Текст книги "Книга Страшного суда"

Автор книги: Конни Уиллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

Леди Имейн моментально прилипла к нему с жалобами на невежественного, неуклюжего и совершенно невыносимого отца Роша. «Его нужно лишить прихода», – заявила она.

К сожалению (но к счастью для отца Роша), это оказался не посланник, а просто клирик. Посланник был в красном облачении (тоже весьма роскошном), с вышивкой золотом и оторочкой из собольего меха. Третий, судя по белой рясе (куда более тонкой шерсти, чем мой плащ), подпоясанной шелковым шнуром, – монах-цистерцианец; пальцы у него унизаны перстнями, достойными королевской сокровищницы, но поведение отнюдь не монашеское. Они с посланником потребовали вина, не успев даже спешиться, а клирик явно порядком набрался еще в дороге. Он поскользнулся, слезая с коня, и чуть не упал, так что толстому монаху пришлось вести его в дом под руки.

(Пауза.)

Я, похоже, неправильно истолковала причины их появления в поместье. Эливис и сэр Блуэт, войдя в дом, о чем-то побеседовали с посланником в уголке, – недолго, всего пару минут, а потом Эливис сказала Имейн: «Они ничего не слышали о Гийоме».

Имейн эта весть не удивила и даже не особенно взволновала. Ее заботит только одно – получить нового капеллана, поэтому она вовсю стелется перед гостями. Велела немедленно подавать рождественское угощение и усадила посланника во главе стола. Гостей, однако, питье интересует куда больше еды. Имейн сама поднесла им по кубку – церковники залпом все осушили и требуют еще. Клирик ухватил Мейзри за подол, когда она проходила мимо с кувшином, подтянул к себе, перехватывая руками, как канат, и запустил лапищу под рубаху. Мейзри, конечно, зажала уши ладонями.

Единственная польза от них – усиливают всеобщую неразбериху. Мне удалось всего парой слов переброситься с Гэвином с глазу на глаз, но завтра-послезавтра я обязательно найду способ поговорить с ним без посторонних – тем более все внимание Имейн поглощено посланником (который как раз выхватил у Мейзри кувшин и сам наливает себе вина). Очень надеюсь, что Гэвин покажет мне, где переброска. Времени еще уйма. Почти неделя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Двадцать восьмого умерли еще двое – оба «вторичные», с танцев в Хединггоне. У Латимера случился инсульт.

– Развился миокардит, который привел к тромбоэмболии, – сказала Мэри по телефону. – В данный момент Латимер ни на что не реагирует.

С гриппом слегла почти половина карантинных, размещенных у Дануорти, в лечебницу принимали только самых тяжелых – не хватало места. Сбиваясь с ног, Дануорти вместе с Финчем и одной карантинной, прошедшей, как выяснил Уильям, годичные сестринские курсы, раздавал глотательные термометры и поил больных апельсиновым соком.

И беспокоился. Мэри, когда он передал ей слова Бадри про «не может быть» и «это все крысы», ответила: «Он бредит, Джеймс. Не бери в голову. У меня тут один из пациентов только и твердит, что о королевских слонах». И все равно Дануорти неотвязно преследовала тревога, что Киврин попала в 1348-й.

Ведь еще в самый первый день Бадри спрашивал, какой год, и повторял «что-то не так».

После ссоры с Гилкристом Дануорти позвонил Эндрюсу – сообщить, что доступ в лабораторию Брэйзноуза обеспечить не удалось.

– Ничего, – ответил Эндрюс. – Главное – временные координаты, пространственные не так важны. Попробую установить их из колледжа Иисуса. Я уже договорился насчет проверки параметров, они не возражают.

Изображение отрубили, но в голосе Эндрюса чувствовалась тревога, будто оператор боялся, что Дануорти снова начнет уговаривать его приехать в Оксфорд.

– Я тут почитал насчет сдвигов. Теоретически никаких пределов не существует, однако на практике минимальный сдвиг всегда больше нуля, даже в ненаселенной местности. Максимальный сдвиг ни разу пока не превышал пяти лет – но это в пробных перебросках, без человека. При полноценной переброске самый большой сдвиг был на удаленке в XVII век – двести двадцать шесть дней.

–А если не сдвиг? – спросил Дануорти. – Есть еще что-нибудь, кроме сдвига, что может сбиться?

– Если с координатами не напортачили, то ничего, – заверил Эндрюс и обещал отзвониться, как только проведет проверку параметров.

Пять лет – это 1325 год. Чума даже в Китае еще не началась. Кроме того, Бадри сказал Гилкристу, что сдвиг минимальный.

С координатами тоже должно быть все в порядке – Бадри проверял их до болезни. Тем не менее Дануорти не отпускала тревога, и он каждую свободную минуту кидался обзванивать операторов, пытаясь найти кого-нибудь, кто согласится приехать и прочитать привязку, когда прибудут результаты секвенирования и Гилкрист откроет лабораторию. Вообще-то их должны были прислать еще накануне, но пока ничего не пришло.

Ближе к вечеру позвонила Мэри.

– Можешь организовать у себя лазарет?

Видеосвязь наладили. СЗК у Мэри выглядел помятым, будто она в нем спала, медицинская маска болталась на шее на одной тесемке.

– У меня и так лазарет. Полный карантинных. Тридцать один человек на сегодняшний день.

–А еще одну палату организуешь, если что? Не прямо сейчас, – добавила она устало, – но такими темпами скоро придется. У нас все почти под завязку, а из медперсонала некоторые уже свалились, некоторые отказываются приходить.

– Результатов секвенирования так и нет?

– Нет. Пока только звонили из Центра по гриппу. В первый раз они напутали, пришлось переделывать заново. Завтра должны прислать. Теперь они подозревают уругвайский вирус. – Мэри вымученно улыбнулась. – Бадри ни с кем из Уругвая не контактировал, нет? Когда ты сможешь приготовить койки?

– К вечеру, – ответил Дануорти.

Финч, однако, сообщил, что почти все раскладушки заняты, и Дануорти пришлось выбивать из Госздрава еще дюжину. Переоборудовать две аудитории под лазарет закончили только на рассвете.

Финч, помогавший ставить и заправлять раскладушки, объявил, что на исходе чистое белье, маски и туалетная бумага.

–У нас и на карантинных едва хватает, – сетовал он, подтыкая простыню. – Какой уж там лазарет. А бинтов вообще нет.

– Не война ведь, – возразил Дануорти. – Вряд ли понадобится перевязывать раненых. Вы не выяснили, в других колледжах никто из операторов не оставался на каникулах в Оксфорде?

– Да, сэр, я все обзвонил. Никто не оставался. Я повсюду развесил объявления, чтобы экономили туалетную бумагу, но толку пока никакого. Особенно американки подводят, – натягивая наволочку, пожаловался Финч. – Хотя, конечно, я им безмерно сочувствую. Вчера ночью слегла Хелен, а второго состава у них нет, заменить некем.

– Хелен?

– Мисс Пьянтини. Тенор. Жар, тридцать девять и семь. Теперь «Чикагский сюрприз» срывается.

«Что, возможно, и к лучшему», – подумал Дануорти.

– Узнайте, пожалуйста, смогут ли они и дальше дежурить у меня на телефоне, даже если прекратят репетиции. Я жду несколько важных звонков. Эндрюс не объявлялся?

– Нет, сэр, пока нет. И изображение снова полетело. – Финч взбил подушку. – Жаль, что так получается с концертом. Они, конечно, могут сыграть стедман, но это вчерашний день. И ведь ничего не поделаешь. Прискорбно.

– Вы составили список операторов?

– Да, сэр, – сражаясь с тугой раскладушкой, пропыхтел Финч. – Вон, около доски лежит.

Дануорти взял стопку бумаг и начал просматривать верхнюю. Там шли столбцы каких-то чисел, состоящих из цифр от единицы до шестерки, чередующихся в каждой строке.

– Нет, это не то. – Финч выхватил у него верхний лист. – Это перемены для «Чикагского сюрприза». Вот, – он подал Дануорти отдельную бумагу, – я их переписал по колледжам, с адресами и телефонами.

В аудиторию вошел Колин – в мокрой насквозь куртке – с рулоном клейкой ленты и кипой ламинированных листов.

– Викарий попросил развесить по всем палатам, – пояснил он, вытаскивая плакат. «Путаются мысли? Появилась рассеянность? Помутнение сознания – один из симптомов гриппа!»

Оторвав полоску скотча, Колин прилепил плакат к доске.

–Хожу я по лечебнице, расклеиваю, и тут эта миссис Гадость, представляете? Как думаете, что она делала? – Мальчик вытащил из стопки еще один плакат с надписью: «Надевайте медицинские маски!» и прицепил его на стену над раскладушкой, которую заправлял Финч. – Зачитывала больным Библию. – Он убрал скотч в карман. – Не дай бог мне заразиться. – Сунув свернутые плакаты под мышку, Колин двинулся к двери.

– Надевай маску, – посоветовал Дануорти.

– Вот и Гадость то же самое сказала. А еще сказала, что Господь покарает всех, кто не прислушивается к речам праведным. – Он выудил из кармана серый клетчатый шарф. – Я его ношу вместо маски, – пояснил мальчик, по-разбойничьи завязывая шарфом нижнюю половину лица.

– Микроскопические вирусы ткань не задержит, – предупредил Дануорти.

– Знаю. Тут все дело в цвете. Он их отпугивает. – Колин умчался.

Дануорти позвонил Мэри – хотел сообщить, что лазарет готов, – но не пробился и пошел в лечебницу. Дождь слегка поутих, на улицах снова появились прохожие – в основном в масках. Кто-то возвращался из продуктового, кто-то пристраивался в очередь к аптеке. Но все равно на улицах царила неестественная, тревожная тишина.

Карильон выключили, понял Дануорти. Как-то жаль даже.

Мэри сидела у себя в кабинете, прилипнув взглядом к экрану.

– Секвенирование пришло, – объявила она, не дав Дануорти доложить про лазарет.

– Ты сообщила Гилкристу? – воодушевился он.

– Нет. Это не уругвайский вирус. И не южнокаролинский.

– Тогда какой?

– H9N2. А те оба относились к НЗ.

– Откуда же он взялся?

– В Центре по гриппу не знают. Это неизвестный вирус. Прежде не секвенировался. – Мэри протянула ему распечатку. – Семиточечная мутация, – неудивительно, что он убивает людей.

Дануорти посмотрел на колонки цифр, которые напоминали партитуру «Чикагского сюрприза», – такие же непонятные перестроения.

– Но ведь кто-то его принес?

– Не обязательно. Примерно раз в десять лет происходит крупная антигенная мутация – антигенный шифт, грозящий эпидемией. Вирус мог зародиться и у Бадри. – Она забрала у Дануорти распечатку. – Ты не знаешь, у него рядом с домом никто скотину не держит?

– Скотину? У него городская квартира в Хедингтоне.

– Вирус иногда мутирует в результате генетического обмена между птичьим и человеческим штаммами. Центр по гриппу просил проверить возможные контакты с птицами и воздействие радиации. Бывает, что вирусные мутации вызываются рентгеновскими лучами. – Мэри заскользила взглядом по строчкам в распечатке, словно пытаясь найти там ответ. – Странно. Нет рекомбинации генов гемагглютинина, только точечная мутация невероятных масштабов.

Хорошо, что она не сказала Гилкристу. Тот обещал открыть лабораторию, когда придет секвенирование. При таких результатах он только уверится в своих бредовых гипотезах.

–А средство от него есть?

– Появится, как только будет получен нуклеозидный аналог. И вакцина. Работа над прототипом уже начата.

– И как скоро?..

– От трех до пяти дней на создание прототипа, потом еще по меньшей мере пять на серийный выпуск, – если не возникнет сложностей с дупликацией белка. К десятому числу можно будет начать инъекции.

Десятое. И это только начнут колоть. Сколько времени уйдет на иммунизацию всей карантинной зоны? Неделя? Две? Как скоро Гилкрист со своими идиотами пикетчиками сообразит, что уже можно открывать лабораторию?

– Слишком долго, – сказал Дануорти вслух.

– Знаю, – вздохнула Мэри. – Бог весть сколько еще к тому времени заболеет. Только за сегодняшнее утро еще пять человек привезли.

– Полагаешь, это мутировавший штамм?

Мэри задумалась.

– Нет. Вероятнее всего, Бадри подцепил вирус на танцах в Хедингтоне. Там могли быть новые индусы или «земляне», или другие, которые тоже не верят в антивирусные препараты и современную медицину. Если помнишь, казарочий грипп 2010 года начался в коммуне последователей Христианской науки. Так что источник есть. И мы его найдем.

– А что будет с Киврин? Вдруг источник так и не найдут до самой стыковки? Она должна вернуться шестого января. Установят его к тому времени?

– Не знаю, – обреченно проговорила Мэри. – Ей, может, и ни к чему возвращаться в столетие, которое все больше тянет на десятку. Может, ей безопаснее побыть в своем 1320-м.

«Если она там», – мысленно закончил Дануорти и отправился к Бадри. Тот не упоминал о крысах с самого Рождества и сейчас заново переживал день, когда разыскивал Дануорти в Баллиоле. «Лаборатория?» – пробормотал он при виде профессора и попытался слабеющей рукой передать ему невидимую записку, а потом, измученный, провалился в сон.

Дануорти постоял у койки пару минут и пошел к Гилкристу.

Пока он добрался до Брэйзноуза, дождь опять припустил, как из ведра. Пикетчики, поеживаясь, сгрудились под собственным транспарантом.

Сторож разбирал примостившуюся на стойке мини-елку. При появлении Дануорти он встрепенулся, но профессор, не останавливаясь, прошагал прямиком в колледж.

–Туда нельзя, мистер Дануорти! – крикнул ему вслед сторож. – Колледж закрыт.

Дануорти шел через двор. Прямо за лабораторией квартира Гилкриста. Профессор торопился, опасаясь, что сторож кинется за ним и попытается его завернуть.

На двери в лабораторию висел большой желтый знак с надписью: «Вход только по пропускам», а на косяке виднелся датчик электронной сигнализации.

– Мистер Дануорти! – навстречу ему под дождем размашистым шагом спешил Гилкрист. Наверное, сторож доложил. – Лаборатория закрыта.

– Мне нужно с вами поговорить, – ответил Дануорти.

Волоча длинную мишуру, к ним подбежал сторож.

– Вызвать университетскую полицию?

– Не надо. Пойдемте ко мне, – обратился Гилкрист к Дануорти. – Хочу вам кое-что показать.

Он проводил Дануорти к себе в кабинет, уселся за неубранный, заваленный разным хламом стол и нацепил какую-то сложную маску с кучей фильтров.

–Я разговаривал с Центром по гриппу. – Голос его теперь звучал глухо, как будто издалека. – Вирус оказался неизвестным штаммом непонятного происхождения.

– Его уже секвенировали, – сообщил Дануорти. – Аналог и вакцина будут в считанные дни. Доктор Аренс договорилась, чтобы Брэйзноуз поставили первым в очереди на иммунизацию, а я пока отыскиваю оператора, который сможет прочитать привязку, как только иммунизация будет закончена.

– Боюсь, это невозможно, – глухо возразил Гилкрист. – Я исследовал вопрос возникновения вспышек гриппа в XIV веке. Имеются серьезные основания считать, что серия эпидемий гриппа в первой половине столетия основательно подорвала здоровье населения, тем самым понизив сопротивляемость чуме. – Он взял со стола старинную книгу. – Я нашел шесть отдельных свидетельств о вспышках болезни в период с октября 1318 по февраль 1321 года. «После сбора урожая на Дорсет обрушилась горячка, отнявшая немало жизней. Начиналась она с болей в голове и смятения во всем теле. Сколь ни отворяли кровь лекари, многие все равно умерли», – зачитал Гилкрист.

Горячка. В век, когда горячкой называли все болезни подряд – и холеру, и тиф, и корь. И какую ни возьми, каждая начинается с головных болей и «смятения во всем теле».

– «1319 год. Отменены батские ассизы, разбирающие дела за предыдущий год, – продолжал Гилкрист, читая уже из другой книги. – Весь суд охватила грудная хворь, из-за которой не осталось ни судей, ни присяжных, способных присутствовать на заседаниях». – Гилкрист посмотрел на Дануорти поверх маски. – Вы называли общественные опасения насчет сети беспочвенной истерией. Однако, похоже, историческая почва как раз имеется, и довольно твердая.

Твердая историческая почва. Описания горячек и непонятных «грудных хворей», которые могло вызвать что угодно – заражение крови, тиф и еще сотня безымянных инфекций. Впрочем, что толку.

– Вирус не мог проникнуть через сеть, – начал Дануорти. – Переброски совершались и в Пандемию, и в траншеи Первой мировой – под пары иприта, и в Тель-Авив. Кафедра XX века посылала поисковое оборудование в разрушенный собор Святого Павла через два дня после точечного попадания. Ничего никогда оттуда не проникало.

– Это вы так думаете. – Гилкрист взял распечатку. – А по вероятностной оценке, возможность просачивания микроорганизма через сеть составляет три тысячных процента. Возможность нахождения жизнеспособного миксовируса в пределах критической зоны в момент открытия сети оценивается в двадцать две и одну десятую процента.

– Откуда вы только вытаскиваете эти цифры? – не выдержал Дануорти. – С потолка? Согласно той же оценке, – с сарказмом напомнил он, – вероятность, что Киврин столкнется на месте переброски со случайным прохожим, составляла четыре сотых процента – статистически, по вашим же словам, несущественная погрешность.

– Вирусы отличаются устойчивостью, – изрек Гилкрист. – Они могут очень долго дремать, подвергаясь воздействию экстремальных температур и влажности, и остаться жизнеспособными. В определенных условиях они формируют кристаллы, способные сохранять свою структуру бесконечно. Если их поместить обратно в раствор, инфекционные свойства вернутся. Жизнеспособные кристаллы вируса табачной мозаики попадались даже в образцах XVI века. Существует серьезная опасность проникновения вируса через сеть, поэтому, учитывая обстоятельства, я не позволю открыть лабораторию.

– Вирус никак не мог проникнуть через сеть, – в который раз повторил Дануорти.

– Тогда почему вам непременно нужно прочитать привязку?

– Потому что... – Дануорти помолчал, пытаясь не взорваться. – Потому что лишь привязка покажет, все ли прошло как предполагалось, без сбоев.

– То есть вы допускаете вероятность ошибки? – подхватил Гилкрист. – Тогда почему в результате сбоя через сеть не мог проникнуть вирус? Пока такая вероятность существует, лаборатория останется под замком. Я уверен, что мистер Бейсингейм одобрил бы мои действия целиком и полностью.

Бейсингейм, понял Дануорти. Вот оно что. Ни вирус, ни пикетчики, ни «грудная хворь» 1318 года тут ни при чем. Главное для Гилкриста – обелить себя в глазах Бейсингейма.

Ведь это Гилкрист, оставшись исполнять обязанности главы факультета, потребовал срочного пересмотра шкалы и передвинул дату переброски, надеясь, вне всякого сомнения, что Бейсингейм вернется – а дело уже сделано, и победителей не судят. Но он просчитался. Вместо блестящего результата – эпидемия, потерянный в прошлом историк и пикеты у ворот колледжа, поэтому сейчас он спасает свою шкуру, жертвуя при этом Киврин.

– Как насчет Киврин? Она тоже всецело одобрит? – поинтересовался Дануорти.

– Мисс Энгл отлично понимала, на что идет, когда вызвалась отправиться в 1320 год.

– Понимала, что вы решите ее там бросить?

– Разговор окончен, мистер Дануорти. Я открою лабораторию, когда будет определен источник вируса и станет доподлинно известно, что он не мог проникнуть через сеть.

Гилкрист проводил Дануорти к выходу. Снаружи дожидался сторож.

– Я не позволю вам бросить Киврин.

Гилкрист скривил губы под маской.

–А я не позволю вам ставить под удар здоровье населения. Проводите профессора до ворот, – обратился он к сторожу. – В случае новой попытки пробраться в Брэйзноуз звоните в полицию.

Дануорти дошел до ворот в сопровождении сторожа. Тот не спускал с него тревожного взгляда, словно боялся, как бы профессор не выкинул какой фортель.

«А ведь могу», – подумал Дануорти.

– Мне нужно от вас позвонить, – попросил он. – По университетским делам.

Сторож явно встревожился, однако телефон на стойку выставил. Под его бдительным оком Дануорти набрал номер Баллиола.

– Нам необходимо отыскать Бейсингейма, – сообщил он, когда Финч поднял трубку. – Срочно. Позвоните в шотландское бюро выдачи лицензий на рыбалку, составьте список гостиниц. И дайте мне телефон Полли Уилсон.

Он нажал отбой и начал набирать продиктованный номер – затем, передумав, позвонил Мэри.

–Я хочу участвовать в определении источника вируса.

– Гилкрист не открывает сеть, – догадалась Мэри.

–Да. Что нужно делать?

–То же, что и раньше – сопоставлять контакты, обращая внимание на то, о чем я тебе говорила: радиационное излучение, птицы или животные в непосредственной близости, религиозные запреты на медицинское вмешательство. Тебе понадобятся сводные таблицы первичных и вторичных.

– Пришлю за ними Колина, – решил Дануорти.

– Кстати, проверь заодно контакты Бадри четырех-шестидневной давности, на случай если вирус все же зародился у него. Инкубационный период в очаге возникновения может быть дольше, чем при передаче от человека к человеку.

– Этим пусть Уильям займется.

Он подвинул аппарат обратно сторожу, который тут же вышел из-за стойки и выпроводил гостя за ворота. Дануорти даже удивился, что сторож не побрел за ним до самого Баллиола.

От себя он сразу позвонил Полли Уилсон.

– Вы можете как-то проникнуть в систему управления сетью без доступа в лабораторию? Напрямую, через университетский компьютер?

– Не знаю. Университетский компьютер под защитой. Я могла бы попробовать пробить брешь или просочиться с баллиольского терминала. Надо посмотреть, что там стоит защитного. Вы уже нашли оператора, чтобы прочитал, если я пробьюсь?

– Как раз ищу. – Он отключился.

Вошел Колин, взять еще рулон скотча. С его куртки текло ручьями.

– Знаете, что пришло секвенирование и что вирус оказался мутантом?

–Да. Сбегай, пожалуйста, в лечебницу, забери у бабушки таблицы контактов.

Колин сгрузил стопку плакатов. «Берегитесь рецидива!» – предостерегал верхний.

– Говорят, это биологическое оружие, – поведал Колин. – Мол, вирус сбежал из какой-то лаборатории.

«Не из Гилкристовой, конечно», – подумал Дануорти с досадой.

– Ты не знаешь, где Уильям Гаддсон?

– Нет. – Колин скорчил гримасу. – Небось целуется с кем-нибудь на лестнице.

Уильям обнимался с одной из карантинных в буфетной. Дануорти попросил его установить передвижения Бадри с четверга по утро воскресенья, а также взять выписку с кредитного счета Бейсингейма за декабрь, сам же отправился обратно к себе обзванивать операторов.

Один протягивал сеть для кафедры XIX века в Москве, двое других уехали кататься на лыжах. Остальных не оказалось дома, или они, предупрежденные Эндрюсом, просто не подходили к телефону.

Колин принес таблицы. Там царил хаос. Никто даже не пытался как-то сопоставить данные (за исключением тех, что касались Америки), и число контактов просто зашкаливало. Половина первичных побывала на танцах в Хедингтоне, две трети ходили по магазинам, и все, кроме двоих, ездили на метро. Легче иголку найти в стоге сена.

Полночи Дануорти проверял религиозную принадлежность и отмечал совпадения. Сорок два – англикане, девять – реформисты, семнадцать – невоцерконленные. Восемь – студенты Шрусбери, одиннадцать стояли в «Дэбенхеме» в очереди к Санта-Клаусу, девять работали на раскопках у Монтойи, тридцать делали покупки в «Блэкуэлле».

Двадцать один человек пересекался также по крайней мере с двумя из вторичных, а Санта-Клаус из «Дэбенхема» контактировал с тридцатью двумя (со всеми, за вычетом одиннадцати, в пабе после смены), но со всеми первичными без исключения виделся только Бадри.

Утром Мэри – в СЗК, но без маски – привела больных, не поместившихся в лечебнице.

– Койки готовы?

–Две палаты по десять мест.

– Хорошо. Мы займем все.

Пациентов отвели в полевой лазарет, уложили на раскладушки и поручили заботам практикантки, крутившей шашни с Уильямом.

–Лежачих привезем, как только освободится «Скорая», – предупредила Мэри, идя вместе с Дануорти обратно к воротам колледжа.

Дождь прекратился совсем, небо посветлело, будто обещая проясниться.

– Когда привезут аналог? – спросил Дануорти.

–Дня через два, не раньше.

Они дошли до ворот, и Мэри остановилась в арке.

– Когда все это закончится, я отправлюсь куда-нибудь по сети. В какое-нибудь столетие, где нет эпидемий, где не надо ждать и волноваться или торчать беспомощно рядом, не в силах ничего поделать. – Она пригладила седые волосы. – В какую-нибудь страну, которой далеко до десятки. Только ведь такой не существует, – улыбнулась она. – Да?

Дануорти подтвердил.

–Я тебе рассказывала про Долину царей?

–Ты говорила, что вы туда поехали в Пандемию.

Мэри кивнула.

– Каир закрыли на карантин, поэтому домой мы вылетали из Аддис-Абебы, и по дороге туда я сунула таксисту на лапу, чтобы он отвез нас в Долину царей посмотреть на могилу Тутанхамона. Безрассудство, конечно. Пандемия уже добралась до Луксора, и мы едва не угодили в карантин. В нас дважды стреляли. – Мэри покачала головой. – Нас могли убить. Сестра отказалась вылезать из машины, а я спустилась по лестнице, подошла к двери в усыпальницу и подумала: «Вот так, наверное, все было, когда ее откопал Картер».

Она смотрела сквозь Дануорти, вспоминая.

– Гробница, когда они до нее добрались, оказалась запечатана, и им пришлось дожидаться разрешения от властей на вскрытие. Картер пробил дыру в преграде и посмотрел внутрь, поднеся свечу, – рассказывала Мэри слегка осипшим голосом. – Карнарвон спросил: «Видите что-нибудь?» «Да, – ответил Картер. – Удивительные вещи».

Мэри прикрыла глаза.

– Никогда не забуду, как стояла у этой запертой двери. Я и сейчас отчетливо ее вижу. Может, туда и отправлюсь, когда все закончится. В момент вскрытия гробницы Тутанхамона.

Мэри выпрямилась, высовываясь из-под арки.

– Опять дождь, ну что ты будешь делать... Мне надо обратно. Тяжелых пришлю, как только освободится «Скорая». – Она пристально посмотрела на Дануорти. – Ты почему без маски?

– У меня от нее очки запотевают. А ты почему?

– Их мало осталось. Т-клеточное вкололи?

Дануорти покачал головой.

– Некогда было.

– Найди время. И маску носи. Если заболеешь, Киврин от тебя никакой пользы не будет.

«Ей от меня и так никакой пользы, – подумал Дануорти, возвращаясь в корпус. – В лабораторию попасть не могу, привезти оператора в Оксфорд не могу, Бейсингейма не нашел». Он стал размышлять, с кем еще можно связаться. Все агентства, рыболовов-инструкторов и прокаты лодок в Шотландии он уже обзвонил. Нигде никаких следов. Наверное, Монтойя права, и Бейсингейм вовсе не в Шотландии, а где-нибудь в тропиках с женщиной...

Монтойя! Как же он про нее забыл? Ведь последний раз они виделись на службе в Сочельник, и она разыскивала Бейсингейма, чтобы тот подписал ей разрешение на раскопки, а потом в Рождество она звонила спросить, по лососю он или по форели. И еще перезвонила, передав: «Уже не важно». Значит ли это, что она не только разобралась в лососях и форелях, но и отыскала самого декана?

Дануорти поднялся по лестнице к себе. Если Монтойя вышла на Бейсингейма и получила его подпись, то отправилась прямиком на раскоп, не озаботившись тем, чтобы обрадовать и остальных. Вряд ли она вообще помнила, что он тоже разыскивает Бейсингейма.

В таком случае, узнав от Монтойи о карантине, декан должен был немедленно вернуться в Оксфорд – если только его не задержала непогода или непроезжие дороги. Или, может, Монтойя не сказала ему про карантин? Запросто. Она ведь лишь о раскопках печется, попросила подпись – и все.

Мисс Тейлор вместе с четырьмя здоровыми коллегами и Финчем делали приседания, выстроившись в кружок. Финч держал в одной руке листок бумаги и считал про себя.

–Я как раз собирался в лазарет, организовывать сестер, – смутился Финч. – Вот отчет от Уильяма. – Вручив Дануорти листок, секретарь выскочил за дверь.

– Звонила некая Уилсон, – сообщила мисс Тейлор, собирая футляры от колокольчиков. – Просила передать, что пробить брешь не удалось, поэтому придется просачиваться через терминал Брэйзноуза.

Дануорти поблагодарил, и мисс Тейлор вышла, а за ней гуськом ее звонарки.

Он позвонил на раскоп. Никого. Позвонил Монтойе домой, потом в ее кабинет в Брэйзноузе и снова на раскоп. Нигде никого. Тогда он еще раз набрал домашний номер Монтойи и, слушая длинные гудки, принялся читать отчет от Уильяма. Всю субботу и утро воскресенья Бадри провел на раскопках. Так, стоп. Чтобы это выяснить, Уильям должен был связаться с Монтойей...

Ему вдруг пришла в голову неожиданная мысль. Раскоп находится где-то под Уитни, на охраняемой Национальным трестом ферме. Там ведь наверняка есть утки, или куры, или свиньи – или все сразу. А Бадри провозился там в грязи целых полтора дня – вот вам и резервуар вируса, во всей красе.

Появился промокший насквозь Колин.

– Плакаты кончились, – заявил он, роясь в своей сумке. – Завтра из Лондона еще пришлют. – Он откопал леденец и, не очищая, прямо с налипшим ворсом, сунул в рот. – А знаете, кто у вас на лестнице стоит? – запрыгнув на подоконную лежанку, он раскрыл «Век рыцарства». – Уильям с какой-то девушкой. Чмок-чмок, сюси-пуси. Еле проскочил.

Дануорти открыл дверь. Уильям неохотно отлепился от невысокой блондинки в «Берберри» и зашел к нему.

– Вы знаете, где мисс Монтойя? – спросил Дануорти.

– Нет. В Госздраве сказали, что она на раскопках, но телефон там не отвечает. Наверное, она у церкви или где-то на ферме и просто не слышит. Я хотел попробовать с вопилкой, но потом вспомнил про эту девушку, которая как раз с историко-археологического. – Он кивнул на миниатюрную блондинку. – Она сказала, что видела разнарядку на раскопе, Бадри был записан на субботу и воскресенье.

– Вопилка? Это что?

– Ее можно подключить к линии, и она усиливает звонок на том конце. Чтобы дозваниваться, если человек в саду или в душе, или еще где-то, где не слышно.

– На этот аппарат можете такую установить?

– Сам я вряд ли справлюсь. Но знаю одного человека, который, пожалуй, сможет. Сейчас, схожу к себе за ее телефоном. – Он вышел, держась с блондинкой за руки.

– Если мисс Монтойя и вправду на раскопе, я могу вас провести за периметр, – предложил Колин, рассматривая леденец. – Как нечего делать. Там столько проходов неохраняемых. Кому охота караулить под дождем?

– Нет, я не собираюсь нарушать карантин. Наша задача – остановить эпидемию, а не наоборот.

– Вот так чума и распространялась во времена черного мора. – Леденец в пальцах Колина отливал ядовито-желтым. – Пытались от нее убежать, а вместо этого тащили заразу с собой.

В дверь просунулся Уильям.

–Она говорит, на установку вопилки уйдет дня два, но у нее на телефоне есть своя, так что приглашает воспользоваться.

–Можно мне с вами? – встрепенулся Колин, хватая куртку.

– Нет. И переоденься в сухое. Не хватало еще, чтобы ты заболел.

Он пошел вниз вслед за Уильямом.

– Она учится в Шрусбери, – пояснил тот, устремляясь под. дождь.

На полпути к воротам их догнал Колин.

– Не заболею. Мне же сделали прививки. А у них не было карантинов, поэтому чума распространялась везде. – Он вытащил шарф из кармана куртки. – Через периметр удобнее пробираться на Ботли-роуд. Там на углу у кордона есть паб, и охранник туда все время заскакивает погреться.

– Куртку застегни, – велел Дануорти.

Знакомой из Шрусбери оказалась Полли Уилсон. Она сообщила, что пишет оптическую обманку, чтобы пробраться в сетевой компьютер, но пока не получается. Дануорти позвонил на раскоп, никто не ответил.