Текст книги "Книга Страшного суда"

Автор книги: Конни Уиллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)

– Вирус! Он мог проникнуть сюда через машину времени?

Гилкрист с тревогой оглянулся на Дануорти.

– Это исключено, я правильно понимаю?

– Правильно, – подтвердил Дануорти. Гилкрист не разбирается ни в парадоксах континуума, ни в теории струн. Какой из него и.о. декана? Если даже о том, как работает сеть, куда он так самоуверенно запустил Киврин, этот человек не имеет ни малейшего понятия? – Через сеть вирус проникнуть не мог.

–Доктор Аренс сказала, что у этого индийца пока единственный случай. А вы, – она показала пальцем на Дануорти, – утверждаете, что он сделал полный курс прививок. Если он принял антивирус, значит, не мог ничего подхватить, разве что болезнь пришла откуда-то извне. Средневековье ведь так и кишело заразой? Оспа, чума...

– Уверен, что факультет принял меры, исключающие такую возможность.

– Она исключена сама по себе, – сердито бросил Дануорти. – По законам пространственно-временного континуума.

– Но людей ведь вы перемещаете, – не отступала санитарка, – а вирус меньше человека.

Дануорти не слышал этого довода с первых лет внедрения сети, когда теорию ее работы никто не понимал толком.

– Уверяю вас, мы все предусмотрели, – заявил Гилкрист.

– Сеть не пропустит ничего, что может изменить ход истории, – поправил Дануорти, возмущенно сверкнув глазами на Гилкриста. Только лишние опасения провоцирует своими разговорами о предосторожностях и вероятностях. – Ни радиация, ни токсины, ни микробы – ничего из этого через сеть не пройдет. Она просто не откроется.

Санитарку его слова не убедили.

– Уверяю... – завел свое Гилкрист, но тут вошла Мэри.

В руках она несла кипу разноцветных бумаг. Гилкрист вскочил.

–Доктор Аренс, есть вероятность, что вирусная инфекция, подхваченная мистером Чаудри, могла проникнуть к нам через сеть?

– Разумеется, нет. – Мэри нахмурилась, удивленная нелепостью предположения. – Во-первых, болезни через сеть не пробраться. Иначе возникнут парадоксы. Во-вторых, даже в таком случае – совершенно невозможном! – вышло бы, что Бадри заразился в течение часа после попадания вируса в наше время. То есть инкубационный период равен часу! Такого не бывает. Но даже если – а это исключено! – вы все уже заболели бы. – Она посмотрела на часы. – Потому что контакту вы подверглись больше трех часов назад. – Мэри начала собирать заполненные опросники.

– У меня, как исполняющего обязанности главы исторического факультета, – возмущенно начал Гилкрист, – имеется масса неотложных дел. Сколько вы намерены продержать нас тут?

– Минут пять. Сейчас только соберу списки и выдам указания.

Она забрала опросник у Латимера. Монтойя схватила с тумбочки свой и принялась лихорадочно строчить.

– Пять минут? – переспросила санитарка, спрашивавшая про вирус и сеть. – То есть мы свободны?

– Условно. Под амбулаторное наблюдение. – Сунув собранные списки в самый низ разноцветной кипы, Мэри стала раздавать верхние листы ядовито-розового цвета. Это оказались бланки выписки, освобождающие университетскую лечебницу от дальнейшей ответственности за здоровье выписываемого.

–Анализы крови готовы, повышенного уровня антител ни в одном не наблюдается.

Она вручила Дануорти голубой бланк, снимающий какую бы то ни было ответственность с Государственной службы здравоохранения и подтверждающий готовность подписавшего полностью и в тридцатидневный срок оплатить любые расходы, не покрываемые полисом ГСЗ.

–Я связывалась с Международным центром по гриппу, они рекомендуют наблюдать динамику, отслеживая температурные показания и проводя анализ крови каждые двадцать четыре часа.

Теперь она раздавала зеленые листки с заголовком «Памятка для первичных». На верхней строке значилось: «Избегайте контактов с другими людьми».

Дануорти подумал о Финче и о звонарях, которые, без сомнения, караулят его у ворот Баллиола со списком претензий и Евангелием, а потом о толпах прохожих и иногородних карантинных, сквозь которые придется пробираться.

– Записывайте температуру каждые полчаса, – велела Мэри, раздавая желтые бланки. – Если датчик, – она постучала пальцем по своему, – покажет резкий скачок температуры, немедленно обращайтесь. Незначительные колебания – норма. Обычно температура поднимается к вечеру. От тридцати шести до тридцати семи и четырех – нормально. Если температура поднимется выше тридцати семи и четырех или резко подскочит, сразу обращайтесь; то же самое если почувствуете какие-то из симптомов – головную боль, стеснение в груди, затуманенность сознания, головокружение.

Все дружно посмотрели на датчики и явно почувствовали подступающую головную боль. У Дануорти голова гудела с самого утра.

– Старайтесь как можно меньше контактировать с остальными, – продолжала Мэри. – Все случаи контактов фиксируйте. Мы по-прежнему не располагаем точными данными о способе передачи инфекции, однако большинство миксовирусов распространяются воздушно-капельным путем и через непосредственный контакт. Поэтому чаще мойте руки.

Мэри выдала Дануорти еще один розовый бланк. Цвета начали повторяться. Этот листок оказался очередным опросником с заголовком «Контакты» и графами «фамилия, адрес, тип контакта, время».

Жаль, что вирусу, поразившему Бадри, не довелось пройти через Центр по контролю заболеваемости, ГСЗ и МЦ по гриппу. Дальше порога не пробился бы.

– Завтра в семь отметиться здесь. А пока я рекомендую хорошенько поужинать и выспаться. Отдых – лучшая профилактика против любой инфекции. Вас, – обратилась она к санитарам, – я снимаю с дежурства на время карантина. – Раздав остальные бланки всех цветов радуги, она осведомилась бодро: – Еще вопросы есть?

Дануорти оглянулся на санитарку, ожидая вопроса, может ли оспа проникнуть через сеть, но та безучастно смотрела на ворох разноцветных листков.

– Могу я вернуться на раскоп? – поинтересовалась Монтойя.

–Только если он попадает в границы карантина.

– Супер! – Монтойя в сердцах стала рассовывать бланки по карманам своей штормовки. – Пока я здесь торчу, у меня всю деревню смоет. – Она вышла, возмущенно топая.

– Еще вопросы? – невозмутимо повторила Мэри. – Тогда жду вас в семь утра, до встречи.

Санитарка неторопливо пошла к выходу, зевая и потягиваясь, будто намеревалась еще вздремнуть. Латимер сидел, не сводя глаз со своего датчика температуры, но Гилкрист довольно резко окликнул его, и тогда старик поднялся, надел пальто, взял зонт и собрал бумаги.

–Я рассчитываю, что меня будут держать в курсе развития событий, – заявил Гилкрист. – Как только свяжусь с Бейсингеймом, сообщу, что он должен незамедлительно вернуться и взять дело в свои руки. – На этом он хотел удалиться, но пришлось стоять и придерживать дверь Латимеру, который нагнулся за двумя оброненными бланками.

– Зайди утром за Латимером, хорошо? – попросила Мэри Дануорти, просматривая списки контактов. – Сам он не вспомнит, что к семи надо прийти сюда.

– Мне нужно к Бадри, – сказал Дануорти.

–Лаборатория, Брэйзноуз, – перечисляла Мэри, скользя глазами по строчкам. – Кабинет декана, Брэйзноуз. Лаборатория, Брэйзноуз. Неужели никто нигде не встречался с Бадри вне сети?

– В «Скорой» он бормотал: «Что-то не так». Может, там сдвиг. Если недельный и больше, она не узнает, когда выходить на стыковку.

Мэри, не отвечая, хмуро пролистала списки по второму разу.

–Я должен убедиться, что с привязкой все в порядке, – не сдавался Дануорти.

Мэри подняла голову.

–Ладно. Никакого толку от этих списков. В перемещениях Бадри за последние три дня сплошные белые пятна. Кроме него самого нам никто не скажет, где он был и с кем контактировал. – Она повела Дануорти по коридору. – Я подсылала к нему сестру, но он плохо соображает в бреду и пугается ее. Может, тебя признает.

Дойдя до лифта, она произнесла в интерком: «На первый, пожалуйста».

–У Бадри бывают минуты просветления, но очень короткие. Так что расспросы могут затянуться на всю ночь.

– Ничего. Я все равно не успокоюсь, пока не станет ясно, что Киврин переместилась благополучно.

Они поднялись на лифте на два этажа и прошли по коридору к двери с табличкой «Не входить. Инфекционное отделение». За дверью сидела перед монитором угрюмая сестра.

– Веду мистера Дануорти навестить мистера Чаудри, – пояснила Мэри. – Нам нужны СЗК. Как он там?

– Снова жар. Тридцать девять и пять. – Сестра выдала им СЗК, которые оказались бумажными защитными костюмами, запаянными в одноразовые упаковки. Халат с завязками на спине, шапочка, маска, не налезающая поверх шапочки, бахилы и защитные перчатки. Дануорти опрометчиво начал с перчаток, и потом целую вечность копался, разворачивая халат и прилаживая маску.

– Вопросы нужно задавать как можно четче, – инструктировала Мэри. – Спроси, что он делал утром, когда встал, один провел ночь или с кем-то, где завтракал, кто там еще был – в таком духе. В бреду он будет путаться. Поэтому, возможно, придется переспрашивать по несколько раз. – Она открыла дверь в палату.

Хотя какая там палата. В комнатке едва умещались койка и складной стул, даже не кресло. Стену позади кровати занимала аппаратура и разные экраны. На дальней стене виднелось занавешенное окно, а вокруг еще аппаратура. Глянув мельком на Бадри, Мэри принялась изучать данные на экранах. Дануорти тоже посмотрел. Ближайший пестрел цифрами и аббревиатурами, на нижней строчке значилось: «ПИТ 14320691-22-12-54 1803 200/повт 1800КС упнцлн 200 мг/к6ч ГСЗ 40-211-7 Аренс». Видимо, назначения лечащего врача.

На остальных экранах скакали ломаные линии и шли колонки цифр. Совершенно ничего не понятно, за исключением строчки посередине второго экранчика с краю. «Темп. 39,9» Ох ты!

Дануорти перевел взгляд на Бадри. Руки больного лежали поверх одеяла, и к ним тянулись трубки подвешенных на штативах капельниц. В одной из них штук пять баллонов подсоединялись к одной общей трубке. 1лаза у Бадри были закрыты, лицо осунувшееся, будто он резко похудел за утро. Оливковая кожа приобрела какой-то странный лиловатый оттенок.

– Бадри! – Мэри наклонилась над койкой. – Ты нас слышишь?

Бадри открыл глаза и посмотрел бессмысленным взглядом – впрочем, узнаванию помешал, скорее, не вирус, а защитные бумажные одеяния.

– Это мистер Дануорти, – подсказала Мэри. – Он пришел тебя навестить.

У нее запиликал пейджер.

– Мистер Дануорти? – прохрипел Бадри и попытался сесть.

Мэри мягко уложила его обратно.

– Он задаст тебе несколько вопросов. – Ласково похлопав Бадри по груди, как в лаборатории Брэйзноуза, она выпрямилась, разглядывая экран над койкой. – Лежи спокойно. Мне надо уйти, но мистер Дануорти останется с тобой. Отдыхай и постарайся ответить на вопросы.

Она вышла.

– Мистер Дануорти? – снова повторил Бадри, словно осмысливая.

–Да. – Профессор сел на складной стул. – Как ты себя чувствуешь?

– Когда он должен вернуться? – выдавил Бадри через силу и снова попытался приподняться. Дануорти придержал его, не давая сесть.

– Что-то не так, – сказал Бадри.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ее жгли на костре. Вокруг бушевало пламя. Наверное, ее уже привязали к столбу, хотя она этого и не помнит. Зато помнит, как разжигали огонь. Она упала с белого коня, потом разбойник подобрал ее и принес сюда.

–Давайте вернемся на переброску, – попросила она.

Он наклонился ближе, и Киврин увидела его лицо в пляшущих отблесках огня.

– Как только мистер Дануорти поймет, что дела плохи, он откроет сеть, – объяснила Киврин. Не надо было этого делать. Теперь он принял ее за ведьму и сожжет на костре.

–Я не ведьма.

Откуда-то протянулась прохладная рука и легла ей на лоб, а мягкий голос сказал: «Тс-с-с».

–Я не ведьма, – проговорила Киврин как можно отчетливее. Разбойник ее не понимал. Она пыталась сказать ему, что не нужно уходить с переброски, а он не слушал. Посадил ее на белого коня и повез прочь от полянки, через березы, в самую чащу.

Киврин силилась запомнить дорогу, чтобы вернуться, но качающийся в руке разбойника фонарь освещал лишь несколько дюймов земли под ногами, а свет резал глаза. Поэтому она их закрыла – очень необдуманно, поскольку от неровной поступи коня ее тут же укачало, и она свалилась.

–Я не ведьма. Я историк.

– Haweу fond enyowuh thissla dey?—донесся издалека женский голос. Видимо, селянка подошла подложить хвороста в огонь и тут же отодвинулась, подальше от жара.

– Enwodesfillenun gleydundsore destrayste, – ответил мужской голос, похожий по тембру на мистера Дануорти. – Ауееn mynarmehs hooralle op hider уbar.

– Sweltes shay dumorte blаuеn? – спросила женщина.

– Мистер Дануорти... – Киврин протянула к нему руки. – Я попала к разбойникам! – Но лицо профессора терялось в густом дыму.

–Тс-с-с, – сказала женщина, и Киврин поняла, что прошло какое-то время, что невероятнейшим образом она умудрилась заснуть. Интересно, сколько обычно горят на костре? Пламя пылает так жарко, она давно уже должна была сгореть дотла, но рука, поднесенная к глазам, оказалась целой и невредимой, несмотря на огненную кайму, обрамляющую пальцы. Пламя слепило, и Киврин смежила веки.

«Хоть бы не упасть с коня еще раз». Она ведь цеплялась за его шею обеими руками, хотя от неровной поступи ужасно болела голова, цеплялась изо всех сил, и все равно упала, а мистер Дануорти не зря настоял, чтобы она брала уроки верховой езды, договорился, чтобы ее потренировали на конюшне под Вудстоком. Мистер Дануорти предупреждал. Он с самого начала сказал, что ее ждет костер.

Женщина поднесла к губам Киврин чашку. Наверное, уксус на губке, его давали мученикам. Нет, какое-то питье, теплое, кисловатое. Женщине пришлось слегка приподнять голову Киврин, чтобы она смогла отпить, и Киврин только теперь осознала, что, видимо, лежит на спине.

«Надо будет сказать мистеру Дануорти, что людей сжигали в лежачем положении». Она попыталась сложить ладони домиком и поднести к губам, чтобы надиктовать запись, но пламя потянуло их вниз.

«Я больна», – подумала Киврин, осознавая, что теплое питье – это какой-то целебный отвар и он немного сбил температуру. Что она лежит не на земле, а на кровати в темной комнате, и женщина, шептавшая «тс-с-с» и поившая ее отваром, по-прежнему рядом. Киврин слышала ее дыхание. Она попыталась повернуть голову, но затылок тут же пронзила боль. Женщина, кажется, спала, дыша ровно и громко, будто храпя. Голова у Киврин затрещала от этого сопения еще сильнее.

«Я, наверное, в деревне. Сюда меня привез тот рыжий».

Когда она свалилась с коня, разбойник подсадил ее обратно, но потом она заглянула ему в лицо, и оказалось, что оно совсем не разбойничье. На нее смотрел рыжеволосый юноша, по-доброму смотрел. Это он пришел к ней, когда она сидела привалившись к колесу, преклонил колено и спросил: «Кто вы?» Тогда она прекрасно поняла его слова.

– Canstawd ranken derwyn? – спросила женщина, снова приподнимая голову Киврин, чтобы напоить ее горьковатым отваром. Киврин глотала с трудом. Теперь огонь полыхал у нее в горле, она воочию видела эти оранжевые языки пламени, хотя отвар должен был их погасить. Может, ее привезли в какие-нибудь дальние земли, в Испанию или Грецию, где говорят на незнакомом переводчику языке?

Рыжего она поняла отлично. Он спросил: «Кто вы?», и она подумала, что тот, второй, возможно пленный слуга, привезенный из крестового похода, поэтому говорит на своем турецком или арабском, и она его не понимает.

–Я историк, – начала объяснять Киврин, но, когда подняла глаза, добрый юноша куда-то пропал, и перед ней снова был разбойник.

Она начала оглядываться в поисках рыжего. Разбойник укладывал сучья крест-накрест между камнями, чтобы развести костер.

– Мистер Дануорти! – в отчаянии позвала Киврин, и разбойник присел рядом с ней в дрожащем свете фонаря.

– Не страшитесь, – проговорил он. – Скоро он вернется.

– Мистер Дануорти! – завопила Киврин, и рыжий вернулся, и снова опустился перед ней на колени.

– Не надо было мне уходить с переброски, – сокрушалась она, не сводя глаз с лица юноши, чтобы он снова не превратился в разбойника. – Наверное, произошел какой-то сбой. Отведите меня обратно.

Он расстегнул пряжку своего плаща и, легко сбросив его с плеч, укрыл им Киврин. Значит, он ее понял.

– Мне нужно домой.

Когда он склонялся над ней, фонарь подсвечивал его доброе лицо и отблески плясали на рыжих волосах, будто пламя.

– Godufadur, – позвал он. Видимо, это имя слуги. Gauddefaudre. Он попросит слугу показать, где тот меня нашел, и отвезет обратно к месту переброски. К мистеру Дануорти. Мистер Дануорти с ума сойдет, когда откроет сеть, а меня там не окажется. «Все в порядке, мистер Дануорти, – сказала она про себя. – Я уже иду».

– Dreede nawmaydde, – произнес рыжий, поднимая ее на руки. – Fawrthah Galmnnath соаt.

–Я больна, – сообщила Киврин сидящей рядом женщине, – поэтому я вас не понимаю.

В этот раз никто не наклонился из темноты успокоить ее. Может, им надоело смотреть, как она горит, и они ушли. Очень долго получается, хотя огонь полыхает все жарче.

Рыжий тогда посадил ее перед собой на белого коня и повез в лес, и Киврин подумала, что он везет ее к месту переброски. У коня появилось седло, и бубенчики, которые вызванивали на ходу «Придите к младенцу», все громче и громче с каждым куплетом, пока их стало не отличить от колоколов в церкви Святой Девы Марии.

Они ехали долго, наверняка уже должны были добраться до переброски.

–Далеко еще до места? – спросила она у рыжего всадника. – Мистер Дануорти будет очень волноваться. – Но всадник не ответил. Они выехали из леса и стали спускаться по склону. Сквозь голые ветки деревьев серебрилась луна, заливая бледным светом церковь у подножия холма.

– Не туда! – Киврин хотела потянуть узду и развернуть коня, но побоялась отпустить шею рыжеволосого всадника, чтобы снова не свалиться. А потом перед ней возникла дверь, которая открылась, и еще раз открылась, и был огонь, и свет, и колокольный звон, и Киврин поняла, что ее все-таки привезли к месту переброски.

– Shay boyen syke nighonn tdeeth, – сказала женщина. Шершавыми морщинистыми руками она подоткнула одеяло, и лица Киврин коснулся мягкий пушистый мех – а может, волосы женщины.

– Куда вы меня привезли?

Женщина подалась вперед, словно не расслышав, и Киврин осознала, что говорит на современном английском. Переводчик не работал. Предполагалось, что он будет автоматически переводить ее мысленные высказывания с современного на средневековый английский. Вот, наверное, почему она никого не понимает. Переводчик не действует.

Она попыталась выстроить фразу на среднеанглийском самостоятельно. «Куда принесяше мя?» Нет, не то. Надо спросить, что это за место, но она не помнит, как это сказать на средневековом.

Мысли путались. Женщина укрывала ее все новыми и новыми одеялами, и чем выше становилась гора мехов, тем больше Киврин мерзла, будто женщина как-то уменьшала огонь.

Если она спросит: «Что это за место?», они не поймут. Явно какое-то селение. Рыжий привез ее в селение. По дороге была церковь, а потом они подъехали к большому дому. Надо спросить: «Как именуется эта деревня?»

Деревню можно назвать весью или юдолью, но как построить фразу? Синтаксис ведь, наверное, должен быть французский.

– Quelle demeure avez vous m 'apporte? – произнесла она вслух, но женщина уже ушла, и все равно получилось неправильно. Французы уже двести лет как ни при чем. Надо спрашивать по-английски. «Где деревня, в которую вы меня привезли?» Но как будет «деревня»?

Мистер Дануорти предупреждал, что нечего рассчитывать на переводчик, надо учить среднеанглийский и нормандский французский, и немецкий. Он заставлял ее декламировать Чосера целыми страницами по памяти. «День отблистал, и ниспустилась ночь, велящая заканчивать работу» [8]8
  Чосер, Джеффри. «Птичий парламент» (пер. С. Александровского).


[Закрыть]Нет, не то. «Где деревня, в которую меня привезли?» Как же это сказать?

Он привез ее в селение и постучал в дверь. Им открыл старик с топором. Топор, само собой, чтобы рубить дрова для костра. Старик, потом женщина, и оба говорили на непонятном языке, потом дверь закрылась, оставив их снаружи, в темноте.

– Мистер Дануорти! Доктор Аренс! – закричала Киврин, и в груди тут же стало печь. – Не давайте им закрыть переброску, – попросила она рыжеволосого, но тот снова превратился в разбойника, в душегуба.

– Нет, – сказал он, – всего лишь ранена.

И дверь отворилась снова, и он внес ее внутрь, на костер.

Как же тут жарко.

– Thawmot goonawt plersoun roshundt prayenum comth ithre, – произнесла женщина, и Киврин подняла голову, чтобы попить, но женщина держала не чашку, а свечу, которую она приблизила к самому лицу Киврин. Слишком близко. Сейчас волосы загорятся.

– Der maydemot nedes dya, – сказала женщина.

Свеча трещала у самой щеки. Волосы уже занялись. Языки пламени плясали на выбившихся прядях, сжигая их дотла.

– Тс-с-с! – Женщина стала хватать Киврин за руки, но та уворачивалась и не давалась, хлопая по волосам, чтобы погасить огонь. Пламя перекинулось на ладони.

–Тс-с-с. – Женщина прижала ее руки. Нет, не женщина, слишком сильная хватка. Киврин заметалась, завертела головой, сбивая пламя, но голову тоже кто-то прижал. Волосы полыхнули факелом.

Когда она очнулась, в комнате было дымно. Огонь, наверное, погас, пока она спала. Так уже было с одним мучеником, которого тоже отправили на костер. Его друзья подложили в хворост зеленых веток, чтобы он задохнулся в дыму и не горел заживо, но получилось только хуже: огонь поутих, и несчастный тлел много часов подряд.

Над кроватью склонилась женщина. Сквозь дым Киврин не могла разобрать, молодая она или старая. Наверное, это рыжеволосый погасил костер. Он укрыл ее своим плащом, потом подошел к костру и раскидал его ногами, а теперь все затянуло дымом и ничего не видно.

Женщина окропила Киврин водой, и капли зашипели, как на раскаленной сковороде.

– Наuссауm anchi towoem denswile? – спросила женщина.

–Я Изабель де Боврье, – представилась Киврин. – Мой брат лежит больной в Ившеме. – Слова не шли на ум. «Кель демер». «Когда апрель обильными дождями, разрыхлил землю, взрытую ростками...»* – Где я? – спросила она по-английски.

Над ней возникло чье-то лицо.

– Наu hightes towe?

Лицо разбойника из заколдованного леса. Киврин в страхе отпрянула.

– Уходите! – воскликнула она. – Что вам нужно?

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus sancti, – произнес мужской голос.

«Латынь», – облегченно вздохнула Киврин. Здесь где-то священник. Она попыталась приподняться, силясь разглядеть священника за спиной душегуба, но не смогла. Слишком дымно. «Я ведь знаю латынь. Мистер Дануорти велел ее выучить».

– Зачем вы его сюда впустили? – По-латыни получалось. – Он разбойник! – Слова застревали в саднящем горле, но, судя по тому, как разбойник изумленно отшатнулся, ее услышали.

– Не бойся, – сказал священник, и Киврин отлично поняла. – Ты лишь вернешься домой.

– К переброске? Вы отвезете меня к месту переброски?

– Asperges tе, Domine, hyssope et mundabor [9]9
  Во имя Отца, и Сына и Святого Духа, аминь


[Закрыть], – проговорил

священник. «Окропивши мя иссопом, и очищуся». Все понятно, до единого слова.

– Помогите мне, – попросила она на латыни. – Я должна вернуться туда, откуда пришла.

– ... nominus... – произнес священник едва слышно. Имя. Ему нужно ее имя. Киврин приподняла голову. Она казалась непривычно полегчавшей, будто волосы и впрямь сгорели целиком.

– Имя? – переспросила Киврин.

– Назови мне свое имя, – повторил священник.

Надо ответить, что ее зовут Изабель де Боврье, дочь Жильбера де Боврье из Ист-Райдинга, но протолкнуть все эти имена через сдавленное болью горло вряд ли удастся.

– Мне нужно обратно. Иначе они меня не найдут.

– Confiteor deo omnipotenti, – донесся издали голос священника. Она не видела его лица. За спиной лиходея бушевало пламя – наверное, в костер снова подбросили дров. – Beatae Mariae simper Virgini [10]10
  Исповедуюсь Господу всемогущему, блаженной Приснодеве Марии (лат.).


[Закрыть].

Он читает «Исповедую», сообразила Киврин – покаянную молитву. Тогда разбойнику здесь не место. На исповедь не допускаются посторонние.

Теперь ее очередь. Она попыталась сложить руки в молитвенном жесте, но не смогла, и священник помог ей, а потом позабыла слова, и он стал читать с ней хором. «Помилуй меня, отче, ибо я согрешила. Исповедую Господу всемогущему, и тебе, отче, что я согрешила много мыслию, словом и делом. Моя вина».

– Меа culpa, – шептала Киврин. – Меа culpa, mea maxima culpa.

Моя вина, моя вина, моя величайшая вина – но ведь это не так, это просто формулировка в покаянной молитве.

– Каков твой грех? – спросил священник.

– Грех? – непонимающе откликнулась Киврин.

–Да, – подтвердил он мягко, наклоняясь почти к самому ее уху. – Покайся в грехах своих, и Господь дарует тебе прощение, и ты войдешь в царство небесное.

«Я ведь только хотела отправиться в Средневековье. Так старалась, учила языки и уклад, все делала, что велел мистер Дануорти. Я просто хотела стать историком».

Она сглотнула, и горло словно огнем обожгло.

– На мне нет греха.

Священник отпрянул – наверное, рассердившись, что она не хочет исповедаться.

– Надо было слушаться мистера Дануорти. Зря я ушла с места переброски.

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritussancti. Amen [11]11
  «Через святое помазание и по милосердию своему...» (лат.).


[Закрыть], – произнес священник, ласково и тихо. На лоб легла прохладная, освежающая ладонь.

– Quid quid deliquisti, – бормотал священник. Он едва заметно коснулся ее глаз, ушей, ноздрей – Киврин не чувствовала его пальцев, только прохладные капли елея.

Это уже не исповедание, поняла Киврин. Это соборование. Последнее напутствие.

– Не надо... – выдавила она.

– Не бойся... И, избавив тебя от грехов, да спасет тебя и милостиво облегчит твои страдания. – Огонь, поджаривавший подошвы ее ног, угас.

– Почему вы меня соборуете? – спросила Киврин, но тут же вспомнила, что ее сжигают на костре. «Я умру, и мистер Дануорти не узнает, что со мной сталось».

– Меня зовут Киврин, – сказала она. – Передайте мистеру Дануорти...

– Да увидишь ты лицом к лицу своего Искупителя, – произнес священник (только вместо него опять возник душегуб), – и утешишься созерцанием Бога во веки веков.

– Я умираю, да? – спросила Киврин.

– Бояться нечего, – ответил он и взял ее за руку.

– Не оставляйте меня. – Она сжала его ладонь.

– Не оставлю. – Лицо его терялось в дыму. – Да помилует тебя Всевышний и, отпустив грехи твои, да приведет тебя к жизни вечной.

– Заберите меня, мистер Дануорти, пожалуйста.

Священника заслонило от нее взметнувшееся пламя.

Запись из «Книги Страшного суда»

(000806-000882)

Domine, mittere digneris sanctum Angelum tuum de caelis, qui custodiat, foveat, p rote gat, visitet, atque defendat omnes habitantes in hoc habitaculo.

(Пауза.)

Exaudi orationim meam et clamor meus ad te veniat [12]12
  Господи, сподоби ниспослать ангела святого с небес, дабы охранять, беречь, защищать и спасать всех, в этом доме живущих


[Закрыть].

Господи, услышь молитву мою, и вопль мой да придет к тебе!