Текст книги "Книга Страшного суда"

Автор книги: Конни Уиллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

– Мне нужно, чтобы вы срочно приехали в Оксфорд, – перебил Дануорти. – Необходимо прочитать привязку.

– Конечно, сэр, – сразу согласился Эндрюс. – Когда?

– Как можно скорее. Сегодня к вечеру будете?

– К вечеру? – Готовности в голосе поубавилось. – А до завтра не терпит? Моя девушка приедет только сегодня к ночи, поэтому мы собирались праздновать Рождество завтра, но я могу приехать дневным поездом или вечерним. Так пойдет? Или там ограниченный срок привязки?

– Привязка уже установлена, но оператор свалился с вирусом, поэтому нужно, чтобы кто-то прочитал результаты, – объяснил Дануорти. В трубке послышался дружный хохот. Дануорти повысил голос: – Когда вы сможете приехать?

– Не знаю точно. Давайте я вам завтра позвоню и сообщу, когда буду садиться на метро?

– Хорошо, но на метро вы доедете только до Бартона. Оттуда до кордона придется на такси. Я договорюсь, чтобы вас пропустили. Согласны, Эндрюс?

Эндрюс не ответил, хотя музыка из трубки слышалась хорошо.

– Эндрюс? Вы там?

Отсутствие изображения очень мешало.

–Да, сэр. – В голосе появилась настороженность. – Можно еще раз – что от меня требуется?

– Прочитать привязку. Она уже сделана, только вот оператор...

– Нет, после. Про поезд до Бартона.

– На метро до Бартона, – громко и отчетливо повторил Дануорти. – Дальше поезд не пойдет. Оттуда на такси до карантинного кордона.

– Карантинного?

–Да. – Профессор начал раздражаться. – Я договорюсь, чтобы вас пропустили за оцепление.

–А почему карантин?

– Вирус. Вы что, ничего не слышали?

– Нет, сэр. Я работал на локалке во Флоренции. Только сегодня днем приехал. Что, все серьезно? – Эндрюс спрашивал без испуга, скорее, с интересом.

– Восемьдесят один человек госпитализирован, – ответил Дануорти.

– Восемьдесят два, – поправил Колин с подоконника.

– Но вирус уже идентифицировали, и вакцина скоро будет. Смертельных случаев пока нет.

–Однако есть куча бедолаг, которые наверняка хотели справить Рождество дома, – возразил Эндрюс. – В общем, я позвоню с утра, когда выяснится, к какому часу смогу приехать.

– Хорошо! – прокричал Дануорти, перекрывая шум на фоне. – Буду ждать.

–Договорились.

Раздался новый взрыв хохота, затем тишина – он повесил трубку.

– Приедет? – спросил Колин.

–Да. Завтра. – Дануорти набрал номер Гилкриста.

Исполняющий обязанности декана с воинственным видом восседал за письменным столом.

– Мистер Дануорти, если вы опять насчет того, чтобы вытаскивать мисс Энгл...

«Если бы это было в моих силах», – подумал Дануорти. Неужели Гилкрист действительно не догадывается, что Киврин давно ушла с переброски, и, даже открыв сеть, они ее там не обнаружат?

– Нет. Я нашел оператора, который может прочитать привязку.

– Мистер Дануорти, смею напомнить...

–Да, я целиком и полностью сознаю, что это ваша переброска, – стараясь держать себя в руках, ответил Дануорти. – Я просто пытаюсь помочь. Поскольку на каникулах оператора в университете отыскать проблематично, я вызвонил его из Ридинга. Он может приехать завтра.

Гилкрист неодобрительно поджал губы.

– Никаких поисков не понадобилось бы в принципе, если бы ваш оператор не заболел... Ладно, раз уж заболел, то ничего не попишешь. Пусть доложится мне сразу по прибытии.

Усилием воли Дануорти заставил себя вежливо попрощаться, но как только экран погас, в сердцах обрушил трубку на рычаг. Подняв ее снова, он принялся набирать номер. Он отыщет Бейсингейма, даже если на это уйдет весь день.

Компьютерный голос снова завел свою шарманку про занятые линии. Дануорти положил трубку и уставился на темный экран.

– Кто-то еще должен позвонить? – спросил Колин.

– Нет.

–Тогда можно мы сходим в лечебницу? У меня подарок для бабушки Мэри.

«А я поговорю насчет пропуска в карантин для Эндрюса».

– Отлично. Шарф не забудь.

Колин запихнул его в карман куртки.

– Надену, когда войдем, – ухмыльнулся он. – А то меня кто-нибудь в нем по дороге увидит.

Видеть его было некому. Улицы опустели полностью, даже велосипеды и такси исчезли. Дануорти вспомнил слова викария о том, что эпидемия разгоняет людей по домам. Либо эпидемия, либо карильон на Карфаксе, вызванивающий «Колядку колокольчиков», которая разносилась громким бренчанием по пустым улицам. А может, все отсыпаются после сытного рождественского обеда. Или не понимают, зачем вылезать под дождь.

До самой лечебницы им никто не встретился. Перед приемным покоем стояла в клетчатом дождевике женщина с транспарантом: «НЕТ ИНОСТРАННОЙ ЗАРАЗЕ!» Мужчина в медицинской маске, придерживая перед входящими дверь, вручил Дануорти отсыревшую листовку.

Дануорти взглянул на нее только после того, как спросил в регистратуре, где Мэри. Наверху жирными буквами значилось:

«НЕ СДАВАЙТЕСЬ ГРИППУ! ГОЛОСУЙТЕ ЗА ОТДЕЛЕНИЕ ОТ ЕС!» Дальше шел текст: «Почему вас разлучили с близкими на Рождество? Почему вы не можете выехать из Оксфорда? Почему вам грозит опасность заразиться или УМЕРЕТЬ? Потому что ЕС впускает в Англию заразных иностранцев, а Англия беспрекословно их принимает. Индийский иммигрант, принесший нам смертельно опасный вирус...»

Дальше Дануорти читать не стал. На обороте красовался лозунг: «ГОЛОСУЯ ЗА ОТДЕЛЕНИЕ, МЫ ГОЛОСУЕМ ЗА ЗДОРОВЬЕ! Комитет борьбы за независимость Великобритании».

Вошла Мэри, и Колин поспешно обмотал шею выхваченным из кармана шарфом.

– С Рождеством! Спасибо за шарф! Хлопнуть тебе хлопушку?

– Да, давай. – Мэри совсем забегалась. На ней был тот же лабораторный халат, что и два дня назад. Кто-то приколол к отвороту веточку остролиста.

Колин хлопнул.

– Вот, надевай. – Он развернул синюю бумажную корону.

– Ты хоть чуть-чуть отдохнула? – спросил Дануорти.

– Немного, – ответила Мэри, нахлобучивая корону на немытую седую голову. – С полудня поступило еще тридцать человек. Я все пытаюсь затребовать секвенирование из центра по гриппу, но линии заняты наглухо.

– Знаю. Можно мне к Бадри?

– Только на пару минут. – Мэри нахмурилась. – Синтомицин на него не действует, и на тех двоих с танцев в Хедингтоне тоже. Мисс Брин немного получше. – Она еще сильнее сдвинула брови. – Не нравится мне это. Тебе уже сделали прививку?

– Нет еще. А Колину – да.

– И она жутко болючая. – Мальчик вытянул из хлопушки бумажную полоску. – Загадку прочитать?

Мэри кивнула.

– Мне нужно завтра провести на карантинную территорию оператора, чтобы он расшифровал привязку, – сказал Дануорти. – Что для этого требуется?

–Да вроде ничего, насколько я знаю. Кордон работает на выезд, а не на въезд.

Регистрационная сестра отозвала Мэри в сторону и начала ей что-то настойчиво шептать.

– Мне надо идти. А ты не уходи, пока не сделаешь прививку. Спустись потом сюда, когда зайдешь к Бадри. Колин, жди мистера Дануорти здесь.

Дануорти поднялся в инфекционное. За стойкой никого не было, поэтому он сам облачился в комплект СЗК, вовремя вспомнив, что перчатки надо надевать в последнюю очередь, и прошел внутрь.

Симпатичная медсестра, которая так интересовалась Уильямом, мерила Бадри пульс, не сводя глаз с экранов. Дануорти встал в изножье койки.

Хоть Мэри и предупреждала, что лекарства не действуют, вид Бадри ужаснул профессора не на шутку. Лицо больного снова потемнело от жара, а синяки под глазами будто и впрямь кто-то поставил в драке. Правая рука висела на замысловатой конструкции и на сгибе локтя тоже расплылась иссиня-багровым. Другая рука была еще хуже – все предплечье баклажанного цвета.

– Бадри!

Сестра покачала головой.

–Только на секундочку, не больше, – предупредила она.

Дануорти кивнул.

Уложив безвольную руку Бадри вдоль тела, сестра что-то набрала на клавиатуре и вышла.

Дануорти сел рядом с койкой и посмотрел на экраны. Все по-прежнему: непонятные сокращения, графики, бегущие ломаные линии и цифры, которые ничего ему не говорили. Он перевел взгляд на измученного, будто через мясорубку пропущенного Бадри, и поднялся, похлопав его на прощание по руке.

– Крысы виноваты... – пробормотал вдруг Бадри.

– Бадри! – вполголоса позвал профессор. – Это мистер Дануорти.

– Мистер Дануорти, – безучастно повторил Бадри, не открывая глаз. – Я умираю, да?

– Нет, конечно, нет! – заверил его Дануорти, холодея. – С чего ты взял?

– Она не оставляет живых.

– Кто – она?

Бадри не ответил. Дануорти посидел с ним до прихода медсестры, но больше ничего не услышал.

– Ему нужно отдыхать, – сказала сестра.

–Да, знаю.

Уже в дверях он снова оглянулся на Бадри.

– Она всех погубила. Половину Европы, – пробормотал тот.

Спустившись, Дануорти обнаружил у регистратуры Колина, который рассказывал дежурной про рождественские подарки.

– Мамины не доехали из-за карантина. Почтальон не пропустил.

Дануорти спросил дежурную насчет Т-клеточного наращивания, и та кивнула: «Секундочку подождите, сейчас сделаем».

Они сели. «Она всех убила. Половину Европы», – повторил про себя Дануорти.

–А я так и не прочитал загадку, – вспомнил Колин. – Хотите, вам прочитаю? «Где был Санта-Клаус, когда погас свет?» – Он выжидающе посмотрел на Дануорти. Тот покачал головой. – «В темноте».

Колин вытащил из кармана леденец, развернул и сунул за щеку.

– Опять переживаете за свою девушку?

– Да.

Колин свернул обертку от леденца в крохотный конвертик.

–Я вот чего не понимаю: почему вы не можете ее забрать?

– Ее там нет. Надо ждать стыковки.

– Нет, я имею в виду, почему вы не можете отправиться в тот же момент, в который ее отправили, и забрать ее, пока она еще там? Пока ничего не случилось? Вам же все равно, в какой момент перемещаться?

– Нет, – ответил Дануорти. – Послать историка можно в любой момент, ты прав, но когда он уже там, сеть действует только в реальном времени. Вы в школе парадоксы проходили?

– Да, – ответил Колин без особой уверенности. – Это типа законов для путешествий во времени?

– Пространственно-временной континуум не допускает парадоксов, – объяснил Дануорти. – То есть он не даст Киврин совершить что-то такое, чего не случалось, или вызвать анахронизм.

Колин смотрел непонимающе.

– Человек не может быть одновременно в двух местах – иначе это тоже парадокс. Киврин в прошлом уже четыре дня. И теперь это не изменишь.

–А как же она тогда вернется?

– Когда она переместилась, оператор сделал такую штуку, называется «привязка». Во-первых, по ней ясно, где именно находится переброшенный, а во-вторых, она служит чем-то вроде... – Дануорти поискал подходящее сравнение. – Вроде перемычки. Соединяет два времени, чтобы сеть можно было открыть в нужный момент и забрать путешественника.

–То есть вроде «встретимся у церкви в полседьмого»?

– Именно. Это называется стыковка. У Киврин она через две недели. Двадцать восьмого декабря. В этот день оператор откроет сеть, и Киврин вернется обратно.

– Вы же вроде говорили, там такое же время? Почему тогда двадцать восьмое через две недели?

– В Средние века использовали другой календарь. Пока там еще только семнадцатое. По нашему календарю она придет на стыковку шестого января. – «Если она в правильном времени. Если я найду оператора, который откроет сеть».

Колин задумчиво уставился на извлеченный из-за щеки леденец. Тот своим синим в белую крапинку оттенком напоминал лунную карту. Мальчик засунул его обратно в рот.

– Значит, если я отправлюсь в 1320 год двадцать шестого декабря, у меня будут два Рождества?

–Да, получается так.

–Апокалиптично... – восхитился Колин. Он развернул обертку от леденца и свернул ее заново в еще более крошечный конвертик. – Кажется, они тут про вас забыли.

– Похоже.

Увидев проходящего мимо штатного врача, Дануорти остановил его и сказал, что ждет Т-клеточного наращивания.

–Да? – удивился врач. – Сейчас выясню. – Он скрылся в приемном покое.

Они с Колином остались ждать. «Крысы виноваты», – снова вспомнил Дануорти. А в первую ночь Бадри спрашивал, какой сейчас год. Но ведь он сам сказал, что сдвиг минимальный. И что стажер не ошибся в расчетах.

Колин вытащил леденец и повертел в пальцах, изучая, как изменился цвет.

– А если что-нибудь страшное случится, нельзя нарушить правила? – спросил он, щурясь на леденец. – Если ей руку отрубят, или она умрет, или подорвется на бомбе?

– Это не правила, Колин, это физические законы. Их нельзя нарушить при всем желании. Если мы попытаемся изменить то, что уже произошло, сеть не откроется.

Колин выплюнул леденец в обертку и осторожно закрутил края.

– Я думаю, что с вашей девушкой все в порядке. – Сунув завернутый леденец в карман куртки, он вытащил комковатый пакет. – Ой, забыл бабушке Мэри подарок отдать.

Вскочив, мальчик кинулся в приемный покой, прежде чем Дануорти успел его остановить, но у двери резко развернулся и помчался обратно.

– Нам кранты! Там миссис Гадость! Идет сюда.

Дануорти встал.

– Только ее здесь не хватало.

– Пойдемте, – позвал Колин. – Я первый раз сюда через заднюю дверь входил. – Он рванул в противоположном от входа направлении. – За мной!

Дануорти не мог припустить бегом, поэтому поспешил за Колином быстрым шагом по лабиринту из коридоров. Через служебный вход они вышли в переулок. Там под дождем стоял человек-бутерброд с плакатами на груди и на спине. «НАШИ СТРАХИ УЖЕ СБЫЛИСЬ», – на редкость точно подмечали лозунги.

– Пойду проверю обстановку, – сказал Колин, бросаясь за угол к главному входу.

Мужчина вручил Дануорти листовку. «КОНЕЦ СВЕТА БЛИЗОК!» – возвещала она крупными буквами. И дальше помельче: «Убойтесь Бога, ибо наступил час суда Его. Откр. 14:7».

Колин помахал Дануорти из-за угла.

Путь свободен, – слегка запыхавшись, объявил мальчик. – Она внутри, ругается на дежурную.

Дануорти отдал листовку обратно и пошел за Колином, который вел его через переулок на Вудсток-роуд. По дороге профессор тревожно оглянулся на вход в приемный покой, но там никого не было, даже пикетчики с плакатами за отделение от ЕС пропали.

Колин пробежал еще квартал, потом перешел на шаг. Вытащив из кармана пачку мыльных пастилок, он предложил одну Дануорти.

Тот отказался.

Тогда Колин сунул в рот розовую и промычал, жуя:

–Лучшее Рождество в моей жизни!

Дануорти размышлял над этим признанием несколько кварталов. Карильон терзал уши гимном «Той зимой морозной», тоже на редкость подходящим, и на улицах по-прежнему не было ни души, однако, свернув на Брод-стрит, они увидели одинокого прохожего, который, ссутулившись под дождем, торопился им навстречу.

– Это мистер Финч, – определил Колин.

– Господи! – содрогнулся Дануорти. – Что у нас еще закончилось?

– Надеюсь, брюссельская капуста.

При звуке знакомых голосов Финч поднял голову.

– Вы здесь, мистер Дануорти, какая удача! Я вас везде ищу.

–Что случилось? Я обещал мисс Тейлор что-нибудь придумать насчет репетиционной.

– Нет, сэр, я не за этим. Карантинные. Двое карантинных заболели.

Запись из «Книги Страшного суда»

(082631-084122)

21 декабря 1320 года (по старому стилю). Отец Рош не знает, где переброска. Я добилась, чтобы он отвел меня туда, где его встретил Гэвин, но даже там, на поляне, в памяти ничего не щелкнуло. Судя по всему, с Гэвином они столкнулись уже достаточно далеко от переброски, а к тому моменту у меня уже все перемешалось в голове.

Я поняла сегодня, что самой мне переброску не найти. Лес огромный, в нем уйма полян с дубами и ивняком, которые под снегом все «на одно лицо». Следовало оставить еще какую-нибудь примету, кроме ларчика.

Нужно дождаться Гэвина, чтобы он показал мне ту поляну. Розамунда говорит, что до Курси езды полдня, но он там скорее всего заночует из-за дождя.

Дождь льет не переставая с самого нашего возвращения. Мне бы радоваться – снег сойдет, – но из-за непогоды нельзя поехать поискать переброску, и в господском доме стоит собачий холод. Все кутаются в плащи и жмутся к огню.

Как справляются крестьяне, не представляю. Их лачуги продуваются насквозь, а в той, куда я заходила, даже одеяла не наблюдалось. Наверное, промерзли в прямом смысле до костей. А мажордом, по словам Розамунды, предрекает дождь до самого Рождества.

Розамунда извинилась за свое поведение во время поездки. «Я злилась на сестру», – сказала она.

Агнес, конечно, тут ни при чем, Розамунду расстраивает приезд жениха. Я улучила минутку с ней наедине и спросила напрямую, как она относится к предстоящему замужеству.

– Такова воля отца, – сказала она, вдевая нитку в иголку. – Нас обручили в Мартинов день [20]20
  День святого Мартина – 11 ноября


[Закрыть]. Поженят на Пасху.

– С твоего согласия? – уточнила я.

– Это хорошая партия. Сэр Блуэт – важная птица, и его земли примыкают к отцовским.

– Он тебе нравится?

Девочка с силой воткнула иголку в растянутое на пяльцах полотно.

– Отец не пожелает мне худого и не даст меня в обиду, – ответила она, протягивая длинную нитку.

Больше она ничего не сказала, а от Агнес я добилась только того, что сэр Блуэт хороший и подарил ей серебряную монетку – очевидно, в числе прочих гостинцев на помолвку.

Агнес было не до разговоров, ее донимало больное колено. Полдороги она хныкала и жаловалась, а во дворе принялась нарочито прихрамывать. Я сперва думала, она просто притворяется, чтобы ее пожалели, но когда осмотрела колено, увидела, что корочка содрана полностью. Вокруг все распухло и покраснело.

Я промыла ссадину, замотала самой чистой тканью, которую только смогла найти (боюсь, это какой-нибудь чепец Имейн – отыскала его в сундуке у изножья кровати), а потом усадила Агнес тихо играть со своим деревянным рыцарем у огня. Но мне все равно тревожно. Если попадет инфекция, дело плохо. В XIV веке еще не придумали антибиотиков.

Эливис тоже не находит себе места. Она явно ждала Гэвина обратно еще сегодня, поэтому весь день простаивает в сенях, выглядывая во двор. Я пока не пойму, как она относится к Гэвину. Иногда, как сегодня, мне кажется, что она его любит и боится последствий для них обоих. В глазах церкви прелюбодеяние – смертный грех, так что опасность велика. Хотя в основном у меня впечатление, что «амуры» Гэвина совершенно безответны, и Эливис настолько поглощена тревогами за супруга, что обожателя просто не замечает.

Дама сердца в рыцарских романах всегда образец чистоты и неприступности, но Гэвин, как я понимаю, тоже не ведает, любит его Эливис или нет. Меня он спасал и на разбойников охотился только затем, чтобы произвести на нее впечатление (и произвел бы, будь там на самом деле двадцать головорезов с мечами, секирами и булавами). Он пойдет на все, чтобы покорить ее сердце. Леди Имейн это прекрасно видит. Поэтому, думаю, и отослала его в Курси.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

К их возвращению в Баллиол слегли еще двое карантинных. Дануорти отправил Колина спать, а сам помог Финчу уложить больных в постель и позвонил в лечебницу.

– Все «Скорые» на вызовах, – сообщила дежурная. – Как только освободится, пришлем.

«Как только» получилось в полночь. До кровати Дануорти добрался во втором часу.

Колин спал на принесенной Финчем раскладушке, сунув под голову «Век рыцарства». Дануорти хотел вытащить книгу, но побоялся разбудить мальчика.

Он улегся в постель. Киврин не могла угодить в чуму. Бадри говорит, сдвиг минимальный, а чума добралась до Англии только к 1348 году. Киврин отправляли в 1320-й.

Дануорти повернулся на бок и решительно закрыл глаза. Не может она попасть в чумные времена. Бадри бредит. Он много чего бормотал непонятного – про крышки и про разбитый фарфор, теперь вот про крыс. Все невпопад. Это жар, воспаленный бред. Или когда он что-то там откатывал. И передавал воображаемые записки.

«Крысы виноваты», – так сказал Бадри. Современники не догадывались, что чуму разносят крысиные блохи, не понимали, откуда она берется. Ополчались на всех подряд – на евреев, на ведьм и полоумных. Убивали юродивых и вешали старух. Сжигали пришлых на костре.

Встав с постели, Дануорти прошлепал в гостиную и, на цыпочках подойдя к Колину, вытащил у него из-под уха «Век рыцарства». Мальчик заворочался, но не проснулся.

Профессор присел на подоконник и отыскал главу про чуму. «Черный мор» начался в Китае в 1333 году, потом на торговых кораблях переправился в сицилийскую Мессину, а оттуда в Пизу. Эпидемия распространилась по всей Италии и Франции, истребив восемьдесят тысяч человек в Сиене, сто тысяч во Флоренции, триста тысяч в Риме – прежде чем перебраться через Ла-Манш. В Англию она проникла в 1348 году «незадолго до дня Иоанна Крестителя» – то есть двадцать четвертого июня.

Тогда сдвиг должен составлять двадцать восемь лет. Бадри, конечно, беспокоился, что сдвиг получится большой, однако он говорил о неделях, не о годах.

Дануорти, перегнувшись через раскладушку, взял из книжного шкафа «Пандемии» Фицуиллера.

– Что вы делаете? – пробормотал Колин сквозь сон.

– Читаю про чуму, – ответил Дануорти шепотом. – Спи.

– Они ее не так называли, – катая во рту леденец, промычал Колин. Перевернувшись, мальчик укутался поплотнее одеялом. – Они говорили «синяя хворь».

Дануорти забрал обе книги с собой в постель. Фицуиллер вел отсчет эпидемии чумы в Англии с Петрова дня (двадцать девятого июня) 1348 года. В Оксфорд она пришла в декабре, в Лондон – в октябре 1349 года, потом распространилась на север и обратно через Ла-Манш в Нидерланды и Норвегию. Охватила всю Европу, кроме Богемии и Польши, установивших карантин, и, как ни странно, некоторых районов Шотландии.

Болезнь косила селения, как Ангел смерти, не оставляя после себя ни единой души. Некому было прочитать отходную или похоронить разлагающиеся трупы. Был монастырь, где из всех монахов в живых оставался только один.

Этот уцелевший, Джон Клин, оставил запись: «И дабы не утратилось со временем и не запамятовали грядущие в мир опосля нас то, что надлежит помнить, я, узревший столько невзгод и целый свет в руце Антихриста, сам оказавшись будто среди мертвых и пребывая на пороге смерти, доверяю пергаметну все, чему сподобился стать свидетелем».

Он записал все, как истинный историк, а потом скончался – в полном одиночестве. Строки обрываются на полуфразе, и под ними уже другим почерком приписано: «Автор, видимо, умер».

В дверь постучали. На пороге стоял Финч – в купальном халате, осоловелый и растерянный.

– Еще одна из карантинных, сэр, – сообщил он.

Дануорти, прижимая палец к губам, вышел к нему в коридор.

– Вы позвонили в лечебницу?

–Да, сэр. Говорят, «Скорую» смогут прислать только через несколько часов. Больную велели изолировать, дать димантадин и апельсиновый сок.

– Запасы которого у нас, разумеется, вышли, – нетерпеливо закончил Дануорти.

–Да, сэр, но дело не в этом. С ней никакого слада.

Попросив Финча подождать в коридоре, Дануорти оделся, отыскал маску и отправился в Сальвин. Около двери столпились кучкой карантинные, в одеялах и пальто поверх разномастной нижней одежды. Маски виднелись лишь у единиц. «До послезавтра они все окажутся на больничной койке», – подумал Дануорти.

– Слава богу! – обрадовался при виде него один из карантинных. – Мы с ней ничего не можем поделать.

Финч проводил Дануорти к кровати, на которой сидела пожилая женщина с жидкими седыми волосами. В глазах у нее чувствовался тот же лихорадочный блеск, а в движениях – та же судорожность, что и у Бадри в первый день.

– Уходи! – Она замахнулась на Финча, пытаясь залепить ему пощечину, а потом обратила невидящий горящий взгляд на Дануорти. – Папуля! – захныкала она, кривя нижнюю губу. – Я плохо слушалась. Я объелась именинным тортом, и у меня теперь животик болит.

– Видите, сэр? – спросил Финч.

– Индейцы не прискачут, папочка? – продолжала старушка. – Я боюсь индейцев. У них луки со стрелами.

Только к утру ее удалось перевести на раскладушку в лекционной аудитории. Дануорти пришлось в конце концов попросить ее «быть умницей, угомониться и не огорчать папочку». Только больную утихомирили, как приехала «Скорая».

– Папуля! – вопила старушка в закрывающиеся дверцы машины. – Не уходи!

– Ох, боже... – простонал Финч, когда «Скорая» отъехала. – Завтрак уже давно остыл. Надеюсь, они там не весь бекон доели.

Он отправился нормировать выдачу, а Дануорти поднялся к себе – ждать звонка от Эндрюса. На лестнице ему встретился Колин, который натягивал куртку, дожевывая тост.

– Викарий попросил собрать одежду для карантинных, – проговорил мальчишка с набитым ртом. – И бабушка Мэри звонила. Просила вас перезвонить.

–А Эндрюс?

– Нет.

– Изображение включили?

– Нет.

– Маску не забудь надеть! – крикнул Дануорти уже вдогонку. – И шарф!

Потом он позвонил Мэри и в нетерпении прождал минут пять, пока она шла к телефону.

– Джеймс? – раздался наконец в трубке ее голос. – Я от Бадри. Он просит тебя.

– То есть ему лучше?

– Нет. Он весь горит, мечется, зовет тебя, говорит, у него что-то срочное и важное. Доводит себя до исступления. Может, если ты к нему придешь, успокоится немного.

– Он про чуму не упоминал?

– Про чуму? – оскорбилась Мэри. – Только не говори, Джеймс, что и ты проникся этими дурацкими слухами – про холеру, про костоломную лихорадку, про вторую Пандемию...

– Нет. Это Бадри. Вчера он сказал: «Она погубила половину Европы» и «крысы виноваты».

– Он бредит, Джеймс. У него жар. Не бери в голову.

«Она права. Карантинная старушка тоже несла бред про индейцев с луками и стрелами, ты же не кинулся смотреть, откуда скачут воины сиу. Старушка вообразила, что объелась тортом, а Бадри придумал себе чуму. Не бери в голову».

Тем не менее он пообещал прийти как можно скорее и пошел разыскивать Финча. Хоть Эндрюс и не уточнил, в какое время позвонит, Дануорти не мог оставить телефон без надзора. Жаль, что не догадался задержать Колина, пока разговаривал с Мэри.

Финч скорее всего в столовой, защищает грудью бекон. Сняв трубку, чтобы никто не дозвонился в его отсутствие, Дануорти пошел туда.

В дверях его встретила мисс Тейлор.

–А я как раз хотела вас искать. Говорят, ночью увезли кого-то из карантинных?

– Да, – оглядывая зал в поисках Финча, ответил Дануорти.

– Боже мой! Значит, мы все могли заразиться?

Финча нигде не было.

– Какой у вируса инкубационный период? – спросила мисс Тейлор.

– От двенадцати до сорока восьми часов. – Дануорти вытянул шею, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь поверх голов.

– Какой ужас! А вдруг кто-нибудь из нас свалится во время концерта? Мы ведь традиционные, а не Совет. В правилах все четко расписано.

Дануорти не понял, почему традиционность (знать бы еще, что имеется в виду) предполагает четкие правила на случай заражения звонаря гриппом.

– «Правило третье, – процитировала мисс Тейлор. – Ни при каких обстоятельствах нельзя выпускать веревку колокола». То есть мы не можем посреди концерта взять и заменить человека, если он вдруг хлопнется без чувств. И ритм нарушится.

Дануорти представил, как звонарка в белых перчатках падает без чувств, и ее тут же выпихивают из круга, – чтобы ритм не нарушала.

– Неужели не бывает никаких тревожных симптомов? – не отставала мисс Тейлор.

– Нет.

– В той бумаге из Госздрава говорилось про дезориентацию, жар и головную боль. Чушь! Голова у нас постоянно болит от звона.

«Еще бы», – подумал Дануорти, оглядываясь в поисках Уильяма Гаддсона или кого-нибудь из студентов, чтобы посадить на телефон.

– Конечно, будь мы Советом, было бы не страшно. У них там исполнителей заменяют сплошь и рядом. Например, титтум в двенадцать колоколов они играли на девятнадцати. Девятнадцать! Это как называется?

Никого из студентов в столовой не наблюдалось, Финч не иначе как забаррикадировался в кладовой, а Колин где-то собирает одежду.

– Вам еще нужна репетиционная? – спросил Дануорти.

– Конечно! Если только и до нас вирус не доберется. Мы, правда, можем сыграть стедман, но это ведь будет совсем не то...

–Я пущу вас к себе в гостиную, если обещаете отвечать на телефонные звонки и записывать сообщения. Должен позвонить межгород – то есть должны позвонить из другого города, поэтому нужно, чтобы в комнате все время кто-то был.

Дануорти проводил мисс Тейлор к себе.

– Ох, тесновато тут. Не размахнешься. Можно мы слегка подвинем мебель?

– Делайте что хотите, главное – подходите к телефону и записывайте, что передать. Должен позвонить мистер Эндрюс. Скажите, что ему не нужен пропуск для въезда в карантин. Пусть отправляется прямиком в Брэйзноуз, я его там встречу.

– Ладно, думаю, сойдет, – сделала одолжение мисс Тейлор. – Все лучше, чем в столовой на сквозняке.

Он оставил ее передвигать мебель, начиная, впрочем, сомневаться, что поступил правильно, доверив мисс Тейлор телефон, а сам поспешил к Бадри. Зачем-то ведь он его звал. «Она погубила всех. Половину Европы».

Дождь стих, превратившись в мелкую морось, и перед входом в лечебницу толпились пикетчики. Теперь к ним добавились мальчишки возраста Колина, которые, заклеив лицо черным, кричали: «Отпусти народ мой!»

Один из них ухватил Дануорти за руку.

– Правительство не имеет права удерживать вас здесь насильно, – заявил он прямо в медицинскую маску Дануорти.

– Не валяй дурака! – ответил профессор. – Хочешь устроить вторую Пандемию?

Мальчишка озадаченно отпустил его руку, и Дануорти скрылся за дверью лечебницы.

Приемный покой был забит больными на каталках, один стоял на ногах у лифта. Над ним нависала дородная медсестра в необъятном СЗК, зачитывая что-то из обернутой в полиэтилен книги.

– Вспомни же, погибал ли кто невинный? – прогремела она, и Дануорти с ужасом осознал, что это не медсестра, а миссис Гаддсон. – И где праведные бывали искореняемы?

Сделав паузу, она принялась листать тонкие страницы в поисках еще какой-нибудь вдохновляющей цитаты, и Дануорти нырнул в боковой коридор, а оттуда на лестницу, безмерно благодарный Госздраву за маски.

– Поразит тебя Господь чахлостью, – неслось вдогонку ему по коридору, – горячкою, лихорадкою, воспалением...

«И нашлет он на тебя миссис Гаддсон, – мысленно продолжил Дануорти, – и будет она читать тебе Библию, дабы поднять дух твой».

Он вступил в инфекционное отделение, которое теперь, судя по всему, разрослось на весь второй этаж.

–А вот и вы! – приветствовала его сестра. Снова дежурила та симпатичная практикантка-блондинка. Может, предупредить ее насчет миссис Гаддсон? – Я уже решила, что вы не придете. Он вас все утро зовет.

Она вручила ему комплект СЗК, и Дануорти, облачившись, проследовал за ней в палату.

– Полчаса назад он вовсю к вам рвался, – прошептала сестра. – Твердил, что должен с вами поговорить. Сейчас получше.

Бадри действительно выглядел получше. Лихорадочный темный румянец спал, и хотя оливковая кожа казалась чуть бледнее обычного, в целом Бадри уже напоминал себя прежнего. Он полусидел, опираясь на подушки и уложив кисти рук со скрюченными пальцами на согнутые колени. Глаза при этом были закрыты.

– Бадри! – позвала сестра, касаясь его рукой в резиновой перчатке. – Мистер Дануорти пришел.

Он открыл глаза.

– Мистер Дануорти?

–Да. – Она показала кивком головы. – Я ведь говорила, что он придет.