Текст книги "Жена-беглянка. Ребенок для попаданки (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Глава 51

Я долго бродила по дому, словно во сне.

Экономка семенила рядом, показывая мне комнаты, их шикарное убранство.

Я слышала ее слова словно в полусне.

– Здесь невероятно хорошо, – выдохнула я, рассматривая зимний сад, распустившиеся экзотические орхидеи и кожистые темно-зеленые листья дорогих растений.

– Я рада, что вам тут нравится, сударыня, – ответила экономка, чуть поклонившись.

– Это комплимент именно вам. Вы ведь тут всем заправляете?

Она в ответ лишь склонила седовласую голову.

– Я всю жизнь работала на… хозяина этого дома. Хозяин говорил, что здесь его душа успокаивается и словно бы возвращается домой. И все печали отпускают его и забываются.

– Хозяин – это муж госпожи Морион? – спросила я.

Экономка промолчала, и я сочла ее молчание знаком согласия.

Хотя в нем было много смущения и неловкости.

– Но почему она продала дом, – пробормотала я, шагая по холлу.

Под ногами у нас был роскошный, алый, как кровь, ковер.

А на стенах, в небольших альковах, на пьедесталах, стояли каменные рыцари.

– Дом полон дорогой мебели и битком набит безделушками, шкатулками, статуэтками…

Экономка тяжело вздохнула.

– Некоторым людям, верно, стыдно, невыносимо стоять на рынке и униженно предлагать купить то, что еще вчера казалось всего лишь безделушкой, – туманно ответила она. – А дом… он как сундук с сокровищами. Когда его опустошишь, он лишится души. Да и разорять его жаль.

– Понимаю, – задумчиво произнесла я. – Что ж… Нужно приготовить все комнаты. Они все понадобятся.

– О, въедет большая семья? – удивилась экономка.

– Я, мой брат, сестра Одетта, госпожа Марта, – посчитала я. – И еще пара сестер и брат. Не беспокойтесь, они славные и не доставят вам особых хлопот.

– Дети совсем юные? – спросила экономка. – Комнат, конечно, хватит. Но некоторые из них подойдут, скорее, взрослым джентльменам. Там чучела животных, курительные комнаты, рабочие кабинеты. Вероятно, малышам неплохо было б подготовить одну комнату на первое время, пока не решится вопрос с приличествующей им обстановкой и мебелью?

– А есть ли служанка, чтоб помогала им?

Экономка кивнула головой.

– Есть расторопная девушка. Но не лучше ли нанять гувернантку?

– Да, да, вы правы, – я кивнула.

– Тогда я распоряжусь для детей одну из комнат наверху подготовить, – сказала экономка. – Та, что выходит окнами на юг, в сад. Она с небольшой спальней для служанки, там можно будет разместить мальчика. А потом уж устроить ему другу, более подходящую, комнату. Там всегда светло, есть камин, шкаф с книгами, если дети будут заниматься. Когда вы планируете перевезти их сюда?

– Сегодня же вечером, – твердо ответила я.

А в горле пересохло.

Мне не хотелось встречаться с матерью и Максом.

Даже при наличии бумаги от короля я предчувствовала вопли, угрозы, лживые слезы, неприятные сцены насилия, которые напугают детей.

Мать, изображая горе, будет хватать детей за руки, тянуть их к себе, с воплями, причиняя им боль.

Этот спектакль отпечатается в памяти детей ужасом.

– Ужин будет готов к восьми, – сказала экономка. – Чтобы порадовать юных хозяев, я распоряжусь, и им наготовят сладостей.

Сладостей! То, чего они не видели никогда, наверное!

Мать была строга.

Даже если себе она иногда покупала сладкую наливку к обеду, и пропускала рюмочку-другую, то на детях она экономила.

– Поеду за ними сейчас же, – решительно сказала я.

В холле, за столом у лестницы, я снова повстречала старенького законника.

– Ну, госпожа графиня, вот ваши документы, – он церемонно подал мне купчую на дом. – Поздравляю с прекрасным приобретением!

– А где госпожа Морион? – удивилась я. – Она все пересчитала?

– Мешки были помечены печатями казначея, – заметил законник. – Пересчитывать не было нужды. Она немного подождала, и ушла. Не хотела вам мешать наслаждаться покупкой.

Его слова опьянили меня.

Я ощутила головокружение и даже засмеялась, подняв лицо к потолку.

На моей коже сияли блики, разноцветные пятна света, льющегося сквозь витражи.

– Вы себе не представляете, как я счастлива! – ликуя, произнесла я. – Дом! Еще вчера я жила на болоте, и мясная похлебка для меня была счастьем, а сегодня дом!

– У вас определенно прекрасный ангел-хранитель, – заметил законник, собирая свои перья, чернильницу и бланки.

– Ах, причем тут ангелы-хранители, – отмахнулась я.

Законник пожал плечами.

– Вы юны и самонадеянны, – ответил он. – Но однажды вы поймете, о чем я.

Он распрощался и отбыл.

А я осталась, хозяйка и владелица целого замка!

Впрочем, чего любоваться-то?

Надо за детьми ехать!

Лисьего Хвоста отправили за Мартой на ручей. Негоже ей там сидеть, в сырости и холоде.

А сами мы со Стиром и Гийомом уселись в его повозку.

– Попробуем все тихо провернуть, – сказала я, стараясь скрыть свою неуемную нервную дрожь. – Выманим сестер в сад… Бумагу передадим с кухаркой.

Стир только кивнул.

Ему тоже не хотелось встречаться ни с матерью, ни с Максом.

Макс вообще мог полезть драться, спровоцировать Стира, и снова побежать наябедничать в полицию.

– Можно отвлечь этих двоих, – сказал Гийом. – Покидать в окна камней, вызвать их на крыльцо. Ну а вы меж тем, через черный ход…

В общем, планов у нас было море.

Но все они не понадобились.

Дом матери был тих, окна черны.

Вечерело, но по всему было понятно, что дома ее нет.

Сестры и брат копошились в саду, на грядках с овощами.

Вдвоем сестренки тащили огромную лейку с холодной водой, в брат неумело и неловко пытался выкопать ямку под саженец.

– Энн, Мари! – позвала я, приоткрыв калитку. – Чарли!

Увидев меня, они радостно побросали садовый инструмент и рванули обниматься.

– О, Ники! – галдели девчонки, прижимаясь ко мне худенькими тельцами. – Как здорово, что ты приехала! Мы так соскучились!

На их покрасневших от вечернего холода щечках я заметила синяки, длинные и тонкие, словно удар нанесен бы прутом.

– Это что такое?! – я ахнула, разглаживая пальцем нежную детскую кожу.

Руки и шеи девчонок тоже были исхлестаны и разрисованы багровыми кровоподтеками.

– Макс наказывает нас, – глядя на меня серьезными блестящими глазенками, ответили девчонки. – Если мы что-то не так делаем, он нас розгами сечет.

– Потому что мы никчемные неуклюжие создания, которые даром едят свой хлеб, – добавил брат.

– Это он вам такое сказал? – скрипнул зубами Стир. – А ну-ка, дайте-ка я с ним поздороваюсь!

Я ухватила его за одежду, потому что он решительно ступил в сад и направился к дому.

Гнев его был так силен, что Стир позабыл обо всякой предосторожности.

Он готов был крушит все на своем пути, и поплатиться потом за это свободой.

Но я этого допустит не могла.

– Стир, нет! – выкрикнула я. – Он не стоит того!

– А его и дома-то нету, – сообщил Чарльз. – Они с матушкой в город поехали.

– За нарядами, – подсказали сестры. – И за лакомствами. Обещали привезти нам по леденцу, если мы к их приходу посадим розы.

И дети указали нам на четыре уже посаженных куста.

– У Макса откуда-то появилось много денег, – таинственными голосами продолжали рассказывать сестры. – И он сказал, что теперь он главный в доме! Поэтому делает что хочет. Он говорил, что теперь ему работать не надо, и деньги у него будут всегда. Притом большие.

«Шантажировать меня собрался, – усмехнулась я. – Здорово же он разозлится, когда не найдет меня на ручье! И поймет, что доить теперь некого!»

– Матушка хотела эти деньги у него отнять, но он дал ей пощечину! – всплеснув руками, сообщил Чарли. – Тогда она сделалась… м-м-м… шелковой. Так Макс сказал. И позволила ему жить в ее доме. Но с условием, что он с ней деньгами делиться будет. Поэтому они теперь каждый день ездят…

– Кутить, – мрачно подсказал Стир. – И много леденцов они вам привезли?

Дети поникли головами.

– Ни одного, – простодушно развели руками сестры. – Мы ведем себя слишком плохо. Мы слишком никчемные создания, хуже котят. Нас легче утопить, чем прокормить.

И они снова опустили головки в белых чепчиках, как поникшие цветы.

– Ну, ничего, – я сжала зубы, чтобы не разреветься. – Мне вы кажетесь достаточно хорошими. Поэтому я на леденцы скупиться не буду. Поедете со мной?

Девчонки тотчас подняли радостные мордашки.

– Жить с тобой? – недоверчиво произнесли они. – И со Стиром?

Казалось, они готовы тотчас бежать со мной на край света.

Малышкам тяжело приходилось, и им казалось, что всюду будет хорошо.

Лишь бы не дома.

– Матушка говорила, – осторожно замети Чарли, – что ты живешь на болоте, полном лягушек и змей. А ночью там кричат в темноте чудовища.

– Но домик-то там есть? – с надеждой произнесла Мэри. – Мы подопрем дверь поленом, и чудовище к нам не пролезет.

Я рассмеялась, хотя больше плакать хотелось, и горько было.

– Она ошиблась, – ответила я, обнимая сестренок. – У меня огромный дом, красивый, каменный. И туда ни одно чудовище не проберется.

– Ура! Ура! – сестренки запрыгали вокруг меня. – Так мы пойдем собираться?

– Не стоит ли уехать побыстрее? – вмешался Гийом.

– Но как же плащи? И новые ботинки? – изумленный, спросил Чарльз.

– И моя любимая кукла, – пропищала Энн.

– Только живо! – велела я. – Чарльз. Эту бумагу положишь в комнате матушки.

Я вручила ему королевское разрешение, и все трое помчались со всех ног собираться.

Вернулись очень скоро.

Все трое одеты в дорогу, и с любимыми игрушками – с чумазыми, пошитыми няней давным-давно.

– Живее, живее, – Гийом торопливо подсадил каждого в свою повозку. – Не то маман явится и хватится своих деток!

– А вдруг она нас догонит и вернет?! – пискнула Энн.

– Не догонит. И не найдет, – твердо ответила я. – Чарльз, ты положил бумагу в комнате матери?

– Лучше, – деловито ответил он. – Я пришпилил ее на дверь. Она сразу заметит, как вернется. Это же прощальное письмо, да?

– Да, – ответила я, влезая в повозку. – Так и есть.

Я уселась рядом с детьми.

Стир тоже устроился с нами.

Мы накрыли их, как цыплят, полами своей одежды, и Гийом повез нас в дом.

***

Дом не просто поразил детей своим величием – он ослепил их, поверг в восторг.

Все трое, они стояли посреди холла, разинув рты, и рассматривали великолепные витражи, рыцарей, галереи и портреты над лестницей.

– Это все твое? – прошептал Чарльз.

– Наше, – твердо ответила я. – Мы теперь тут будем жить, и никто никого не назовет никчемным созданием.

Сверху, со второго этажа, на лестничную площадку выбежала Одетта и с писком кинулась обниматься к сестрам.

– Тут так здорово! – верещала она, приплясывая от восторга. – У меня будет своя комната!

– А у меня? – ревниво спросил Чарльз.

– И у тебя тоже! – уверила его Одетта. – Там сейчас наводят порядок.

Спустилась сверху и Марта.

Старушка была потрясена не меньше детей, а то и больше.

Она пугливо втягивала голову в плечи и оглядывалась по сторонам.

– Это правда теперь наше? – шепотом спросила она.

– Конечно, – уверила ее я.

– Мне принесли в комнату горячего чая, – шепотом сказала она. – Согреться с дороги! И еще таз с горячей водой, отпарить ноги!

И она совершенно счастливо рассмеялась.

Вышла экономка, поприветствовать новых жильцов.

– Добрый вечер, господа, – она поклонилась нам всем, чем ввела в ступор детей. – Полагаю, вы устали с дороги? И хотите есть? Сегодня на ужин жареные цыплята со сливочным соусом и сладкие булки с помадкой.

– Сладкие булки, – простонал Чарльз, невольно облизнувшись.

– Полагаю, вам нужно привести себя в порядок после дороги, умыться? – продолжила экономка. – Идемте, я покажу вам вашу комнату и распоряжусь принести вам теплой воды.

– Теплая вода! – Мэри стиснула ручки у груди.

– И самое душистое мыло, – добавила экономка. – Ну, идем?

Ребятишки, позабыв о своем стеснении, гурьбой двинули за ней, а я блаженно улыбнулась, хотя на глаза мои наворачивались слезы.

– Ты видел, какие они счастливые? – спросила я у Стира.

Тот тоже стоял и улыбался во весь рот.

– Поверить не могу, что все так хорошо устроилось, – сказал он, ероша волосы. – Мозги кипят. Ника, мы выбрались! Выбрались из дома матери, из нищеты!..

– Но теперь нам надо упорно трудиться, – серьезно заметила я. – Чтобы жить тут, мы должны хорошо работать!

– Значит, будем, – уверил меня Стир. – Получив так много от жизни, разве захочешь это терять? Никогда! Я сделаю все, чтобы мы ни в чем не нуждались.

– Я тоже, – произнесла я. – Я тоже!

Глава 52

Недели две мы просто обживали новый дом.

Переносили с ручья вещи – одежду, что я купила нам с Мартой, деньги.

Каждому из нас досталась комната, удобство которых превзошли все ожидания.

Там была и постель, чистая и сухая, и платяные шкафы, и чистое белье, и умывальники с чистой теплой водой!

Дети поначалу и говорить-то громко боялись в стенах дома.

Все ходили, рассматривали все кругом, раскрыв рот.

Боялись присесть на старинные кресла.

Они казалась им слишком дорогими.

Да и не мебелью вовсе, а украшением дома.

В их комнатах малышам казалось слишком просторно, нарядно и тихо.

И дети с удовольствием проводили время на кухне, наблюдая, как готовится обед и даже помогая в меру сил своих.

Но понемногу они освоились.

Свои скромные белые чепчики и полотняные грубые переднички сестры сменили на красивые платьица, деревянные башмаки, громко топающие по лестницам – на крепкие ботинки и туфельки.

Они даже отваживались играть в мяч в холле, больше не боясь взглядов каменных рыцарей и старинных портретов.

И братья от них не отставали.

Марте мы оборудовали комнатку рядом с кухней.

Там было тепло от жара близких печей и всегда пахло едой.

Раньше эта комната, верно, принадлежала какой-то даме.

Возможно, гувернантке – обстановка там была хоть и приличная, но не особо дорогая. Но Марта пришла в восторг от обстановки.

– Лучше у меня в жизни не было! – ахала она, осторожно касаясь предметов обстановки.

Кровать была мягкая, пышная, вся в рюшечках и кружевах.

Не господская, конечно, без балдахинов и без резьбы, но Марта и не хотела огромную, как стог, постель.

Тазик для умывания из грубоватого и прочного фарфора, весь разрисован цветами и журавлями.

Кресло у камина мягкое, глубокое. Оно было старым, заслуженным, очень уютным, хотя и порядком вытертым.

К его спинке и подлокотникам были пришпилены салфетки, что делало это кресло более уютным. Марта, отмытая от болотной зелени, румяная, наряженная в шерстяное платье, очень полюбила пить чай со свежей выпечкой и дремать в этом кресле у пылающего огня.

Она словно высыпалась за все годы, что провела на ручье, в сырости и слякоти.

Просыпалась она обычно к обеду.

Важно шла в столовую, занимала свое место за столом рядом с детьми и с удовольствием съедала гренки со сливочным маслом и запивала все это кофе, как самая настоящая важная дама.

Мы же со Стиром каждый день ездили на ручей.

Живот мой рос, а вместе с ним росли и магические силы ребенка. И мне пришлось открыть мой секрет брату.

Я рассказала, что не месторождение мы с Мартой нашли, а воспользовались силами ребенка Натана. И что камни появляются там, где я прикажу – но в пределах ручья.

– Вот поэтому Марта никогда не выгонит нас с этой земли, – сказала я. – сам по себе ручей не стоит ничего.

Теперь, призывая камни, я слышала, как они проталкиваются в земле поближе к поверхности.

Стир же, как управляющий, направлял работников туда, где камней было больше.

Ближе к зиме добыча камней будет сложнее, и жить в палатках будет невозможно.

Домик Марты был совсем крохотным, там с трудом можно разместить всего три человека. Ну, четыре. А рабочих с охраной было куда больше.

Им нужны были и кровати, и кухня, на которой готовился ужин.

К тому же, мы с Мартой переехали, и готовить пришлось нанять пару женщин покрепче из города.

Так что на ручье пришлось организовать постройку дома.

Совсем небольшого, но с кухней, совмещенной со столовой и с несколькими комнатами для рабочих.

От работы в воде одежда рабочих быстро приходила в негодность, так что Стиру одевать их тоже приходилось и следить за тем, чтоб у работников всегда была целая одежда, чтоб согреться, и хорошее шерстяное одеяло.

Ну, и лечить работников тоже было нужно.

Холодные воды ручья быстро уносили здоровье.

Работники то и дел простужались, кашляли.

У них ломило пальцы, суставы, поясницы.

Приходилось звать врача, покупать лекарства и позволять заболевшему отдохнуть пару-тройку дней.

– Уж больно вы жалостливы, госпожа, – неодобрительно заметил начальник охраны, когда я в очередной раз привезла микстуру и травы, рекомендованные Мартой. – Они больно быстро чуют слабость и залазят на шею. Пару поблажек – и они начнут притворяться, чтоб выгадать себе пару дней отдыха. Лето теплое. А что осенью будем делать? А на первый снег? Они уже скулят и ноют, не хотят выходить на работу по заморозкам. Хорошая плеть могла б исправить это недоразумение.

– На первый снег будем копать на берегу, а не в воде, – ответила я. – Ну, а те, кто летом будут болеть слишком часто, отправятся обратно в тюрьму. А вместо них наберем здоровых. Так им и скажите. А пока давайте добытые камни.

Начальник охраны от моего взгляда зябко передергивал плечами и отдавал добычу.

Я чувствовала, что какие-то, особые, самые красивые камешки он хотел бы припрятать.

Иногда даже зажимал их в ладони.

Но это были мои камни. Словно капли моей крови.

Я каждый из них чувствовала, и усмехалась над его детской надеждой скрыть их от меня.

Я смотрела ему в глаза и заставляла по одному разжимать пальцы, прячущие добычу.

Камень катился в общую корзину.

В глазах охранника отражалась жгучая досада и не менее жгучий страх.

А я демонстративно брала упавший камень и оценивающе его рассматривала.

Мое.

Это было мое.

Сама не заметила, как во мне появилась эта спокойная, но жесткая черта.

Я могла бы кричать, обвинять вора, запугивать его или вовсе выгнать.

Но все эти эмоции, жгучие, импульсивные, темпераментные, мне были больше не нужны.

Не в отношениях с подчиненными.

Мне проще было отнять, продемонстрировав силу.

А страхом, досадой и жадностью он пусть уничтожает себя сам.

Можно было б его выгнать. Но пришел бы другой. И начал воровать точно так же.

Так к чему мне эти перестановки?

Камней было добыто еще больше, чем добывалось раньше.

Их алый блеск радовал мое сердце.

Такая богатая добыча означала лишь одно – мне хватит и на содержание дома, и на еду, и на одежду для всех.

И сестёр с братьями можно будет порадовать игрушками и сладостями.

Стир раздал новую одежду и перенес несколько мешков крупы, хлеба и овощей в домик Марты.

Там уже готовился завтрак для работников.

Я раздала лекарства и отдала небольшой бочонок с медом – согреваться вечером.

И мы уже собирались домой, когда из кустов вынырнул Макс и с кулаками набросился на меня.

Признаться, я не ожидала нападения.

Да и он пересек вытоптанную полянку в три прыжка.

– Гадина! – орал он исступленно. – Ты думаешь, что взяла другое имя, и я тебя не найду?! Мерзавка!

Корзинка вывалилась из моих рук, камни рассыпались.

Ошеломленная ударом, я стояла на коленях и судорожно пыталась собрать свои сокровища.

Голова гудела от пощечины.

– Сучка!

Макс, изловчившись, что есть силы пнул меня в живот.

Но к этому удару я была готова.

Его грязный сапог ударил меня в ребра.

Больно, но не смертельно.

Я вскрикнула. И Макс вцепился мне в волосы.

– Дрянь, – с нескрываемым удовольствием произнес он. – Я сейчас вытрясу из тебя твоего щенка. Ты и здесь не родишь. Никогда. Знаешь, почему ты не родила там? Потому что я не хотел. Не хотел от тебя детей всей душой! Я тебе таблетки давал. В чаек витаминный подмешивал. В горькое питье. Поэтому ты скидывала.

От услышанного кровь закипела у меня в жилах.

Я зарычала от злости и вывернулась из его рук с невероятной силой.

Да так, что его откинуло прочь.

И он, перекувырнувшись, шлепнулся в вытоптанную траву.

Стир, как раз выходивший из домика, ахнул и со всех ног пустился к нам.

И вовремя – из кустов вывалилась и мамаша и поползла по земле, жадно собирая рассыпавшиеся камни.

– Детей украла, – шептала она, как одержимая, хватая камни вместе с пучками травы. – Ты за это заплатишь!..

– Не смей трогать! – проревел Стир, увидев, что мать практически нас обворовывает. – Это как раз чтобы содержать твоих детей, злобная ведьма!

– Вы мне должны! – рявкнула мать, пихая камни с пучками грязной травы за пазуху. – Вы оставили меня одну на старости лет! Я должна как-то выживать! И если нет возможности женить детей выгодно, то вы должны мне заплатить!

От ее жадности стало дурно.

Она не думала о детях, она не требовала их вернуть.

Она даже была рада этому.

Потому что так можно было потребовать с нас плату. И деньги были дороже детей. Ее собственных детей.

Впрочем, чему я удивляюсь.

Если я сама была разменной монетой для нее, то почему другие-то должны были быть дороги ее сердцу?

Макс меж тем тоже оправился от удара и вскочил на ноги.

– Ты мне должна еще за прошлый раз! – вопил он. – За избиения! За мои сломанные руки! Кто поверит в твою смерть, если ты вот она, живая! Я тебя потащу за волосы в суд, если нужно будет! Сколько ты им заплатила за то, что они тебя умершей объявили?! Думаешь, удастся уйти от ответственности? Нет! Я докажу, что ты меня избивала со своим слугой!

Ясно. В полиции его просто прогнали прочь, посмеявшись над ним.

– Пошел вон, мерзавец! – проорал Стир, отвесив затрещину Максу.

Тот так и покатился по земле.

– Я вас всех засужу! – орал он.

Кажется, не вполне понимал, с кем связался.

Я ведь теперь не просто его сестра, девушка, которую мамаша унимала парой оплеух. Я – графиня Рубин, новая подруга короля.

И я планировала воспользоваться этой дружбой!

Но не Макс меня волновал сейчас.

Я сосредоточила всю свою злость на той, что явилась сюда поживиться.

Налетев на мать, я ухватила ее за шиворот и с силой подняла, отрывая от поисков камней в траве.

– Жадная сволочь! – проорала я, тряся ее как следует. – Не смей трогать мои камни!

Глаза у матери были абсолютно бессмысленны.

Она тянулась руками к земле, задыхаясь от одежды, впившейся в ее шею.

– Мое, – шептала она, протягивая руки к сокровищам. – Ты похитила детей, значит, мне должна. Много должна! Все тут мое! Мое-е-е…

Охрана наша стояла неподвижно.

Во-первых, это были мои родственники. В семейную разборку лезть не хотелось.

Во-вторых – это я почуяла нутром, – они хотели посмотреть, чего стоит моя сила на самом деле.

Они с ухмылками наблюдали нашу возню, и я увидела, как кое-кто делает шаг вперед, намереваясь наброситься на меня и выкинуть вон.

От злости и отчаяния я взревела, как чудовище, отпустила ее.

Стиснула кулаки, переводя дух то ярости, едва меня не задушившей.

И мать вдруг охнула, резко опав и сжавшись, как смятая бумага.

– Больно-о-о! – заскулила она.

Переживая приступ гнева, я сжала кулаки еще сильнее, и мать заорала не своим голосом.

Ее руки посинели и скрючились, из-под ногтей брызнула кровь.

И я поняла, что кости в них сломаны.

– Убийца! – выкрикнула мать, размахивая нелепо повисшими кистями рук. – Посмотри, что ты натворила! Ты всегда была исчадием ада! Тебя следует сечь хорошенько и на неделю оставить в чулане без еды и воды!

Она не поняла, что руки она переломала, не упав на землю, а что я их сломала магией.

Ей было больно, но она не боялась меня.

Она смотрела мне в лицо и верила, что сейчас сможет сломать, подавить мое сопротивление.

Она думала – я отступлю, испугаюсь ее и подчинюсь.

Испугаюсь, что причинила ей боль и приму от нее наказание, каким бы ужасным и тяжелым оно ни было.

– Ты будешь каждый день приносить мне все камни, которые добудешь, – прошипела она ядовитым голосом. Ее губы сжались в узкую белую полоску, так, что она едва могла говорить. – И будешь получать по пять ударов розгами по спине, пока мои руки не заживут, мерзавка! Ты что, думала – самостоятельная стала? Сильно умная? Нет уж!

От ярости я чуть не задохнулась.

И не нашла ничего умнее, чем отвесить ей пощечину.

– О каких ударах розгами ты тут толкуешь?

Мой крик был грозным, полным, как звон колокола.

И мать побледнела, отрезвленная моей затрещиной.

– Мерзкая девчонка, – изумленно произнесла она, отшатнувшись. – Что ты о себе возомнила?! Ты моя, слышишь? Ты мне принадлежишь! Моя вещь, моя собственность! И все, чем ты владеешь, по закону мне принадлежит! Забыла, что ты больше не жена герцогу Ла Форс?! Он от тебя отрекся, признал мертвой! Ты теперь никто! Ты должна вернуться в мой дом и мне служить, слышишь? И то если я соглашусь принять и тебя признаю! Ты в ногах у меня должна валяться и умолять тебя простить! Иначе куда ты подашься без имени, без крова над головой? И раз так, раз ты посмела на меня руку поднять, я брошу тебя в тюрьму! Я сгною тебя! Тебе лучше бы назвать мне место, где ты прячешь детей! Что за графиня Рубин за тебя поручилась перед королем? Она наверняка не знает о твоей порочности! Я к ней пойду, я все расскажу!

– Графиня Рубин – это я, – тихо ответила я.

Но мои слова слышали все, потому что они слились с воплем матери, повисшей в воздухе и отчаянно дрыгающей ногами.

Уж не знаю, за какое чувствительное место я ее ухватила магией.

Да только орала она как резаная.

Будто ее огнем жгли.

От этого зрелища наша бравая охрана брызнула врассыпную, по своим местам, чтоб я не дай бог не переключила на них свое внимание.

Макс, до того борющийся со Стиром, замер, как парализованный.

И Стир подмял его под себя, скрутив ему руки.

– Вон пошли, мерзавцы.

Я как следует тряхнула мать, вытряхивая из нее ворванные камни.

Да они и сами ползли ко мне, протискиваясь под тугим корсетом матери, прочерчивая под ним кровавые борозды.

– Еще раз увижу – обоим шеи сверну, – негромко произнесла я.

В последний раз тряхнула мамашу и окинула ее вон, как пыльную тряпку.

Стир едва успел отпустить Макса, как моя магия ухватила того за ногу и тоже отшвырнула его прочь, как куклу.

Тот звучно шлепнулся всем телом о землю и засипел, широко раскрыв рот от боли.

– Я тебе это припомню… – сопел он, тяжело дыша и ворочаясь на земле, как жаба. – Я тебе…

Ярость снова залила мои глаза, и я практически физически почувствовала, как ухватила его магией.

– Вон!

Макс снова перекувырнулся через голову и шлепнулся в кустах, откуда и вылез.

На своих плечах я ощутила ладони Стира.

– Успокойся, – произнес он. – Тебе нужно успокоиться. Они не стоят твоего гнева и слез. Все, уже все. Они ушли.

Он говорил еще какие-то успокоительные слова, а слезы меня душили.

И побитый бок саднил.

– Все прошло, – шептал Стир.

Но я-то знала, что это только начало.