Текст книги "Процветай (ЛП)"

Автор книги: Криста Ритчи

Соавторы: Бекка Ритчи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

62

. Лили Кэллоуэй

.

2 года: 03 месяца

Ноябрь

Я попала в мужской клуб совершенно случайно. Никто не заметил меня, кроме Ло, но он не собирается выгонять меня из отцовского логова. Это должно означать, что мои способности к невидимости проявляются в полную силу. Может, мой ребенок волшебный? От этой мысли беременность протекает почти не так уж плохо.

– Что на тебе надето? – с недовольством спрашивает Ло у своего брата. Коннор, Ло и Сэм затащили Райка в гостиную, как только он припарковал мотоцикл Дукати на подъездной дорожке к дому моих родителей, вместе с ним была Дэйзи. Воскресный обед начнется через тридцать минут, и я считаю, что уже успех, что он вообще приехал вовремя, явно стараясь ради его отношений с моей младшей сестрой. Он принял приглашение моего отца, даже несмотря на то, что моя мать посадила Райка в тюрьму. Это был способ моего отца предложить мир.

То, что Райк идет на примирение и оставляет эту проблему позади, на самом деле снимает много напряжения. И я знаю, что он делает это, чтобы попытаться восстановить отношения между Дэйзи и моими родителями, которые рушатся.

– Это всего лишь обед, – говорит Райк, как будто они сошли с ума. – На мне чертова футболка и брюки, – все остальные парни одеты в рубашки и черные брюки.

– Это формальный обед, – говорит Ло брату. – Я думал, ты понял это.

Райк уставился в потолок, а затем посмотрел на часы.

– У меня нет времени возвращаться домой, чтобы переодеться.

– Ты можешь поменяться со мной, – говорит Ло, уже расстегивая свою рубашку. Я сижу на подлокотнике дивана, наблюдая, как мой парень снимает одежду. Я скрещиваю лодыжки, и Ло бросает на меня понимающий взгляд. Уголки его губ поднимаются.

Да. Ты мне очень, очень нравишься. Но моя предательская сущность перестает восхищаться его рельефными мышцами и скульптурной грудью. Моя улыбка исчезает. Ло хмурится на меня, но его отвлекает брат, который нервно проводит руками по волосам. Ему действительно нужно перестать трогать волосы. Моим родителям не нравится весь этот растрепанный вид, словно он только что вылез из постели.

– А у тебя не будет неприятностей из-за обычной футболки? – спрашивает он Ло, как бы говоря: Какого черта? Похоже, в этом плане есть изъян.

Но Сэм все проясняет.

– Он – Лорен Хэйл.

Да, это хорошо объясняет разницу.

Лицо Райка ожесточается, и он дотрагивается до груди.

– А я – Райк Мэдоуз. К чему ты клонишь?

Сэм присвистывает.

– Ты не так хорошо знаешь Грега Кэллоуэя, правда?

Ло передает Райку рубашку.

– Сэмми пытается сказать, что ко мне будет особое отношение. А к тебе – нет, – он поясняет: – Папа вырастил меня, а он – лучший друг Грега. Плюс, я не встречаюсь с младшей дочерью Кэллоуэй, – Ло смотрит в лицо Сэму Стоуксу, который стоит неподвижно, между ними тянется нить неприязни. Слабая, но заметная в их закрытых позах. – Мне дали лучший бесплатный пропуск, в то время как тебе пришлось пройти через десять тысяч испытаний. Деньги Поппи должны были много значить для тебя.

– Никакие деньги не стоят тех испытаний, которым подверг меня Грег, – говорит Сэм, выгибая спину в знак защиты. – Если ты не веришь, что я люблю сестру Лили...

– Я просто издеваюсь над тобой, – резко говорит Ло.

Райк застыл с рубашкой в руке, обдумывая, что это значит. У меня есть ощущение, что Райк пройдет через такие же испытания, как Сэм. Вопрос в том, выдержит ли он до самого конца или откажется от этой идеи?

– А Коннор тоже получил бесплатный пропуск? – спрашивает он.

– Мне с самого начала доверяли, – говорит Коннор, занятый перепиской и лишь наполовину участвующий в разговоре. – Этим никого не удивишь, – он ухмыляется.

– Возможно, если я врежу тебе, ты немного удивишься, – говорит Райк.

– Только потому, что ты всегда об этом говоришь, но никогда не делаешь, – говорит Коннор. – Что удивительно, так это то, что я не вернул тебя в приют. Я предпочитаю животных, которые кусают посильнее.

Райк отмахивается от него.

Я вскакиваю на ноги и придвигаюсь к Ло, обхватывая его голую талию. Я чувствую, как его пальцы касаются моего затылка. Лили 1.0 превратила бы этот сценарий в очень, очень сексуальную фантазию. Лили 3.0 уничтожила большинство из них, но я стою на кончиках пальцев, чтобы поцеловать его в щеку.

Это было приятно. Еще лучше, когда Ло улыбается искренне счастливой улыбкой.

Я успокаиваюсь. Может быть, я смогу сказать ему сегодня. После обеда. Кажется, ему сейчас гораздо лучше.

– Я знаю, что не нравлюсь Грегу, но я стараюсь. Разве недостаточно того, что я здесь? – спрашивает Райк.

– Нет, – говорит Сэм. – Это небольшое начало, но этого явно недостаточно. Я потратил годы на то, чтобы завоевать его доверие и внедриться в семью Кэллоуэй. Поскольку Джонатан – твой отец, это не должно занять у тебя столько времени, но, без обид, ты печально известен тем, что у тебя было много женщин. Я даже сам задавался вопросом, что ты делаешь с Дэйзи.

Райк закатывает глаза, раздраженный, но ничего не отвечает. Он снимает свою темно-зеленую футболку, и я стараюсь не отводить взгляд от Лорена Хэйла.

– У тебя есть татуировка? – Сэм спрашивает со смешанным выражением лица: Тебе крышка, приятель, и мне жаль тебя.

Я отвечаю: – Разве ты не смотрел Принцесс Филадельфии? – во время шоу Райк провел много недель, набивая татуировку на плече и груди: черный феникс с красными, оранжевыми и желтыми вкраплениями. Черная цепь обвязана вокруг лап птицы и тянется вдоль его грудной клетки, заканчиваясь серым якорем у бедра. Этот якорь находится в неприличном месте, и он это знает.

Сэм только сейчас понимает, что я прокралась в комнату. Невидимость исчезла.

– Нет, я никогда не смотрел это шоу.

Ох.

Райк надевает красивую рубашку Ло и начинает ее застегивать.

– Ну и что, что у меня есть татуировка?

– Грег ненавидит татуировки, – говорит он.

– Очень жаль, – спокойно отвечает Райк, – потому что у его дочери тоже есть татуировка.

Чтоооооо.

– У какой сестры? – спрашиваю я.

Райк смотрит на меня так, будто я глупая.

О. Верно. Дэйзи.

Сэм почесывает затылок.

– Совет: не упоминай об этом сейчас, да и вообще никогда. Он подумает, что ты на нее плохо влияешь.

– Он уже так думает, – возражает Райк. – Просто скажи это: Мне конец.

– Может, тебе стоит причесаться, – предлагаю я.

Он раздраженно рычит и пытается провести пальцами по густым, растрепанным волосам, делая их еще хуже.

– Перестань смотреть на меня с этим выражением, Лили, – отвечает он, нервничая больше, чем я когда-либо его видела.

– С каким выражением?

– С выражением, как будто у тебя запор.

Я охаю.

– Это было грубо.

– Действительно грубо, – говорит Ло.

– Это гребаная правда.

Я скрещиваю руки.

– Знаешь что, я собиралась помочь тебе уложить волосы, но теперь отказываюсь от моего предложения, – я уверенно поднимаю подбородок. Вот так.

Коннор находит брешь в моем заявлении.

– Ты не можешь отказаться от предложения, которое никогда не было озвучено.

Я смотрю на Райка.

– Хочешь, я помогу тебе уложить волосы? – он открывает рот, но я прерываю его. – Я отказываюсь от моего предложения. Ха! – я поднимаю кулак к Ло, и он стучит своим по моему. Затем он целует меня в висок. Я получила поцелуй за это. Я стараюсь не улыбаться слишком широко.

– Как бы весело это ни было, – говорит Сэм с телефоном в руке, не звуча так радостно, как остальные. – Нам лучше выдвигаться уже в столовую. Поппи только что написала мне. Джонатан уже здесь, а Саманта, видимо, не придет.

– Она стыдится того, что случилось, – уточняет Коннор. – Хорошая новость для тебя, Райк, возможно, тебе не придется иметь дело с ней какое-то время.

– Чертовски здорово, – говорит он, направляясь к двери.

Я не уверена, что молчание моей мамы чем-то лучше ее постоянного назойливого присутствия. По крайней мере, для меня моменты тишины вызвали больше тошноты, чем первые недели беременности.

Ло натягивает через голову зеленую футболку.

– Готова? – спрашивает он меня. Мы с Ло не часто ходим на семейные обеды, но решили прийти на этот в поддержку Райка и его отношений с Дэйзи. Без моей мамы будет не так сложно, но мне все равно предстоит сообщить одну важную новость о ребенке.

Я молюсь, чтобы он выдержал этот удар.

63

. Лили Кэллоуэй

.

2 года: 03 месяца

Ноябрь

– Давайте поговорим о будущем малыша Кэллоуэя, – говорит Джонатан за обеденным столом во время воскресного семейного обеда.

– Кобальта, – поправляет его Коннор, потягивая вино.

Взгляд Джонатана ненадолго останавливается на спиртном, но он не делает никаких движений, чтобы заменить кофе на алкоголь. Я с трудом могу поверить, что он трезв. Я даже не думаю, что Джонатан в это верит, но три наставника по трезвости двадцать четыре часа в сутки сидят на стульях у двери, доказывая, что он посвятил себя реабилитации.

– Верно, – говорит Джонатан. – Компания Hale Co. предоставит вам все, что нужно для ребенка: игрушки, кроватки, подгузники.

После того как Коннор узнал о беременности Роуз во время поездки, сестра объявила эту новость всей семье, а затем и всему миру. Телевизионные сети предлагали создать новое реалити-шоу, посвященное дням, предшествующим родам. Они отказались, но волнение поклонников, семьи и друзей ощутимо.

У меня же есть сильное предчувствие, что мои новости вызовут совершенно противоположную реакцию.

– Я только начинаю свыкаться с мыслью, что буду рожать, – говорит Роуз, сжимая ножку бокала с водой, – так что не могли бы вы не говорить о детских игрушках? Последнее, о чем мне нужно думать, это малыш, ударяющий меня погремушкой.

– Самое интересное, – говорит Ло, – что на этих игрушках сбоку написана моя фамилия, – он дарит ей фирменную полуулыбку. Ребенок Роуз, играющий с игрушкой с монограммой Хэйла, – такую картину она не приняла бы ни в одной вселенной.

Глаза Роуз сузились с ледяным выражением.

– Я бы хотела увидеть отзывы на эти пластиковые погремушки. Бьюсь об заклад, двадцать детей уже подавились ими.

– Это оскорбление умерло в твоей утробе.

Роуз закатывает глаза.

– В твоей бесчувственности нет ничего нового, Лорен.

– Прости, – говорит он, – я не знал, что ведьмы испытывают чувства, кроме сатанинской ярости.

Так, это уже опасная тема. Я щипаю Ло за руку, и он понимает намек, хватаясь за воду, чтобы не продолжать.

– А что будет, если у вас родится мальчик? – спрашивает Дэйзи с другого конца стола, где сидят Райк, Сэм, Поппи и мой отец. Райк обхватывает рукой спинку ее стула, что может быть хорошим ходом, а может и не быть. Я не могу понять, что беспокоит моего отца. Он нарезает ребрышки ножом для стейка, время от времени бросая на Райка суровые предостерегающие взгляды.

Роуз тихо закипает от этого вопроса, вонзая нож в лосося. Она почти разрывает нежный кусок рыбы, и Коннор кладет ладонь на руку Роуз. Она замедляет свои резкие движения ножом.

Роуз говорит: – Тогда я постараюсь забеременеть сразу после этого, чтобы родить девочку.

Коннор улыбается ослепительной улыбкой.

– Я не молюсь никому, кроме себя, но, возможно, сделаю исключение, чтобы сначала у нас родился мальчик, – он хочет много детей, поэтому заявление Роуз сейчас для него как рай.

– Твои молитвы не сработают против судьбы, – возражает Роуз. – Есть пятьдесят процентов вероятности, что я выиграю у тебя.

– Это не судьба. Это наука, дорогая.

– Мы это еще увидим, – говорит она.

Ухмылка Коннора растягивается по лицу, и он произносит вслух пару слов по-французски, а затем останавливает себя. Он редко выглядит раздраженным, но из-за того, что кое-кто лгал о своем знании иностранных языков, это заставило Коннора Кобальта нахмуриться.

– Какими еще языками ты не владеешь? – Коннор спрашивает Райка с другого конца стола. Все это время Райк понимал, о чем Роуз и Коннор шепчутся на французском. Так нечестно. Он свободно владеет французским и испанским, так как с детства учил их по строгому настоянию матери.

– Зачем? – спрашивает Райк. – Неужели тебе так важно говорить с женой на кодовом языке?

Я смущенно поднимаю руку.

– Я просто хочу добавить, – говорю я Коннору и сестре, – что я не всегда понимаю о чем вы говорите по-английски. Вот и все, – все смотрят на меня несколько секунд, и я вжимаюсь в спинку стула, сожалея о моей реплике. За этим столом просто слишком много людей.

Коннор говорит ему: – Роуз знает только французский, так что дело не в этом, – он произносит пару слов на чем-то, похожем на итальянский.

Райк машинально отвечает на том же языке, так же свободно.

Коннор выглядит довольным, как будто играет с новой игрушкой, созданной для проверки его остроумия. Он переходит на немецкий, который звучит красиво в его устах, но Райку уже надоела эта игра, которую Коннор хочет начать. Он останавливает ее, показывая средний палец.

Мой отец выглядит раздраженным, вытирая рот салфеткой. Уверена, он хотел, чтобы Дэйзи была менее вульгарной.

Но мою младшую сестру вряд ли волнуют чувства отца. Она размазывает еду по своей тарелке, еще более угрюмая после инцидента с тюрьмой. Она просто еще не простила наших родителей.

Ло просит ближайшего официанта принести кофе, и я понимаю, что это для меня. Я зеваю чаще обычного, и в самолете из Калифорнии в Пенсильванию я практически отключилась от усталости. Он начинает догадываться. Вчера он сказал, что отвезет меня к врачу, но я пробормотала «нет, спасибо» и отвлекла его сексом. Не самый благородный момент в моей жизни.

После обеда, напоминаю себе. Он узнает, что в нашем будущем появится еще один человек. Я смотрю на белую скатерть. Мысль об этом пугает меня. Как мы будем отвечать за еще одного человека?

Мы долго боролись, чтобы просто заботиться о себе.

– Когда у тебя начнет появляться животик? – Ло спрашивает Роуз, на удивление вежливо. Может, всё не будет так плохо.

– У меня уже есть небольшой животик, – отвечает она, пытаясь спасти лосося, которого она уничтожила на своей тарелке.

– Что будет, если на УЗИ обнаружат копыта? – его вежливость долго не продержалась.

Джонатан вклинивается: – Честно говоря, Лорен, когда ты возглавишь Hale Co., ты должен будешь быть более эмпатичным к таким вещам. Компания уже прошла через ад. И она не выживет, если ты не будешь заботиться о ней.

Ло скрежещет зубами, прежде чем сказать: – Как будто ты очень эмпатичный? И как будто тебе есть дело до этого дерьма?

Джонатан проглотил оскорбление с суровым взглядом.

– Когда ты станешь отцом...

– В том-то и дело, что я никогда не стану отцом, – вмешивается Ло, хватаясь за стол и наклоняясь ближе к Джонатану. Мое сердце уходит в пятки.

Меня парализует с ног до головы.

– Ты любишь делать всё наоборот тому, что я говорю, – заявляет Джонатан. – Я говорю тебе бежать. Ты идешь пешком. Я говорю тебе пить. Ты трезвеешь. Я говорю тебе возглавить мою компанию. Ты основываешь свою собственную.

Помнится, когда-то, возможно, на нашем первом свидании в качестве настоящей пары, Ло признался в своей подростковой бунтарской сущности. Но сейчас все по-другому.

Лицо Ло краснеет от гнева.

– Вбей это себе в голову, – каждое слово пронизано силой. – Я никогда не подвергну ребенка этой гребаной пытке. Я лучше сгорю заживо, чем буду жить, зная, что заставил кого-то пройти через такой ад, – как будто кто-то ударом кулака вырвал мое сердце, разрывая каждую артерию ужасающе медленно. А он просто продолжает. – Так что уничтожь все эти чертовы мечты о внуках, – он поднимается на ноги. – Твоя империя Хэйл начинается вон там, с него, – Ло указывает на Райка, сидящего за столом. – Не с меня.

Он бросает тканевую салфетку на свое место и уходит, разъяренный.

Я не могу последовать за ним. Мой испуганный взгляд застыл на моей наполовину съеденной тарелке. Слезы застилают глаза под тяжестью его мнения. Он скорее умрет, чем примет мысль о рождении ребёнка.

– Лили, – шепчет Роуз.

Я в порядке.

Я внутренне качаю головой. Нет.

Я не понимаю, как я смогу радостно сообщить эту новость. И не понимаю, как все может закончиться хорошо.

64. Лорен Хэйл

.

2 года: 03 месяца

Ноябрь

– Мы предлагаем решение, – говорит мне Коннор, сидя в гостиной. Ради бога, каждый раз, когда мы пытаемся посмотреть фильм, каким-то образом возникает серьезный разговор. – Не стоит из-за этого расстраиваться.

Я касаюсь моей груди.

– Я не собираюсь жить с вами. Вы были отличными соседями последние два года, но у вас будет ребенок, чувак.

С беременностью Роуз все изменилось, и эта тема, честно говоря, осложняет мои отношения с Лили. После того обеда она держалась от меня на расстоянии. И я знаю, что ей больно от того, что у нас никогда не будет детей, но будет еще больнее, если ей будут напоминать об этом каждый день, когда рядом с нами будет ребенок Роуз и Коннора.

Я добавляю: – Вам не нужно разбираться с нашим дерьмом вдобавок к этому.

– Вы не готовы, – вклинивается Роуз. – У тебя был рецидив всего несколько месяцев назад...

– Я никогда не буду готов, Роуз! – кричу я, мой пульс учащенно бьется. – Если ты ждешь, что я вылечусь, то лучше сдайся сейчас. Это будет длиться вечно. Не месяц. Не несколько лет. Я зависимый. Я вполне могу оставаться трезвым десять лет и снова сорваться. Ты должна это принять.

Ее лицо мрачнеет.

– А как же Лили?

– Я смогу заботиться о ней так же, как и всегда, – говорю я непреклонно, но на меня давит какая-то тяжесть. Я хорошо справлялся с этой работой, пока... не знаю. Пока мы не вернулись домой после поездки. Она просто отстранилась от меня. Это худшее, черт возьми, чувство в мире.

– О, – говорит Роуз, – ты имеешь в виду, когда ты годами позволял ей заниматься сексом с разными мужчинами каждую ночь, – это словно удар прямо в челюсть.

Я больше не могу выносить даже эту часть моего прошлого. Не проходит и дня, чтобы я не жалел, что не заключил Лили в объятия раньше, что не дал ей всего, что она искала, не остановил ее прежде, чем она начала искать этого с другими мужчинами. Что я не бросил пить ради нее, с самого начала.

Я направляю боль, которая переполняет меня, во что-то более мрачное, но тут замечаю небольшой живот под черным платьем Роуз. И сдерживаю мстительный выпад.

– Сегодня я сделаю тебе поблажку из-за твой беременности. Тот, кто растет у тебя в животе – демон. Он превращает тебя в зло.

Роуз поднимает руку, словно говоря: Заткнись.

– Мне не важен сейчас ребенок. Я хочу, чтобы Лили жила с нами, и если она хочет этого, то ты не должен ссориться со мной из-за этого.

– Она не хочет, – отвечаю я.

– А ты ее спрашивал?

– Да! – кричу я. Нет. Я внутренне гримасничаю, мои руки дрожат. На самом деле, у меня не было шанса спросить.

– Как долго её нет? – неожиданно спрашивает Райк.

У меня словно ледяной ком в желудке. Я проверяю подушку рядом со мной, уже зная, что Лили на ней нет.

– Твою мать, – ругаюсь я и вскакиваю на ноги. Страх пробирает меня до костей, вибрируя в каждом моем атоме, пока меня не переполняют ужас и паника. И самый чистый адреналин.

Меня заставляет действовать инстинкт. Я едва слышу, как Коннор сообщает, как долго ее не было. Я не жду, пока они последуют за мной. Я бегу в то место, куда она возвращается всякий раз, когда борется со своей зависимостью.

– ЛИЛИ! – кричу я, дергая ручку двери в ванную. Я стучу по дереву. – ЛИЛИ! – страх уже начал поглощать меня. Вчера она оттолкнула меня, когда я попытался поцеловать её после обеда. Я думал, ей нужно пространство – я не думал, что всё настолько плохо.

Я был настолько погружен в свои проблемы, что не замечал происходящего. Я не могу ее потерять. Ни на мгновение. Ни на секунду.

Она – единственная причина, по которой я все еще живу.

Я судорожно пытаюсь войти, вода бурлит в трубах. Душ включён.

– Двигайся, – говорит мне Райк.

Я сдвигаюсь, чтобы он мог выбить дверь плечом. После двух попыток она распахивается. Он врывается внутрь передо мной, кольца занавески для душа звенят о штангу, когда он её отдёргивает.

Как только я вижу Лили, одетую, сидящую в наполненной ванне и струи душа обдают ее худенькое тельце, я тут же прыгаю в ледяную воду. Я пристраиваю ее между своих ног, а она дрожит, прижимая колени к груди. Вода льется на нас, пропитывая наши волосы, одежду. И я держу ее нежное личико в моих ладонях, пока она плачет.

Моя грудь разрывается, каждая частичка меня кричит внутри. Я чувствую, что сломал единственную девушку, которую когда-либо любил. И всё, что я хочу сделать, это собрать её по кусочкам и вернуть в прежнее состояние. Я ищу ее глаза, наполненные слезами, и даже когда Райк перекрывает кран, мы оба дрожим не только от холода.

– Лил, тише, – говорю я, чувствуя, как ее боль пронизывает меня насквозь. – Все хорошо, – она прижимается ко мне, словно я могу выскользнуть из ее объятий, отпрянуть и уйти. Я ни за что так не поступлю. Наша любовь – это редкий дар. От нее я не могу отказаться, даже если бы попытался. Когда она кричит, такой же крик разрывает меня. Когда она плачет, мой мир утопает в горе. Когда она любит, я по-настоящему, по-настоящему парю.

Я никогда не хотел никого другого, кроме Лили.

– Прости... меня... – всхлипывает она, ее черная рубашка с длинными рукавами прилипает к худому телу. Она утыкается головой в изгиб моего плеча, и я крепко обнимаю ее, поглаживая по спине. Согревая ее своим прикосновением. Это катастрофа. Еще одна среда, когда мы оба, измученные и разбитые цепляемся за тот факт, что не можем жить друг без друга, но терпим поражение от препятствий, которые говорят, что мы должны это сделать.

– Простить за что, Лил? – шепчу я.

– Я хотела тебе рассказать... – шепчет Лили, вылезая из ее укрытия на моем плече. Ее мокрые волосы потемнели и обрамляют бледные щеки, из глаз льются печальные слезы. Я глажу ее по голове. Все хорошо, Лил. – Вчера я собиралась... я испугалась...

– Лили... – мягко говорю я, – ...ты можешь рассказать мне всё.

– Только не это, – она качает головой, заливаясь слезами. Я провожу большим пальцем по ее холодной коже. – Только не это.

Горячие слезы катятся по моим щекам. Она могла мне изменить. От этой мысли я на секунду перестаю дышать. Я не могу придумать ничего другого, что могло бы причинить ей такие муки и чувство вины. Мои губы почти касались ее лба, пока она смотрела на свои руки, словно они были воротами из этого мира.

Я беру их в свои, переплетая наши пальцы. По очереди. Если она хочет уйти, я уйду вместе с ней.

– Ты должна сказать мне, Лил, – шепчу я, когда в ее зеленых глазах появляется еще больше слез. – Я не могу гадать, – я пытаюсь сдержать эмоции, но я так тесно связан с ней, что почти невозможно не почувствовать каждую мелочь. Это как прикосновение пальцев к огню, а затем к снегу. Я в ужасе от того, что она может мне сказать, но еще больше я боюсь потерять ее. – Пожалуйста... не заставляй меня гадать.

Она кивает несколько раз, оставаясь спокойной. А потом ее губы раздвигаются в шоке и осознании.

– Ты думаешь... ты думаешь, что я изменила тебе? – ее лицо пропитано болью, от такой возможности. Что? Я насильно сдерживаю слёзы.

Эта боль ощущается словно кто-то сровнял меня с землей бульдозером.

– Я не знаю, Лил, – вздыхаю я. – Ты вела себя отстраненно, и ты не поехала со мной в Париж, так что у тебя было столько времени в одиночестве... Я просто, я не... я не знаю.

– Я не изменяла, – говорит она, ее подбородок снова дрожит. Она выглядит так, будто может ударить меня по руке, как она обычно делает. Но у нее нет сил на это, не осталось сил на этот удар. – Ты должен мне верить.

– Я верю, Лил, – говорю я, делая вдох, но не от полного облегчения. – Но ты должна, черт возьми, рассказать мне, что происходит.

– Я была расстроена... подавлена, – она трет глаза ладонью, но слезы все еще не прекращаются. – И я хотела что-то сделать, и я просто подумала... что это поможет, – стыд нарастает, когда она переводит взгляд с насадки для душа на свои колени, обхватив себя руками.

– Просто скажи уже, – призываю я. – Что бы это ни было. Просто выплесни это прямо сейчас, любовь моя, – я просто хочу, чтобы она снова почувствовала себя хорошо.

Она сосредоточенно смотрит на наши переплетенные руки.

– Я не знала, как тебе сказать... Думала, что пока ты будешь в Париже, я найду хороший способ сказать тебе это, но я не... я не думаю, что хороший способ существует. И я просто продолжала откладывать это, думая: Вот завтра наступит тот самый день, – она продолжает тереть глаза.

Наконец, она опускает руки.

И, глубоко вздохнув, говорит: – Я на восьмой неделе беременности.

Меня охватывает холод, словно машина врезается в меня с правой стороны. Стекло разлетается вдребезги. Машину заносит. Переворачивает. Подушка безопасности срабатывает, врезаясь мне в грудь и выбивая дух. Шок и страх вгоняют меня в состояние, где нет места мыслям.

– Ты не можешь быть... – кровь приливает к голове. Мой взгляд падает на ее живот, на черную рубашку, прилипшую к животу. Я скатываю ткань к ее ребрам. Я принял слегка выпуклый животик за прибавку веса. Ничего такого, что могло бы перевернуть нашу жизнь с ног на голову.

Наконец, я смотрю на других людей, которые всё это время стояли в ванной. Райк. Коннор. Роуз. Роуз...

– Ты беременна, – говорю я ей.

– Мы обе, – тихо говорит Роуз, испугавшись меня. Все боятся меня.

Или того, как я отреагирую.

Я никогда не хотел детей. Даже ни разу не задумывался об этом. Я эгоистичен, сломлен и озлоблен. Как бы сильно я ни любил Лили, есть вещи во мне, которые никогда не изменятся.

– Это невозможно, – говорю я. Хотя возможно. С тем количеством секса, которым мы занимаемся и не всегда защищённым – это всегда могло быть конечным результатом.

– Вероятность мала, но это не невозможно, – отвечает Коннор, небрежно засовывая руки в карманы брюк. Он знал об этом уже некоторое время. – Их циклы синхронизировались после совместной жизни. Я не предохранялся с Роуз, и уверен, что ты не предохранялся с Лили.

– Я забывала принимать противозачаточные несколько дней, – шепчет Лили, не в силах встретиться со мной взглядом, глядя только на свои руки, которые я оставил. – Я не осознавала это, пока не...

Я снова беру ее за руки, и ее слезы текут сильнее. Я сжимаю их.

– Ты могла бы сказать мне раньше, – мои мысли возвращаются к вчерашнему дню, и я нахмуриваюсь. То, что я сказал вслух о детях – я раздавил ее, и даже не осознал этого. Вспоминаю дальше. Париж. Эта ночь все еще ощущается как глубокий шрам под моей кожей. Я был потерян, и ни одна часть меня не смогла бы правильно среагировать на эту новость.

У нее было восемь недель, а может, и меньше, чтобы сказать мне правду. И все это время я не был достаточно сильным, чтобы справиться с этим. Я могу сидеть здесь, промокший до костей в ледяной воде, сжимая ее в моих объятиях, и признаться в этом.

– Я знаю, что ты не хочешь детей, – хнычет она, изо всех сил сдерживая слезы. – И я не хотела нагружать тебя этим... Прости.

Чувство вины захлестывает меня.

– Шшш, – я сильнее прижимаю ее к моей груди, ее ноги снова сжимаются вокруг моей талии. – Все хорошо, Лил, – я никогда не хотел, чтобы она несла такое тяжелое бремя в одиночку. Не то, что мы должны были нести вместе.

– Нет, – говорит она, вытирая щеки и глядя мне в глаза. Ее большие круглые зеленые глаза заплаканные и красные. – Ты не хочешь ребенка.

Нет. Я никогда не хотел ребенка. Но, столкнувшись с этой реальностью, я всего лишь хочу поступить правильно по отношению к Лили. Я просто хочу исправить все ошибки, которые когда-либо совершал. Я готов, чертовски готов, победить это.

Никогда больше не сталкиваться с этими демонами.

Я устал жалеть себя.

Мои пальцы запутываются в ее влажных волосах.

– Это больше не имеет значения, – я прижимаю руку к груди. – Мы зависимые. Ты и я, – я делаю движение между нами. Этот факт не изменится, как бы мы ни хотели, чтобы он был забыт. – Может быть, нам и не стоит заводить детей, но у нас есть средства, чтобы хорошо воспитать его или её.

– А у вас есть мы, – заявляет Роуз.

Мы с Лили оглядываемся на трех людей, которые стали основой нашей здоровой жизни. Роуз поднимает подбородок с решительным выражением лица, словно говоря: У вас двоих всё получится.

А затем на Коннора. Он держится уверенно, с большей уверенностью, чем кто-либо из нас когда-либо испытывал. Я почти ощущаю, как это исходит от его тела и проникает в мое. Он приподнимает губы, зная, какой эффект производит на меня и на большинство людей.

И на моего брата. Райк скрещивает руки на груди. Думаю, он не хуже меня понимает, что я еще совсем не готов к тому, чтобы завести ребенка. Но с его суровых, мрачных черт лица исчез негатив. В его глазах по-прежнему заметна та же стойкость, непоколебимая воля, что и у всех остальных.

Упорство в том, чтобы делать что угодно, быть кем угодно. Процветать.

Когда-нибудь это слово будет принадлежать и нам. После долгих лет неудач это все, чего я когда-либо хотел.