Текст книги "Ветер Безлюдья (СИ)"
Автор книги: Ксения Татьмянина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)
Приглашение
Когда мы зашли за Нюфом Евфим Фимыч и Виктория Августовна не хотели нас отпускать без чая и пирогов с капустой, но время и так позднее.
– Мы прогуляемся еще минут двадцать на набережной, и все.
– Эльса, обещай, что не будешь пропадать так на долго, а заглянешь в гости в ближайшие же дни!
Я кивнула, уверенная, что смогу забежать сразу после похода к тете. Виктор, ненадолго разувшись, скрылся в глубине квартиры, а Ефим Фимыч выпустил с кухни нетерпеливо гавкающего пса.
– А ты знаешь, что у него скоро будут щенки? Не прямо у него, конечно, а у его невесты, и одного кутенка отдадут нам. Мы его тебе подарим. Ты же любишь собак?
– Таких наглых собак? – Нюф в коридоре заполнил собой все, крутясь восьмеркой возле моих ног и настырно бодая локти и рюкзак головой и носом. – Конечно люблю. Но сейчас он похож больше на кота!
– Удивительно, да? – Виктория кивнула своему мужу. – У него море щенячьей радости только при присутствии Эльсы. Нюф игривый, энергичный, но от тебя он еще более радостный.
– Пойдем!
Я успела чуть погладить собаку, как Виктор вернулся с варежками в руках, и щелкнул язычком замка.
– Хорошего вечера.
– Не пропадай, родная!
Внизу я увидела родителей Виктора у освещенного окна, они махали нам, и я невольно тоже подняла руку. Это было так сказочно. Это было так, как не бывает больше нигде – теплый дом, уютный свет из залы, семейная пара. На мою поднятую ладонь сам Виктор надел вязаную варежку:
– Нашел, носи. У тебя уже пальцы все белые и нос красный. В другой день подыщем и пальто теплее, потому что твоя мегаполисная одежка только на весну здешнюю подойдет, а не на зиму.
Он дал мне вторую варежку, а потом снял с себя шарф и намотал его на меня. Укрыв и шею и полголовы.
– Спасибо.
– Ты не представляешь, как же я рад, что встретил тебя сегодня. А если бы ты больше никогда не решилась прийти к нам, то я бы тебя и не увидел, да?
– Как можно сюда не прийти? Работы много свалилось, и с родителями дела были.
– Эльса, – он решительно взял меня за плечи, добавив в голос торжественности, – от лица всех дворовых жителей, приглашаю тебя сюда насовсем. Переезжай. Твоя жизнь изменится в лучшую сторону. Ты будешь ездить на континент навещать родителей, тебе не придется расставаться с близкими. А здесь будет больше друзей, больше времени.
– А работа? Я люблю заниматься визуалом, оживлять на несколько минут для людей их мечту или воспоминания. Куда без технологий?
– Придумаем что-то похожее и тут. Пойдешь в Театральный Двор или в печатный. К черту эти гаджеты, от них больше вреда, чем пользы.
Виктор схмурил свои темные брови и заговорил более серьезно, не отпуская мои плечи, а, наоборот, покрепче сжав их пальцами:
– Тебя травит тот воздух, я же вижу. Я видел какая ты сидела в том вагоне – лица нет, измученная, глаза были красные, будто не спала двое суток. Сколько там людей, толкаться в потоке чужаков. Сколько там информационного мусора с каждого экрана, с аудиовещателей, засилие лжеценностей – вкалывать, чтобы потреблять. А жить когда? А сейчас я вижу, что лицо у тебя просветлело, щеки горят, глаза сияют. Тебе тут место.
Я улыбнулась, чувствуя, что лицо и уши у меня действительно горячие.
– Я честно хотел бы видеть тебя здесь чаще, и я себя не в женихи сватаю, а не могу смотреть, как, явно наш человек, гибнет там, – он кивнул в сторону, – где забывается все хорошее и бескорыстное.
– Я тебе сейчас не отвечу, Виктор. Это слишком непростой шаг.
– А по-моему, проще некуда. Ладно, может, не пойдем на набережную Пройдем круг по нашему Двору, а потом я тебя провожу… или останешься у нас переночевать?
Я вскинулась:
– Нет, ты что. Это совсем никак, я лучше домой.
– Как хочешь.
Нюф, взрывая грудью сугробы, носился под окнами, потом аккуратно вынюхивал закрытую арку, из которой я впервые попала сюда, и, набегавшись, стал вышагивать рядом с нами. Мы прошли Двор от края до края пять раз. Я слушала Виктора, который стал рассказывать про то, что последние годы роется в городском архиве, чтобы досконально изучить Сиверск, с самого основания. Детально читает все подряд, надеясь по новостям прошлых лет, по документам проектного строительства понять – есть ли хоть одно упоминание Дворов. А еще у него есть убеждение, что и других городах-миллионниках есть похожие пространства, и есть мечта – побывать там. Он искал что-то, что называл «Путь».
Когда мы прошли через другую арку, поменьше первой, и вышли в трущобы, мой персоник ожил и дал короткий сигнал, Потом еще дважды. Я силой воли удержала руку, чтобы не глянуть тут же на сообщение, и не обидеть тем самым Виктора, который продолжал говорить.
Ноги у меня устали, в навалившейся теплоте не расслабило, а, наоборот, начало немного потряхивать, как будто я еще больше замерзала. Как бы ни было интересно, но я Виктора слышала уже через слово, смотря вперед на просвет между домами и мысленно торопилась туда – сейчас сяду в вагон, доеду домой, залезу в горячую ванну, отогреваясь, и спать! Так хотелось вытянуться во весь рост под одеялом и отключить мозг.
Меня одолевал прошедший день, накатывая на сознание тяжелыми облаками – в детстве со мной случилась беда, родители сделали все, чтобы я забыла убийцу и убитого ребенка, я выяснила это, и на несколько минут снова была, как в детстве, в объятиях мамы и папы. И он не злились друг на друга. Они хотели мне счастья, каждый по-своему, и я пойду на уступки – доучусь на журналиста, помогу отцу со статьями, подыщу себе пару и подумаю о детях. Заглажу свою вину неблагодарности, получив и свою награду – мир между нами тремя, мы снова будем семьей… Кто знает, может, и на предложение Виктора соглашусь. И присмотрюсь к нему, как к «моей любви на всю жизнь», чем он не жених, и чем я ему не невеста? У него со своими родителями теплые отношения, он знает, что такое дом. Он открыт, и зовет меня к себе…
Уши заложило как ватой, и я не могла вникать в рассказ Виктора, но внезапно меня встряхнул и вернул на землю рык Нюфа. Пес бежал все это время то впереди, то позади нас, обнюхивая голые кустики аллеи и лавочки, как вдруг вскинул голову и зарычал, развернувшись всем корпусом в сторону темного проулка. Это был опечатанный и нежилой участок квартала, бетонные коробки домов стояли как стояли, людей с той стороны или вообще шевеления, не заметно. Было еще темнее в глубине, внутри. Ничего не разглядеть.
Нюф расставил передние лапы, ощетинил холку и пригнул голову, зарычав сильнее. Глухо, злобно, предостерегающе.
Я посмотрела на побледневшего, как бумага, Виктора, но он не отозвал пса, и стоял на месте как вкопанный.
– Что там, Нюф?
Тот на мой вопрос стал лаять, оголяя клыки, и делать медленные шаги на встречу невидимой опасности. Я стянула варежку, лихорадочно полезла в карман за наушниками и сунула таблетки в уши, едва не уронив одну в снег из-за трясущихся пальцев. Была тишина. Я залезла в персоник, включая хоть какой-то трек музыки или станции, чтобы активировать возможный поток чужих мыслей, и музыка не прервалась. Виктор, поняв меня не правильно, вышел из оцепенения:
– Не вызывай никого. Меня не видно в толпе, но если прилетят коптеры, так легко остаться невидимкой не получится. Будут вопросы.
Еще несколько секунд собака агрессивно рычала, потом заворчала, и как только для чутья все стало спокойно, Нюф фыркнул. Его поза расслабилась, шерсть на загривке сникла, и он обернулся на нас.
– Быстрее, мы уже почти у станции.
Виктор не стал выходить из трущоб. На освещенной территории, у магазина и входа в метро, я осталась одна, и даже не успела сказать «пока» своему провожающему, как и он и собака растворились в полумраке. Я спустилась, дождалась своего поезда, и он понес меня в сторону моего дома. В сторону моей маленькой ячейки громадного полихауса.
Забота
На сигнал будильника я открыла глаза, едва разлепляя тяжелые веки и выключила и его и все оповещения. У меня не было сил подняться и идти заниматься гимнастикой. Добравшись вчера до дома, я едва разделась, как упала на диван, чувствуя головную боль и слабость. Несчастный мой персоник еще при выходе из Двора пытался меня проинформировать о поднявшейся температуре. Виктор заметил, как горят щеки и блестят глаза, но это был лихорадочный блеск и жар. В вагоне я прочитала данные о пульсе и температуре с чипа, и отклонила предложение вызвать врача. Я справлюсь. Мне нужно лишь отоспаться. Не помогли варежки и шарф, я все равно перемерзла и окоченела, у меня ныли застуженные щиколотки и колени, голова налилась свинцом и давили виски.
И ночь сна не помогла. Мне нужно закончить сегодня ролик, успев сделать и вчерашнюю норму и сегодняшнюю финальную корректировку, нужно готовить завтрак и обед, нужно активировать онлайн курс, чтобы вечером написать родителям «спасибо за подарок», но я чувствовала, что меня еще потряхивает от озноба и голова не отрывается от подушки.
– Я не понял, а где был мой вчерашний ужин? И будет ли сегодня завтрак?
Гранид… каким-то образом само существование этого человека затерлось в сознании. И это странно, потому что вчера же еще случилась со мной та вспышка – летнего луга, детства и мальчишки-подростка, что сделал снимок. Как такое могло уйти на задний план? И я забыла о нем и вчера, когда вернулась, я не заметила – был ли он вообще дома, завалилась спать.
– Немедленно вставай и берись за дело. Я голоден.
Я приподняла ладонью свое одеяло, пытаясь понять – а не разделась ли по старой привычке догола? Нет, я осталась в своих уличных джинсах и нательной маечке, что одевала под водолазку. Гранид внезапно хлопнул меня по руке:
– Да лежи ты, дуреха, я же просто издеваюсь над тобой, и проверяю твою безотказность. Не вставай.
– Я и не собиралась. Я буду спать дальше, только стяну штаны, а то передавила себе весь живот ими.
Сняв низ, вытолкнула джинсы из-под одеяла и развернулась к стенке. Через секунду почувствовала жесткие костяшки пальцев на своем лбу. Ладонь Гранида была такая обалденно прохладная, что я мысленно попросила не убирать ее подольше.
– Разбуди меня в два, мне надо ролик доделать… и еще обед…
Я провалилась в тяжелый сон, смешанный со звуками в квартире – ушел, пришел, звук входной двери, холодильника. Щелкнул чайник, включился компьютер. Мутило и трясло… от страха трясло, что из темноты выскочит чудовище и Нюф не сможет нас защитить. Я пыталась напрячь мысль и не понимала, почему никак не могу додумать следующий шаг в игре рендзю… белый круглый камешек так и крутила в пальцах. Потом поняла, что это плоская таблетка наушника, а я не с папой, а в кабинете у следователя, и он протягивает мне бумаги… а мне так хочется подслушать его мысли!
– Подъем.
– Уже два? – Оказывается, губы ссохлись и слиплись, а глаза не хотели открываться совсем.
– Нет, у тебя еще четыре часа. Выпей это.
– Я спать…
Гранид подцепил меня рукой под лопатки и заставил сесть. Поднес к лицу кружку.
– Это что?
– Травяной чай и мед. Выпей, а то мечешься, как на горячей сковороде. Просто чай.
Питье сильно пахло душицей, мятой, еще какими-то травами и медом. В меру теплое и сладко-горькое. Я выпила все в пять глотков, и Гранид от меня отстал. Голова снова упала на подушку, и горячими щекой и лбом я ощутила шершавый холод.
– Я чистое полотенце подморозил, не дергайся. Накрыл подушку. Нормально?
– Кайф…
Или подумала, или сказала вслух, и ушла в отключку.
* * *
Меня не мучали ни кошмары, ни головная боль. Целебный сон. Ноги ныли, и руки в локтях заломило от того, что тело затекло. Но голова была легкой, хорошо дышалось и чувствовалось настоящее отдохновение в мышцах. За большим окном уже сгустились сумерки, а в комнате горел монитор компьютера и маленьким светлячком экранчик гранидовского перосника.
– Сколько время?
– Половина пятого.
– Я все профукала…
– Отпишись заказчику, что по больничному задержишь сдачу ролика. Пара дней не критична.
Работать в нужную силу, даже если бы Гранид поднял меня в два, я не смогла. Да и сейчас не смогла бы. Не хотелось настолько сильно, что внутренний голос вопил: «отдохни, а то умру!».
– Охмурил, опоил, спать уложил.
– Сейчас еще будет «покормил, напоил и снова спать положил».
Слышать в тоне вечно хмурого Гранида бытовое и спокойное, – редкое явление. Пять недель он жил в квартире, и лишь сейчас я почувствовала, что он вписался в ежедневную жизнь не как нечто инородное, а как само собой разумеющееся. И не зудела мысль – когда же он съедет уже, и все забудется, как страшный сон. Добрый друг из далекого прошлого. Проездом в городе. Остановился на несколько дней с ночевкой. Как-то так?
– Кормить? – Протянула я в голос, чувствуя в желудке засасывающий вакуум. – Подай мне домашнее платье, пожалуйста.
– Подожди. Мне дописать нужно.
В тишине я прождала минут пять, пока он не сохранил и не свернул рабочие окна, увел персоник в стандартный режим. Потом добрался до платья в стеллаже прихожей. Кинул мне.
– Ты свое детство и юность хорошо помнишь? – Решилась я на вопрос.
– Что-что? Ты только сейчас додумалась докопаться – что за дядька спит на полу, пользуется твоей ванной и компьтером?
«А еще кухней» – мелькнула мысль, когда я проследила глазами следующие действия Гранида: он залез в холодильник, в ящик, повернул ручку конфорки. Он нагло хозяйничал в моей кухонной зоне. Это исключительно моя территория, даже компьютер и другие площади студии были не настолько моими, как кухня. Я ревниво поскрежетала зубами, накинула платье и пошла умываться.
– Что заказал?
Заняв место на высоком стуле у стойки, бегло осмотрела все, во что вмешался Гранид. Что передвинул, что не убрал в шкафы и на полки, что успел испачкать?
– Я не заказывал, я сам приготовил.
Ужас! Мне хотелось перегнуться и заглянуть – что с плитой и духовкой? Что с несчастным сотейником или кастрюлей? Что со всеми вещами, попавшими в руки к мужчине, который вздумал готовить? «Если он мне все ушатал, расцарапал и заляпал горелым жиром, я его отправлю обратно на больничную койку!».
– Лицо попроще сделай, это съедобно.
– А что ты сам приготовил?
Сначала я не поняла, что произошло с лицом Гранида. Морщин резко прибавилось, рот растянулся, а глаза сузились, превратившись в темные щелочки. На первой секунде эта метаморфоза меня напугала, потому что я никогда прежде этого не видела, и лишь на второй дошло – он засмеялся. Коротко так, с сиплым выдохом. Когда смех ушел, веселость осталась – брови еще немного держались в приподнятом состоянии, собирая на лбу три продольных морщины, а уголки губ замерли в полуулыбке:
– Иди посмотри на себя, – хмыкнул он, – что за выражения ужаса? Ты думаешь, что это несъедобно? Я тебя отравлю?
– Поверь, я могу доверить тебе свою жизнь… но свою кухню!? Ты в своем уме, что решился хозяйничать на моей кухне?
– О-о-о… – и присвистнул с пониманием. – Храм и святилище домашней хранительницы очага? Как мог нечестивец осквернить своим прикосновением священную сковородку?
Мне было не смешно. Я свела брови, поджала губы. С Гранида слетело лет десять. Невозможно было и предположить, что этот человек мог так обаятельно и широко улыбаться. От него ненадолго отползла черная тень всего, что произошло с ним в трущобах, проявилась светлая и жизнерадостная сторона, которая умела радоваться.
– Это мясо с грибами. Я ничего не испортил. Все цело. Даже посуду помою, представляешь?
– Не представляю. А что за пакет?
Рядом с моей переносной чайной этажеркой стоял крафтовый кулек с зеленой эикеткой.
– Травяной сбор. Я заварил тебе и вторую порцию, без меда, но с шиповником. На ночь выпьешь. Ведь помогло?
Я увидела и термос рядом с чайником.
– Помогло.
– Старый рецепт, научили на севере, когда приходилось много работать и не всегда было тепло. Завтра будешь на ногах.
– Спасибо.
Шампиньоны с индейкой оказались что надо, не пересушеными, тушеными, а не жареными. Много подливки и специй. К ним свежий огурец с солью, полстакана разбавленной минералки. Сытно так, что я осоловела к концу ужина и снова стала клевать носом, хоть было только шесть вечера.
– Ложись. Я разбужу тебя на попить.
Он действительно разбудил меня в темное и неопределенное время, снова подсунув кружку теплого питья, и я с удовольствием его выпила. И спала. Спала. Спала. Без снов, без пробуждений.
Друзья
Наступил следующий день, но понять – который час без персоника нельзя. На руке его у меня не было, он лежал отвернутый на полке, и не подавал никаких сигналов, благоразумно переведенный в беззвучный режим. По серости за окном можно решить, что проспала я до самого марта, потому что шел не снег, а дождь. Гранида в квартире не было.
В голове немного путалось – вчера или сегодня я должна была съездить к тете в трущобы? Написала я заказчику, что отсрочу сдачу на два дня, или это на словах осталось? И что я обещала сделать маме и папе, и тоже не сделала? Не помню.
Умывшись, приняв душ и напившись воды, я переоделась в свежее и засела в компьютерное кресло проверять пропущенные сообщения.
Да, были письма от родителей – без беспокойства, только добрые пожелания и просьба поскорее включаться в новое.
Сообщения по работе – два потенциальных заказа от новых людей и один точный от «старичка», что уже к моим услугам обращался.
И, вот неожиданность, – сообщение от следователя. И не с его служебного номера, а с другого. Личного. «Здравствуйте. Напишите, когда вы планируете поездку к вашей опекаемой в трущобы? Мне нужно будет кое-что выяснить у вас на местности, где вы нашли Гранида, записать видео-показания. Чтобы не тратить лишнее время, я бы подъехал тогда, когда вы будете в трущобах. Это не срочно. Андерес Черкес».
Я посмотрела на часы, прикинула погоду, собственные силы, и ответила:
«Здравствуйте. Смогу подъехать завтра к 16.00 или уже в следующий понедельник в это же время. Напишите, когда вам удобно, и я поставлю встречу в график».
Обратное сообщение прилетело тут же:
«Завтра. Буду ждать вас у начала бульвара»
* * *
«…что-то здесь есть. Прямо на улицах, в домах. Чую – спрятано. И брат сгинул тоже тут… как давно я не вспоминал о нем. Куда делся я настоящий, тот, что был уверен – он не погиб, а исчез в Сиверске? Только недавно всколыхнуло, вернулось предчувствие…».
Я еще не подошла к началу аллеи, где меня ждал Андерес. С наушником в ухе, услышала его раньше, чем увидела. Время позволяло, я пришла заранее и можно было переждать на расстоянии, а заодно и подслушать. И не стыдно. То, что эта способность свалилась откуда-то свыше, оправдывало меня.
«Сколько время? Так, когда придет Эльса, с чего начать? Сниму короткое видео для отчета, а потом о главном. Не хочется ей врать. Нельзя, как будто судьбе пинка дашь обманом… она знает то, что мне нужно…»
– Здравствуйте.
Я появилась вовремя, и Андерес, кивнув, тоже поздоровался. Потом указал вперед:
– Время есть? У меня помимо показаний, еще несколько вопросов не для отчета.
– Да, конечно. Я готова помочь, чем смогу.
– Горн быстро восстанавливается. На днях он приходил для показаний, отметил.
– Я рада.
– Еще потерпите, и он сможет сам о себе позаботиться. Вы подружились?
– Он не напрягает… Надеюсь, что расстанемся как хорошие знакомые.
Андерес хмыкнул и кивнул. Я все же убрала наушник. После мысли о том, что он не будет меня обманывать, всколыхнулась взаимность в доверии. По-честному. Следователь спросил:
– Он что-то говорил вам о том, что случилось, об этом плене?
– Нет. А разве вам он не рассказал всего, что нужно, что помнит?
– Да, – задумчиво подтвердил следователь, – но, мало ли… одно дело показания, другое дело, что вдруг всплывет при обычной беседе в спокойной обстановке.
– Мы очень мало разговариваем… Это было здесь. Вот бетонная урна с крупным сколом, до нее я дошла тогда, когда услышала с той стороны его голос.
– Давайте шаг за шагом. Много времени не займет. – Он достал планшет, синхронизировал его с персоником и включил видео. – Видео-показания свидетеля…
После «шапки» записи, я отвечала на вопросы, вставала туда, где примерно стояла, показывала рукой – откуда слышала Гранида, прошла вперед, объясняя, что сначала подумала о заблудившемся местном трущобнике. Ничего нового. Андерес завершил съемку стандартной отчиткой, и убрал планшет. Вместо него развернул экран своего персоника:
– Кто это?
Я взглянула и увидела снимок камеры видеонаблюдения со станции метро на котором были я и Виктор. Тот день, когда он встретил меня в вагоне.
– Мой знакомый.
– Как его имя?
– Виктор. А какое это имеет отношение к Граниду? Или это то, зачем вы меня сюда вызвали на самом деле?
Мне нравилось лицо Андереса. Такое красивое, приятное, и немного «запыленное», что его не портило, а делало живым. Как благородная патина красит старинную вещь, обогащая ее историю. Серые пытливые глаза, серые от щетины щеки и серые от начинающейся седины виски.
Следователь в трущобах смотрелся гораздо органичнее, чем в своем кабинете, наполненном техникой. Одет современно, но даже коричневая куртка из матовой экокожи, черные джинсы, ботинки были мяты, затерты, заношены до выцветания. Чистая одежда, но ношеная годами, без внимания к нужной замене. Он был как охотничья собака, работающая «на земле» и ведомая своим чутьем и логикой, а не кабинетный бульдог с бумагами и программами слежения.
Но это, в свою очередь, не мешало пользоваться всеми благами прогресса. Меня и Виктора на камеру же поймал? Высмотрел? Выследил нарочно?
– Эльса, вы знакомы с людьми без персоников, с теми, что живут здесь без регистрации? Без любого обязательного учета.
То ли вопрос, то ли утверждение. Я неопределенно повела плечом:
– А если и так, объясните, почему я должна вам рассказывать о чем-то подобном?
– Не должны. – Андерес заколебался. После паузы и пристального взгляда в глаза, добавил: – Я расскажу вам главное, и мне кажется, что для вас это не прозвучит как фантастика. Я надеялся только на Гранида, его память, но теперь уверен, что вы поможете мне продвинуться в поисках, которые я веду уже много лет. Выслушайте меня, Эльса.
– Хорошо, Андерес.
– Андрей. Меня бесит переделка, так что для немногих посвященных я Андрей. И можно на ты. Согласна?
– Договорились.
– Мой брат пропал без вести много лет назад. Еще в то время, когда эти трущобы были жилым городом. Я уверен, что он не умер, а живет где-то в… в неком другом городе, куда не попасть ни полиции, ни обычным людям. Черные дыры. Норы для крыс, нечистых на руку людей и преступников. Нет… – Он сделал упреждающий жест в мою сторону, хотя я не перебивала его. – Я не говорю, что ты такая или твой знакомый такой. Но люди вне системы уже являются нарушителями, – задумав преступление, они совершат его с легкостью, потому что невидимки. Гранид не единственная жертва этого притона или притонов. Полиция часто находит в восточных кварталах, что были рядом с промзонами, а теперь совсем не заселены, людей…
Следователь не смог говорить стоя спокойно и сделал несколько шагов. Я тоже. Мы оба пошли вперед, продвигаясь в сторону двух башен-шестнадцатиэтажек.
– Только им уже не помочь было.
– Умерли?
– Наркоманы – да, но не все и уже в последствии. Если родственники спасали, вылечивали, таких, увы, мало. Лишь двоих нашли сразу мертвыми – погибшими от падения с высоты, и одновременно с передозом наркотика в крови. Изощренное убийство местных богатеев. Эльса, эта информация не для чужих ушей… дальше объяснять?
– Я понимаю. И не болтлива.
– Дело давно в тупике. Людей, которые хоть в чем-то попадали под подозрение, почти сразу находили с выкорчеванной памятью. Чертова коллекция не исчезает, а до сих пор ее как-то изготавливают или достают…
Зацепившись за то, что он сказал, я перебила:
– Что за коллекция?
Андрей опять заколебался в неуверенности, во что стоит посвящать меня – совсем стороннего человека. Он подтвердил:
– Не хотел о грязи. А приходится. Не слишком тайна, но… В Сиверске существовала клиника, она же фарм. лабаратория, врачи и химики там разрабатывали новые препараты для анестезии, чтобы уменьшить побочные эффекты тех, что уже применялись, или создать совсем новое. Удалось. Только вместе с прочим, из их стен вышли три… «Гербарий» называется – три препарата, с разным воздействием на организм человека. Наркотическим – «Орхидея», амнезирующим – «Незабудка», и парализующим – «Зверобой». Последний колеблется от дозировки – маленькая всего лишь отключает связь от вживленного чипа, так что персоник не сможет принять сигнал от тела, хоть что с ним делай. А вот большая доза убивает, максимальная – убивает мгновенно. Клиника давно закрылась, а «гербарий» до сих пор здесь в ходу. Уверен, что склады или действующая лаборатория до сих пор есть именно в этих трущобных дырах. И найти их нужно!
– Я понимаю… – кивнула задумчиво, поежившись от нервного чувства совпадения, что все это всплыло так близко по времени – едва родители обмолвились о том, на что подписались в те годы, как и следователь рассказал. Повторила: – Я понимаю…
– Прав я в том, что твой знакомый – человек оттуда?
Я дотронулась до локтя Черкеса, останавливая его. Мне не хотелось идти дальше, – там было совсем неуютно. Теплый антициклон, не свойственный февралю, растопил предыдущий снег и добавил грязи на улицы. И сам воздух напитался сырой влажностью. Казалось, что дождь вот-вот пойдет снова и зарядит на весь оставшийся вечер, как и вчера.
– Это не моя тайна, но скажу, что могу – есть места светлые, а есть темные. Я случайно попала к первым, и там нет плохих людей. Они не носят персоников, чипов, у них нет компьютеров. Просто живут и никому не мешают. Гранид попал в темное место. Что делается там я не знаю, и надеюсь, что не узнаю никогда.
– Мне нужно поговорить с твоим знакомым.
– С полицией? Он не пойдет на это.
– С кем-то другим оттуда. Кто-нибудь, но может же согласиться? Я годами топтался на месте. А теперь поймал удачу за хвост… и отступать не буду. – Следователь даже ткнул в меня пальцем, но слова его прозвучали не зло, без угрозы. – Все складывается одно к одному, не случайно. Ты, я, Тимур Дамир, у меня уже мозг заржавел от бесплодных поисков, а тут такие тектонические плиты сдвинулись… Не-слу-чай-но!
– А при чем здесь соцработник?
– Зачем была та слежка за ним, когда нашелся Горн? – Ответил он вопросом на вопрос. – Давай на доверии. Не могу избавиться от чувства, что знаю тебя давно и хорошо, и не как следователь прошу, а как обычный человек – правда за правду.
Мы остановились посреди бульвара, и я высматривала в его лице то, что мне было нужно, – способность поверить в ненормальное. Но про чтение мыслей все же утаила. Сказала так, как и самому Тамерлану объясняла:
– Мне показалось, что я его знаю. Сомневалась, колебалась, шла следом, все не решаясь подойти и заговорить, напомнить о себе. Загвоздка в том, что ничего конкретного не назвать, одна неуверенность… вот как со мной. Откуда ты, например, меня знаешь? Так и я не могла сказать про него. Не могу сказать про тебя. И…
Едва не сболтнула про Наталью, но вовремя замолчала.
– Я пробил по старым пропискам, – в конце сороковых мы все жили недалеко друг от друга. Мой брат пропал летом сорок восьмого, его признали мертвым, тела не нашли, только окровавленную одежду. Виновным признали некого Азара Дамира, осудили, назначили срок, и тот умер в тюрьме.
– Это отец Тамерлана?
Тот свел брови:
– Еще одно не случайное совпадение – это прозвище и мне знакомо, хотя я уверен, что никогда не слышал его.
В моей голове рассказ родителей удачно вошел, как в нишу, в общую сборку фактов. И я задала вопрос, на который почти знала ответ:
– А что ты помнишь про то якобы убийство? Про то лето?
– Ни-че-го… Сошлось? Я успел спросить и самого Тимура об этом же, и он тоже ничего не помнит. У тебя есть версия?
– Мы действительно знали друг друга, познакомились именно тогда, не раньше. Буквально два дня назад отец и мать признались, что отправили меня лечиться в клинику после страшного преступления, где я оказалась свидетельницей, и «Незабудку» они тоже назвали. Сошлось?
Андрей задумчиво кивнул. С его слов – убийства вообще не было. Я хотела спросить – пересматривал ли он то старое дело, ведь сам полицейский, доступ есть, имена свидетелей есть…
– Теперь я понимаю, почему документы так вымараны. Ювенальная защита, секретность, никаких имен – только само имя жертвы и имя осужденного по делу. Даже отца, матери или меня нет среди допрошенных в протоколе. Там вообще практически все отсутствует.
– Ты можешь выяснить подробности у родителей… они живы?
– Отец нет, давно умер от алкоголизма. Мать в хосписе, последняя стадия рака. Она не сможет рассказать. Езжу к ней каждый день, но она едва меня узнает… все, что было, отдал, все продал, везде влез с долгами, а не помогло, – рак ее добивает.
Андрей сказал это просто, без колебаний, как если бы на самом деле рядом стояла не чужая и малознакомая, а давняя подруга, или даже родственница. И поделиться можно.
– Сочувствую…
Я опять подумала, что если бы у меня был брат, он был бы именно таким. Я улавливала нечто общее, и оно сходилось именно на этом старом заброшенном городе. Трущобы. Дома. Поиск утерянного. Опека над кем-то, в ком нет силы жить без помощи, а у него – при смерти.
– Андрей, я не обещаю, что смогу вывести тебя на кого-то из своих новых знакомых там, в… светлых местах. Но как только что-то узнаю о Колодцах, – так их называют местные, свяжусь, позвоню, сделаю все, чтобы помочь с их поисками.
– Не сомневаюсь. Спасибо, Эльса.
Мы развернулись и пошли обратно к началу бульвара.
– Как ты думаешь, те двое, что пытались следить за тобой – из Колодцев?
– Не уверена. Но все может быть. Откуда-то они в курсе, что через меня можно выйти на Гранида. Их цель – он.
– Пока дело Горна не закрыто, идет следствие, вся информация засекречена. То, что ты оплатила лечение, дала регистрацию – нет ни в одной базе данных. Тебя хоть кто-то в ту ночь видел, когда ты ему скорую вызвала?
– Нет.
– Парня вычислить не удалось – через турникет он прошел призраком. А вот девушка с персоником. Она засветилась. Карина Миллер. Айтишница в соцслужбе, уволилась три года назад, нигде не числится, зарегистрирована по адресу служебной комнаты в малом кольце полихаусов. Ни найти ее, ни допросить я не могу – она исчезла с радаров. Последний след – как раз посещение метро в тот вечер, когда вели тебя. Что еще интересно… с трудом, но я нашел еще одну запись ее поездки в метро, в декабре.
– И что там интересного?
– Куртка. Серо-голубая с красными вставками, – именно такая была надета на Горна в ночь его побега из притона. Он пока вспомнить не может, но складывается картина, что именно эта девушка ему помогла, и для хоть какой-то теплоты, поделилась одеждой. Я отправил Карине уже три запроса с просьбой прийти для дачи показаний по делу Гранида Горна, как свидетельнице, но там тишина. Даже пеленгация не срабатывает, персоника как нет.
