Текст книги "Тиран"

Автор книги: Кристиан Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

– Какое разрешение? – спросил Киний. – Ты послал меня с поручением. Я исполнил его. И должен дать отчет.

– Ты устроил так, что в твое отсутствие тебя назначили гиппархом. И это заставляет меня гадать, кто же правит городом. – Архонт выпрямился. – Ты дурак, что пришел сюда один.

Киний бросил взгляд на двух рослых варваров. Вероятно, кельты. Он много слышал о кельтах. Он подобрался.

– Македонцы идут. Антипатр намерен захватить город.

Архонт не слушал.

– Они могут убить тебя прямо здесь.

Киний принял это за признание – которое ему, конечно, не было нужно.

– Их двум товарищам это не удалось. Если эти попробуют и не справятся, я убью тебя.

В руке у Киния все еще была сакская плеть – плеть Страянки. Рука слегка дрожала – от страха и усталости. Конечно, он пугает. Вряд ли он способен выдержать вторую схватку.

Но угроза дошла до архонта. Он резко повернул голову, словно впервые уделил Кинию все внимание.

– Думаешь, ты с ними справишься? – и уже медленнее добавил: – Их товарищи напали на тебя? Где?

Киний пожал плечами.

– На улице. Разве это важно? Можем мы наконец перейти к надвигающейся войне? Я служу тебе и этому городу. И пришел – несмотря на нападение, – чтобы доказать, что говорю правду.

Архонта, казалось, тронули эти слова – даже поразили.

– На тебя напали. И ты все-таки пришел.

Он взглянул на Кира.

Тот еле заметно кивнул.

Архонт внимательно осмотрел Киния.

– Кажется, я недооценивал тебя, – сказал он. – Расскажи мне об этой войне. Аполлон свидетель, последние три дня и так выдались нелегкие. Новые дурные вести сведут меня с ума.

– Сюда идут македонцы. Царь саков ждет, хочет поговорить с тобой о союзе. Аполлон и Афина мои свидетели: я не устраиваю никаких заговоров, чтобы захватить город.

Киний чувствовал, как его отпускает после схватки. Всего шесть дней назад он выступал против войны с Македонией. Во время схватки на улице… а может, в этой комнате, где богатства и ароматные курения способны его задушить… в его голове что-то сместилось.

Архонт поднял руку, и Кир вложил в нее новую чашу с вином. Потом архонт посмотрел на Киния.

– Где этот царь разбойников?

Киний встретил взгляд тирана.

– Сразу за городской канавой. В имении Гратиса.

Архонт театральным жестом отрицания выставил ладонь и покачал головой.

– Ну почему? Почему македонцы хотят захватить мой город? Я уже заплатил им большую дань, чтобы они пошли куда-нибудь в другую сторону. – Он встретился взглядом с Кинием. – Мы не можем воевать с македонцами.

Киний стоял неподвижно. Согласен ли он с этим? Он уже начал обдумывать поход по бесконечной травяной равнине. С десятками тысяч сакских всадников, у одного из которых темно-синие глаза…

Неожиданно он понял, что течение его мыслей полностью изменилось, словно по воле одного из богов. Сердце забилось чаще. Похоже на безумие.

– Поговори с царем, – осторожно сказал он.

– Знаешь ли ты, что собрание созывалось по моему капризу и принимало все, что я предложу? – Архонт посмотрел сначала на чашу, потом на Киния. – Они любили меня, Киний. Я защищал их от степных разбойников, они богатели в мире и любили меня. А теперь они готовы восстать – и ради чего? Этот щеголь Никомед сможет защитить их от разбойников не больше, чем шлюха с агоры. А теперь ты с разговорами о македонцах и войне… Что может степной разбойник сообщить мне о македонцах? – сказал он. – Ну, возможно, это неважно. – Он говорил пьяным голосом, слезливо и устало. – Думаю, я слишком долго ехал на этой лошади, афинянин. Не могу вспомнить, как добиться их согласия. – Он махнул в сторону от мегарона, по направлению к городу, и горько рассмеялся. – Пусть Антипатр придет и разгонит собрание. И посадит нового тирана. Например, Никомеда.

Киний приблизился к трону из слоновой кости. Непрошеные слова рвались с его губ; мысленно он видел обе свои кампании: первая – поражение Антипатра, вторая заставит тирана противостоять незваным гостям. Он вспомнил Ахилла на берегу, его гнев, обращенный против Агамемнона, а потом его покорность совету богини[59]59
  Эти события описаны в первой главе «Илиады» Гомера.


[Закрыть] и потому заговорил медоточиво.

Ведь, хоть это и невероятно, его изгнание из Афин устроила сама Афина, именно ради этого. Ему, конечно, лгали. Но теперь ему совершенно ясно – так ясно, словно Афина сама шепнула ему это, – что Ликург[60]60
  Речь идет об афинском государственном деятеле и ораторе середины IV в. до н. э., а не о знаменитом спартанском законодателе.


[Закрыть] и его сторонники отправили его в Ольвию остановить Антипатра.

Да. Сладкие речи. Слова возникали в его сознании, словно кто-то их нашептывал, и он повторял их.

– Угроза со стороны македонцев объединит твой город, – сказал Киний и по лицу архонта увидел, что стрела попала в цель. – А царь может оказаться более надежным другом, чем ты думаешь, архонт. Мир на равнинах и больше зерна на наших кораблях.

Архонт хмыкнул.

– Сомневаюсь, чтобы разбойники могли спасти мой город, – сказал он, но подпер рукой подбородок и задумался. – Как только станет известно, что Антипатр приближается, город опустеет.

– Зимой не опустеет, – ответил Киний. – А к весне мы ценой небольших усилий создадим союз, который остановит македонцев на сакских равнинах.

В его голове рождались планы, готовые излиться в словах, если он разрешит, но он сдерживался.

Архонт покачал головой.

– Ты пьяней меня. – Он допил вино. – Ничто не остановит македонцев. Кому знать это, как не тебе? Ты сочиняешь прекрасный сон, и надо отдать тебе должное: македонская угроза прекратит разногласия в городе, словно по волшебству, но – нет. Нет, я пошлю тебя к Антипатру по суше – немедленно. Если ты верен мне, купи для меня мир. Ты знаешь этих людей. Ты можешь заставить их слушать.

– Едва ли, – ответил Киний. «Я их ненавижу», – неожиданно понял он. Он вспомнил, с каким пренебрежением в войске Александра относятся к грекам, вспомнил, как его обходили повышениями, как Македонец вышвырнул его из войска. Как будто все шрамы нарывали, и теперь вдруг эти нарывы прорвало. «Я их ненавижу».

– Я сделаю тебя богачом. Тебя сделали гражданином – ты знаешь? И избрали гиппархом. А ведь ты прожил здесь всего месяц. Конечно, я решил, что ты нацелился на мой венец. – Архонт поднял чашу. Кир наполнил ее. Другие рабы не показывались. – Мой отец был наемником. Я знаю, что да как. Ты не застанешь меня врасплох! – крикнул наконец архонт, вскочил и сердито посмотрел на Киния.

Киний не обратил внимания на страхи архонта.

– Что бы ты ни предложил македонцам, они придут, – сказал он с напускным терпением. – Антипатру нужны деньги и нужна война, чтобы держать в узде соперников. Спарту он все еще побаивается. Остаемся мы. Якобы легкая добыча. А власть над Эвксином укрепит власть Антипатра над Афинами – и над всей Грецией.

Архонт обеими руками потер лицо, как актер, удаляющий грим.

– Афины… да, Афины из которых тебя, предположительно, изгнали. Афины, которые, вероятно, послали тебя сюда. Мне на замену? Я всегда был верен Афинам.

Киний помолчал, как человек, который идет болотом и внезапно обнаруживает под ногами предательскую поверхность.

– Клянусь Зевсом, я здесь не для того, чтобы сместить тебя!

Но архонт не слушал.

– Я предложу стать зависимым от Македонии – править от ее имени. Платить налоги. Те, что плачу Афинам. И даже больше.

Киний посмотрел на него с отвращением.

– Архонт, если македонцы захватят город, они и так получат все. А мои источники сообщают, что Антипатр хочет войны. Ты слушаешь меня?

Архонт швырнул винную чашу на пол; золото зазвенело о камень.

– Со мной покончено, – сказал он. – Никто не может победить македонцев.

По мнению Киния – слова труса, хотя тот же довод он сам использовал в разговоре с царем. Но в устах архонта, пьяного и удрученного, эти слова были отвратительны.

За час он полностью переменил мнение. Страянка хочет воевать с македонцами. А архонт боится этого. Киний подумал: какой бог шептал мне на ухо, удержал на привязи мой язык? Я стал сторонником войны.

– Поговори с царем, – сказал он. – Он много знает.

– Проклятый разбойник, – ответил архонт, но его тон изменился. – Когда?

– Завтра. Царю нужно вернуться на равнины раньше, чем выпадет большой снег. Но он хочет союза, и ему есть что предложить.

Архонт сел.

– Я пьян, – сказал он. Встал. – Я был прав относительно тебя – ты опасный человек. – Он поправил на голове венец. – А чего хочешь ты? Денег? Власти? Возвращения в Афины? – Он взглянул на Киния. Если этот взгляд был задуман как грозный, внушить трепет архонту помешали пьяная речь и криво сидящий на голове венец. – Это все замыслы Афин, начальствующий над лошадьми? – Он слегка обмяк. – Неважно. Что хочешь, то со временем и получишь. Ты из таких. Но сейчас, кажется, тебе не нужен мой маленький венец. – Он улыбнулся. – А мне пока нужен. И твой царь разбойников – лучший способ сохранить его. Я повидаюсь с ним. Приведи его утром.

Киний осмелел.

– Обещай, что его жизни ничто не угрожает.

Архонт поднял бровь; он походил на старого сатира, разглядывающего юную деву в театре.

– Думаешь, я – угроза его жизни? – Он прошел мимо Киния, направляясь в свои покои. – Или твоей? – Голос его в тронном зале стихал. – Ты должен еще многое узнать о моем городе, афинянин.

На следующее утро на ребрах выступили синяки, на левой ноге, там, где сорвало кожу, алела длинная полоса; костяшки пальцев распухли, в них покалывало. Киний не мог припомнить, когда именно получил то или иное повреждение.

Ситалк натер его маслом, сделал растирание с травами и помог одеться. Филокл и Диодор тем временем спорили.

– Мы не уходим, – говорил Киний. – Вбейте это себе в головы. Он тиран. А тиран боится всех и каждого. Я жив. Давайте продолжать.

– Он убьет тебя. Убьет нас всех. – Диодор стоял подбоченясь. – Македонцы идут, а мы не можем доверять своему нанимателю. Уведи нас отсюда.

Филокл покачал головой.

– Теперь он доверяет Кинию.

Диодор в досаде воздел руки, словно призывая богов.

– Он никому не доверяет. Он тиран! Ну и пусть – мы тоже не можем доверять ему. Уведи нас!

Киний медленно поднялся и принял на плечи тяжесть доспехов. Одна из петель пришлась как раз на вчерашний синяк.

– Царь Ассагеты ждет в имении Гратиса. Через час соберутся двести городских всадников. Один намек на это послужит искрой, которая разожжет костер. Хочу, чтобы меня ясно поняли. Мы остаемся. Будем готовить город к борьбе. Если тебе это не по душе, разрешаю тебе уйти.

Диодор уронил руки вдоль тела.

– Ты знаешь, что я тебя не брошу, – сказал он с той же усталостью, какую чувствовал Киний. Потом глубоко вдохнул и спросил: – Киний, ты можешь объяснить мне, в чем дело? Почему ты рискуешь нашими жизнями в войне с македонцами?

Филокл стоял совершенно неподвижно, его голос прозвучал очень тихо:

– Вот уж вопрос так вопрос, правда? Несколько дней назад ты убеждал царя, что мы не должны воевать. Что заставило тебя передумать?

Киний взял со стола сакскую плеть и пальцем потер золотые украшения.

– Вчера вечером, когда я разговаривал с архонтом, я понял – понял, словно боги нашептали мне это. Друзья, лучшего объяснения у меня нет. Я уверился в одно мгновение. Здесь разум не при чем, скорее это… откровение. – Он заткнул плеть за пояс под панцирем. – Мысли мои ясны. Я намерен это сделать.

Диодор вздохнул.

– Люди не обрадуются.

Киний кивнул.

– Каждого, кто захочет уйти, я отпущу.

Диодор покачал головой.

– Никто не уйдет. Но они не обрадуются.

Киний снова кивнул.

– Теперь все в руках богов. А пока нам многое предстоит сделать. Филокл, бери Ситалка и поезжай к царю. Скажи там, что мы со всеми всадниками города приедем к нему во втором часу пополудни. Диодор, попроси остальных потратить утро на метание копья и упражнения в движении строем. После полудня колонной выедем к царю и торжественно привезем его к архонту.

Филокл сказал:

– Кому-то следует предупредить архонта. И не забудь, что ты должен поговорить с Мемноном.

– Пошли Кракса во дворец, пусть спросит у Кира, управляющего архонта, сможет ли архонт принять нас во втором часу пополудни. Пошли раба к Мемнону с приглашением, если может, прийти сюда. Объясни, что это необходимо.

Диодор отдал честь.

– Да, гиппарх.

Он улыбнулся.

Киний улыбнулся в ответ.

– Несмотря ни на что, мне происходящее нравится.

Сбор начался хорошо. Отсутствующих было больше: кто-то ушел в последнее в этом году плавание, другие болели или представляли другие оправдания. С другой стороны, гораздо больше явилось верхом и в доспехах. В несколько минут Никий, Аякс и Левкон построили их. Началась перекличка, отметили отсутствующих.

Киний поехал впереди. За ним следовали почти двести всадников. Четырьмя неровными рядами они заполнили почти весь ипподром. Лошади двигались вперед или назад, переминались, жеребец во втором ряду укусил кобылу.

– Добро пожаловать, граждане Ольвии! – начал Киний, перекрывая шум. Он сидел прямо, стараясь не обращать внимания на усталость после вчерашней езды и на увечья, полученные в драке у винной лавки. – Благодарю за оказанную мне честь: вы назначили меня на эту должность и сделали гражданином города. Не стану больше тратить слов, потому что ими все равно не выразить мои чувства. – Он посмотрел из-под шлема по сторонам. – Сегодня наше первое занятие. Каждый должен представиться моему гиперету, Никию, показать лошадь и вооружение, и гиперет даст вам советы, как их усовершенствовать. От Никия каждый поедет к Диодору и начнет метать копья, потом направится к Аяксу, который научит спешиваться и садиться верхом в бою. В полдень трапеза: хлеб с оливковым маслом. Лошадей держать в поводу, как подобает конникам. Потом будем учиться двигаться в разном строю. После полудня вся конница города впервые за много лет выполнит свой долг – мы будем сопровождать царя саков. – В рядах послышался шум. – Уважаемые господа, прошу тишины. На все время сбора вы лишаетесь права свободно разговаривать. Разве граждане, которые служат в фалангах, разговаривают? Нет. Они слушают приказы. И вы должны. Есть вопросы?

Жалобный голос из четвертого ряда:

– У меня днем важная встреча – покупка льняного семени.

Киний улыбнулся за холодными защитными пластинами на щеках.

– Встречи не будет.

– Я не взял с собой еды, – сказал другой.

– Когда я вас отпущу, можешь послать раба за едой. А в другой раз знай: сбор на весь день.

– Мы все должны носить синие плащи? – спросил кто-то.

– Это узнаете у Никия. Еще что-нибудь?

Он посмотрел на них.

Все молча сидели на лошадях. Как отряд, они послушнее богатых афинян, но выглядят теми, кто они есть: богачи, играющие в воинов. Киний вздохнул.

– Гиппеи! – крикнул он. Огляделся. Никий, Аякс и Левкон стояли с лошадьми у сидений ипподрома; рядом на попонах – образцы снаряжения. Диодор с двумя галлами уже начал упражняться в метании копий, а Антигон подставляет тяжелый щит под удары двух мечей. Все готово, насколько возможно. – По местам! – приказал Киний.

Все сразу пришли в движение. Примерно четвертая часть направилась прямо к нему – жалобы, требования, предложения. Киний этого ожидал. Все-таки они не воины – они зажиточные люди и греки.

Он знал, как побыстрее покончить с этим. Ему помогал Ликел – другой ветеран афинских сборов. Ликел ездил по рядам, выслушивал жалобы и как мог разбирался с ними. С остальными Киний был терпелив, но тверд. Получаса хватило, чтобы отправить всех по местам.

С ярусов сидений доносился голос Никия, который советовал пользоваться копьями с кизиловым древком. Он уже произвел разведку и знал, кто из купцов города может доставить эту древесину из Персии и какой кузнец делает лучшие наконечники. Он с Левконом с помощью Кена оценивал качество и подготовку лошадей.

Кен прошел по песку к Кинию и хотел с ним поговорить. Когда Киний посмотрел на него, он сказал:

– У нас загвоздка с лошадьми.

Киний хмыкнул и сдвинул шлем назад.

– Кобылы и жеребцы?

Кен кивнул.

– Лошади здесь дешевы. Должна быть обычная случка. Иначе, когда у кобыл начнется течка, начнется хаос.

Киний потянул себя за бороду.

– Что говорит по этому поводу Ксенофонт?

Кен улыбнулся.

– Мерины.

Кинию казалось, что он вот-вот либо уснет, либо умрет. Он наклонился вперед.

– Значит, будут мерины. К гиперету и военачальникам это не относится.

Сказав так, он проехал туда, где метала копья первая группа всадников. Это все были молодые люди, которые ездили с ним на равнины, и они производили отрадное впечатление. Когда Киний наблюдал за ними, ему пришло в голову, что нужно создать из гиппеев особый отряд в пятьдесят человек. Лучших наберется как раз пятьдесят.

Кир галопом проскакал по песку. Его гнедая вытягивала голову, мелькали копыта. Бросок, сильный и точный. Щит упал с грохотом, подобным грому.

– Парень бросает словно рукой Зевса, – сказал Филокл за плечом Киния. – Царь шлет привет. Он будет ждать тебя во втором часу.

Молодежь очень хороша, но остальные отнюдь нет. Дурной пример подал Никомед: он упал во время первой перемены лошади и при каждом броске промахивался по щиту. Он с трудом скрывал свою досаду за маской презрительного высокомерия. Киний догадывался, что он не привык уступать.

Как и все прочие богатые граждане.

Рядом с предводителем одной из городских фракций проехал Аякс и бросил копье. Он что-то крикнул – Киний не разобрал слов, но это определенно была насмешка – и поскакал к мишени, разбрасывая рабов, которые бросились на помощь хозяину. Никомед выругался, поднялся в седло, ухватившись за гриву лошади, и поскакал за Аяксом, который точно поразил цель. Копье Никомеда пролетело в ладонь от щита. Арену огласили его проклятия.

– Старики держатся в седлах, как мешки с навозом, а люди средних лет так боятся выпачкаться, что напоминают совокупляющихся жриц, – проворчал Никий. – А ведь мы еще не начали ездить строем.

Киний старался не улыбаться.

– Но молодежь недурна. Я хочу собрать всех лучших в отряд из пятидесяти человек. Составь список. Пусть об этом станет известно, чтобы люди соперничали за место в этом отряде.

– Думаешь о себе? – с недоброй улыбкой сказал Никий. В Афинах во всех процессиях и играх всегда соперничали шесть отрядов конницы. Никий подбородком указал на Клеомена, отца Эвмена, который спокойно сидел среди друзей. Они не участвовали в упражнениях. – Не совсем мятеж, – сказал Никий. – Но сложностей не миновать.

– Я разберусь, – ответил Киний, поворачивая лошадь.

Пожилой всадник перебросил ногу через лошадь и упал на землю с противоположной стороны.

– И с такими ты собираешься сражаться с македонцами? – спросил Никий.

– А ты?

– Ну, я-то конечно. Мне сказали, что сами боги велели тебе сразиться с македонцами. Они и этот хлыст тебе прислали? – Никий показал на тяжелую плеть за поясом Киния. – Отряд конницы в атаке разбросает этих, как перхоть. А остальное предоставит пельтастам.[61]61
  Пельтасты – разновидность легкой пехоты в Древней Греции, часто использовались как застрельщики, метавшие дротики.


[Закрыть] Половина наших подопечных вывалится из седел и будет лежать, пока им не перережут горло. Или я ошибаюсь?

Киний повернул лошадь.

– Похоже, тебе предстоит большая работа.

Хитрое, как у хорька, лицо Никия сморщилось в печальной улыбке.

– Так и знал, что ты это скажешь.

Киний направился туда, где стоял Клеомен со своими двадцатью друзьями и союзниками.

– Какое упражнение ты хочешь выполнить первым, господин? – спросил он.

Клеомен не обратил на него внимания. Один из его друзей рассмеялся:

– Мы граждане, а не воины. Не вовлекай нас в этот фарс.

Киний посмотрел на говорившего.

– У тебя нет панциря. И лошадь слишком маленькая. Будь добр, обратись к моим гиперетам.

Тот пожал плечами.

– А если я откажусь?

Киний не повышал голос.

– Я могу тебя понизить, – сказал он. – Или доложить архонту.

Тот улыбнулся, словно угроза его не испугала.

– Или в кровь изобью тебя здесь же на песке, – добавил Киний. – Как гиппарх, я имею право на все перечисленное.

Человек съежился.

А Киний повернулся к Клеомену.

– Я гражданин Афин, – сказал он. – Я не в обиде на тебя за то, что ты голосовал против моего назначения гиппархом и присвоения мне гражданства. Демократия есть демократия. Но если ты откажешься исполнять свой долг, мы столкнемся с испытанием, которое никому не принесет пользы.

Клеомен не смотрел ему в глаза. Он смотрел на кого-то другого – вероятно, на Никомеда, своего главного соперника в городе.

– Ладно, – напряженно сказал он. – Мне почему-то захотелось бросить копье.

Победа была безрадостная. Клеомен отошел к мишеням, сел верхом, бросил копье – хорошо бросил, вернулся на прежнее место и снова сел.

Киний попробовал другой подход. Он подозвал Кена и показал на Клеомена.

– Вон сидит один из самых влиятельных людей города. Нас он не любит. Ведет себя, как высокомерный болван, и я не могу его понять. Подружись с ним.

Кен усмехнулся.

– Как один высокомерный болван с другим, хочешь ты сказать.

– Что-то в этом роде, – согласился Киний.

Заключительные упражнения прошли из рук вон плохо. Первая попытка построиться ромбом – Киний предпочитал такой строй – провалилась из-за ограниченности пространства на ипподроме и большого количества всадников, и воцарилась полная неразбериха. Потребовалось полчаса, чтобы каждый всадник запомнил свое место в строю, но они не могли пройти и десяти шагов, чтобы снова не превратиться в толпу.

Киний вздохнул и сдался. Построил всех в колонну по четыре и повел кругами, чтобы каждый научился держать интервал, – так продолжалось целый час.

Он охрип от крика. Все его люди охрипли, и кое-кто из парней, ездивших с ним на равнину, тоже. Киний покачал головой и подъехал к Клиту:

– Я теряю голос. Может, прикажешь им разойтись и поесть?

– С удовольствием, – ответил Клит. Достав свой хлеб, он вернулся и сказал: – Я знал, что ты подходящий человек для такого дела. Посмотри на них!

Киний взял у Ситалка колбаски.

– И что? Дрянь дрянью.

Клит нахмурился.

– Вовсе нет. Они стараются. Если они прекратят свои старания, мы проиграем. Пока мы побеждаем. Проведи их через три таких сбора, и они ощутят разницу. Это может войти в моду. Могу я попросить колбасок? У меня в животе бурчит от чеснока.

Киний протянул ему колбаску. Клит ножом отрезал кусок и бросил сыну, который ел с Аяксом и Киром. Они ели, как саки, не спешиваясь. Все молодые люди, ездившие с Кинием, переняли это обыкновение.

Клит предложил Кинию мех с вином.

– Отвратительно. В самый раз для воинов. Итак, мы воюем с македонцами?

– Новости здесь распространяются быстро.

Киний отпил вина. Они опоздают на встречу с царем.

– А разве в Афинах по-другому? Я слышал, ты уничтожил отряд персов-убийц – ну, или кельтов, потом выпорол своей большущей плеткой архонта и велел ему быть паинькой, а потом закатил глаза и предрек, что мы победим Антипатра.

Легкий тон Клита не мог скрыть его тревогу.

Киний вернул ему винный мех.

– Ну, в общем так и было, – сказал он.

– Мой первый учитель риторики говорил, что ерничество доведет меня до беды, и смотрите, он оказался прав. Киний, это я предложил сделать тебя гражданином. Мои друзья провели тебя в гиппархи. Не допусти, чтобы нас всех убили.

Киний снял шлем и энергично почесал голову. Потом встретился взглядом с Клитом.

– Мне некуда пригласить вас на ужин. Не поможешь? Я все объясню твоим гостям – почему я считаю, что мы должны воевать, и что они потеряют, если мы воевать не станем.

Клит хмыкнул.

– А я надеялся, что все эти слухи ложные, – сказал он.

– Македонцы идут сюда, – сказал Киний.

Царь ждал. Он и его люди не шевелились, точно золотые кентавры. Колонна городской конницы поднялась по склону и остановилась; она больше, чем хотелось Кинию, походила на толпу, а Патрокл и Клеомен, бросившиеся обнимать сыновей, вообще убили все притязания на воинскую дисциплину.

Сакам все это было как будто безразлично. Царь пробился сквозь толпу греческих всадников к Кинию.

– Ты опоздал, – сказал он с улыбкой.

– Приношу глубочайшие извинения, о царь. Нас ждет архонт.

Киний плетью дал знак Никию, тот отдал приказ, и городская конница начала перестроение.

Сатракс покачал головой.

– Ты смешон. Что такое время? Но для вас, греков, оно как будто много значит. Подумать – второй час пополудни! – Молодой царь рассмеялся. – Да попробуй за месяц согнать саков на сбор!

– Однако вы будете воевать с македонцами, – сказал Киний.

– О, на войну их созвать гораздо легче, – сказал Сатракс. Он прищурился. – Ты изменил свои намерения. Вижу по твоему лицу.

– Пришлось, – ответил Киний. – Со мной говорили боги.

Царь пожал плечами.

– Кам Бакка заверяла, что так и будет. Меня не удивляет, что она права. Так обычно и бывает.

Киний наблюдал за тем, как оба его гиперета пытаются навести порядок в колонне. У него есть еще несколько минут.

– Я говорил с архонтом.

Сатракс кивнул.

– Я думаю, он поддержит войну, – сказал Киний. – По крайней мере сейчас.

– И об этом мне сказала Кам Бакка. – Царь улыбнулся, показав ровные зубы и полные губы, скрывавшиеся под усами и бородой. – Итак, я поведу свой клан против македонцев.

Он не был взбудоражен. Скорее покорен.

Киний кивнул. Сегодняшний сбор лишил его сил. Ему предстоит вести этих горе-воинов против ветеранов полувековых войн.

– Боги пошлют нам победу, – сказал он.

– Боги шлют победу тем, кто ее заслуживает, – ответил царь.

Киний присутствовал при встрече архонта с царем в портике храма Аполлона, но молчал. Архонт был совсем другим – прямым, трезвым, резким, настоящим повелителем. Он менялся быстрее, чем актер, который в театре играет несколько ролей. Киний видел такое в «Эдипе» – один и тот же актер играл и царя, и вестника. В Ольвии пьяница-тиран умел быть царем-философом.

Кир стоял справа от архонта и записывал условия договора. За час царь с архонтом договорились и пожали друг другу руки; каждый поклялся Аполлоном и богами саков поддерживать второго в войне, если придут македонцы. Они не клялись в вечной дружбе. Царь не согласился на то, чтобы жители Ольвии беспрепятственно путешествовали по равнинам, но согласился не облагать их данью на время войны.

Потом архонт сел верхом и проводил царя до границ города. По дороге они беседовали. Киний, ехавший непосредственно за архонтом, слышал, что они больше молчат, чем говорят. В арке ворот архонт натянул узду.

– Нам нужно будет встретиться весной, обсудить стратегию, – сказал он.

Царь взглянул на поля за городом и кивнул.

– Мне понадобится время – и место, – чтобы собрать моих людей.

Архонт был превосходным наездником. У Киния прежде не было возможности заметить это. Архонт удивил Киния, ловко заставив свою лошадь попятиться на несколько шагов и схватив узду Киния.

– Мой гиппарх наседал на меня, чтобы я согласился участвовать в войне, о царь. Поэтому весной я пришлю его к тебе.

Сатракс кивнул.

– Буду ждать с нетерпением, – сказал он.

Архонт кивнул.

– Я так и думал. Когда весной из Афин придут корабли с зерном, мы будем точно знать о намерениях Антипатра.

Лошадь царя беспокоилась. Он успокаивал ее, положив ладонь на холку, потом взял Киния за руку.

– Весной, когда земля просохнет и трава зазеленеет, я пришлю за тобой провожатых.

Улицы были полны народу, в воротах скопились горожане и жители пригородов. Царь помахал на прощание, потом заставил лошадь встать на дыбы и прыгнуть, так что показалось, будто саки собираются галопом промчаться по небу, а не по дороге.

Архонт рядом с Кинием спросил:

– Тебе понравилось среди варваров?

И Киний, который умел в случае необходимости лицемерить и скрывать истину, ответил:

– Я подружился с одним из военных вождей. Эта плеть – прощальный подарок.

Архонт медленно кивнул.

– Твоя дружба с этими разбойниками может оказаться большим преимуществом, чем я думал. Ты им нравишься. – Он снова кивнул. – Их царь не прост. Он образованный человек. – Он криво усмехнулся. – Но молод и высокомерен.

– Он был заложником в Пантикапее, – сказал Киний.

– Почему я никогда с ним не встречался? – спросил архонт. Он пожал плечами. – А может, и встречался. Они плодятся, как черви. И женщины у них такие срамницы – они вряд ли знают, кто отец того или иного их маленького отродья. Тем не менее это отличное мясо для войны, если нам придется ее вести.

Киний напрягся, но ничего не сказал.

– Что я попытаюсь предотвратить, трудясь в поте лица своего. – Архонт повернул лошадь. – Возвращаемся во дворец!

Клит устроил ужин в тот вечер, когда в Афинах почитают умерших и героев, и Киний выпил слишком много вина. Пил он много, оттого что ему предстояло выступить на публике. По настоянию Клита и с помощью Диодора и Филокла он подготовил речь, потом по просьбе Клита и гостей встал с ложа и прошел на середину комнаты, как делали политики, нередко обедавшие в доме его отца в Афинах.

– Граждане Ольвии, – церемонно начал он. Нет, такой тон не годится, особенно потому что его голос дрожит, и потому Киний улыбнулся, пожал плечами, потер бороду и начал снова: – Друзья и единомышленники! – Так гораздо лучше. – Я услыхал – совсем недавно и очень близко отсюда, – будто, став гражданином и назначенный гиппархом, отплатил за вашу доброту тем, что ввязал вас в безнадежную войну.

Все заинтересовались, но не более того. Молодые – например, Эвмен – не представляли себе, что такое война. У людей постарше была возможность сесть на свои корабли и исчезнуть – уплыть в Гераклею, Томис или даже Афины.

Киний набрал в грудь воздуха.

– Эта война не наших рук дело. Александр, мальчик-царь, которому я служил, стал мужчиной. Не просто мужчиной: он провозгласил себя богом. Он стремится покорить не только мидийцев – весь мир.

Киний, как актер, раскинул руки. Забавно, как возвращаются такие вещи. Киний не меньше десяти лет не упражнялся в риторике.

– Но, – продолжал он, – понять, что Александр вовсе не бог, кем хотел бы стать, можно, например, из того, что война по-прежнему требует людей и денег. Боги, я думаю, могут завоевать мир одним своим могуществом. Александр делает это с помощью сокровищ Персеполя[62]62
  Персеполь – древнеперсидский город, возникший в VI–V вв. до н. э., столица огромной империи Ахеменидов.


[Закрыть] и живой силы всего греческого мира. Жадность к сокровищам, которые позволят и дальше вести войну, дорого стоила Македонии. Из сокровищ Персеполя не вернулось ничего. Ни крупицы сокровищ Вавилона не хранится в кедровых сундуках в казне Филиппа. Олимпия не купается в нильском жемчуге. Александр сжигает золото, как другие жгут дрова.

Он взял у слуги разведенное вино и сделал глоток.

– Антипатру нужны деньги. Ему нужно поставить свою сандалию на горло Аттике и Пелопоннесу. Нужно наше зерно и наше золото. И война, чтобы закалить новобранцев, прежде чем он пошлет их своему хозяину – богу.

Он немного помолчал, чтобы его слова были усвоены. Потом начал расхаживать вдоль кольца лож, обращаясь непосредственно к гостям, сначала к одному, потом к другому.

– Это будет не просто война городов, в которой сходятся гоплиты и победитель диктует побежденному условия или жжет его поля. Если Антипатр возьмет город, он его удержит. И назначит правителя-сатрапа – одного из своих македонцев.