Текст книги "Ныне и присно"
Автор книги: Константин Мартынов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
Заплывший глаз Шабанова неожиданно остро уставился на Веньку. Тот встрепенулся, на миг став похожим на прежнего Леушина. Тимша замялся – ввергать парня в очередные неприятности не хотелось… но приходилось.
– Вот что, друг мой Венька… ты железяку, что под пол в гараже прятали помнишь?
Венька недоуменно нахмурился, но тут же сообразил:
– Это ты про пистолет?
– Про него, про него… в общем… сожгли гараж-то. Думаю, Кабан и Гариком и сожгли. А железяка могла и уцелеть. Надо бы за ней сходить – прав ты был, топором от этих скотов не отмашешься… принесешь?
Венька, ошарашенный новостью, сначала даже не понял, чего от него хотят… губы вздрогнули, повлажнели глаза…
– Как дальше-то? – жалобно спросил он. – И зачем теперь…
– Пистоль принесешь? – безжалостно перебил Тимша.
Венька уже было собрался отказаться от глупого и опасного предприятия… но встретил тимшин взгляд. Жесткий, совсем не юношеский. Тимша ждал ответа.
И Венька кивнул.
Глава 5
«Еще недавно я был безумен… и свободен. От напрасных надежд, тоски, отчаяния… от всего!
И прекрасно себя чувствовал. Изумительно чувствовал! Волшебство темноты… ни переполненных горечью воспоминаний, ни страха перед будущим… Лишь окутанное черным бархатом Ничто. Навечно!
У-у, предок! Кто его просил?! Залез в мою шкуру? И сиди, не рыпайся! Нет, приперся, разбередил душу… Мать избили…»
Материнское лицо… с младенчества знакомый образ плывет, словно отраженный в струящейся воде. Сквозь текучий лик временами проглядывают черты оставшейся в Умбе Агафьи… Как она там? Спаслась ли?
«Хреново быть живым – бандиты, Весайнен…»
Заросшая густой шерстью харя непрошено возникает из небытия: шапка волос под черным с серебряной окантовкой шлемом, клочкастые брови, глубоко посаженные злобные глаза, мясистый угреватый нос, скребущая по доспеху борода…
«Ублюдок! И в смерти не забыть!»
Что мертв, Шабанов не сомневается – мягкая чернота просто не может принадлежать миру живых… Ничто кажется чудесным подарком богов… Казалось – пока не появился Тимша.
«Кто его пустил? Зачем? И здесь нет покоя!»
Сергей бросает себя в полет. Бьющий в лицо ветер понемногу выстуживает гнев…
«Ветер? Что ж, пусть будет…»
Ничто прилежно исполняет любые прихоти. Даже невысказанные. Разве что есть – пить не предлагает – зачем мертвецу еда? Или сон?
«Заказать что-ли верстовые столбы? Или звезды над головой?» Улыбка кривит губы. «Что ж, давай закажем…»
Его несет сквозь Ничто. Ветер немилосердно треплет отросшие волосы. Сергей терпеливо ждет, и звезда зажигается…
Одна. Прямо по курсу. Слух ловит высокий – на грани слышимости – вой. Звезда поет.
Как голодная волчица.
Ветер на миг стихает, затем становится попутным, и настойчиво подталкивает навстречу звезде.
«Что за напасть? Я этого не просил!»
Сергей пытается отменить заказ… свернуть в сторону… затормозить… Тщетно – звезда тянет к себе.
Звездный плач усиливается, проламывает стену ветра… Ослепительная точка обретает размер, растет… Вой превращается в ураганный рев…
«Мальстрем в Ничто?» Ироничный смешок умирает, не успев родиться. Понимание наполняет ужасом – впереди ждет то, от чего так старательно бежал…
Впереди ждет Реальность.
* * *
Боль возвращается, чтобы по-хозяйски обосноваться во вновь обретенном теле. Изголодавшись за прошедшие дни торопливо наверстывает упущенное. Игольчато-острые зубы впиваются в живот, крючковатые когти раздирают спину, адское пламя жжет руки…
Сергей не выдерживает и стонет. Рядом слышен шорох, тихо звучит встревоженный девичий голос, на раскаленный лоб ложится прохладная смоченная водой тряпица…
Пить хочется невыносимо, а драгоценные капли впустую стекают по вискам… Надо попросить… если получится разлепить намертво спекшиеся губы.
– Пи-ить!
И снова звучат голоса – девичий озабоченно спрашивает, по-стариковски надтреснутый коротко отвечает… Губ касается шершавый край глиняной посудины, тоненькой струйкой льется вода. Сергей глотает. Жадно, не обращая внимания на царапающий горло кадык.
«Еще! Еще!!! Убрали…»
Сергей обиженно всхлипывает и засыпает.
Боль отступила, очнулся разум. Настороженный, как почуявший охотников лис. Разум анализировал поступающие сигналы, но команду открыть глаза не давал: не хотел себя обнаруживать.
Темно, душно, горький дым щекочет горло… тело обернуто чем-то мягким и немного колючим… оленья шкура! С головой укрыли? Тогда понятно, отчего темно и душно.
Надо бы проверить… Сергей шевельнулся – опасливо, чуть заметно. Шевельнулся и замер…
Нет, лицо не укрыто. Значит, либо ночь – тогда откуда духота? – либо кто-то затащил… в нору.
Сергей вообразил стаю умыкнувших пленника мышей… хихикнуть сил не хватило.
«Стоп, – тут же одернул он себя. – Время безумия прошло, пора мыслить трезво.»
Глаза приоткрылись – чуть-чуть, крохотной щелочкой… Сумрак… в двух шагах, обложенный закопченными камнями, примитивный очаг, горка рдеющих углей внутри, над углями пляшут синеватые язычки… позади очага сонно клюет носом щуплый бородатый мужичок в серой домотканой рубахе с красным воротником-стойкой и красной же узорчатой полосой по груди… наверху, над очагом светлеет дымовое отверстие… значит, все-таки день… Вспомнились девичий голос, заботливые руки… неужели пригрезилось? Осмотреться бы.
На зорко бдящего стража мужичок не походил абсолютно… Сергей приподнял голову.
Низенькая – в три венца – бревенчатая стена, от нее вверх – пирамидальная крыша. Частокол тонких жердей покрыт дерниной, между жердями свисают тонкие корешки. В одну из граней пирамиды врезана кособокая дверь. Под дверью – широкая земляная ступенька… Лопарская вежа.[26]26
Вежа – лопарское жилище. Строится в местах постоянного обитания. Углубление в земле надстраивается двумя-тремя венцами, сверху ставится пирамидальный крытый дерном или корой шалаш. В одну из стен шалаша врезается дверь.
[Закрыть]
Жилище, по определению скудное, все же несло отпечаток заботливой руки – аккуратно застеленный свежим лапником земляной пол, множество шкур и подушек, на растянутых над головой бечевках сушится нехитрый скарб – шерстяные чулки и рубахи, пимы, сшитые заодно с носками меховые штаны – яры, напротив входа единственная роскошь – затейливо расписанный сундук… Значит была девушка, не почудилось…
Сергей хотел приподняться… в ладонь стегнуло жуткой огненной болью. Не сдержав стона, он рухнул на шкуры.
– Зачем вставал? Лежать натто! Руки лечить, спина лечить… – Мужичок проснулся и осуждающе смотрел на Серегу. Моя десять олень давал! Рука пропадет, обидно будет – зачем давал? Плохой работник купил, совсем пустой человек купил!
Лопарь подбросил в очаг сухих веток, подул на угли, над вспыхнувшим огнем привычно угнездился котелок. По веже поплыли запахи трав. Языки пламени осветили морщинистое стариковское лицо, обрамленное пегими сальными волосами. Водянисто – голубые глаза посверкивали из – под клочковатых бровей, шею прикрывала жидкая седая бороденка.
– Верефка сняли – руки совсем мертвый был, – доверительно сообщил лопарь.
– Я трава собирал, руки лечил. Хороший трава, отец ей лечил, дед…
Сергей впервые глянул на собственные руки. Кисти прятались под толстым слоем намотанных тряпок. Из-под тряпиц торчали стебли распаренной травы. «Обидно ему будет… Работничка прикупил… десять оленей отдал… Не переплатил? И с чего бы Пекка убийцу воина продал? Что-то здесь не то.»
– Зачем тебе работник? – угрюмо спросил Шабанов. – Со стадом управляться некому?
Лопарь молча сунул пальцы в котел – проверил температуру. Сергей ждал.
– Матул не стадчик, – хмыкнул дед. – Нет стада у Матул, половину олень за тебя оттал…
Отвар согрелся. Лопарь снял котел с огня, кряхтя подтащил к Сереге.
– Саттись, Матул руки лечить будет…
Лечить? Шабанов прислушался к организму… и хмыкнул боль на время уступила место физиологии.
– Мне бы отлить сперва… – сознался он. – Терпежу нет.
– Чето делать натто? – недоуменно поднял реденькие почти прозрачные брови лопарь.
Шабанов смутился, и это его разозлило.
– В сортир мне надо, понимаешь? Нет? Правильно, откуда тебе… Как объяснить-то? Воды много пил, теперь наружу просится! Понимаешь?!
– А-а-а! – дед закивал и указал рукой на покрывавшую бедра шкуру. – Телай, я тебе кису наттел.
– Чего?! – Сергей заглянул под шкуру – гениталии обхватывал кожаный мешок.
«Ну изобретатель, мать его!» Смешок отозвался болью по всему телу. Сергей закашлялся.
Лопарь вновь окунул пальцы в отвар, одобрительно прищелкнул языком.
– Будем рука лечить, – заметил он, принимаясь за перевязку.
Скрытое под тряпицами вызывало тошноту. Черная вздувшаяся кожа полопалась, в разрывы безобразными буграми выпирало мясо. Ногти слезли, из ран сочился гной…
Кошмарное предположение заставило похолодеть. Взгляд торопливо пробежал по запястьям, поднялся к локтям… Никакой гангренозной красноты. Крутая травка у деда.
– Хорошо, отнако, – подтвердил Матул. Заскорузлый палец потыкал в торчавшую из ран ало-коричневую мякоть. – Скоро совсем заживать будет.
Лопарь достал из котла свежую порцию травы, аккуратно примотал к кистям. Вверх по рукам потекло приятное, изгоняющее боль тепло. В губы ткнулась невесть откуда появившаяся глиняная плошка.
– Пей, отнако. Очень хороший трава, любой боль гонит. «Ладно, лопарю виднее… без него бы наверняка уже помер!» Шабанов стоически выхлебал содержимое плошки – настой горчил неимоверно. «Что за гадость?» – хотел спросить Сергей, но не спросил. Почему-то неодолимо потянуло в сон…
– Спи, отнако, – посоветовал лопарь. – Тепе спать мноко натто!
Сколько раз он просыпался, чтобы съесть кусочек вареной оленины и увидеть, как лопарь меняет повязки, Сергей не знал. Сопровождавшие процесс длинные стариковские монологи скользили мимо сознания. Память сохранила две беседы.
– Слушай, дед! – Сергей решительно отодвинул поднесенную ко рту плошку с отваром. – Хватит меня наркотой потчевать. Знаешь, что бывает, когда долго такие вещи жрешь?
– Знай, – согласился Матул. – Плоко бывает. Друкой не знай – как без трава тепя живым телать? Скажи?
Сергей насупился, но промолчал. Что тут скажешь?
– Не бойся! – успокоил Матул. – Трава убрать – пять ден весь тело боли, потом еще три ден живот боли, потом опять здоров. Так всекта пыло. Потерпишь.
Хорошо ему говорить – не сам отраву пьет, в него вливает. Ведомая лопарской рукой плошка снова сунулась в губы. Сергей выпил.
Второе событие вспоминалось с куда большим удовольствием: старый лопарь куда-то делся, а место у постели заняла… Вылле.
Сперва Шабанов не узнал спасенную от медведя девчонку – в памяти сохранилось нечто писклявое и курносое, сорвавшее побег. Девушка напомнила сама.
– Ты, наверное, очень сильный. Медведя поборол! Я думала, съест меня медведь!
Вылле кокетливо стрельнула глазками. В тонких пальчиках, нарезая вареную оленину, сноровисто мелькал узкий саамский нож. Вылле сидела, поджав ноги, пристроенная на укрытых подолом коленях миска стремительно наполнялась серегиным обедом. У Шабанова появилось время разглядеть девчушку получше – чуть волнистые темно-русые волосы до плеч, огромные глазищи в обрамлении пушистых ресниц, вздернутый носик, пухленькие с ямочками щечки, полные, яркие, словно в брусничном соку, губы…
«А ничего подруга. С такой и по Мурманску пройтись не стыдно!» – мелькнула игривая мысль.
Голосок девчушки звенел не переставая, вываливая на Серегу охапки разнообразных новостей… радовало то, что по-русски Вылле говорила куда лучше деда. Спросить же, где лопарка учила язык, Сергею не удавалось – девчушка трещала не переставая.
– Пекка совсем злой ходит, – сообщала она, не забывая пихать в серегин рот кусочки оленины. – Половину бороды от злости сгрыз! А как не злой – обоих сыновей похоронил!
Вспомнилось белое полотнище и посеченые тела на нем…
– Говорили ему, не ходи на Kantalahti… – не заметив набежавшую на лицо подопечного тень, продолжала делиться новостями Вылле. Название «Кандалакша» прозвучало по-фински протяжно. – Говорили, руссы обидятся, на Весала войной пойдут. Не слушал Пекка. «Меня король Юхан сам посылал!» – передразнила она Весайнена. – «Сказал, Кольский край совсем мертвый должен стать – ни людей, ни скота.»
– Зачем? – тоскливо спросил Шабанов. Вспомнилась сгоревшая Кемь… оставшаяся в разоренной Умбе Агафья…
Зачем шведскому королю поморов зорить? Земли мало? Не скажет Вылле – откуда знать лопарке о большой политике?
– Чтобы русский медведь в берлоге сидел, – Вылле нахмурила лобик, явно вспоминая чужие слова. – Чтоб сам в море не ходил, шведам дань платил.
– Щ-щас! – не выдержав, огрызнулся Шабанов. – А морда у вашего Юхана не треснет?
Вылле хихикнула – очевидно представила короля с треснувшей мордой, – и тут же посерьезнела.
– Много руссов пришло, самого Пекки злей! Всех резали! Мы с дедом за рекой в яме прятались.
В голоске звучала обида, мол, не она же погосты жгла! Сергей земляков не корил – кто ж в горячке боя разбирать будет, где враг, где случайный человек? Хотя, девку жаль – натерпелась поди…
– Зачем твой дед меня выкупил? – сменил он тему разговора. Вопрос, надо заметить, волновал Шабанова не на шутку. – Какую работу делать буду?
Вылле почему-то ахнула. Щечки запунцовели маковым цветом. Сергей понял, что ляпнул что-то не то, и попытался исправиться:
– Мне в принципе все равно… я отработаю…
Теперь Вылле светилась ярче огня в очаге.
– Лучше с дедом поговори! – пролепетала она и выскочила из вежы. Даже напоить сонным отваром забыла.
Шабанов растерянно посмотрел вслед.
Минутой позже скрипнула дверь, в вежу, вместе с вошедшим лопарем, заглянула промозглая осень. Сергей поежился.
– Сачем дефку обижал? – укорил Матул.
– Не хотел я! – честно признался Шабанов. – Всего и делов – спросил, зачем ты меня выкупил.
Лопарь зашелся мелким стариковским смехом.
– Все мы дурак! – сообщил он, утирая выступившие слезы. – Ты дурак – спросил, Вылле дурак – не так понимала, я польшой дурак – русса покупал, боль для голова себе покупал.
Сергей промолчал – ясно, что дед на сказанном не остановится. Так и вышло.
– Ты медведь на сепя брал, Вылле спасал – долг на мне, – пояснил лопарь. – Я так думал: русса забрать – два олень. Ты плохой, дохлый – один олень хватит. Пекка смеялся – вира плати, сказал, кровь на руссе. Матул тесять олень оттавал! Сепе за глупый слово в борода плюнул!
«Вот же старый хрен! В одного оленя оценил!»
– Ну и отказался бы, – буркнул Сергей.
– Нелься откасался! – сердито заявил Матул. – Весайнен по sisu[27]27
Sisu – изначально кодекс финского воина (нечто вроде самурайского бусидо), в дальнейшем – краеугольный камень финского менталитета. Основные категории sisu – выдержка, сила воли, решимость перед лицом трудностей, упрямство.
[Закрыть] живет. Слово назад забрал – не человек вовсе.
Что такое sisu Сергей не знал, однако догадаться труда не составляло. Самураи чухонские! Теперь ясно, что вынудило лопаря истратить половину стада на больного русса. Побоялся «лицо потерять». Да пошел он… пенек обгаженый!
– Сказал отработаю, значит отработаю.
Лопарь снова прыснул.
– Вылле не говори – девка думает, дед мужа купил.
«Мужа? Купил? – Шабанов таки сообразил, отчего сбежала девица. Лицо обожгло смущением. – А я отработать, значит, пообещал… М-да-а!
Сергей, словно прячась от конфуза, поглубже ввинтился в сшитый из оленьих шкур спальный мешок-рову.
– Пойло давай, – буркнул он уже оттуда.
Матул задумчиво почухал в затылке и отрицательно помотал головой.
– Не там. Мноко пил – через пять ден целый луна. Руки совсем живой… скоро олень отрапатывать будешь. Как Вылле обещал!
Лопарь еще раз хохотнул и вылез из вежи.
Шабанов плюнул вслед.
Ломка от лопарского пойла, в полном соответствии с пророчеством Матула, оказалась сущим адом. Единственное, что заставляло держаться – присутствие Вылле. Девчонка почти не выходила из вежи, готовая выполнить любую прихоть… Даже позорный кожаный мешок менять. Сергей не знал, куда деваться… и, уже на третий день девичьей опеки, решил, что пора выздоравливать.
– Где моя одежда? Хватит мне разлеживаться!
Лопарка растерянно всплеснула руками.
– Нет твой одежда! Пекка сжег! – от волнения акцент усилился, став похожим на дедовский. – Матул сказал, его одежда давать!
Вылле заметалась по веже. Рядом с ровой начала расти куча мехов и шерстяных тканей.
«Вроде приходилось уже лопарскую одежку носить – когда с Кавраем разговаривал… Да шаманская «мухоморовка» все из башки повышибла…»
– И как со всем этим справляться? – мрачно спросил Сергей, крутя в руках похожие на меховые колготки яры.
Вылле тихонько хихикнула, вновь порозовела. Нежный румянец и переливчатый смех в который раз превратили ее из лопарской замарашки в прелестнейшее создание. Сергей смутился. – Сначала юпа надевай… рубаха, значит… потом носки, порты, яры…
Вещи выпархивали из кучи, чтобы оказаться в серегиных руках. Сергей крутился в шкурах, стараясь не отсвечивать голой задницей… ну, что получалось, то получалось…
От возни бросило в пот, разболелась голова. Будь на месте Вылле старый лопарь, Сергей наверняка бросил бы затею, но… пришлось стиснуть зубы и одеваться.
– Теперь печок…
Печок оказался меховым полушубком. К нему прилагался пояс с висящим на ремешках ножом. Сверху на яры, для защиты от сырости, полагались тобурки – сапоги из тюленьей кожи.
– Ты меня как в зимний поход снаряжаешь! – проворчал Сергей.
– Так ведь зима и есть! – улыбнулась Вылле и помогла надеть боты – тобурки.
Зима? Последнее, что помнилось – полуоблетевший лес, жухлая, но еще зеленая трава… побег… ухмыляющийся Кафти затягивает петлю на скрещеных запястьях… затем провал… и долгие дни на лопарском пойле. Значит, зима… О-хо-хо…
Шабанов собрался с силами и шагнул из вежи.
Резкий студеный ветер едва не сбивает с ног, слезятся отвыкшие от яркого света глаза. Сергей щурится.
Пасмурно. Вершины заснеженных сопок сливаются с небом. Снега много – тропки пробиты едва не по пояс. Вон они – синеватыми строчками тянутся во всех направлениях. Где одиночные, где превращенные в дороги… по которым снуют шведы.
– Еще и это для полноты счастья… А идти надо… Чтоб им всем… – Сергей не договорил: руки напряглись, оттолкнули косяк… и он шагнул… Напрямик. По целине.
«Главное – не упасть. Вон, сосна в десятке шагов. Дойду и передохну…» Ноги дрожат, норовят подогнуться. Десять шагов, как десять верст, сосна почти не приближается. «Вперед, сукин сын. Не падать! – Сергей злится, злость придает сил. – Наверняка за тобой смотрят. Вылле, лопарь, шведы – всегда найдется кому позубоскалить. Не дай повода!»
Чешуйчатый ствол, как спасительная гавань. Прислониться, отдышаться…
– Э – э! Monker гулять пошел! От Пекка бегал, от дефка бегать стал? Старый Матул еще не убил?
Кафти? Ну почему хоть сегодня ему не оказаться где-нибудь подальше? Сергей обернулся, сосна услужливо подперла спину, ладонь машинально легла на рукоять ножа. Швед нервно дернул щекой… но тут же нагло ухмыльнулся.
– Сачем монах puukko взял? Монах бога проси: «Спасай!»
Едва ли не впервые Шабанов видел шведа без кольчуги и меча. В простой одежде, изгвазданный смолой, пропахший скипидаром Кафти ничем не напоминал жестокого воеводу – скорее уж подвыпишего плотника… Плотника? «Плохой мужик! Такой нелься долго жить!» И стремительный просверк меча…
«Чтоб тебе всю жизнь на пепелища возвращаться и гробы сколачивать!» – мысленно пожелал Шабанов, но вслух сказал:
– Нож зачем? На грибы охотиться пойду. Как без ножа?
Швед заржал, явив миру по – лошадиному крупные зубы.
– Ia! Умный monker! Пот снег грипоф мноко! И все кусайся! Нелься без puukko!
Все еще посмеиваясь, Кафти зашагал прочь – рассказывать приятелям о сбрендившем от пыток русском и даром отдавшем десяток оленей лопаре. Сергей смотрел ему вслед, пытаясь совладать с охватившей тело дрожью.
«Нервишки! – укорил он себя. – Нервишки и поганая слабость… Ничо, справлюсь… Запросто.»
Вежа приткнулась у вершины сопки, перед Сергеем развернулась панорама Весалы – заново отстроенный хутор, рассыпанные по склону дома весайненовской банды… Глаза бы не смотрели.
С трудом совладав с непослушными завязками яр, Сергей помочился. Несколько минут собирался с силами… наконец сумел отлепиться от дерева, побрел к веже. Злость на шведа помогала не упасть.
– Ничего… еще не вечер… Понял? Еще не вечер!
Впервые он увидел приютивший его кров снаружи – крохотный, нищенски убогий, особенно рядом с желтеющими свежим деревом финскими домами.
У входа стояла готовая броситься на помощь Вылле – глазищи смотрят встревоженно, нижняя губка закушена, грудь бурно вздымается… заметная такая грудь… даже сквозь меховую одежку заметная!
Сергей, стараясь не опускать взгляд ниже девичьей шеи, взялся за служившую дверной ручкой ременную петлю.
– Хреново живем, – проворчал он, ударившись лбом о низкую притолоку. – Завтра, в лес пойдем. Вместе. Елки на избу рубить буду.
Вылле расцвела – русс тупу хочет! Для них!
– Наш олешка сильные! Елка быстро—быстро таскать будет! – радостно затараторила она, забравшись в вежу следом за Серегой. – Хорошо будет!
Вылле неожиданно подалась к Сереге, ткнулась в щеку теплыми, пахнущими молоком губами. Сергей мягко и нежно коснулся выбившейся из – под круглой шапочки-самшира темно – русой прядки.
«Ох, Вылле! – мысленно вздохнул он. – Как мало тебе надо для счастья… может ее с собой взять? В Умбу! Агафье радость – невестка красивая, работящая…»
Новый поворот мысли удивил его самого – какую избу рубить топора ни разу толком не державши? Куда с собой брать? Какая Умба? Он же мурманчанин!
Однако, в голове образ за образом вспыхивали Тимшины воспоминания. И топор плотницкий вовсе не чужд, и Умба – вот она, руку протяни.
Шабанов тряхнул головой, отгоняя наваждение… но в груди, заставляя учащенно биться сердце, разлилась незнакомая горячая волна… «Да что он забыл в Мурманске? Шлюх дискотечных? Рекламу прокладок? Банды уличные? Пропади оно! Разве что мать… так у нее Тимша есть!»
Рука, как-то сама собой, перебралась с волос на девичью шею, пальцы скользнули за ворот… Вылле ахнула и отскочила.
– Нельзя! – погрозила она пальчиком. – Надо монастырь идти, попа спрашивать!
Девушка приоткрыла дверь, выглянула наружу – не идет ли кто? – затем достала из-за пазухи висящий на кожаном ремешке деревянный крестик.
– Я в Monkenfjord была! В монастырь! Поп вода на голову лил, крест давал! – она снизила голос до таинственного шепота. – Сам Трифон давал! Святой человек!
«Трифон? Это который печенгский монастырь основал? По жизни с историей нелады – то не выучил, то вляпался…»
– Ну, раз поп, тогда конечно… – скрыв разочарование, согласился он. – Попы, они такие…
Посчитав, что опасность миновала, девушка приблизилась. Крестик снова нырнул за пазуху… костяная пуговка почему-то осталась незастегнутой… Вылле потупилась и очередной раз лукаво стрельнула глазками.
«Вот же евино племя! – мысленно хмыкнул Сергей. – Во все века одно и тоже!»
Хмыкнуть-то хмыкнул, но взгляд лопарки нагрел кровь аж до кипения. Шабанов задушенно покрутил шеей, распустил шнуровку ворота. Аромат девичьего тела кружил голову сильнее матулова настоя…
Скрипнула открываясь дверь, над очагом взметнулась туча искр, унеслась в дымовое отверстие-реппень. Девица всполошенно отскочила от Шабанова. Через порожек кряхтя переступил дед Матул. На пол грузно шмякнулась шитая из тюленьей шкуры киса – большая, пузатая и перепачканная кровью.
– Дикий олень далеко ушел! – не считая нужным здороваться, пожаловался лопарь. – Пришлось зайца бить. Много бегай, однако. Мало-мало три догонял – старею.
Вылле, пряча пылавшее румянцем лицо, юркнула к брошенной лопарем кисе.
– Завтра русска елка рубить будет, тупа строить! – не утерпев, похвасталась она. – Я помогать буду!
– «Русска!» – раздраженно передразнил лопарь. – Имя забыл, а тупа строит! Глупый девка! Пойди воды принеси.
Вылле обиженно надулась, но перечить не посмела. Вскоре мужчины остались наедине.
– Зачем тупа строить? – особой радости в голосе лопаря не чувствовалось. – Вылле за себя брать хочешь?
– Мерзнуть не хочу, – покривил душой Сергей. – Холодная у тебя вежа.
Матул демонстративно стянул печок, повесил на веревку. – Хороший вежа! – упрямо возразил он. – У других лопарей хуже. Разве я стадчик – в тупе жить?
Матул замолк, сел у очага, озябшие пальцы окунулись в горячий воздух. Шабанов умостился напротив.
Прав лопарь – какая тупа, если скоро бежать придется? С Вылле, или без нее… хорошо бы напоследок Пекке «красного петуха» подпустить!
Прятать эмоций Сергей так и не научился. Лопарь заглянул в лицо, нахмурился.
– Мало на сосне висел? Еще хочешь? Русс рядом с Пеккой тупа строить будет? Х-ха! – Матул наклонился над очагом, не по-старчески крепкая ладонь вцепилась в плечо, встряхнула, словно пытаясь разбудить. – Что у финна в душа, когда о руссах говорят? Vanhanvihan – застарелая злоба. Финн со шведом ссорится, с норвегом воюет – нет vanhanvihan. Для руссов слово! Род Пекки на Колокол-река жил. Где отцы-деды Пекки? Нет его, руссы резали. Ушел Пекка с Колокол-река, сюда на Овлуй пришел. Хутор строил, род собрал – сто домов по реке. Где теперь сыны Пекки? Где род его? Нету. Снова русс приходил.
– Мало резали! – зло бросил Сергей. – Глядишь, некому терский берег зорить стало бы!
– У финнов vanhanvihan, у руссов тоже… – вздохнув, согласился лопарь. – Давно тянется, не тебе менять…
«Мы люди ма-аленькие! Да? Знай сверчок свой шесток? По одежке протягивай ножки? Слышал уже. Остохренело!»
– Дерьмо! – сердито бросил Шабанов.
Возражения – хлесткие, убедительные, чтоб даже до тупого лопаря дошли – уже просились на язык… Пронзительно-отчаянный девичий крик оборвал дискуссию.
«Вылле?» Болезненную слабость, минуту назад валившую с ног, выдуло студеным ноябрьским ветром. Шабанов, не помня себя, выметнулся из вежи. Руку увесисто оттягивал невесть когда подхваченный лопарский топорик. «Вылле!»
Крик повторился, чтобы оборваться на взлете. Тропа бросилась под ноги, понесла к прячущейся под обрывом реке…
На краю обрыва Сергей притормозил – осмотреться.
Река замерзла, лишь на стремнине остались узкие черные промоины. К одной из них тянулись цепочки следов. Взгляд скользнул вдоль тропы… в десятке метрах от него, у вмерзшего в лед валуна, пытался развязать штаны здоровенный швед. Прижатая к стылому камню девушка билась пойманной птицей, кулачки неистово колотили по обтянутым кожаной курткой плечам, рвали густые сальные космы насильника… Швед утробно хохотал…
Сергей прыгнул, распластался в воздухе…
Ветер скользнул вдоль земли, упруго толкнулся в грудь, чтобы хоть немного, но продлить мгновения полета. Почуявший опасность швед начал поворачиваться…
Поздно. Лезвие топора с хрустом проломило висок, застряло в черепе. В следующий миг плечо Сергея врезалось в конвульсивно вздрогнувшую тушу.
Шведа отбросило прочь. Разрубленная голова с деревянным стуком ударилась об лед.
– А вот и я! – пробормотал Сергей, пытаясь подняться на ноги.
– Олафа искать будут! – прошептала Вылле, с ужасом взирая на труп насильника. – Пекка тебя убьет! Нас с дедом тоже… До вечера не доживем!
Так далеко Сергей не загадывал – с десяток минут протянуть… Силы таяли вместе с уходящей яростью.
«Не отключиться бы, м-мать его!» – пронеслось в голове. – Не убьют, – прохрипел он, озираясь. – За что убивать? Выбитый из береговой осыпи булыжник подкатился к трупу.
За ним последовали еще два…
– Камень за пазухой? А три не хотите? – пробормотал Сергей, запихивая валуны под шитую с запасом – второй такой же кабан влезет! – одежду шведа.
«Та-ак… а теперь подпихнуть… до чего тяжел, сволота! Ничо, утопнешь, как миленький!» Тело с громким всплеском ушло под воду. Сергей задумчиво посмотрел на тянущийся от камня кровавый след, затем на расхристанную исцарапанную девушку… снял кушак.
– Держи!
Девушка недоуменно взялась за конец кушака, с надеждой воззрилась на Серегу. «Русс умный, сильный – знает, что делать надо!» – читалось на зареванной мордашке.
«Только бы послушалась!..»
– Лезь в воду! Быстро!
– Зачем? – пролепетала Вылле. Глаза испуганно округлились.
– Затем, что ты поскользнулась, закричала, а я услышал и спас! – торопливо пояснил Сергей.
– Боюсь! – жалобно всхлипнула девушка.
– Давай быстрей, – подтолкнул ее к промоине Шабанов. – Пока шведы не набежали!
Вылле всхлипнула еще раз, легла на живот и неуклюже сползла в реку. Ледяная вода обожгла тело. Дыхание сбилось, руки изо всех сил вцепились в спасительный кушак.
– Теперь вылезай! – прохрипел Сергей. – Без суеты!
«Злой русс! – мелькнула полная обиды мысль. – Она сейчас утонет, а он кричит, как муж на нерадивую жену… Жену?»
Сравнение пришлось как нельзя более кстати – когда тебя ждет постройка новой тупы и красивый сильный жених, тонуть не хочется ни чуточки! Вылле осторожно легла грудью на лед и позволила Шабанову себя спасти… великодушно простив исцарапанные о лед щечку и ладошки! И даже то, что этот бессовестный русс протащил ее прямо по крови убитого шведа!..
– Ha! Een monker thwar een fnask! /Ха! Монах девку купает! (древнешведск.)/
– Thu veet thet tha – samer löghar aldrigh! Hälder ryza bestaar äkke don! /Ты же знаешь – саамы никогда не моются! Даже русс вони не выдержал! (древнешведск.)/
Наглые сытые голоса прозвучали в тот момент, когда Сергей помогал девушке встать на ноги. Немного позже, чем задумывалось, но гораздо раньше, чем хотелось – лучше бы шведы увидели спасение… или не появлялись вовсе.
Двое громил остановилось на кромке обрыва, наслаждаясь нежданным представлением. Плечистые, бородатые, в кожаных истертых ныне снятыми кольчугами кафтанах, толстых шерстяных штанах и крючконосых сапогах-пьексах – отборная весайненовская гвардия. Всей и разницы – у одного борода веником, а у второго лопатой.
«Два брата – Веник да Лопата… – зло хмыкнул Сергей. Что дальше-то? Трупа нет, причина крика ясна – может уйдут?»
Что было на уме у шведов выяснить не удалось – понявшая сказанное Вылле решила постоять за себя:
– Sellaiset tomput quin te eivetpe pese pudhaks saunasken! – крикнула обиженная девица. /Таким козлам, как вы, и в сауне не отмыться!(финск.)/
В ответ с откоса донесся злобный рев.
Не утруждаясь поиском тропы, шведы спрыгнули с обрыва, по-медвежьи неуклюже выдрались из наметенного внизу сугроба. Разбойничьи хари кривились глумливыми ухмылками.
«Зря топор вместе с трупом утопил!» – пронеслось запоздалое сожаление.
Мокрый кушак оттягивал руки. Сергей машинально подпоясался… по бедру тяжело шлепнул втиснутый в кожаные ножны лопарский клинок.
«Нож! Как забыл?» Ладонь сомкнулась на резной костяной рукояти. Клинок охотно, словно ждал случая, выскользнул из ножен…
Лопата осклабился, в руке привычно, с наглой ленцой скрежетнув металлом, возник полуметровый широкий тесак.
«Хреновый бой получится – вояки тертые, сразу в стороны разошлись… Хоть бы одного завалить!» Сергей, утаптывая площадку, переступил с ноги на ногу. «Опять умирать… надоело уже…»
– Беги отсюда! – бросил он через плечо. – Им сейчас не до тебя станет… ненадолго.
Вылле замешкалась, Сергей нетерпеливо двинул локтем… девушка болезненно охнула – видимо попал в живот. Время таяло с катастрофической быстротой.
– Быстро, дурища! – рявкнул он.
