Текст книги "За борт!"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

– Налево! – крикнул Джордино на ухо Питту. – Проход ведет к другому трапу, на корму.

Доверяя другу, Питт свернул в проход, потащив за собой Ларимера. На твердой поверхности сенатор наконец обрел опору и теперь сам держался на ногах.

К их огромному облегчению, дыма поубавилось, а волна человеческого прибоя спала. Добравшись наконец до трапа на корме, они обнаружили, что там практически пусто. Не поддавшись стадному инстинкту, Джордино привел их к временной безопасности.

Они оказались на юте. Несколько минут откашливались, очищая легкие, потом со страхом взглянули на обреченный корабль.

„Леонид Андреев“ накренился влево на двадцать градусов. Тысячи галлонов горючего вылились в море и горели. Горела вся вода вокруг корабля. От страшного жара стальные плиты корпуса краснели и коробились, принимая причудливые гротескные формы. Белая краска почернела, доски палубы прогорели, а стекла иллюминаторов с грохотом лопались.

Огонь с невероятной скоростью распространялся в сторону мостика. Радиорубка сгорела вместе с радистом, до конца остававшимся на связи. Огонь и дым поднимались по трапам и вентиляционным шахтам. Как все современные круизные лайнеры, „Леонид Андреев“ был построен несгораемым, но никакое самое точное планирование или предвидение не могло предусмотреть последствия взрыва танка с горючим, окатившего корабль, словно из огнемета.

Огромное, пухлое облако маслянистого дыма поднялось на сотни футов; ветер вверху приплюснул его, и теперь оно накрывало корабль, словно саван. Основанием облака служил сплошной поток пламени, зыблющаяся оранжево-желтая буря.

А внизу, в недрах корпуса, бушевало ацетиленово-сине-белое пламя, раздуваемое врывавшимися в щели потоками раскаленного воздуха, игравшими роль мехов.

Хотя многие пассажиры смогли подняться по трапам, свыше ста человек погибли внизу, застигнутые пожаром в каютах или задохнувшиеся от дыма при попытке бегства. А тех, кто поднялся, огонь гнал к корме, отрезая от палубы со шлюпками.

Попытки экипажа сохранить порядок поглотил воцарившийся хаос. Пассажиры в конце концов были предоставлены сами себе и не знали, что делать. Все шлюпки по левому борту горели, с правого сумели спустить только три, и огонь отогнал экипаж. Одна шлюпка загорелась уже на воде.

Люди начали прыгать в воду, как мигрирующие лемминги.

Падая с пятидесяти футов, многие допускали ошибку, предварительно надув спасательные жилеты, и в результате при ударе ломали шею. Женщины стояли, оцепенев от ужаса; они были слишком испуганы, чтобы прыгать. Мужчины в отчаянии бранились. В воде люди плыли к нескольким шлюпкам, но там экипажи запустили двигатели и стали уходить, опасаясь перегрузки.

В разгар этой драмы подошел контейнеровоз. Капитан остановил корабль в ста ярдах от горящего „Леонида Андреева“ и поспешно спустил шлюпки. Через несколько минут появились вертолеты США и начали поднимать людей из воды.

Глава 58

Лорен как зачарованная смотрела на приближающуюся стену огня.

– Может, прыгнуть? – с некоторой рассеянностью спросила она.

Питт ответил не сразу. Он посмотрел на накренившуюся палубу и определил угол крена примерно в сорок градусов.

– Торопиться не будем, – сказал он спокойно. – Пламя еще десять минут не доберется до нас. Чем больше корабль накренится влево, тем ближе прыгать. А пока предлагаю бросать за борт шезлонги, чтобы беднягам в воде было за что держаться, пока их не подберут.

Удивительно, но первым откликнулся Лаример. Он начал собирать с палубы кресла, массивными руками поднимать их и бросать за борт. У него на лице даже появилось выражение увлеченности и довольства собой. Моран прижался к переборке и молчал; его словно парализовало страхом.

– Постарайтесь не попасть пловцам по голове, – сказал Питт Ларимеру.

– Ни в коем случае, – с вымученной улыбкой ответил сенатор. – Возможно, это избиратели. Я потерял бы их голоса.

После того как все кресла были выброшены, Питт остановился и секунды три осматривался. Жар пламени еще оставался сносным. Еще несколько минут огонь не доберется до тех, кто оказался на корме. Питт сквозь густую толпу снова пробился к левому борту. Теперь волны катились всего в двадцати футах внизу.

Он крикнул Джордино:

– Помоги этим людям прыгнуть за борт. – Потом повернулся и приложил ладони ко рту. – Больше ждать нельзя! – крикнул он испуганной толпе во весь голос, перекрывая рев катастрофы. – Прыгайте, или умрете!

Несколько мужчин услышали его и, схватив за руки протестующих жен, перебрались через поручни и исчезли за ними.

За ними последовали три девочки-подростка; без колебаний они нырнули в зеленые волны.

– Плывите к шезлонгам и держитесь за них, – бесконечно наставлял прыгающих Джордино.

Питт собрал семейные группы и, пока Лорен подбадривала детей, приказал родителям прыгать и держаться за кресла. Потом по одному, за руки опускал детей за борт и отпускал, велев задержать дыхание; родители подхватывали детей.

Огромный огненный занавес подползал все ближе, дышать стало трудно. Теперь было жарко, как перед раскрытой топкой. Примерный подсчет подсказал Питту, что на палубе остается человек тридцать, но опасность совсем рядом.

Рослый полный мужчина остановился и отказался двигаться.

– В воде полно акул! – истерически кричал он. – Мы лучше здесь подождем вертолетов.

– Они не смогут повиснуть над палубой: из-за огня турбулентность слишком велика, – терпеливо объяснил Питт. – Вы либо сгорите дотла, либо рискнете поплавать. Что выбираете? Быстрей, вы задерживаете остальных.

Джордино сделал два шага, напряг могучие руки и поднял толстяка. В его взгляде не было ни враждебности, ни злобы; он отнес мужчину к поручню и бесцеремонно выбросил за борт.

– Пришлете мне открытку! – крикнул он вслед.

По-видимому, это подействовало на тех пассажиров, которые продолжали упираться. Один за другим – Питт помогал престарелым парам – они покидали горящий корабль.

Когда никого не осталось, Питт посмотрел на Лорен.

– Твоя очередь.

– Без коллег нет, – с женской решительностью сказала она.

Питт взглянул вниз, желая убедиться, что вода близко. Лаример так слаб, что вряд ли сможет перебраться через поручень. Джордино помог ему, а Лорен прыгнула, держа за руку Морана. Питт с тревогой смотрел, пока они благополучно не оказались в воде и не начали отплывать от судна. Он восхищался мужеством Лорен: та подбадривала Ларимера, одновременно держа за воротник Морана.

– Помоги ей, – попросил Питт Джордино.

Его друга не нужно было уговаривать. Он исчез, не сказав ни слова.

Питт бросил последний взгляд на „Леонида Андреева“. Воздух дрожал от жары, из всех отверстий вырывались языки пламени. Крен достиг пятидесяти градусов, и от гибели теплоход отделяло всего несколько минут. Правый винт уже показался над водой, в вдоль ватерлинии клубились облака белого пара.

Уже собравшись прыгнуть, Питт неожиданно замер от удивления. Краем зрения он увидел руку: кто-то махал из иллюминатора каюты в сорока футах от него. Без колебаний он поднял мокрое грязное одеяло, набросил на голову и в семь прыжков преодолел расстояние до каюты. Кто-то внутри просил о помощи. Питт всмотрелся и увидел полные ужаса женские глаза.

– О боже, помогите!

– Сколько вас?

– Я и двое детей.

– Передавайте детей.

Лицо исчезло, и сразу же Питту через иллюминатор подали мальчика лет шести. Питт поставил его между ног, накрыв его и себя одеялом, как палаткой.

Затем последовала девочка трех лет. Невероятно, но она спала.

– Дайте руку, – сказал Питт, в глубине души сознавая, что это бесполезно.

– Мне не пролезть! – воскликнула женщина. – Отверстие слишком узкое.

– Вода в ванной есть?

– Нет.

– Разденьтесь донага! – с досадой приказал Питт. – Используйте косметику. Смажьте все тело кремом для лица.

Женщина кивнула, показав, что поняла, и исчезла внутри.

Питт повернулся и, держа детей под мышками, побежал к поручню. С огромным облегчением он увидел внизу Джордино, который плыл рядом и смотрел наверх.

– Эл! – крикнул Питт. – Лови!

Если Джордино удивился, видя, как Питт держит за шиворот двух детей, он ничем этого не выдал. Он без усилий, как футбольные мячи, принял детей и крикнул Питту:

– Прыгай. Судно уходит под воду!

Не отвечая, Питт побежал назад к каюте по левому борту.

Он понимал, что попытка спасти мать – акт отчаяния. Но он был за гранью осознанных поступков; казалось, действует совсем другой, незнакомый человек.

Воздух стал таким сухим и горячим, что пот высыхал, не показавшись из пор. Горячая палуба обжигала ноги сквозь подметки. Питт споткнулся и едва не упал: по кораблю пробежала дрожь, и палуба еще сильнее накренилась влево. Агония судна, перед тем как перевернуться и уйти под воду.

Питт оказался у наклонной стены каюты; он просунул руки в иллюминатор. Две руки обхватили его запястья, и он потянул. Плечи и грудь женщины протиснулись через отверстие.

Питт еще раз сильно дернул и протащил бедра.

Пламя лизнуло ему спину. Палуба уходила из-под ног. Держа женщину за талию, Питт прыгнул за борт в тот миг, когда „Леонид Андреев“ начал переворачиваться, его винты, взбивая воду, поднялись к солнцу.

Яростный поток воды подхватил их, как кукол в водовороте, и потащил вниз. Питт отталкивался одной рукой и ногами, пытаясь всплыть; он видел, как зеленая поверхность над ним медленно становится голубой.

Кровь стучала в ушах, легкие словно заполнили рассерженные осы. Черный покров начал заволакивать окружающий мир. Питт чувствовал, как висит на его руке женщина; она тянула вниз, мешая ему плыть. Он использовал последние остатки кислорода, и в глазах его вспыхнул фейерверк. Яркий оранжевый шар взорвался в его голове.

Он пробился на поверхность, и полуденное солнце осветило его поднятое лицо. Сделал глубокий вдох, которого хватило, чтобы развеять темноту перед глазами, замедлить биение сердца и уменьшить боль в легких. Потом быстро перевернул женщину животом вверх и несколько раз сильно нажал, заставляя выбросить соленую воду из горла. Женщина содрогнулась, ее начало рвать, затем последовал приступ кашля. Только когда ее дыхание стало почти нормальным и она застонала, Питт огляделся в поисках остальных.

Джордино плыл к нему, толкая перед собой один из шезлонгов. На нем сидели дети; не сознавая разворачивающейся трагедии, они весело смеялись, глядя на забавные гримасы Джордино.

– Я уже начал сомневаться, вынырнешь ли ты, – сказал Джордино.

– Кое-что никогда не тонет, – ответил Питт, поддерживая женщину; та настолько пришла в себя, что могла держаться за ручки кресла.

– Я за ними присмотрю, – сказал Джордино. – Лучше позаботься о Лорен. Кажется, сенатор ее довел.

Руки словно налились свинцом; цепенея от усталости, Питт упрямо стал делать быстрые ровные гребки, пока не добрался до обломков, за которые держались Лорен и Лаример.

С посеревшим лицом, с полными тоски глазами, Лорен упрямо удерживала голову сенатора над водой. С упавшим сердцем Питт увидел, что она могла бы и не стараться: Лаример больше никогда не будет заседать в сенате. Кожа у него покрылась пятнами и стала темно-лиловой. Он до конца держался мужественно, но полстолетия напряженной жизни без ограничений привели к неизбежному концу. Сердце не выдержало и перестало биться.

Питт осторожно отвел руки Лорен от тела сенатора и оттолкнул его. Она взглянула на Питта, хотела возразить, но отвернулась, не в силах смотреть, как уплывает тело Ларимера, подгоняемое мягкими волнами.

– Он заслуживает государственных похорон, – хриплым шепотом сказала она.

– Это неважно, – ответил Питт. – Мы и так знаем, что он умер как мужчина.

Лорен как будто приняла это. Она положила голову на плечо Питту, слезы на ее щеках смешались с соленой водой.

Питт повернулся и осмотрелся.

– Где Моран?

– Его подобрал флотский вертолет.

– И он тебя оставил? – недоверчиво спросил Питт.

– Пилот крикнул, что есть место еще только для одного.

– И великий спикер палаты представителей оставил женщину поддерживать умирающего, а сам спасся?

Питта, словно холодным пламенем, охватила неприязнь к Морану. Он был одержим мыслью обрушить кулак на лицо этого хорька.

Капитан Покофский сидел в каюте яхты, зажимая уши, чтобы не слышать криков тонущих и умирающих от ожогов. Он не в силах был заставить себя взглянуть на этот невероятный ужас, смотреть, как „Леонид Андреев“ опускается на две тысячи футов под воду. Капитан стал живым мертвецом.

Остекленелыми, безжизненными глазами он посмотрел на генерала Омбрикова.

– Зачем вы меня спасли? Почему не позволили умереть вместе с судном?

Омбриков видел, что Покофский переживает сильнейшее потрясение, но ему нисколько не было его жалко. Агентов КГБ учили спокойно принимать смерть. Долг превыше всяких соображений сочувствия.

– У меня нет времени на соблюдение морских церемоний, – холодно сказал он. – Благородный капитан стоит на мостике, салютуя флагу, пока судно погружается вместе с ним… какой вздор! Государственная безопасность нуждается в вас, Покофский, а мне вы нужны, чтобы опознать тела американских законодателей.

– Они, вероятно, погибли, – пробормотал Покофский.

– Тогда это нужно доказать! – безжалостно рявкнул генерал. – Мое руководство примет только несомненные доказательства их смерти. Нельзя упускать из виду, что они, возможно, еще живы и где-то плавают.

Покофский провел ладонями по лицу и вздрогнул.

– Я не могу…

Но он больше ничего не успел сказать: Омбриков грубо схватил его и потащил на открытую палубу.

– Черт побери! – крикнул он. – Ищите их!

Покофский стиснул зубы и посмотрел на страшную картину: масса обломков и сотни мужчин, женщин и детей. Он едва не задохнулся, лицо его побелело.

– Нет! – закричал он. И так быстро и неожиданно перебрался через борт, что ни Омбриков, ни экипаж не успели его остановить. Он прыгнул в воду и глубоко ушел под поверхность, так что его белый мундир не стало видно.

Шлюпки с контейнеровоза подбирали выживших, быстро заполнялись, отвозили людей и возвращались к плавучим обломкам. Море кишело разнообразным мусором, мертвыми телами людей всех возрастов и теми, кто еще цеплялся за жизнь. К счастью, вода была теплая и никому не грозила смерть от переохлаждения; да и угроза акул не материализовалась.

Одна шлюпка подошла к Джордино, и он помог матери с двумя детьми подняться в нее. Потом забрался сам и знаком попросил рулевого идти к Лорен и Питту. Они были среди последних, кого можно было вытащить.

Шлюпка подошла, и Питт крикнул наклонившейся через борт коренастой фигуре.

– Привет, – сказал он, широко улыбаясь. – Как мы рады вас видеть!

– Рад помочь, – ответил стюард, с которым Питт недавно разминулся у лифта. Он тоже улыбался, демонстрируя широкую щель между верхними зубами.

Он наклонился, схватил Лорен за запястья, без усилия вытащил из воды и посадил в шлюпку. Питт протянул руку, но стюард не обратил на это внимания.

– Простите, – сказал он, – но у нас больше нет места.

– Что… о чем вы говорите? – спросил Питт. – Шлюпка почти пустая.

– На борту моего судна вы нежелательная персона.

– Да оно не ваше!

– Мое.

Питт недоуменно смотрел на него, потом оглянулся на контейнеровоз. На борту виднелась название „Чалметта“, но с бортов контейнеров, уставленных на палубе, красные буквы кричали „Бугенвиль“. Питта словно ударили в живот.

– Наша встреча для меня – радость, мистер Питт, но, боюсь, вам она предвещает несчастье.

Питт уставился на стюарда.

– Вы меня знаете?

Улыбка превратилась в гримасу ненависти и презрения.

– Слишком хорошо. Ваше вмешательство дорого обошлось „Морским перевозкам Бугенвиль“.

– Кто вы такой? – спросил Питт, чтобы потянуть время, отчаянно оглядывая небо в поисках вертолетов.

– Не думаю, что доставлю вам такое удовлетворение, – сказал стюард голосом теплым, как айсберг.

Не слыша разговора, Лорен потянула стюарда за руку.

– Почему вы не поднимаете его на борт? Чего вы ждете?

Он повернулся и сильно ударил ее по щеке, отбросив назад; Лорен упала на двух ошеломленных спасенных.

Джордино, который стоял на корме шлюпки, бросился вперед. Матрос выхватил из-под сиденья автомат и прикладом ударил его в живот. Джордино разинул рот, хватая воздух, споткнулся и упал за борт, молотя руками по воде.

Губы стюарда напряглись; плоское желтое лицо ничего не выражало. Только глаза зло сверкали.

– Спасибо за сотрудничество, мистер Питт. Спасибо за то, что так предупредительно пришли ко мне.

– Будь ты проклят! – с вызовом ответил Питт.

Стюард поднял над головой весло.

– Бон вояж, Дирк Питт.

Весло опустилось и ударило Питта в грудь, заставив уйти под воду. Воздух вырвался из легких, страшная боль охватила грудную клетку. Он вынырнул, вскинув левую руку, чтобы отразить новый неизбежный удар. Но опоздал. Весло в руках стюарда отбило руку Питта и ударило его по голове. Голубое небо почернело; Питт потерял сознание, медленно ушел под лодку и исчез из виду.

Глава 59

Жена президента вошла в его кабинет на втором этаже, поцеловала мужа и отправилась в свою спальню. Президент сидел в мягком кожаном кресле с высокой спинкой и изучал статистические документы с последними экономическими прогнозами, делая многочисленные записи в большом желтом блокноте. Некоторые листочки он оставлял, другие отрывал и уничтожал, не закончив запись. Спустя почти три часа он снял очки и на несколько мгновений закрыл усталые глаза.

А когда снова их открыл, был не в своем кабинете в Белом доме, а в маленькой серой комнате с высоким потолком и без окон.

Он протер глаза и огляделся в тусклом свете.

Он по-прежнему был в серой комнате, но на этот раз сидел в жестком деревянном кресле; ноги привязаны к квадратным резным ножкам, руки – к подлокотникам.

Его охватил ужасный страх, он закричал, стал звать жену и охрану, но даже голос его сделался другим, более низким и хриплым.

Вскоре открылась дверь в нише стены и вошел маленький человек с худым интеллигентным лицом. У него были темные глаза, озадаченный вид, а в руке он держал шприц.

– Как мы сегодня, господин президент? – вежливо спросил он.

Удивительно, язык иностранный, а президент его понимает. Потом он услышал собственный крик:

– Я Оскар Белкая, а не президент Соединенных Штатов. Я Оскар…

Он замолкает: игла шприца погружается в его руку.

Озадаченное выражение не сходит с лица маленького человека, оно словно приклеено. Человек кивает в сторону двери; появляется другой, в тусклой тюремной одежде, и ставит на металлический стол, прикованный к полу, видеомагнитофон. Подключает аппарат к четырем розеткам в столе и выходит.

– Это чтобы вы не сбросили наш новый урок на пол, господин президент, – говорит худой человек. – Надеюсь, вы найдете его интересным.

Он включает запись и выходит.

Президент пытается прогнать этот кошмар, вырваться. Но все кажется слишком реальным, чтобы быть причудливым сном. Он чувствует запах своего пота, ощущает, как ремни натирают кожу, слышит эхо своих раздраженных криков. Голова его падает на грудь, и он начинает неконтролируемо всхлипывать, а магнитофон продолжает передавать сообщение. Очнувшись, президент поднимает голову, словно сбрасывая огромную тяжесть, и оглядывается.

Он сидит у себя в кабинете в Белом доме.

* * *

Секретарь Оутс позвонил Дэну Фосетту по частной линии.

– Как обстановка? – спросил он без лишних слов.

– Критическая, – ответил Фосетт. – Повсюду вооруженная охрана. Не видел столько войск со времен службы в Пятом полку морской пехоты в Южной Корее.

– А президент?

– Строчит указания, как пулемет Гатлинга. Ни одного советника больше не слушает, меня тоже. С ним все трудней встретиться. Две недели назад он уделял большое внимание противоположной точке зрения или возражениям. Теперь с этим все. Вы соглашаетесь с ним, или он выпроваживает вас за дверь. Меган Блэр и я – единственные, кто еще допущен в его кабинет, но мои дни сочтены. Я уйду, прежде чем крыша рухнет.

– Оставайтесь, – сказал Оутс. – Для всех лучше, если вы и Оскар Лукас будете рядом с президентом. Вы наша единственная связь с Белым домом.

– Ничего не получится.

– Почему?

– Говорю вам: даже если я останусь, я ничего не смогу. Я быстро поднимаюсь на самый верх перечня тех, кто не угоден президенту.

– Тогда верните его хорошее отношение, – приказал Оутс. – Пресмыкайтесь перед ним и поддерживайте любые его идеи. Соглашайтесь на все, но постоянно сообщайте нам о его действиях.

Наступила долгая пауза.

– Хорошо. Сделаю все, чтобы у вас была информация.

– И предупредите Оскара Лукаса, пусть будет готов. Нам потребуется…

– Могу я спросить, что происходит?

– Пока нет, – коротко ответил Оутс.

Фосетт не стал настаивать. Он сменил тему.

– Хотите знать о последних решениях президента?

– Плохие?

– Очень плохие, – подтвердил Фосетт. – Он говорит о выходе из НАТО.

Оутс так сжал телефонную трубку, что побелели костяшки.

– Его надо остановить, – мрачно сказал он.

Голос Фосетта доносился как будто издалека.

– Мы с президентом давно вместе, но в интересах страны я вынужден согласиться.

– Оставайтесь на связи.

Оутс положил трубку, повернулся в кресле к окну и задумался. Полуденное небо было зловеще серым, в Вашингтоне шел дождь, и скользкие тротуары отражали странные очертания федеральных зданий.

В конце концов именно ему придется взять бразды правления, с горечью думал Оутс. Он знал, что за последние тридцать лет всех до единого президентов унижали, поносили, на них клеветали, и он ничего не мог с этим поделать. Эйзенхауэр оказался последним главой Белого дома, которого после ухода уважали так же, как при вступлении в должность. Сколь бы праведным и умным ни был каждый следующий президент, пресса и несметные вашингтонские чиновники забрасывали его камнями; и у Оутса не было никакого желания становиться их мишенью.

От размышлений его оторвало гудение селектора.

– К вам мистер Броган и еще один джентльмен.

– Пригласите, – приказал Оутс.

Когда Броган вошел, Оутс встал и вышел из-за стола. Они обменялись кратким рукопожатием, и Броган представил стоящего рядом с ним человека – доктор Реймонд Эджли. Оутс сразу распознал в нем ученого.

Модные прическа и галстук свидетельствовали, что он во всем следует обычаям кампуса. Эджли был худ, с жесткой бородой и густыми бровями, делающими его похожим на Мефистофеля.

– Доктор Эджли – начальник программы „Глубина“, – объяснил Броган. – По поручению Агентства он в университете Колорадо занимается контролем над мозгом.

Оутс жестом пригласил их сесть на диван, а сам уселся напротив, за мраморный столик для кофе.

– Мне только что звонил Дэн Фосетт. Президент хочет вывести наши войска из НАТО.

– Еще одно доказательство, подкрепляющее нашу позицию, – сказал Броган. – Такой шаг выгоден только русским.

Оутс повернулся к Эджли.

– Мартин рассказал о наших подозрениях относительно поведения президента?

– Да, мистер Броган ввел меня в курс.

– Как вы расцениваете ситуацию? Могут ли президента побуждать к предательству?

– Действия президента точно свидетельствуют о драматическом изменении личности, но пока он не пройдет целую серию тестов, мы не можем быть уверены, что имеют место изменения в мозге или внешнее влияние.

– Он никогда не согласится на обследование, – сказал Броган.

– Тут загвоздка, – согласился Эджли.

– Не расскажете, как осуществляется влияние на мозг президента, доктор? – спросил Оутс.

– Если мы действительно имеем дело с этим, – ответил Эджли, – то вначале субъекта на определенное время заключают в камеру, напоминающую матку, где нет никаких чувственных ощущений. В это время мозг пациента изучают, анализируют его сигналы, дешифруют их и переводят в язык, с которым может оперировать компьютер. Следующий шаг – создание имплантата, в данном случае микрочипа, содержащего необходимые данные, и микрохирургическое введение его в мозг.

– Вас послушать, это все так же буднично, как удаление гланд, – сказал Оутс.

Эджли рассмеялся.

– Я, конечно, излагаю сжато и сверхупрощенно, на самом деле процедура чрезвычайно тонкая и сложная.

– Что происходит после введения микрочипа в мозг?

– Следует упомянуть, что часть имплантата представляет собой трансивер, работающий на электрической энергии мозга и способный посылать схемы мыслей и других функций организма как угодно далеко, например, в Гонконг.

– Или в Москву, – добавил Броган.

– Или в советское посольство здесь, в Вашингтоне, как вы предполагали раньше? – спросил Оутс, глядя на Брогана.

– Пожалуй, я смогу ответить, – вызвался Эджли. – Коммуникационные технологии позволяют передавать мысли субъекта через спутник в Россию, но на месте доктора Лугового я бы установил поблизости свою станцию мониторинга, чтобы своими глазами наблюдать за действиями президента. Это позволит мне также быстрее менять свои приказы его мозгу в случае неожиданных политических событий.

– Может ли Луговой утратить контроль над президентом? – спросил Броган.

– Если президент совсем прекратит думать и действовать самостоятельно, он разорвет связи с нормальным миром. В таком случае он может отклониться от инструкций Лугового и довести их до абсурда.

– Поэтому он спешно запускает такое количество радикальных политических программ?

– Не знаю, – ответил Эджли. – Насколько мне известно, он точно исполняет приказы Лугового. Однако я полагаю, что процесс идет гораздо глубже.

– Как это?

– Отчеты оперативников мистера Брогана из России свидетельствуют, что Луговой проводил эксперименты с политическими заключенными, вводя жидкость из их гипоталамуса – структуры мозга, отвечающей за воспоминания, – в мозг других субъектов.

– Пересадка воспоминаний, – удивленно сказал Оутс. – Значит, доктор Франкенштейн существует.

– Перенос воспоминаний – сложное дело, – продолжал Эджли. – Невозможно с уверенностью предсказать его результат.

– Думаете, Луговой провел такой эксперимент с президентом?

– Не хочется давать положительный ответ, но если он делал то, что собирался, то мог месяцами, даже годами программировать какого-нибудь несчастного русского заключенного, внедряя в его мозг мысли, отвечающие политике Советов, а потом перенести жидкость из гипоталамуса этого бедняги в мозг президента – для подкрепления действия имплантата.

– Может ли президент при правильном лечении вернуться к норме? – спросил Оутс.

– Вы хотите спросить, может ли его мозг стать таким, каким был раньше?

– Что-то в этом роде.

Эджли покачал головой.

– Никакое известное мне лечение не устранит повреждений. Президента всегда будут преследовать чужие воспоминания.

– Нельзя ли убрать эту жидкость из его гипоталамуса?

– Я понимаю, о чем вы говорите. Но, устранив чужие воспоминания, мы сотрем и собственные воспоминания президента. – Эджли помолчал. – Как ни прискорбно, рисунок поведения президента изменился бесповоротно.

– Тогда следует отстранить его от должности… навсегда.

– Такова моя рекомендация, – без колебаний сказал Эджли.

Оутс откинулся в кресле и сцепил руки за головой.

– Спасибо, доктор. Вы укрепили нашу решимость.

– По слухам, никто не может войти в Белый дом.

– Если русские смогли его похитить, – сказал Броган, – не вижу причины, почему мы не сумеем сделать то же самое. Но вначале нужно разорвать его связь с Луговым.

– Можно внести предложение?

– Пожалуйста.

– Существует превосходная возможность повернуть дело к нашей выгоде.

– Как?

– Вместо того чтобы прерывать сигналы мозга, почему бы не настроиться на них?

– Чего ради?

– Я со своими людьми могу перенаправить сигналы в наше контрольное оборудование. Если наши компьютеры получат достаточно данных, скажем, в течение сорока восьми часов, мы займем место в мозгу президента.

– Чтобы вытеснить ложные данные русских? – спросил Броган, заражаясь воодушевлением Эджли.

– Совершенно верно! – воскликнул Эджли. – У них ведь есть все основания считать истинными данные, поступающие от президента; поэтому мы сможем вести русских по любой дорожке, какую выберем.

– Мне нравится эта мысль, – сказал Оутс. – Вопрос в том, есть ли у нас сорок восемь часов. Невозможно сказать, что предпримет президент за это время.

– Стоит рискнуть, – решительно сказал Броган.

В дверь постучали, и в кабинет просунула голову секретарша Оутса.

– Простите, что мешаю, господин секретарь, но у мистера Брогана срочный звонок.

Броган быстро встал, взял телефон со стола Оутса и нажал кнопку.

– Броган.

Почти минуту он молча слушал. Потом положил трубку и повернулся к Оутсу.

– Спикер палаты представителей Алан Моран жив и находится на военно-морской базе Гуантанамо на Кубе, – медленно сказал он.

– А Марголин?

– Никаких сведений.

– Лаример?

– Сенатор Лаример погиб.

– Милостивый боже! – простонал Оутс. – Это значит, что Моран может стать нашим следующим президентом. Не могу найти более неподготовленного и беспринципного кандидата на эту должность!

– Феджин [26]26
  Персонаж романа Чарльза Диккенса „Приключения Оливера Твиста“, скупщик краденого, крестный отец лондонских воров и мошенников.


[Закрыть]в Белом доме, – заметил Броган. – Не самая приятная мысль.