Текст книги "За борт!"
Автор книги: Клайв Касслер
Жанр:
Морские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)
Глава 4
Дамские круги вашингтонского общества считали Джеймса Сандекера завидной добычей. Закоренелый холостяк, чьей любовницей была работа, он редко вступал в отношения с лицами противоположного пола дольше, чем на две недели. Чувства и романтика – то, что особенно нравится женщинам, – лежали за пределами его интересов. В другой жизни он мог бы стать романтиком или, как предполагали некоторые, Эбенезером Скруджем. [2]2
Эбенезер Скрудж – персонаж повести Чарльза Диккенса „Рождественская песнь“, а также многочисленных фильмов, поставленных по этому литературному произведению; олицетворение скупости.
[Закрыть]
В свои пятьдесят лет, поклонник физических упражнений, он был в отличной форме.
Невысок, мускулист, в рыжих волосах и бородке ни следа седины.
Бонни Кован, работница одной из самых респектабельных юридических фирм города, считала, что ей повезло, когда она уговорила его пообедать с ней.
– Вы сегодня чем-то озабочены, Джим.
Он не смотрел на нее. Его взгляд скользил по другим посетителям ресторана компании «Инквуд».
– Мне интересно, сколько людей не пришло бы сюда обедать, не будь здесь блюд из морепродуктов.
Она удивленно посмотрела на него, потом рассмеялась.
– Должна признаться, после того как целый день общаешься с тупыми юридическими умами, встретить того, у кого вольный образ жизни, все равно что глотнуть горного воздуха.
Он перестал разглядывать обедающих и посмотрел на нее.
Бонни Кован тридцать пять лет, и она необычайно привлекательна. Она давным-давно поняла, что красота способствует карьере, и никогда не пыталась ее скрыть. У нее прекрасные волосы, шелковистые, ниже плеч. Грудь маленькая, но пропорциональная, как и ноги, которые она умело демонстрирует с помощью короткой юбки. Она также очень умна и никогда не пасует на судебных заседаниях.
Сандекер слегка устыдился своей невнимательности.
– Какое красивое платье, – сказал он, делая слабую попытку проявить внимание.
– Да, красное идет к моим светлым волосам.
– Прекрасное сочетание, – расплывчато заметил он.
– Вы безнадежны, Джим Сандекер, – сказала она, качая головой. – Вы бы сказали то же самое, если бы мы сидели голыми.
– Гмм?
– К вашему сведению, платье коричневое, а волосы у меня каштановые.
Он покачал головой, словно стряхивая паутину.
– Простите, но я предупредил, что я плохой собеседник.
– Мыслями вы точно за тысячу миль отсюда.
Он почти застенчиво взял ее за руку.
– Обещаю на весь остаток вечера сосредоточиться исключительно на вас.
– Женщины страстно любят маленьких мальчиков, которым нужна мамочка. А вы самый жалобный маленький мальчик, какого я видела.
– Осторожней со словами, мадам. Адмиралы не любят, когда о них говорят «жалобные маленькие мальчики».
– Хорошо, Джон Пол Джонс. [3]3
Джон Пол Джонс (1747, Керкубри, Шотландия – 1792) – шотландский моряк, служивший в Великобритании, США и России. Наиболее известен участием в Войне за независимость США.
[Закрыть]А как бы покормить умирающих с голоду матросов?
– Все что угодно, лишь бы предотвратить мятеж, – сказал он, улыбнувшись впервые за вечер.
Он безрассудно заказал шампанское и самые дорогие морские деликатесы из меню, как будто это была его последняя возможность. Расспросил Бонни о деле, которым та занята, и умудрился скрыть полное отсутствие интереса, когда она принялась рассказывать последние сплетни о Верховном суде и законодательных манипуляциях конгресса.
Они доели суп и приступили к груше, сваренной в белом вине, когда в вестибюль вошел человек, сложенный, как футболист в щитках, огляделся и, увидев Сандекера, направился прямо к нему.
Он улыбнулся Бонни.
– Мэм, прошу прощения за вторжение.
И быстро заговорил на ухо Сандекеру.
Адмирал кивнул и печально посмотрел на стол.
– Прошу меня простить, но я должен идти.
– Государственное дело?
Он молча кивнул.
– Ну ладно, – покорно сказала она. – По крайней мере вы были моим до десерта.
Он подошел и по-братски поцеловал ее в щеку.
– Мы повторим.
Потом заплатил по счету, попросил мэтра вызвать Бонни такси и вышел из ресторана.
Машина адмирала остановилась у входа в особый туннель к Центру исполнительских искусств имени Кеннеди. Дверцу открыл человек со строгим лицом, в строгом черном костюме.
– Прошу за мной, сэр.
– Секретная служба?
– Да, сэр.
Сандекер больше ни о чем не спрашивал. Он вышел из машины и вслед за агентом прошел по убранному коврами туннелю к лифту.
Когда лифт остановился, его провели к ярусу за ложами. Там оказалась маленькая комната для встреч.
Дэниэл Фосетт с лицом как из мрамора приветственно помахал рукой.
– Простите, что помешал вашему свиданию, адмирал.
– Мне сказали, дело срочное.
– Я только что получил новый отчет с острова Кадьяк. Положение ухудшилось.
– Президент знает?
– Пока нет, – ответил Фосетт. – Лучше подождем антракта. Если он вдруг выйдет из ложи во время второго акта «Риголетто», это воспламенит многие не в меру подозрительные умы.
С кофе на подносе вошел служитель Центра Кеннеди. Сандекер налил себе кофе, Фосетт расхаживал по комнате.
Адмирал подавил желание закурить сигару.
Через восемь минут появился президент. Когда дверь открылась и закрылась, на миг стали слышны аплодисменты после второго акта. Президент был в черном смокинге с белым платочком, аккуратно сложенным в нагрудном кармане.
– Хотел бы сказать, что рад снова видеть вас, адмирал, но всякий раз, как мы с вами встречаемся, происходит кризис.
– Похоже на то, – ответил Сандекер.
Президент повернулся к Фосетту.
– Ну, что у нас плохого, Дэн?
– Капитан автопарома не выполнил указания береговой охраны и повел свой паром обычным маршрутом от Сиварда на материке до острова Кадьяк. Паром только что обнаружили на отмели у острова Мармот. Все пассажиры и экипаж мертвы.
– Боже! – воскликнул президент. – Сколько жертв?
– Триста двенадцать человек.
– Это конец, – сказал Сандекер. – Стоит журналистам учуять жареное, и разразится ад.
– Ничего нельзя сделать, – беспомощно сказал Фосетт. – Новость уже передают по радио.
Президент опустился в кресло. На телеэкранах он кажется высоким. И ведет себя как высокий человек, хотя на самом деле он всего на два дюйма выше Сандекера. Голова над лбом начала лысеть, волосы поседели, а на лице такое напряженное и серьезное выражение, какое редко видела публика. Президент чрезвычайно популярен – благодаря своей сердечности и заразительной улыбке, которая способна смягчить самую враждебную аудиторию. Успешные усилия по объединению США и Канады в одно государство создали ему репутацию, неуязвимую даже для самой оголтелой критики.
– Нельзя больше ждать ни минуты, – сказал он. – Нужно установить карантин во всем Аляскинском заливе и эвакуировать всех в пределах двадцати миль от берега.
– Должен возразить, – тихо сказал Сандекер.
– Хотелось бы знать почему.
– Насколько нам известно, заражение захватывает открытые воды. На материке пока никаких его следов. Эвакуация населения – чрезвычайно трудная массовая операция, которая займет много времени. Жители Аляски, особенно рыболовы, живущие в этом районе, люди упрямые. Сомневаюсь, чтобы они при каких бы то ни было обстоятельствах ушли добровольно, тем более по приказу федерального правительства.
– Упрямый народ.
– Да, но не глупый. Все ассоциации рыболовов согласились не выходить из портов, а на консервных фабриках начали захоронение последних уловов.
– Им понадобится экономическая помощь.
– Да, наверно.
– Что вы рекомендуете?
– Береговой охране не хватает людей и кораблей, чтобы патрулировать весь залив. Флоту придется оказать поддержку.
– Загвоздка, – задумчиво сказал президент. – Чем больше кораблей и людей мы туда направим, тем выше вероятность новых потерь.
– Не обязательно, – сказал Сандекер. – Экипаж катера береговой охраны, первым обнаружившего заражение, не пострадал, потому что рыболовецкое судно уже вышло из смертельно опасной зоны.
– А как же группа высадки и врач? Они ведь погибли.
– Яд успел распространиться на палубу, на поручни – почти на все, к чему они прикасались на судне. Что касается парома, то вся его центральная часть, где размещаются машины, открыта. У пассажиров и экипажа не было защиты. Современные корабли сконструированы так, что их можно герметически закрыть от радиации в случае ядерного нападения. Они могут патрулировать зараженную область почти без всякого риска.
Президент кивнул в знак согласия.
– Хорошо, я отдам приказ флоту, но я не отказался от плана эвакуации. Упрямы жители Аляски или нет, нужно думать о детях и женщинах.
– Другое мое предложение, мистер президент, или просьба, если хотите, – отложить операцию на сорок восемь часов. Это даст моим людям возможность найти источник.
Президент молчал и с возрастающим интересом смотрел на Сандекера.
– Кто этим займется?
– Координатор и руководитель операций чрезвычайной группы доктор Джули Мендоза, старший инженер-биохимик из Агентства по охране окружающей среды.
– Впервые слышу это имя.
– Она считается лучшим в стране специалистом по оценке и ликвидации последствий загрязнения воды, – немедленно ответил Сандекер. – Подводное обследование корабля, который, как мы считаем, стал источником заражения, возглавит мой начальник отдела специальных проектов Дирк Питт.
Глаза президента расширились.
– Мистера Питта я знаю. Несколько месяцев назад он оказался чрезвычайно полезен в канадском деле.
«Ты хочешь сказать, спас твою задницу», – подумал Сандекер, прежде чем продолжить:
– Мы призвали на помощь еще почти двести специалистов по заражениям. Привлекли всех экспертов из частных фирм, чтобы воспользоваться их опытом и техническими знаниями.
Президент взглянул на часы.
– Пора идти, – сказал он. – Без меня не начнут третий акт. Вы получаете свои сорок восемь часов, адмирал. Затем я объявлю эвакуацию и провозглашу весь район зоной бедствия.
Фосетт проводил президента к ложе, и сам сел сзади, но так, что они могли негромко разговаривать, изображая интерес к происходящему на сцене.
– Не хотите отменить плавание с Мораном и Ларимером?
Президент еле заметно покачал головой.
– Нет. Пакет моих предложений касательно помощи странам – сателлитам Советов важнее всего остального.
– Категорически советую отказаться. Это безнадежная борьба, которая заранее проиграна.
– Вы говорите мне об этом не меньше пяти раз в неделю. – Президент прикрыл лицо программой, чтобы никто не увидел, как он зевает. – Как соотношение голосов?
– Ваши противники сплотились. Нам нужно еще пятнадцать голосов, чтобы провести пакет в палате представителей, и пять, а то и шесть, – в сенате.
– Бывало и хуже.
– Да, – печально сказал Фосетт. – Но если в этот раз мы потерпим поражение, вашей администрации не видать второго срока.
Глава 5
На востоке посветлело, и низко над горизонтом появилась темная линия. Постепенно за окнами вертолета она превратилась в симметричный конус, а вскоре – в гору среди моря. За ней виднелась луна, на три четверти полная. Свет из нежно-желтовато-белого перешел в густо-синий, а потом в оранжевое сияние: взошло солнце, и стали видны заснеженные склоны.
Питт взглянул на Джордино. Тот спал – он умел уснуть или проснуться с такой же легкостью, как надевают и снимают старый свитер. Джордино спал с самого Анкориджа. Через пять минут после пересадки в вертолет он опять погрузился в сон.
Питт повернулся к Мендозе. Она сидела рядом с пилотом, и ее лицо было лицом маленькой девочки, которой предстоит увидеть парад. Она не отрывала взгляда от горы. Питту показалось, что в утреннем свете ее черты смягчились. Выражение больше не было деловитым, и в изгибе рта чувствовалась нежность.
– Вулкан Огастин, – сказала она, не подозревая, что Питт смотрит на нее, а не на картину за окном. – Назван так капитаном Куком в 1778 году. По виду не скажешь, но Огастин самый активный вулкан на Аляске: за последние сто лет было шесть его извержений.
Питт с сожалением отвернулся от нее и посмотрел вниз. На острове, казалось, не было никаких признаков человеческих поселений. Длинные потоки лавы спускались по склонам горы к самой воде. Над вершиной висело небольшое облачко.
– Очень живописно, – сказал он, зевая. – Много возможностей для горнолыжного курорта.
– Не советую ставить на это, – рассмеялась она. – Облако, которое вы видите над вершиной, – это пар. Огастин действует постоянно. Последнее извержение в 1987 году превзошло извержение горы Святой Елены в штате Вашингтон. Пепел и пемза долетели до самых Афин.
Питт не мог не спросить:
– А каков его статус сейчас?
– Последние данные говорят, что температура в кратере повышается, вероятно, перед очередным извержением.
– Вы, конечно, не можете сказать, когда оно произойдет.
– Конечно, – ответила она. – Вулканы непредсказуемы. Иногда сильное извержение начинается без всякого предупреждения, а иногда они долго настраиваются, а до кульминации так и не доходит. Они плюются, немного грохочут и снова засыпают. Ученые на острове, умершие от отравляющего газа, как раз пытались определить, произойдет ли извержение.
– Где мы сядем?
– Примерно в десяти милях от берега, на катер береговой охраны «Катоба».
– «Катоба», – повторил Питт, словно вспоминая.
– Да, вы его знаете?
– Несколько лет назад сажал вертолет на его посадочную площадку.
– Где?
– В Северной Атлантике, возле Исландии. – Теперь он смотрел за остров. Вздохнул и потер виски. – Мы с другом охотились за кораблем, вросшим в айсберг.
– И нашли?
Питт кивнул.
– Выгоревшую оболочку. Едва успели опередить русских. Потом мы разбились у берега Исландии. И мой друг погиб.
Она видела, что Питт мысленно снова переживает те события. Лицо его стало печальным. И она сменила тему.
– Нам придется расстаться… временно. Я хочу сказать, когда мы сядем.
Он вернулся из прошлого и посмотрел на нее.
– Вы нас покидаете?
– Вы с Элом останетесь на «Катобе» и будете искать источник распространения «нервного агента». Я отправлюсь на остров – наша группа устроила там временную базу.
– И часть моей работы – посылать вам в лабораторию образцы воды?
– Да. Измеряя степень зараженности, мы можем направить вас к источнику.
– Как по хлебным крошкам.
– Можно сказать и так.
– А что будет, когда мы найдем источник?
– Когда ваша группа извлечет контейнер с отравляющим веществом, армия избавится от него, погрузив в колодец на одном из островов возле полярного круга.
– Насколько глубок этот колодец?
– Четыре тысячи футов.
– И все пройдет гладенько и красиво?
В ее глазах снова появилась деловитость.
– До сих пор это был самый эффективный метод.
– Вы оптимистка.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Что вы хотите этим сказать?
– Подъем со дна. На него могут уйти месяцы.
– У нас нет даже недель! – почти яростно ответила она.
– Тут мне судить, – ответил Питт, словно читая лекцию. – Ныряльщики не могут рисковать, работая в воде, где одна капля, попавшая на кожу, может их убить. Единственный разумный способ – работать в скафандрах, а это очень медленно и скучно. Вдобавок нужны хорошо подготовленные работники и специально сооруженные платформы, с которых можно работать.
– Я уже объяснила, – нетерпеливо сказала она, – разрешение президента дает нам карт-бланш на использование любого нужного оборудования.
– Это проще всего, – продолжал Питт. – Несмотря на ваши исследования образцов воды, найти затонувшее судно все равно что отыскать монету на футбольном поле, да еще в темноте при свечке. А если нам повезет и мы наконец его найдем, может оказаться, что корпус разбит на части, а контейнер так проржавел, что его нельзя двигать. Нас везде подкарауливает закон Мерфи. Ни одна операция по подъему с глубины не проходит гладко и благополучно.
Мендоза покраснела.
– Я хотела бы напомнить…
– Не утруждайтесь, – оборвал Питт. – На меня ораторские приемы не действуют. Все это я уже слышал. Вы не заставите петь ради меня хор Нотр-Дама. И не тратьте силы, напоминая, что от нас зависят тысячи жизней. Я это знаю. Не надо тыкать меня в это каждые пять минут.
Она смотрела на него, раздраженная его высокомерным очарованием, чувствуя, что он каким-то образом испытывает ее.
– Вы когда-нибудь видели того, кто испытал на себе действие «агента С»?
– Нет.
– Зрелище не из приятных. Внутренние мембраны буквально разрываются, и жертвы купаются в собственной крови. Из всех отверстий кровь течет рекой. А потом трупы чернеют.
– Вы описываете очень красочно.
– Для вас это игра, – выпалила она, – но не для меня!
Он ничего не ответил. Только кивком указал на «Катобу», видную сквозь лобовое стекло.
– Садимся.
Пилот заметил, что корабль повернулся по ветру. Он опустил вертолет на корму, завис на несколько мгновений и мягко сел на площадку.
Не успели лопасти винта остановиться, как к вертолету приблизились двое в костюмах, похожих на скафандры астронавтов; они на ходу разворачивали круглую пластиковую трубу пять футов в диаметре, похожую на гигантскую плаценту. Трубу они закрепили вокруг дверцы вертолета и трижды постучали. Питт отодвинул засовы и открыл дверь внутрь. Люди снаружи протянули ему капюшон с очками и перчатки.
– Надевайте, – приказал приглушенный голос.
Питт толчком разбудил Джордино и передал ему капюшон и перчатки.
– Это что за черт? – спросил Джордино, выбираясь из паутины сна.
– Приветственный подарок от санитарного отдела.
В пластиковом туннеле появились еще двое и взяли их оборудование. Не вполне проснувшийся Джордино выбрался из вертолета.
Питт задержался и посмотрел Мендозе в глаза.
– Что я получу в награду, если найду ваш яд за сорок восемь часов?
– А что вы хотите получить?
– Вы действительно так суровы, как кажетесь?
– Гораздо суровее, мистер Питт.
– Ну, тогда вам решать.
Он одарил ее улыбкой соблазнителя и исчез.
Глава 6
Машины президентского кортежа стояли в ряд у Южного портика Белого дома. Как только появился наряд секретной службы, Оскар Лукас произнес в крошечный микрофон, провода которого оборачивались вокруг его запястья и уходили в рукав пиджака:
– Скажите Боссу: мы готовы.
Три минуты спустя президент в сопровождении Фосетта решительно спустился по ступенькам и сел в свой лимузин. Лукас присоединился к ним, и машины выехали через юго-западные ворота.
Президент, развалясь на заднем кожаном сиденье, лениво смотрел на мелькающие мимо здания. Фосетт сидел с открытым «дипломатом» на коленях и делал заметки в блокноте. Спустя несколько минут он вздохнул, закрыл «дипломат» и поставил его на пол.
– Здесь доводы обеих сторон, статистика, предложения ЦРУ и самые последние отчеты вашего экономического совета о размерах долга коммунистического блока. Все, что необходимо, чтобы убедить Ларимера и Морана.
– Американская публика не слишком высоко оценивает мой план? – тихо спросил президент.
– Откровенно говоря, нет, сэр, – ответил Фосетт. – Общее мнение: пусть красные сами варятся в своих проблемах. Большинство американцев радует тот факт, что Советы и их сателлиты ждут голод и финансовая катастрофа. Они считают это доказательством того, что марксизм – жалкий балаган.
– Он перестанет быть балаганом, если коммунистические лидеры, прижатые к стенке, нанесут удар и пройдут по всей Европе.
– Оппозиция в конгрессе считает, что этот риск уравновешивает угроза голода, который подорвет способность русских использовать военную машину. А многие считают, что упадок нравственности приведет к возникновению активного сопротивления господству партии.
Президент покачал головой.
– Кремль фанатично предан милитаризму. Там никогда не ослабят подготовку к войне, несмотря на все экономические проблемы. А народ не поднимется, чтобы массово выразить протест. Слишком туг ошейник партии.
– Итог таков, – сказал Фосетт. – Лаример и Моран одинаково против того, чтобы облегчить бремя Кремля.
Лицо президента исказила гримаса отвращения.
– Лаример – пьяница, а Моран замарал свое имя как коррупционер.
– Тем не менее вам придется убедить их в верности вашего подхода.
– Я не могу не учитывать их возражения, – согласился президент. – Но убежден, что, если США спасут народы восточного блока от почти полного уничтожения, эти народы отвернутся от Советов и примкнут к Западу.
– Многие назовут это пустыми мечтами, мистер президент.
– Французы и немцы со мной согласны.
– Конечно, почему нет? Они служат двум господам: полагаются на наши силы в НАТО и одновременно усиливают экономические связи с Востоком.
– Вы забываете, что многие простые американские избиратели поддерживают мой план, – сказал президент, упрямо выпятив подбородок. – Даже они понимают, что этот план поможет устранить угрозу атомной катастрофы и навсегда уничтожить железный занавес.
Фосетт знал, что бесполезно разубеждать президента, когда тот охвачен душевным подъемом и страстно верит в свою правоту. Конечно, убеждать своих врагов добрым словом и делом – прекрасное свойство, подлинно цивилизованный способ воздействовать на сознание здравомыслящих людей, но Фосетт оставался пессимистом. Он погрузился в раздумья и молчал, пока лимузин не свернул с улицы М в вашингтонский порт и не остановился у одного из длинных причалов.
К вышедшему из машины Лукасу подошел загорелый человек с лицом американского индейца.
– Добрый вечер, Джордж.
– Здравствуйте, Оскар. Как насчет партии в гольф?
– Я не в форме, – ответил Лукас. – Не играл почти две недели.
Говоря, Лукас всматривался в пронзительные черные глаза Джорджа Черная Сова, старшего агента, отвечавшего за безопасность при передвижениях президента. Черная Сова ростом с Лукаса, но моложе на пять лет и тяжелее на десять фунтов. Челюсти его постоянно работают; Черная Сова наполовину сиу, и ему постоянно напоминали о роли его предков у Литтл-Бигхорна. [4]4
Литтл-Бигхорн (англ. Little Bighorn) – приток реки Биг-хорн, протекающий по территории американских штатов Вайоминг и Монтана. Этот небольшой проток известен прежде всего произошедшим здесь 25–26 июня 1876 года сражением между индейским союзом лакота – северные шайенны и Седьмым кавалерийским полком армии США.
[Закрыть]
– Безопасно подняться на борт? – спросил Лукас.
– Яхту обыскали на предмет взрывчатки и подслушивающих устройств. Десять минут назад водолазы закончили проверять корпус, и катер сопровождения готов следовать.
Лукас кивнул.
– Когда доберетесь до Маунт-Вернона, вас будет ждать стодесятифутовый катер береговой охраны.
– Тогда, думаю, мы готовы принять Босса.
Лукас еще с минуту осматривал окружающую местность. Не заметив ничего подозрительного, он открыл для президента дверцу. Агенты окружили президента защитным ромбом.
Черная Сова шел непосредственно перед президентом. Лукас – левша – шел слева и чуть сзади, чтобы свободно выхватывать пистолет. Фосетт шагал в нескольких ярдах позади, чтобы не мешать группе в целом.
У трапа Черная Сова и Лукас встали по сторонам, пропуская остальных.
– Ладно, Джордж, теперь он ваш.
– Везет вам, – с улыбкой ответил Черная Сова. – Свободный уик-энд.
– Впервые в этом месяце.
– Поедете отсюда домой?
– Еще нет. Нужно заглянуть в кабинет, разобрать бумаги. Во время последней поездки в Лос-Анджелес было несколько проколов. Хочу пересмотреть планы.
Они одновременно повернулись навстречу подъезжавшему к причалу правительственному лимузину. Из машины вышел сенатор Маркус Лаример; в сопровождении помощника, который нес сумку с вещами на ночь, он направился к президентской яхте.
Лаример был в коричневом костюме-тройке; он всегда ходил в коричневом костюме-тройке. Кто-то из его коллег-законодателей предположил, что сенатор в нем и родился. Волосы у него рыжеватые, уложены с помощью бриолина. Крупный мужчина с грубыми чертами, похожий на рабочего, выдающего себя за знаменитость.
Черной Сове он кивнул, а Лукаса одарил типичным приветствием политика:
– Рад видеть вас, Оскар.
– Отлично выглядите, сенатор.
– Всего лишь бутылка скотча, – с гулким смехом ответил Лаример. Потом поднялся по трапу и исчез в главном салоне.
– Веселитесь, – саркастически сказал Лукас Черной Сове. – Не завидую вам в этой поездке.
Через несколько минут, выезжая из порта на улицу М, Лукас встретился с «Шевроле-компактом», который вез в противоположном направлении конгрессмена Алана Морана. Лукас не любил спикера палаты представителей. Не такой яркий, как его предшественник, Моран хотел выглядеть героем Горацио Алджера, [5]5
Горацио Алджер – американский писатель XIX века. Его герои, обычно из бедной семьи, благодаря труду, решимости, храбрости и честности добивались благополучия и хорошего положения в жизни.
[Закрыть]но преуспел не благодаря уму или прозорливости, а потому что умело заводил друзей и оказывал больше услуг, чем сам просил. Обвиненный в незаконном распределении лицензий на нефтяные месторождения, он сумел избежать скандала, призвав на помощь друзей-политиков.
Проезжая, конгрессмен не смотрел ни вправо, ни влево. Думает, как потрепать инициативы президента, решил Лукас.
Не прошло и часа – экипаж президентской яхты уже готовился отчалить, – как появился вице-президент Марголин с сумкой через плечо. Он помедлил, потом увидел президента – тот в одиночестве сидел на корме, глядя на закат над городом. Появился стюард и взял у Марголина сумку.
Президент поднял голову и посмотрел так, словно не узнал его.
– Винс?
– Простите за опоздание, – извинился Марголин. – Один из моих помощников забыл передать ваше приглашение. Я обнаружил его только час назад.
– Я не был уверен, что вы сможете участвовать, – сказал президент.
– Время выбрано отлично. Бет в гостях у нашего сына в Стэнфорде и не вернется до вторника, а в моем расписании нет ничего такого, что нельзя было бы отложить.
Президент встал, заставив себя дружелюбно улыбнуться.
– На борту сенатор Лаример и конгрессмен Моран. Они в кают-компании. – Он мягким наклоном головы показал ему в сторону. – Почему бы вам не поздороваться ними и не выпить?
– Выпить я не прочь.
У выхода Марголин столкнулся с Фосеттом, и они обменялись несколькими словами.
Лицо президента исказилось от гнева. Хотя они с Марголиным были разительно непохожи – вице-президент высок, пропорционально сложен, ни капли жира, красив, с ярко-голубыми глазами и спокойным, привлекательным нравом, – еще заметнее различались их политические взгляды.
Президент добивался большой популярности вдохновенными речами. Идеалист и мечтатель, он был занят творческими программами, которые сулили пользу всему человечеству лет через десять, а то и пятьдесят. И, конечно, в большинстве случаев эти программы не соответствовали эгоистическим насущным потребностям внутренней политики.
Марголин, с другой стороны, не стремился приобрести популярность у публики и средств массовой информации, направляя свою энергию на более земные внутренние проблемы.
Относительно президентского плана помощи странам коммунистического блока Марголин полагал, что эти деньги лучше потратить в своей стране.
Вице-президент был прирожденным политиком. Конституция у него в крови. Он прошел трудный путь от законодательного собрания штата в губернаторы, а позже – сенаторы. Получив кабинет в Рассел-билдинг, он окружил себя опытными советниками, которые обладали умением идти на политические компромиссы и разрабатывать новаторские политические концепции. И хоть законопроекты вносил президент, именно Марголин следил за их прохождением через многочисленные комитеты и комиссии; он часто демонстрировал, что штат Белого дома состоит из неуклюжих дилетантов. Это совсем не нравилось президенту и вызывало постоянные стычки.
Марголин сам мог бы претендовать на пост президента, но его не поддерживала партия. Здесь его честность и образ не мечтателя, а созидателя работали против него. Он слишком часто отказывался поддерживать предлагаемые действия, если считал, что есть лучший вариант; он был инакомыслящим и слушал только голос своей совести.
Президент, охваченный досадой и ревностью, смотрел, как Марголин исчезает в главном салоне.
– Что здесь делает Винс? – нервно спросил Фосетт.
– Будь я проклят, если знаю, – буркнул президент. – Он сказал, его пригласили.
Фосетт удивился до крайности.
– Должно быть, кто-то из сотрудников перепутал.
– Уже поздно. Я не могу сказать ему «ты не нужен, уходи».
Фосетт по-прежнему недоумевал.
– Все равно не понимаю.
– Я тоже, но придется смириться.
– Он может все испортить.
– Вряд ли. Что бы мы ни думали о Винсе, он никогда не делал заявлений, осуждающих мои действия. Далеко не о каждом из высших чиновников президент может сказать то же самое.
Фосетту пришлось смириться.
– На борту не хватает кают. Я отдам ему свою и останусь на берегу.
– Спасибо, Дэн.
– Могу остаться до вечера на яхте и заночевать в ближайшем мотеле.
– Возможно, в данных обстоятельствах, – медленно сказал президент, – пожалуй, даже лучше, если вы останетесь. Теперь, когда появился Винс, я не хочу, чтобы наши гости подумали, что мы на них слишком нажимаем.
– Документы, поддерживающие вашу позицию, я оставлю в вашей каюте, господин президент.
– Спасибо, я просмотрю их перед ужином. – Президент помолчал. – Кстати, какие новости о ситуации на Аляске?
– Только то, что идут поиски отравляющего вещества.
Во взгляде президента была тревога. Он кивнул и поднял руку:
– До завтра.
Позже Фосетт стоял на причале среди раздосадованных агентов секретной службы из охраны вице-президента. Он смотрел, как яхта проходит по реке Анакостия к повороту в Потомак, и в животе у него затягивался тугой узел.
Письменного приглашения вице-президенту не посылали!
Чушь какая-то.
Лукас надевал пальто, собираясь выйти из кабинета, когда зазвонил телефон связи с командным пунктом.
– Лукас.
– Говорит «Любовная яхта», – ответил Джордж Черная Сова, сообщая кодовое название происходящей операции.
Звонок был неожиданный, и, как отец, у которого дочь ушла на свидание, Лукас немедленно почуял недоброе.
– Говорите, – напряженно сказал он.
– У нас ситуация. Не чрезвычайная, повторяю, не чрезвычайная. Но происходит нечто такое, чего не было в плане.
Лукас с облегчением вздохнул.
– Слушаю.
– Шекспир на яхте, – сказал Черная Сова, пользуясь кодовым обозначением вице-президента.
– Где он? – ахнул Лукас.
– Марголин возник ниоткуда и поднялся на борт, когда мы отходили. Дэн Фосетт отдал ему свою каюту и сошел на берег. Когда я спросил президента об этой перемене состава пассажиров в последнюю минуту, он сказал, что все в порядке. Но я чую неладное.
– Где Райманн?
– Со мной на яхте.
– Дайте.
Последовала пауза, и трубку взял Хэнк Райманн, начальник охраны вице-президента.
– Оскар, у нас непредусмотренное планом изменение.
– Понял. Как вы его упустили?
– Он выбежал из кабинета и сказал, что должен срочно встретиться с президентом на яхте. И не сказал мне, что поездка на ночь.
– Утаил от вас?
– Шекспир держал рот на замке. Я должен был догадаться при виде его сумки. Извините, Оскар.
Лукаса охватило раздражение. Боже, подумал он, правители мира становятся детьми, когда речь заходит об их собственной безопасности.
– Бывает, – резко сказал Лукас. – Постараемся справиться и с этим. Где ваша охрана?
– Стоит на причале, – ответил Райманн.
– Отправьте ее в Маунт-Вернон и дайте подкрепление людям Черной Совы. Я хочу, чтобы мышь не проскочила.
– Сделаем.
– При малейшем намеке на неприятности звоните мне. Я проведу ночь в пункте связи.
– Что-то настораживает?
– Ничего определенного, – ответил Лукас. Голос его звучал глухо, словно издалека. – Но меня очень пугает, что президент и те трое, которые должны заменить его в случае чрезвычайного положения, собрались в одном месте и в одно время.