Текст книги "Ветер Безлюдья (СИ)"

Автор книги: Ксения Татьмянина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

Мама

Дни до воскресенья пролетели быстро. Я заставила себя работать, не думая о том, что обещала маме быть при параде на ее вечере. Но этот день настал, и утром я узнала, что узкий круг внезапно расширился до пятидесяти с лишним человек – отмечать юбилейный цифровой выпуск книги были приглашены и самые преданные поклонники, и те, кто лучше всего спонсировал мамин блог.

Мама арендовала большую гостиную, вложилась в обслуживание, закуски и музыку. Настоящий раут, где в центре внимания она и ее творчество.

Я прибыла за пятнадцать минут до начала, готовясь к тому, что получу отповедь за внешний вид. Она высылала мне через соцсеть каталоги, рекомендовала платья, записала к стилисту, но я ничего не сделала. Не было ни денег на все, ни желания. Оголять ноги, когда на голенях еще следы от драки, стоять на каблуках? Делать макияж с фингалом? Одеваться для всех этих чужих людей? Принарядилась, насколько смогла – влезла в темно-синюю длинную юбку, купила для этого случая черные лодочки, а верх – белая блузка строгого кроя и голубой галстук-шнурок. Родной рюкзак оставила в гардеробной.

– Все уже собрались? Нет?

Услышала я голос тети Лолы, которая стала организатором и помощником маминого вечера. Я не увидела ни ее, ни маму, ни отца. Пока попадались сплошь незнакомые люди.

Музыка была фоновой, не мешала, а создавала атмосферу. Фуршетный стол стоял у стены, люди пока общались, брали бокалы с подносов – четыре официанта с выпивкой рассредоточились между гостей. Лола, я заметила ее первой, что-то говорила менеджеру, потом отвлеклась на персоник и замахала кому-то рукой. У меня нарастала тревожность, – все время хотелось улизнуть, найдя где-то зеркало, и посмотреть – может, синяк стал меньше за пять минут?

Он стал слабее, если считать со среды, ранка на скуле затянулась, опухоли давно не было. Но он есть! Что скажет мама, которая никогда не видела меня такой?

– Чудесный макияж, барышня. И не нужно постоянно трогать его пальцами, ничего не поменяется.

Ссадины на ладонях тоже уже огрубели и не доставляли беспокойства. Но я и не заметила, что от нервов постоянно касалась свой битой стороны.

– Добрый вечер, – редактор протянул мне шампанское, я лишь мотнула головой, – ну, как хотите.

– Здравствуйте. Удивлена, что вы здесь. Первый раз приняли приглашение.

– Я тут не только ради вашей маменьки. Но это не секрет ведь, правда?

Зала оказалась тесна для стольких человек. Они создавали толпу, и я искала глазами родителей, чтобы уйти и отвязаться от разговора. Редактор сделал неприятный намек, который не хотелось понимать.

– Извините…

Ужом протиснулась между двух женщин, решивших расспросить друг друга, что кто взял из закусок и как оно? Мужчин исключительно мало – не целевая аудитория, и отец был бы заметен среди всех. Я надеялась, что он уже пришел и составит компанию, не оставляя одну. Но увидела маму.

– Чудесный вечер, – улыбнулась как можно шире и невольно втянула голову в плечи под ее взглядом, – все так замечательно утроено.

– Это что?

Элегантная мама в легком брючном костюме приложила ладонь к своей щеке от удивления, потом потянулась к моей. Вторая рука была занята маленьким планшетом.

– Эльсочка, дочка, кто тебя ударил?

– Ма, все нормально. Я упала в метро, пролетела четыре ступеньки. Несчастливый день.

– Как ты?

– Нормально. Немного неловко, что с таким лицом на празднике.

– Нужно было замазать тональным кремом… как неприятно, болит?

– Нет.

– Лисенок, – шепнула она и даже приобняла меня, – ну что же ты так, а?

И в сердце потеплело.

– А папа где?

– Сегодня его не будет. Дела, статьи, онлайн конференция с кем-то на другой части света. Обойдемся, думаю. Ты все равно чудесно выглядишь! Видела Елиссарио?

– Елисея? Да.

– Пожалуйста, не издевайся так, – мама умоляюще посмотрела, и поправила очки, – очень обидно, когда коверкают имя.

– Только между нами. С ним я буду вежлива, ведь он твой босс.

– Грабитель и гад… нет, на самом деле я сама люблю подтрунивать над людьми. Он хороший человек, обходителен и обаятелен.

Жаль, что отец не смог приехать. Маму отвлекли, присоединяться к тете не хотелось, а больше знакомых на вечере не было.

– Принести вам что-нибудь из закусок, Эльса?

Я обернулась. Редактор мне улыбался, открыто смотрел своими голубыми глазами и весь излучал внимание. С чего бы? Выглядел он так же, как и в нашу единственную встречу – стильная прическа с выбритым виском, светлый элегантный костюм, приятное лицо, располагающие манеры. Но почему он жаждет общения? По той же причине, что и я, – никого больше не знает?

– Нет, спасибо.

– Креветки стоит попробовать, сказочный вкус.

– Может быть, но позже. Слышала вы приобрели недавно новый сайт?

– Верно. Весьма выгодная сделка вышла. Маменька просветила или сами полюбопытствовали?

– Маменька.

– А я ведь догадался о чем наша талантливая Надин мечтает.

Я изобразила молчаливый вопрос.

– Мечтает увидеть меня своим зятем.

– Слава богу не мужем! Так вы свататься? У вас товар, у нас купец…

Елисей засмеялся.

– А вы не в курсе?

– Маминых планов? Наверное, в курсе, – я только о вас и слышу, когда прихожу в гости. Любимая тема для разговора.

– Аналогично. Кстати, она много пишет о вас в своем блоге. Я бы не додумался заглядывать в него, но мадам Надин спамила ссылками в личных сообщениях, и все – маленькие истории об Эльсе.

– Правда?

Это неприятно удивило. Зная, что моя личная жизнь – источник беспокойства, не подозревала, что может дойти до такого.

– На свою голову, заглянул в одну и… увлекся. Она умеет писать, что ни говори, а героиня из жизни не идет ни в какое сравнение с ванильными героинями ее любовных романов. Читали?

– Я все ее романы читаю, дочерний долг и первый критик.

– Нет. Про себя читали?

Туда заглядывала редко, блог мамы – еще большее море: ежедневного цифрового дневника, размышлений, обсуждений острых тем и прочего. Редактор поправил рукой волосы и сказал:

– Давайте, все же, куда-нибудь отойдем, здесь неудобно разговаривать.

– Зачем? Вы хотите рассказать мне, что мама поведала о первом походе на горшок? Первом классе? Первом любовнике? Сейчас начнется презентация, вон моя тетя уже настраивает микрофон и музыку выключили.

– Фу, как грубо. Я только хотел рассыпаться в комплиментах, отметить вашу доброту и отзывчивость. Красоту я вижу, а о характере мало знал. И вы меня так обескуражили в первую нашу встречу…

– Господин Елиссарио, – я посмотрела на него с недоверием, – вы всерьез верите тому, что мать пишет о дочери? Нет… что пишет мать о единственной любимой незамужней сорокалетней дочери?

– Вам уже сорок? – Его светлые брови подскочили вверх. – Не думал, что младше вас…

Пошло вступление, затянувшееся на том, как началось становление писательницы Надин, каким был первым роман, к чему пришли сегодня… любовь, страсть, семейные ценности… успех, талант, признание…

Я хлопала там, где нужно, задумавшись над тем, что мама пригласила меня сегодня ради редактора. Так ли важна я на ее вечере, если это не повод свести меня и его в одном месте в одно время? Зачем? Всерьез мечтает видеть Елиссарио зятем? Вот это чушь!

После вступления говорила мама, благодаря и скромничая. После получаса внимания, гостей пригласили к общению и шампанскому, а я улучила момент, чтобы выкрасть звезду вечера на уединенный разговор. Она согласилась:

– Пошли поболтаем, а то я выдохлась. Нужно было арендовать большую площадь, мало воздуха… и я уже отвыкла от толпы в жизни затворника.

Мы вышли в коридор и немного прошли в сторону большого общего холла.

– Твой кавалер тебе не докучал?

– Как раз о нем, – ты взаправду хочешь свести нас как пару? Или Елисей так свое чувство юмора… тешит? – вспомнила я редкое словечко.

– А чем он плох? – Не смутилась та. – Холост, умен, состоятелен. Но я бы не покушалась, если бы не увидела, что ты на самом деле заинтересовала его. Он тебе нравится?

– Я свою личную жизнь устрою сама.

– Когда? В пятьдесят, когда цена родов будет заоблачной? Вы будете очень красивой парой, как сливки с медом, и детки тоже выйдут очаровашками.

– Мама, ты выпила?

– Бокал шампанского, не больше. Чтобы не нервничать перед публикой. Присмотрись к нему, Лисенок. Я не укладываю вас в постель, я прошу – присмотрись.

– Ненавижу сводничество.

– И зря. Я так себе мужа нашла, твоего отца, к слову. И какая ты у меня красавица получилась! А познакомила нас моя мама, которая приглядела Алексиса на одной литературной встрече. Тоже был холост, умен и… перспективен.

Что ответить, не знала. Да и стоило ли? Мое молчание она расценила за колебание, и продолжила с воодушевлением:

– У Елиссарио есть личный автомобиль! И квартира в собственности в центральном полихаусе, представляешь? Да ты так устроишься, что забудешь о любых проблемах с деньгами. Будет на что растить детей, будет на что жить в старости…

– Мама… – я смотрела на нее едва ли не с ужасом. – Не продолжай.

Она махнула в сторону изящными пальцами, сняла очки и потерла глаза.

Как странно – уже двое сулили мне рай на земле – Виктор во Дворах, а мама в замужестве. Да так уверенно, будто дело решено.

– Ты сейчас думаешь, – голос стал усталым и тяжелым, – что я глупости тебе говорю. А я пожила и знаю. Как трудно было вырастить тебя, когда сидя в декрете, потеряла работу. Я писательством занялась от безысходности. А перебраться в мегаполис из трущоб? И срочно, потому что тебя нужно было вытаскивать из того кошмара с убийством, чтобы полностью сменить обстановку. Деньги – это кровь жизни. Нет их, и будут вечные проблемы, вечное надорванное здоровье, вечное раздражение… Я насмотрелась этого у своих родителей. Я насмотрелась этого в собственном браке. Не хочу, чтобы ты все повторяла. Не хочу, чтобы ты также ненавидела своего мужа за то, что он не может нормально обеспечить семью, понимаешь?

– Мама…

– Это очень непросто, Эльса. А рожать в возрасте? Мне было только тридцать шесть лет, а едва выдержала беременность и роды. Тебе же тридцать семь, а на горизонте нет даже любовника. И еще нужно время, чтобы ребенка вырастить… можно и в пятьдесят, конечно. Но представляешь, сколько это проблем? Мать как бабушка, стыдно! Было бы у меня еще время, я бы ждала сколько угодно своего принца, а так… что выбрала, то выбрала – одни перспективы, которые ни к чему не привели, кроме вечной нехватки денег. Слава богу, в какой-то момент мои романы стали приносить приличный доход! А любви нет! Это сказки для девочек! И поэтому книги читают.

Я чувствовала себя глупо. Хотелось выкрикнуть «Есть!», но прикусила язык и слушала. Мама все равно бы не поняла. Любовь – это то, чего не существовало в ее реальности. Наверное, она поэтому так рьяно писала о ней, фантазируя и воплощая все в книгах. Как я оживляла мечты в роликах, так и она проживала жизнь любимой женщины в разных образах с разными мужчинами в каждом романе.

– Ты никогда не любила папу?

Мама устало покачала головой:

– Мне была нужна ты, и только тебя я любила, свою дочку. Он же оказался не тем человеком…

– Почему вы не расстались раньше? В самом начале?

– Он не такой – Алексис никогда бы не смог оставить жену с ребенком, ты должна была расти в полной семье. А куда я? В разведенки с прицепом? Жили как могли, родная…

– А если я не хочу?

– Чего?

– Замуж ради денег?

– Это потому, что ты еще глупенькая… Иди лучше домой, милая. Не порти вечер ни мне, ни себе.

Горечь заполнила все. Непонимание мамы, жалость к отцу, и крушение собственной маленькой иллюзии, что все-таки было время, когда родители любили друг друга. Я хотела быть ребенком от счастья, а не от безысходности.

Намеки

Мы вернулись в зал. Маму отвлекла сразу Лола, а я, как сомнамбула, пошла через людей к другому выходу – к лестнице. Убежать отсюда!

– Милая барышня, куда же вы! – Редактор мягко остановил мня у дверей. – До полуночи еще далеко, карета тыквой не станет, и туфельку на лестнице терять рановато.

– Я домой.

– Погодите… я здесь ради разговора с вами, и не отпущу вас пока не скажу вам главного.

– Хотите сделать мне предложение?

– Не совсем… Дайте мне пять минут, прошу вас. Отойдем вон к тому уголку, чтобы никому не мешать и чтобы никто не мешал нам.

Была сотня причин отказаться, но перевесила мама. Не ее давление, а ее работа, которая зависела от его расположения. Пока мы добирались до уголка, Елисей отвлекся на персоник, вставил наушники в уши и извинился:

– Срочный звонок, прошу простить. Подождите буквально минуту…

Подтолкнул аккуратно вперед, а сам отстал. Я посмотрела и в свой персоник – тоже на беззвучном режиме, но ни одного сообщения не было. Все рабочие звонки и письма я перевела на отдельную почту с начала марта, чтобы не смешивать рабочее время с личным. И это оказалось удобным. Раньше не делала этого – потому что не делилось у меня так время, не было у меня другой жизни, кроме «родители, работа, родня».

– Вы удивительны, Эльса.

Подняла глаза на вернувшегося редактора и сказала:

– Давайте о деле.

Нет, выражение его лица и то, что он сказал, меня не могло обмануть – у редактора ко мне не романтический интерес. И даже не плотский. Дело было не в неуверенности силы моего женского очарования, тем более, что по одежде я выглядела как учительница старой школы, а по лицу, как алкашка после драки за стакан. А в том, что я буквально кожей чувствовала его неприятие. Он мне искренне не нравился, хоть и красив. А я не нравилась ему, хотя тоже красива. Что-то в нас было полярное, отталкивающее друг друга.

– Так любопытно, что же с вами случилось? В какие неприятности вы попали?

– Давайте о деле. Я не хочу больше здесь находиться и даю пять минут на ваш разговор.

– Вы – золотой ключик.

И голубые глаза Елисея сверкнули удовольствием от сказанного. Он будто бы тайну мне раскрыл, но я не поняла, что это значит. Выждала паузу, ответила:

– Допустим. И что?

– И что? Потрясающе! Сделайте вид, что удивлены.

– Не буду. Вы хотели произвести какой-то эффект, но я вас знаю… – Поморщилась, не договорив «болтунов и игнорщиков», чтобы не показаться сразу грубой. А так хотелось слать всех к черту в этот вечер, что зубы сводило. – Последний раз говорю – к делу.

– Хорошо… Вам нужны деньги? Или не деньги, что угодно, что вам бы хотелось и было желанным. Я все могу, только скажите.

– Мне ничего не нужно.

– Не лукавьте, – он доверительно придвинулся и понизил голос, – вам нужен я, барышня. Я по всем признакам понял, что нужен. Я и выводов других не могу сделать…

– Вы с ума сошли?

Рано я уверилась в интуиции, когда его слова на меня пахнули неприятным и даже мерзким намеком. Неужели он так вот клеился? И предлагал деньги, урод!

– Тогда вы объяснитесь. Почему же еще я здесь, а не за пределами города или даже страны? Почему моя жизнь не уничтожена одним вашим словом, одним движением тонкой ручки? Вам нравится держать меня в своем кулачке и наслаждаться влиянием? Признаю, я весь ваш. Я пленник, но вы не сжимаете свою ладошку, так? Вывод один – я вам нужен…

– Шаг назад сделайте, господин Елиссарио. Что вы себе придумали, не знаю, но ко мне не приближайтесь даже. Мне нет до вас дела, – слова выстраивались так, как будто я не в том веке жила, а из-за его «барышня» и укатилась в странный стиль, – оставьте меня.

– Не смогу. Вы у меня теперь и днем и ночью перед глазами.

Я его обогнула, быстро пошла на выход. Потерла себя за плечи, стряхивая невидимое, но липкое и мерзкое ощущение от разговора. Он не стал догонять. Крикнул внезапно громко:

– Не делайте из меня врага!

* * *

У гардеробной, едва забрала рюкзак и накинула на плечи, как на персоник пришло официальное: «На экстренный канал пришло сообщение о смерти с чипа вашей подопечной Эльсы…» – фамилия, выезд бригады, время прибытия, просьба быть на месте через пятнадцать минут, иначе дверь будет вскрыта, соболезнования, подпись.

Я побежала к станции метро.

Ноша

Все оказалось так буднично, – бригада не торопилась на эту смерть, как было в случаях с молодыми людьми. В системе записан и возраст, и болезни, и прописка в трущобах. Не нужно реанимировать человека, когда понятно, что смерть по естественным причинам – старости. И приехали не врачи, а сразу крематоры.

Мне пришлось ждать десять минут у подъезда. Было жутко заходить в квартиру одной, – я не знала, в каком положении Эльса, и страшно увидеть труп на кухне, в ванной, в коридоре. Там, где не лежат. А вдруг она упала и разбила голову, и там все в крови?

Страх был, а горя не было. В душе еще царила горечь от смерти родительских отношений, но думая о тете, не находила ни отклика печали. Она отмучалась.

Бригада вынесла ее на носилках, в специальном синтетическом пакете. Верх оставили не застегнутым:

– Чип не взломан, персоник идентифицирован. Но нужно ваше опознание для протокола.

– Это она. А где она была?

Старуха выглядела спящей – ничего жуткого.

– В спальне в постели. По предварительным данным обширный инсульт. Поставьте подпись тут и тут, и скан, пожалуйста.

Я расписалась в двух бумагах, один лист оставили мне, и провела персоником, подтверждая цифровую подпись.

– Вам нужно время попрощаться?

– Нет.

– Очередь для кремации – сорок один. Как подойдет по графику, вам придет сообщение о дне и времени. Можете присутствовать. Прах после надлежит забрать в течение месяца.

Соседи на шум даже не выглянули. Когда машина с Эльсой уехала, я осторожно зашла в квартиру и закрыла дверь. Здесь больше никогда не будет работать телевизор, а я никогда не буду готовить ей еду.

Я прошла по комнатам, везде посмотрела, не зная – а что делать дальше? И с тем, что случилось и со своими чувствами? Почему не приходило ощущение потери? Почему мне было до жути жалко вещи, которыми не успела Эльса попользоваться как следует? Жалко всю еду, которую она не съест? В контейнере в холодильнике лежали нетронутыми тефтели из индейки и яичные блинчики с творогом. Морозилка забита готовыми блюдами, что я наготовила в прошлый приход. Столько старания, чтобы рацион был вкусным, полезным и разнообразным, а Эльса даже не вскрыла сливки и коробку с первой, настоящей июньской клубникой…

Вот тут я заплакала. Вытаскивала еду на кухонный стол и рыдала над всем, что она не попробовала. Грибной суп с курицей, запеканка из кабачков. Витаминный салат из молодой капусты, овощные шарики с тунцом, обжаренные в яйце, миндальные булочки, посыпанные кунжутом – которые были как свежие, если их на минуту поставить в микроволновку.

Гора еды. Да, я не любила Эльсу, как могла бы ее любить дочь, внучка, сестра. Но мне было так важно сделать ее жизнь чуть счастливее с помощью вкуса. Последней оставшейся радости. Чтобы утром, днем и вечером старуха могла ощутить разнообразие в своей однообразной жизни, ощутить разные ароматы в серых днях. Острое, сладкое, кислое, соленое, пряное – хоть как отвлечь от болезни тела и угасания духа.

Притащив рюкзак из коридора, стала складывать в него все порционные заготовки. Вниз то, чему не страшно давление веса – заморозка, в середину сухую еду без подлив и соусов, сверху – что войдет из оставшегося. Но все равно, надувшийся до отказа рюкзак не вместил объем холодильника. Я ушла в зал, ставший складом, и нашла два прозрачных пакета с ручками – в них привезли новые пледы, что Эльса заказывала по каталогу. Много веса не выдержат, но самое хрупкое и мягкое – поместится.

Квартира оплачена на весь июнь. У меня оставалось три недели, чтобы освободить ее для гор. управления, и я могла бы забирать еду частями, приезжая хоть каждый день… я подумала так, и все равно решилась тащить сегодня. Это на каком-то физическом уровне было – невозможно оставить ее здесь! Нет, нет и нет! Эльсу увезли, и я увезу самое ценное – сегодня.

Вставила единственный наушник в ухо, новые так и не купила пока, включила тихую песню, вышла в трущобы навьюченная рюкзаком и двумя сумками. Спину сразу захолодила заморозка. Прочная ткань сзади прошита вставкой для удержания формы, но все же она и тонкая блузка не защищали от холода. Нести было неудобно – плечи заныли уже через сотню шагов, отдельно разболелась рука с паутинным красным следом от недавнего укола блокатора. Я стала останавливаться, ставить сумки на землю, поправлять лямки, тереть холодную поясницу, оглядываться – потому что это трущобы, а вызвонить Андрея или Тимура в голову не пришло. И сейчас было неудобно. Наушник «потеряшку» не выявлял, и думать, что я услышу возможных преследующих, было глупо – чтение мыслей не про них. Услышу ли я еще кого-нибудь хоть раз?

Я добралась до метро, до своего поезда и вагона, а когда поднялась наверх в городе, ужаснулась – сколько еще идти пешком! Наземный общественный транспорт не ходил, да и зачем? Десять минут легкой пешей прогулки – и вот он, комплекс полихаусов этого кольца. А те, что дальше – так проедь еще станцию.

Руки у меня почти оторвались – прямо от плеч. Выкладывать и выбрасывать здесь – лучше умру! Я должна донести все до дома, к себе, и не важно, что места для хранения мало. Должна! Глупо, уперто, себе во вред!

– Только отдохну…

Даже лавочек не было – зона не для прогулок и отдыха. Прямая пешеходная с узким газоном, на который я свернула, скинув в траву всю поклажу и присев на корточки. Время позднее – перевалило за одиннадцать, солнце давно зашло, но огни мегаполиса светили ярко. Редкие попутчики, что вышли вместе со мной со станции, вслепую ушли вперед.

С одной стороны хорошо – каждый в персонике, смотря в него, слушая его, не замечая людей вокруг, – не замечали и меня. Скрюченную в присяде, в длинной неудобной юбке прямо посреди газона. Какой позор.

С другой стороны так сильно захотелось, чтобы хоть кто-то подошел и предложил помощь. Просто так, потому что увидел и пожалел.

Шутка в том, что если я лягу и притворюсь мертвой, никто не подойдет. Все увидят и все не подойдут – из-за чипов и персоников. Если беда, то сигнал уже отправлен, летят коптеры, едет скорая. Какая тут еще помощь? Смысл приближаться? Если умерла – тем более. Ждать, что кто-то посторонний подойдет и спросит «Помощь нужна? Что с вами?» – это не Дворы. Там кинутся все и сразу. Это континент, это «слепые» и «глухие» жители мегаполиса.

Подавившись жалостью к себе, на себя и набросилась – а сама? Сама что? Я вообще отвернулась от человека и пошла прочь, когда он неприкрыто говорил «Помоги!». И не в тяжелых сумках. Помоги выжить! Какая же я черствая и жестокая, раз смогла так поступить! Эльса умерла – а жалко свою еду. Мама призналась, что прожила жизнь без любви – а мне жалко свое детство. Люди в Колодцах страдают в плену без помощи, – а я ною от боли в руках, и мне снова жалко себя… Как так?

Я поднялась, попыталась вернуть рюкзак на спину. Но мышцы дрожали и пальцы сами собой распрямлялись. Пришлось опять скрючиться рядом, уже на коленках, обняв проклятую ношу и уткнувшись лбом в молнию. Не могу идти дальше. Внезапно рюкзак зашевелился. Стал отползать от рук вверх. Исчез. Пакеты тоже подобрал кто-то – в легких походных ботинках и темных джинсах.

– Вставай. Тебя я не допру.

Я подняла голову и увидела Гранида. Изменившегося, но такого узнаваемого в своих чертах. Он вдруг поморщился, едва увидел мое лицо:

– Вот гадство… Любовник приварил за подгоревшие блинчики? Ромашка – девочка для битья… У меня к тебе дело, я от твоего дома до сюда уже два часа гуляю. Где тебя носит и откуда ты все это прешь?

Я молча поднялась, молча пошла вперед налегке.