Текст книги "Книга Страшного суда"

Автор книги: Конни Уиллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

—Что такое, Бадри? Что случилось? – спросил Дануорти.

–Холодно, – выдавил Бадри.

Дануорти, нагнувшись, подтянул его одеяло повыше, но оно оказалась тонюсенькое, не толще бумажной больничной пижамы. Еще бы он не мерз.

– Спасибо, – пробормотал Бадри и, выпростав руку из-под одеяла, ухватил ладонь Дануорти, а потом закрыл глаза.

Дануорти тревожно глянул на экран, но там ничего не прояснилось. Температура зависла на тридцати девяти и семи. Рука Бадри пылала жаром даже сквозь перчатку, а ногти обрели непонятный синюшный оттенок. Кожа потемнела, лицо еще сильнее заострилось.

Вошла старшая медсестра, под бумажными одеяниями подозрительно напоминающая миссис Гаддсон.

– Список первичных контактов в таблице, – буркнула она. Неудивительно, что Бадри ее пугается. – «Таб1». – Она показала на клавиатуру под первым экраном слева.

На экране появилась таблица, разбитая на часовые графы. В верхних строчках значился сам Дануорти, Мэри и медсестра с пометкой «СЗК.» в скобках у каждой фамилии, подразумевающей, что они контактировали с больным уже в защитных костюмах.

– Прокрутка, – скомандовал Дануорти, и на экран стали выползать нижние строки, охватывающие прибытие в больницу, поездку на «Скорой», работу над сетью и предыдущие два дня. В понедельник утром Бадри был в Лондоне, налаживал локальную переброску для колледжа Иисуса. В Оксфорд вернулся на метро к полудню.

В половине третьего он пришел к Дануорти и просидел у него до четырех. Дануорти сделал пометки в соответствующей графе. Еще Бадри говорил, что в воскресенье ездил в Лондон, но когда именно, профессор не помнил, поэтому вписал: «Лондон – позвонить в Иисуса, уточнить время».

– Он то в себе, то не в себе, – неодобрительно проворчала сестра. – Это все из-за жара. – Проверив капельницы, она одернула простыни и вышла.

Звук хлопнувшей двери привел Бадри в чувство. Веки затрепетали и открылись.

– Ответь мне на несколько вопросов, пожалуйста. Надо выяснить, с кем ты встречался и разговаривал. Чтобы они тоже не заболели. Поэтому назови, с кем ты виделся.

– Киврин, – ответил Бадри едва слышно, почти шепотом, но крепко сжимая при этом руку Дануорти. – В лаборатории.

– Сегодня утром? А до этого ты ее видел? Вчера?

– Нет.

–Чем ты вчера занимался?

– Проверял сеть, – слабым голосом проговорил Бадри, не выпуская руку Дануорти.

– Весь день?

Он покачал головой, и экраны откликнулись электронным писком и скачками графиков.

–Я заходил к вам.

–Да, я видел твою записку, – кивнул Дануорти. – А после этого? Виделся с Киврин?

– Киврин, – повторил Бадри. – Перепроверял координаты за Пухальски.

– Там не было ошибок?

– Нет. – Бадри наморщил лоб.

– Точно?

–Точно. Два раза проверил. – Он перевел дыхание. – Запустил внутреннюю проверку и сличение.

У Дануорти отлегло от сердца. Значит, с координатами все в порядке.

–А сдвиг? Какой сдвиг получился?

– Голова... – пробормотал Бадри. – Утром болела. Наверное, перебрал на танцах.

– Каких танцах?

–Устал...

– Каких танцах? – допытывался Дануорти, чувствуя себя инквизитором. – Когда ты ходил на танцы? В понедельник?

– Во вторник. Перебрал. – Бадри уткнулся щекой в подушку.

– Ну, отдохни. – Дануорти осторожно высвободил руку из ладони Бадри. – Поспи.

– Хорошо, что вы пришли. – Бадри снова ухватил Дануорти за руку.

Профессор не стал ее отнимать, он сидел, глядя попеременно то на уснувшего Бадри, то на экран. За окном шел дождь. Стук капель доносился сквозь задернутые шторы.

Дануорти только теперь осознал, насколько серьезно болен Бадри. В своем беспокойстве о Киврин он совсем забыл про оператора. Зря, наверное, он сердится на Монтойю и остальных. Озабоченные собственными проблемами, все видят в болезни Бадри только досадное недоразумение, не давая себе труда задуматься, чем это на самом деле чревато. Даже Мэри, упомянув, что Балкли-Джонсон может понадобиться под лазарет, не разъяснила подлинные перспективы. Бадри лежит с температурой тридцать девять и семь, несмотря на своевременно проведенный антивирусный курс.

Вечер перетекал в ночь. За окном шумел дождь, колокола на Святой Хильде и чуть подальше, в Крайст-Чёрч, вызванивали четверти. Медсестра пришла буркнуть, что сменяется с дежурства, и вместо нее проверять капельницы и мониторы пришла куда более миниатюрная и приветливая сестричка-блондинка с практикантским значком.

Выкарабкаться из беспамятства стоило Бадри заметного труда, и с каждым разом он все больше и больше выбивался из сил и все бессвязнее отвечал на вопросы.

Однако Дануорти безжалостно тянул из него ответы. Танцы устраивались в Хедингтоне. После танцев Бадри пошел в паб. Название не помнит. В понедельник вечером работал в лаборатории один, проверял координаты Пухальски. Из Лондона приехал в понедельник, в полдень. На метро... Пассажиры в метро, танцоры в Хедингтоне плюс невероятное количество лондонцев – невозможно отследить и осмотреть всех и каждого, даже если Бадри назовет имена и фамилии.

– Как ты добирался утром до Брэйзноуза? – спросил Дануорти в очередное «просветление».

–Утром? – Бадри посмотрел на зашторенное окно, очевидно, полагая, что сейчас и есть утро. – Сколько же я спал?

Дануорти не знал, что ответить. Бадри весь вечер то засыпал, то просыпался.

– Сейчас десять, – сказал он, глянув на часы. – Тебя привезли в больницу в половине второго. Сеть ты запускал сегодня утром. Перебрасывал Киврин. Ты помнишь, когда почувствовал, что заболеваешь?

– Какое сегодня число? – неожиданно спохватился Бадри.

–Двадцать второе декабря. Ты здесь всего полдня.

–А год? – Бадри силился приподняться. – Год какой?

Дануорти с тревогой посмотрел на экран – температура почти тридцать девять и восемь.

– Год две тысячи пятьдесят четвертый, – успокаивающе наклоняясь к Бадри, ответил Дануорти. – Двадцать второе декабря.

– Откатываем! – заявил вдруг Бадри.

Дануорти попятился.

– Откатываем, – повторил оператор, потом приподнялся и завертел головой. – Где мистер Дануорти? Мне надо с ним поговорить.

– Вот он я, Бадри. – Дануорти шагнул вперед, но вплотную подходить не стал, чтобы не встревожить больного. – Что ты хотел мне сказать?

– Вы, случайно, не знаете, где он может быть? Тогда передайте ему записку, пожалуйста.

Он протянул воображаемый листок бумаги, и Дануорти догадался, что Бадри заново переживает свой визит в Баллиол во вторник.

– Мне нужно обратно к сети. – Бадри глянул на воображаемые часы. – Лаборатория открыта?

–О чем ты хотел поговорить с мистером Дануорти? О сдвиге?

– Нет. Откатываем! Вы ее сейчас уроните. Крышку! – Он смотрел сквозь Дануорти лихорадочно блестящими глазами. – Чего вы ждете? Сходите позовите его.

Вошла сестра-практикантка.

– Он бредит, – сказал Дануорти.

Взглянув мельком на Бадри, сестра уставилась на экран. Дануорти они пугали – все эти скачущие вдоль и поперек цифры, но практикантка особенно не тревожилась. Посмотрев по очереди на каждый из экранов, она спокойно принялась подкручивать капельницы.

– Давайте-ка ляжем, ладно? – попросила она, не глядя на Бадри, однако он, как ни странно, послушался.

– Я думал, вы ушли, – проговорил он, откидываясь на подушку. – Слава богу, вы тут. – И он снова отключился.

Практикантка не заметила, занятая подкручиванием капельниц.

– Он потерял сознание, – сообщил Дануорти.

Девушка, кивнув, начала вводить данные на мониторы. На

Бадри, под смуглой кожей которого проступала мертвенная бледность, она даже не взглянула.

– Может быть, надо позвать врача? – настаивал Дануорти.

Дверь открылась, и вошла высокая женщина в СЗК. Так же не удостоив Бадри взглядом, она по очереди посмотрела на экраны.

– Признаки плеврального поражения наблюдаются?

– Синюшность, озноб, – ответила практикантка.

– Что назначено?

– Миксабравин.

Врач сняла со стены скрученный фонендоскоп и стала выпутывать мембрану из трубок.

– Кровохарканье?

Практикантка отрицательно мотнула головой.

– Холодно, – пробормотал Бадри. Женщины пропустили его слова мимо ушей. Он задрожал. – Осторожно, уроните! Она фарфоровая была?

– Введите пятьдесят кубиков раствора пенициллина и АСК. – Врач усадила Бадри, дрожащего сильнее прежнего, и, расстегнув липучки бумажной пижамы, ткнула ему в спину холодной мембраной фонендоскопа, будто подвергая изощренной пытке.

–Дышите! – скомандовала она, не сводя глаз с экрана. Бадри вздохнул, стуча зубами. – Незначительное уплотнение в нижней доле левого, – загадочно проговорила врач и передвинула мембрану на сантиметр. – Еще одно. Уже идентифицировали? – поинтересовалась она, поводив мембраной туда-сюда.

–Миксовирус, – ответила сестра, наполняя шприц.—Тип А.

– Секвенировали?

– Нет еще. – Сестра вставила носик шприца в катетер и надавила плунжер. Где-то снаружи зазвонил телефон.

Врач застегнула пижаму Бадри, уложила его обратно и небрежно накинула на ноги одеяло.

– Приготовьте мне краситель по Грамму, – велела она напоследок.

Телефон все еще звонил.

У Дануорти чесались руки укрыть Бадри поплотнее, но у койки стояла сестра, подвешивая еще одну капельницу на штатив. Подождав, пока она закончит и выйдет, он поправил простыни, натянул одеяло до подбородка Бадри и подоткнул со всех сторон.

–Так лучше?

Бадри не ответил, потому что как раз перестал дрожать и заснул. Дануорти посмотрел на экран – температура упала до тридцати девяти и двух, бешено скачущие линии на других экранах утихомирились.

– Мистер Дануорти, – позвала сестра откуда-то из-за стенки, – вас к телефону. Мистер Финч.

Дануорти открыл дверь. Практикантка, уже в обычной одежде, без защитного халата, махнула ему, чтобы он тоже разоблачался. Он скинул ворох бумажных одеяний в специальный контейнер.

– Очки ваши дайте, пожалуйста. – Сестра начала прыскать их дезинфицирующим средством, а Дануорти тем временем взял трубку и близоруко прищурился на экран.

– Мистер Дануорти, я вас повсюду ищу, – сказал Финч. – Случилось самое ужасное!

–Что такое? – Дануорти глянул на часы. Десять. У вируса инкубационный период равен двенадцати, значит, вряд ли кто-то еще успел заболеть, слишком рано. – Кто-то заболел?

– Нет, сэр, хуже. Миссис Гаддсон. Она в Оксфорде. Каким-то чудом пробралась через оцепление.

– Знаю. С последним поездом. Заставила придержать двери.

–Да, точно. Она позвонила из лечебницы. Требует, чтобы ее оставили в Баллиоле и обвиняет меня в недостаточной заботе об Уильяме, поскольку это я печатал кураторские задания, а куратор, как я понимаю, оставил его на каникулы читать Петрарку.

– Скажите, что у нас нет свободных комнат. Что общежитие на дезинфекции.

– Я говорил, сэр, а она сказала, что тогда подселится к Уильяму. Я не готов его на такое обречь.

– Да, – согласился Дануорти. – Лишениям должен быть предел, даже во время эпидемий. Вы предупредили Уильяма о том, что мамочка рядом?

– Нет, сэр. Пытался, но его нет в колледже. По словам Тома Гейли, мистер Гаддсон сейчас в гостях у одной своей знакомой в Шрусбери, я ей позвонил, но там никто не отвечает.

– Наверное, ушли читать Петрарку, – сказал Дануорти, пытаясь представить, что произойдет, если миссис Гаддсон застигнет парочку врасплох по дороге в Баллиол.

– Не понимаю, зачем бы ему это, сэр, – обеспокоенно заметил Финч. – И откуда вдруг Петрарка? Ему сейчас латынь и греческий сдавать.

– В общем, когда прибудет миссис Гаддсон, поместите ее в Уоррен. – Практикантка, протирающая стекла очков, резко вскинула голову. – Это хотя бы противоположный корпус. Подыщите комнату с видом на какую-нибудь стену. И проверьте запасы средств от аллергической сыпи.

–Да, сэр. Я тут поговорил с казначеем Нью-колледжа. По ее словам, мистер Бейсингейм перед отъездом упоминал, что хочет «отдохнуть от всех», но она думала, хоть кому-то он сообщил, куда едет. Обещала позвонить его жене, как только телефонная связь наладится.

– А про операторов вы спросили?

– Да, сэр. Все разъехались домой на праздники.

– Кто из наших операторов живет ближе всего к Оксфорду?

– Наверное, Эндрюс, – ответил Финч после некоторого раздумья. – В Ридинге. Дать его номер?

–Давайте. А на остальных составьте мне список телефонов и адресов.

Финч продиктовал телефон Эндрюса.

– Я принял меры по урегулированию нехватки туалетной бумаги. Развесил плакаты «Расточительность ведет к нужде».

– Замечательно, – ответил Дануорти и, отключившись, позвонил Эндрюсу. Занято.

Забрав у практикантки очки и новый комплект СЗК, в этот раз он одевался уже со знанием дела – сперва маску, потом шапочку, а перчатки напоследок. И все равно долго провозился. Оставалось надеяться, что сестра управится быстрее, если Бадри вдруг понадобится помощь и он нажмет кнопку вызова.

Когда профессор вошел в палату, Бадри спал беспокойным сном. Дануорти посмотрел на экран. Тридцать девять и два.

Болела голова. Он снял очки и потер переносицу. Потом сел на складной стул и принялся изучать составленную таблицу контактов. Хотя какая там таблица, сплошные пробелы. Как назывался паб, в который Бадри пошел после танцев? Где Бадри провел утро понедельника? Где он был в понедельник днем? В полдень он приехал на метро из Лондона, а Дануорти позвонил ему с просьбой наладить сеть только в половине третьего. Где он провел эти два с половиной часа?

Куда он отправился во вторник днем, после того как зашел в Баллиол и оставил записку, что провел системную проверку сети? Обратно в лабораторию? Или еще в какой-нибудь паб? Может, он с кем-то разговаривал в Баллиоле, когда заходил? Когда позвонит Финч с очередным отчетом про звонарей и туалетную бумагу, надо будет дать ему задание опросить всех, кто был в колледже, не виделись ли они с Бадри.

Дверь открылась, вошла сестра-практикантка, замотанная в СЗК. Дануорти машинально вскинул взгляд на экран, но никаких разительных перемен не заметил. Бадри все еще спал. Сестра ввела несколько цифр на дисплей, проверила капельницы и одернула простыни. Потом раздвинула шторы и застыла у окна, теребя в руках шнур.

–Я нечаянно услышала ваш разговор по телефону... Вы упомянули миссис Гаддсон. Я понимаю, что ужасно неприлично спрашивать, но все же – вы, случайно, не мать Уильяма Гадцсона имели в виду?

–Да, – удивился Дануорти. – Уильям – мой студент из Баллиола. Вы знакомы?

– Мы с ним дружим. – Девушка зарделась так густо, что даже сквозь защитную маску было видно.

– Вот как. – Интересно, когда Уильям успевает читать Петрарку? – Его мать здесь, в лечебнице, – объяснил он, чувствуя, что девушку надо предупредить, вопрос только, о ком. – Приехала навестить сына под Рождество.

– Она здесь? – Практикантка зарделась еще сильнее. – Я думала, у нас карантин.

– Успела на последний поезд из Лондона, – с сожалением проговорил Дануорти.

– Уильям знает?

– Мой секретарь должен его предупредить. – Дануорти опустил подробности про студентку в Шрусбери.

– Он в Бодлеинке, читает Петрарку. – Девушка размотала с руки шнур от шторы и вышла – видимо, звонить в Бодлеинку.

Бадри заворочался и что-то пробормотал неразборчивое. Вид у него был горячечный, дыхание затрудненное.

– Бадри! – позвал Даноурти.

Оператор открыл глаза.

– Где я?

Дануорти посмотрел на экран. Температура спала на полградуса, взгляд стал чуть более осмысленным.

– В лечебнице. Ты потерял сознание в лаборатории Брэйзноуза, когда работал с сетью. Помнишь?

– Помню, что странно себя почувствовал. Было холодно. Я пришел в паб, сообщить, что установил привязку. – Лицо его приобрело непонятное испуганное выражение.

– Ты говорил, что-то не так. Что именно? Образовался сдвиг?

–Тут что-то не так, – повторил Бадри, пытаясь приподняться на локте. – Что со мной не так?

–Ты заболел. Гриппом.

– Я никогда не болел. – Он ворочался, силясь сесть. – Они умерли, да?

– Кто умер?

– От нее все умирали.

–Ты кого-то видел, Бадри? Это важно. Кто-то еще подхватил вирус?

– Вирус? – повторил он с видимым облегчением. – У меня вирус?

–Да. Что-то вроде гриппа. Не смертельно. Тебе ввели антимикробные препараты, и аналог уже на подходе. Скоро будешь здоровее прежнего. Ты не знаешь, от кого мог заразиться? Кто-то еще болеет этим вирусом?

– Нет. – Бадри опустился на подушку. – Я думал... Нет! – Он встревоженно вскинул глаза на Дануорти. – Что-то не так, – в отчаянии пробормотал он.

– Что? – Профессор потянулся к кнопке звонка. – Что не так?

– Мне больно! – с расширенными от страха глазами воскликнул Бадри.

Дануорти нажал на кнопку. Тут же вбежала сестра со штатным врачом, и они снова начали тыкать в больного ледяным фонендоскопом.

– Он жалуется на озноб, – сообщил Дануорти. – И на боли.

– Где болит? – спросил врач, не сводя глаз с экрана.

– Здесь. – Бадри прижал ладонь к правой стороне груди, и его снова начало колотить.

– Плеврит нижней доли правого, – заключил врач.

– Болит, когда дышу, – клацая зубами, добавил Бадри. – Что-то не так.

«Не таю». Значит, он имел в виду не привязку, а собственное самочувствие. Сколько ему лет? Ровесник Киврин. Регулярные риновирусные прививки стали делать лет двадцать назад. Получается, он действительно мог за всю жизнь даже насморка не схватить.

– Кислород? – спросила сестра.

– Рано, – покачал головой врач, выходя. – Для начала двести единиц хлоромицетина.

Сестра уложила Бадри обратно, приладила к капельнице двойной баллон, минуту понаблюдала за снижением температуры у больного и вышла.

Дануорти посмотрел на льющий за окном дождь. «Странно себя почувствовал». Не больным почувствовал, а «как-то странно». Логично, что человека, ни разу в жизни даже не чихнувшего, озноб с температурой поставят в тупик. Он поймет только, что дело плохо, и, бросив лабораторию, помчится в паб сообщить кому-нибудь. «Надо сказать Дануорти. Что-то не так».

Профессор снял очки и потер глаза. Их щипало от дезинфицирующего средства. Навалилась усталость. Он не успокоится, пока не узнает, все ли в порядке с Киврин. Бадри спал, избавленный равнодушными врачами от хрипов в дыхании. И Киврин тоже где-то спит, в кишащей блохами постели за семь сотен лет отсюда. А может, не спит, поражает современников застольными манерами и черной каемкой под ногтями или, преклонив колени на грязном каменном полу, наговаривает свои впечатления на диктофон.

Наверное, он задремал. Ему приснилось, что звонит телефон и Финч сообщает, будто американки грозят подать в суд за нехватку туалетной бумаги. А потом заходит декан с Библией. «Евангелие от Матфея, глава вторая, стих одиннадцатый, – цитировал Финч. – Расточительность ведет к нужде». В этот момент практикантка открыла дверь и передала просьбу Мэри зайти к ней в приемный покой неотложки.

Дануорти посмотрел на часы. Двадцать минут пятого. Бадри по-прежнему спал, и вид у него был почти умиротворенный. Практикантка встретила Дануорти в коридоре с флаконом дезинфицирующего средства и направила к лифту.

Запах дезинфектора гнал сон прочь, к первому этажу Дануорти почти проснулся. Там его ждала Мэри – в маске и прочей защитной атрибутике.

– Поступила еще одна пациентка с вирусом, – вздохнула Мэри, вручая ему упаковку СЗК. – Одна из карантинных. Может, из прохожих. Посмотри, вдруг ты ее узнаешь.

Дануорти облачился в СЗК, почти так же неуклюже, как в первый раз, и чуть не разорвал накидку, раздирая застежки-липучки.

– Сомневаюсь. На Хай-стрит целые толпы по магазинам ходили, – сказал он, натягивая перчатки. – И потом, я смотрел только на Бадри, вряд ли я кого-то вспомню из прохожих.

– Понимаю. – Мэри повела его по коридору в неотложку. Казалось, прошла вечность с тех пор, как они здесь сидели.

Впереди группа совершенно неузнаваемых в бумажных облачениях людей катила носилки. Дежурный врач, тоже в защитном костюме, опрашивал худую перепуганную женщину в мокром дождевике и зюйдвестке в тон.

– Ее зовут Беверли Брин, – сообщала женщина слабым голосом. – Сурбитон, Пловер-Уэй, двести двадцать шесть. Я сразу заподозрила неладное, когда она стала твердить, что надо ехать в Нортгемптон на метро.

Она держала в руках зонт и большую сумку, и когда врач спросил, не знает ли она номер полиса поступившей, женщина прислонила зонт к регистрационной стойке и начала рыться в сумке.

– Пациентку только что привезли со станции метро с жалобами на головную боль и озноб, – пояснила Мэри. – Ждала в очереди на размещение.

Махнув санитарам, чтобы притормозили, она слегка откинула натянутое до подбородка больной одеяло, давая Дануорти присмотреться получше. Но в этом не было нужды.

Женщина в мокром дождевике нашла карточку с номером, вручила ее врачу и пошла следом за носилками, прижимая к груди сумку, охапку разноцветных бланков и зонт. Большой зонт. Расписанный лавандовыми фиалками.

– Бадри столкнулся с ней на обратном пути в лабораторию, – сказал Дануорти.

– Ты уверен?

Дануорти показал на приятельницу больной, присевшую за столик заполнять бланки.

–Я узнал по зонту.

– Во сколько он с ней столкнулся?

– Не помню точно. В полвторого?

– Как именно столкнулся? Он до нее дотрагивался?

– Налетел на нее на тротуаре. – Дануорти попытался мысленно восстановить картину. – Вышиб случайно зонт, потом начал извиняться, а она на него накричала. Он подобрал зонт и отдал ей.

– Кашлял, чихал?

– Не помню.

Больную вкатили в приемный покой.

– Надо ее в инфекционное, – спохватилась Мэри, вставая и отправляясь следом за каталкой.

Подруга больной тоже встала, выронила один из бланков и неуклюже прижала остальную стопку к груди.

– Инфекционное? – испуганно переспросила она. – А что с ней?

– Пройдемте со мной. – Мэри повела ее куда-то, видимо, брать кровь и брызгать зонт дезинфицирующим раствором, а Дануорти даже не успел спросить, дожидаться ему или нет. Сперва он хотел уточнить у дежурной, затем передумал и устало опустился в кресло у стены. На соседнем лежала пропагандистская брошюра, озаглавленная «О пользе здорового сна».

Шея болела от спанья на складном стуле, в глаза словно песку насыпали. Надо было бы вернуться в палату к Бадри, но Дануорти сомневался, что хватит сил снова одолеть СЗК. И на то, чтобы разбудить Бадри с вопросом, кого еще могут в ближайшее время привезти на каталке в неотложное отделение с температурой под сорок.

Киврин уж точно не привезут. Сейчас половина пятого ночи. С владелицей лавандового зонта Бадри столкнулся около половины второго. Получается инкубационный период в пятнадцать часов, а пятнадцать часов назад Киврин была полностью защищена от инфекции.

Вернулась Мэри, без шапочки, с растрепанными волосами и болтающейся на шее маской. На лице у нее была написана та же смертельная усталость, которую чувствовал Дануорти.

– Миссис Гаддсон я отпускаю, – сообщила она дежурной, – но в семь пусть явится на анализ крови. – Совсем про нее забыла, – призналась Мэри с улыбкой, подходя к Дануорти. – Вот она ругалась. Грозила подать в суд за незаконное удержание.

–Тогда ей к моим звонарям. Они хотят засудить меня за срыв контракта.

Мэри пригладила взъерошенные волосы.

– Мы получили идентификацию вируса от Международного центра по гриппу. – Она встала, будто почувствовав неожиданный прилив сил. – Пожалуй, надо выпить чаю. Пойдем.

Дануорти, с трудом заставляя себя подняться, перехватил пристальный взгляд дежурной.

–Я буду в приемной хирургии, – предупредила ее Мэри.

–Да, доктор, – кивнула девушка, а потом добавила нерешительно: – Извините, я случайно услышала ваш разговор...

Мэри напряглась.

– Вы сказали, что отпускаете миссис Гаддсон, а еще вы упомянули Уильяма, и я подумала – это, случайно, не та миссис Гаддсон, которая мать Уильяма Гаддсона?

–Да, она, – озадаченно подтвердила Мэри.

– Вы дружите с Уильямом? – догадался Дануорти. Интересно, она тоже покраснеет, как та практикантка-блондинка?

Покраснела.

– Мы с ним довольно близко познакомились на каникулах. Он остался тут читать Петрарку.

– Помимо всего прочего.

Оставив девушку краснеть, Дануорти увел Мэри по коридору за дверь с табличкой «Инфекционное отделение. Вход воспрещен».

– Что тут еще за дела? – удивилась Мэри.

– К Уильяму, оказывается, не только простуда липнет, – ответил Дануорти, проходя в комнату ожидания.

Мэри щелкнула выключателем и направилась к тележке с чаем. Поболтав чайником, она ушла в уборную налить воды.

Дануорти сел в кресло. Поднос с инструментами для анализа крови кто-то убрал и передвинул тумбочку обратно, но пакет Мэри с подарками по-прежнему стоял посреди комнаты. Дануорти нагнулся и перетащил его поближе к креслам.

Мэри вынесла полный чайник и включила его в розетку.

– Удалось вычислить контакты Бадри?

– Если это можно назвать контактами. Прошлым вечером он ездил на рождественские танцы в Хедингтон. Туда и обратно на метро. Насколько это катастрофично?

Мэри разложила чайные пакетики по чашкам.

– Молоко только порошковое, извини. Не знаешь, он ни с кем из Штатов в последнее время не контактировал?

– Нет. А что?

– Сахар класть?

– Насколько плохи дела?

Мэри насыпала в чашки порошковое молоко.

– Самое плохое, что Бадри болен серьезно. Сезонные прививки он делал через университет, а здешняя вакцина обладает большей степенью защиты, чем по требованиям Госздрава. Он должен был быть полностью защищен от пятиточечного дрейфа и частично – от десятиточечного. Тем не менее все симптомы гриппа налицо, значит, мы имеем дело с основательно мутировавшим вирусом.

Чайник свистел как паровоз.

– То есть это эпидемия?

– Да.

– Пандемия?

– Возможно. Если в Международном центре по гриппу не смогут быстро секвенировать вирус или произойдет утечка. Или карантин прорвется.

Мэри выключила чайник из розетки и налила кипяток в чашки.

– Есть и обнадеживающие новости. В Международном центре по гриппу считают, что вирус пришел из Южной Каролины. – Она протянула Дануорти чашку. – Тогда он уже секвенирован, имеются аналог и вакцина, он поддается воздействию антимикробных препаратов и симптоматическому лечению. И он не смертелен.

– Сколько длится инкубационный период?

– От двенадцати до сорока восьми часов. – Мэри, встав рядом с тележкой, сделала глоток чая. – Центр по гриппу пересылает пробы крови в Атланту, в Центр по контролю заболеваемости, чтобы там выдали рекомендованный курс лечения.

– Когда Киврин поступила в понедельник в лечебницу на антивирусный курс?

– В три. Пробыла до девяти утра вторника. Я оставила ее на ночь, чтобы она хорошенько выспалась.

– Бадри говорит, что вчера он ее не видел, – рассуждал Дануорти. – Но он мог пересечься с ней в понедельник, до того, как она пришла в лечебницу.

– Чтобы заразиться, ей надо было подвергнуться воздействию до вакцинации, тогда вирус еще успел бы размножиться. Так что, даже если она виделась с Бадри в понедельник или во вторник, у нее гораздо меньше шансов заболеть, чем у тебя, Джеймс. – Мэри пристально посмотрела на него поверх чашки. – Тебе привязка покоя не дает?

Он неопределенно мотнул головой.

– Бадри говорит, что перепроверил координаты стажера, там все правильно, и сдвиг, как он уже сообщал Гилкристу, минимальный.

Если бы только Бадри четко ответил ему самому на вопрос о сдвиге...

–Что еще могло случиться плохого? – спросила Мэри.

– Не знаю. Ничего. Если забыть, что она одна в Средневековье.

Мэри поставила чашку на столик.

– Она там в большей безопасности, чем здесь. Заболевших будет много. Грипп распространяется со скоростью лесного пожара, а карантин только все усугубит. Медиков всегда косит в первую очередь. Если они свалятся или запас антибиотиков подойдет к концу, наше столетие тоже потянет на десятку.

Она устало пригладила растрепанные волосы.

– Прости, это я от переутомления. В конце концов, сейчас не Средние века. И даже не двадцатый. У нас есть метаболизаторы и адъюванты, а если вирус действительно южнокаролинский, то имеются и аналог с вакциной. Но я все-таки рада, что Колин и Киврин сейчас далеко отсюда.

– В безопасном Средневековье, – буркнул Дануорти.

– Среди разбойников и душегубов, – подхватила с улыбкой Мэри.

Дверь со стуком распахнулась. На пороге стоял высокий светловолосый мальчишка со спортивной сумкой для регби. С его куртки капало на пол.

– Колин! – воскликнула Мэри.

– Вот ты где! А я тебя ищу повсюду! – сказал Колин.

Запись из «Книги Страшного суда»

(000893-000898)

Мистер Дануорти, ad adjuvandum me festina [13]13
  Спасите меня поскорее (лат.).


[Закрыть].