Текст книги "Книга Страшного суда"

Автор книги: Конни Уиллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Отец Рош поджидал их, стоя рядом с осликом. С лица у него не сходила мрачная сосредоточенность.

– Отчистим рукавицы, когда вернемся, – заторопилась Киврин. – Пойдем, отец Рош ждет.

Подхватив кобылу под уздцы, Киврин зашагала вслед за девочками и священником. Пройдя несколько метров в обратном от полянки направлении, они резко вывернули на дорогу. Развилки отсюда видно не было – то ли они вышли дальше, то ли это просто совсем другая дорога. Как тут различить, если кругом одни вербы и полянки с дубами?

Теперь понятно. Гэвин повез ее в поместье, но она от слабости не удержалась на лошади. Тогда он принес ее на полянку, развел костер и оставил, усадив к поваленному стволу, а сам поехал за подмогой.

Или он развел костер, собираясь охранять Киврин до утра, а отец Рош, увидев огонь, подоспел на помощь, и вдвоем они отвезли ее в поместье. Отец Рош не знает, где переброска. Он думает, что Гэвин нашел Киврин тут, под этим дубом.

А то, как Рош склонялся над ней, когда она сидела у колеса, – это все лихорадочный бред. Ей это привиделось уже в поместье, в светлице, как привиделся колокольный звон, костер и белый конь.

– Ну куда его опять понесло? – сварливо протянула Розамунда, и Киврин захотелось ее шлепнуть. – Плющ растет ближе к дому. Дождь начинается.

Промозглая серость действительно начала превращаться в морось.

– Мы бы уже давно все собрали и вернулись домой, если бы нюня Агнес не притащила своего щенка! – Розамунда вновь умчалась вперед. Киврин даже не пыталась ее остановить.

– Розамунда – грубиянка! – обиделась Агнес.

–Да, – согласилась Киврин. – Ты не знаешь, что с ней такое?

– Это из-за сэра Блуэта. Она за него сосватана.

– Что? – оторопела Киврин. Она слышала от леди Имейн про свадьбу, но подумала, что речь идет о дочери сэра Блуэта и каком-нибудь из сыновей лорда Гийома. – Как могли Розамунду просватать за сэра Блуэта? Разве он не женат уже на леди Ивольде?

– Не-е-ет! – изумилась Агнес. – Леди Ивольда – его сестра.

– Но ведь Розамунда еще не доросла... – начала Киврин и поняла, что ошибается. В XIV веке девочек часто сватали задолго до замужнего возраста, иногда чуть ли не с рождения. Женитьба в Средние века – это сделка, способ породниться и упрочить социальное положение. Розамунду наверняка сызмальства готовили к тому, чтобы выйти замуж за такого вот сэра Блуэта. Однако перед глазами Киврин плыли хороводом несчастные девственницы, выданные силком за отвратительных беззубых старикашек.

– Розамунде нравится сэр Блуэт? – спросила Киврин. Нравится, как же. Она ведь именно поэтому злится, срывается и истерит с того момента, как услышала о его приезде.

– Мне, – подчеркнула Агнес, – нравится. Он подарит мне серебряную уздечку, когда они поженятся.

Киврин посмотрела на Розамунду, поджидающую далеко впереди. Почему сэр Блуэт обязательно должен оказаться беззубым старикашкой? Это все беспочвенные домыслы, как про то, что он женат на леди Ивольде. Может, он молодой, а Розамунда просто нервничает, потому и не в духе. Или, пока дело дойдет до свадьбы, она еще передумает. Девочек обычно вели под венец лет в четырнадцать-пятнадцать, когда уже появятся хоть какие-то признаки зрелости.

– Когда свадьба? – спросила Киврин.

– После Пасхи.

Они доехали до следующей развилки. Эта была потоке, две дороги метров сто тянулись почти параллельно, потом одна из них, та, которую выбрала Розамунда, карабкалась на очередной пригорок.

Двенадцать лет – и через три месяца к алтарю... Понятно, почему леди Эливис так старалась, чтобы сэр Блуэт не узнал об их переезде. Может быть, ей совсем не хочется выдавать дочь замуж такой юной, и девочку обручили только для того, чтобы вызволить ее отца из беды?

Доскакав до гребня пригорка, Розамунда галопом вернулась к отцу Рошу.

– Куда вы нас ведете? Там скоро пустошь.

– Почти приехали, – успокоил священник.

Девочка круто развернула лошадь и скрылась за гребнем, затем появилась вновь, на полпути до отставших Киврин с Агнес резко осадила кобылу и опять понеслась вперед. «Будто крыса в крысоловке, – подумала Киврин. – Мечется в поисках выхода».

Морось превращалась в снег с дождем. Отец Рош натянул капюшон на тонзуру и повел ослика по тропке, взбирающейся на пригорок. Тот безропотно доплелся до вершины – и встал. Отец Рош дернул повод, но ослик стоял как вкопанный.

– Что случилось? – спросила Киврин, подъезжая к ним вместе с Агнес.

– Идем, Валаам, – уговаривал отец Рош, натягивая повод обеими ручищами. Ослик не шелохнулся. Упершись задними копытами, упрямец тянул повод на себя, почти усаживаясь на землю.

– Может, ему дождь не нравится? – предположила Агнес.

– Помочь? – вызвалась Киврин.

– Не надо. – Отец Рош жестом пропустил их вперед. – Езжайте. Авось присмиреет, когда лошади уйдут.

Накрутив повод на руку, он подошел к ослику сзади, будто собираясь подтолкнуть. Въехав вместе с Агнес на гребень, Киврин на всякий случай оглянулась и, убедившись, что ослик не лягнул священника в лоб копытом, начала спускаться с другой стороны.

Лес у подножия застилала пелена дождя. Снег на дороге уже начал таять, и под пригорком образовалось грязное болото, по обеим сторонам которого росли густые укрытые снегом кусты. Розамунда стояла на соседнем косогоре. Лес покрывал его только наполовину, выше белел снег. «А за ним, – мелькнуло у Киврин, – открытая равнина, и дорога вдали, и видно Оксфорд».

–Ты куда, Киврин, подожди! – закричала Агнес, но Киврин уже гнала рыжего конька к подножию и, соскочив, принялась отряхивать укрытые снегом кусты, проверяя, не верба ли это. Да, это была она, красная верба, краснотал, за которым темнела крона раскидистого дуба. Бросив поводья в куст, Киврин полезла в чащу. Ветви смерзлись от снега. Она рубанула по ним рукой, и снег посыпался за шиворот. В воздух с пронзительным щебетом поднялась стайка птиц. Сквозь заснеженные заросли Киврин продиралась на полянку, которая непременно должна была там быть. И она была.

И дуб тоже. А за ним, чуть поодаль от дороги, белоствольный березняк, который она тогда приняла за просвет. Это переброска. Точно.

Но что-то Киврин смущало. Та полянка была как будто потеснее. А крона у дуба погуще, и гнезд на нем больше. Вот здесь на краю растет терновник, между шипастыми ветвями проглядывают иссиня-черные ягоды. А на той поляне его не было, она бы запомнила.

Это все снег, уверяла себя Киврин. Из-за него поляна кажется просторнее. Снега намело где-то полметра, он лежал нетронутый, ровный. Непохоже, чтобы сюда кто-то наведывался.

– Сюда нас отец Рош вел? – пробираясь через заросли ивняка, спросила Розамунда. Уперев руки в боки, она окинула взглядом поляну. – Здесь нет плюща.

А там был. Обвивался вокруг толстого дубового ствола. И грибы росли.

Это все снег, снова начала уговаривать себя Киврин. Снег скрыл все приметы. И следы повозки, которую тащил Гэвин.

Ларчик... Ларчика она в поместье не видела. Гэвин просто не нашел его в придорожной траве.

Киврин протиснулась мимо Розамунды сквозь заросли, уже не обращая внимания на снежный душ. Даже если ларчик погребен под снегом, он все равно будет торчать, потому что на обочине сугробов почти нет.

–Леди Катерина! – крикнула почти над ухом Розамунда. – Ну куда же вы?

– Киврин! – жалобно вторила ей Агнес. Она попыталась слезть с пони на полдороге, но запуталась в стремени. – Леди Киврин, иди сюда!

Киврин заметалась взглядом от нее к вершине пригорка. Отец Рош все еще сражался с осликом. Нужно найти ларчик до того, как он придет сюда.

–Агнес, не слезай с пони! – велела она и принялась раскидывать руками снег под ивняком.

– Что вы ищете? – недоумевала Розамунда. – Здесь нет плюща.

–Леди Киврин, иди сюда! – надрывалась Агнес.

Может, кусты вербы согнулись под тяжестью снега, и ларчик где-то дальше в глубине? Киврин наклонилась, хватаясь за тонкие хрупкие прутья, и попыталась сгрести снежный слой. Ларчика там не было. Она поняла это сразу, как только начала копать, – землю и траву под кустами едва припорошило, весь снег лег на ветки. Но ведь, если она не ошиблась с местом, ларчик должен быть. Если она не ошиблась...

– Леди Киврин!

Она обернулась на крик Агнес. Девочка умудрилась сама слезть с пони и теперь бежала к ней.

– Не беги, – хотела предостеречь Киврин, но не успела договорить, как Агнес споткнулась о корень и со всего размаху упала плашмя.

Задохнувшись от удара, девочка даже не заревела. Подбежавшая вместе с Розамундой Киврин подхватила ее и надавила ладонью на грудь, чтобы разогнуть и заставить сделать вдох. Агнес икнула, втянула воздух и разразилась плачем.

– Приведи отца Роша, – велела Киврин Розамунде. – Он с той стороны холма, ослик заупрямился.

– Он уже идет, – ответила Розамунда.

Киврин повернула голову. Священник неуклюже спешил по склону, оставив ослика наверху, и Киврин едва удержалась, чтобы не закричать «Не бегите!» и ему, но за плачем Агнес он все равно бы ее не услышал.

– Ш-ш-ш, – успокаивала девочку Киврин. – Ничего страшного, ты просто ушиблась.

Подоспел отец Рош, и Агнес немедленно метнулась ему на шею. Он прижал ее к себе и принялся приговаривать своим убаюкивающим голосом: «Ш-ш-ш, Агнец. Ну, будет. Ш-ш-ш». Плач сменился всхлипываниями.

– Где больно? – отряхивая накидку Агнес от снега, допытывалась тем временем Киврин. – Руки ссадила?

Отец Рош развернул девочку, чтобы Киврин сняла меховые рукавицы. Ладони под ними оказались покрасневшими, но не поцарапанными.

– Ну, где больно?

– Не больно ей нигде! – вмешалась Розамунда. – А плачет, потому что нюня!

–Я не нюня! – с такой яростью закричала Агнес, что чуть не вывернулась из рук отца Роша. – Я ударилась коленкой.

– Какой? – спросила Киврин. – Ушибленной?

–Да! Не смотри! – загородилась она, увидев, что Киврин хочет взглянуть.

– Хорошо, не буду.

На ушибленном колене наросла корочка из струпьев, наверное, Агнес ее и содрала, когда упала. Раз кровь через кожаный чулок не проступила, нет смысла раздевать девочку на холоде.

–Дома посмотрю, хорошо?

–Тогда поедем уже домой, – попросила Агнес.

Киврин беспомощно оглянулась на заросли вербы. Это наверняка то самое место. Вербы, поляна, голый холм. Наверняка оно. Может, она запихнула ларчик дальше под ветви, чем предполагала, и из-за снега...

– Я хочу домой! – захлюпала носом Агнес. – Я замерзла!

– Хорошо, – кивнула Киврин. Натягивать обратно промокшие белые рукавицы не стоило, поэтому она сняла свои и надела их на Агнес. Они оказались малышке почти до локтя – чем привели ее в несказанный восторг, и Киврин уже решила, что Агнес забудет про больную коленку. Но когда отец Рош хотел посадить Агнес на пони, девочка снова захныкала.

–Я с тобой!

Киврин снова кивнула и забралась на своего рыжего. Отец Рош передал ей Агнес, а сам повел пони на холм. Ослик стоял там, на вершине, пощипывая придорожную траву, проглядывавшую из-под снега.

Киврин оглянулась сквозь завесу дождя на рощицу, силясь разглядеть поляну. «Это точно переброска», – уверяла она себя, однако уверенности не прибавлялось. Даже холм казался отсюда каким-то не таким.

Отец Рош подхватил ослика под уздцы, тот моментально бросил жевать и уперся копытами в землю, но когда священник развернул его головой в сторону дальнего склона и двинулся туда вместе с пони, ослик покорно зашагал.

Снег раскисал под дождем, и лошадь Розамунды чуть не поскользнулась, скача галопом обратно к развилке. Розамунде пришлось перейти на рысь.

На следующей развилке отец Рош взял влево. Там вдоль всей дороги росли вербы и дубы, и у подножия каждого пригорка виднелось по грязной колее.

– Мы уже домой, Киврин? – спросила Агнес, дрожа в ее объятиях.

– Да. – Она закутала девочку полой своего плаща. – Коленка еще болит?

– Нет. Мы не собрали плющ... – выпрямившись, она развернулась к Киврин вполоборота. – Ты вспомнила себя на том месте?

– Нет.

– Хорошо, – обрадованно прижимаясь к ней спиной, заявила Агнес. – Теперь ты никогда от нас не уйдешь.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Эндрюс перезвонил Дануорти только под вечер в Рождество. Колин, разумеется, вскочил ни свет ни заря, чтобы открыть свою скромную горку подарков.

– Вы что, собираетесь все Рождество проспать? – укорил он Дануорти, нащупывающего очки на тумбочке. – Уже почти восемь.

Четверть седьмого, если точнее. За окном кромешная тьма, даже не разберешь, идет дождь или кончился. Колин хотя бы лег пораньше Дануорти. После службы профессор отослал мальчика обратно в Баллиол, а сам отправился в лечебницу выяснять, что там с Латимером.

– У него жар, но легкие пока не затронуты, – сообщила Мэри. – Он поступил в пять, говорит, что головную боль и рассеянность почувствовал где-то в час. Сорок восемь часов, тютелька в тютельку. Расспрашивать его, чтобы выяснить, от кого он мог заразиться, думаю, смысла нет. А у тебя как самочувствие?

Мэри оставила его на анализ крови, потом привезли еще одного больного, и Дануорти пришлось ждать, пока того оформят, чтобы затем попробовать опознать. До кровати он добрался где-то к часу ночи.

Колин вручил Дануорти хлопушку, требуя немедленно ее хлопнуть. Внутри оказалась желтая бумажная корона, которую он сразу нахлобучил на Дануорти, и загадка, которую он тут же зачитал вслух: «Когда олень Санты вошел в дом? – Когда дверь была открыта».

Не забыв и свою собственную красную корону, Колин уселся на пол открывать подарки. Мыльные пастилки вызвали небывалый восторг.

– Видите? – высунув язык, продемонстрировал Колин. – Перекрашивающие!

Перекрашивали они не только язык, но и зубы, и уголки рта.

Книга тоже понравилась, хотя голограмм Колину явно не хватало. Он принялся листать картинки.

– Вот, смотрите! – Он ткнул книжку под нос полусонному Дануорти.

На иллюстрации виднелась могила рыцаря с типичной скульптурной фигурой в доспехах, являвшей воплощение безмятежности и вечного покоя, однако сбоку гробницу украшала декоративная накладка, будто окно внутрь, и на ней труп рыцаря корчился в гробу, отслаивалась кусками истлевшая плоть, костлявые пальцы сжимались уродливыми крючьями, а череп пялился жуткими пустыми глазницами. По ногам и мечу ползали черви. «Оксфордшир, около 1350 г., – гласила надпись под иллюстрацией. – Пример распространенного после бубонной чумы устрашающего надгробного изображения».

– Апокалиптично, да? – упивался зрелищем Колин.

Он даже к шарфу отнесся дипломатически.

– Главное ведь не подарок, а внимание, – рассудил мальчишка, вытаскивая шарф из коробки за кончик. – Наверное, можно надевать его к больным. Им все равно, какого он цвета.

– К больным? – не понял Дануорти.

Поднявшись с пола, Колин принялся копаться в сумке.

– Викарий вчера попросил меня помочь ему с разными делами – навещать людей в больнице, носить им лекарства и всякое разное.

Он выудил из сумки коричневый магазинный пакет.

– Вот, а это вам! Только не упакован. Финч сказал, что надо экономить бумагу.

В пакете оказалась плоская красная книжица.

– Ежедневник, – пояснил Колин. – Чтобы отмечать дни до возвращения вашей студентки. Вот, видите, – показал он, открывая первую страницу, – я специально выбрал такой, который начинается с декабря.

– Спасибо! – поблагодарил Дануорти, листая. Рождество. Избиение младенцев. Новый год. Крещение. – Очень кстати.

– Я сперва хотел подарить вам модель башни Карфакс, которая играет «Я слышал звон колоколов рождественских», но она целых двадцать фунтов стоила!

Зазвонил телефон, Дануорти с Колином бросились к нему одновременно.

– Это мама, точно! – воскликнул Колин.

Звонила Мэри, из лечебницы.

– Как ты себя чувствуешь?

– Еще не проснулся, – ответил Дануорти.

Колин растянул рот в улыбке.

– Как Латимер?

– Хорошо. – Лабораторный халат Мэри так и не сняла, но волосы пригладила и выглядела пободрее. – У него, кажется, в легкой форме. Мы нашли связь с Южной Каролиной.

–Латимер туда летал?

– Нет, один из студентов, которых ты расспрашивал вчера – то есть позавчера вечером. Боже мой, совсем счет времени потеряла. Из тех, которые ходили на танцы в Хедингтон. Он сперва соврал, потому что прогулял колледж, смывшись на встречу с какой-то девушкой, а друга попросил его прикрыть.

– В Южную Каролину успел слетать?

– Нет, в Лондон. Из Штатов была девушка. Прилетела из Техаса, пересаживалась в Чарльстоне, Южная Каролина. ЦКЗ сейчас выясняет, кто из их пациентов был в аэропорту. Дай мне Колина, пожалуйста. Поздравлю его с Рождеством.

Дануорти передал трубку, и Колин пустился в пространное перечисление своих подарков, вплоть до загадки из хлопушки.

– Мистер Дануорти подарил мне книжку про Средние века. – Он продемонстрировал обложку в экран. – Ты знала, что за воровство людям отрубали голову и насаживали на пики Лондонского моста?

– Скажи спасибо за шарф и молчи про поручения викария, – подсказал вполголоса Дануорти, но Колин уже протягивал трубку обратно: – Она просит вас опять.

–Я вижу, Колин там под хорошим присмотром, – сказала Мэри. – Спасибо, ты меня очень выручаешь! Я до сих пор дома не была – подумать страшно, как бы он остался на Рождество один. Обещанные подарки от матери так и не пришли, насколько я понимаю?

– Нет, – украдкой оглянувшись на Колина, который увлеченно рассматривал картинки в книге, ответил Дануорти.

– И позвонить не удосужилась! – возмутилась Мэри. – Есть в этой женщине хоть капля материнской крови? А вдруг Колин лежит в больнице с температурой под сорок?

– Как там Бадри? – перебил Дануорти.

– Утром жар немного спал, но с легкими пока дело плохо. Переводим на синтомицин. В Южной Каролине он хорошо помог. – Пообещав постараться прийти на рождественский обед, Мэри отключилась.

–А вы знали, что в Средние века людей сжигали на костре? – отрываясь от книги, спросил Колин.

Эндрюс не перезванивал. Дануорти отправил Колина в столовую завтракать и попытался сам позвонить оператору, но везде снова было занято наглухо «в связи с праздниками», как сообщил компьютерный голос, очевидно, не перепрограммированный после объявления карантина. Он же посоветовал отложить все несрочные звонки на завтра. Дануорти попытался еще раза два – бесполезно.

Потом явился Финч с подносом.

– Вы хорошо себя чувствуете, сэр? – обеспокоенно спросил он. – Не заболели?

– Не заболел. Жду междугородный звонок.

– Ох, слава богу. А то я уж заподозрил самое худшее, когда вы не пришли на завтрак. – Он снял с подноса залитую дождем крышку. – Боюсь, для рождественского завтрака бедновато, яйца почти все вышли. Как с обедом быть, ума не приложу. На всей карантинной территории ни одного гуся.

Завтрак на самом деле оказался вполне достойный – вареное яйцо, копченый лосось, оладьи с вареньем.

–Я пытался обеспечить рождественский пудинг, сэр, однако бренди почти на исходе, – извинился Финч, вытаскивая из-под подноса пластиковый конверт и вручая его Дануорти.

На самом верху в нем лежала директива от Госздрава под заголовком: «Начальные симптомы гриппа: 1) дезориентация 2) головная боль 3) ломота в мышцах. Избегайте заражения. Носите рекомендованную ГСЗ медицинскую маску не снимая».

– Маску? – удивился Дануорти.

–Утром привезли из Госздрава. Не представляю, как мы будем обеспечивать помывку рук. Мыло заканчивается.

Дальше шли еще четыре директивы в таком же духе и записка от Уильяма Гадцсона с прикрепленной распечаткой кредитного счета Бадри за понедельник, двадцатое декабря. Судя по всему, недостающие часы с полудня до половины третьего Бадри потратил на поиски подарков. Были куплены четыре книги (мягкая обложка) в «Блэкуэлле», шарф (красный) и электронная звонница (миниатюрная) – в «Дэбенхеме». Превосходно. Значит, еще не один десяток неизвестных контактов.

Пришел Колин с полной салфеткой оладий. На голове у него по-прежнему красовалась бумажная корона, правда, уже порядком раскисшая от дождя.

–Я передам, сэр, – заверил Финч, – что вы придете в столовую, как только дождетесь звонка. Миссис Гадцсон не сомневается, что вы подхватили вирус. Говорит, всему виной плохая вентиляция в общежитиях.

– Я покажусь, – пообещал Дануорти.

Уже у самой двери Финч обернулся.

–Да, сэр, насчет миссис Гадцсон. Она ведет себя отвратительно, ругает колледж и требует, чтобы ее поселили с сыном. Очень сильно подрывает боевой дух.

– Вот-вот, – согласился Колин, плюхая оладьи на стол. – Эта миссис Гадость сказала, что горячая выпечка вредит иммунитету.

– Что, если ей поручить какую-нибудь волонтерскую работу? В лечебнице, например? – предложил Финч. – Чтобы отвлечь от колледжа.

– Нет, нельзя натравливать ее на беспомощных больных, им и так несладко. А она их просто доконает. Может, обратиться к викарию? Ему нужны были помощники для разных мелких дел.

– К викарию? – встрепенулся Колин. – Нет, мистер Дану-орти, вы что? У викария ведь уже я работаю.

–Тогда к священнику из реформистской, – предложил Дануорти. – Он любитель поднимать бодрость духа цитатами из «Мессы чумных времен», так что они с миссис Гаддсон найдут друг друга.

– Сейчас же ему позвоню, – пообещал Финч и удалился.

Дануорти съел завтрак, оставив оладью Колину, и пошел возвращать пустой поднос в столовую, велев мальчику немедленно бежать за ним, если позвонит оператор. Дождь не кончался, с темных веток капало, рождественские гирлянды промокли.

В столовой все еще доедали завтрак, за исключением звонарей, которые собрались в белых перчатках у дальнего стола, выставив на него ручные колокольчики. Финч показывал, как надевать медицинские маски, отлепляя липучки с обеих сторон и прижимая маску к щекам.

– Выглядите вы неважно, мистер Дануорти, – заявила миссис Гаддсон. – Еще бы. Условия в этом коллеже отвратительные. Странно, что эпидемия разразилась только сейчас. Кошмарная вентиляция и на редкость недружелюбный персонал. Ваш мистер Финч просто нагрубил мне, когда я высказала пожелание переселиться к сыну. Мол, я сама напросилась сюда на карантин, поэтому должна жить, где поместили.

В столовую, проехавшись подошвами по полу, влетел Колин.

– Вас кто-то к телефону!

Дануорти попытался разминуться с миссис Гадцсон, однако она решительно преградила ему дорогу.

–Я ответила мистеру Финчу, что он, может, и остался бы дома, бросив своего сына в беде, но я не такая.

– Простите, меня ждут.

– Потому что настоящая мать не станет бездействовать, когда ее сын лежит больной невесть где без ухода.

– Мистер Дануорти! – позвал Колин. – Идемте!

– Вам, конечно, невдомек, о чем я. Вы посмотрите только на этого ребенка! – Она схватила Колина за руку. – Бегает под проливным дождем раздетый.

Дануорти тут же протиснулся мимо нее.

– Вас не волнует, что мальчик подхватит индийский грипп. – Колин вывернулся из железной хватки. – Пичкаете его оладьями и гоняете туда-сюда насквозь промокшим.

Дануорти припустил через двор, Колин за ним.

–Я не удивлюсь, если выяснится, что в вашем колледже этот вирус и завелся, – крикнула им вдогонку миссис Гадцсон. – Вопиющее разгильдяйство, вот что у вас здесь творится! Вопиющее!

Дануорти ворвался в комнату и схватил трубку. Изображения не было.

– Эндрюс? – прокричал он. – Это вы? Я вас не вижу.

– Линии перегружены, – раздался в ответ голос Монтойи. – Видеосвязь отключили. Это Лупе Монтойя. Мистер Бейсингейм по лососю или по форели?

– Что? – недоуменно хмурясь на темный экран, переспросил Дануорти.

– Я все утро обзваниваю шотландских инструкторов-рыболовов. Когда удается пробиться. Говорят, что искать надо в зависимости от того, по лососю он или по форели. Может, через знакомых? Есть в университете кто-нибудь, кто рыбачит с ним и случайно в курсе?

– Не знаю. Мисс Монтойя, простите, я жду очень важный...

– Я все перебрала – отели, турбазы, лодочные станции, даже его парикмахера. Вышла на его жену в Торки – говорит, он ей не сообщил, куда поехал. Надеюсь, это не значит, что он с кем-то ей изменяет, а Шотландия нужна только для прикрытия.

– Вряд ли мистер Бейсингейм...

– Тогда почему никто не знает, где он? И почему сам не объявился, если про эпидемию трубят все газеты и визики?

– Мисс Монтойя, мне...

– Придется, видимо, обзванивать и лососей, и форель. Если отыщу его, дам знать.

Она наконец отключилась, и Дануорти, положив трубку, уставился на экран, не сомневаясь, что Эндрюс звонил как раз во время разговора с Монтойей.

– Вы ведь говорили, что в Средние века много было эпидемий? – подал голос Колин. Он сидел на окне с книжкой на коленях и жевал оладьи.

– Да.

– Что-то я ни одной не могу найти. Как они пишутся?

– Поищи на «чуму» или «черную смерть».

Промаявшись четверть часа у телефона, Дануорти решил сам позвонить Эндрюсу. По-прежнему занято.

–А вы знали, что в Оксфорде была чума? – Подъев все оладьи, Колин принялся за мыльные пастилки. – Под Рождество. Прямо как у нас.

– Гриппу до чумы далеко, – возразил Дануорти, гипнотизируя телефон. – Черная смерть выкосила от трети до половины всей Европы.

–Знаю. К тому же чума куда прикольнее. Ее разносили крысы, у людей вырастали громадные бумбоны...

– Бубоны.

– Бубоны под мышками, они чернели, раздувались до жутких размеров, а потом человек умирал! С гриппом ничего такого не бывает, – разочарованно закончил мальчик.

– Не бывает.

– И потом, грипп всегда одинаковый. А чума была трех видов. Бубонная – которая с бубонами, пневматическая – она поражала легкие, и человек кашлял кровью...

– Пневмоническая.

–Да, пневмоническая. И септическая – это когда чума проникала в кровь и убивала человека за три часа, а он делался весь черный! Апокалиптично, да?

–Да, – согласился Дануорти.

Телефон зазвонил только после одиннадцати, профессор поспешно схватил трубку, но это снова оказалась Мэри – хотела предупредить, что не сможет выбраться на обед.

– Утром еще пять человек поступило.

– Мы придем в лечебницу, как только дождусь межгорода, – пообещал Дануорти. – Должен позвонить оператор – пусть приедет и прочитает привязку.

– Ты с Гилкристом согласовывал? – осторожно поинтересовалась Мэри.

– С Гилкристом? Ему не до того, он строит планы, как отправить Киврин во времена чумы.

– И все равно, через его голову, мне кажется, не надо. Все-таки он исполняющий обязанности, не стоит с ним ссориться. Если действительно что-то сбилось и Эндрюсу придется прерывать переброску, лучше заручиться поддержкой Гилкриста. – Она улыбнулась. – Ладно, обсудим при встрече. И прививку заодно тебе сделаем.

–Я думал, ты ждешь аналог.

–Я ждала, но мне не нравится, как первичные реагируют на рекомендованный Атлантой курс лечения. Некоторым вроде стало получше, но Бадри точно хуже. Поэтому всем, кто в группе риска, нужно сделать Т-клеточное наращивание.

К полудню Эндрюс так и не позвонил. Дануорти послал Колина в лечебницу на прививку. Обратно мальчик вернулся разобиженный.

– Что, так плохо?

–Хуже. – Колин с размаху плюхнулся на подоконную лежанку. – Меня перехватила миссис Гаддсон. Увидела, как я потираю руку, и начала допытываться, где я был и почему это меня прививают, а Уильяма нет. – Он с упреком посмотрел на Дануорти. – Больно вообще-то! А она сказала, что Уилли первый в группе риска, и то, что меня укололи вместо него – это самый настоящий некрофилизм.

– Непотизм.

– Непотизм. Хоть бы ей священник какое-нибудь задание потруповознее придумал.

– Как там бабушка Мэри?

– Я ее не видел. Они там с ног все сбились, больных уже в коридорах приходится класть.

На рождественский обед в столовую Дануорти с Колином ходили по очереди. Колин примчался обратно минут через пятнадцать.

– Там звонари начали играть, – сообщил он. – Мистер Финч просил передать, что кончились сахар, масло и сливки. – Мальчик вытащил из кармана куртки пирожное корзиночку с конфитюром. – Почему, интересно, брюссельская капуста никогда не заканчивается?

Оставив Колину инструкцию немедленно доложить, если позвонит Эндрюс, а от остальных записать сообщения, Дануорти пошел обедать. Звонари старались вовсю, вызванивая моцартовский канон.

Финч подал Дануорти полную тарелку брюссельской капусты.

– Простите, сэр, индейки больше нет. Вы вовремя. Сейчас будет рождественское обращение королевы.

Звонари закончили Моцарта под бурные аплодисменты, и мисс Тейлор, не снимая белых перчаток, вышла к Дануорти.

– Вот вы где. Я вас не видела за завтраком, а мистер Финч сказал, что обращаться нужно к вам. Нам нужна репетиционная.

Подавив желание ответить: «Вы это еще и репетировали?», Дануорти прожевал брюссельскую капусту.

– Репетиционная?

–Да. Чтобы отработать «Чикагский сюрприз». Я договорилась с деканом Крайст-Чёрч, что мы сыграем у них на Новый год, но где-то надо репетировать. Идеально было бы в той большой комнате в Бирдовском корпусе...

– В профессорской?

– Но мистер Финч сказал, что сейчас там кладовая для припасов.

Каких припасов? Все ведь закончилось или на исходе – за исключением брюссельской капусты.

–А лекционные аудитории предназначены под лазарет. Нам нужно какое-нибудь тихое место, чтобы не отвлекаться. «Малый чикагский сюрприз» – очень сложное произведение. Чередование между положительными и отрицательными рядами и смена зазвонных требуют полной сосредоточенности. Плюс дополнительные развороты.

– Разумеется, – кивнул Дануорти.

– Не обязательно большую комнату, главное – уединенную. Мы пока репетируем здесь, в столовой, но тут все время люди, и тенор выбивается из ритма.

– Мы что-нибудь подыщем.

– Конечно, на семи колоколах надо бы играть трезвоны, однако в прошлом году Североамериканский совет уже исполнял здесь «Филадельфийский трезвон» – как я понимаю, из рук вон плохо. Тенор отставал на целый такт, и остальные совершенно не в лад. Репетиционная нам еще и поэтому нужна: слаженность движений – принципиальный момент.

– Конечно.

На пороге возникла миссис Гаддсон, во всей своей материнской непримиримости.

– Простите, у меня там межгород на проводе, очень важный звонок. – Дануорти поднялся, скрываясь за мисс Тейлор от миссис Гаддсон.

– Межгород на проводе? – Мисс Тейлор недоуменно покачала головой. – Вы, англичане, как сказанете иногда...

Дануорти ускользнул через дверь кладовой, пообещав найти репетиционную, где можно без помех отрабатывать всякие чередующиеся развороты, и отправился к себе. Эндрюс не звонил. Зато звонила Монтойя.

– Она просила передать: «Уже не важно», – сообщил Колин.

– И все? Больше ничего не сказала?

– Нет. «Передай мистеру Дануорти, что уже не важно».

Либо ей каким-то чудом удалось вычислить Бейсингейма и заполучить его подпись, либо она всего лишь выяснила, по лососю он или по форели. Дануорти подумал, не перезвонить ли ей с уточнением, но не стал – вдруг именно в этот момент линии освободятся и позвонит Эндрюс.

Не позвонил – или не освободились. До четырех вечера.

– Простите, пожалуйста, мне очень жаль, что не смог позвонить раньше. – Изображение так и не включили, но из трубки доносились фоном музыка и оживленные голоса. – До вчерашнего вечера был в отъезде, а потом никак не получалось пробиться. Занято и занято, сами понимаете – праздники. Я перепробовал все...