Текст книги "За борт!"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Глава 17

Черная Сова стоял на причале и наблюдал, как множество агентов ФБР осматривают „Орла“. Он видел, что они свое дело знают. Каждый был специалистом в своей узкой области.

Почти не разговаривая, они проверяли яхту от днища до радиомачты.

То и дело их процессии отправлялись через причал к ожидающим фургонам, унося туда мебель, ковры, все портативное и очень многое из прикрепленного к палубе и переборкам. Каждую вещь тщательно обертывали в пластик и снабжали инвентарным номером.

Агенты все прибывали, и район поисков расширился на милю вокруг поместья первого президента. Осматривали каждый квадратный дюйм территории, каждое дерево и каждый куст. Рядом с яхтой ныряльщики осматривали в воде илистое дно.

Старший агент увидел на причале Черную Сову и подошел.

– У вас есть разрешение находиться здесь? – спросил он.

Черная Сова молча показал удостоверение.

– Что привело секретную службу в уик-энд к Маунт-Вернону?

– Учения, – ответил Черная Сова. – А ФБР?

– Да то же самое. Директор, должно быть, решил, что мы обленились, и выдумал такие учения.

– Ищете что-нибудь конкретное? – спросил Черная Сова, изображая равнодушный интерес.

– Можем ли мы определить всех, кто находился на борту, – опознать по отпечаткам пальцев. Ну, сами знаете.

Прежде чем Черная Сова смог ответить, на причал с гравийной дорожки поднялся Эд Макграт. Его лоб блестел от пота, лицо было красным. Черная Сова подумал, что агент бежал.

– Прошу прощения, Джордж, – сказал он, тяжело дыша. – Минутка найдется?

– Конечно. – Черная Сова помахал агенту ФБР. – Приятно было поговорить.

– Мне тоже.

Как только они отошли туда, где их не могли услышать, Черная Сова тихо спросил:

– Что там, Эд?

– Парни из ФБР кое-что нашли. Вам надо посмотреть.

– Где?

– Примерно в ста пятидесяти ярдах выше по реке, среди деревьев. Я покажу.

Макграт провел его по тропинке вдоль реки. Тропинка отвернула к зданиям, и мужчины пошли прямо по подстриженному лугу. Перебрались через изгородь на запущенный участок за лугом. Войдя в густые заросли, они неожиданно наткнулись на двух агентов ФБР – пригнувшись, те разглядывали два больших бака, соединенных проводами с чем-то вроде электрического генератора.

– Что это такое? – не здороваясь, спросил Черная Сова.

Один из агентов поднял голову.

– Фоггеры, – сказал он.

Черная Сова удивленно посмотрел на него. Потом глаза его округлились.

– Фоггеры! – выпалил он. – Устройства, создающие туман!

– Да, верно. Генераторы тумана. Во время Второй мировой войны флот использовал их на миноносцах для создания дымовой завесы.

– Боже! – ахнул Черная Сова. – Так вот как это было сделано!

Глава 18

Во время уик-эндов официальный Вашингтон превращается в город призраков. В пятницу в пять часов вечера правительственный механизм со скрипом останавливается и вновь оживает утром в понедельник, когда запускающуюся с трудом холодную машину опять освещают многочисленные огни. Как только бригады уборщиков заканчивают работу и уходят, огромные здания становятся мертвыми, как мавзолеи.

И что самое удивительное, прекращают работать даже системы связи.

Только толпы туристов наполняют Эспланаду, [12]12
  National Mall – комплекс разнообразных памятников и музеев в историческом центре Вашингтона.


[Закрыть]наводняют стадионы и бродят вокруг Капитолия, поднимаются по бесконечным лестницам и смотрят под низ купола.

В полдень туристы окружили Белый дом и, заглядывая за ограду, видели, как президент энергично прошел по лужайке и помахал рукой, прежде чем сесть в вертолет. Его сопровождала небольшая группа помощников и агентов секретной службы. Почти никого из представителей журналистской элиты не было. Они дома смотрели по телевизору бейсбол или играли в гольф.

Фосетт и Лукас стояли на Южном портике и смотрели, как неуклюжий аппарат поднялся над улицей Е и превратился в точку на пути к военно-воздушной базе Эндрюс.

– Оперативно, – тихо сказал Фосетт. – Вы подготовили замену меньше чем за пять часов.

– Мой офис в Лос-Анджелесе отыскал Саттона и затолкал его в кабину морского истребителя Ф-20 через сорок минут после получения приказа.

– А что с Марголином?

– Только один из агентов приблизительно похож. Вечером он вылетит на правительственном самолете в Нью-Мексико.

– Можно ли полагаться на ваших людей, что никто не узнает об этой шараде?

Лукас выразительно посмотрел на Фосетта.

– Мои люди приучены молчать. Если будет утечка, то только из президентского штата.

Фосетт чуть улыбнулся. Он знал, что ступил на опасную почву. Обычно сотрудники Белого дома были открыты для прессы.

– Ну, они не могут выболтать то, чего не знают, – сказал он. – До них только сейчас начнет доходить, что человек, который летит с ними в вертолете, – не президент.

– На ферме их будут охранять, – сказал Лукас. – Как только они прибудут, доступ на ферму закроют для всех, и я прослежу, чтобы все линии связи были под контролем.

– Если корреспонденты что-нибудь пронюхают, Уотергейт покажется детской забавой.

– Что жены?

– Сотрудничают на все сто процентов, – ответил Фосетт. – Первая леди и миссис Марголин согласились оставаться в спальнях и утверждать, что подхватили вирус.

– Что теперь? – спросил Лукас. – Что еще мы можем сделать?

– Ждать, – деревянным голосом ответил Фосетт. – Держаться, пока не найдем президента.

* * *

– Мне кажется, вы перегружаете нашу систему, – сказал Дон Миллер, заместитель директора ФБР Эммета.

Эммет даже не посмотрел на Миллера. Через несколько минут по возвращении в главное здание ФБР на углу Пенсильвания-авеню и Десятой улицы он объявил общую тревогу высшего уровня и готовность к чрезвычайным действиям в отделениях ФБР всех пятидесяти штатов и для всех зарубежных агентов. Затем последовал приказ изучать словесные портреты всех преступников и террористов, специализирующихся на похищениях.

Чтобы объяснить происходящее, он сказал шести тысячам агентов Бюро, что секретная служба получила данные о готовящемся похищении государственного секретаря Оутса и других, пока не названных чиновников высшего ранга.

– Возможен серьезный заговор, – неопределенно закончил Эммет. – Нельзя рисковать, думая, что секретная служба ошибается.

– Они ошибались и раньше, – сказал Миллер.

– Не в этот раз.

Миллер с любопытством взглянул на Эммета.

– Вы даете очень мало данных для работы. Почему такая таинственность?

Эммет ничего не ответил, и Миллер оставил эту тему. Он положил на стол три папки.

– Вот последние данные о похищениях, о деятельности мексиканской бригады Сапаты, занимающейся захватом заложников, и еще одно, о чем мне трудно судить…

Эммет холодно взглянул на него.

– Вы не могли бы выражаться яснее?

– Сомневаюсь, что здесь есть связь, но поскольку они вели себя странно…

– О чем вы? – спросил Эммет, поднимая папку и открывая ее.

– О советском представителе в Объединенных Нациях по имени Алексей Луговой.

– Известный психолог, – заметил Эммет, начиная читать.

– Да, он и несколько его сотрудников во Всемирной организации здравоохранения исчезли.

Эммет поднял голову.

– Вы их потеряли?

Миллер кивнул.

– Наши агенты наблюдения в Объединенных Нациях докладывают, что русские вышли из здания вечером в пятницу…

– Сейчас только утро субботы, – перебил его Эммет. – То есть прошло несколько часов. Что в этом подозрительного?

– Они очень старались уйти незаметно. Специальный агент из нью-йоркского бюро проверил и обнаружил, что никто из русских не вернулся в свою квартиру или в отель. Они исчезли разом.

– Что-нибудь о Луговом?

– Все свидетельствует, что он чист. Как будто не связан с агентами КГБ.

– А его люди?

– Никто не замечен в шпионаже.

Эммет на несколько мгновений задумался. В обычное время он просто отбросил бы отчет или приказал провести рутинную проверку.

Но у него появились мучительные сомнения. Исчезновение в одну ночь президента и Лугового не могло быть простым совпадением.

– Мне хотелось бы услышать ваше мнение, Дэн, – сказал он наконец.

– Трудно высказывать догадки, – ответил Миллер. – Все они могут как ни в чем не бывало утром в понедельник появиться на работе. Но с другой стороны, незапятнанность Лугового и его работников может быть только маскировкой.

– Для чего?

Миллер пожал плечами.

– Понятия не имею.

Эммет закрыл папку.

– Пусть нью-йоркское бюро продолжает этим заниматься. Все данные, если они появятся, сообщать в первую очередь.

– Чем больше я думаю, – заметил Миллер, – тем больше меня это удивляет.

– То есть?

– Какие жизненно важные тайны стремится украсть группа советских психологов?

Глава 19

Преуспевающие корабельные магнаты путешествуют по высшему классу. Они гонятся за богатством и властью на роскошных яхтах и собственных самолетах, в дорогих отелях и величественных виллах.

Мин Корио Бугенвиль была совершенно равнодушна к этой свободе.

Дни она проводила в кабинете, а ночи – в маленькой, но элегантной квартире этажом выше. Во всех отношениях она была очень экономна, и единственную слабость питала к китайским древностям.

Когда ей было двенадцать, отец продал ее французу, владевшему собственной пароходной компанией из трех грузовых судов, которые ходили между портами на побережье между Пусаном и Гонконгом. Линия процветала, и Мин Корио родила Рене Бугенвилю трех сыновей.

Потом началась война, и японцы захватили Китай и Корею. Рене убило в бомбежку, а трое ее сыновей погибли где-то в южной части Тихого океана, после того как их призвали в императорскую японскую армию. Выжили только сама Мин Корио и ее единственный внук Ли Тонг.

После капитуляции Японии она подняла и продала одно из судов мужа, затонувшее в гавани Пусана. И начала медленно восстанавливать флот Бугенвиля, скупая старые суда по цене металлолома. Прибыли почти не было, но она держалась, пока Ли Тонг не получил свой диплом магистра в Уортонской школе бизнеса в Пенсильванском университете и не начал руководить повседневными операциями. Вскоре, почти как по волшебству, „Морские перевозки Бугенвиль“ превратились в одну из крупнейших судоходных компаний мира.

Когда численность армады грузовых судов и танкеров достигла 138, Ли Тонг перенес главную контору в Нью-Йорк. Повинуясь сложившемуся за тридцать лет ритуалу, он послушно сидит вечером у кровати бабушки и обсуждает с ней финансовые проблемы их огромной, раскинувшейся по всему миру империи.

Внешность Ли Тонга обманчива: он напоминает жизнерадостного восточного крестьянина. С его смуглого лица, словно вырезанного из слоновой кости, не сходит улыбка. Если бы министерство юстиции и полдюжины агентств охраны правопорядка заглянули в книгу неразгаданных морских преступлений, Ли Тонга повесили бы на ближайшем фонарном столбе, но, как ни странно, ни в одном из этих агентств нет на него досье. Он таится в тени бабушки, он даже не числится ни директором, ни работником „Морских перевозок Бугенвиль“. Но именно он, безымянный член семьи, руководит всеми грязными операциями, на которых держится компания.

Он чересчур подозрителен, чтобы доверяться наемным работникам, и предпочитает лично осуществлять самые выгодные незаконные операции.

Его дела часто связаны с кровопролитием. Ли Тонг не против убийств, если те выгодны. Он одинаково на месте и на деловом обеде в клубе 21, [13]13
  Клуб 21, или просто 21, – известный ресторан в Нью-Йорке.


[Закрыть]и когда перерезает чье-нибудь горло в гавани. Сейчас он сидит на почтительном удалении от постели Мин Корио, сжимая в неровных зубах длинный серебряный мундштук. Бабушка не одобряет его привычку курить, но Ли держится за нее – не столько как за удовольствие, сколько за возможность проявить некоторую независимость.

– Завтра ФБР поймет, как исчез президент, – сказала Мин Корио.

– Сомневаюсь, – уверенно ответил Ли Тонг. – Люди, проводящие химический анализ, хороши, но не настолько. Я бы сказал – скорее через три дня. А потом неделя на то, чтобы найти яхту.

– Хватит ли времени, чтобы перерезать ведущие к нам нити?

– Хватит, онуми, – сказал Ли Тонг, используя почтительное корейское „матушка“. – Будь спокойна, все нити ведут к могиле.

Мин Корио кивнула. Его слова были ей совершенно понятны. Ли Тонг своей рукой убил семерых корейцев, которые помогали ему в похищении.

– По-прежнему никаких новостей из Вашингтона?

– Ни слова. Белый дом ведет себя так, словно ничего не случилось. На самом деле в качестве президента используется двойник.

Она посмотрела на внука.

– Как ты это узнал?

– Шестичасовые новости. Телекамеры показали, как президент садится в вертолет, чтобы лететь на свою ферму в Нью-Мексико.

– А остальные?

– Для них тоже подыскивают дублеров.

Мин Корио отпила чаю.

– Забавно, что мы рассчитываем на государственного секретаря Оутса и штат президента, чтобы они успешно устраивали маскарад, пока не будет готов Луговой.

– Это единственная открытая им дорога, – сказал Ли Тонг. – Они не смеют делать никаких объявлений, пока не узнают, что с президентом.

Мин Корио смотрела на чаинки на дне своей чашки.

– Все равно мне кажется, что, возможно, мы откусили чересчур большой кусок.

Ли Тонг понял.

– Все равно, онуми. Конгрессмены просто случайно оказались в той же сети.

– Но не Марголин. Это ты придумал заманить его на яхту.

– Верно, но ведь Луговой говорит, что его эксперименты успешны в одиннадцати случаях из пятнадцати. Не очень высокий процент. Если не получится с президентом, у нас есть запасной подопытный кролик, чтобы получить требуемый результат.

– Ты хочешь сказать, три запасных подопытных кролика.

– Если ты включаешь Ларимера и Морана в порядок преемственности, то да.

– А если Луговой добьется успеха во всех случаях? – спросила Мин Корио.

– Тем лучше, – ответил Ли Тонг. – Наше влияние будет гораздо шире, чем мы первоначально надеялись. Но иногда я думаю, онуми, стоит ли финансовое вознаграждение риска потерять весь бизнес.

– Не забудь, внук, что во время войны американцы убили моего мужа, твоего отца и двух его братьев.

– Месть не всегда выгодна.

– Тем больше оснований защищать наши интересы и остерегаться лживых русских. Антонов сделает все, что в его силах, чтобы не заплатить нам.

– Если они так глупы, что на критической стадии предадут нас и загубят весь проект.

– Они так не думают, – серьезно сказала Мин Корио. – Умы коммунистов расцветают на предательстве. Верность за пределами их понимания. Они всегда выбирают самую скользкую дорожку. И это их ахиллесова пята, внук.

– Так что ты думаешь?

– Мы будем и дальше играть роль их верных, но доверчивых партнеров.

Она помолчала, задумавшись.

– А когда проект Лугового завершится? – поторопил он.

Она подняла голову, на ее старческом лице появилась хитрая улыбка. Глаза лукаво блеснули.

– А потом мы выдернем ковер у них из-под ног.

Глава 20

Когда люди Бугенвилей перевозили русских на пароме со Стейтен-Айленда, они отобрали у всех часы и удостоверения. Им завязали глаза, на уши надели радионаушники, в которых непрерывно звучала камерная музыка. Через несколько минут они уже были в воздухе, с темной воды гавани их поднял реактивный гидросамолет.

Полет был долгим и утомительным и наконец закончился аккуратной посадкой. Луговому показалось, что они сели на озеро. После двадцатиминутной поездки русских, потерявших всякое представление, где они, по металлическому мостику провели в лифт. И только когда они вышли из лифта и по коврам коридора прошли к своим комнатам, повязки с глаз и наушники сняли.

Оборудование, предоставленное Бугенвилями, поразило Лугового до глубины души. Электроника и лабораторные инструменты значительно превосходили все, что он видел в Советском Союзе. Все несколько сотен затребованных им приборов были установлены.

Не стали упущением и условия жизни и отдыха для его сотрудников. Всем предоставили личные спальни с отдельными ванными, а в конце коридора располагалась элегантная столовая, которую обслуживали превосходный повар-кореец и два официанта.

Обстановка, в том числе кухонные холодильники и печи, офисная мебель и комната контроля показателей – все было выполнено со вкусом, цвета согласованы, стены и ковры выдержаны в зеленых и синих тонах. Дизайн и исполнение каждой мелочи было такими же совершенными, как все в целом.

И все-таки это жилье, удовлетворяющее любые потребности, было роскошной тюрьмой. Людям Лугового не разрешалось ни входить, ни выходить. Двери лифта всегда были закрыты, а лифт лишен внешнего управления. Луговой обошел все помещения, но не нашел ни окон, ни выхода. А снаружи не пробивалось ни звука.

Дальнейшие исследования были прерваны прибытием его подопытных.

Накаченные успокоительными, они были в полусознании и не отдавали себе отчета, где находятся. Все четверо были подготовлены и помещены в небольшие закрытые контейнеры, которые назывались „коконами“. Мягкое нутро коконов не имеет швов, все углы закруглены, и глазу не на чем остановиться. Тусклое освещение создавалось отражением внешнего света и окрашивало все в коконах в однообразный серый цвет. Особым образом сконструированные стены отражали все звуки и электрические токи, которые могли вмешаться в деятельность мозга.

Луговой с двумя ассистентами сидел у консоли и на многочисленных цветных видеомониторах разглядывал лежащих в коконах людей. Большинство было в трансе. Но одного вывели почти на сознательный уровень, он был открыт для внушения и дезориентирован интеллектуально. Ему ввели миорелаксанты, успешно парализовав все движения тела. Голову закрывал пластиковый капюшон, прилегающий к черепу.

Луговому все еще трудно было представить себе, какая сила сосредоточена в его руках. Он внутренне дрожал, понимая, что начинает один из величайших экспериментов века. То, что он сделает в следующие несколько дней, может преобразить мир, как открытие атомной энергии.

– Доктор Луговой?

Размышления Лугового прервал незнакомый голос; Луговой удивленно повернулся и увидел коренастого мужчину со славянскими чертами и черными волосами, который словно вышел из стены.

– Кто вы такой? – спросил Луговой.

Незнакомец говорил очень тихо, словно не хотел, чтобы его подслушали.

– Меня зовут Суворов, Павел Суворов, секретарь посольства.

Луговой побледнел.

– Бог мой, вы из КГБ? Как вы сюда попали?

– Просто повезло, – саркастически ответил Суворов. – Я получил приказ наблюдать за вами с того дня, как вы оказались в Нью-Йорке. После вашего подозрительного визита в контору Бугенвилей я сам занялся наблюдением. Я был на пароме, когда вы встретились с людьми, привезшими вас сюда. В темноте мне нетрудно оказалось смешаться с вашими сотрудниками и вместе с ними совершить эту поездку. С приезда я оставался в своей комнате.

– Вы хоть представляете себе, во что сунули нос? – спросил Луговой, покраснев от гнева.

– Еще нет, – невозмутимо ответил Суворов. – Но мой долг узнать это.

– Операция проводится по приказу с самого верха. И не касается КГБ.

– Об этом судить мне…

– Вы будете пылью на сибирском морозе, – прошипел Луговой, – если вмешаетесь в мою работу.

Суворов сделал вид, что раздраженный тон Лугового его развеселил. На самом деле он начал понимать, что, возможно, вышел за рамки своих полномочий.

– Может, я смогу вам помочь.

– Каким образом?

– Вам могут понадобиться мои особые навыки.

– Мне не требуются услуги убийцы.

– Я думал скорее о побеге.

– У меня нет причин убегать.

Суворов все больше раздражался.

– Вы должны понять мою позицию.

Теперь ситуацией овладел Луговой.

– Меня занимают проблемы более серьезные, чем ваше бюрократическое вмешательство.

– Какие? – Луговой рукой обвел комнату. – Что здесь происходит?

Луговой долго, задумчиво смотрел на него, но потом уступил тщеславию.

– Исследование вмешательства в работу мозга.

Суворов поднял брови.

– Вмешательства в работу мозга?

– Я предпочитаю термин „контроль мозга“.

Суворов посмотрел на мониторы и кивнул.

– Поэтому шлемы?

– На голове подопытных?

– Именно.

– Микроэлектронный интегрированный модуль, который содержит сто десять датчиков; они фиксируют все функции организма – от пульса до выделения гормонов. Модуль также воспринимает все данные, проходящие через мозг субъекта, и передает их в компьютер, установленный в этой комнате. Мысленный разговор, так сказать, переводится затем в понятную речь.

– Не вижу никаких электронных терминалов.

– Это прошлый век, – ответил Луговой. – Все, что мы хотим записать, можно телеметрически передать через атмосферу. Нам больше не нужны провода и терминалы.

– Вы можете понять, о чем он думает? – недоверчиво спросил Суворов.

Луговой кивнул.

– Мозг говорит на собственном языке, и этот язык раскрывает мысли хозяина мозга. Мозг говорит непрерывно, днем и ночью, давая нам яркую картину своей работы, показывая, как человек мыслит и почему. Эта речь – продукт подсознания, и она так стремительна, что лишь компьютер, способный оперировать в наносекунды, может ее расшифровать.

– Я понятия не имел, что наука о мозге достигла таких высот.

– Когда мы определим ритмы его мозга и запишем их, – продолжал Луговой, – мы получим возможность предсказывать его намерения и физические движения. Мы сможем определять, что он собирается сказать, или предугадывать его ошибки. И что самое главное, мы можем вовремя вмешаться и остановить его. Компьютер в мгновение ока сможет стереть ошибочное намерение и изменить мысль.

На Суворова это произвело огромное впечатление.

– Религиозный капиталист обвинил бы вас в том, что вы вторгаетесь в человеческую душу.

– Как и вы, товарищ Суворов, я верный член коммунистической партии. И не верю в спасение души. Но в данном случае мы не можем допустить заметных перемен. Ни в фундаментальных мыслительных процессах, ни в манерах и строе речи.

– Форма контролируемого промывания мозгов.

– Это не примитивное промывание мозгов, – возмущенно ответил Луговой. – Мы работаем куда тоньше, чем представляется китайцам. Они считают, что нужно уничтожить эго человека, чтобы переучить его. Но их эксперименты с наркотиками и гипнозом провалились. Гипноз вещь слишком неопределенная и кратковременная, чтобы представлять ценность. А наркотики просто опасны: они случайно приводят к неожиданным изменениям личности и поведения. Когда я закончу работу с этим субъектом, он вернется в реальный мир и будет жить так, словно ничего не произошло. Я намерен изменить только его политические взгляды.

– А кто этот субъект?

– Не узнаете? Вы его не узнали?

Суворов внимательно посмотрел на экран. Глаза его округлились, и он подошел на два шага ближе; его лицо напряглось, губы беззвучно шевелились.

– Президент? – произнес он недоверчивым шепотом. – Это действительно президент Соединенных Штатов?

– Во плоти.

– Но… как?

– Дар наших хозяев, – неопределенно объяснил Луговой.

– А побочные эффекты?

– Никаких.

– Он будет помнить что-нибудь из этого?

– Когда через десять дней проснется, будет помнить только, как лег спать.

– Вы действительно способны это сделать? – спросил Суворов с настойчивостью сотрудника спецслужбы.

– Да, – уверенно блестя глазами, ответил Луговой. – И гораздо больше.