранид, – недели нам с тобой хватит, чтобы подыскать что-то, где можно будет обустроиться вдвоем, и не слишком далеко от всего и всех? Но я ответа не услышал…
– Согласна.
Я так была счастлива, что не могла не улыбаться, даже дернуло болью поджившую губу. Второй раз Гранид обнял меня посмелее, покрепче, не зажимая в кольцо, а больше за талию. И в губы поцеловал едва коснувшись, нежно, понимал, что болит. Когда прижался щека к щеке, чуть вдохнул, я подумала, что сейчас он скажет мне что-то ласковое… но голос оказался внезапно жестким. Гранид произнес с расстановкой:
– Эта сволочь больше не тронет тебя никогда, слышишь? И никого. Не. Тронет.
Я закрыла глаза, еще теснее к нему приникла, обнимая за шею, и ничего не сказала. Пробежала короткая, почти незаметная дрожь по телу – дрожь последней закопанной глубоко внутри тревоги, что опасный, сильный враг объявится, и столкнет в пустоту. Снова этого не случится… никогда.
Мы долго так стояли. Молча. Мне было счастливо и спокойно, и Гранид, как дал самому себе разрешение расслабиться – по плечам почувствовалось, по склоненной голове.
– Дома тебя один сюрприз ждет… – услышала я его уже совсем другой, мягкий голос, и почувствовала два поцелуя в шею. – Прямо с порога, или уже на диване…
Я фыркнула, и немного от него отлипла:
– Ты нарочно с таким подтекстом говоришь?.. бессовестный. Колись, что там на самом деле?
– Я всего раз успел зверю еду в подъезде оставить. Насыпал сухого корма, чтобы не портился, и в кастрюлю воды налил. Когда сегодня в восемь утра вернулся, угадай, кого обнаружил?
Догадываясь, молчала, выжидающе глядя Граниду в глаза. Он не смог долго держать паузу:
– Тощий, как закладка, одна шерсть дыбьем светится и хвост торчком. Месяца два кошаку, не больше, оранжевый, как апельсин. Корм с краев смог пообгрызать, крупный он для него. Так что все, как под заказ – тискай и откармливай. Не знаю, мальчик или девочка.
– Он же там до вечера…
– Не умрет. Я оставил его с нормальной едой, свежей водой и старой подушкой с кресла.
И мы опять замолчали. Легкая была тишина, счастливая и спокойная. Только из коридора фоном летел легкий шум больничной жизни, и по стеклам ударил дождь.
