Текст книги "Жена-беглянка. Ребенок для попаданки (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Глава 69

Робер хотел, чтобы я осталась у него еще на неделю.

– Пока не приведут в порядок дом, – повторял он. – Нужно изгнать остатки яда, проветрить и отмыть…

Но я не могла находиться вне дома.

Туда меня тянуло.

Старая Марта меня поддержала.

Отведенный ей уголок в доме Робера ей не понравился.

Комната была красивая, но пахла морем. Там был много украшений, красивых тканей, но Марта себя там чувствовала лишней.

И боялась нечаянно задеть что-нибудь и разбить.

– Мы все перемоем водой с настойкой бессмертника! – поддакивала она мне.

Робер понял, что нас не переспорить, и вздохнул тяжко.

– Хорошо, – глухо ответил он. – Но позвольте мне хотя бы проверить дом. Я зайду первым. Я прослежу, чтоб там было безопасно…

В пустом доме гулял ветер.

Комнаты были выстужены, и я чуть не заплакала от того, как темно, холодно и одиноко там было.

– Скорее растопите камины и печи! – велела я оробевшим слугам.

Я бежала впереди всех, высоко подняв подсвечник с горящей свечой.

Будто этим крохотным огоньком можно было вернуть жизнь в огромное темное здание…

– Подождите же, – просил Робер, следуя за мной. – Здесь может быть небезопасно!

– Ах, да бросьте, – отмахнулась я. – Все тут хорошо! Иначе б мы уже были мертвы!

Робер лишь снова покачал головой печально. Его угнетало то, что я не слушаюсь его.

Но он все равно пытался меня уберечь от беды.

Он разжег огонь в маленькой жаровне, насыпал туда благовоний и за длинную цепочку поднял над головой.

Белый душистый дым окутал нас, защищая от возможного воздействия яда.

Мы шли по коридорам, по комнатам, а Робер следил, не превратится ли где-нибудь белый дым в страшные черные хлопья.

Но этого не происходило.

Только в столовой, где мы оставили несчастную неудачливую отравительницу, и где она лежала до сих пор, белый дым, окутав тело, почернел.

Яд выпал крупными хлопьями на мертвом лице, на ее шее, на красивом украшении на поблескивающей золотой цепочке.

– Видите? – сказал Робер, водя дымящей жаровней над телом. – Не так уж тут безопасно.

– Это надо было сделать раньше, – ответила я. – Окурить ее и вынести. Бедняжка…

– Она хотела отравить вас, – напомнил Робер, продолжая ее окуривать.

– Не думаю, – возразила я. – Она начала говорить о какой-то справедливости по отношению к Максу. К моему братцу… Это он ее надоумил, я уверена! И не предупредил об опасности. Чужими руками решил действовать…

– Это не доказуемо, – со вздохом ответил Робер. – Ваш братец очень хитер и изворотлив. Наказать его сложнее, чем кажется.

В столовую несмело заглядывали слуги.

Они, в отличие от меня, не спешили вернуться в дом.

– Заверните ее в ковер и вынесите, – скомандовала я. – Скоро она не будет представлять никакой опасности. Все здесь нужно перемыть!

– Может, выбросить? – предположил Робер.

Я оглянулась.

Мебель, столовые приборы, да даже маленький бронзовый китайский колокольчик с водяным драконом – все казалось мне не просто вещами, а частью меня.

И выбросить что-то из этой комнаты мне казалось неправильным.

Это как вырвать у себя сердце и вышвырнуть его…

– Нет, – ответила я тихо. – Ничего. Ничего не позволю отсюда выбросить. Все отмыть. Отстирать скатерти. Шторы. Мебель. Я сама буду мыть. Я не позволю этому скунсу отравить мой дом и раскидать его по кускам!

Робер схватился за голову.

– В вашем положении мыть и скрести полы! – воскликнул он. – Я не позволю вам этого сделать.

– Я не буду спрашивать у вас разрешения, – твердо ответила я. – Если хотите быть полезным, окурите все здесь понадежнее.

– Зачем ты так, – укоризненно вступилась за Робера Одетта. – Господин казначей хочет помочь. А ты не принимаешь его добрые советы!

Я глянула на сестру.

Вероятно, она была еще слишком юна, и не ощущала особенной связи с домом, с честно отвоеванным, заработанным и выстраданным.

В глазах ее был упрек и странное чувство обиды.

Стояли слезы.

Поэтому я смягчилась.

– Милая, – ответила я тише. – Я принимаю советы господина казначея. Я слышу его. Он добрый друг, и заботится о нас. Но у меня свои желания. Мне больно осознавать, что проделки Макса приведут к тому, что я должна буду разорить своими руками свое собственное жилье. Я хочу победить его.

– Но это всего лишь вещи! – воскликнула Одетта, всплеснув руками.

– Не всего лишь, – возразила я. – Это мой мир. Тот, что я смогла выстроить, чтобы нам жилось безопасно.

– Не слишком[ИК1] -то тут безопасно! – выкрикнула Одетта.

– Ты меня в этом винишь? – удивилась я.

Сестра мне не ответила.

Она всхлипнула и бросилась прочь.

Какой странный бунт…

Но думать о его причинах времени не было.

– Марта, – я обернулась к старой травнице. – Навари побольше настойки. Мы приступаем к уборке тотчас же!

***

В два следующих дня Марта собирала цветы, толкла их в ступе и замачивала в огромном котле. А потом долго вываривала их, помешивая огромным деревянным черпаком.

Из этого котла она то и дело отплескивала кипящей воды в ведра слугам.

И те бежали мыть и скрести щетками все вокруг.

Уборка пошла старому дому на пользу.

Старое дерево, плиты на полу стали ярче. Витражи – красочнее. Ткани – свежее.

Я, вскарабкавшись на невысокую лестницу, отмывала рамы старинных портретов, украшающих стену у входа на второй этаж.

Позолота на деревянных рамах была потемневшей, но целой.

Красочный слой на картинах был целым и легко отмывался от гари, копоти и старой пыли.

Я с удовольствием отмыла и портреты.

На меня теперь глядели благородные, исполненные высокомерной гордости, лица людей, старых хозяев этого дома.

С золотыми рыцарскими цепями на плечах, в подбитых мехом мантиях.

В золоте и шелке.

А один портрет…

Я чуть не упала с лестницы, чуть не закричала во все горло от изумления, когда моя щетка смахнула пыль с нарисованного лица.

И на меня глянули разноцветные глаза.

Голубой и карий.

Такие знакомые и такие чужие.

– Кто… – выдохнула я, отшатнувшись от портрета. – Кто это?!

– Один из предков бывших хозяев дома, – почтительно ответили мне.

С трудом переставляя ноги по ступенькам лестницы, я спустилась, сама не своя.

И оглянулась вокруг.

Господи, как можно было быть такой слепой?!

На витражах, которые я рассматривала не раз и не два, были запечатлены люди, обращающие в драконов.

На стенах, над дверями комнат, были затертые следы от гербов.

Форма их была отчетливо видна теперь, когда стены тоже помыли.

И вполне узнаваема…

А разноцветные глаза – я знала лишь одного человека с такими глазами. Он был схож неуловимыми фамильными чертами на человека, изображенного на портрете!

И на груди его, на толстой цепи, в золотой оправе, был изображен черный блестящий камень – морион…

Господи, стыд-то какой!

А ведь я верила, что всего добилась сама!

Думала, что мне просто повезло!

А на деле за моими успехами незримо и деликатно стоял Ивар.

Поддерживая, направляя и не требуя ничего взамен.

И прячась в тени от моей благодарности…

– Ивар, – почти выкрикнула я, резко обернувшись на экономку. – Господин Ивар настоящий хозяин этого дома?

Экономка не смела поднят на меня взгляд.

– Это так? – резко и настойчиво повторила я.

– Он не велел вам говорить об этом, – прошептала она.

– И клад в комнате, – допытывалась я, внезапно прозрев, – тоже его рук дело?

– Он велел там спрятать деньги, что вы отдали той женщине.

– Подставной хозяйке?

– Да.

Я глубоко вдохнула, чтобы унять мечущиеся в голове мысли и успокоить взбесившееся сердце.

– Теперь вы откажетесь от дома? – спросила экономка, осмелев и подняв взгляд на меня. – Господин Ивар предупреждал, что вы резки и…

– Нет, – резко перебила я ее, оглядывая дом новым взглядом.

Вот почему меня сюда тянуло!

Фамильное гнездо семьи, которой принадлежал мой ребенок.

Дом, переходящий по наследству, наверное, по старшинству.

Он это чувствует. Он хочет тут быть.

Как бы я не распоряжалась своей жизнью, он-то всегда будет частью этой семьи.

Мое желание не может разорвать существующей связи.

Этот дом принадлежал ему по праву.

«Невероятно прекрасный жест, – подумала я, с трудом проглотив ком, вставший в горле. – Ивар… как в тебе уживается демон и ангел одновременно?»

– Что было здесь? – я указала на пустующее место над дверями.

– Фамильные гербы, госпожа, – ответила экономка. – Господин Ивар велел все снять, чтобы вы не догадались.

– Вернуть обратно! – велела я. – Все, что сняли, вернуть.

Я перевела дух.

– В конце концов, я была замужем за герцогом Ла Форс, – произнесла я тихо, чуть успокоившись. – Нравится мне это или нет. И это часть моей жизни тоже нужно признать и принять…

Глава 70

Аудиенция у короля – это серьезное мероприятие.

Мало того, что ответ от короля, готов ли он принять новоиспечённого герцога, шел долго. Так еще и собраться надо было с особым тщанием.

А покуда король не ответил, Ивару надлежало ждать и готовиться.

Не только пошить новый костюм, но и сделать какой-то подарок королю и королеве.

Все эти дворцовые церемония и ухищрения Ивару были не близки и не интересны. Но он вынужден был подчиниться.

Утрясая свои дела, он вынужден был ездить по городу.

А люди шептались за его спиной – Черный Герцог поехал…

Черный – оттого, что Ивар надел траур.

По брату, по матери.

По отцу.

Ида скрылась, натворив неописуемых бед.

Но Ивар не спешил ее искать. Это была не та задача, которую нужно было б решать первой.

Он искал подобающий подарок для короля.

Можно было б, наплевав на приличия, отправиться ко мне, к графине Рубин, и просить необычных и редких камней.

Это было бы самое верное решение; и король тотчас дал бы согласие принять Ивара, учуяв интересный и яркий подарок.

Но Ивар не решался.

Он продолжал кружить по городу в поисках достойного подношения.

И день тянулся за днем в тягостном ожидании.

Слухи о поисках Ивара быстро разнеслись по городу.

Ювелиры – в том числе Блестящие, позабыв обиду на монарха, – наперебой предлагали Ивару прекрасные вещицы.

Но это было все не то.

Недостаточно оригинально, недостаточно красиво.

Ивар раз за разом отвергал предложения.

И продолжал поиски.

В один из таких дней, когда траурный экипаж Черного Герцога чуть замедлился на площади, у живого перекрестка, дверца кареты открылась, и к Ивару в карету скользнул странный человек.

– Добрейшего денечка, ваше сиятельство, – произнес этот юркий, как угорь, человек, уважительно приподняв шляпу.

Он мог бы сию минуту наброситься на Ивара с оружием и пронзить ножом его сердце.

Но Ивар был из тех людей, что не боялись покушений.

Еще неизвестно, кто выжил бы в этой рукопашной.

Поэтому он не набросился на неизвестного, защищаясь.

И не позвал слуг, чтоб те вытащили и выбросили прочь непрошенного гостя.

Он лишь приподнял бровь, выражая удивление.

И человек, влезший в его карету, снова уважительно поклонился.

– Я слышал, Ваша Темнейшая Светлость ищет достойный дар для короля, – развязно продолжил человек. – И, думаю, у меня есть то, что вам понравится.

Без колебаний человек этот достал из-за пазухи сверток из платка.

Развязал узелок и в нем обнаружил блестящее рубиновое колье.

С первого же взгляда Ивар его узнал.

То самое великолепное и блестящее колье, что Натан когда-то подарил своей юной наивной жене.

Никаниэль.

Она была неотразима в этой вещице. Рубины кровавыми каплями сверкали на белизне ее кожи.

И было в этом что-то трогательное, чистое, непорочное и жертвенное…

Ивар очень хотел бы сохранить невозмутимое выражение лица. Но у него не вышло. Воспоминания ослепили его, и влюбленность – та, давняя, хмельная, отчаянная, безответная и безнадежная, – окрасила его бледные щеки в алый цвет.

Собеседник его это заметил.

Он не понял, отчего Ивар разволновался.

Но подумал, что Ивару страсть как хочется вернуть фамильную ценность.

– Откуда у тебя это? – как можно спокойнее спросил Ивар. – Украл?

– Ну вот еще, – напыжился человечек. – Вы разве слышали о краже этой вещицы? Кто-то ее разыскивал?

– Нет, – преспокойно ответил Ивар.

– То-то же! – торжествуя, ответил странный тип. – Потому что я ее не украл. Нет, милорд. Мне ее отдали за долги.

– Не много ли тебе задолжали? – усомнился Ивар.

– В самый раз, – его неожиданный собеседник скользко и гадко осклабился. – Долги крови самые большие. Это дала мне сестра. Графиня Рубин. Ваша бывшая невестка, если не ошибаюсь.

– Не ошибаетесь, – так же спокойно подтвердил Ивар.

– Это хорошо, что вы не отрицаете родство, Ваша Темнейшая Светлость, – ухмыльнулся собеседник и внезапно выхватил нож.

Тут Ивар удивленно вскинул обе брови, уставившись на оружие собеседника, направленное ему прямо в сердце.

– А это затем, Ваша Темнейшая Светлость, что вы не вздумали у меня камешки отнять, – процедил сквозь зубы собеседник. – О вас ведь не самые хорошие слухи ходят. И то, что вы – грязный убийца и головорез, говорят.

– И ты к такому не побоялся лезть в экипаж? – уточнил Ивар.

– Деньги-то нужны. А что убийца – так не беда. Я и сам умею ножом тыкать, – усмехнулся странный собеседник. – К тому же, я покрепче вас буду. Надо будет – сверну головенку-то с плеч. Не посмотрю, что будущий герцог с громкой фамилией. Да я и сталкивался с вашей семейкой…

– Это когда же?

– Когда ваша рыжая кузина, или кто она там для вас, учила меня отравить сестрицу, – хихикнул неприятный собеседник. – Хотела, чтоб и я вслед за ней отправился. Только не на того напала. Я верткий, Ваша Темнейшая Светлость! Учтите это.

– Ах, вот как, – пробормотал Ивар, откинувшись на мягкую спинку сидения и скрестив руки на груди. – Надо ж, какая наглость. Исполнитель убийства сам явился.

– Явился, – огрызнулся Макс – а это был именно он, – ткнув в сторону Ивара ножом. – И тут мы, Ваша Темнейшая Светлость, наедине сидим, запертые. Одно неверное движение, и я пущу вашу драгоценную кровь.

– А верное движение какое? – усмехнулся Ивар.

– Полезть за кошельком, Ваша Светлость, – цинично усмехнулся Макс, поигрывая ножом. – И достать денежек, да побольше.

– Столько денег не возит с собой ни один идиот, – резонно заметил Ивар.

– То есть, стоит оно невероятно дорого?! – осклабился Макс.

– Невероятно, – подтвердил Ивар. – Пожалуй, да. Это был бы прекрасный подарок королю.

– Но вы-то деньги везете, – хихикнул Макс. – Потому что вы именно за этим и ездите по городу. Поэтому раскошеливайтесь, да побыстрее. Не то я на ремешки вас распущу.

Ивар снова посмотрел на направленный на него нож.

Затем перевел взгляд на ухмыляющуюся физиономию Макса.

– Ну же, не скупитесь! – хохотнул Макс. – Эта вещица ведь принадлежала вашему семейству испокон веков! Вы же хотите ее вернуть, не так ли? Ваш братец подарил ее какой-то нищей девке опрометчиво. Она того не стоила и вряд ли когда будет стоить.

В голосе Макса послышалась обида и злость, и Ивар нарочно насмешливо хмыкнул.

– Чего вы смеетесь? – взвился Макс.

Глава 71

Ивар не ответил.

Только в странных разноцветных глазах его сверкали искры смеха.

Максу очень не понравилось, что этот изнеженный – как ему думалось, – и болезненный аристократ его не боится.

Более того, поза, в которой сидел Ивар, была слишком расслабленной.

Голова его покачивалась в такт движения кареты.

Лицо белело в полумраке над черной грудью и ослепительно-белым пышным воротником.

Единственный защитный жест, что Ивар позволил себе – это скрещенные на груди руки в черных новых перчатках.

Эти перчатки почему-то разозлили Макса еще сильнее.

Ему показалось, что Ивар надел их потому, что брезгует.

Боится хотя б нечаянно коснуться хоть пальцем такого человека, как он, Макс.

– Зря смеетесь, Ваша Темная Светлость, – огрызнулся Макс, словно пес, которому наступили на хвост. – И ваше пренебрежение оставьте себе. Я, знаете, умнее, хитрее и сильнее, чем вы обо мне думаете. Я давно тут… делаю, что хочу. И никто меня до сих пор не остановил.

Ивар насмешливо прищурился.

– И чего же ты хочешь? – уточнил он с презрением. – Занимаешься вымогательством у собственной сестры? О, это смело – отнимать кусок хлеба у беременной беззащитной женщины?

– Я не кусок хлеба отобрал! – рыкнул Макс. Пренебрежение Ивара заводило и раздражало его все сильнее. – И уж кто, кто, а она не беззащитная несчастная женщина! Моих ума и смелости хватило на то, чтобы вынудить ее отдать мне драгоценную вещь, достойную самого короля! И она не посмела и пискнуть! Не пожаловалась! А ведь графиня Рубин богата; уж она бы могла бы пожаловаться и попросить защиты! Но не посмела! Потому что боится меня! Потому что знает, что если меня разозлить, то ее не спасет ничто!

– О, ты такой опасный, – произнес Ивар, разглядывая Макса с недобрым любопытством.

Любой другой человек, знающий Ивара, уже примолк бы и попытался оказаться от него как можно дальше.

Но Макс с Иваром был не так близко знаком.

Дурная слава, что шла вслед за Иваром, показалась Максу преувеличенной.

Разве жестокий и смелый головорез будет сидеть, сложа руки кренделем, и хлопать глазами?

– Так может, погрозишь мужчинам, а не беременной беззащитной женщине? —продолжил Ивар. – Для того, чтоб мериться силами, нужен подходящий противник.

Макс оскалился.

– Нужен? – повторил он. – Кому нужен? Мне? Нет, абсолютно нет.

– Вот как? – Ивар изобразил вежливое и заинтересованное удивление. – Отчего нет?

– Для чего? – Макс сощурил злые глаза. – Чтобы доказать себе что-то? Мне себе нечего доказывать. Этим пусть дураки занимаются!

Ивар снова усмехнулся.

– Думаете, я боюсь? Не осмелюсь? Я и вашу улыбочку с удовольствием стер бы с вашей отвратительной рожи, – продолжил Макс злобно, – или наоборот, ножом нарисовал бы ее еще больше, от уха до уха. Но мне не ответы на вопросы, а денежки нужны. И побольше! Так что раскошеливайтесь, господин хороший, да побыстрее!

– А то что?

Макс пропустил момент, как расслабленный и спокойный Ивар вдруг оказался с ним рядом и ухватил его за кисть.

Только в следующий момент разноцветные глаза полыхнули ненавистью прямо напротив его глаз, и Макс с ужасом услышал, как трещат, ломаясь, кости на его запястье.

А нож холодным и острым концом касается его подрагивающего сердца.

Ивар переломал Максу запястье, направив нож в живот противника, и со всей силы насадил его на оружие.

У него оказалась железная хватка, и Макс – он же Стас, – с запоздалым раскаянием понял, что не ему, простому деревенскому пареньку, тягаться с тем, кто всю жизнь размахивал шпагой и ножом.

К тому же, его черные новые щеголеватые перчатки вдруг начали расползаться, словно нечто изрезало их изнутри.

И Макс в ужасе увидел вставшую дыбом острую чешую, порвавшую глянцевую кожу.

Сила, заключенная в небольшом теле Ивара, была не человеческой.

Вот почему запястье Макса сломалось, как хрупкая фарфоровая статуэтка.

– Да-да, продолжай, – произнес Ивар, внимательно и безжалостно глядя в изумленные глаза Макса и удерживая нож с такой силой, что тот, как бы не колотил ладонями по плечам Ивара, а сдвинут его не смог ни на миллиметр. – Что там мне грозит за неповиновение? М-м-м-м?

Макс хотел ответить.

Сказать что-нибудь хлесткое, злое.

Но рот его наполнился кровью, а в груди жгло так, что слезы выступили на глазах.

Он умоляюще смотрел на Ивара, цепляясь за его одежду и раздувая побледневшие щеки.

Но надышаться не мог.

– Пощадите, – прохрипел он.

– Как быстро испарилась твоя дерзость! Ты оскорбил мою любимую женщину, – заметил Ивар, по-деловому вынимая из трясущихся скрюченных пальцев Макса рубиновое колье. – Такие вещи не прощают. А еще это секрет. Поэтому все, кто об этом знает, должны умолкнуть навсегда.

– Пощадите…

– Даже если хотел бы, то уже не смог, – возразил Ивар. – Судя по цвету твоего лица, нож пробил тебе сердце. Ты живешь последние мгновения. Так не трать их на бесполезные просьбы!

– Помогите, – стонал Макс, заливаясь слезами и еще отчаяннее цепляясь за одежду Ивара. – Пощадите…

– Непременно, – процедил тот злобно.

И вторым толчком вбил нож в грудь Макса так глубоко, что тот мгновенно смолк, широко разинув рот.

Ивар распахнул дверцу кареты и, ухватив тело за ворот одежды, вышвырнул его прочь, прямо на дорогу, не особо заботясь о том, что станет с ним дальше.

Так закончил свое существование хитрец Макс, негодяй Стас…

***

Разумеется, Ивар не повез колье королю.

Хотя, разумеется, это был бы блестящий подарок!

Он ни минуты не сомневался в том, как распорядиться этим сокровищем.

Он хотел вернуть колье законной хозяйке – той, которой это колье было когда-то подарено его братом.

То есть, мне.

А я…

Признаться, с тех пор, как узнала, в чьем доме живу, я ждала Ивара.

Не признаваясь самой себе в этом, подсознательно его ждала.

Хотела, чтоб он увидел вернувшиеся на свои законные места гербы.

Хотела сказать ему спасибо.

И просто побыть рядом. Хотя б просто помолчать.

Поэтому, когда мне передали весть о его визите, я поспешила к нему навстречу с внезапно сильно забившимся сердцем.

Ивар стоял в холле. Я даже засмеялась от своей недогадливости, потому что сейчас четко увидела, что он был словно часть этого дома.

– Доброго дня, ваша светлость, – я склонилась перед ним в реверансе.

Его разноцветные глаза так и бегали.

Он был пойман с поличным.

Он заметил и отмытый портрет, и свои гербы, которые теперь красовались над каждой дверью.

И он не знал, что я ему скажу за раскрытый обман.

Не знал, как я приму – и приму ли? – его дар. Его дом.

Теперь-то я была богата настолько, что могла позволить себе любой дом.

– Благодарю вас, ваша светлость, – произнесла я, заметив его метания.

И снова склонила перед ним голову.

– Ваша деликатная помощь и поддержка очень мне помогли, – продолжила я, осмелившись поднять взгляд. – Это…

Мой голос дрогнул, и я перевела дух прежде, чем продолжить.

– Это намного больше, чем для меня сделал кто-либо еще. Я обязательно верну вам долг… Могу вернуть и дом. Он – ваше родовое гнездо…

– Я не приму денег, – грубовато перебил меня Ивар. – Сделка состоялась. И обратного хода нет. Хозяйкой его значитесь вы.

– Я благодарна вам, – с теплом ответила я.

– Не стоит благодарностей, – ответил Ивар сухо. – Это мой долг – заботиться о вас.

– Долг? – удивилась я.

– Мой брат, Натан, герцог Ла Форс, мертв, – выпалил Ивар. – Ваш ребенок – это последний из нашего рода. И я должен опекать его. Разумеется, я сделаю его своим наследником, когда он родится и вырастет…

– О, соболезную, – произнесла я. – Сожалею вашей утрате. Но…

Я шагнула к нему и оказалась близко-близко. Практически вплотную, почти касаясь его одежды.

– Но вы можете жениться и завести своих детей, – произнесла я вкрадчиво и тихо.

– Нет, нет!

Ивар даже зажмурился и отчаянно замотал головой.

– Вы же знаете, – забормотал он, растеряв всю свою холодность, – вы же видели…

Произнести он не смог.

Зато сорвать перчатку с руки – да.

– Не должно рождаться уродов с… этим, – выдохнул он, демонстрируя мне чешую.

Он краснел и бледнел, наблюдая за моей реакцией.

Вот, значит, почему он перчатки не снимал. Ну, это все объясняет…

– Пятно на теле – это такая мелочь, в сравнении с благородством души, – заметила я, проведя по темной чешуе пальцем.

Ивар поспешно отнял у меня руку, спрятал ее за спину, словно мои слова обожгли его.

– О, нет! Нет! – прошептал он, отступая от меня. Взгляд его был исступленный и безумный, словно он не верил в то, что я не оттолкнула его за уродство. – Я слишком привык жить с клеймом урода! И я не благороден, нет! Я урод, насквозь прогнивший мерзавец! Спросите-ка тех, кто имел несчастье со мной познакомиться поближе!

– Мне плевать, что они скажут, – отчаянно и твердо ответила я, упрямо делая шаг Ивару навстречу снова. – Я знаю вас, как милосердного и доброго человека. И на мой взгляд, вы заслуживаете счастья как никто иной.

– О моем милосердии ваш братец послушал бы с большим интересом, – усмехнулся Ивар и протянул мне руку.

В его ладони красными каплями крови сверкнуло рубиновое колье.

– Он больше не потревожит вас, – произнес Ивар, вкладывая колье мне в руки.

– Благодарю, – прошептала я одними губами.

И вдруг безотчетно поймала его пальцы и крепко сжала их.

И он не нашел в себе духа отнять их у меня и лишиться такого желанного прикосновения.

Мы стояли друг напротив друга, взволнованные, порывающиеся сказать друг другу важные и главные слова, и захлебывающиеся своим смущением и волнением.

– А вы изменились, – заметил Ивар, всматриваясь в мое лицо. – Однажды я отпустил, позволил убежать испуганной бледной девчонке. Думал – пропадет мотылек. Но вы выдержали. Выстояли. Вы сражались за свою жизнь и победили, графиня Рубин.

Он снова криво усмехнулся и несмело погладил мои пальцы.

– Из нищенки сделаться графиней Рубин, – задумчиво повторил он мое имя. – На это способны единицы. Если вообще кто-нибудь способен кроме вас.

– С вашей помощью, – сказала я. – Это вы меня спасли. Вы. Сама я не выбралась бы. И вы говорите, что не добры?

– Я увидел беспечного невинного мотылька, попавшего в передрягу, влипшего в такую паутину, какой не заслуживал. Такое чистое создание не должно было погибнуть, растерзанное нашими грязными руками. Я не мог поступить иначе.

– Ваша матушка сделала ставку не на того сына, – заметила я. – Вероятно, задумай она женить на мне вас, у нас бы все сложилось. Она в своей любви к Натану слепа.

– Она тоже мертва.

– О, простите…

Я чуть пожала его руку, и он ответил мне чуть слышным стоном.

– Нам нельзя, – побормотал он, как в мучительном бреду. – Даже думать нельзя о том, что…

– Отчего? – безжалостно спросила я, видя, как он борется с искушением.

– Наши дети, – выдохнул он мучающую его давно мысль. – Мои дети… они будут поражены той же порчей, что и вся моя семья. Что и я. Как Натан и Ида. Рано или поздно их потянет друг к другу, и устоять они не смогут. А значит, наплодят таких же уродов, что и сами. Ваш ребенок… он будет чист. Натан был чист, когда зачал его. И если не будет родной крови рядом в виде соблазнительной самки, ваш сын женится на обычной женщине, и проклятье с рода будет смыто. Я просто не имею права, – мучительно выкрикнул он, – касаться вас! И продлевать свой род…

– В моем положении, – вдруг выдохнула я, привлекая Ивара к себе, не соображая, что делаю, – забеременеть от вас невозможно.

Он жарко дышал мне в губы.

Жарко, обжигающе.

– Ну же, ваша милость, – произнесла я еле слышно, лаская его напряженные плечи. – Вероятно, у нас больше не будет… шанса.

Он не вынес этой пытки.

С ревом он заключил меня в объятья, впился мне болезненным поцелуем в губы.

И я прильнула к нему в безумном порыве, отвечая на его грубую жадную ласку и растворяясь в ней.

Потому что только сейчас я ощутила каково это – любить.

Он безошибочно отыскал мою комнату.

Словно знал, где я живу. Где провожу время. Где сплю, думаю и жду…

Его руки были сильными, жесткими, грубыми. Но не жестокими; прикосновения к моей коже были мягче шелка.

Платье на мне он просто разодрал, не имея терпения справиться с завязками и пуговицами. Я осталась в одной сорочке, но холодно мне не было. Кожа пылала, словно страсть его передалась мне и заставила кипеть кровь.

Голодными губами впился в мою шею, оставляя алые следы обжигающих поцелуев.

Вместо того, чтоб бросить меня в постель, поднял, прижал к стене.

Мои ноги обвили его, и я сама удивилась, как естественно и бесстыдно я это сделала.

Страсть его была грубой и жесткой. Она опаляла, она мучила и заставляла наслаждаться.

Но от этой жесткости ласки ощущались так остро, что я выкрикнула во все горло, ощутив первое – самое желанное и сладкое, – первое проникновение.

Господи, как я хотела его!

Я обвила его руками и ногами, вцепилась в его одежду ногтями, и вздрагивала от каждого его движения, от каждого толчка в мое тело, потому что наслаждение было острым, как касание лезвия.

Я целовала его горячие губы, сходя с ума от его близости, от его запаха, от жара его рук.

И кричала, кричала, когда он отстранялся, чтобы вдохнуть немного остужающего прохладного воздуха.

Так хорошо мне не было никогда.

До слез, до жалких стонов, до дрожи, охватывающей все тело.

Его руки, поддерживающие меня под бедра, хищно сжимались, стискивая мое тело почти до боли.

А Ивар продолжал меня терзать самой сладкой в мире пыткой, упиваясь моими беспомощными воплями.

О, как я хотела его…

Потом мы оказались в постели.

Наши тела были раскалены, обжигающе-горячими, а постель – прохладной.

То неистовство, что между нами произошло, описать трудно.

Мне казалось, что весь мир для меня превратился в одно неописуемое, невыносимое блаженство.

А руки Ивара, разглаживающие мое тело, изучили каждую складку, каждую частичку меня.

Ощущая его ладонь на своем лоне, я сгорала от нетерпения и жажды наслаждения.

Я вымаливала их, приникая к его телу, принимала его в себя и выгибалась, вжимаясь в него.

Двигаясь в одном ритме, ласкаясь, обретя смелость и позволив себе быть откровенными, мы шептали друг другу слова признаний.

И кончали – мы кончали вместе, сгорая в пылу страсти, как сухие осенние цветы.

Такого наслаждения я не испытывали никогда и ни с кем…

Это и есть любовь?..