Текст книги "Тиран"

Автор книги: Кристиан Камерон

Да провались они все, внезапно рассердился он.

Филокл рядом с ним передвинулся на ложе и встал.

– В Спарте женщины общаются с мужчинами на публике, так что прошу извинить мою неотесанность. Но Пенелопа поистине воплощение скромности: музы должны любить девушку, которая так прекрасно поет.

Киний взглянул на Филокла; тот слегка покачивался, словно пьяный, а ведь выпил совсем немного. Его комплимент приняли очень хорошо; жена Калька, например, улыбнулась и кивнула. Изокл казался довольным.

Молодчина, Филокл. Киний ущипнул Филокла за руку, когда тот садился. Филокл улыбнулся и бросил на него взгляд, говоривший: «А ты слишком медлителен. Объясню позже, болван».

Изокл снова встал.

– Так как я балую своих детей, я воспользуюсь присутствием здесь Киния, главного гостя на этом обеде. Окажи любезность и возьми с собой в Ольвию моего сына.

Прилюдно, чтобы я не мог отказать. По сравнению с этим просьба Филокла – образец вежливости. Киний бросил взгляд на жену Калька. Та смотрела с интересом.

– Есть у Аякса хорошая лошадь? – спросил Киний.

– Похуже твоих. Наши лошади легче, пригодны только для бегов за агорой.

Киний посмотрел на Изокла.

– Если он поедет со мной, ему понадобятся деньги, чтобы купить вооружение и экипировку в Ольвии – здесь у вас этого нет, я смотрел на рынке. Два тяжелых боевых коня и легкая лошадь: вероятно, его скаковая лошадь слишком изнежена для такой работы. Несколько плотных хитонов. Большая соломенная шляпа, какие рабы надевают в поле, – чем больше, тем лучше. Два копья, хорошие, с древком из кизила и с бронзовыми наконечниками. Поножи, защищать ноги во время маневрирования. И меч. Я хотел бы, чтобы у него был меч для конного боя. Я научу Аякса им пользоваться. Ты хорошо ездишь верхом?

Аякс скромно потупился.

– Довольно хорошо.

– В седле или на спине лошади?

– Нет. Как даки.[30]30
  Фракийско-гетское племя индоевропейского происхождения, обитавшее на севере Балканского полуострова.


[Закрыть] Один из них научил меня, когда я был еще маленький.

Аякс осмотрелся, чтобы проверить, верно ли ответил.

Ответил верно.

– Хорошо. И вооружение. Доспехи, как у гоплита[31]31
  Гоплит – древнегреческий тяжеловооруженный пеший воин.


[Закрыть], – тяжелый панцирь на грудь и спину и шлем с нащечными пластинами.

Изокл погладил бороду.

– Во что это станет? Хочу, чтобы у него было хорошее вооружение и хорошая лошадь. В бою они спасают жизнь.

Киний резко кивнул, чувствуя знакомую почву под ногами.

– Совершенно верно. Не знаю, сколько это стоит в Ольвии, но там, где много скифов, лошадей должно быть много – и дешевых. Скажем, сто сов?

Изокл рассмеялся.

– Ну-ну! Послушай, Аякс, почему бы тебе сразу не попросить построить для тебя корабль? – Он поднял руку. – Нет, нет, я пошутил. Сто сов в кошельке и еще пятьдесят тебе, Киний, на покрытие расходов.

Киний знал, что гиппархи обычно держат у себя излишек денег сыновей богатых граждан, но сам никогда этим не пользовался.

– Спасибо.

– Не хочу, чтобы он выглядел бедняком рядом с детьми богачей из Ольвии. Пришли за деньгами, если все окажется дороже.

Кальк встал с ложа.

– У меня тоже есть кое-что для тебя, Киний. – Он сделал знак в сторону двери, и вошел молодой раб. – Это Кракс. Фракиец. По его словам, он умело обращается с лошадьми и владеет копьем. Тебе нужен раб – человек в твоем положении без раба кажется голым.

– Ты слишком щедр, – сказал Киний, который все эти годы обходился без рабов. Он не знал, что еще сказать. Кракс походил скорее на возможного новобранца, не на раба – хорошая осанка, развитая мускулатура, молодой; поза показывает, что рабство не выбило из него воинственность и непокорность.

– Я настаиваю. Мы все желаем тебе успеха. Отправляйся, послужи тирану, заработай пару талантов и возвращайся сюда. Буду честен – мой управляющий с Краксом не справляется. Но я уверен, что для тебя это пустяк.

Кракс стоял вытянувшись в струнку. У конников есть пословица: нет дара хуже, чем необъезженная лошадь.

– Спасибо, Кальк. Спасибо за гостеприимство и заботу о моих людях и лошадях, а теперь и за это. Отплачу, когда смогу. – Он сделал знак Краксу. – Возьми мой плащ и сандалии.

Кракс вышел из комнаты.

– Так скоро? Вы с Филоклом добавляете остроты беседам, – сказал Изокл.

– Прошу прощения за столь ранний уход, но мы выступаем на рассвете.

– Ты забираешь у меня сына. Что ж, я еще с час побуду в его обществе.

Киний кивнул Аяксу.

– К восходу солнца приходи к загону. Я дам тебе лошадь, пока не купим тебе другую.

Аякс словно не верил своим ушам.

– Скорей бы утро!

Киний посмотрел на Изокла и покачал головой.

– А я не спешу.

Он подтолкнул Филокла.

Тот как будто не почувствовал.

– Пожалуй, останусь и наслажусь последними часами цивилизованной жизни, – сказал он. И подставил чашу, чтобы ему налили вина.

Солнце поднялось над далекими холмами, и освещение изменилось, каждая травинка теперь отбрасывала собственную тень. Киний пересчитал по головам – присутствуют все, даже старые воины свежи и полны сил. Аякса сопровождал раб с лошадью, красивой персидской кобылой; Аякс настоял на том, чтобы взять ее с собой. Кракс сидел на боевом коне так, словно родился в седле (вероятно, так и было); в одной руке он легко держал узду и два копья Киния. У Ателия на коленях лежал лук, в руке он держал плеть и ехал на лошади по граве так, как большинство людей ходит: человек и животное стали единым целым. Никий сел верхом и передал поводья вьючных лошадей рабам. Киний вместе с ним проехал вдоль колонны. Дюжина мужчин, явно вооруженных, двадцать лошадей и поклажа – слишком крупная цель для разбойников. Кинию нравился их вид, он радовался, что они у него есть. Он оставил Никия в центре колонны с запасными и вьючными лошадьми, а сам поехал вперед, где ждал скиф.

Калька не было. Лишь несколько рабов ходили по дому; большинство подносили воду. Но Изокл пришел проводить сына; он стоял у ограды загона и жевал травинку.

– Обними отца, – велел Киний Аяксу.

Аякс спешился, и они обнялись. Потом Аякс снова сел верхом.

Киний поднял руку.

– Вперед! – приказал он.

Через несколько стадий дорога от поместья Калька превратилась в тропу шириной в два тележных колеса и оставалась такой весь день, уходя от моря на северо-запад. Вначале вдоль дороги видны были дома греческих землевладельцев, каждый стоял отдельно, окруженный оливковыми рощами и полями пшеницы. Через пару часов греческие дома исчезли и сменились деревнями, где на полях работали женщины, а мужчины ходили в варварской одежде, хотя в каждом доме было много греческих изделий: амфоры, предметы из бронзы, одеяла и ткани.

– Кто это? – спросил Киний.

Ателий не понимал, пока вопрос не повторили, сопроводив жестами.

– Бастарны[32]32
  Бастарны – варварский народ, обитавший с конца III в. до н. э. по III век к северу от нижнего Дуная в восточном Прикарпатье (Румыния, Молдавия и Украина).


[Закрыть], – сказал он. Он еще много чего сказал, причем в его варварской речи проскальзывали редкие греческие слова: вар-вар-вар разбить… вар-вар-вар… уничтожить. И вар-ваблл… воины. Киний понял, что это свирепые воины, если их рассердить. Но об этом он уже слышал.

Впрочем, ему они не казались особенно свирепыми. На закате путники подъехали к самому большому дому в третьей деревне и попросились на ночлег. Здесь их встретили несомненный староста и его жена, и одной серебряной афинской совы хватило, чтобы заплатить за еду для всех людей и корм для лошадей. Киний отказался от приглашения спать в доме, но согласился поужинать и, несмотря на языковую преграду, замечательно провел время. Филокл от ужина отказался.

– Я до крови стер ляжки, – пожаловался он.

Киний поморщился.

– Ты же спартанец.

Филокл выругался.

– Когда меня изгнали, я отказался от этого вздора – терпеть боль стоически.

Никий рассмеялся.

– Не умрешь, – сказал он. – Заживет через недельку.

Но снабдил его лечебной мазью. Киний проследил, чтобы Аяксу тоже дали мазь.

На следующий день они опять отправились в путь с первыми лучами рассвета. И Снова ехали мимо полей и деревень. Дважды встречали греков: те везли товары в город, который они недавно покинули.

К концу второго дня подъехали к переправе через Истр, к реке (это было лишь одно из устий) шириной с озеро. У паромщика было небольшое хозяйство, и пришлось звать его, чтобы он выполнил свои обязанности. Потребовался час, чтобы снять груз с лошадей и сложить на паром. Потом началась переправа. Паромщик и его рабы гребли, лошади плыли рядом. Переправа была трудной, но Кинию и его ветеранам столько раз доводилось преодолевать реки, что они были к этому готовы и закончили переправу, не потеряв ни одной лошади и ничего из скарба.

К тому времени как переправа завершилась, мачта парома уже отбрасывала длинную тень. Никий руководил навьючиванием поклажи, а Киний, избавленный от хлопот, уселся под одиноким дубом и наблюдал. Паромщик не принимал участия в погрузке, хотя приказал своим рабам помочь.

Ателий не прикоснулся к их скарбу. Но и на пьяного не походил. Забрав свою лошадь, он вычистил ее, сел верхом и застыл – настоящий кентавр.

Паромщик хорошо говорил по-гречески, и Киний подошел к нему.

– Можешь рассказать о двух следующих днях пути?

Паромщик мрачно рассмеялся.

– Ты только что покинул цивилизованный мир. Если можно назвать цивилизованным Эгисс.[33]33
  Древний город, на месте которого теперь находится Тулча в Румынии.


[Закрыть] На северном берегу только вы, даки, геты[34]34
  Геты – древний воинственный фракийский народ, родственный дакам; жил во времена Геродота между Балканами и Дунаем.


[Закрыть] и бастарны. Этот твой парень… Кракс? Он гет. Сегодня ночью он сбежит – попомни мои слова. И перережет тебе горло, если сможет. Геты захотят отобрать у тебя лошадей. Если поедешь вдоль тех холмов и будешь держаться в стороне от болот, через четыре-пять дней придешь в Антифилию. Между ней и нами – ни одного поместья, ни единого дома.

Киний повернул голову и взглянул на Кракса. Парень истово трудился под присмотром галла Антигона. Они вместе смеялись. Киний кивнул.

– Справедливо.

– Твой отряд слишком мал. Завтра к утру геты будут набивать ваши головы соломой.

– Сомневаюсь. Но спасибо за заботу.

Паромщик пожал плечами.

– Могу перевезти вас обратно. Конечно, вам придется заплатить мне за труды, но можете пожить у меня, пока не подойдет другой отряд.

Киний зевнул. Он не притворялся: боязливый паромщик действительно наскучил ему. Все это он уже слышал.

– Нет, спасибо.

– Как хочешь.

Прежде чем солнце спустилось еще ниже, паромщик и его паром исчезли. Отряд остался на пустынном северном берегу. Киний подозвал Никия.

– Разбиваем лагерь здесь. Выставь дозор, стреножь лошадей и приглядывай за Краксом. Паромщик говорит, сегодня ночью он постарается сбежать.

Никий посмотрел на парня и пожал плечами.

– Что еще он сказал?

– Что нас всех убьют геты.

– Вряд ли, – философски ответил Никий, но положил руку на амулет. – А кто такие геты?

– Народ Кракса. Фракийцы с лошадьми. – Киний из-под руки осмотрел горизонт. Потом поманил Ателия. Тот подъехал. – Мы встаем лагерем здесь. Возьми Антигона и Лаэрта, поезжайте осмотрите местность и возвращайтесь. Понятно?

Ателий кивнул.

– Хорошо. – Он похлопал свою лошадь по холке. – Она хочет бежать. Я тоже.

И стал ждать, пока Антигон сядет в седло. Лаэрт, лучший лазутчик в отряде, уже сидел верхом. Вскоре они втроем скакали по равнине на северо-запад.

Остальные разожгли два костра и на один поставили котел. Приготовили постели из травы. Говорили, что ставить палатки не нужно, но Никий заставил, его серьезный голос и изощренные проклятия сопровождали работу. Киний не принимал в этом участия – если ничего не случалось, он оставался начальником и лишь наблюдал за остальными. Приказы обычно отдавал Никий, он же разрешал споры и распределял задания. Еще до наступления полной темноты трое уехавших вернулись и доложили, что к северу во всех направлениях следы лошадей, но непосредственной угрозы нет.

Забывать так легко. В мирные дни Киний помнил только хорошие времена и времена опасности. И никогда не вспоминал надоедливое бремя обычных решений, имеющих пагубные последствия. Например: удвоить дозоры и тем самым удвоить возможность предупредить неожиданное нападение; но вместе с тем утомить всех перед завтрашним походом. Или выставить обычные дозоры и знать, что любой из дозорных может уснуть, и тогда они узнают о нападении, услышав топот копыт и получив копье в живот.

Как всегда, он пошел на компромисс – что всегда чревато: велел удвоить дозоры на рассвете и включил в их число себя. Потом подозвал Кракса, велел ему расстелить одеяло рядом с Никием. С другой стороны будет спать Антигон. На этом Киний забыл о возможном побеге. Быстро поели, выставили дозоры, но задержались у костров: ложиться спать было еще рано. Распили последнюю амфору вина из Томиса, рассказывая друг другу о своих приключениях, смеялись, шутили. Аякс молчал и вежливо слушал, но глаза у него были широко раскрыты: он словно сидел рядом с Ясоном и аргонавтами.

Агий стал читать строки Поэта:

 
«Ну-ка, к другому теперь перейди, расскажи, как Епеем
С помощью девы Афины построен был конь деревянный.
Как его хитростью ввел Одиссей богоравный в акрополь,
Внутрь поместивши мужей, Илион разоривших священный.
Если так же об этом ты все нам расскажешь, как было,
Тотчас всем людям скажу я тогда, что бог благосклонный
Даром тебя наградил и боги внушают те песни».
Так он сказал. И запел Демодок, преисполненный бога.
Начал с того он, как все и кораблях прочнопалубных в море
Вышли данайцев сыны, как огонь они бросили в стан свой,
А уж первейшие мужи сидели вокруг Одиссея
Средь прибежавших троянцев, сокрывшись в коне деревянном.
Сами троянцы коня напоследок в акрополь втащили.
Он там стоял, а они без конца и без толку кричали,
Сидя вокруг. Между трех они все колебались решений:
Либо полое зданье погибельной медью разрушить,
Либо, на край притащив, со скалы его сбросить высокой,
Либо оставить на месте, как вечным богам приношенье.
Это последнее было как раз и должно совершиться.
Ибо решила судьба, что падет Илион, если в стены
Примет большого коня деревянного, где аргивяне
Были запрятаны, смерть и убийство готовя троянцам.
Пел он о том, как ахейцы разрушили город высокий,
Чрево коня отворивши и выйдя из полой засады;
Как по различным местам высокой рассыпались Трои,
Как Одиссей, словно грозный Арес, к Деифобову дому
Вместе с царем Менелаем, подобным богам, устремился,
Как на ужаснейший бой он решился с врагами, разбивши
Всех их при помощи духом высокой Паллады Афины.[35]35
  Гомер. Одиссея. Песнь восьмая. Пер. В. Вересаева.


[Закрыть]
 

Все бурно приветствовали исполнение, как всегда делают ветераны, и шутили, сравнивая рыжеволосого Диодора с хитроумным Одиссеем. Первая стража окончилась еще до того, как все закутались в одеяла, не считая Филокла, который прямо с седла упал на постель и заснул.

Киний подошел к Аяксу, когда тот заворачивался в одеяло.

– Возьми, – он протянул Аяксу меч.

Аякс взял его, взвесил в руке и стал рассматривать.

Киний сказал:

– Положи под голову или держи в руке. – Он улыбнулся в темноте. – Через несколько ночей привыкнешь.

Сам Киний уснул, как только укрылся плащом. Он словно вернулся домой. Снилась ему Артемида, сон был недолгий, неотчетливый и определенно не из тех снов, что Афродита посылает мужчинам, но тем не менее хороший; Киний проснулся, когда менялась стража и люди в палатке заворочались; открыв глаза, он сразу очнулся, но расслабился, вспомнил сон и подумал, нет ли в его плаще какого-то напоминания о ней. Улыбнулся, снова уснул и проснулся, когда что-то тяжелое упало ему на ноги. Он помнил громкий звук – меч был у него в руке, он вскочил, вытащив его из ножен.

Антигон негромко сказал ему на ухо:

– Все в порядке, Киний, все в порядке. Твой мальчишка-раб пытался бежать, но я его сшиб с ног. Утром ему будет больно.

Тяжесть, свалившаяся ему на ноги, оказалась Краксом. Мальчишка лежал без чувств. Все остальные проснулись, унесли Кракса и закутали в одеяла.

– Куда он направлялся?

– Я не стал ждать, чтобы узнать это. Увидел, что он поднялся, и ударил его рукоятью меча.

Киний поморщился.

– Надеюсь, не насмерть. Разбуди меня к следующему дозору.

– Не бойся. Можешь один наслаждаться розовоперстой зарею.[36]36
  Гомер называет богиню утренней зари Эос розовоперстой.


[Закрыть]

Киний уснул, думая об Антигоне, который не знает грамоты и, вероятно, никогда не читал «Илиаду». Он проснулся в третий раз и плеснул в лицо и на руки холодной воды. Руки за ночь распухли, суставы болели, и так тяжело он уже давно не просыпался. Люди на войне слишком быстро стареют.

Он взял из руки Антигона тяжелое копье. Аякс тоже встал. Киний приказал на рассвете удвоить дозор, и Никий поставил его в пару с самым неопытным и самым легкозаменимым – компромиссы, компромиссы…

– Прежде чем лечь, найди ему копье, – сказал Киний Антигону. Тот порылся в вооружении и принес копье. Он протянул его Аяксу. С копьем в руках тот казался в сером свете утра смущенным, как будто пришел на Олимп в отрепьях. И еще – нелепо молодым, красивым и свежим. Киний подумал: «Бьюсь об заклад, у него суставы не болят».

– Есть о чем доложить? – спросил он.

Антигон всмотрелся в север.

– Я что-то слышал. Далеко. Может статься, волк задрал оленя, но движение было тяжелое. Примерно час назад. – Он жестом показал на темную фигуру у дерева. – Не наткнись на варвара. Он и его лошадь спят.

Киний кивнул и подтолкнул Антигона к постели. Было уже так светло, что Антигон забрался в палатку, никого не потревожив, и не успел Киний обойти границы лагеря, как Антигон уже храпел. Аякс шел за Кинием, явно не зная, что делать.

Киний вместе с ним снова обошел лагерь, показал на два небольших возвышения, с которых дозорный видит на несколько стадиев дальше, остановился, чтобы с улыбкой взглянуть на Ателия, спавшего с уздой в руке и готового к мгновенным действиям. Потом велел Аяксу развести костер.

– Потом начинай чистить лошадей.

Аякс бросил на Киния первый за все время недовольный взгляд.

– Чистить лошадей? Я разбужу моего раба.

Киний покачал головой.

– Разведи костер, потом вычисти лошадей. Сам. Да как следует. Потом мы с тобой немного поездим, прежде чем будить остальных. И, Аякс, не вздумай обсуждать приказы.

Аякс повесил голову, но сказал:

– Другие же обсуждают.

Киний рассмеялся и ударил его.

– Когда убьешь с дюжину человек и отстоишь на часах тысячу ночей, тоже сможешь спорить со мной.

Ему нравилось стоять на карауле; замерев под деревом, он смотрел на серый горизонт на севере и западе. Слушал звуки птиц, смотрел, как кролик бежит туда, где причаливал паром, потом любовался соколом, который парил над устьем Истра. Он чувствовал, что они в безопасности: в такой глуши ощутить приближение неприятеля легко.

С час он наблюдал за тем, как Аякс по одной приводил лошадей, чистил их и снова стреноживал. Парень работал тщательно, хотя вид у него был вызывающий, какого Киний раньше не видел. Но он проверял копыта, протирал каждую лошадь соломой, осматривал глаза и пасть. Со знанием дела. Киний снова уставился на горизонт и удивился, когда Аякс подошел к нему, ведя двух лошадей: время пролетело быстро. Но руки перестали болеть, шея была не так напряжена, и Киний готов был проехаться верхом. Сев на лошадь, он подъехал к ближайшей палатке и постучал по клапану древком копья. Никий высунул голову.

– Мы уезжаем в конный дозор. Пусть рабы начнут готовить еду. Вернемся через час.

Никий широкой ладонью прикрыл зевок.

– Сейчас займусь.

Киний развернул лошадь и поехал, Аякс держался рядом. Киний двинулся на север; держась, где можно, низких мест, объясняя Аяксу на каждом шагу, почему и как все делает: не дает восходящему солнцу высветить силуэт его и лошади, использует для прикрытия приречный кустарник, останавливается, прежде чем начать подъем и пересечь возвышение. Они проехали по берегу реки, потом Киний повернул прямо на север в глубину местности; доехали до высоты, которую он заметил, еще стоя на карауле. Они были почти в стадии от лагеря, когда Киний соскользнул на землю, бросил узду Аяксу и пополз на вершину на четвереньках. Он рисовался перед мальчиком, но причина была достойная: мальчишка должен научиться правильно ходить в дозор на рассвете.

С вершины он увидел огромные и совершенно пустые просторы. Конечно, в каждой складке местности могла скрываться целая орда скифов, но Киний по опыту знал, как тяжело держать в засаде людей и животных в полной неподвижности, чтобы хоть короткое время не было пыли. Он вернулся к Аяксу.

– Стреножь лошадь и покарауль там наверху, пока я за тобой не приду. Я пришлю к тебе раба с едой. Если увидишь движение, беги так, словно за тобой гонятся фурии.

Аякс очень серьезно кивнул.

– У нас неприятности?

– Нет. Просто мы так проводим утренний дозор. Мне нужно заняться работой, а ты свою уже сделал. Так что можешь побездельничать здесь, понаблюдать за горизонтом и подождать, пока приготовят завтрак. Если бы на твоем месте был Диодор, я поступил бы точно так же.

Аякс позволил себе улыбнуться.

– О… А… Хорошо. Я понаблюдаю.

Киний возвращался в лагерь другой дорогой, по-прежнему пряча свой силуэт от возможных наблюдателей. Съел чашку подогретой похлебки, оставшейся от вчерашнего ужина, заново вычистил своего боевого коня, потом взнуздал другую лошадь, поменьше, для дневной работы. Диодору и двум ветеранам, Ликелу и Гракху, он велел приготовиться к охоте. Те обрадовались.

Кракс под внимательным, бдительным взглядом Никия занимался вьючными животными. Ночное приключение как будто никак на нем не отразилось, но когда Киний проверил его работу, то обнаружил, что все подпруги затянуты слабо, и все остальное сделано плохо. Он взмахом руки подозвал к себе парня и одним ударом кулака по спине уложил.

– Я не люблю бить рабов, – спокойно сказал Киний. Он помолчал, слизывая кровь с разбитых костяшек. – Вчера ночью ты пытался убежать. Что ж, справедливо. Будь я рабом, я бы тоже пытался убежать домой. Теперь ты плохо подготовил багаж – для нас это означает лишнюю работу и задержку в пути. Если еще раз сделаешь что-нибудь подобное, я тебя убью: ты не стоил мне и медного обола, а рабы мне не нужны. Ты меня понял?

Парень выглядел ошеломленным – вероятно, он и был ошеломлен: два сильных удара за одни сутки!

– Раб мне ни к чему, а вот всадник нужен. Покажи, что умеешь работать и учиться, и в Ольвии станешь конюхом, а в гамелии[37]37
  Гамелия, или гамелион, – название месяца, примерно соответствующего февралю.


[Закрыть] я тебя освобожу. Или умри. Терпеть не могу зря расходовать человеческую силу, но плохо завязанные узлы, по мне, еще хуже.

Киний повернулся и тяжело отъехал на своей лошади, не нагруженной багажом. Он вообще не любил гарцевать, а разбитые костяшки ужасно болели.

Он послал Ателия за Аяксом, и они пустились по равнинам гетов.

Покинув лагерь, они продвигались быстро и отъехали далеко, хотя Кракс еще не совсем пришел в себя и его пришлось привязать к лошади. К полудню они далеко ушли от болота на востоке и двигались по широкой, плоской травянистой равнине, которую ограничивала с запада гряда низких каменистых холмов. Трава все развертывалась, как море, и ветер колыхал ее, как морские волны. Зеленое море перекатывалось через кочки и пригорки до самого горизонта. Эта местность была создана богами для лошадей, и на вершине первой же гряды Киний остановился и смотрел из-под ладони, пока солнце не передвинулось на ширину пальца.

Размах этого зеленого моря заставил всех примолкнуть, но вдруг Ателий спешился, опустился на колени, поцеловал землю, а потом крикнул, и его крик поглотило обширное небо.

– Ну хоть кто-то теперь дома, – с улыбкой сказан Кен.

Ателий проехал до самого подножия холмов, где они отыскали следы лошадей, вернулся и без единого слова протянул Кинию черную стрелу.

– Геты? – спросил Киний.

Ателий выразительно пожал плечами и поехал вперед.

В середине дня в глубокой долине, прорезанной небольшим ручьем, они вспугнули стадо косуль. Трое охотников поехали вперед, отрезали крупного самца и свалили его копьями. Смотреть на это было приятно, и аристократ в Кинии оценил мастерство наездников, с каким те проделали все это: ведь мало кому из аристократов доводилось не то что самим охотиться, но и просто видеть охоту. Он ехал, думая о Ксенофонте[38]38
  Древнегреческий писатель, историк и политический деятель.


[Закрыть], чьи книги о лошадях и охоте читал в молодости. Кен, человек образованный, часто казавшийся неуместным среди наемников, обожал Ксенофонта и мог цитировать целые абзацы из его сочинений. Увидев возвращающихся охотников, он подъехал к Кинию, показал на них и сказал: «Поэтому я призываю молодежь не презирать охоту и другие виды обучения. Ибо с помощью этого средства мужчина становится хорош в войне и во всем остальном, и благодаря этому средству возникает совершенство в мире и в делах».

Это напомнило Кинию, что у него есть свиток четвертой книги Геродота, который дал ему Изокл. Он опечалился, поняв, что у него так и не нашлось времени на чтение, и побоялся, что свиток промокнет и текст станет неразличимым.

Подъехал Филокл.

– Это место священно, или я тоже могу ехать рядом с тобой?

Киний оторвался от своих мыслей.

– Что значит священно? – непонимающе спросил он.

– Только Никий ездит рядом с тобой – или Ателий. Ну, наверно, еще Кен, когда ему нужно блеснуть образованностью. А мне скучно, и ляжки у меня саднят; небольшая беседа скрасит мне следующие несколько стадий.

Киний смотрел через голову спартанца.

– Кажется, ты выбрал неподходящее место для церемонных бесед. Никий! – Он поднял руку. – Стой! Боевых коней, доспехи, оружие – немедленно!

Ровная колонна распалась. Опытные воины действовали быстрее остальных: Никий в доспехах и полном вооружении уже сидел верхом на боевом коне, когда Аякс еще рылся в корзине в поисках меча. У Филокла доспехов не было, поэтому он просто сидел верхом и смотрел, как Киний надевает свои.

– Что ты увидел? – спросил он.

– Ателия. Он скачет к нам галопом и на скаку стреляет назад – отличный прием, если хорошо его изучить. Нет, еще дальше. Посмотри выше по долине.

Киний уже надел нагрудник и пластину, защищающую спину, водрузил на голову шлем с закрытыми натечными пластинами и старался успокоить боевого копя, который его не слушался.

Еще минуту люди надевали шлемы и сражались с ремнями и пряжками. Никий раздал копья. Киний наконец сел верхом; он смущался перед своими людьми, как новичок-новобранец. Трава здесь росла очень густо, образуя небольшие кочки, и ходить было трудно, а садиться верхом еще труднее. Но лошади по этим кочкам передвигались как будто без труда. Издали холмистая равнина казалась укрытой зеленой тканью, она беспрепятственно уходила к далеким холмам, и под роскошной зеленой травой нигде не видна была земля.

Ателий был уже за соседним травянистым пригорком, а в нескольких стадиях за скифом Киний видел преследующих его всадников, мужчин небольшого роста, на низкорослых лошадях. Мало у кого луки, почти у всех копья, ни у кого нет доспехов. И их совсем немного. Ателий повернул, объезжая отряд Киния, и ускакал на север за пределы досягаемости стрел.

– Диодор! Возьми… возьми Аякса, поддержите скифа. Зайдите им во фланг и нападайте, если они вас не заметят. Все остальные… нога к ноге. В два ряда – вперед!

В его распоряжении десять бойцов – очень немного, но у них есть некоторое преимущество, а скиф подманил гетов очень близко. Киний решил, что есть возможность напасть и рассеять противника. Надо сблизиться, и тогда тяжелые боевые лошади подавят мелких лошадей гетов.

– За мной. Шагом.

Геты приближались. С такого расстояния они должны видеть вооружение, но о размерах лошадей им судить трудно. Они могут еще думать…

– На них!

Киний справился с лошадью и готов был к перемене в ритме движения, к мощным толчкам могучих задних ног коня. Он проверил, как жеребец идет по заросшим травой кочкам – если они хоть что-то сделают не так, через несколько секунд они будут мертвы.

– Артемида! – закричал Киний, и ветераны подхватили:

– Артемида! Артемида!

Конечно, это жалкая пародия на громовой боевой клич трехсот всадников, но все равно громко и устрашающе.

Первый же натиск пройдет успешно. Киний уже видел это, видел так же ясно, как если бы написал пьесу. Он слегка приподнялся в седле, сжал ногами бока лошади и метнул легкое копье в бок гету, на котором не было доспехов. Следующий противник поднял свою лошадь на дыбы и развернул, яростно натянув узду, но промедлил, и конь Киния отбросил его лошадь, не сбиваясь с хода. Гет – храбрец, а может, просто, одурев, ждал с натянутым луком. Киний наклонил голову, чтобы стрела попала в шлем, и взмахнул тяжелым копьем. Щелкнула тетива; этот звук выделился из общего шума.

Стрела пролетела мимо – ушла невесть куда, и Киний, повернув копье, держа его в обеих руках, взмахнул им и опустил, как дубину, выбив парня из седла. Завершая удар, он снова повернул копье и огляделся. Натянул повод, потом этой же рукой сдвинул шлем, чтобы иметь возможность видеть, и повернул голову направо и налево, чтобы увидеть друзей и врагов.

Никий был рядом, он сжимал в кулаке короткое копье, с которого на траву капало красное, и бормотал молитву Афине. Антигон на другом фланге держал тяжелый меч. Его лошадь вела себя беспокойно – вставала на дыбы, скакала прыжками. Запах крови. Новая лошадь.

У Киния не было времени думать об этих мелочах, он просто знал их, как мысленно видел сражение в целом.

Кен и Агий держались рядом, на расстоянии в несколько корпусов лошади. Кен сражался с противником в траве. На ноге у него алела полоса. Все остальные казались невредимыми.

Киний ногами развернул лошадь на пятачке. Один человек мертв – он ошибся. В траве вокруг – пяток мертвых и умирающих гетов, еще несколько уходят на ближайший холм. У него на глазах стрела Ателия попала одному из удаляющихся всадников в спину, и тот начал медленно падать, свалился с седла в траву. Его лошадь остановилась и начала щипать траву. Остальные геты продолжали уходить. Агий со спины лошади далеко метнул копье, промахнулся и выругался, и тут убегающих гетов поглотило пространство. Схватка закончилась.

С того момента, как Киний впервые увидел гетов, прошло совсем немного времени. Одно мгновение. У Киния что-то со спиной, в плече боль, – растянута мышца? – и чувствует он себя так, словно целый день пахал.

Он повернулся к Никию.

– Кто погиб?

Шлем гиперета качнулся из стороны в сторону:

– Сейчас узнаю, господин.

Киний смотрел туда, куда удрали геты. Вернулся Никий, сутулясь, как старик.

– Гракх, – сказал он. Отвернулся, положив руку на амулет, потом посмотрел на Киния. – Получил стрелу в горло, как только мы пошли галопом. Мертв.

Киний знал, что Никий и Гракх были друзьями – иногда больше, чем друзьями.

– Жаль. Безмозглые варвары, мы убили их с десяток.

– Больше. И троих взяли в плен. Парень, которого ты свалил. Он тебе нужен?

Киний кивнул.

– Да, потому я его и не убил. Они с Краксом могут сговориться за нашими спинами.

Никий тяжело кивнул.

– Другие двое ранены.

Киний знал, что кто-то ранен: он слышал жалобные стоны, перемежающиеся с полными боли криками. Он подъехал к своему первому противнику. Хороший бросок: копье попало в грудь и, вероятно, пробило сердце. Не сходя с седла, он потянул древко. Копье не поддалось. Киний поехал дальше – конь осторожно перешагивал через кочки – и оказался возле раненых. Тот, что кричал, получил копье в живот. Он может жить еще долго, но это будут ужасные часы. Второму чей-то тяжелый меч отрубил руку. Он продолжал терять кровь, его лицо ничего не выражало. Он пытался другой рукой остановить кровотечение, но на это у него уже не было сил. К тому же от боли он обмарался.