Текст книги "Владетель Мессиака. Двоеженец"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

Часть третья
БОРЬБА НА СМЕРТЬ

I

В конце апреля месяца 1664 года, около десяти часов утра, вооруженный отряд всадников, сопровождавших судей из города Риома, остановился у ворот замка д'Эспиншалей.

Президент суда и секретарь его Трипас первыми остановились под валами Мессиака. Чья-то странная голова выглянула из окна стрельницы и хриплый голос спросил:

– Что вам угодно, господа?

Тогда Трипас, снимая треугольную шапочку, ответил:

– Именем короля и закона явился сюда заявить графу Каспару д'Эспиншалю, владельцу и барону на Мессиаке, требование, чтобы в силу постановления суда перед нами сейчас же были открыты все ворота и двери этого замка.

Новая голова появилась в стрельнице и голос ответствовал:

– Ворота сейчас отворят. Но мы считаем нужным заявить господам судьям из Риома, что графа Каспара д'Эспиншаля в замке нет, он в настоящее время проживает в Париже.

– Мы это знаем. Но нам достаточно будет, для выполнения формальностей, обнародовать судебный приговор, когда все находящиеся в замке объявят свои звания и имена. Кто вы?

– Я сводный брат графа Каспара д'Эспиншаля, – ответил Эвлогий.

– А я интендант замка, – назвал себя Мальсен.

Странная наружность Эвлогия очень удивила секретаря из Риома. Он спросил у судьи: неужели эта обросшая волосами, косматая, почти нагая фигура действительно брат графа? Но президент сделал знак подтверждающий и Трипас важно развернул пергамент и начал читать судебное постановление.

Каспар д'Эспиншаль обвинялся во множестве преступлений, большая часть которых была доказана. Он совершал насилия, похищения, жестоко обходился, пытал, убивал попадавших в его руки.

За все эти проступки, как не явившийся к суду, Каспар д'Эспиншаль осуждался со всей суровостью тогдашних законов – на смерть.

Решение это Мальсен и Эвлогий выслушали очень хладнокровно.

– Очень хорошо! Даже благодарю вас, господа, – произнес Мальсен. – Ваше решение я не замедлю передать моему господину в Париж и уверен, что он не останется неблагодарным к людям, позаботившимся о его смерти.

Эвлогий улыбнулся страшной улыбкой и исчез через окно стрельницы.

Судьи, не рассчитывая на гостеприимство в замке, поехали в городок Мессиак, прежде всего пообедать, а потом надо было им исполнить приговор над портретом осужденного графа Каспара д'Эспиншаля.

В городке судебный персонал встретился с де Канеллаком, рассказавшим судьям подробности истории Каспара д'Эспиншаля. Только эпизод с Эрминией достойный барон несколько изменил: он ограничился сообщением, что на кавалера Телемака де Сент-Беата напали разбойники, ранили его двумя пулями, но, несмотря на это, храбрый кавалер успел скрыться, бросившись в реку.

Судьи объявили барону, что Телемак де Сент-Беат, прогостив некоторое время в замке Роквер, благодаря протекции Шато-Морана, получил звание начальника отряда парламентских солдат, которых это судебное место обыкновенно высылало для выполнения своих декретов.

Что касается Инезиллы, то оказалось, что эта достойная особа заняла при особе старого де Канеллака место своей покойной госпожи.

Граф Шато-Моран и Рауль отправились в Париж искать правосудия, так как их враг, избегая воздаяния по законам, тоже уехал в столицу.

Шато-Моран и Рауль в Париже наняли отдельный домик и начали хлопотать аудиенцию у короля.

Это было время, получившее впоследствии название эпохи Людовика XIV; молодой король, окруженный блеском и пышностью, уже принял на эмблему солнце.

Старый дворянин, в первое свое посещение королевской резиденции Пале-Рояля, был положительно ослеплен. Залы и галереи были наполнены великолепными дамами и кавалерами, рядом с которыми провинциал Шато-Моран выглядел довольно печально.

Бриллианты, перья, дорогие материи, ленты ослепляли взоры. Только красивая и величавая фигура молодого Рауля, не оставлявшего Шато-Морана, хотя и одетого в провинциального покроя кафтан, несколько примиряла придворных дам со старым графом.

– Не можете ли вы, милостивый государь, указать мне, где я могу найти короля? – спросил у одного из придворных Шато-Моран.

Придворный расхохотался и нагло ответил:

– Откуда вы явились?

Рауль покраснел от гнева. Но старик был терпеливее и спокойно пояснил:

– Я приехал из Савойи. Четырнадцать лет минуло, как мне не случалось бывать при дворе, и поэтому нынешние придворные обычаи мне неизвестны.

– Это видно, что вы не знаете здешних обычаев. Не мешает поэтому вам узнать прежде всего, что иметь аудиенцию у короля очень трудно, если вас не представит Кольбер, кто-нибудь из принцев или какая-то влиятельная дама. Даже Гиз довольно намучился, пока ему удалось представить королю одного из ваших соотечественников. Фамилии его я не упомню! Приятный и великолепный дворянин. Он, если верить городским слухам, тем провинился, что отрубил голову своей жене.

– Это Каспар д'Эспиншаль! – крикнул Шато-Моран пронзительным от волнения голосом.

– Именно он. Каспар д'Эспиншаль! Кажется, так мне его и называли.

Старый граф и Рауль смертельно побледнели. Заметив это, придворный поспешил извиниться:

– Я, кажется, сообщил вам неприятное известие. Вы этого дворянина знаете лучше меня. На последнем балу у графини де Суассон он у меня выиграл пятьдесят пистолей и показался премилым человеком. Я слышал, что король, кажется, дал ему помилование.

– Помилование такому злодею!

– Я не защищаю его. Знаю только, что он почти не выезжает из дворца Гизов и графини де Суассон. Очень может быть, что он и большой злодей. Кто его знает! Но что я вижу! Де Кован говорит с девицей де Пюи – красивейшей девицей при дворе… Я должен вас, господа, оставить!

Когда придворный исчез, Шато-Моран глубоко задумался.

– Чтобы говорить с королем, очевидно, необходимо быть ему представленным, – несмело заметил Рауль.

– Очень может быть, – согласился старик. – Но приняв злодея, король обязан принять и обвинителя. И как он может меня не принять, меня, с такой преданностью служившего его отцу? Я буду с ним говорить. Откажет он мне в правосудии, тогда я соберу целую армию и даже из дворца Гизов достану злодея. Слава Богу! Мне всего шестьдесят восемь лет. Дед мой Гуго в свои восемьдесят три года убил медведя ударом топора. Я не слабее его. Пойдем, Рауль, и станем в проходе. Когда король пройдет мимо, я заговорю с ним.

В эту минуту в зале сделалось маленькое смятение. Оба савойских дворянина одновременно воскликнули:

– Я его вижу!

– Кого? Короля?

– Нет! Графа Каспара д'Эспиншаля…

В самом деле, в эту минуту Каспар д'Эспиншаль проходил вблизи под руку с принцем де Гиз. Заметив Шато-Морана, он поспешил исчезнуть в толпе, увлекая за собой своего благородного покровителя.

Телемак де Сент-Беат очутился около старика.

Бедный кавалер сильно изменился со дня смерти своей сестры; он разучился смеяться, характер его сделался меланхоличным. На лбу его остались только беловатые знаки от заживших ран.

Шато-Моран, после обычных приветствий, передал Телемаку де Сент-Беату новости, слышанные от придворного.

– Это совершенно верно, – подтвердил кавалер. – Из уст самого де Новиона я слышал, что король обещал Каспару д'Эспиншалю помилование.

– Разве де Новион бывает при дворе?

– Через день обязан бывать. Он влиятельнейший член парламента и один из президентов.

– Это мой близкий родственник.

– Знаю и про это. Ему будет досадно, почему вы остановились не у него. Еще досаднее, что вы, приехав в Париж, и меня забыли.

– Слава Богу! Теперь надеюсь на успех своего дела! – воскликнул, ободрившись, старик.

– В таком случае, не теряя времени, поспешим к де Новиону.

II

Президент де Новион жил в отдельном домике на углу улицы Гарле и набережной Орфевр. Шато-Морана он принял очень радушно, но подтвердил о деле Каспара д'Эспиншаля то же: последний получил помилование.

Король простил его, хотя в Париже только еще предполагали, что трибунал в Риоме осудил его на смерть. Кроме Гиза, курфюрст Баварский и князь Савойский ходатайствовали в его пользу, утверждая, что в последнюю войну Каспар д'Эспиншаль, в звании полковника кирасир, оказал Франции большие услуги.

Новион обещал барону Шато-Морану свою помощь и назначил ему явиться на следующий день в восемь часов утра в залах Пале-Рояля. Но тут же посоветовал быть осторожным. Каспар д'Эспиншаль знает уже о приезде своих врагов и не преминет устроить засаду.

– Самое лучшее сделаете, – говорил он, – если останетесь ночевать у меня, а Рауль один вернется домой.

– За кого ты меня принимаешь, Новион? – воскликнул гордый Шато-Моран. – Я стар, это правда, но саблю ношу не ради туалета и не посоветую никому заступить мне дорогу.

Телемак де Сент-Беат слишком хорошо знал храбрость старого графа, а потому даже не пытался уговаривать его провести ночь у Новиона. Он только велел Бигону и двум вооруженным тайно идти за Шато-Мораном и Раулем, отправившимися пешком в свою квартиру. Сам старался также не терять их из вида.

На небе светил месяц, но черные тучи, гонимые ветром, ежеминутно помрачали его. Прошли мост через Сену. Трусливый Бигон трусил еще более с тех пор, как, не спрашивая его согласия, его сделали капралом. Идя вперед он трепетал, как осиновый лист.

– Пойдем по середине улицы, – шепнул он кавалеру, – эти углубления ворот, узкие, как коридор, улицы и крутые повороты – самые удобные места для засад. Именно они напоминают мне те дни, когда вы имели в своих карманах мои шестьдесят пистолей и когда я столько раз доказывал мою храбрость.

Телемак де Сент-Беат в ответ только улыбнулся и старательнее, чем прежде, пытался разглядеть окрестность, покрытую мраком.

На торговой площади он увидел, как Шато-Моран и Рауль повернули на улицу Латанери.

– Надо изменить тактику, – распорядился быстрый на решения гасконец. – Те, которые следят за нами, очевидно, остерегаются. Обманем их!

И вместо улицы Латанери повернул со своим отрядом в переулок, чтобы потом догнать Шато-Морана на Гревской площади.

Но уже на Гревской площади никого не догнали. Не теряя времени, все скорым шагом побежали улицами Тессеран, Сент-Антуан и притаились у ворот отеля Ормессон.

Скоро Телемак де Сент-Беат и его воины заметили двух человек, входящих в улицу, и третьего, идущего им навстречу. Последний казался пьяным. Он то шатался, теряя равновесие, то вдруг устремлялся вперед с удивительной для пьяного быстротой.

Идущий пьяница во все горло распевал антимазаринскую песенку.

Бигон сейчас же заподозрил неизвестного в притворстве. По его соображениям, для пьяного его ход был чересчур поспешен.

– Я думаю, – заключил экс-купец колониальных товаров, – как будто голос пьяного походит на голос отца дона Клавдия-Гобелета.

Шато-Моран и Рауль, не обращая внимания на пьяного, остановились возле дверей своего дома.

Бродяга поспешил к ним, восклицая:

– Вы имеете свой дом, господа аристократы! Собственную постель… Какое излишество! Вы, значит, не ночуете под мостом. Там мое жилище! Оно лучше закрыто, чем ваше, настоящий погреб; одна беда, воды в нем чересчур много. Я живу под второй аркой Нового моста со стороны статуи Генриха V. Не будучи вором, прошу милостыни. Такая жизнь положительно благородна и даже назидательна. Но что делать! Дайте мне милостыни, выпью за ваше здоровье на восемь су, такая умеренность не испортит моего желудка.

Шато-Моран бросил нищему монету и открыл дверь своего дома.

Пьяница поднял монету и, вдруг перестав петь и говорить, осторожно приложил ухо к запертой двери. Затем быстрыми шагами пошел по набережной.

Телемак де Сент-Беат приказал вооруженным людям идти вслед за ним, а сам с Бигоном бросился наперерез уходившему нищему. Догадавшись, что за ним гонятся, мнимый нищий пустился бежать. Чтобы выиграть время, Телемак де Сент-Беат приказал Бигону идти и предупредить Шато-Морана, сам же поспешил на площадь отеля Турнель и там остановился в ожидании того, кого преследовал. Вскоре послышались поспешные шаги, и, думая, что это подходит мнимый нищий, кавалер выскочил из своей засады и очутился против господина, одетого в черное платье и сопровождаемого четырьмя вооруженными слугами. Он было хотел скрыться, но вооруженные сейчас же окружили его.

– Вы, вероятно, офицер князя? – спросил незнакомец в черном платье.

Телемак де Сент-Беат ничего не ответил. Он видел, что попал в засаду, и хотел благоразумно избегнуть опасности.

– Вы молчите? Я понимаю ваше положение, милостивый государь, – продолжал незнакомец. – Такой ужасный случай. Но, может быть, мы найдем средство помочь. Его сиятельству, принцу, всего пятьдесят лет; первый апоплексический удар обыкновенно не бывает смертельным. Я знаю, он жил день и ночь, но… но средство спасения еще может найтись.

Ворота Турнельского отеля отворились. Телемак де Сент– Беат теперь понял, что с принцем де Гизом случился апоплексический удар; что доктор в черном принял его за офицера дома Гизов, а вооруженные лакеи – за одного из ночных рыцарей, одолживающих у прохожих деньги без процентов и отдачи. Он хотел уже уйти, но в эту минуту к воротам подбежал тот самый шпион-нищий, которого он преследовал и, посмотрев ему в лицо, крикнул:

– Держите его, держите!

– Иди же и задержи меня, негодяй! – ответил ему кавалер. И тут же рукояткой палаша так ловко ударил шпиона, что тот повалился на мостовую, а сам пустился бежать от ворот жилища Гизов, опасаясь нападения сбиров принца.

III

Наутро следующего дня его величество король Людовик XIV, окончив краткую аудиенцию с канцлером Сегиэ и президентом Новион, был в довольно угрюмом расположении духа. Отовсюду он получал только дурные вести: доезжачие выследили только одного оленя в Сент-Жерменских лесах; принц де Гиз, которого король, называя дорогим кузеном, терпеть не мог, чувствовал себя гораздо лучше после вчерашней апоплексии, а мадемуазель Лавальер снова изъявила желание идти в монастырь.

Серьезные лица канцлера и президента не могли рассеять туч с королевского чела; они были настолько недогадливы, что и не подумали восторгаться фейерверками последних праздников.

Но так или иначе, все же монарх согласился на просьбу Новиона выслушать графа Шато-Морана. Развернув книгу с гравюрами «Жизнеописания великих людей» Плутарха, Людовик XIV ждал, пока введут старого графа.

Шато-Моран явился, сохраняя свободное положение, приличное знатному вельможе. Короля поразила его величавая фигура и смелое лицо. Он обратился к нему довольно сурово:

– Что вы хотите просить? Новион не сказал мне, в чем состоит ваша просьба: объясните ее мне.

– Ваше величество! – произнес Шато-Моран. – Я не был на королевских аудиенциях с того самого времени, когда король еще назывался Людовиком XIII; простите, когда в речи моей проскользнет что-либо, нарушающее современный этикет.

Король насупил брови.

– Говорите без боязни. Мне равно приятны как те, которые хорошо служили моему отцу, так и те, что хорошо служат мне.

Старый граф поклонился и продолжал:

– Вашего отца называли Людовик Справедливый. Я прошу справедливости у его сына. За время малолетства вашего величества мы, жители провинций, пережили тяжелые времена Фронды: видели губернаторов-разорителей, интендантов жадных и продажных судей. Но я желал бы, чтобы сын Людовика Справедливого увидал собственными глазами, что мы вынуждены выносить сегодня! У нас нет личной безопасности, нет узды от вельмож, и никто не уважает права обывателей. Насилие вошло в обычай. Вассалы гибнут от тирании господ. Их убивают, грабят, требуют с них выкупа; честнейшие владельцы – это те, которые действуют обманом. Один барон разбойник, другой виконт убийца, третий князь просто режет людей. Нет дня, чтобы не был кто-нибудь убит. Пришел высказать вашему величеству, что если вы держите в одной руке скипетр, то в другой у вас – меч правосудия; милосердие прекрасно, но справедливость выше. Как государь, вы ответственны за последнего из подданных. И если находится золото на вышивке мундиров ваших дворян, то оно должно найтись для уплаты за верную службу. Я знаю, зачем существует эта придворная пышность и зачем многие стараются ее поддержать. Для эгоистов, для богачей, окружающих ваш трон, говорящих с вами, мало интересно положение обывателей, даже в нескольких милях от столицы подвергаемых грабежу и убиваемых за то только, что они – бедные и смирные люди. Голод и отчаяние народа далеки от людей, сидящих за обильными ужинами и слушающих песни своих любовниц. Они-то желают, чтобы наш великий король, в фимиаме лести и блеске празднеств, не разглядел печальную правду. Вашему величеству стоит только взглянуть, чтобы удостовериться в правдивости моих слов.

Взволнованный и рассерженный король встал и сделал несколько шагов по зале.

– Благодарю вас, граф, за искренность, – произнес он, – если фимиамы ослепили меня, то все же уши мои свободны и я выслушал вас. Теперь скажите, чего вы просите?

– Вы будете величайшим из королей, если дозволите вашим подданным так же свободно, как дозволили мне, выяснять нужды страны. А моя покорнейшая просьба состоит в заявлении, что из всех магнатов, тиранствующих в Савойе, один, который злодействами всех затмил и превзошел, называется графом Каспаром д'Эспиншалем и сеньором на Мессиаке.

– Он, граф Каспар д'Эспиншаль – злодей! – воскликнул король, сильно удивленный. – Это тот самый, что еще вчера являлся здесь с принцем де Гиз?

– Он самый, ваше величество.

– Что вы противу него имеете?

– Мне шестьдесят восемь лет и я никогда в жизни не солгал. Слушайте же: Каспар д'Эспиншаль велел убить или сам убил мещанина из Мессиака Шандора, обесчестив прежде его сестру.

– Что еще он сделал?

– Лет пять назад застрелил дворянина де Санти, который выиграл у него в кости пятьсот пистолей.

– Далее!

– За несколько месяцев перед своей женитьбой велел убить в башне Монтейль, в своем замке, своих любовниц, девушек Флорентину Шандор и Женевьеву Лангон.

Король сделался очень бледен.

– Однако же, это ужасные вещи! – произнес он.

– Каспар д'Эспиншаль замешан в деле исчезновения баронессы де Сент-Жермен, сестры кавалера Телемака де Сент-Беата, которая пропала так, что никто не знал, что с ней сделалось. Он подверг пытке и едва не замучил Рауля де Легарда, дворянина, бывшего пажом у его жены, по одному пустому подозрению; де Легард избег смерти только потому, что успел бежать израненный и искалеченный.

– Это злодей!

– Да! Он отравил свою жену и после смерти велел отрубить ей голову. Эта несчастная женщина называлась Одилия де Шато-Моран и была моей единственной дочерью.

Старик зарыдал. Король был встревожен и, заикаясь, произнес:

– Каспар д'Эспиншаль присягнул мне в том, что жена его жива.

– Увы, ваше величество, я сам открыл гроб, но узнать дочь не смог: труп был без головы. Но если бы Одилия жила, неужели же я не получил бы от нее весть? Я чувствую, что у меня нет дочери. И во сне она мне снится всегда без головы. Ее отравили и обезглавили; ее смерть лежит у меня на сердце. Государь! Прошу мести на злодея, выпившего столько крови. Он живет, и безнаказанно, а это позор для Франции и короля. Вы помиловали его, и вы можете взять обратно это помилование.

Людовик XIV сжал голову руками и воскликнул:

– Верно, я его помиловал, но меня обманули. Взять обратно помилование не могу, но справедливость должна восторжествовать. По преступлениям, за которые Каспар д'Эспиншаль осужден трибуналом в Риоме, его нельзя тронуть. Но я назначу чрезвычайную комиссию для расследования дел в Савойе и она явится туда поддержанной вооруженной силой. Ее миссия – расследовать и разоблачить преступления, совершенные сеньорами вашей провинции. Вам, Шато-Моран, я благодарен за высказанную правду. Я совершу правосудие, и велю рубить головы даже такие, которые гораздо выше стоят, чем голова графа Каспара д'Эспиншаля.

Шато-Моран поцеловал королевскую руку и хотел уходить. Король остановил его словами:

– Передайте президенту Новиону, что я благодарю его за предоставленную вам аудиенцию и назначаю его президентом чрезвычайной комиссии в Савойе, которую именую «Трибуналом Великих дней». Что касается вас, граф, то я имею планы относительно вашей личности. Вы в летах, но силы ваши еще достаточно сохранились?

– Соглашаюсь с мнением вашего величества, – почтительно ответил Шато-Моран. – Но горе и годы много отняли у меня сил и здоровья.

– Деятельная жизнь будет для вас полезна?

На этот вопрос Шато-Моран ничего не ответил.

– Не согласитесь ли вы принять титул наместника и великого маршала Савойской провинции?

– Ваше величество?

– Я вас спрашиваю: принимаете ли вы назначение?

– Принимаю на время, пока будет существовать «Комиссия Великих дней», принимаю с благодарностью и клянусь приложить все усилия, чтобы остаться достойным великих милостей моего монарха.

– Прощайте, граф! Сир де Новион получит соответствующие инструкции.

Обрадованный и счастливый, старый граф Шато-Моран поспешил выйти из дворца Пале-Рояля.