Текст книги "В садах чудес"
Автор книги: Клари Ботонд
Соавторы: Якоб Ланг,Жанна Бернар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)
Любовники старой девы
Глава 1– Но разве Господь не…
– Господь говорил о другой нищете! – Жигмонт резко сдвинул брови.
В сущности, ему вовсе не хотелось, чтобы старый капеллан увлек его в лабиринты богословского спора. К чему все это? Одно толкование следует за другим!
– Блаженны нищие духом! – значительно произнес священник.
В просторном покое, стены которого были увешаны огромными гобеленами, тихо разговаривали двое мужчин. Один из них, в темном облачении священника, был уже далеко не молод. Лицо его, изборожденное крупными морщинами, выражало ум и силу воли; маленькие глазки темно поблескивали. Это был патер Иероним, исповедник венгерского короля.
Второй собеседник отличался от первого разительно! В самом расцвете мужских сил, высокий, прекрасно сложенный, он, казалось, уже позабыл о своей минутной досаде и улыбался смешливо и задумчиво. Его чуть продолговатое смуглое лицо, черные брови и волосы, изящно подстриженная черная борода – все говорило о благородном происхождении и незаурядной красоте. Особенно хороши были его глаза – большие и темные, опушенные длинными ресницами.
Человек этот звался рыцарем Жигмонтом. Ему минуло сорок лет. Судьба его отличалась некоторой причудливостью. Жигмонт приходился младшим сыном известному Ференцу Запольи. Отец Жигмонта отличался безрассудной храбростью, вспыльчивостью и полным неумением льстить и рассчитывать. Юный сирота, владелец нескольких замков и богатых угодий, он позволял себе быть независимым даже, когда сделался придворным. Впрочем, история появления такой личности при королевском дворе тоже оказалась достаточно странной. Когда юному владельцу Гезале, родового замка Запольи, принесли весть о том, что охотники короля приближаются к старому дремучему лесу, окружавшему замок, юноша заколебался – вначале ему показалось, что поспешить навстречу королю – означает унизить свое достоинство рыцаря и дворянина; но затем он принял другое решение: выразить королю свое почтение, ведь в этом не было ничего унизительного, более того, разве не в этом состоял долг верного подданного. И вот Ференц оседлал коня и, доехав до широкой дороги, стал ожидать королевскую охоту. Участники пышной кавалькады немедленно заметили нарядно одетого юношу. Он спешился и отдал поклон королю и наследным принцам. Дальнейшее можно было предугадать с большей или меньшей точностью. Ференц держался с горделивой скромностью. Когда лесную чащу огласили громкие звуки рогов, звонкий лай собак, топот копыт, когда был загнан огромный клыкастый кабан, владелец Гезале внезапно услышал крик о помощи и пустил коня вскачь. На поляне старший принц отчаянно отбивался от яростно нападавшего кабана. Ференц соскочил с коня и одним прыжком очутился рядом с принцем. Удар кинжала – и разъяренное животное забилось в агонии. Эта меткость и смелость имели для Ференца определенные последствия. Оба юноши тотчас почувствовали взаимную симпатию. Когда подскакали другие охотники, принц указал на своего спасителя. Ференц очутился в центре всеобщего внимания. Теперь он счел возможным и неунизительным для себя пригласить короля и его свиту в замок. Приглашение было принято. Юноша был достаточно богат, чтобы оказать знатным охотникам роскошный прием. Король несколько дней оказывал честь замку Гезале своим присутствием. За это время между Ференцем и старшим сыном короля завязалась искренняя дружба. Разумеется, принцу особенно нравилось то, что его новый друг ни о чем не просил его. Результатом этой дружбы явилось прибытие Ференца ко двору. Конечно, он мечтал о блеске, о славе и любовных приключениях. Однако опытные придворные набросили на юношу сеть наветов и подозрений. Вскоре он был оклеветан. Дружеские отношения с принцем расстроились. Но интриганы недооценили характер Ференца Запольи. Если они являлись мелкими кровососущими насекомыми, то перед ними был благородный олень, и, пожалуй, им не стоило разъярять его. Двор сделался ареной отчаянной борьбы. И спустя какое-то время Ференц вернул себе расположение наследного принца. Странное дело, Ференца оставили в покое. Но причина заключалась вовсе не в том, что противники его сдались на милость победителя. О нет! Они просто поняли характер Ференца, раскрыли его слабости. Честность, прямодушие, сила – все это было в нем, но кроме этого природа наделила его страстностью, неумеренными желаниями. Вино, женщины, азартные игры увлекали Ференца Запольи. Придворные интриганы постигли, что этот человек не представляет для них никакой опасности. Между тем, состояние его таяло. Пришлось расстаться даже с гнездом предков – замком Гезале. К этому времени принц стал молодым королем. При дворе о Ференце Запольи были вполне определенного мнения, его считали добрым малым, но никчемным и пустым. Король это мнение разделял. И все это только из-за того, что Ференц не был способен к придворным интригам и предпочитал наслаждаться жизнью. Будь он интриганом, его сочли бы весьма целеустремленной личностью!
Под стать всей жизни Ференца была и его женитьба. Вероятно иной она и не могла быть! Обольстив дочь знатного, но бедного дворянина, Ференц вынужден был жениться на девушке. Об этом браке говорили как об очередном нелепом поступке Ференца. Наделенный телесной красотой, он мог бы жениться куда более выгодно! Но тогда он не был бы самим собой! Конечно, он вскоре начал пренебрегать своей юной супругой, и даже рождение сына не заставило его измениться. По-прежнему кутежи, по-прежнему жалобы горожан и окрестных трактирщиков, долги, приятельство бог знает с кем.
Предмет особенной гордости Ференца составляла его мужская сила. О нем ходила молва, будто он может за одну ночь взять женщину десять или даже двенадцать раз. Однажды в мужской компании его спросили, правда ли это. Он ответил, что это лишь половина правды и что, сойдясь таким образом с одной женщиной, он может приняться за следующую! Да, многие знатные дамы, горожанки и публичные девки могли бы рассказать о том, как удовлетворил их Ференц Запольи; но подобное его хвастливое заявление встретили хохотом. И тогда он предложил им устроить испытание. Вспомнили об одной девке по прозванию Железная Кобыла. Вместе с десятком девиц такого рода проживала она у некоей процветающей сводни. В ее-то притоне и состоялось знаменитое испытание. Не один силам уходил от Железной Кобылы взмыленным и ослабевшим. Но только не Ференц Запольи! Загнав Железную Кобылу до такой степени, что несчастная девка сама попросила пощады, Ференц принялся за ее товарок. Ночь выдалась воистину знаменательная! Слава неукротимого Запольи заблистала яркой звездой. Но завершилось это крайне дурно. Спустя год после знаменательной ночи Ференц почувствовал себя больным. Слабость и странные пятна, покрывшие кожу, обеспокоили его. Он обратился к придворному лекарю и узнал от него, что болезнь эта очень опасна, он нее отнимаются ноги, вместо носа образуется черная дыра и под конец человек теряет рассудок.
– Ты уверен, что это та самая болезнь? – побледнев, спросил Запольи.
– Да, теперь у меня нет сомнений!
На другой день Ференц Запольи оборвал нить своей жизни, заколовшись кинжалом.
Он оставил после себя вдову, рано увядшую и склонную к меланхолии, а также – единственного сына Жигмонта.
В год смерти отца Жигмонту минуло десять лет. Мать и добродушная бабка не знали, к какому образу жизни готовить юношу. Они приглашали монахов из городского монастыря, чтобы юный Жигмонт мог обучиться письму и счету. Мать слезно упросила супругу одного из богатых и знатных приятелей покойного мужа, и та позволила Жигмонту обучаться вместе с ее собственными сыновьями верховой езде и владению оружием. Таково было образование Жигмонта. Юноша вырос задумчивым, нелюдимым, но унаследовал от отца его замечательную красоту. В возрасте восемнадцати лет он влюбился в девушку незнатного происхождения. Мать не смогла воспрепятствовать этому скоропалительному браку. Молодая жена скончалась спустя несколько месяцев после рождения сына Михала. И тогда Жигмонт принял довольно странное решение – оставив ребенка на попечение своей матери, он уехал из столицы. Долгое время никто ничего о нем не знал, но вот он вернулся, похоронил мать и заново познакомился со своим семнадцатилетним сыном. Вскоре Жигмонт и его сын Михал очутились в числе приближенных короля. Король, новый король, жаловал их. Он предоставил семейству Запольи обширные и богатые покои во дворце. Дело шло к возвращению родовых угодий. Жигмонт был человеком сдержанным, но веселым, и необычайно много знал. Король мог часами слушать его занимательные рассказы. Жигмонт увлек короля шахматной игрой. Расположена к семейству Запольи была и королева. Впрочем, при дворе, кажется, ясно видели причину подобного благоволения. Да и Жигмонт характером пошел не в отца. Несколько придворных, попытавшихся интриговать против него, как-то незаметно для себя были удалены от двора, высланы в приграничные местности, где и сложили свои не вполне разумные головы.
Глава 2Вот какой человек сидел теплым вечером в 1500-е лето от рождества Христова в покое, увешанном гобеленами, и вел несколько странную беседу с придворным священником. Поводом для разговора о нищете явился один случай.
Жигмонт и капеллан проезжали верхом по рынку. В крытой галерее теснились по своему обыкновению нищие и калеки. Они окружили двух благородных господ, голосили, причитали, демонстрировали свои язвы. Их наглое поведение было явно неприятно Жигмонту. Он даже не мог ехать быстрее. Внезапно он резким движением выхватил меч и взметнул его над головами убогих. Путь очистился, как по волшебству!
Жигмонт и священник молча выехали из галереи, в молчании миновали рынок. И лишь после совместной трапезы священник счел необходимым осудить поступок рыцаря.
– Господь говорил о другой нищете! О нищете смиренной, кроткой, не взыскующей! А не об этих наглых попрошайках!
– Не знаю, не знаю! – капеллан коснулся четок, прикрепленных на поясе.
Темнело. Очертания предметов смутно различались.
Внезапно комнату озарил мягкий свет. Блеснула флорентийская мозаика, украшавшая столешницу небольшого столика. Засверкали золотые нити гобеленов. Высветились дорогое убранство покоя и одежда хозяина – щегольские сапоги, темный камзол. Но ярче всего заблестели его глаза, они вспыхнули безоглядной нежностью.
Капеллан опустил голову, лицо его выразило строгость. Он принялся перебирать четки.
В комнату, удерживая в правой руке точеный изящный подсвечник, вошла молодая женщина.
Красота ее была поразительна. Это не была прелесть едва расцветшей юности, это не было зрелое очарование плодоносящей женственности. Красота вошедшей, казалось, не ведала тягостной власти времени. Должно быть, именно такой явилась из волн морских Венера Киприда! Возраст? У нее не было возраста, как не может быть возраста у богини любви и красоты. Задумывались ли мы о том, сколько лет Венере Милосской или Сикстинской Мадонне? Впрочем, озарившая комнату красавица еще и не подозревала об этих чудесах человеческого гения, которым еще только предстояло появиться! Пышное платье из нарядной ткани цвета алого вина подчеркивало нежные линии ее стана. Она была как раз такого роста, что пропорционально сложенный мужчина ощущал рядом с ней свою мужественность, но она вовсе не казалась хрупким беззащитным существом. Длинные волосы, темно-каштановые, тяжелые, были распущены по плечам, падали ниже гибкого стана, ничем не украшенные, они сами казались дорогим убором. Нежное лицо, темные ресницы и брови, темные нежные глаза, свежие выпуклые губы, точеные кисти изящных рук. Поистине она казалась чудом!
Вот стан ее чуть изогнулся – подсвечник оказался на столике. Хозяин открыто любовался ею.
– Принеси нам вина, Маргарета, – тихо попросил он.
Неужели меч этого человека сегодня перепугал толпу несчастных и ничтожных?
Женщина кротко покинула комнату.
Хозяин и гость молчали.
Жигмонт в задумчивости поглаживал черную бороду.
Глава 3Смиренная, ничего не взыскующая нищета!
Верховой сразу выделялся в шумной суматохе порта. На нем дорогая и странная в этой местности одежда. Его манера держаться в седле, убранство его коня, вооружение – все выдает одинокого независимого искателя приключений. Он едет шагом, неспешно. Конь ступает на булыжники узкой улочки. Задумчивого всадника окружают тотчас дешевые продажные женщины, нищие, мелкие торговцы. Но и эти подонки мира ощутили в незнакомце сдержанную силу. Они боятся хватать его коня за узду, касаться рук путника. Они лишь теснятся вокруг него, нестройно выхваляясь, жалуясь, призывая. Изредка он спокойным жестом чуть приподымает руку и серые фигуры пугливо отбегают, толкая друг друга.
Это Жигмонт!
Он выезжает на площадь. Это маленькая площадь южного приморского города, известного всему Средиземноморью, одна из многих площадей этого города, не самая красивая, но есть в ней что-то тихое и уютное. В этот утренний час площадь пустынна. Только горлицы перепархивают по холодным каменным плитам, и воркование их кажется на диво громким. Посреди площади – старинный фонтан, возможно, это работа древних римлян – первых здешних горожан. Со стороны фонтан видится каменной колодой, массивной и темной. Бока его украшены полустершимися изображениями, некогда рельефными, а теперь как бы вдавившимися в камень. Фонтан молчит, не бьют струи. Позеленелая стоячая вода плещется в его бассейне. Всадник подъезжает ближе и склоняется, желая рассмотреть, что же изображено на каменных рельефах. Он различает контуры женских фигур в длинных одеяниях, волосы уложены узлом на затылке. Он один на этой пустынной площади. Но вдруг ему показалось, что здесь есть кто-то еще. Жигмонт резко подымает голову.
На краешке низкого каменного ограждения присела женщина. На ней широкое рубище, но от этого рубища не исходит характерный неприятный запах старческой гнилостности, хотя женщина стара. Лицо у нее очень смуглое, очень сморщенное, рот запал, глаза потускнели и ввалились. Лежащие на коленях руки – тоже сморщились и покрылись темными пятнами – знаками старости. Женщина не протягивала ладонь за подаянием, но сидела, грустно сгорбившись, и во взгляде ее потускневших темных глаз читались тоска, покорность.
На какое-то мгновение Жигмонту почудилось, будто это одна из нечетких фигур, высеченных на старых камнях колодца, вдруг ожила!
Зрелище одинокой изможденной старости тронуло всадника. Он невольно подумал о своей дальнейшей участи. Кто знает, где и как завершится его жизнь!
Конь тихо заржал. Жигмонт натянул поводья. Он хотел было кинуть старухе на колени какую-нибудь мелкую монету. Но почему-то подумалось, что это обидно! Повинуясь внезапному чувству, он подъехал ближе. И вдруг снял с пальца золотое кольцо и, склонившись с седла, положил старухе на колени, скрытые грубым одеянием.
Женщина не произнесла ни слова. А он резко тронул коня и поскакал через площадь.
Жизнь его была более, чем бурная. После он не мог вспомнить, откуда у него это кольцо. Подарок возлюбленной? Плата за услугу? Дар друга? Кольцо с печаткой. Рисунок на печати изображал мужскую фигуру, по обеим сторонам которой остановились две девушки с телами птиц. Отъехав довольно далеко от площади, он вспомнил, как получил кольцо. Воспоминания нахлынули на него волной. Но в жизни он так много терял и находил, что только рукой махнул, отгоняя волну досадных воспоминаний, и она сникла, растаяла в бесконечной почве памяти.
Город просыпался.
На улицах и площадях плотно воцарялось движение, на первый взгляд хаотическое, слагающееся из тысяч мелких целей самых различных людей.
Одинокий всадник продвигался медленно. Он уже четко ощущал, что за ним следят. Он знал, почему следят. Ему трудно было определить, с какой стороны придет опасность. Кто знает о нем? Кому поручат уничтожить его?
Миновал полдень.
С раннего утра всадник разъезжал по городу, его успели заметить многие. Одежда его бросалась в глаза. Да и сам он не прятался. Словно бы даже нарочно старался держаться на людях.
Жигмонт спешился у небольшого кабачка, показавшегося ему чистым. Подбежавшему слуге приказал поставить коня на конюшню, поводить, обтереть и накормить.
– Приду посмотрю!
Слуга почтительно кланялся, вслушиваясь в странные интонации говорившего. Было ясно, что человек – из далекой страны!
Жигмонт вошел вовнутрь. Заказал обед. Выпил вина. После вышел, проверил, как обошлись с конем. Остался доволен, бросил слуге мелкую монету.
К обеду приготовили жареное мясо, вино, хлеб. Жигмонт принялся за еду.
В комнату с низким сводчатым потолком вошел слуга. Жигмонт посмотрел на него с досадой. Слуга остановился у самой двери, всем своим видом стремясь показать, что беспокоит трапезничающего, да, беспокоит, но отнюдь не по своей воле!
– С вами желают говорить, господин!
– Кто? – голос Жигмонта звучал резко, сам он нетерпеливо хмурился. Ему казалось, что беспокоят его напрасно, из-за пустяка.
– Женщина, господин!
– Кто она? Ты знаешь ее?
– Нет, господин! А, может быть, и да, господин! Я не знаю, не могу знать всех городских служанок, господин!
Жигмонту почудилась насмешка. Он метнул на парня взгляд, исполненный такой силы, что тот приметно вздрогнул.
– Стало быть, это служанка? – спросил Жигмонт.
– Служанка, господин! Она одета, как служанка знатной госпожи! Она желает говорить с вами с глазу на глаз!
– Хорошо! Впусти! И ступай!
Слуга поклонился низко, как только мог, и скрылся за дверью.
Спустя совсем короткое время дверь приотворилась. Вошла молодая женщина. Слуга верно определил, кто она. Явно это была служанка дамы богатой и высокородной. И не простая служанка, но близкая доверенная прислужница, которой можно поручить самое рискованное дело.
Они приблизилась к Жигмонту, изящно склонилась и вынула из-за корсажа маленький плоский сверток.
За дверью слуга навострил уши. Однако его ожидания были обмануты. Мужчина и женщина говорили тихо.
Жигмонт развернул сверток. Это было письмо, послание, короткое и гласившее:
«Ждите в полночь у Северных ворот. Моя служанка проводит вас. Это письмо сожгите».
Лицо читавшего выразило удивление.
Письмо написано на его родном языке!
Ловушка! Или?..
Он зорко глянул на женщину. Она ждала, кротко опустив ресницы. Ему вдруг показалось, что где-то он ее уже видел. Но где? Когда?
Он поднялся из-за стола и подошел к ней. Взял ее за локоть. Она ощутила его мужскую силу и потупилась. Конечно, она притворялась, но за этим притворством какая-то глубина чувствовалась, не было это обычным женским кокетством.
Он обратился к женщине на своем родном языке:
– Ты понимаешь меня?
Она сделала утвердительное движение головой.
– Если понимаешь, то передай той, что послала тебя, я буду в условленное время на условленном месте!
– Не забудьте сжечь письмо! – одними губами прошептала служанка.
– Иди и передай госпоже мои слова!
Она улыбнулась, и, кажется, это и вправду была невольная улыбка. Но Жигмонта эта улыбка все же насторожила.
Женщина скользнула к двери, почти бесшумно.
Раздался вскрик боли! Подслушивающий слуга не успел отскочить! Прижав ладони к лицу, он грохнулся на пол. Женщина исчезла. Жигмонт расхохотался.
Он снова захлопнул дверь. Задумчиво посмотрел на огонь очага за темной закопченной решеткой. Подошел к очагу. Постоял. Затем решительно спрятал письмо за пазуху. Снова уселся за стол. Выпил стакан вина. Залпом!
– Я где-то видел ее! – пробормотал он. – Где? Должно быть, очень давно!
Глава 4Оставшееся время тянулось томительно. Он кликнул хозяина, приказал приготовить постель. Лег. Задремал после сытного обеда. Пришли сны. Сны были странные. Снилось детство. Он что-то говорил во сне. Произносил какие-то отрывочные фразы.
Некрепкий сон резко перешел в бодрствование. Он сел на постели.
«Я говорил во сне! Проклятье! Нельзя так расслабляться! Даже во сне нельзя забываться настолько!»
Снаружи темнело.
«Как медленно темнеет!»
Он натянул сапоги. Подошел к двери. Потребовал умыться.
Давешний слуга принес оловянный таз.
– Что? – спросил Жигмонт. – Кое-кто наказан за излишнее усердие?
У парня основательно вспух висок.
Но незнакомый господин смотрел так смешливо и по-доброму, что незадачливый слуга усмехнулся.
Взгляд Жигмонта тотчас сделался суровым. Сколько раз так бывало в жизни, что его доброту немедленно принимали за слабость, и тогда приходилось быть излишне жестким, наказывать наглецов.
– Ты что же, так, по глупости подслушивал или шпионишь? Может быть, кто-то приплачивает тебе за твое шпионство?
– По глупости, господин!
– Что ж, оттого что ты расскажешь о солнце днем и о луне по ночам, мало для тебя в жизни изменится!
Слуга передернул плечами.
– Ну, что застыл, как статуя? Иди!
Слуга не заставил просить дважды.
Жигмонт посмотрел на воду в оловянном тазу. Отошел к постели. В ногах он бросил небольшую сумку, кожаную, красиво выделанную, он приторачивал ее к седлу. Теперь вынул из сумки небольшой коврик, расстелил на полу. Видно было, что коврик покрыт сложным, красивым узором.
