Текст книги "Ныне и присно"
Автор книги: Константин Мартынов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
«Во влип! – смятенно подумал он. – Это ж гурия!»
Взгляд жадно и торопливо обласкал вошедшее чудо – от маленьких босых ступней, от тонких щиколоток, стянутых манжетами атласных шаровар, к полупрозрачной кружевной блузке (кружево почти исчезало на осиной талии, но, к искреннему тимшиному разочарованию, уплотнялось до непрозрачности на груди). По точеным плечикам стекал водопад иссиня-черных волос. Личико—сердечком, с узким подбородком, ямочками на щечках и насурьмлеными дугами бровей над огромными лучистыми глазами светилось чистотой и нежностью…
Последовательность выпавших из памяти событий выстроилась с пугающей ясностью. «Помер я рядом с басурманином, – потрясенно сообразил Тимша. – наверху и перепутали, в басурманский рай определили. Где-то в книжках серегиных такое попадалось. Думал – брехня, а поди ж ты…»
Небесная дева опустилась на колени рядом с Тимшей, покрытая чуть заметным абрикосовым пушком ручка грациозно приподняла чайник, в пиалу, лишая девственной белизны, хлынула струя горячего кофе… Гурия лукаво стрельнула глазами…
«Намякивает. Честное слово, намякивает! – взволнованно подумал Тимша, ощущая в чреслах готовый выплеснуться жар. – Соблазнить хочет!»
– Я это… православный! – твердо сказал он и, последним усилием воли, отодвинулся. На целый сантиметр.
Гурия совсем по-девчоночьи хихикнула.
– Разве православные кофе не пьют? – хрустально прозвенел чарующий голосок…
Тимша зажмурил глаза, ладони зажали уши, в голове, спотыкаясь через слово, зазвучал «Отче наш»… Тут же непрошено обострилось обоняние – от девы исходил головокружительный аромат благовоний и зовущего женского тела. Шабанов страдальчески замычал…
– Так плохо, да? – встревоженно спросила гурия. – Я сейчас папу позову!
Звякнул небрежно поставленный чайник, по ковру мягко пробежали босые ножки, заполошно продребезжал стеклярус, и все стихло. Аромат кофе старательно боролся с запахом девичьих духов.
«Папа? Какой еще папа?!» Тимша представил себе папу мусульманской небесной девы – получилось нечто среднее между Аллахом… и разъяренным Заборщиковым. Именно разъяренным – наверняка же папа узнает, что дочь наедине с неверным была!
– Вот уж фиг я без боя сдамся! – пробормотал Тимша, отползая в угол. – Сами виноваты, хватают кого ни попадя…
Где-то за стеной тяжко забухали папашины шаги. Завибрировал пол. Тимша собрал остатки сил, вздел себя на ноги. Колени дрожали, подгибались…
– Зачэм вставал, э? Тэбэ лэжать нада!
Вбежавший в комнату Нияз выглядел не на шутку встревоженным. Гортанный южный акцент усилился до гротеска. Сейчас, в зеленом парчовом халате и кожаных чувяках с острыми загнутыми носами, Нияз совсем не походил ни на зарабатывающего извозом горемыку, ни тем более на привыкшего к суровым морским будням тралмейстера. Скорее уж на узревшего непотребное муллу.
– Ты что, тоже умер?! – ошалело спросил Тимша. Его шатнуло, рука вцепилась в подставленное Ниязом плечо. – Тогда понятно, как я в мусульманском раю оказался – с тобой заодно приволокли.
Нияз осторожно подвел Тимшу к оттоманке, помог сесть и лишь после этого с укором заметил:
– Зачэм так гаваришь? Зачэм умер? Ты живой, я живой. Нэ нада памирай! Я тэбя домой привез, рану зашивал! Вай, хорошо зашивал! Мне в Карабахе хуже зашивали!
В доказательство Нияз стянул халат с плеча. Грудь уродовал старый бугристый шрам.
– Живые? – с сомнением переспросил Тимша, взгляд невольно скользнул к двери. – А это кто был? Разве не гурия?
– Вай! – обрадовался Нияз. Тревога быстро таяла и, вместе с ней, исчезал акцент. – Это дочь, Диляра! Услышала, что ты очнулся – напросилась кофе принести. Хотела видеть, кто отцу жизнь спасал. Гурия? Я ей передам – дэвушке нада хороший слова гаварить, еще красивей будэт!
Девица молоденькая, оказывается, а он… матом, как пьяный докер! Стыдоба! Тимша смутился, по старинной русской традиции – задним числом, – оглядел себя: вдруг ширинка расстегнута или… как там Никитин про рукав?
Ширинка и рукав отсутствовали. Начисто. Вместе с рубахой и штанами. Бедра прикрывало банное полотенце, торс плотно обматывала широкая льняная полоса. «Простыню на бинты извел, – с неловкостью подумал Тимша. – Дал я называется мужику заработать…»
– Мне бы… – промямлил Шабанов, – одежонку почистить. Ждут меня, идти надо…
– Зачэм «идти»? – неподдельно удивился Нияз. – Куда идти? Тэбе отдыхать нада, потом ехать. Машина во дворе стоит, куда хочешь доедет! Одежду Диляра уже почистила и зашила. На куртке, нэмного заметно… зато рубаха как новый!
Последнее заявление ввергло Тимшу в полное расстройство – разве дело незнакомой девчонке с мужским исподним возиться? Тем паче такой красивой…
– Я бы и сам… – буркнул он, но Нияз уже не слушал.
– Эй, дочь! – повелительно рявкнул он. – Неси одежду мужчине!
Диляра появилась буквально через пару секунд. Стопку отстиранной, высушенной и заштопанной одежды она подала на вытянутых руках, склонившись и пряча глаза.
«Еще бы на колени встала!» Чувство неловкости превысило все возможные пределы.
– Ты это… выйди, – прикрывая грубостью смущение буркнул Тимша. – Я одеваться буду.
Девушка запунцовела, краска сползла на точеную шейку, затем на розовеющие сквозь ажурную ткань плечи…
– Иди, иди! – поддержал Тимшу Нияз. – Не до тебя парню.
Девушка исчезла так же бесшумно, как и возникла.
«Не до тебя… Скажет тоже!» Глаза, независимо от разума, провожали небесное видение. Даже сквозь занавес посмотреть пробовали… «Все… ушла…»
Тимша недоуменно посмотрел на забытую одежду.
«Ах да… мое барахло…»
Под обвивавшим чресла полотенцем, к несказанному тимшиному облегчению, отыскались трусы. «Ну, хоть голым задом не сверкал», – хмыкнул Шабанов, одеваясь.
Нияз, тем временем, подошел к забытому кофейнику, поднес к губам чашку.
– Савсэм кофе остыл, – сообщил он. – Скажу Диляре, другой заваривать нада.
«Еще и кофе!» Шабанов представил, как усядется рядом с Дилярой… кровь моментально взбурлила.
«Да что это со мной? – расстроенно подумал он. – Словно девки живой никогда не видывал». Перед внутренним взором стремительно пронеслись образы умбских девиц, жестковато-холодная улыбка Лары, наивно распахнутые глаза Оли… «Таких не видывал… – честно признал Тимша. – О таких песни поют, из-за них царства рушат! Й-эх! Лучше бы и не встречал – не по Сеньке шапка… и неча душу травить!»
– Не хочу я кофе, – ответил он готовому позвать дочь Ниязу. – Ждут меня, опаздываю уж.
– Нет, так нет, – согласился Нияз. – Другой раз пить будем. С коньяком. Знаешь, какой у меня коньяк есть? Настоящий «Юбилейный»! Брат в гости приезжал – бочонок привез.
«Это что, шутка?» Тимша подозрительно глянул на Нияза – смуглая физиономия светилась неподдельным энтузиазмом.
– Видно будет… – неопределенно пробормотал Шабанов. Ты вроде подвезти обещал? Я ведь и на автобусе могу…
– Э-э, автобус-мавтобус! – Нияз похоже обиделся. – Какой-такой автобус? Хочешь ехать? Поехали!
Город за стеклами салона жил, будто ничего не произошло – деловито сновали прохожие, гудели моторами лезущие в крутой подъем троллейбусы… кучковались в подворотнях наркоманы, лихо «зажигали» детишки нуворишей, бесчинствовали отморозки.
– Слушай, Нияз, – решился задать Шабанов давно мучавший его вопрос. – Ты не обижайся, я не обидеть, понять хочу: почему ты меня домой повез? Я ж тебе не брат, не сват, не земляк. Другой на твоем месте и ждать не стал: рванул бы, только и видели!
Южанин с ответом не спешил. Лишь пальцы вминались в кожаную оплетку руля, да сощурились, как от встречного ветра, глаза.
– Я по-твоему савсэм нэ мужчина, да? – сквозь зубы прошипел Нияз наконец. – Ты мне как тогда сказал? «Ты здесь сиди, русский с русскими говорить будет». Я сидел, разговор ждал, а ты за мэня убивать стал. Хорошо убивал – быстро, я выйти нэ успел, все кончилось.
Нияз замолк, снова переживая недавние события. Стрелка спидометра медленно ползла к восьмидесяти.
– Уехать?.. Как уехать? – продолжил Нияз горячась. – Уехал, и не человек я тогда – шакал! Как женам в глаза смотреть? Дочери?
Взвыл мотор, «жигуленок» втиснулся в левый ряд. Серебристый «мерседес» испуганно шарахнулся в сторону, сидевшая за рулем дама что-то неслышно прокричала. Холеное лицо исказила злобная гримаса. Вслед Ниязу возмущенно мигнули фары.
– Ты за меня кровь лил, побратимом стал… – сказал Нияз тихо. – Отныне и до смерти.
«Эвон как…» Тимша вспомнил, куда они едут, почувствовал себя неуютно. Словно ему душу открыли, а он… грязными сапогами…
– Я ведь к скинхедам еду, – буркнул он. – Мы твоих земляков гоняем.
Нияз безразлично пожал плечами.
– Я испугаться должен? – желчно спросил он. – Правильно гоняете. Разве, в Россию одни честные ехали? Половина – жулье и воры. Их в Азербайджане гоняли – они здесь спрятались. А что и честным достается – сами виноваты, зачэм дерьмо рядом с собой терпим?
Шабанов оторопело воззрился на собеседника – всерьез говорит, или побратима новоявленного обидеть не хочет? Нияз не отрывал взгляда от дороги, на лице ни единой эмоции.
«А Игорю все равно – сутенерчик Ашот или тралмейстер Нияз. Нерусь? Мочить! … И Лариса такая же…» Последняя мысль царапнула, словно ржавым напильником по стеклу. Тимша поежился.
– Замерз, э? – тут же встрепенулся Нияз. – Сейчас, оборотов печке добавлю, согреешся.
Рука двинула рычажок на панели.
– Много крови вытекло, патаму мерзнешь, – пояснил Нияз. – Так всэгда бывает.
Шабанов непроизвольно пощупал распоротый бандитским ножом бок. Рану противно дергало, словно под кожей завелись черви и теперь дружно буравили норки.
– Я тебэ анэстэтик вколол, – невозмутимо бросил Нияз. – Сильно болеть не будэт.
Позади остался кинотеатр «Мурманск», автомобиль свернул налево, углубился в лабиринт девятиэтажек. Тимша автоматически подсказывал, куда сворачивать, мысли же занимало другое:
«Тех ли вообще лупцуем? Не басурмане по тротуару за людьми гонялись, и не они водителей на дороге «стригут»… хотя нерусей в криминале тоже более чем… Надо бы по-другому агнцев от козлищ отделять…»
– Здесь останови, дальше я пешком, – опомнился он, когда машина едва не проехала мимо знакомого дома.
Нияз подрулил к обочине, заглушил мотор. Молча. Шабанов тоже не знал, что нужно сказать – предлагать деньги казалось глупым, поблагодарить и уйти? Как же тогда побратимство? Вот же незадача… С другой стороны, а оно ему надо? Нияз-то вдвое старше, какой из него брат? И вообще, что это такое южное побратимство?
– Диляра через две недели замуж выходит, – неожиданно улыбнувшись сказал Нияз. – Без побратима какая свадьба? Обязательно тебя ждать буду. Самый почетный гость! Восемнадцатого числа в три часа дня роспись. Не придешь – свадьбу отменю, так и знай! Ты же не хочешь, чтобы Диляра плакала?
Успевшая намерзнуть в душе льдина мгновенно растаяла.
– Не хочу, – искренне ответил Шабанов. – Гурии плакать не должны. Никогда!
Ниязи протянул руку, широкая мозолистая ладонь еще помнила басовое гудение натянутых траловых тросов.
– И не только на свадьбу, – добавил он. – Заходи, когда хочешь: мой дом – твой дом!
Тимша внимательно посмотрел на открыто улыбающегося Нияза – сияет давешним кофейником. В следующий миг Тимша почувствовал, как неудержимо раздвигаются в улыбке его собственные губы. Словно и впрямь нашелся давно потерянный брат.
– Я приду. Обязательно приду! – пообещал он.
Давно захлопнулась автомобильная дверца, габаритные огни «пятерки» затерялись в сонме собратьев, а Тимша все стоял у обочины, поражаясь странности жизненных поворотов.
Ветер, как дворовый щен тряпку, приволок снежный заряд. Противоположный тротуар скрылся за густой мутной пеленой. Свет автомобильных фар бесследно растворялся в непроглядной мгле. Машины буксовали, надрывно ревели моторы, издалека донесся грубый хлопок столкновения… Тьма и сумятица…
«Точь в точь, как в моей башке… – иронично усмехнулся Тимша. Холодная четкость решений осталась у колес бандитского джипа. – Казалось, все беды от чужаков. Уйдут басурмане благодать настанет. Теперь думаешь, настанет ли?»
Череда автомобильных огней на миг иссякла. Тимша метнулся через дорогу. В спину скандально рявкнул клаксон. Шабанов не услышал.
«Кого теперь виноватить? Из кого душу вынимать?»
Узкий полузанесенный снегом проход меж домами, с трудом угадываемая тропинка… Знакомый подъезд неохотно проявился в снежной круговерти. Словно одолжение сделал. Притянутая тугой пружиной дверь сердито грюкнула за спиной, отрезав разбушевавшуюся природу. Батареи старательно гнали тепло, тусклая сороковаттная лампочка освещала пошарпанные стены, неистребимо воняло мочой и протухшими отбросами.
Тимша обстучал налипший на ботинки снег, неуверенно посмотрел на дверь лифта – куда спешить? Обдумать надо, что Игорю сказать, как убедить… Он развернулся к лестнице, под ноги с готовностью сунулись щербатые ступени.
«Не в басурманах дело… и даже не в ухарях обнаглевших. Ухари во все времена были, да с ними справлялись – кого в «холодную» иль под батоги – ума вложить. Самых буйных – на дальние рубежи, пусть татям удаль выказывают!»
Шабанов остановился на площадке между вторым и третьим этажами, оперся на узкий новостроечный подоконник. Нестерпимо потянуло закурить – серегино наследство…
Неожиданно вспомнилась обосновавшаяся в Кузомени семья Верманнов – глава откуда-то из неметчины, жена его наполовину русская, наполовину татарка, а сын, с которым на пару в зуйках ходил, со звериной лютью в драку бросался, если за волосы черные да глаза раскосые басурманином звали. Опять же карелы – те в русские не стремились, а каянь да шведов били наравне с поморами. Если не круче. Веками с русскими бок о бок! В Кеми и вовсе: не сразу и поймешь, к кому в гости попал – одинаково, как своего, приветят. Про лопарей и речи нет – сплошная родня!
«Не в нации дело… не в цвете глаз да форме носа…» Шабанов отолкнулся от подоконника, побрел дальше.
«С Игорем потолковать… Должен понять, что не так и не с теми воюем. Враг тот, кто под себя гребет, а об людей ноги вытереть норовит. Какого бы роду ни был – да хоть самый что ни есть русопятый!»
Запала хватило на пару этажей. Тимша скривился, как от зубной боли. В голове ехидно звучал возможный ответ скинхеда: «Как одних от других отделять будешь? Черепушки вскрывать и внутрь заглядывать? Или по-ментовски дела заводить? Проверки устраивать?»
Шабанов остановился. «Куда лезу? – кольнула болезненная мысль. – Умней меня люди голову ломали, как Русь обустроить. И что? Ни хрена! А я походя разобраться решил?»
Этажом выше хлопнула дверь, на площадку вышел лысоватый дородный мужик, колючий взгляд уперся в застывшего у перил Тимшу.
– Ищешь кого? – с деланой ленцой спросил детина.
Мощная, как у молотобойца, рука тряхнула спрятавшуюся в чугунном кулаке пачку сигарет, со щелчком вспыхнул огонек. Мужик окутался облаком табачного дыма.
«Умную мысль ищу!» – подумал Тимша, вслух же сказал иное:
– Закурить бы…
Мужик хмыкнул, выбил из пачки еще одну сигарету, в тимшину ладонь ткнулась простенькая одноразовая зажигалка.
Тимша прикурил, вернув зажигалку пошел дальше. Мужик смотрел вслед. Интерес во взгляде быстро затухал – на бомжа или вора парень не походил, а остальное жильца не волновало. Хочется человеку пешком идти – его дело.
До квартиры Игоря осталось три пролета. Шабанов снова остановился, с губ сорвалось тихое ругательство.
«Дернул же черт Нияза на пути встретиться! Вся душа из-за него наперекосяк!»
Тимша недоуменно уставился на зажатую меж пальцев сигарету, затянулся. Горло перехватило спазмом, Шабанов зашелся сухим лающим кашлем. «И чего Сергей в табаке нашел?»
Окурок, разбрасывая искры, полетел в угол.
«Как отличать своих от чужих? По какому признаку? Что в русских русского? В чем она, русскость?»
Так и не найдя ответа, он преодолел оставшиеся ступени, за сейфово-тяжелой металлической дверью раскатилась пронзительная трель звонка.
– Не знаешь, где правда? – усмехнулся Игорь. – А еще помором себя зовешь!
Предводитель, или – на сленге скинов – «старшак», вольно раскинулся в глубоком кресле-ракушке. Куртка «бомбер» казалась навечно приросла к широкоплечему торсу.
– Все просто – есть земля, нам от предков доставшаяся, и есть мы, которые на ней живем, – Игорь выпрямился, изначально жесткий голос зазвенел оружейной сталью, яростный удар кулака заставил вздрогнуть стол. – Всех прочих – за рубеж или на фонарь! Ну, разве что чернорабочих пускать: нужники чистить, землю копать… да стерилизовать, чтоб не плодились, и в гетто, под строгий надзор. Остальных… – Игорь приподнялся, пылающий фанатизмом взор ожег Тимшу. – Остальных к едрене фене!
Воцарилась тишина – неловкая, из тех, про кои говорят: «мент родился». Тимша переступил с ноги на ногу, словно провинившийся школяр перед строгим учителем. Настроение, и без того не радужное, испортилось окончательно.
«Хоть бы Лариса вышла… – тоскливо подумал он, прислушиваясь к негромкому звяканью посуды на кухне. – А то мы с Игорем словно на разных языках говорим…»
Тимша набычился, сердито зыркнул на старшака.
«Ну давай, добивай помора неумытого. Растолкуй, в чем она, правда нынешняя!»
– Мне тут книженция попалась, – непрошено подал голос длинный и худой до невозможности скин с намертво приклеенной кличкой Дохлый. – Про трех крутых из леса. Так там один колдун говорит, мол, у всех наций названия существительные, тока у русских прилагательное. Облажали нас чурки с жидами, пасти им рвать надо!
– Оно конечно… – задумчиво отозвался Тимша, – бывает, ты гостя чин-чином встретишь, а он – в скатерть высморкаться норовит, да хозяйке под юбку залезть… так не все ж такие!
Он хотел, слегка осовременив, пересказать историю Верманнов, однако Игорь его перебил.
– Прикажешь у чурок в мозгах ковыряться: где наш, где нет определять? – почти слово в слово повторил тимшины мысли старшак. – Пусть все вместе убираются. А которые вроде бы за нас… будут «пятой колонной» во временно отделившихся землях. С паршивой овцы хоть шерсти клок!
«Как думал, так и вышло. Ни хрена понимать не хотят. Все свое талдычат!»
– Не тот враг, – упрямо заявил Тимша, – кто на нас обликом непохож, а тот, что со своим уставом в наш монастырь лезет. По-другому судить надо. Наркоту толкает? В глотку ему товар запихать – пусть давится. К малолеткам пристает? Болт с корнем выдрать. Никакой жалости! А если работает, пусть даже овощами—фруктами по божеской цене торгует – защищать, как своего!»
– Ага, – ехидно заметил все тот же Дохлый, – ты их защищать будешь, а они синагоги с мечетями строить, да русских в кабалу загонять. Кто у нас олигархи? Чурбаны да жидовня пархатая! Работать они тебе станут… Как же, держи карман шире! Не успеешь опомниться, как русским на русской земле места не найдется! Все поганые скупят, да ублюдками своими заселят! Не-е-ет! Бить, пока на карачках к чертям собачьим не уползут!
На пороге кухни появилась Лариса. Тимша удивленно отметил непривычные для амазонки шлепанцы на босу ногу, потрепанные джинсы, припудренный мукой фартук и простенькую рубашку с закатанными выше локтей рукавами. Из-за спины девушки в комнату хлынул запах пирогов. Насмешливый взор скользнул по разгоряченным парням.
– Чего разорались? – по-хозяйски прикрикнула девица. Ну-ка, трое за мной, самовар тащить. И пироги!
Спор моментально забылся, желающих помочь нашлось куда больше, чем требовалось, Тимша не успел и с места подняться. За столом остались он да Игорь. Старшак остро поглядывал на Шабанова.
– Может, ты не в ту команду попал? – небрежно поинтересовался он. – Может, тебе к редскинам прибиться?
Спрятанный в вопросе подвох чувствовался за версту, однако Тимша не испугался.
– Не знаю, – пожал плечами он. – А редскины, это кто?
Игорь нехорошо усмехнулся.
– Тоже, вроде тебя… любители чернозадых. Коммунисты, мать их за ногу!
Тимша набычился, лежащая на столе ладонь сжалась в кулак, в горле чуть слышно клокотнул сдавленный рык.
– Ты матерей не поминай. Чьи бы не были.
– Да? – не менее яростно переспросил Игорь. – Пускай они всякую погань рожают? Хочешь новость? Сегодня троих наших братьев из РНЕ чурбан-таксист едва не насмерть забил! Монтировкой! Твой, между прочим, подзащитный – как же, настоящий пролетарий! «Куда изволите?» С ним тоже цацкаться? Да мы завтра всю ихнюю шарашку разнесем! До последней задрипанной тачки! Пешком, суки, в Чуркестан побегут! Если выживут!
– Постой, постой! – прервал его Тимша, холодея от предчувствия беды. – Где, говоришь, было?
– Здесь недалеко… – раздраженно отмахнулся Игорь. – Неважно это, сам факт важен.
В груди что-то оборвалось, хлестнув острой болью. Тимша прикусил губу, чтобы не застонать. «Прав Нияз, не зря говорил – за мои грехи убивать его будут. – тоскливо подумал он. – Что ж делать-то? Что делать?»
В комнату, держа за ручки двухведерный электрический самовар, протиснулась пара скинов, еще трое несли подносы с пирогами, замыкала процессию сурово бдящая за рабами-носильщиками царица кухни. Запах пирогов наполнил комнату. Кто-то громко сглотнул слюну. Игорь кулинарное чудо попросту не заметил, взгляд скина безотрывно следил за Шабановым.
– Пошли в прихожую, – обреченно предложил Тимша, – неча людям аппетит портить…
По лицу Игоря скользнула тень недоумения, но, уже в следующую секунду, он кивнул, двинулся следом за Тимшей.
– Давай, выкладывай, – нетерпеливо бросил он, едва закрывшаяся дверь отрезала оживленный шум набросившихся на пироги скинов. – Что за новость, которую при всех сказать нельзя? Чурка этот у тебя в дружках ходит?
Последнюю фразу Игорь произнес с усмешкой, не ведая, что случайно попал в цель. Тимша побледнел, в голове заезженным винилом крутилось: «Вот и все, вот и все…»
Он едва не замычал от натуги, разрывая заколдованный круг. Наконец мысли вырвались из наезженной колеи… чтобы принести смятение.
«Соврать – шкуру спасти… а зачем потом такая шкура? Жить и знать, что по твоей милости невинного убили? Правду сказать? Небось, и ноги унести не дадут. Куда ни кинь – всюду клин…»
Пауза растянулась на полминуты. Усмешка на лице Игоря понемногу начала сменяться хищным оскалом.
– Неужто угадал? – жарко выдохнул он. – Знаешь поганца? И адрес тоже? Так говори, мы его прямо сейчас навестим. Тепленького возьмем!
«Теперь уж точно все!» – подумал Шабанов, но, как ни странно, мысль принесла спокойствие. Словно перед последним в жизни боем.
– Знаю, – обыденно сообщил Тимша. – И адрес знаю, и как зовут его… да тебе-то зачем? Не он твоих братьев уму-разуму учил… или не братьев – «братков»? Ты уж разберись, кто нужнее – басурманин или убивец?
На Игоря было страшно смотреть, казалось еще мгновение, и он лопнет от бурлящего в жилах бешенства.
– Ты мне, дружок, загадки не загадывай, – прошипел он. – У меня нынче настроение не то! Говори, что знаешь, пока я ребятам не приказал из тебя дерьмо повытрясти!
Угроза подействовала… но вовсе не так, как рассчитывал скинхед.
«На испуг взять хочет… – мрачно усмехнулся Тимша. Зря…»
Сомнения исчезли, вернулось спокойствие.
– За чужие спины прячешься? Самому что, слабо?
Старшак жутко, как восставший из гроба мертвец, заскрипел зубами, на висках бугристо вздулись синюшные вены.
– Еще чего ляпнешь… я тебя голыми руками на тряпочки порву! – прохрипел Игорь.
В глазах старшака полыхнула молния, Тимша мельком удивился, что по—прежнему жив и даже не обгорел. Поверх спокойствия плеснуло боевой удалью.
– Не водила твоих братков калечил, – сообщил Тимша. – Он в машине тише воды, ниже травы сидел. Так уж вышло, что пассажир ему попался торопыга, не стерпел задержки…
Тимша нарочито умолк, предводитель скинов рванул душивший ворот рубахи, брызнули пуговицы.
– Не тяни кота за… хвост! – прохрипел Игорь.
– Да я их ухайдокал, я! – с жесткой усмешкой закончил Тимша. – Уж больно к Ларисе спешил.
Повисла тяжелая, как топор палача, пауза. Игорь задыхался, широко раскрытый рот жадно хватал воздух.
– Врешь! – наконец прохрипел скинхед. – Чурбана покрываешь! Все равно я до правды дороюсь!
Скрюченные бешеной судорогой пальцы царапнули по тимшиному горлу и сорвались, не в силах ухватиться. Шабанов отстранился.
– Зачем я врать буду? – почти обиженно спросил он. Сам глянь, как твой братан мне бочину полоснул.
Выпростанная из брюк рубаха задралась к горлу, показалось пропитанное кровью полотно.
Игорь ошеломленно попятился, но тут же пришел в себя.
На лицо легла холодная отлитая из прозрачного металла маска.
– Уходи, – жестяным голосом приказал он. – Одевайся и уходи. У тебя сутки форы. Ментам я тебя не сдам, но советую отыскать нору поглубже – дольше проживешь.
Нежданная отсрочка приговора, как удар в открытую дверь – Тимше показалось, что он ослышался.
– Ты меня отпускаешь? – удивленно переспросил он. – Почему?
Маска дрогнула в презрительной усмешке.
– Не хочу пачкать кровью прихожую – сестре не понравится.
Словно услышав, в дверь просунулась Лариса. На дерзком лице мелькали не успевшие погаснуть искорки веселья.
– Что за секреты? – шутливо поинтересовалась она. – Пироги стынут!
– Сергей уходит, – невозмутимо сообщил Игорь. – Ему сегодня не до пирогов.
Почувствовав неладное, Лариса оттеснила вяло сопротивлявшегося брата, вошла в прихожую.
– Какие дела могут быть важней пирогов с палтусом? – все еще игриво спросила она. – Ничего, сейчас он передумает!
Тонкие руки обвили тимшину шею, в губы впечатался сочный до головокружения поцелуй… Сердце зашлось щемящей болью расставания. Шабанову стоило немалых усилий прервать горькое блаженство.
– Извини, мне и вправду пора, – тихо сказал он. Рука нежно и невесомо коснулась ларисиных волос, словно запоминая их шелковистую гладкость, затем скользнула на плечо. Мягкий до неощутимости толчок заставил девушку отшагнуть.
Лариса вскинула голову, глаза заблестели подступившей влагой.
– Даже так… – прошептала она.
Тимша виновато отвел взгляд. Губы Ларисы дрогнули, но девушка тут же справилась с собой.
– Что ж, тебе виднее, – холодно согласилась она. – Смотри, как бы потом не пожалеть…
– Я уже жалею, – признался Тимша, натягивая мокрую от растаявшего снега куртку.
Он таки не выдержал. Рука потянулась к девушке – то ли увлечь за собой, то ли коснуться в последний раз… Лариса отшатнулась и, надменно вскинув голову, вышла из прихожей.
Клацнула магнитная защелка.
– Так даже лучше, – со вздохом сказал Тимша.
Скинхед пристально взглянул ему в глаза… и кивнул.
Тучи унесло за горизонт, по небу, затмевая жалкие огни фонарей, переливалось северное сияние. Цвета причудливых завитков сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой от бледно—зеленого до сочно-пурпурного, лениво текли сиреневые волны, выстреливали копья холодного синего пламени…
«К морозу…» – вспомнилась старинная примета. Вспомнилась и тут же забылась. Холодная красота небес не смогла завладеть вниманием – душа покрылась ледяной коркой. Прочной, как аносовский булат, и блестящей, словно полированный хрусталь.
«Вот и вжился в новый мир… ни работы, ни друзей, ни девушки… Хотел-то как лучше. Хотел грязь с земли Кольской вымести… Чтобы вспомнил народ гордость да честь поморскую. А что вышло? Бандитов калечил – враги, басурмане рыночные – враги, скинхеды с националистами скоро охоту откроют… о милиции говорить не стоит – попадись, и пожизненная каторга обеспечена. Ради чего? Кому помог? Кому добро сделал? Дурость одна… Нравится людишкам каждой скотине в ноги кланяться? И пусть бы их. Из раба человека не сделаешь. Нет, взялся ума вкладывать! Кто бы самому вложил… хотя, скоро вложат. Если сбежать не получится.»
– Чаво встал, коли семечек не берешь? Отойди, свет не засти! – скрипучий, как битое стекло, голос раздался откуда-то сбоку и снизу. Шабанов очнулся, недоуменно огляделся…
Рядом, на застеленном старой газетой ящике пузато развалился холщовый мешок с жареными семечками. Позади ящика, на складном рыбацком стульчике сидит насупленная бабка.
Подшитые кожей валенки сердито притопывают, потертая шубейка наглухо застегнута, из-под толстенного заиндевевшего платка настороженно поблескивают колючие глазки, на кончике крючковатого носа замерзла мутная капля… не бабка – Яга на зимовке.
За спиной Яги, портя сказочный антураж, сияли витрины круглосуточного магазина.
«Глянь, уже «Восход». Когда дойти успел?»
Из магазина вывалилась шумная компания – полдюжины разнокалиберных бичеватых типов семенили вслед за парой красномордых детин. Лихо сбитые на затылок шапки, хорошего кроя куртки нараспашку и видневшиеся из-под расстегнутых рубах тельняшки выдавали в детинах «тружеников морей»… а прижатые к необъятным животам ящики с водкой – недавний расчет.
«Ведомо дело: на берег сошел, долю получил – обмыть надо… и сцепиться с кем, удаль выказать – что за пьянка без драки?»
Драться попусту не хотелось. И не попусту тоже – надрался уж вдосыть. Всего и толку, что немеряно врагов нажил.
Шабанов отвернулся.
– Чего нос воротишь? – с усмешкой прогудел один из мордоворотов. – Люди с рейса пришли. Три месяца в морях, имеем право! Или мы не тралфлотовские?
«Угадал, – отрешенно подумал Тимша. – Гуляют рыбаки. И пусть себе гуляют. А я дальше пойду. Нечего людям праздник кислой рожей портить…»
Тимша пожал плечами, подался в сторону. Рыбак поставил ящик на снег, озабоченно нахмурился.
– Че он понимает! – тут же угодливо заметил один из прихлебателей. – Салага еще!
– Цыть! – обрезал его рыбак. – Не твово ума дело.
– Погодь, парень, у тебя не случилось ли чего? – обратился он уже к Тимше. – Видал я такие выражения на мордах… дерьмовые выражения. Может, помочь надо?
– Все нормально, мужики, – отозвался Тимша. Пришлось вновь остановиться, попробовать улыбнуться. – Мелочи жизни замучили, неча вам головы забивать. И вообще, – он кивнул на ящик с водкой, – у вас без того дел невпроворот.
– Ты, парень, не смотри, что Санька выпивши, – вступился за друга второй моряк. – Саньку полгорода знает, лучшего моториста ни на одном флоте нет! Ты о деле говори. Или пошли с нами – пропустишь стакашку, язык-то и развяжется… Тебе лет-то сколь? Имеешь право родимую потреблять?
«А что? Надоело все. Нажраться до поросячьего визга авось на душе полегче станет.» Тимша, которому до восемнадцати не хватало полутора месяцев, нахально кивнул.
– Добро, – удовлетворенно кивнул названный Александром, вновь подхватывая на миг оставленную без присмотру водку. Вон, тачки у остановки стоят, щас поеде…
Моряк оборвал себя на полуслове, багровея уставился за спину Тимши.
«Ну что там еще?» – тоскливо подумал Шабанов. Поворачиваться не хотелось, ибо повернуться – наверняка встрять в очередную неприятность.
– Ну-ка, ты, подержи выпивку! – рыкнул Александр. Ящик перекочевал в руки одного из прихлебателей. – У меня тут дельце одно появилось!
