Текст книги "В садах чудес"
Автор книги: Клари Ботонд
Соавторы: Якоб Ланг,Жанна Бернар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц)
Послышались тихие голоса. Женские. Вроде бы знакомые, но какие-то жутковатые. Подслушивать всегда неприятно, но, кажется, у нее нет другого выхода.
Голоса шли из-за приоткрытой двери Катрин. Странно, и Катрин не прикрыла свою дверь.
– Девочка моя!
– Катрин!
– Тебе хорошо?
– Ах, еще, еще!
– Ныряй ко мне под сорочку, голенькая!
– Ты царапаешь меня, Катрин!
– Это раны любви, глупышка!
– Ах… А… А-а!..
Собственное любопытство было неприятно Марин. Но она не сдержалась и заглянула в дверь.
Голые, растрепанные, сплелись голыми ногами, как лягушки лапами! Фу!
Марин, не оборачиваясь, рванулась по коридору, захлопнула свою дверь, выключила свет, плашмя кинулась на постель, столкнув книгу на пол. Сердце колотилось…
Катрин потянулась за сигаретой.
– Это была девчонка, – произнесла Мадо, в ее тонком голосе звучали страх и неприязнь.
– Да. – Катрин спокойно курила, обняв одной рукой хрупкую Мадлен. – Но даже если она и скажет что-нибудь, ей не поверят!
Мадлен промолчала.
– Ты очень странная, Катрин! Очень сильная! Иногда мне кажется, ты способна на преступление!
– Возможно, такими были женщины с древнего острова Лесбос. Например, поэтесса Сафо!
– Ты умная! Но мы должны были прикрыть дверь!
– Меня нервирует эта обстановка, эта всеобщая слежка друг за другом, эта подозрительность! Я знаю то, что я знаю! И знаю, что не следует бросать вызов судьбе!
Катрин мрачным, почти мужским взглядом смотрела перед собой. Ее сильные пальцы сжимали нежное плечо девушки…
За ужином Мишель сказал, что Дени уехал в Париж вечерним поездом.
Анна опустила вилку.
– Он уехал вместе с Мадо? – громко спросила Марин и пристально посмотрела на «тетю Катрин».
– Почему ты так решила? – Поль приподнял брови.
– Потому что ее нет! Очень просто! Может быть, Катрин знает, где она?
Анна тоже была удивлена. Почему отсутствие Мадо не волнует Катрин? Или нет… Катрин подавлена, нервна, она, кажется, что-то скрывает… Нет, Катрин не союзница!
– Надо пойти поискать Мадлен! – решил Мишель.
– Ты никуда не пойдешь! – крикнул Поль. – Пусть ищет полиция! Дело явно пахнет чем-то скверным! Катрин, когда ты в последний раз видела Мадлен?
– Тогда же, когда и все остальные, за обедом! – резко ответила Катрин. – И прошу не устраивать домашних расследований в духе плохих детективных романов!
Она бросила салфетку и выбежала из-за стола.
В столовую, ломая руки, вбежала неуклюжая плачущая Барб. Слезы крупными горошинами катились по ее полным отвислым щекам.
– Девушка!.. Вашу девушку нашли в реке. Ах, господи! Должно быть, полиция сейчас будет здесь!.. Хорошо, хоть мой Дени успел уехать!
– Дени здесь не при чем! – заявил Мишель.
– Здесь может оказаться при чем каждый из нас! – Анна с тихой твердостью поднялась из-за стола.
Полицейский следователь и деревенский врач осмотрели тело девушки.
– Я бы это назвал «никаких следов насилия», – резюмировал медик. – Такое ощущение, будто она сама легла на воду вниз лицом и просто-напросто перестала дышать.
– Ее так и нашли в реке местные парни-рыболовы. Плавала кувшинкой на воде.
– Это нельзя назвать естественным!
– Какова же ваша медицинская версия?
– Я не могу найти естественных объяснений для неестественного!
– А эти царапины?
– Вы легко обнаружите подобные у вашей супруги или, простите, у любовницы.
– Она, стало быть… То есть, вы хотите сказать, вскрытие показало, что она не девица?
– Во всяком случае, перестала ею быть. Впрочем, полагаю, это произошло не в это лето! – Врач хохотнул. – Провинциалка в Париже! Наверняка, любовное разочарование!
– Кажется, здесь на нее глаз положил один бывший местный парень, Дени!
– Ну, это не объясняет ее странной смерти.
– Однако следует допросить его.
Узнав о том, что Дени уехал вечером в день гибели девушки, следователь окончательно уверился в том, что Дени следует задержать.
Дени был задержан в Париже и привезен обратно в деревню. Барб заливалась слезами.
– Еще бабушка-покойница меня предупреждала: «У этих Л. в семье нечисто!» А я-то дурочка!..
Были допрошены Катрин, Дени, парни, обнаружившие труп Мадлен. В сущности, ни у кого не было алиби! Но заключение врача лишало смысла любой вариант судебного расследования. Смерть девушки не была насильственной. Самоубийство! Впрочем, оставалась еще загадка того, каким образом Мадлен удерживалась лицом вниз на поверхности воды. Отсутствовали и многие другие признаки утопления. Но это уже могло заинтересовать медицину, но не полицию! Впрочем, деревенский врач удовлетворился тем, что признал свои познания ограниченными. Тело Мадлен пока оставалось в морге. У девушки не оказалось родных, кроме тетки, очень старой женщины, кажется, святоши и нелюдимки.
За окном равномерно шумел дождь. В гостиной собралась вся семья. Все были подавлены случившимся. Особенно Катрин. На ней лица не было. Марин тоже сидела насупленная. Пристроившись у лампы, Мишель что-то набрасывал в своем альбоме. Старик, отец Анны, и Поль играли в шахматы, подолгу обдумывая ходы. Всем непривычна была Анна, сидевшая, безвольно опустив руки на колени, без всякого дела, без шитья, вышивания или вязанья. Было уже не рано. Но сегодня вечером семья Л., казалось, опасалась разойтись – каждый к себе.
– Так дальше не может продолжаться! – раздался в тишине, нарушаемой лишь плеском дождевых струй за окном, голос Анны. – Мы должны начать говорить правду! Мы все чего-то не досказываем, не договариваем!
– Анна, если бы ты знала, о чем ты просишь! – Катрин была совсем сломлена.
– О правде, Катрин!
– Правду знаю я! – хрипло произнесла Марин.
В глазах Катрин заплясали злобные огоньки.
Марин выдержала ее взгляд.
Мишель не отрывался от альбома.
– Правда заключается в том, – неестественно резким голосом заговорила девочка и вдруг резко осеклась, но, справившись с собой, продолжала: – правда заключается в том, что Катрин, «тетя Катрин», – она иронически усмехнулась, – Катрин – гомосексуалистка! Мадлен была ее возлюбленной! Я это видела. Ночью!
– Марин! – воскликнула Анна.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что шпионила за Катрин, девочка моя? – протянул дед.
– Я не шпионила, – ответила Марин с неожиданным спокойствием, – я читала ночью в своей комнате. Вдруг испугалась. Наверное, это случилось от темноты и одиночества. Я выбежала из комнаты и постучалась в комнату Мадлен. Да, я заглянула. В комнате было пусто. Из комнаты Катрин доносились голоса. Она и Мадо были там. Все!
– Я не убивала Мадлен! – сказала Катрин. – Я бы не хотела говорить правду. Но я скажу. Прежде всего: то, что сказала Марин, верно. Но я не убивала Мадлен.
– Катрин, – вступила Анна, – я помню твое странное спокойствие, когда обнаружилось, что Мадлен исчезла, не пришла к ужину. Ты была спокойна. И в то же время чем-то испугана, подавлена. Почему?
– Мне тяжело говорить, Анна! – Катрин замолчала. – Ты помнишь, каким подавленным и испуганным казался нам, мне и тебе, Дени? Помнишь, как мы пытались расспрашивать его? Я понимаю теперь, что Дени видел то же, что видела я! Поэтому он молчал. – Она обернулась к сыну: – Мишель, позови Дени. Возможно, на это раз он заговорит!
– Нам просто нужно уехать отсюда! – Мишель поднялся. – Мы сходим с ума! Я должен бежать, тащить сюда Дени, которому, должно быть, и так не по себе после допроса в полиции. И почему только все мнят себя домашними детективами, этакими Шерлоками Холмсами?
– Мишель, я прошу тебя, – Поль говорил с неожиданной мягкостью.
Мишель посмотрел на отца.
– Иду! Но если в ближайшие дни вы не уедете отсюда, уеду я!
Все молча ждали, когда придут Мишель и Дени.
В прихожей Мишель схватил черный зонтик, раскрыл его, выбежал из дома и, пригнувшись, быстро пошел к пристройке, где жили Барб и Дени. Маленькие окна пристройки светились. А вокруг была темнота, заполненная дождем…
Когда Барб узнала, что Дени зовут в дом, она было принялась говорить Мишелю, что сын устал и отдыхает. Мишель кивал. Но тут из соседней комнаты вышел Дени, потягиваясь (он и вправду дремал), и согласился идти с Мишелем. Барб засуетилась и все пыталась надеть сыну на шею какой-то шнурок.
– Что это? – полюбопытствовал Мишель.
Барб показала.
Это оказалась золотая таблетка с рельефным изображением мадонны.
Дени внезапно почувствовал какую-то неловкость за мать, этот шнурок, эти причитания о кознях дьявола. Ну не будет же он, какой-никакой, а уже парижанин, уподобляться старой суеверной деревенской женщине! Дени раздосадовано отвел руку матери.
– Ни к чему это мама! Посмотри, ведь у Мишеля ничего такого нет!
– Может, Мишелю и не надо беречься! Может, его и без того берегут!
– Не надо этих пустых разговоров, мама! Я скоро вернусь!
Барб подала сыну дождевик.
Она стояла на пороге и вглядывалась в дождь, пока две юношеские фигурки не отдалились в сторону дома…
Дверь открылась. Все разом вздрогнули. Мишель и Дени вошли в гостиную.
– Итак, – насмешливо начал Мишель, – заседание судебной коллегии продолжается! Свидетель доставлен!
– Мишель, это не смешно! – крикнула Катрин.
– Свидетели, они же и подозреваемые, несколько истеричны; поэтому, дамы и господа, прошу прощения за некоторую эмоциональность!
– Садитесь, Мишель и Дени. – Поль сурово посмотрел на сына. – И пусть говорит Катрин. Что ты хотела сказать, Катрин?
Юноши присели у стола. Катрин стояла, опустив руки, видно было, что она заставляет себя говорить.
– Слушайте. И заранее прошу у вас прощения. – Катрин наклонила голову и продолжала, глядя в пол: – В тот день мы с Мадлен решили искупаться. Как обычно, впрочем. Мы немного поплавали, затем прилегли на песке. Я задремала. А когда очнулась, меня поразило, что вокруг стоит странная, давящая какая-то тишина. Тело словно свинцом налилось. Я с трудом подняла голову, подперлась локтем. Тишина была страшной. И воздух струился густым маревом.
– Я помню тот день, – перебил мать Мишель, – я не заметил ничего подобного. А ты, Дени?
– Я хотел бы дослушать!
– И я… – Катрин нервно скрестила пальцы, – я увидела Мадлен! Она медленно шла к воде в своем купальном костюме, в том самом, в котором ее нашли. Так медленно, будто плыла по воздуху. Я раскрыла рот, хотела окликнуть ее, но осязаемый, плотный воздух забился мне в горло, заполнил рот. Появилась потребность резко выдохнуть, что я и сделала. Но я не сводила глаз с Мадлен. Она вошла в воду и секунду держалась на воде, словно бы на гладкой поверхности, потом ее тело начало клониться, и вот она уже лежала на воде вниз лицом. Я не могла броситься к ней, не могла позвать на помощь…
Катрин скрестила руки на груди. Старик, отец Анны, сидел задумчивый и спокойный. Казалось, он думал о чем-то занятном и не имеющем отношения к реальной жизни. Поль страдальчески нахмурил брови. Анна была очень бледна. Марин, напряженно вскинув голову, смотрела в темное незанавешенное окно, в дождь. Дени, мрачный, слушал Катрин. Ироническое и чуть растерянное лицо Мишеля выделяло его из всей группы. Катрин внезапно глубоко вздохнула и продолжила:
– Медленно рассеялась давящая тишина. Я почувствовала, что могу двигаться более свободно. Я хотела побежать к воде. Но, подняв голову резко вверх, я увидела…
В несколько широких шагов Мишель пересек комнату и встал рядом с матерью.
– Я увидела Марин! – докончил он раздраженно и с недоброй насмешкой. – Ну, я верно угадал? Верно?! Что происходит, мама?
Катрин сильно вздрогнула, Мишель обычно избегал называть ее «мама».
– Не надо этих театральных эффектов, мама! Ты убила девушку? Я не спрашиваю, зачем! При той жизни, которую ты ведешь, ответ на такой простой вопрос заведет тебя бог знает в какие дебри неестественности! Я знаю одно: мы все должны уехать отсюда! И мне бы не хотелось встречаться с тобой!
Первым побуждением Катрин было: кротко склонить голову еще ниже, тихо пойти к себе, собрать чемодан и ускользнуть в ночь. Но горделивость одержала победу над смирением. Когда сын замолчал, Катрин несколько секунд выжидала. Эти секунды показались всем, кто находился в комнате, какими-то невыносимо долгими. Мишель не был готов к этому внезапному молчанию матери. Откровенно говоря, он ожидал какой-то иной реакции: вспышки гнева, например, или каких-то лихорадочных оправданий.
– Ты мне позволишь докончить? – Катрин язвительно обернулась к Мишелю.
Юноша нервно передернул плечами.
– Итак, – спокойно продолжила Катрин…
Дождь за окном усилился. Шум тяжелых струй, казалось, вот-вот заглушит голоса.
Разумеется, спокойствие Катрин было мнимым, вымученным. Она посмотрела на Анну и всхлипнула.
– Мне все – все равно! Да! Да, Мишель! Я видела Марин! Да! Да! Да! – Катрин перестала владеть собой. – Анна, прости меня! Она… Она стояла на берегу, в кустах, довольно высоко… Она была в золотистом платье! Ты понимаешь меня, Анна!.. Мне, мне было страшно смотреть на нее!.. Я не могу описать этого страшного выражения ее глаз – темные глубокие провалы вместо глаз!.. Вы все можете не верить мне!.. Я схватила свою одежду и бросилась бежать! Я решила тогда, что буду молчать…
– Вероятно, сейчас ты выполняешь именно это свое решение! – холодно заметил Мишель.
– Я все сказала!
Марин равнодушно смотрела в окно.
– Катрин все сказала нам, – зазвучал чуть дрожащий голос Поля, – а теперь я бы хотел услышать Дени!
В эту минуту Дени выглядел мужественным и сильным.
– Я говорить не буду. Все, что я увидел тогда, в лесу, я записал. Поэтому сейчас я просто сбегаю, принесу тетрадь.
– Я с тобой! – Мишель и сам не понимал, почему вдруг какое-то странное чувство тревоги не дает отпустить приятеля одного.
– Нет, пусть Мишель останется! – произнесла Катрин почти со злобой. – Он не верит! Вернее, не хочет верить! Он способен уговорить Дени изорвать записи.
– Останься, Мишель, – тихо проговорила Марин. – Меня уже никто не защищает, никто не верит мне! Я совсем одна. Останься!
– Сумасшедший дом! – Мишель сел и несколько демонстративным жестом схватился за голову.
– Не забудь дождевик, Дени! – крикнула Анна.
Эта заботливость, такая обыденная, всем вдруг показалась неуместной до смешного. На лица выплыли невольные усмешки…
Укрывшись плащом с головой, Дени выскочил под дождь. Окна пристройки светились: мать не ложится, тревожится за него! Он пробежал несколько шагов, споткнулся, вытянул вперед руки… Что-то острое, резко блеснувшее, взметнулось с земли…
Анна лихорадочно размышляла. Нет, не надо предупреждать… Она сама…
– Это невозможно – так терзать себя! Я сварю кофе!
Не дожидаясь реакции остальных, Анна поспешно покинула комнату.
Прошла по коридору. Свернула… Кладовая!.. Темно!.. Анна побежала в спальню, быстро перебрала какие-то брошенные на столике предметы. Вот он, карманный фонарик Поля! Она бросилась назад в кладовую. Откинула крышку сундука. Сейчас! Ведь она совершенно точно помнит: портрет лежал сверху! Сверху! А снизу – плащ и платья! Свет! Неестественно замерцали странные ткани! Сверху было брошено золотистое – цвет солнца! Оно скрывало лицо портрета!
Анна двигалась, как человек, уже уверившийся в том, что он обречен, и спокойно относящийся к своей обреченности. Аккуратно сложила платье и накидку-плащ, сверху уложила портрет. Лицо мальчика, такое славное, обыкновенное, лицо Мишеля, успокаивало. На мгновение Анна замерла: некто не следил за ней? Прислушалась… Нет!
В кухне Анна приготовила кофе, поставила чашки и кофейник на поднос. Потом, чуть поколебавшись, поставила блюдо с печеньем.
– Прости, Дени, я прерываю тебя… – начала Анна, входя.
– Мальчик еще не вернулся, – сказал ее отец. – Спасибо, Анна. Давайте и вправду выпьем кофе!
– Это странно, что он так долго! – Мишель прихлебнул горячий напиток и хрустнул печеньем.
– Прошло меньше десяти минут! – Катрин сняла чашку с подноса. – Возможно, он просматривает свои записи. Может быть, что-то вымарывает! – Она искоса глянула на Мишеля.
Сын не смотрел на нее.
– Если бы я была на его месте, – равнодушно начала Марин, – я бы сейчас просто собрала чемодан и убежала бы на станцию!
– Такой вариант не исключен! – Поль попытался улыбнуться дочери, но улыбка вышла болезненной.
Внезапно Катрин поднялась.
– Куда ты? – Мишель подался вперед.
Но Поль и старик прыснули. Мишель смутился и по-детски покраснел.
Анна почувствовала, что кофе обжег ей губы… Карманный фонарик Поля!.. Наверняка Катрин пошла в кладовую, она ведь знает, что там хранятся платья и накидка! Анна порывисто поставила чашку на поднос и побежала в коридор. У двери в кладовую она столкнулась с Катрин. Та молча протянула ей карманный фонарик. Анна почти выхватила его.
– Что тебе нужно, Катрин? Я – мать! И… мы ведь ничего не можем сказать! Мы ничего не знаем! – Ее несвязные слова будто ударились о молчание Катрин и сникли, повяли…
– Анна, ты ходила в кладовую! И ты поняла, что Марин надевала платье!
– Платья лежали не так, как я их уложила! Это я готова признать! Но ты… Ты уверена, что видела именно Марин?!
– Это была она!
– Ты хочешь сказать, что она – убийца?!
– Нет! Потому что она не убивала Мадлен теми способами, которыми обычно убивают. И все же она причастна к смерти Мадлен. Но объяснить я ничего не могу!
– Думаю, и Марин ничего не сможет объяснить. Она ведет себя совершенно естественно.
– Мы запутались!
– Возможно, записи Дени что-то прояснят… – В голосе Анны не было уверенности…
Они ждали уже более получаса.
– Парень сбежал! – Отец Анны улыбнулся с каким-то странным удовлетворением.
– Я иду к Барб! – Мишель уже распахивал дверь в коридор.
– Подожди! – крикнул Поль с неожиданной тревогой.
– Подождем еще, – сдержано уронила Катрин, она говорила мягко. Прошло еще минут пятнадцать…
Истошный женский вопль, полный исступленного отчаяния, протяжный, перешедший в какой-то захлебывающийся слезный вой, заставил всех вскочить.
Как были, без плащей, без зонтов, они кинулись наружу.
Дождь не переставал.
Неподалеку от дома выло, рыдало и билось странное бесформенное существо…
Это была Барб, рухнувшая на тело своего сына Дени!..
Поль и Мишель с неимоверным трудом оторвали несчастную мать от трупа сына. Она не подымалась, им пришлось волочить ее по земле…
Тем самым карманным фонариком, которым только что освещала странные ткани и портрет, Анна высветила мертвого юношу. Страшная кровавая зияющая рана почти отделяла его голову от туловища. На земле валялась коса…
Измученная ночной страшной суматохой, Анна боролась с дремотой у стола в гостиной. Катрин, Поль и Мишель были в пристройке у Барб.
Чье-то прикосновение заставило ее широко раскрыть глаза. Прикосновение было знакомым, но каким-то полузабытым. Марин робко коснулась локтя матери, почти свисающего со стола.
– Что, дочурка? – спросила Анна, усталая, убитая.
– Мама! – Марин громко шептала: – Мама, я боюсь! Я… Сейчас я шла мимо зеркала, – она с неподдельным испугом глянула на дверь, – и я… я увидела свое отражение! Но, мама!.. Я не могла его увидеть! Я еще не поравнялась с зеркалом! А отражение уже было! И это было мое лицо! Я боюсь! – Эти последние слова девочка прошептала совсем по-ребячески беззащитно.
Анна не стала успокаивать, разубеждать дочь, только усадила рядом с собой и крепко обняла… Марин прижалась к матери и снова зашептала:
– Мама! То, что случилось с Дени!.. Я ведь и раньше видела эту косу. Он скашивал траву на лужайке перед домом. Но… то, что она вдруг оказалась на его пути… вряд ли это случайно!
– Земля сильно размокла от дождя… Он наступил…
– И ты думаешь, коса поднялась и лезвие ударило его в шею? Это могло быть? Ты думаешь?
– Ах, я ничего не знаю, Марин! Пусть в этом разберется следователь!
– Мама, давай уедем! Мама!
– Солнышко! Я тоже больше всего на свете хочу уехать отсюда и никогда больше не возвращаться сюда! Но ведь сейчас нельзя! Как мы можем оставить несчастную Барб! Похороны! Приедут старшие братья Дени! – Она тихо заплакала.
Тетка Мадлен решила, что девушка должна быть похоронена на местном сельском кладбище.
– Это странно! – заметил Поль.
Он, Мишель и Анна наспех обедали. Они чувствовали, что очень проголодались, и в то же время как бы стыдились того, что не потеряли аппетит.
– Не так уж это странно! – Мишель, низко наклонясь, вытирал кусочком хлеба тарелку из-под рагу, прежде чем положить на нее сыр. – Я и не полагал, что бедную девчонку увезут в фамильный склеп! Такового, по всей видимости, не имеется!
– А впереди у нас еще похороны Дени! – Анна откинулась на спинку стула.
– А впереди у нас, – Мишель произносил почти раздельно, и очень четко, – впереди у нас – отъезд отсюда навсегда!.
Господин Буасье из местного полицейского управления пытался проанализировать ситуацию. Откровенно говоря, ему не так уж часто приходилось заниматься расследованием преступлений. В тех считанных убийствах, которыми ему довелось заниматься, расследовать было нечего: муж из ревности пырнул ножом неверную супругу; в драке пьяных поденщиков один был убит. Все ясно! Как на ладони! Но все истории в семействе Л.!
В деревне старожилы рассказывали, что когда-то эти Л. были маркизами, им принадлежал замок, который сгорел в XVIII веке! Как-то так сложилось, что титул перешел к боковой ветви. Да, эти Л. не сохранили свой титул!
Буасье ущипнул себя за ус и насвистел короткую мелодийку на мотив «Все хорошо, прекрасная маркиза!»
Допустим, смерть девчонки – самоубийство. Но зачем? Почему? Кто-то довел ее? Например, эта Катрин замечает, что ее протеже (он хмыкнул), как бы это поточнее, изменяет ей с Дени. И попреками доводит девчонку до самоубийства. Да, но как быть с мнением доктора о странности этого самоубийства? Впрочем, сельский лекарь, можно ли его считать таким уж авторитетом!
Значит, доводит до самоубийства! Так!.. А парень?.. Явно несчастный случай! Ну, попробуем мыслить логически! Дени расстроен, растерян. Ему жаль Мадлен. И, кроме того, он боится, что его заподозрят. Из-за всех этих неприятностей он забывает убрать косу. И вот – несчастный случай! Логично!..
И вдруг Буасье пришла в голову довольно странная, хотя также логичная догадка: их кто-то убрал, парня и девчонку! Но кто? Буасье вовсе не был трусом. Но сейчас у него возникло ощущение: лучше держаться от этого дела подальше! Тем более, что формально нет никаких поводов вгрызаться во все это. Безупречное чувство, инстинкт самосохранения, подсказывало, что лучше держаться подальше!..
Буасье посмотрел на лежавший на столе протокол вскрытия тела Дени и машинально вновь засвистел «Прекрасную маркизу»…
Откуда это новое ощущение, будто не он сам логически (подчеркиваю: логически!) решил, что надо держаться подальше, а кто-то ему это внушает, грубо вбивает в голову?
Нет, чушь! С этой семейкой Л. можно сойти с ума!
– Все хорошо, прекрасная маркиза!.. Все хорошо, все хорошо!..
Тетка Мадлен, худая, высокая, в длинном черном платье, в шляпке с густой темной вуалью, казалось, явилась из монастыря XVII века, с его понятиями о чувстве долга и стойкости духа.
Она отказалась ночевать в доме, где гостила покойная племянница, и остановилась в небольшой местной гостиничке.
Мишелю, отправленному к ней «для переговоров», она явно и твердо дала понять, что не желает присутствия кого-либо из его семьи на похоронах Мадлен. Никто, впрочем, не обиделся. Все сочли, что этой женщине вполне могут быть неприятны люди, как бы не сумевшие уберечь ее молодую родственницу.
На следующий день хоронили Дени. Отчаянный плач его матери, молчаливое горе старших братьев. Они сказали Анне, что на время увезут мать. Анна удивилась деликатности этих простых людей. Они извинились перед ней за то, что ей теперь придется самой справляться с домашним хозяйством.
В церкви служили мессу. Заплаканную Барб под руки повели, усадили в скромный автомобиль Поля. С ней сели оба ее старших сына. Поль повез их всех на станцию.
– Мама! Мишель! Я хочу вам что-то сказать! Идемте! – Марин тянула за руку Анну в черном платье. – Это важно! Я знаю, что это важно!
Девочка тащила их за руки на дальний конец лужайки перед домом. Она казалась очень возбужденной, и это не нравилось ее матери и брату.
– Не надо так возбуждаться, Марин. Успокойся! Ну вот, дальше мы не пойдем! Говори! Что ты хочешь нам сказать?
– Я хочу сказать о тетрадке! О тех записях Дени! – Она сглотнула. – Ведь он не смог принести эту тетрадку! Но она, конечно, существует! А вдруг Барб увезла ее! Нам надо обязательно найти эту тетрадку! Мишель! У тебя есть ключ, мама? Надо обязательно найти! Может быть, тогда мы все поймем!
– Успокойся, Марин! – Мать осторожно пригладила растрепанные волосы дочери.
– Она права! – сказал Мишель. – Я и сам удивляюсь, как мы могли забыть! Хотя, впрочем, смерть – это такая скверная штука!.. Они не увезли вещи Дени. Я думаю, что найду эту тетрадь. Но, конечно, нам нужен ключ!
Анна поспешно вынула из сумочки связку ключей.
– Я отлично помню, что сыновья Барб оставили мне ключ от пристройки! Но где же он?
– Мама, ты где-нибудь оставляла эти ключи? – спросила Марин.
– Я… не помню!.. Могла оставить… Этот ключ от пристройки Барб… Он не мог соскользнуть…
– Надо его найти, – сказал Мишель.
– Он может и не найтись! – пробормотала Марин и пугливо огляделась по сторонам.
– Ну, сестричка! – Мишель ободряюще подмигнул девочке. – Даже если ключ потерялся, я открою окно и влезу.
– В самом крайнем случае можно взломать дверь, – нерешительно произнесла Анна.
– Пока надо поискать ключ! – Мишель стоял прямо против солнца и невольно прищурился. Эта лужайка, освещенная ярким летним солнцем, была такой реальной и простой. Мишелю показалось странным: как сосуществуют с этой простотой те странные события, та пугающая жизнь, которую в последнее время ведет их семья.
Анна серьезно отнеслась к поискам ключа. Осматривали комнаты, копались в шкафах и комодах. Ключа от пристройки Барб не обнаруживалось. Анна сообразила, что ищет хаотически, бессистемно. Стала вспоминать, что было после того, как один из сыновей Барб отдал ключ. Ничего особенного не произошло. Ровным счетом ничего!
– Поль! – Анна решительно вошла к мужу. – Исчез ключ от пристройки, где жила Барб!
– Он мог потеряться. Ты могла слабо закрепить его на кольце для ключей!
– Поль, после всего того, что было, я вижу лишь одно объяснение: ключ украден!
– Но какой смысл… – Поль осекся.
Он все понял!
– Ключ украден, потому что в пристройке – записи Дени!
– Разумеется!
– Но я опять теряю смысл! Ведь можно открыть окно, взломать дверь наконец!
– Мишель так и сделает. Но пока записи, вероятно, находятся в пристройке. Ключ украден для того, чтобы оттянуть время.
– Допустим! Но, Анна, как ни странно, это даже успокаивает меня.
– Прости! На этот раз я не понимаю тебя.
– Милая, но ведь эта кража ключа с очень простой целью – чтобы подольше не входили в пристройку – ясно доказывает: преступление совершено обычными людьми.
– Но почему ты так подчеркиваешь голосом это «обычными людьми»? – Анна говорила немного смущенно.
– Потому что мне кажется, и ты, и Катрин, вы обе почти уверены в том, что всем этим трагическим событиям нет реального объяснения.
– Будем откровенны друг с другом! – Анна села. – Начнем с этих ужасных распятых ящериц. Дени, Мадлен и Катрин нашли их на поляне. В кустах они видели Марин. Но… я не думаю, что это действительно была она! Смерть Мадлен была странной. Врач утверждает, что впечатление такое, будто девушка сама, по своей воле перестала дышать. И то, что она держалась на воде. Это неестественно!
– Врачу могло просто не хватить знаний для точного определения причины смерти Мадлен.
– Но, Поль, подобные псевдообъяснения превращают жизнь в какую-то цепь бессмысленных случайностей.
– А разве жизнь и в самом деле не такова?
– Дорогой, не будем сейчас увлекаться отвлеченной философией. В нашем случае трагических случайных совпадений слишком много!
– И, по-твоему, это означает, что мы должны воскресить в себе дикарскую веру в сверхъестественное?
– Марин видела в зеркале свое отражение, но она еще не подошла настолько близко, чтобы отражаться в зеркале.
– Марин просто испугана и взвинчена.
– Катрин утверждает, что видела Марин высоко на берегу, в момент смерти Мадлен, на Марцн было золотистое платье.
– Снова платья! Платья, накидка, портрет!
– Поль, я уложила платья и накидку в сундук. Портрет лежал сверху. Как только Катрин сказала о платье, я побежала в кладовую. Сундук кто-то открывал!
– Но для преступника целесообразно было бы привести все в прежний порядок.
– А если не было времени?
– Тогда это обычный человек.
– А если преступники хотели, чтобы подозрение пало на нашу дочь?
– Ты подозреваешь Марин?
– Поль, иногда мне кажется…
– Нам надо уехать! Как можно скорее!
– Это разумно.
Анна пошла в деревню пешком, купить консервов к ужину. На обратном пути решила заглянуть на почту. Почтальон сказал, что она зашла очень кстати. Для Поля есть письмо! Может быть, мадам Л. возьмет его сейчас. Анна охотно взяла письмо. Оно было адресовано в их загородный дом, Полю. Отправителем оказалась некая Жюли К. Интересно, кто это? Поль никогда не давал жене поводов для ревности.
– О, если бы это письмо никакого отношения не имело ко всему тому ужасному, что произошло! – Анна невольно произнесла это вслух…
Открыть дверь в пристройку оказалось легко. Мишель воспользовался обычной отверткой. Здесь еще ощущались чистота и уют, на которые еще не наложила свой когтистый отпечаток происшедшая катастрофа. Прежде всего Мишель раскрыл ящики старого пузатого комодика. Безупречно чистое белье… Сонник… колода карт для гадания… Старые кружева… Никакой тетради не было! Не нашлась она и в чемодане Дени. И на полке над ею кроватью тетради не оказалось…
Мишель задвинул ящики. Вышел, прикрыл за собой дверь.
Возможно, никакой тетради, никаких записей просто не существовало! Дени, вероятно, надоела вся эта цепь трагических нелепостей. Он решил уехать, никого не предупредив. Тетрадь была выдумкой. Что ж, он, Мишель, понимает Дени. Пожалуй, на его месте Мишель поступил бы точно так же. Все равно они все скоро уедут отсюда!
Этот отъезд был таким желанным, что на миг показался юноше каким-то ирреальным.
Поль никогда не любил анализировать события. Вить из фактов логические цепочки – это его утомляло. Он был совершенно уверен в том, что семья оказалась в водовороте трагических случайностей. Но скоро они уедут отсюда! Вероятно, надо прекратить отношения с Катрин. Мишель помирится с ней, но в семью Поля она более не войдет! Это желание Анны быть доброй во что бы то ни стало! Это иногда просто нелепо и тяжело! А если Мишель тоже больше не захочет общаться с матерью? Ну, это его дело! Он уже взрослый. Однако, ужасное лето! После такого «отдыха» жаркий летний Париж покажется блаженной обителью.
Опираясь на трость, Поль дошел до середины лужайки. Внезапно ему в голову пришла мысль: хорошо бы полежать на траве! Как давно он этого не делал! Осторожно вытягивая негнущуюся ногу, он сначала сел, затем прилег, положил рядом трость, закинул руки за голову… Эти простые действия дались ему не так-то легко. После того, как тогда, давно, вечером, в сумерках, его сбила машина… Каким он был тогда нервным, ему казалось, что разрыв с Анной – самое ужасное, что может произойти в его жизни! Но с тех пор, как Анна вернулась, он обрел какую-то уверенность в себе и в окружающей реальности. И можно ли полагать, что она пожалела его, калеку? Нет! Сколько ночей они с той поры провели вместе! Он чувствовал, что жена получает наслаждение от близости с ним. Он не обманывался! И он сам! Это обоюдное наслаждение стало острее, слаще, чем до его увечья!..
