Текст книги "Жена-беглянка. Ребенок для попаданки (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Глава 21

От дома казначея я бежала с всех ног, словно за мной гнались.

Мне казалось, что вот-вот меня схватят и вытрясут душу вместе с деньгами.

Пара камней, что отдал мне казначей, жгли руки.

Ведь если меня с ними прихватят, то мало мне не покажется.

Но обошлось.

Рубины я спрятала в кошелек, к серебру.

И убрала кошель за пазуху.

Рыскающие по городу солдаты искали замарашку с корзинкой, а я была вполне себе добропорядочной горожанкой.

Немного поплутав по улицам города, я снова вышла к рынку.

И сердце мое радостно забилось.

В кармане моем брякали медяки, которые я заработала, продавая травы и те деньги, что мне дали за камень.

Ближе к сердцу лежал увесистый кошелек с серебром.

И его принесу Марте весь, целиком!

Вот она обрадуется!

А еще я планировала принести Марте съестных припасов, и кое-чего из утвари и одежды. И все это в руках не донесешь.

Во-первых, тяжело.

С тяжело груженой корзинкой я бы ковыляла до домика у ручья неделю.

Во-вторых, продукты могли б испортиться на летней жаре.

И молоко б скисло, и масло растаяло.

А в-третьих, меня все еще искали.

А значит, надо было бы замаскироваться.

У разных торговок купила я полотняных белых рубашек, подряд пять разных юбок из светлого нарядного льна, и одну синюю шерстяную.

Марте в самый раз будет. Она ведь вечно мерзнет.

У них же я прихватила и парочку теплых шалей, теплую кофту с длинными рукавами и высокий белый чепец. Полосатых чулок несколько пар взяла, да деревянных новеньких лакированных башмаков две пары. Старые-то совсем худые, того и гляди на ногах развалятся.

Да, было жарко.

Но я все равно все это на себя напялила.

Перевязалась шалями, покрепче прижав мешок с серебром к груди.

Все-таки, он был увесистый и оттягивал платье. Того и гляди вывалится.

А теперь я точно его не потеряю.

И из стройной девушки превратилась в бокастую дородную женщину.

Косы убрала под чепец.

Купленной свеклой нарисовала румянец на щеках.

У юркого мальчишки купила горсть лесных орехов и напихала за щеки.

Теперь меня б и родная мать не узнала.

В таком виде я почувствовала себя увереннее и поплыла по рынку спокойно, неспеша.

И первым же делом зашла в конные ряды.

Там присмотрела себе небольшую, но очень крепкую, добротную повозку, ладно сколоченную из хороших досок.

К ней купила и молодого упитанного осла, темно-серого, с белой звездой во лбу.

Продавец помог мне его впрячь в повозку, и я весело покатила по базару.

Пот градом катился у меня со лба.

Лицо мое с раздутыми орехами щеками было малиново-красным.

Я пыхтела и сопела, как морж.

Но когда проезжала мимо городской охраны, на меня никто и внимания не обратил.

Это ужасно развеселило меня.

Я подстегнула вожжами осла и решительно направилась к торговым рядам.

Торговаться до хрипоты мне понравилось.

Это было частью игры.

И, даю слово, я б и подралась, если нужно!

Торговки, нахваливающие свой товар, масло, сыры и молоко, охотно давали пробовать свои продукты, если ты им показывала серебряную монету.

Я выбрала головку самого желтого, самого ароматного сыра, горшок масла, и бутыль с жирным молоком.

У мельника купила мешок белой муки, самой дорогой и самой тонкой. Да еще мешок овса – осла вечером кормить надо.

У булочника взяла готовый каравай, еще горячий, с хрустящей румяной коркой.

Не удержалась, оторвала горбушку от дымящегося белого ноздреватого мякиша, выплюнула орехи и жадно съела свежий хлеб, спеша и давясь.

За всеми этими переживаниями не заметила, как проголодалась…

Добрый угольщик отгрузил мне мешок угля.

Мясник продал мне пару свежих тушек кроликов и жирную молоденькую ощипанную купочкку, завернутых в тонкий холст, и кольцо свежей свиной колбасы.

Шмат соленого с чесноком сала с тонкой шкуркой и копченый свежий сочный окорок взяла.

Мясо было розовым, сочащимся, солоноватым и мягким. А крепкая коричневая шкурка приятно пахла дымом.

В аптеке купила я частый гребешок из темного пахучего дерева да большой кусок мыла.

Хорошенько помыться после всех моих приключений не помешает.

Да и расчесаться тоже!

Взяла и я разных круп в холщовых мешочках, соли, и даже немного сахара.

Небольшой бочонок доброго красного сладкого вина – в хозяйстве сгодится.

Да и Марте чуток нагретого вечерком не повредит.

Купила лукошко яиц и немного свежих овощей с огородов.

И картофеля молодого, и капусты, и салата, и вязанку лука.

Пучок свечей и спички – чтоб было чем осветить дом.

Словом, всего, что было нужно в хозяйстве Марты.

Не забыла я и про постель.

Марта-то спала на тощем тюфяке, набитом соломой. А я и вовсе на досках.

Так что я заехала в лавку, прикупила светлого простого полотна, ниток, чтоб пошить новые тюфяки и набить их соломой.

В общем, из города я выезжала уморившись, правя тяжело груженой повозкой.

На все, про все я потратила три серебряных и несколько медяшек.

Да, купила я не все. Но в ближайшее время я думала снова приехать в город и пополнить наши запасы.

Трудолюбивый ослик стучал копытами по брусчатке, тянул тележку.

И никто на меня даже не взглянул, когда я проезжала через ворота.

Только усмехнулась.

Верно, солдаты ловили отчаянную особу! Дерзкую, с ловкими руками.

На что такие люди спускают свои деньги?

Уж точно не на мешок угля и не крупу.

Такие люди играют в карты, вино пьют без меры, да щупают чужие карманы.

Может, покупают себе какую-нибудь ненужную мелочь типа колец, сережек.

А не сена для осла.

Так что рачительную хозяйку вроде меня уж точно никто ни в чем дурном не заподозрил.

Хоть и на повозке, а дорога назад заняла так же много времени.

Потому что повозка была тяжело груженой, и осел устал.

Я спешилась и вела его в поводу.

И домой, к домику у ручья, я прибыла уже глубоким вечером, когда темнело.

Нашла марту по вою – оставшись одна, она с удовольствием предалась излюбленному занятию: реву.

– Ох, одна я, одна-а-а, – самозабвенно выла она где-то в темноте. – Пропала моя головушка!

– Да что ж ты будешь делать, – ругнулась я. – Это уже не плач от горя. Это плач из любви к искусству!

Услыхав скрип колес груженой тележки, Марта выть перестала и выскочила из домика.

В руке ее тускло горел старый закопченный фонарь.

Она близоруко щурилась, повыше поднимая свой чадящий фонарь, разглядывая мою повозку и меня.

А потом гаркнула грубым голосом.

Как будто и не ревела только что!

– Ты кто такова будешь? Это моя земля! Кто тебе позволил тут кататься на твоем осле, толстуха? А ну, марш отсюда!

– Марта! – изумилась я. – Вот, значит, как ты гостей встречаешь! Неудивительно, что живешь одна. О гостеприимстве что-нибудь слышала?

Услышав мой голос, Марта только руками всплеснула:

– Это ты?! Неужели это ты?!

Оглядев осла, потрогав ладонью его бархатную морду, унюхав колбасу, чесночное сало и окорок, Марта так и разрыдалась, отирая мокрое лицо ладонью.

– Неужто все получилось?! Ты продала эту дорогую монету?!

Я только кивнула и стащила с головы чепец.

– Полный кошелек денег привезла. Ну, давай разгружать, что ли, пока совсем не стемнело?

Я стащила все обновки, с облегчением вздохнув.

Марта тут же натянула синюю теплую юбку и кофту, и осталась очень довольна.

Ужина она не дождалась, отрезала ломоть от каравая, отпластала кусок от копченого окорока и съела, чавкая сочной розовой свининой.

Я же тем временем распрягла ослика, определила его на ночлег под свисающей чуть не до земли крышей. Не навес, но от непогоды укроет, если что.

Осел получил свою порцию овса, немного сена и ведро воды. А мы принялись разгружать припасы.

Марта мигом обмела от пыли и паутины свой старый шкаф.

На его полках давно ничего не было.

А теперь там в ряд стояли мешки с крупами, сахар, соль, мука!

– Как в старые добрые времена! – бормотала Марта, любовно расставляя припасы по полкам. – Теперь голод мне не страшен!

Масло, молоко, сыр, яйца, тушки кроликов мы определили в холодный подпол.

От близости реки там было холодно до ужаса.

Как на леднике.

Все съестное мы перенесли быстро.

А вот с мешками пришлось повозиться.

Муку кое-как втащили в дом вдвоем.

Уголь ссыпали в ведро и перетаскали к печи.

И только после этого мы, довольные и уставшие, умыв разгоряченные от работы лица и руки, зажгли новые свечи.

В доме тотчас стало светло.

На печи тонко засвистел закипающий чайник.

Мы уселись к столу, и раскрасневшаяся Марта в обновках и в новом чепце плеснула из заветного крепкого бочонка доброго красного искрящегося винца, чтоб отметить удачное предприятие.

– Как славно, как славно! – радостно повторяла Марта. – Сейчас курицу зажарим с маслом на огне, с травами! А поутру похлебку с кроликами… Ах, как я наемся, господи!

– Вот деньги, сочти, – я пригубила вино и пододвинула Марте мешок-кошелек.

Та, уписывая хлеб с мясом, довольная, рассыпала монеты по столу.

Выкатились и рубины. И Марта вздрогнула, увидев их кроваво-красное сверкание в свете свечей.

– Что это? – прошептала она, осторожно касаясь рубинов пальцем. – Откуда это?

– Эту муку молол твой отец? – усмехнулась я, наблюдая за ее реакцией.

Глава 22

Марта некоторое время молчала, потрясенная.

Потом вздохнула тихонько.

Снова потрогала камешки пальцем.

– Не знаю, – ответила она наконец. – Я тогда не задумывалась, отчего старый герцог так щедр к нам. Я была юна, наивна, и считала, что весь мир добр.

– Он сам сюда приезжал? – спросила я.

– И сам, и детей привозил. Молодого герцога привозил. И второго сына тоже. И они долго путешествовали по ручью. Но, кажется, у них не очень получалось призвать камни. И скоро их поездки сошли на нет.

Я чуть не расхохоталась.

Это сколько ж лет Натану, если старая Марта была юна, когда он был ребенком?

А Ивару?

На вид не более тридцати пяти.

А на деле, верно, старше Марты?

Даже тут обман. Интересно, что они за существа такие на самом деле?..

– Так где ты взяла их? – обеспокоенно спросила Марта.

– Я их призвала, – ответила я. – Точнее, ребенок. Ты же понимаешь это.

Марта с удивлением посмотрела на меня.

– То есть, ты его попросила? – уточнила она. – И он послушался?

– Выходит, что так, – развела я руками.

Марта смотрела на меня с недоверием и с каплей изумления.

– Может, и верно ты сильнее герцогского чада, – пробормотала она. – Если уже сейчас он покорен тебе…

– Знаешь, что я придумала? – перебила ее я. Слушать ее страхи касательно нашего будущего я не хотела. – Если уж я теперь могу камни призывать, так не попробовать ли нам их добывать и продавать? Тогда же мы горя знать не будем!

– Это как? – удивилась Марта.

– Мне сказали, что камни только в определенных местах можно добыть, – ответила я. – Вот на твоей земле можно. И у казначея дома почему-то получилось…

Я на миг задумалась. А действительно, почему?

– Где дарственная на землю, что дал вашей семье герцог? Если мы подтвердим твое право собственности у казначея…

В глазах Марты полыхнул ужас.

– Но ведь тогда герцог тебя найдет! – воскликнула она.

– Думаю, к тому времени он будет уже в цепких когтях его пассии, – недобро усмехнулась я. – И, вероятно, женат на ней. Так что он меня не тронет, чтобы избежать скандала с двоеженством. А мы с тобой купим такой дом, в котором будет и охрана, и крепкие двери, и высокие стены. И герцог не достанет!

– Ты уверена? – спросила Марта недоверчиво. – Может, оно и так. Земля моя; дар твой никто не сможет отнять. Но мужские руки все равно нужны будут. Помню, герцог долго по ручью рыскал, места какие-то искал. Потом приезжал, сгонял люд. И они долго возились в воде. Ты да я не сильные мужчины. Тебе беречь себя надо теперь, да и тяжести тебе лучше не таскать. А мне достаточно одного дня, проведенного в воде, чтоб я заболела и слегла.

– Значит, наймем работников, – уверенно сказала я.

– Вот за ними-то тоже нужен глаз да глаз! – сказала Марта уверенно. – Думаешь, работники упустят шанс набить камнями карманы и бежать? Нет уж. Ими управлять нужно. Муж у меня был, сильный мужчина, злой. Он заправлял всем. Мешки пересчитывал… с мукой. Взвешивал. Хоть один станет легче – он работников гонял, плетью бил. Ох, тяжкое дело ты задумала, девочка!

– Ничего, – ответила я. – Придумаю что-нибудь. Главное сейчас бумагу найти.

Марте не хотелось этого делать.

Она боялась; поэтому вместо поисков все больше охала и ахала, перебирая старые тряпки, одежду, какие-то пустые шкатулки с брякающей на дне мелочью.

Однако, нашла.

– Вот она, грамота-то, – произнесла она, сдувая пыль с плотного свитка, перевязанного выцветшей золотой лентой. На ленте болталась алая сургучная печать, крошащаяся по краям. – Только будет ли толк от нее?

– Вот и узнаем, – весело ответила я. – Съездим к казначею. Но сначала приведет себя в порядок. Негоже таким двум богатым и важным дамам такими замарашками ходить! Ты где мылась?

Марты стыдливо отвела взгляд.

– Да я, – промямлила она, – иногда грела воды немного… и…

– Ясно, – ответила я. – Значит, завтра этим займемся.

– Ох, – простонала Марта. – Косточки мои старые, а ты шустрая, молодая. Сила так и кипит. Потащишь меня в город, я и дух испущу!

– Не испустишь, – посмеиваясь, ответила я. – Забыла – осел теперь у нас есть. Он и повезет. Да и не завтра это будет, не переживай. Сначала сил наберешься, отъешься хоть немного.

Эх, если б все зависело от меня, я бы помчалась уже завтра.

Но…

Глянув на себя в осколок старого, мутного зеркала, я чуть не всплакнула.

От сегодняшних приключений, от целого дня, проведенного на солнце, я была красной, с растрепанными посеревшими от пыли косами, в чужом, краденом платье…

Нет, негоже, чтоб казначей видел меня такой снова.

Только не он.

Его высокомерный взгляд я больше не выдержу!

Под ним я ощущала себя сопливой девчонкой, которую отчитывает зловредный учитель.

И возразить ему стыдно. И нельзя.

Но и ничтожеством в его глазах быть не хотелось.

Не хотелось, чтобы этот расфуфыренный надутый индюк уничтожал меня одним только взглядом.

Хоть плачь!

– Противный, высокомерный, надутый! – пыхтела я, ворочаясь на своей лежанке и никак не могла устроиться поудобнее.

Значит, нужно быть увереннее в себе, когда в следующий раз придется явиться к нему.

И явиться не с погоней на хвосте, а как приличная горожанка – по делу!

***

Марта с вечера так натрескалась всякой всячины, что уснула беспробудным сном чуть ли не до обеда следующего дня.

Она лежала, похрапывая, и тонко постанывала.

Наверное, во сне ей снилась ветчина.

Намаялась, наголодалась, намерзлась, бедняжка.

И я решила ее не будить.

Поднялась, повязала платок на голову, передник надела. Растопила печь, сыпанула привезенного угля, чтоб погнать утреннюю сырую прохладу.

И отправилась качественно улучшать нашу жизнь.

Осла напоила и вывела попастись чуть подальше от дома.

Привязала его к дереву и оставила посреди высокой травы.

Усмехнулась еще, что купила средневековую газонокосилку.

Надеюсь, дорожку до ручья он расчистит нам быстро…

Затем я наносила воды в большую кадку.

Бани у Марты, конечно, не было.

Она мылась, и то изредка, в большом корыте, установленном под навесом.

Навес был старый, покосившийся.

С одной стороны эту импровизированную баню огораживала стена леса и вьющиеся растения, которые не скидывали с крыши годами.

Они и плелись дальше, карабкаясь по прошлогодним отмершим стеблям.

С другой стороны была стена дома.

В общем, место надежное для того, чтоб спрятаться.

Пока грелась вода на печи, в большом котле, я привела «баню» в порядок.

Отмыла корыто, отдраила его от скользкой зеленой слизи, отшоркала крупным речным песком. И борта, и саму чашу. Сполоснула кипятком, начисто отерла старыми тряпками.

Потом вымела все вокруг этой лохани. Старым серпом порубила высокие заросли, старые сухие ветки. И пространства вокруг лохани стало больше.

Зеленая растительная стена стала не неряшливой и мусорной, а полупрозрачной, кружевной.

И оказалось, что пол вымощен старой плиткой с высеченным на ней рисунком.

Я повырвала траву, пробивающуюся в стыках между плитками, щеткой отскребла каждую плитку от грязи, песка и мусора.

И под навесом стало чисто и сухо.

Глава 23

В доме нашем стояла жара. На печи закипала вода в нескольких котлах, а Марта все спала, тонко посвистывая носом.

Я выбрала себе новое платье из числа купленных, новую рубашку, чулки, и разложила все это на постели.

Старые раскисшие башмаки, что дала мне Марта, кинула в печь.

А новенькие, деревянные, звонко цокающие по камням, надела.

Распустила косы и как следует прочесала волосы, спутанные и грязные.

Дело это было нелегкое. Но я очень старалась, чтобы привести себя в порядок.

Поэтому распутала все колтуны, прочесывая волосы до тех пор, пока они не стали шелковистыми и ровными.

Затем взяла новый кусок мыла, ножом отрезала от него небольшую часть и с целым котелком кипятка направилась к корыту – отмываться.

Мыло мылилось хорошо, чуть пахло козьим молоком.

Я яростно намыливала посеревшие то пыли волосы, ставшую грубой от пота кожу.

Промывала пальцы на ногах, чтоб они снова стали розовыми и мягкими, со светлыми ноготочками.

Пока я плескалась, Марта проснулась.

Она наведалась ко мне под навес.

Оглядела плоды моих трудов, пышную пену, взбитую мной в лохани, и рассмеялась.

– Неужто теперь как люди будем жить?

– Еще как будем! – уверила ее я. – Полей-ка мне на голову. Надо смыть мыло. Теперь твоя очередь мыться!

Отмывшись как следует, я кое-как обтерлась куском полотна и поспешила одеться во все новое и чистое.

Теплые чистые чулки приятно скользили по чистой коже.

Рубашка, еще необмятая, пахнущая свежестью, была приятна телу.

Юбку я выбрала коричневую, расшитую по подолу тонким узором из разноцветных нитей.

Влажные волосы расчесала и сплела из в косы.

– Какое блаженство, – пробормотала я, оглаживая дышащее после мытья тело. – Словно все болезни и слабость смыла. А ну-ка, Марта, давай, полезай в корыто!

Для Марты воды пришлось принести больше.

Уж больно она долго не мылась.

Мы слили остывшую грязную воду из корыта.

Помыли с песком и ополоснули его начисто.

Все старое тряпье, в котором Марта ходила, я безжалостно сожгла в печи.

И серую от долгой носки рубашку, и ветхую юбку, и потерявшие цвет чулки.

Седые волосы Марты я тоже вычесала, как и себе, тщательно и аккуратно.

Наполнила ванну горячей водой, отрезала и Марте кусок мыла и отправила ее мыться.

Марта плескалась долго, даже распевая песни повеселевшим голосом.

А я тем временем готовила завтрак, точнее уже обед, немного каши на молоке, с маслом, и с капелькой сахара.

Каша жирно чавкала, кипя. Желтое масло быстро растаяло, и я перемешала его с кашей, чтоб та не пригорела.

Я помешивала кашу и размышляла о том, где бы мне раздобыть помощника для задуманного мной дела.

– Марта, – крикнула я, – а муж-то твой жив?

– Да жив, наверное, – неуверенно отозвалась Марта. – Только он тебе зачем?

– Да так. Думаю – может, его нанять?

Марта заворочалась в корыте, как морж.

– И не думай даже! —выкрикнула она. – Плохой он человек, жадный! Говорю же, мельницу всю разворовал, разрушил и распродал!

– Это оттого, что под ней искал камни, – задумчиво произнесла я. – А раз ушел, значит, не нашел ничего.

– Из дома все вынес! – брюзжала Марта. – Вот эту хибару выстроил под предлогом, что мельницу надо чинить. Говорил – еще пару комнат пристроить надо. А сам все развалил по камешку! Да и был таков.

– Хм, хм, – я морщила лоб, прикидывала и так, и этак.

Но по всему выходило, что брать ненадежных людей себе дороже. Того и гляди, прихлопнут за камешки.

– В таком деле даже на родную кровь полагаться не всегда можно, – заметила Марта.

– Родная кровь, родная, – пробормотала я.

У меня – у Ники, – была семья. Со множеством братьев и сестер.

Может, кого из них позвать на помощь? Братьев? Отца?

Деньгами они мне не помогут, да мне теперь и не надо.

Но вот руками, словом, советом могут же?

Хотя, конечно, отец не пойдет.

Он в своем доме хозяин.

Может, кто из братьев согласится?

Когда Марта, распаренная, красная, с мокрыми волосами, но в новой одежде появилась в домике, я поделилась с ней этой мыслью.

– Все-таки, родная кровь, – сказала я, накладывая ей каши в темную глиняную миску и наливая чаю. – Если на них нельзя положиться, то на кого ж и можно?

– Плохая мысль, ох, плохая! – покачала головой Марта, помешивая деревянной ложкой горячую дымящуюся кашу. – Они тебя мигом сдадут муженьку твоему.

– Я им объясню все, – наивно ответила я. Марта ухмыльнулась.

– Какая ты глупая! – горько произнесла она. – Наивная, как дитя! Жизни совсем не знаешь! И такое чистое дитя они отдали этому страшилищу! А ты еще называешь их родней! Они наверняка за тебя много денег получили. И не прочь получить еще. Так что лучше не соваться к ним.

– И все же я попробую, – задумчиво произнесла я.