Текст книги "Тиран"

Автор книги: Кристиан Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Они быстрым шагом двигались в сторону от колонны, движения лошади делали речь Киния прерывистой.

Никий молчал, пока они оба не поднялись на невысокую гряду. Под ними, запряженные двойными упряжками быков, катили тяжелые повозки царя.

– Ты должен был вернуться через три дня, самое позднее – через неделю. – Никий огляделся. – Городское собрание не утвердило налоги архонта. И сейчас у нас неприятности. Ничего существенного – пока. Но, когда ты не вернулся, люди заговорили. От этих неприятностей можно избавиться за час после твоего въезда в ворота. Многие богатые землевладельцы не досчитались сыновей – их увел Клеомен. Поэтому мы с Диодором решили выслать дозор искать тебя. Это было три дня назад. – Никий выглядел так, словно у него камень с плеч свалился. – Почему ты так запоздал? В городе пустили слух, что тебя убили варвары. А кое-кто поговаривает, что архонт не позволит вам с молодыми людьми вернуться, пока… пока собрание не утвердит налоги.

– Кто? – спросил Киний. – Кто так говорит?

– Диодор собирался узнать, когда я выехал в дозор. – Никий пожал плечами. – Но, думаю, это на совести архонта.

– Ты получил разрешение искать меня?

Киний помахал, привлекая внимание царя.

– Это как-то ускользнуло от меня.

Никий изобразил раскаяние.

Киний вздохнул. Он наслаждался днями на равнинах, когда не нужно было командовать никем, кроме нескольких многообещающих молодых людей. Но сейчас почувствовал, как заботы Никия легли на его плечи. Он сжал коленями бока лошади, и лошадь, одна из подаренных царем, послушно пошла вниз с холма к колонне.

– Как остальные? – спросил Киний.

– Хорошо. Скучают. Все рвались добровольцами в этот дозор. Диодор запретил всем покидать гимнасий и ипподром до твоего возвращения. – Никий усмехнулся. – Мы купили несколько шлюх. А Диодор заплатил за услуги гетеры.

Киний мысленно поздравил Диодора.

– Откуда они взялись? – спросил он. Они приближались к царю и Матраксу, которые смеялись с Аяксом и Эвменом.

Никий отвел взгляд.

– Да отовсюду, – уклончиво ответил он.

Киний про себя постановил выяснить это самостоятельно и приветствовал царя.

– О царь, меня требуют в город.

Аякс уступил место, и Киний подвел лошадь к царю.

Матракс кивнул.

– Тогда поехали быстрей, – и пустил лошадь галопом. Все скифы в отряде последовали его примеру, и грекам пришлось их догонять.

Впервые Киний увидел все, на что были способны скифские всадники. Галопом скакали целый час, потом все сменили лошадей и двинулись дальше. При таком аллюре конный отряд греков вышел бы из строя за два часа, но скифы, располагая табуном запасных лошадей и неисчерпаемой энергией, мчались галопом три часа кряду, остановившись лишь раз, выпить неразбавленного вина и помочиться в снег. Повозки и половина отряда, передвигавшегося со скоростью быков, остались позади. Солнце не дошло до горизонта на три кулака, а они уже миновали межевую канаву, отмечающую владения города, и поехали по полям греческих и синдских крестьян.

– Достаточно ли быстро мы едем, Киний? – спросил царь, сдерживая лошадь. – Не хотелось бы загонять лошадей.

Кинию чудилось, что по ногам льется расплавленный свинец. Парни из Ольвии не отставали, но как только отряд остановился, спешились и принялись растирать ноги. От лошадей шел пар.

Саки только достали мехи с вином и выпили. Варвар Матракс рядом с царем не сходя с лошади расстегнул штаны и помочился в снег. Лошадь тоже.

Киний подъехал к своим людям.

– Осталось десять стадиев, друзья. Давайте завершим поход так же бодро, как начали. Спина прямая, посадка глубокая, копье в руке. Никий?

Даже гиперет после трех часов скачки выглядел усталым.

– Господин?

– Проверь их упряжь. Думаю, надо надеть шлемы. Внимательней!

Он вернулся к лошадям и сменил свою на боевого коня, который как будто был рад встрече. Сам Киний не очень хорошо себя чувствовал, но достал из мешка промерзший шлем, надел и сдвинул его на затылок. Подъехал Эвмен и дал ему копье.

Матракс поехал рядом.

– Царь спрашивать – чего бояться?

За время поездки Киний немного узнал Матракса. Родственник Страянки, немного говорит по-гречески. Как будто бы управляющий царя и его близкий друг, несмотря на разницу в возрасте. Матракс – воин в расцвете сил или недавно миновал эту пору расцвета. Киний подозревал, что он военачальник паря.

– Я скажу царю. Пошли.

Киний теперь немного владел сакским языком сверх известных ему родственных персидских слов, но научился объясняться с теми саками, которые немного владели греческим.

Рядом с царем сидел на лошади Ателий.

– Я был к городским воротам. И назад, – сказал он. И протянул стрелу. – Это приветствие.

Киний подъехал к отряду с царем во главе.

– О царь, я могу объяснить. Город в смятении. Я задержался, и Никий сообщил мне, что прошел слух, будто меня убили. На равнинах.

Сатракс внимательно посмотрел на него.

– Но все твои люди вооружены.

– Для внушительности, господин. Только для внушительности.

Матракс быстро заговорил по-сакски, остальные воины-саки одобрительно загомонили. Дикаракс, благородный сак примерно одних лег с царем, что-то сказал, и Матракс ответил ему, явно соглашаясь. Царь кивнул и повернулся к Кинию.

– Мы подождем здесь повозки. Будь добр, пошли своего человека, чтобы получить разрешение у землевладельца. Мы разобьем лагерь у первого поворота реки, где устраивают конский рынок.

Киний посмотрел на быстро заходящее солнце.

– Я думал взять тебя в город.

– Лучше поезжай вперед. Дикаракс и Матракс согласны: толпу разбойников вроде нас могут встретить неласково. – Он сжал руку Киния. – Ты, кажется, встревожен, друг. Поезжай, а утром возвращайся. По правде говоря, мы тоже тревожимся из-за твоего города. Думаю, нам лучше остановиться лагерем в снегу.

Киний покачал головой.

– Ты устыдил меня, о царь. Но сердце подсказывает мне, что ты принял мудрое решение. Жди меня утром. – Он подъехал к своим людям. – Ближе ко мне, – приказал он, и они собрались тесной группой. – Царь заночует здесь. В городе неспокойно. Какие-то глупцы распространили слух, что все мы убиты. Мы едем в город, но царю нужен человек, который обеспечил бы миролюбие крестьян. Помните: для них он опасный разбойник.

Он видел, что его поняли сразу. Молодцы – и за две недели на равнинах все заметно повзрослели. Он продолжал:

– Нужен доброволец, который проведет с ними еще одну ночь на снегу. – Сразу помахал рукой Ателий, но Киний сказал: – Предпочитаю кого-нибудь из граждан города.

Добровольцами вызвались все. На Киния это произвело впечатление.

– Эвмен. И Клио. Благодарю вас. Сделайте вот что: объезжайте всех крестьян в десяти стадиях отсюда, расскажите им, кто ночует у излучины реки и почему. Возьмите всех своих рабов. Вы должны произвести впечатление. И ничего не берите у крестьян.

Эвмен как будто сразу стал взрослее.

– Да, господин. Это поместье и следующее принадлежат отцу Клио. Едва ли у нас будут неприятности.

Клио, повзрослевший больше остальных, приложил руку к груди.

– Будет исполнено, господин. Пожалуйста, скажи отцу, что я в имении Гратиса.

Киний указал тяжелой плетью на Ателия.

– Останешься с ними. Помоги им переводить. Убедись, что за все заплачено. И оставайся трезвым. Если я не вернусь рано утром, будьте начеку. Вернусь, как только смогу. – Он пожал всем троим руки. Наконец обратился к Эвмену: – Ты старший.

Эвмен довольно покраснел.

– Спасибо, господин.

– Поблагодаришь, когда снова меня увидишь.

За ним Аякс строил остальных греков. Никий притворялся простым воином, предоставив Аяксу быть гиперетом – молодой человек был им прошедшие две недели. Два сиракузянина: Антигон и Андроник, – приехавшие с Никием, встали в строй и тоже позволили Аяксу распоряжаться.

Пока Аякс проверял упряжь и вооружение, Киний подъехал к Филоклу.

– Ты оставляешь двух парней заложниками, – сказал Филокл.

– Ничего страшного, – ответил Киний. – Они славно проведут время, зато царь и его люди не подумают, что мы бросили их посреди толпы испуганных синдских крестьян.

Спартанец пожал плечами.

– Тебя тревожат намерения архонта.

Киний кивнул.

Филокл плюнул в снег.

– Из Аякса вышел хороший гиперет.

– У него хорошие учителя.

Киний боялся, как бы их появление в доспехах и с оружием не испугало стражу и не вызвало какие-нибудь действия, но менять что-то было уже поздно. Кости брошены.

– Аякс, мы готовы к выезду?

Аякс поднес кулак к нагруднику.

– Когда прикажешь, господин.

В дороге Киний молился Гермесу и Аполлону, просил их сохранить мир. Ему было тревожно: неужели тиран какими-то своими поступками или словами мог вызвать такой страх и гнев, что гражданин города выстрелил в Ателия? Еще его беспокоили намерения архонта относительно саков. И относительно ею, Киния, людей.

Довольно оснований для тревоги!

Красное солнце садилось за городом, когда, бряцая оружием и звеня сбруей, колонна спускалась с холмов к полуострову. Крестьяне, рабы и землевладельцы, несмотря на холод, стояли вдоль края полей: новость распространялась с быстротой молнии. Когда колонна приблизилась к поселениям под городскими стенами, улицы были полны людей в плащах и накидках.

Киний опасался недоразумений, несчастных случаев, не исключал возможность нападения и проклинал свое воображение. Он не знал, чего боится, но боялся. Он повернулся к Никию.

– У тебя самый зычный голос – поезжай вперед и объявляй о нас, сначала толпе, потом страже у ворот. Объявляй, что возвращается посольство к царю Ассегаты, гиппарх и городские гиппеи. Понял?

Никий кивнул и послал лошадь вперед.

Киний повернулся к едущему рядом Аяксу.

– Пусть лошади идут медленно, как в храмовой процессии. Но, Аякс – прикажи всем внимательно наблюдать за толпой и крышами. Антигон, следи за тылом.

Они медленно ехали через пригород. Впереди от ворот долетал голос Никия.

– Знаете пеан Аполлону? – спросил Никий. – Пятеро парней кивнули. – Пойте! – приказал он.

Их было всего двенадцать, но выглядели они прекрасно, юные голоса разносились далеко, и еще до того как они вступили в последнюю узкую грязную улицу, толпа подхватила пеан. Звучали приветствия.

Главные ворота были открыты, и Киний возблагодарил Зевса. За воротами вдоль дороги двумя рядами стояли наемники Мемнона. Его второй военачальник, Ликург, приветственно потряс копьем. Страхи Киния начали рассеиваться. Он ответил на приветствие.

Подъехал Никий.

– Мемнон хочет поговорить с тобой, как только тебе будет удобно. С глазу на глаз.

Киний продолжал наблюдать за толпой, которая за городскими стенами стала еще больше.

– Это не к добру.

– Я раздал несколько оболов мальчишкам и послал их по домам наших парней. Так что их родители уже знают, – сказал Никий.

– Спасибо, – ответил Киний.

Толпа была густая, а улицы и в лучшие времена – слишком узкие. Маленькой колонне пришлось перестроиться в цепочку и следить, чтобы под копыта лошадей не попали дети. Киний с праздника Аполлона не видел в городе столько народу; надвигающаяся ночь и узкие улицы делали это сборище зловещим.

Киний снова осмотрел дома. На плоских крышах видны люди, но они как будто вышли поглазеть.

– Почему нас встречают как героев? – спросил Киний.

Никий хмыкнул и пожал плечами.

– На улицах болтают, что ты свергнешь архонта, – сказал он. И когда Киний удивленно повернулся к нему, снова пожал плечами. – Не вини вестника, но я часто это слышал. Ты у всех на устах.

– Да защитит меня Афина, – пробормотал Киний. Проезжая по улицам, они старались наблюдать за толпой и за крышами. Сохраняли осторожность.

Как будто бы ничего не происходило. Проехав в ворота ипподрома, они увидели небольшое собрание – богатые граждане, многие в доспехах. И остальные люди Киния, все в панцирях, с оружием, во главе – Клит и Диодор.

Диодор обрадовался, увидев Киния. Они обменялись рукопожатием, и Диодор знаком приказал собравшимся спешиться. Клит печально улыбнулся.

– Наверно, мы похожи на всполошенных кур, – сказал он. Снял шлем и отдал сыну Левкону.

Отцы обнимали сыновей. Юный Кир спешился и уже восхищал обступивших его кольцом родственниц рассказом о своих приключениях. Софокл обнимал отца, и отчетливо слышалось, эхом отдаваясь от каменных сидений над ними, слово «амазонка».

Был здесь и Никомед – верхом на великолепной лошади и в нагруднике, который стоил больше всего имущества Киния. Он сухо улыбнулся Кинию.

Киний чувствовал: что-то – что-то – вот-вот взорвется. Все эти люди – верхом и вооружены, а снаружи темная ночь.

– Во имя Аида, что здесь творится? – спросил он у Диодора.

Диодор расстегнул ремень под подбородком.

– Аид и творится, Киний. Архонт не получил свои налоги – пока не получил. А кое-какие решения собрание приняло без одобрения архонта.

– Какие?

Киний наблюдал за всадниками. Их сходка, вероятно, незаконна, а это может иметь серьезные последствия. Он вспомнил, что завтра должен состояться назначенный им сбор. И едва не прослушал ответ Диодора.

– Повтори!

– Собрание назначило тебя гиппархом, – сказал Диодор. – Предложение внес Клит. Были возражения, но предложение прошло. Мне нужно поговорить с тобой.

– Позже… – Киний улыбался. Он был рад, что законно стал гиппархом. – Мне нужно узаконить это собрание вооруженных людей. Прежде чем архонт истолкует это неверно.

Восемьдесят лет назад в Афинах конница захватила власть в городе. А началось все со сбора всадников, представителей богатых горожан. Последствия этого бунта аристократов до сих пор сказываются на каждом афинском собрании.

– Или верно, – подхватил Диодор. Он знал историю Афин не хуже Киния – вероятно, даже лучше. Его дед был одним из вождей переворота.

Киний сердито посмотрел на него.

– Даже не предполагай этого, друг.

Диодор поднял руку, снимая с себя ответственность.

– Слухи, слухи, – сказал он.

Киний подъехал к собравшимся всадникам.

– Поскольку все мы собрались и поскольку я вижу многих из тех, кто был на сборе, давайте проведем быстрый смотр. Никий!

Киний махнул плетью. Никий, казалось, колебался.

Голос Киния стал жестче.

– Действуй! – приказал он.

Никий набрал полную грудь воздуха и взревел. Его голос прозвучал, как труба, и ипподром стих.

– Гиппеи, собраться! – прогремел он.

Парни, которые выезжали на равнины, стеная и жалуясь, разом оставили отцов и родственников и прошли к своим боевым коням. Юному Киру с трудом удалось сесть верхом.

Никомед поднял бровь и покачал головой, но надвинул шлем на старательно умащенные маслом кудри и занял указанное место. Так же поступили остальные. Левкон передал отцу шлем, который держал в руках, и, размахивая палицей, присоединился к Никию. Тот строил горожан в ряды. Киний видел, как на краю толпы Клеомен, отец Эвмена, взял шлем у стоявшего рядом рослого, светловолосого раба – жест был гневный.

Аякс начал помогать Левкону и Никию, и к тому времени как городские рабы зажгли у ворот факелы, все войско собралось и было верхом. Не меньше сотни всадников.

Киний посмотрел на них: слишком мало, чтобы захватить город, но довольно, чтобы думать об этом. Поистине неприятности – и власть. Он подъехал, остановился лицом к ним и возвысил голос:

– Кажется, я назначал упражнения на завтра, но благодарю всех, кто сегодня вечером проявил мужество. Те, кто был со мной на равнинах: все молодцы. Отцы могут гордиться вами. И, несмотря на всю вашу усталость, господа, завтра день упражнений, сбор через три часа после восхода солнца. Все свободны!

Несколько мгновений все сидели неподвижно. Потом кто-то приветственно крикнул, и крик подхватили. В следующий миг собрание начало расходиться.

Несколько отцов подъехали, чтобы пожать ему руку, а с десяток граждан поздравили с назначением. Все казалось обычным. Киний увидел Клеомена с рабом-галлом и подъехал к нему, чтобы сказать, где его сын.

Клеомен, представитель старшего поколения, носил густую бороду. Борода и темнота мешали понять, что выражает его лицо.

– Ты отсутствовал дольше, чем мы ожидали, – осторожно сказал он.

– Только моя вина. Я тяжело болел. Хвала Аполлону, ни в одного из парней такая стрела не попала. И саки отнеслись к нам очень хорошо. – Киний заговорил громче, чтобы слышали другие отцы. На краю освещенного факелами пространства он видел Патрокла, отца Клио. Ему Киний сказал: – Сын шлет тебе привет и сообщает, что они в поместье Гратиса. Он взял на себя смелость разместить там царя саков с его людьми.

Облегчение Патрокла было совершенно очевидно.

– Спасибо за твои слова, гиппарх. Я пошлю туда раба – хочу удостовериться, что разбойников… вернее, саков хорошо примут.

Клеомен коротко кивнул:

– Значит, ты предпочел оставить моего сына с варварами. Очень любезно.

Он развязал ремни нагрудника и передал его светловолосому рабу, который бесстрастно стоял рядом – тяжесть доспехов его не беспокоила. Даже в свете факелов Киний видел, что лицо раба покрыто сплошной татуировкой.

– Твой сын вызвался сам, – сказал Киний, сдерживаясь.

– Ну конечно, – ответил Клеомен.

Диодор по-прежнему держался рядом с Кинием, но, заметив у ворот дворцового раба в сопровождении двух факельщиков, тот отъехал. Киний узнал управителя архонта, перса Кира. Он намеревался смягчить Клеомена и пробудить в нем доверие, но лицо у того в свете факелов было замкнутое и сердитое. Киний пожал плечами и направился к Киру, несмотря на боль в коленях и икрах.

– Приветствую тебя, Кир, – сказал Киний.

– Моему господину угодно, чтобы ты посетил его, – ответил Кир, не поднимая глаз.

Киний очень устал, в свете факелов трудно было что бы то ни было разглядеть, но ему показалось, что все три раба испуганы.

Он спешился.

– Кир, скажи архонту, что я вскоре появлюсь у него. Он должен понять: я был на равнинах и сегодня с самого утра в пути. Прошу разрешения побывать в бане.

Кир поднял голову.

– Ты придешь?

Киний приподнял бровь.

– Конечно, приду. Что за глупость?

Кир отошел от двух других рабов.

– По городу ходят слухи… слухи, будто ты намерен… захватить город. – Его взгляд устремился к скоплению всадников, все еще стоявших на краю ипподрома, и уперся во всадника на лучшей лошади и в самом дорогом плаще. – Или таково намерение Никомеда, – сказал Кир, глядя в глаза Кинию.

– Ты своими ушами слышал, что я их распустил, – сказал Киний. Что, во имя Стигийского потока, здесь творится?[58]58
  Стикс – река в Аиде; воды ее считались священными; на них клялись, и нарушителя клятвы ждало страшное наказание.


[Закрыть] Киний задумался, и многое из происходящего стало ему понятно. Все складывалось так, как он опасался. Тиран боится гиппеев. Тиран боится его. Вот главная причина.

Он вздохнул, жалея потраченное зря время и себя, усталого.

– Приду немедленно. Пусть твой хозяин не думает, что я готовлю заговор.

Кир пристально посмотрел на него.

– Архонт выше всего ценит верность, гиппарх. На твоем месте я бы поторопился. Или не пришел бы вовсе.

Он быстро повернулся и запахнул плащ, оставив после себя острый аромат благовоний.

Киний спешился и отдал лошадь Диодору.

– Скоро вернусь, – сказал он.

– Не ходи, – сказал Диодор. – Или отправляйся утром с каким-нибудь свидетелем. Когда улицы будут людными. – Он оглянулся, будто боялся, что его подслушают. – Клеомен на собрании голосовал против тебя. Он считает, что в отместку ты оставил его сына заложником у варваров.

– Я понял это по его голосу, – ответил Киний. – Клянусь Зевсом, отцом всех богов, этот человек глуп! – Киний остановился и выругался. Это не вина жеребца, – он похлопал коня по крупу. – Неужели все так плохо?

– Гораздо хуже. С самого собрания архонт во всех видит заговорщиков. Даже в Мемноне. – Диодор схватил Киния за плечо. – Я серьезно. Иди утром. Даже надушенный мидиец так сказал, если ты понял его слова так же, как я. – Диодор оглянулся: – У Никомеда есть раб, Леон. Ты его видел?

Киний кивнул.

– На него напали. Он говорит, это были кельты – возможно, из личной стражи архонта. Он сбежал. С тех пор Никомед настаивает на действиях.

– Аид! – воскликнул Киний. – Я не боюсь архонта, и сейчас происходит слишком многое, чтобы я ждал утра. Ты не слышал мои новости, а у меня нет времени рассказывать. Македонцы идут – идут сюда. Антипатр хочет прибрать к рукам потоки зерна – ему нужны Пантикапей и Ольвия. Царь саков ждет у пригорода, хочет поговорить с архонтом. Но он не станет ждать долго.

Диодор отпустил плечо Киния.

– Архонт чисто из страха может убить тебя сегодня. – Он стащил шлем, взъерошил волосы и вздохнул. – Какая, однако, заварилась каша!

Киний рассмеялся.

– Не думаю, что я сегодня умру. – Он чувствовал тяжесть своего панциря на плечах. – Хотелось бы лечь. Но лучше увидеться с ним сегодня же.

– Позволь послать с тобой кого-нибудь. – Диодор взял шлем под мышку. – Я сам пойду.

Киний покачал головой.

– Спасибо, не надо. Не хочу его пугать. Мне кажется, сейчас я его понимаю. Ручаюсь, такая быстрая демонстрация верности на него подействует. Если я ошибаюсь и кто-нибудь из богов сразит меня его рукой, забирай отряд и уходи к сакам. Перезимуйте с ними и весной уходите на юг.

Диодор покачал головой.

– Не знаю, почему он так тебя боится. На его месте я бы присматривал за Мемноном.

Киний набросил на плечи плащ. Пряжку, отданную Страянке, он не заменил.

– Кстати! Пошли мальчишку к Мемнону и передай, что я хочу поговорить с ним завтра утром.

– Ты принял решение?

– Принял. – Киний пожал Диодору руку. – Верь богам.

Диодор покачал головой.

– Не верю.

Не обращая внимания на протесты друга, Киний направился к дворцу.

Киний спешил. На ипподроме он был уверен в себе, но на темных улицах эта уверенность дрогнула. За четыре квартала от дворца он пожалел, что с ним нет факельщиков или даже конной охраны. Дважды он слышал движение на крышах, а однажды заметил блеск бронзы на улице, параллельной главной.

Он ускорил шаг, надеясь нагнать Кира и его факельщиков. Потом решил, что его достоинство не пострадает, если он догонит перса бегом. Даже главная улица была пуста. Даже нищие не сидели у стен.

Его спасли проворство и панцирь. Он чересчур поздно заметил движение на углу переулка, у закрытой лавки. Начал поворачиваться – и получил удар в бок, туда, где слой бронзы самый толстый.

Их было по меньшей мере двое. Одного он видел, второй его ударил.

Киний выдержал удар, сделал шаг, второй и прижался к боковой стене другой винной лавки. В его руках, выпростанных из-под плаща, была плеть Страянки. Он стегнул, как учил его царь, – прямо по глазам одного из нападавших. Тот сдавленно вскрикнул и отступил. Зато второй подступил, как борец, собираясь свалить Киния с ног и прикончить.

Киний шагнул в сторону. Это была его первая драка на улицах города. Ему нужно было место, чтобы сбросить плащ и выхватить меч. Он знал, что у него есть пространство справа, но в то же время не был уверен, что нападающих только двое.

Но тут раздумывать стало некогда. Он защищал свою жизнь.

Первый человек нанес удар, от которого нагрудник зазвенел, как гонг. Кулак этого человека зацепил плащ, и нападающий попытался сбить Киния с ног или задушить его, но тяжелый плащ слетел целиком – его не удерживала пряжка.

Киний перебросил плеть из правой руки в левую, перехватив ее за хвост, и обнажил меч. Он сделал выпад, держа сакскую плеть не за рукоять, а за косицу из конского волоса.

Рукоять со стуком ударила варвара по голове, и он упал, словно ему отрубили голову.

Его товарищ с ревом прыгнул вперед, но ему пришлось обойти падающее тело. Они столкнулись.

Киний снова сделал шаг назад, избежал столкновения и взмахнул плетью. Он ударил противника по лицу. Схватка закончилась (если не появятся новые нападающие или не воспротивится кто-нибудь из богов), и Киний ожидал, что второй человек убежит.

Но тот не убежал. Высокий, массивный, он держал в большой руке тяжелую дубину – несомненно, то самое оружие, которым Киний получил удар в первое мгновение схватки, – и размахивал ею. Дубина свистнула в воздухе, Киний увернулся. Его обувь не годилась для такого боя.

Он ударил плетью по рукам человека – раз, два, три в ритме, который заставил рослого противника защищаться; стараясь уберечь руки, он поневоле отступил на середину улицы.

Киний позволил ему сделать шаг назад. Он все еще верил, что этот человек убежит, как только опомнится.

Этот шаг дал рослому передышку. Держа дубину обеими руками, он снова бросился в атаку; дубину он вертел невероятно быстро. Киний отступал, уворачивался, бил плетью и мечом, но все его удары отбивали. Плеть дважды попала в цель, но противник словно не чувствовал этого.

Это не уличный разбойник, а опытный боец. Рослый, искусный, смелый.

Град ударов вынуждал Киния отступать, иначе он не мог отвечать на них и увертываться. Неожиданно его нога задела побеленную стену винной лавки, а отступить вправо мешала стоявшая у входа в лавку большая урна.

Рослый нападающий остановился. До сих пор он не сказал ни слова, только крякал, когда плеть попадала в цель. Оба тяжело дышали.

В душу Киния начинал закрадываться страх – не обычный страх воина в бою, а страх перед противником, превосходящим тебя силой. Ему грозило испустить дух в луже засохшей рвоты у порога жалкой винной лавки. Его противник очень искусен. Это не обычный наемный убийца.

Киний сделал обманное движение влево и одновременно ложный выпад мечом по рукам, державшим дубину. Противник сменил позу, повернулся, и Киний получил возможность изо всех сил ударить его плетью по лицу. Тот закричал, взмахнул дубиной, Киний споткнулся, пытаясь уклониться от этого удара, и упал, с такой силой грянувшись головой о порог лавки, что ощутил в ноздрях запах крови. Он привстал, откатился, чтобы уйти от второго удара, и встал, несмотря на тяжесть нагрудника и туман в голове. Он пошатнулся.

Нападающий не ослеп, но ему было больно. Он взмахнул дубиной. Удар вышел неточный, в него не была вложена вся сила рук, но он едва не положил конец схватке, скользнув по левому плечу Киния. Левая рука Киния онемела, и он выронил плеть.

Несмотря на стремление убежать, пока противнику больно, Киний шагнул вперед. Он приблизился, левой рукой огрел рослого мужчину по голове, а правой рубанул мечом по пальцам; два или три пальца упали на землю. В стороны брызнула кровь.

– А-а-ах-х! – взревел противник, скорее в гневе, чем в страхе – это был первый громкий звук, какой он издал. Здоровой рукой он обрушил на меч Киния дубину. Удар не тяжелый, но он выбил у гиппарха оружие, а рука у Киния отнялась.

Теперь он безоружен.

Враг с трудом занес дубину.

Киний бросился на высокого мужчину, облапил его и бросил – простой борцовский прием, но противник его не знал, и Киний, оседлав его, прижал его нижней частью туловища к земле.

Противник забился, пытаясь разорвать его хватку, укусил Киния за руку, и тому пришлось отвести ее. Правым кулаком он ударил врага в лицо, а левой рукой нащупал хвост оброненной сакской плети. Не задумываясь, он занес плеть и ударил противника рукоятью в живот, опять прижал коленом к земле и оказался так близко, что ощутил в дыхании человека запах чеснока и свинины. Противник пытался сдавить его, но помешал нагрудник.

Несмотря на ущерб, причиненный в ближнем бою, здоровяк умудрился вырваться из хватки и начал вставать.

Киний извернулся, поставил левую ногу за бедром противника и перевернул его. Тот не был к этому готов – возможно, он никогда не боролся, последовательность приемов снова застала его врасплох – и в два счета оказался лицом в ледяной грязи, а Киний поставил ногу ему на шею.

Он опасался, что вопреки всему противник снова встанет. И потому изо всех сил ударил рукоятью плети по голове.

Гигант затих. Его спина поднималась и опускалась, свидетельствуя, что он жив. Киний за волосы поднял его голову и опустил обратно так, чтобы тот не захлебнулся в грязи, – теперь он знал, что противник без памяти.

Он не мог припомнить такой тяжелый бой, когда противник был бы так же опасен.

– Арес и Афродита! – просипел Киний. Легкие требовали воздуха, а по горлу словно прокатился поток расплавленной бронзы. Киний наклонился за мечом, и у него закружилась голова. Теперь его била дрожь, и он неожиданно сел в грязь: колени подгибались. Но грязь была холодна, как воды Стикса, и он тут же встал.

Наклонился к меньшему по росту противнику, думая, что ему повезло с ударом в самом начале схватки: два таких ловких противника, как тот, с дубиной, уложили бы его в несколько мгновений. Произнося благодарственную молитву Афине, он наклонился к телу. Отвернулся – потрясение снова настигло его, и его вырвало, – но встряхнулся.

Все в порядке. Он жив.

Меньший противник натерт маслом, как борец, – очень хорошим оливковым маслом. Несмотря на холод, он почти наг. Вблизи он походил на варвара – внимательный взгляд разглядел, что волосы у него желтые. А гладкие, прямые и темные – от масла.

Рослый противник не намаслен, но волосы у него тоже светлые. У меньшего на лице татуировка.

Киний хотел обоих оставить в живых, но улицы оставались абсолютно пусты. Киний по опыту знал, что звуки боя заставляют всех трезвых рабов и приличных граждан плотнее закрывать ставни. Тело болело, нагрудник стал тяжелее Атласских гор.

Киний взглянул на меч. Тот сильно погнулся там, куда пришелся удар дубины, на металле осталась вмятина. Прижав меч к земле, он распрямил его, но почувствовал слабину. Меч скоро сломается.

– Афродита и Арес, – снова сказал он.

Потом расправил плечи, поднял из грязи плащ и пошел во дворец.

Ночью и днем во дворце полутемно. На пороге мегарона стояли на страже люди Мемнона, но вход в святая святых архонта охраняли два гиганта в львиных шкурах. Не говоря ни слова, они отобрали у Киния меч.

Глядя на их светлые волосы и намасленные тела, Киний мрачно улыбнулся. Стражники оставили это без внимания.

По бокам от архонта – еще два таких же стражника. За архонтом с табличкой в руках стоял Кир.

– Ты пришел? Удивительно, – сказал архонт. Он смерил Киния взглядом. – Ты стал хуже одеваться.

Он усмехнулся своей шутке.

– Кир сказал, ты подозреваешь меня в устроении заговора. – Вид двух варваров Кинию понравился не больше, чем в первый раз, когда он навещал архонта. – Ничего подобного. Надеюсь, мое присутствие здесь – достаточное тому свидетельство, потому что нам нужно обсудить гораздо более важные дела. – Он чувствовал запах отбросов; более того, его сандалии промокли. Хитон весь в грязи, особенно сзади. – Когда я шел сюда, на меня напали.

Архонт взял золотой кубок, и раб торопливо наполнил его. Больше он никак не отозвался, хотя стоявший за ним Кир вздрогнул.

– Нет дела более важного, чем повиновение моих людей. Я приказал тебе отправиться на равнины…

– …и я отправился туда.

Киний устал, ему было больно, он чувствовал, что мир чернеет: такую черноту боги всегда посылают людям после битвы. И у него не хватало терпения на игры тирана.

– Ты вернулся без разрешения.

Архонт был пьян. Он говорил невнятно. Это не удивило Киния – Александр в пьяном угаре завладел всем миром, но в минуты кризиса никогда не бывал пьян.