Текст книги "Жена-беглянка. Ребенок для попаданки (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Глава 9

Она заметалась по дому, испуганно бормоча что-то.

Даже палку свою бросила.

И теперь запиналась об нее. Но внимания не обращала.

– Я помогу, я тебе помогу, – бормотала она, отыскивая какие-то травы. – И все будет хорошо… Вместе мы избавимся то этого чудовища, не бойся. Ничего не бойся!

Я так и остолбенела от этих ее слов.

– Что?! – осторожно переспросила я. – Убить дитя?! Да об этом и речи быть не может!

Я сама испугалась такой реакции старой ведьмы.

Прижала руки к животу инстинктивно.

Что, избавиться от ребенка?

Мечтать о нем, получить, наконец-то, возможность родить – и убить?

Да никогда этого не будет!

Старуха кинула на меня огненный взгляд через плечо.

– Ты же не из благородных, – ответила она. В ее голосе слышался страх. – Я это вижу. А понесла от герцога!

– И что же! – выкрикнула я, подскочив на ноги.

Клянусь, я бы огрела старуху кочергой, если б она посмела приблизиться ко мне со своим тошнотворным ядом.

Я чувствовала, как пахнут травы в ее руках.

Тонко, пряно и… тревожно.

От их аромата ужас накатил на меня волной.

Я почувствовала, как плечи сводит от желания ухватить что-то потяжелее и колотить бабку до тех пор, пока она не прекратит двигаться.

Но я сдержала этот порыв.

Только убийства мне не хватало!

Бабка испуганно замерла, уставившись на меня так, словно я одержима дьяволом.

– Это он тебе велит убить меня, – прошептала она в страхе.

– Не говори глупостей, – рявкнула я, скрывая свой ужас. – Ничего он мне не велит. Но если ты попытаешься напоить меня своей отравой, я тебе самой ее волью! Не тронешь меня – и я тебя не трону! От ребенка я избавляться не стану. И это не обсуждается!

Старуха всплеснула руками.

– Да что ж ты глупая такая! – ахнула она. – Ну, понятно – молодая, наивная. Но про мерзости, что творят аристократы, слышала?

– Не только слышала, но и видела, – глухо ответила я. – Отчего, думаешь, сбежала?

Старуха снова всплеснула руками.

– Так чего ж упрямишься-то? Думаешь, твой ребенок будет каким-то другим?

– Думаю, будет, – твердо ответила я. – Все зависит от воспитания. Каким человеком я его выращу, таким он и будет. Честным человеком. Тружеником.

Старуха снова покачала головой, не соглашаясь.

– Не-ет, – протянула она недобро, щуря глаза. – Дети аристократов в бедности не живут. Не выйдет из него ни ремесленника, ни торговца. Он свое все равно возьмет. Скорее, в разбойники и душегубы подастся. Кровь у него горяча будет. И воспитать его сможет только тот, кто сильнее. Этот ребенок – как норовистый конь. Почует слабину, дрожащую руку – скинет. Да и убить сможет, если мешать ему будешь. Этого ты хочешь? Это же чудовище. Если ему будет надо, оно иссушит твое тело и выпьет всю кровь.

Приплыли.

Я чувствовала, как меня трясет от этих слов.

Слова старухи так же ужасны, как вердикт врача, который находит у малыша в утробе матери уродство.

Несовместимое с жизнью или калечащее настолько, что лучше б малышу умереть.

И перед матерью встает ужасающий выбор.

Встал он и передо мной…

Мне хочется во все горло кричать: «Нет!»

А затем проснуться и очутиться дома, в своей постели, под боком у Стаса…

Только ты разве забыла, что с тобой сделал Стас?

Вот так мечта о материнстве разбивается об жестокую реальность?

Хотела сказать, выкрикнуть, что все это суеверия и легенды, страшные сказки, что передают из уст в уста.

Но каким-то шестым чувством понимала: не сказки.

Старуха правду говорит.

И мой ребенок родится если не безумным одержимым, то…

Таким же неуправляемым и жестоким, как Ивар.

И что я с ним буду делать?!

Свекровь позволяла Ивару вести себя так, как он пожелает.

Да и кто б ему слово сказал. Он же отпрыск старого герцога.

И совсем по-другому спросят с моего ребенка. С ребенка нищенки…

Но… предать? Убить его сейчас? Вытравить?

«Это он тебя спас. Вынес. Жить хочет», – прозвучали в ушах слова старухи.

И я приняла решение тотчас же. Словно в омут с головой бросилась.

– Значит, буду сильной, – ответила я резко. – Ты сама сказала – он меня спас. Спасителя своего убить в благодарность? Нет.

– Ну а если он вздумает разыскать своего отца? – не унималась старуха. – Это не тот человек, то которого ты сможешь сказочками об умершем муже. Это отродье чует родных. И никами побоями ты его с дороги не свернешь! Только если он будет чуять твою силу и принимать ее крепче своей. Но как ты, маленькая глупая девчонка, сможешь с ним управиться? Герцогский ребенок! Наверняка он и физически будет сильнее тебя. Ох, наполучаешь ты оплеух и тумаков от своего отродья!

– Управлюсь, – процедила я, упрямо сжав зубы.

– Да пойми ты! Это будет не тот человек, с которым ты сможешь жить в тишине и покое! Он всегда будет на виду! Он выдаст тебя, по нему тебя и найдут, и накажут!

– Думаю, когда это случится, когда он вырастет, я буду уже не просто запуганной девчонкой, – ответила я. – И смогу за себя постоять.

Старуха снова поморщилась.

– С твоим украшением, – произнесла она с сожалением, – ты, может, и разбогатеешь. Наверняка разбогатеешь, если тебя покупатели не обманут и не убьют. Только этого мало. Для него – этого будет очень мало!

– Значит, придется добиваться большего, – упрямо ответила я.

– Хваткая, упрямая, – пробормотала старуха. – Ну а с магией, что течет в его жилах, ты как управишься? Что делать будешь?

Я опешила.

– С какой магией?

– Ну да, с магией. Тебя что, не удивляет, что крохотный человечек внутри тебя сумел спасти тебе жизнь? Вынес из бурного холодного течения? Это, считаешь, ничего не стоит?

– Я ничего не слышала о магии аристократов, – пробормотала я.

– Они и сами, наверное, уже не слышали. Или не говорят о ней. Только она есть. И недобрая, ох, недобрая! И неуправляемая. Аристократы ведь чудовища. Кто знает, что за существа отплеснули им эту магию в кровь? Безжалостные, хитрые... Разве ты не знала?

Я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и унять сильно бьющееся сердце.

Зачем она пугает меня?

Впрочем, она и сама напугана.

Ей ведь предстоит жить со мной под одной крышей.

Со мной и с тем, кого я ношу во чреве…

– Я все равно оставлю его, – решительно ответила я. – Понимаю, это большой риск. И если ты сейчас велишь мне уйти, я пойму. И уйду. Только отогреюсь. Но ребенок во мне безвинен. Убивать его? И чем тогда я буду лучше тех чудовищ, о которых ты толкуешь?

Старуха покачала головой.

– Это опасно, это очень опасно! —застонала она. – И отчего ты так упряма? Сильно мужа любишь? Даже убежав от него, все равно любишь?

Я опустила взгляд.

Сердце мое сжалось от боли снова.

Я припомнила, как Натан ласкал Иду.

Как деловито обсуждал с ней мою смерть, и душу словно тупым ножом резали.

Мучительно, долго, безжалостно.

Так больно, что хотелось орать и вырываться из плена этих воспоминаний.

Но этим же самым ножом не только калечили мне душу.

Любовь мою к Натану отсекли надежно и полностью.

– Нет, – ответила я твердо. – После того, что он сделал… после того, как узнала все… Больше не люблю. А вот ребенка люблю. Только его. Хочу его больше жизни.

– Что ж, – вздохнула старуха. – Надеюсь, он припомнит тебе эти слова и твою любовь. Только что ты станешь делать, если он подавит твою волю и вовсю станет тобой вертеть? Будто ты и не человек вовсе, а кукла на веревочке? А потом родится и отторгнет тебя, как ненужное?

Глава 10

– Да что ты заладила, – голос мой окреп. – Он еще не родился и не сделал ничего дурного, а ты его уже готова изничтожить! Рот-то закрой! С герцогиней разговариваешь все-таки! Вот передумаю, вернусь к мужу и расскажу, как ты тут его ребенка убить хотела. Попляшешь тогда, – пригрозила я.

Но, разумеется, я бы так никогда не поступила.

Ни за какие блага мира я не вернусь к Натану.

Даже если он раскаеся.

Даже если он одумается и захочет принять меня как жену…

Впрочем, не одумается, одернула я себя.

«Не смей даже на секунду думать о нем так хорошо! Ни на миг! Он не заслуживает доверия! Не верь никому – и тому, кто предал, в первую очередь! Никогда не верь!»

– Вот как заговорила! – бабка, вопреки моим ожиданиям, не испугалась.

Чуть не в драку полезла.

Она так же, как и я, чувствовала: герцог Ла Форс – это не тот человек, который примчится на помощь и станет защищать меня от врагов.

Скорее, затравит собаками и потопит в болоте.

– Из простых, а гонора как у благородной! Оттого герцог тебя и взял, что ты с ним одного поля ягода! Такая же кровопийца, как и он! – вопила старуха.

– И много я у тебя крови выпила? – едко осведомилась я.

– Давай, тащи меня на плаху! – кипятилась старуха, наскакивая на меня как драчун-воробей. – Повеселитесь с муженьком-кровопийцей!

Однако, я осталась спокойна.

– Вот уж нет, – насмешливо ответила я. – Дай-ка лучше мне юбку какую. Есть у тебя?

– Это еще зачем? – опешила старуха. И даже кидаться на меня перестала.

– Ну, есть ты хочешь? – деловито спросила я. – Так я бы сходила за едой. А голышом, извини, я не могу.

– Ах, еда-а, – слабым дрожащим голосом протянула старуха.

Ее старые мутные глаза наполнились слезами.

Она наверняка подумала, что, получив одежду, я просто убегу.

Но отчаянная надежда все же горела в самой глубине ее глаз.

Такая отчаянная, что граничила с болью.

И мне стало ужасно стыдно за то, что я так грубо себя с ней веду.

Старая, голодная, больная женщина…

Кого я тут собираюсь запугивать? Над кем пытаюсь показать власть?..

– Давай, давай, – уже мягче подбодрила я ее. – Сейчас чай допью, и пойду. И ты попей, укрепи силы.

– Да куда ж ты пойдешь, – уныло проскрипела она. – Здесь слуги с чашками под кустами не расставлены.

– Я не из благородных, забыла? – весело подмигнула я ей. – Знала времена и похуже. Так что не сомневайся, с голоду не умрешь.

Я лукавила; времен похуже я не знала.

Но, имея трех старших братьев и прожив большую часть своей жизни в деревенском доме, я умела лазать по деревьям и находить нехитрую еду в лесу.

Бабка, наверное, тоже умела.

Просто сейчас сил у нее не было совсем.

– Тебя звать-то как? – спросила я, допивая чай с раскисшими ягодами.

– Марта, – буркнула старуха. – А ты, стало быть, герцогиня Никаниэль Ла Форс?

Я только покачала головой:

– Не зови меня так. Мне это имя больно слышать.

«А еще я не Никаниэль никакая», – добавила я про себя.

И тут же удивилась.

Странно; я точно знала, что Никаниэль, юная красавица-жена герцога Ла Форс, умерла. А я – Вера.

Только вот воспоминания Никаниэль, ее знания, умения крепко переплетались с моими собственными воспоминаниями. Так крепко, что я не могла ни отделить, ни забыть их.

Это сводило с ума.

Я помнила одновременно и то, как в семь лет я пошла в первый класс с цветами и огромными бантами.

И то, как промозглыми вечерами, промокнув под холодным сентябрьским дождем, таскала тыквы с огорода в «господский дом».

Так называл свой дом отец Никаниэль…

«Лучше об этом не думать, – решила я. – Не то можно сойти с ума!»

Нацепив старухину синюю юбку и ее стоптанные башмаки, я осторожно выглянула из дома.

Вокруг шумел свежий лес.

Лето только начиналось, листва была яркой и ароматной.

За густым ивняком плескался ручей.

В ветвях щебетали птицы.

Вот в этот ивняк, на самое старое развесистое дерево, в поисках птичьих яиц, я и полезла.

Нужно особое умение, чтоб найти гнездо, похожее на комок старых сухих листьев или травы.

Только свист обеспокоенных птичьих родителей, носящихся над моей головой, подтверждал, что я на верном пути.

– Вы мне еще спасибо скажете, – бормотала я, выбирая из крошечного гнезда с голубыми яйцами одно – большое, пестрое. Кукушачье. – Не то этот кукушонок всех ваших детей извел бы…

Сказала – и снова на ум пришли старухины страшные слова о моем ребенке.

Крепко сжала зубы, чтоб не разреветься и не впасть в истерику.

Я ведь хотела ребенка!

Всей своей душой!

– Слышишь? – прошептала я, замерев на дереве и переводя дух. – Ты меня слышишь? Я хочу тебя родить. Я хочу, чтоб ты жил. Всем сердцем хочу. Хочу, чтоб ты был счастлив. Чтоб рос красивым и сильным. Здоровым. Чтоб прожил хорошую жизнь… такую, чтоб никто не посмел бы тебя сравнить с кукушонком! Только живи… Я очень тебя жду!

Я прижалась лбом к шершавой коре, и с минуту молчала, пережидая, когда уймется шум в ушах.

Спазм перехватил горло так, что я некоторое время не могла проглотить и небольшой глоточек воздуха.

Это было больше, чем слезы.

Это было отчаянное желание докричаться до того крохотного существа, что теперь жило во мне.

Верит же старая Марта, что он уже обладает разумом и силами, если спас меня?

– Я так хочу любить тебя, – прошептала я снова. – Так хочу, чтоб ты родился мне на радость. Я сделаю все, чтобы ты не озлобился и не стал избалованным безумцем. Я постараюсь. Но и ты… постарайся. Ради меня. Ради твоей матери.

Сколько времени я провела на дереве, я не знала.

Когда отошла от слез и тяжелых мыслей, продолжила искать яйца.

Это тоже нужно было уметь – найти свежее, не насиженное яйцо.

Без птенца внутри.

Оно должно быть матовым и чуть шершавым.

Насиженные – гладкие, глянцевые. Как восковые.

И в яичницу они точно не годятся!

Эти воспоминания принадлежали Нике.

Еще вспомнилась мне цветущая рябина, сильный холодный ветер перед грозой, тормошащий деревья, и крики братьев.

Хм. Хм. Интересно, а у родителей Натан искать меня будет?

Или все же поверит, что я утонула?

И доктор – доктор-то знает, что я беременна! Осмелится ли он признаться, что умолчал о моем положении?

Думаю, нет.

Натан сейчас рвет и мечет.

Доктор не сунется ему под руку, пока он в таком состоянии. Не осмелится.

Ведь если б не его молчание, сейчас все было бы по-другому.

Скорее всего, прием был бы перенесен в дом.

И я бы не ускользнула с такой легкостью.

Доктор не может этого не понимать.

Думаю, он будет молчать… И Натан не узнает о моей беременности.

По крайней мере, от него.

Ивар? Проговорится ли Ивар?

Тоже нет.

Тогда ему придется признаться, что именно он меня отпустил.

Не думаю, что этот хитрый скользкий лис признается, что мог меня удержать, но не сделал этого.

Нет.

Натан о моей беременности не узнает.

И если и будет что искать, то лишь рубиновое колье на моем трупе.

***

Скоро карманы старухиной юбки были наполнены кукушачьими яйцами.

Штук семь, и то и все восемь! Не так уж плохо.

Осторожно я спустилась с дерева в траву, старясь не разбить драгоценную добычу.

Отойдя от ив чуть дальше, забралась глубже в лесок.

У осин накопала грибов, с крепкими пестрыми ножками, с красно-коричневыми яркими шляпками.

Выворачивала из мха все подряд, и мелкие, как пуговки, и большие, со шляпками с ладошку. На похлебку сгодятся!

И тоже рассовала их по карманам.

По всем приметам нашла куст со съедобными корешками.

По виду – ну чисто серая морковь. На вкус же как картофель.

И такие же сытные.

Жаль, что выкопать удалось всего три корня. Куст был совсем маленьким.

Ну, не бог весть что, но старуху накормить можно.

Возвращаясь к дому, еще наломала добрую охапку дров в валежнике.

Прутья были сухие, ломались легко.

Гореть будут жарко.

У самой избушки я услышала жалобный вой Марты и чуть не грохнулась, поспешив к ней и запнувшись на кривой лестнице.

Она сидела у печи, с кружкой нетронутого чая, и выла, заливаясь слезами.

– Ты чего?! – испуганно выдохнула я, бросая хворост у порога.

– Испугалась, – жалобно и тихо прошептала старуха. – Думала, ты меня одну оставила. А у меня сил уже нет выйти… Думала, тут и задохнусь. Страшно, темно…

– С ума сошла?! – рявкнула я. Хотя сама чуть не взвыла.

От Марты просто веяло безнадежностью и отчаянием.

Она была такая беспомощная, что я снова устыдилась, что пугала ее и ругалась с нею.

– Я же обещала вернуться, – твердо ответила я. – А темно – так вечереет.

– Тебя долго не было, – шепотом ответила Марта. – Спасибо, что вернулась. С тобой не так страшно… помирать.

– Опять помирать?! – взвилась я. – Да что ж ты за человек такой!

Марта вздохнула.

– Без еды умирают все, – заметила она.

– Ты как ребенок! – возмутилась я. – Зачем эти мрачные слова? Зачем слезы? Могла бы просто спросить, раздобыла я что-то или нет.

– Боюсь, – сквозь слезы призналась Марта. – Спрошу, а ты скажешь – нет. И как подумаю об этом, так такая тоска берет…

– Я скажу «да»! – твердо ответила я, выкладывая на стол грибы, коренья и яйца. – Ну-ка, где у тебя сковородка? Будем жарить яйца!

Глава 11

Разумеется, жарить яйца нам было не на чем. Сало, если таковое и было, старуха приела все.

Вся посуда Марты тоже оказалась очень чистой, сухой.

Ни капли масла. Ни жириночки.

Думаю, когда настал голод, бедняжка вылизала сковородку даже от старого жира.

Ну, ничего.

– Тогда сварим, – улыбнулась я, глянув на растерянное лицо старухи. – Соль-то у тебя найдется?

Марта закивала.

Нашлась и соль, и перец.

И кое-какие приправы.

Пучок свежего, но чуть подвядшего укропа.

Я выбрала самый чистый самый красивый котелок из обожжённой красной глины.

Он был похож на крепкую шляпку боровичка. И от одного взгляда на него аппетит разыгрывался.

В котелок плеснула воды, принесенной из ручья.

Сполоснула, отмыла от перьев и прилипших комочков грязи пеструю скорлупу. Осторожно сложила в горшок яйца.

Наломала принесенного хвороста, затопила пожарче печь.

Печь несмотря на старость, была хорошая.

Не дымила, не чадила. Жар от нее был сухой, чистый.

И скоро тепло наполнило весь дом.

Да так сильно, что глиняные стены начали потрескивать, подсыхая.

Видно было, что старуха намаялась, наголодалась и намерзлась одна, в сыром темном доме.

Пока я возилась с ее посудой, ставила яйца вариться, она уселась поближе к пылающему огню и протянула озябшие руки к жару.

– Шустрая, сильная, – пробормотала она, поглядывая на меня и потирая ладони. – Сразу видно, не из благородных. Хоть и гладкая.

– Жить-то мы с тобой как будем? На что? – рассмеялась я. – Сорочьи яйца не вечны. Надо придумать что-то посерьезнее.

Пока готовились яйца, я взяла еще котелок, побольше.

В нем решила сварить похлебку с грибами.

Прежде всего нужно было перемыть грибы, очистить их от прилипшей хвои и листьев.

В воде их шляпки походили на круглые блестящие красноватые камешки.

Потом я срезала грязную часть ножки со мхом, нарезать грибы на кусочки и поставить варить.

Чуть посолила, сыпанула душистого перца. Кинула листик ароматного дерева.

Быстро накрошила немного зеленого свежего укропа – кинуть в похлебку.

Словом, возни много.

Старуха в ответ на мой вопрос безучастно пожала плечами, наблюдая за моими хлопотами.

– Но у меня нет ничего, кроме этого клочка земли и моих трав, – горестно ответила она.

– Ничего? Дом и колесо мельницы – это, по-твоему, ничего?

– А что от него толку? Оно давно сломалось. Батюшка мой мельником был. Очень уж хорошую муку молол. Лучше всех. Секрет какой-то знал, наверное. За это старый герцог пожаловал ему этот кусок земли, воду, лес… Сорок шагов на все стороны.

– Да это же очень много!

– Наверное. Меня этот кусок земли кормил всю жизнь. Но вот стара я стала. Не могу больше по лесу карабкаться.

– Так я стану твоими руками и ногами, – рассмеялась я. – Буду собирать травы да продавать вместо тебя! Вот и прокормимся.

Марта только головой покачала.

– Рук и ног мало, – ответила она. – Нужно бы еще и голову. Нужно знать, какие травки собирать. В какое время, и как брать. Я бы научила тебя, но, боюсь, нет у меня времени. Да и сил тоже. Это же надо показать, найти… Не смогу я.

– Это ты так говоришь, потому что голодная, – беспечно ответила я. – Яйца-то, поди, готовы?

Я сняла котелок с огня, окатила кипящие яйца холодной водой.

Можно было б, конечно, подождать, пока они остынут.

Но Марта была так голодна, что нетерпеливо выцарапала одно яйцо большой ложкой и поскорее разбила его скорлупу.

Еще дымящееся, торопливо очистила, обжигая пальцы.

Чуть посолила и впилась в него, постанывая от удовольствия.

– Ешь, ешь, – сказала я, подкладывая ей еще парочку яиц.

Однако, слова старухи пребольно царапнули мне сердце.

Она и правда стара и слаба.

Долго ли проживет? Надолго ли хватит запаса ее трав?

Кто знает.

И куда я потом, после ее смерти? В доме ее остаться? Так кто ж позволит. Небось, разыщут меня тут, как прознают, что хозяйка умерла.

Или выгонят, или прибьют.

Да и одной в миру страшновато оставаться.

Родной человек, с которым хоть просто поговорить можно, должен быть у каждого.

– Знаешь что, – проговорила я, очищая найденные корешки от толстой шкурки. – Давай-ка я схожу, продам твои травы. Немного денег выручим, я закуплю кое-чего для хозяйства. А потом к своим родным схожу. Небось, не прогонят меня? Помогут? Хоть немного денег, да дадут. Мы с тобой эту землю продадим, домик в городе купим. И заживем спокойно.

Марта подозрительно покосилась на меня.

– Если тебе родня поможет, – произнесла она, – то я-то тебе тогда зачем? Ты и без меня справишься.

Я вздохнула.

– Родня-то моя тоже не особо богата, – пробормотала я стыдливо. – И даже если помогут, то сколько мне ждать, пока они деньги найдут? Недели две? Месяц? А жить-то я у тебя буду. Под твоим кровом. Ну, а если повезет, и дом куплю, то как не отплатить тебе добром? Как в этом болоте оставить?

– А чего ж ты обратно в семью не вернешься? – спросила Марта.

– Ах, зачем ты спрашиваешь!.. Знаешь же – я сбежала. Герцог искать меня станет. Разве могу я их подвергнуть опасности? Герцог найдет – отомстит страшно. Нет, я не могу так с ними поступить.

– А со мной, стало быть, можешь?

Я горько усмехнулась.

– У тебя искать не станут.