Текст книги "В садах чудес"
Автор книги: Клари Ботонд
Соавторы: Якоб Ланг,Жанна Бернар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)
Теперь он сразу попал в иной мир. Здесь, в мареве жары, он увидел дом своей матери. Этот мир был совершенно реален. Воздух здешний пропитался дорожной пылью. Мошки неприятно кусали. Деревья и трава были многооттеночными и естественными. Жигмонт теперь стоял на твердо утоптанной тропинке. Было очень жарко. И это была естественная летняя жара. И дом матери был таким, каким он запомнился с детства.
Но видя, слыша и ощущая все это, Жигмонт уже не изумлялся, не пугался. Он испытывал уважение к неведомому чародею. И в то же самое время ощущал – ведь это благодаря ему, Жигмонту, волшебник сумел перейти от ирреального леса к такому естественному пейзажу! Что-то, какая-то сила, исходящая от Жигмонта, странным образом помогает, содействует всем этим превращениям!
Жигмонт шел по тропинке к дому. А если колдовство и вправду настолько сильно, что он вернулся в детство, и сейчас увидит свою молодую мать, и, быть может, навеки останется здесь! Но в такое колдовство Жигмонт никак не мог поверить! Нет, нет! Здесь что-то другое. Но что же, что?!
Все верно! Таким был в детстве его дом, дом его матери! Он смотрел и узнавал. Вспоминались все эти живые подробности, детали. И все было именно таким! Но то, что в детстве казалось ему просторным и высоким, теперь виделось узким и тесным.
Дверь, как всегда, была распахнута. Он уже стоял на пороге. В пустой горнице он увидел свою мать! Это была она! Вот ее привычно склоненная голова. Он был удивлен и тронут – какая она еще молодая, но уже увядшая, исхудалая.
В этот миг он позабыл обо всем! Осталось только одно стремление – подбежать к ней, обрадовать ее, броситься на колени, взять ее худые родные добрые руки в свои сильные пальцы.
Радостной добротой блеснул ее взгляд! Вскинулись руки в широких пестрых рукавах – обнять сына!
Вот ее руки, материнские руки, уже касаются его плеч. Он быстро склоняется, преклоняет колени. Мать вскрикивает.
Ее крик звучит все громче. Это уже невероятно, неприятно громкий крик. В этом крике слышится что-то резкое, каркающее, визгливое.
Все это заняло какую-то долю секунды.
Тонкие материнские руки покрываются отвратительной грубой темной чешуей, вместо нежных пальцев – кривые когти. С ревом раскрывается огромная пасть. Мерзкая морда вытянута в длину. Над склонившимся чернобородым человеком взметнулось жирное туловище гигантского ящера. Ящер удерживается на двух коротких толстых задних лапах – это выглядит пародийно-человечески. Странное, парадоксальное сходство с человеком делает ящера совершенно чудовищным и отвратным.
Теперь Жигмонтом движет лишь инстинкт, самый сильный из инстинктов – инстинкт самосохранения. Мгновенно распрямившись, Жигмонт отпрыгивает. Вот он уже на порядочном расстоянии от разъяренного чудовища. Выхватить меч – дело одной секунды.
Но гигантское темное существо не успевает двинуться. Оно медленно тает в воздухе. Вот исчезла ревущая пасть. Вновь окружает Жигмонта тишина. Исчезают передние когтистые лапы, растворяется в воздухе туловище, исчезли задние лапы.
Жигмонт в полном одиночестве стоит на пустыре. Ни следа родного дома! Реальный пустырь, заросший сорными травами. Возможно, так теперь выглядит то место, где некогда был дом его матери. Возможно, именно так!
От внезапно пережитого он не утратил способности думать! Кажется, неведомый чародей преследует вполне определенную цель: ему нужно, чтобы Жигмонт отвечал на все его каверзы искренними чувствами! Страх, радость, любовь, гнев! Неужели все эти чувства излучают нечто материальное, нечто, питающее его способность творить чудеса? Жигмонт ощущает, что произошло новое превращение. Вокруг него пустырь, поросший сорняками, и знойный воздух, словно бы рвутся, как холст с нарисованным пейзажем. В прорехи уже видна яркость, свежесть. Еще минута – и Жигмонт вновь на опушке леса. Цветут цветы, перелетают бабочки, журчит ручей.
Но львиной шкуры уже нет здесь. Вместо нее Жигмонт видит маленький ковер из своей сумки. Ковер расстелен у ручья. Как это расценить? Дружественный жест? Волшебник признает его равным себе? Или новое испытание? Как поступить? Жигмонт задумывается. В конце концов он выбирает самое простое решение: он поступит так, как ему хочется! И Жигмонт делает отрицательный жест головой и поводит рукой – нет, нет! Зачем среди всех этих наваждений появляется нечто дорогое и важное для его души? Такую игру он не приемлет! Маленький ковер исчез.
Надо продолжить путь!
На этот раз протяженная светлая опушка темного леса довольно быстро сменяется кирпичным коридором. Жигмонт идет уверенно. Вскоре он видит прямо перед собой новую дверь.
Последняя дверь!
Золотая!
Глава 10Эта дверь не отполирована, как предыдущие, но вся покрыта изящной чеканкой, тонкими переплетенными извилистыми линиями сложного узора.
Жигмонт вставляет ключ в замочную скважину.
Дверь открывается с легким музыкальным звуком.
На этот раз Жигмонт оказывается в опочивальне. Ковры на стенах, мягкие подушки на полу, аромат женских притираний и настоек. Низкий круглый стол уставлен блюдами – фрукты, сладости. В золотом кувшине – вино.
Дверь тихо закрылась. Жигмонту приходит на ум, что это самое приятное из его нынешних волшебных приключений. Он смешливо улыбается.
Полог из легкой светлой ткани раскинут над роскошным ложем.
Только теперь Жигмонт заметил, что в этой комнате он не один.
Неподалеку от стола сидит хрупкая девочка. На вид ей не дашь больше пятнадцати лет. Теплый жгут каштановых волос, стянутый на затылке красной лентой, рассыпается по плечам. Тоненькие руки обнажены. Девочка одета в сорочку, почти прозрачную. Нежные маленькие груди напоминают пугливых округлых птиц.
Жигмонт тотчас вспоминает одно из самых удивительных своих похождений. Это она!
Девочка вскочила. Раскинув руки, она очаровательным жестом прижала к груди ладони. Затем вдруг опустила руки, прижалась к стене, глядя с испугом на нежданного гостя. Теперь он видит нежность живота и мягкие очертания бедер. Стебельки тонких ног венчает округлый темный потаенный живой цветок.
«Что бы там ни было! – смутно проносится в мозгу. – А такого наслаждения я не упущу!»
Жигмонт давно знает женщин. Они не имеют власти над ним. Иметь дело с женщиной – для него все равно что выпить хорошего вина, вкусно поесть. Но зачастую женщина слаще вина, сытнее самой доброй еды. Жигмонт никогда не был женат. И всего лишь раз в своей жизни брал девственницу. Да, единственный раз, наспех, второпях. И много раз после того единственного раза он в дорогих и дешевых притонах требовал, чтобы ему привели девственницу. Он обещал заплатить. Сводни угодливо спешили угодить гостю. Но все кончалось скандалами и побоями. Девственность оказывалась мнимой – старушечьи блудливые пальцы изготовляли ее красными нитками. А память о том единственном наслаждении прочно угнездилась в сознании.
– Кто вы? – проговорила девочка нежным голосом.
Да, кажется, так оно и было, тогда, давно. Память о наслаждении вытеснила воспоминания о подробностях.
– Не бойся! – отвечал он машинально.
Он удивительно легко овладевал языками. Свободно объяснялся на всех итальянских диалектах; знал и тот язык, на котором говорила девочка, отвечал ей на ее родном языке, даже находил в этом языке некую близость к своему родному языку.
Но разве имели значение слова, если оба они уже были охвачены взаимным тяготением, бурно сметающим все на свете различия. Так было тогда, давно, так было и теперь!
Он поднял ее на руки, упиваясь легкостью ее полудетского тела, впивая нежный аромат ее волос. Розовые бутоны приоткрывшихся губ манили к бесчисленным поцелуям, но он не давал себе воли. Эти мучительные, до содроганий, до боли, ощущения, когда оттягиваешь блаженство. О! в этом таится бездна удовольствия! Перейдя за грань мальчишества, обретя мужскую зрелость, он перестал быть нетерпеливым, осознал сладость нарочитого промедления.
Девочка восприняла его страсть, заразилась ею, как внезапной болезнью. Но она еще не знала терпения, свойственного зрелости. И вот, с детской нетерпеливостью она уже царапала его щеки тонкими ноготками, уже кусала его темные крупно-выпуклые губы, уже вцеплялась в душистую черную бороду.
На постели он покрыл ее хрупкое тело горячими поцелуями. О, наконец-то! Она всхлипывала совсем по-ребячьи. Она училась ответным поцелуям. Гибкий его язык скользнул в ее детский рот, она застонала, не сознавая, больно ей или сладостно.
– О-о! О-о!
Но вот небывалая боль пронзила междуножье. И чем больнее и острее делалась эта боль, тем желаннее она делалась!
О, сладостная, чудесная, чудесная боль!
Он, содрогаясь всем телом, ощущал преодоление преграды.
Глубже, глубже!
Он тоже вскрикнул.
Наслаждение было полным, единым, взаимным!
Затем пришло расслабление. Юное тело девочки доверчиво прильнуло к его мускулистому мужскому телу. Легкое дыхание возвестило о сне усталой любовницы. Она уснула крепким детским сном.
Удовлетворенный Жигмонт тихо размышлял.
«Что все это значило? Конечно, похоже на тот случай с матерью! – на мгновение ему стало противно. – Значит, он материализует то, что хранится в моей памяти! Но зачем! Что ему нужно? Убить меня? Но какая ему от этого польза? Что ему в моей смерти? Быть может, он испытывает меня? Но для чего? Дружба? Не знаю. Вряд ли я захочу иметь другом волшебника! Ученичество? Ему нужен такой человек, как я, не слабый духом и телом! Но я не пойду в ученики к чародею! Будь я зеленым мальчишкой, я бы еще подумал, а теперь, в зрелые мужские годы, нет, не пойду!»
Он ощутил голод. Вспомнил о вкусных яствах на столе. Хорошо бы выпить вина.
Жигмонт осторожно высвободился из объятий девочки, бережно укрыл ее покрывалом. Поднял брошенную в беспорядке одежду, оделся. Натянул сапоги. Он чувствовал себя в безопасности, но на всякий случай прикрепил к поясу меч, проверил, при нем ли кинжал. Приподнял и опустил полог. И уже собрался подойти к столу. Но замер, не в силах шевельнуться, не в силах вскрикнуть. На этот раз волшебнику удалось по-настоящему испугать и потрясти своего гостя.
Жигмонт бессмысленно смотрел прямо перед собой. Он почувствовал, что губы его невольно и неприятно подрагивают.
Вот сейчас из горла вырвется вопль, позорный знак страха.
Жигмонт взял себя в руки. Глотнул слюну.
Человек, сидевший на подушке у стола, отставил золотой бокал, из которого пил, и посмотрел на Жигмонта.
Жигмонт посмотрел на Жигмонта. Потому что человек, сидевший на подушке и пивший вино, был Жигмонтом.
Остановившийся у полога Жигмонт узнал себя. Да, это он! Никакое зеркало не могло бы скопировать его точнее, не говоря уже о портретах и скульптурах! Это он!
Сидевший у стола любезно поздоровался с Жигмонтом, назвав его по имени, он говорил на родном языке Жигмонта.
Жигмонт ответил, не называя своего двойника своим именем. Затем решительно приблизился к столу, опустился на подушку, взял один из бокалов, налил себе вина, прикусил яблоко.
Но, конечно, на душе у него было неспокойно.
«Кому не случалось порою часами беседовать с самим собой? Даже как бы спорить при этом, обвинять и осуждать самого себя! Но это беседы и споры с чем-то бестелесным, бесплотным и потому послушным, не имеющим собственных желаний. Но вот он, мой двойник во плоти! Впрочем, кто из нас чей двойник? – Жигмонт мотнул головой, стряхивая наваждение. – К чему эти бесплодные умствования? Я знаю, что это я! А этот человек, сидящий напротив меня и в точности повторяющий мой облик, всего лишь наваждение! А, может быть, это сам волшебник? Надо признать, кое-чего ему удалось добиться! Я изумлен! Пожалуй, я даже был испуган! Что же дальше? Но пока надо поесть!»
Еда и питье в этой комнате были такими же, как на поляне, таяли во рту, не оставляя следов.
«Наваждение! Одно лишь наваждение!»
Оба Жигмонта ели и пили в молчании.
Глава 11Двойник вынул из-за пазухи тонкий платок и утерся. Жигмонт узнал свой платок.
Двойник улыбнулся смешливо. Жигмонт узнал свою улыбку. Улыбка была хороша. Человек, который так улыбается, не предаст.
«Да, ни малейшего различия! Я – это он! Он – это я! Но зачем? Зачем?»
– Ты давно здесь? – спросил двойник.
– А ты?
– Можно сказать, что недавно!
– Как ты попал сюда? – Жигмонту сделалось любопытно – что же расскажет о себе его двойник.
– Я остановился в небольшом кабачке. Перекусил, отдохнул. Там еще был слуга, забавный малый. Он провел ко мне женщину с письмом, а сам пристроился подслушивать наш с ней разговор! – Двойник хохотнул. – Ну и поплатился опухшей физиономией! Здорово его хлопнуло дверью! Женщина назначила мне встречу у Северных ворот. Давешний слуга привел моего коня. Мы с ней доехали до каких-то развалин. Она вызвалась обиходить лошадей, а мне дала ключи. За железной дверью меня ждал темный переход. За медной я прикончил льва. За серебряной дверью чудовище прикинулось моей матерью – при этих словах двойник Жигмонта вздрогнул. – Ну а дальше была золотая дверь. Вхожу – никого! Сел к столу, вдруг из-за полога выходишь ты! Но ведь ты – мой двойник!
– Скорее, ты – мой двойник! – невольно вырвалось у Жигмонта. В душе нарастало ощущение, что этот человек – не он, что этот человек – враждебен!
– О нет! Я – это я! Я хорошо знаю себя! А вот ты появляешься впервые! Хотел бы я знать, откуда ты взялся?
– Но если мы повторяем друг друга, – начал Жигмонт. – Если мы – двойники, тогда откуда у меня ощущение твоей враждебности мне?! А ты не испытываешь ничего подобного?
– Я не нахожу в этом ничего удивительного! Ведь каждый из нас – сам по себе! У каждого – свое тело, свои желания!
– Но ведь это одни и те же стремления, одни и те же общие желания! – воскликнул Жигмонт.
– Но в таком случае мы тем более можем мешать друг другу! Например, мне хочется съесть вон то яблоко! А тебя разве не влечет к нему? Оно такое спелое, нежно-алое!
– Да, – немного помолчав, ответил Жигмонт. – Мне тоже хочется съесть это яблоко! Но я… – он примолк, затем решительно произнес: – Я уступаю это яблоко тебе! Ешь!
Двойник взял яблоко и неспешно захрустел. Жигмонт заметил, что двойник с любопытством оглядывает комнату.
«В этом есть что-то нарочитое! Ведь сразу ясно, что это спальня женщины! Однако! Здесь нет никакой женщины! Только девочка! Но это не ее спальня! Это спальня взрослой женщины, владеющей искусством накладывать на лицо краски, умеющей душиться и помадиться. Кто же эта женщина? Уж не она ли послала ко мне служанку? Неужели девочка – дочь этой госпожи? Скверно! Но нет, такого быть не может! Девочку я вспомнил! Она – из моей памяти, из моего прошлого!»
Двойник доел яблоко. Снова обтер платком губы и пальцы.
– Что там, за пологом? – спросил двойник.
– Но если ты проделал тот же путь, что и я, то должен знать!
– Я и знаю!
– Стало быть, ты нарочно спрашиваешь? Ты издеваешься надо мной?!
– Да!
– Но зачем?
– Неужели не ясно? Ты мешаешь мне! Ведь ты не хочешь, чтобы я совершил то, что так недавно совершил ты?
– Не хочу! Потому что ты – не я! Или нет, не поэтому! Просто потому что ты – зло!
– Злом мы именуем все то, что служит помехой осуществлению наших желаний! – заметил двойник.
– Ты не войдешь за полог!
– Я войду!
– Нет!
Жигмонт почувствовал, как им овладевает бессмысленное упрямство. Он всегда считал это состояние опасным для себя. Но что сделать теперь? Уступить? Жигмонт понимал, что не уступит.
Двойник поднялся из-за стола.
Жигмонт встал следом за ним.
Двойник приблизился к пологу и медленно обнажил меч.
Жигмонт узнал свой меч!
– Я не буду драться с тобой! – внезапно произнес Жигмонт.
– Ты уступаешь мне? – в голосе двойника послышалась глумливость.
«Нет, это не я!»
– Ступай, – Жигмонт заставлял себя говорить спокойно. – Сделай то, что желаешь!
«Все это – всего лишь наваждение!»
Но двойник раздумал идти за полог.
С мечом в руке он наступал на Жигмонта.
«Все же меня поймали в ловушку!» – подумал Жигмонт. Ему пришлось тоже обнажить меч.
«Теперь у меня нет выбора! Придется драться!»
Жигмонт следил за каждым движением противника.
Один и тот же человек, единый в двух лицах, вступил в бой с самим собой. Это было более чем странное зрелище!
Из-за полога не доносилось ни звука!
«Бессмысленный поединок! Ведь наши движения совершенно одинаковы! Значит… Остается одно: мы убьем друг друга! Одновременно!»
Жигмонт увернулся от выпада противника.
– Послушай! – крикнул Жигмонт. – Кто бы ты ни был! А я знаю, что ты не я! Не повторяй моих движений! Мы убьем друг друга!
Но двойник продолжал наступать.
«Мне остается лишь одно: попытаться стряхнуть с себя все это наваждение! Именно сейчас попытаться! Этот человек – не я! Он просто повторяет мои движения и жесты. Подражает мне. Я поддался внушению и вижу в нем себя! Но сейчас, сейчас я сброшу все это! И я увижу его настоящим! Увижу!»
Жигмонт с радостью заметил, что движения противника все более отличаются от его собственных движений!
«Сейчас! Еще немного! Я увижу его!»
Острая боль в плече заставила Жигмонта отпрянуть.
Это была настоящая боль. Показалась кровь.
Теперь все сделалось простым и понятным. Это поединок! Если Жигмонт не станет нападать, он будет убит!
Жигмонт ощутил, как ярость овладевает им. Драгоценное чувство для человека, решившего во что бы то ни стало остаться в живых!
Он обрушил на двойника град ударов. Он рубил, как в бою в открытом поле!
Когда Жигмонт очнулся, двойник, изрубленный и недвижимый, лежал на ковре. Мертв!
«Что же теперь?»
Жигмонт внимательно смотрел на лежащего. Тот упал навзничь, раскинув руки.
«Наваждение, однако, не отпускает меня! Я вижу в нем себя! Я вижу свое лицо! Но ведь я знаю, что на самом деле это не так! Это не я!»
– Это не я, не я, не я! – повторил он громко, как заклинание.
Затем, вспомнив о девочке, отдернул полог.
На постели никого не было.
Впрочем, это уже не удивило его!
Он решил во что бы то ни стало увидеть настоящее лицо убитого. Он напрягся, собрал всю свою волю. Он победит наваждение!
Стоять наклонясь было неловко. Голова кружилась от потери крови. Болело плечо. Он сел и продолжал неотрывно смотреть на убитого.
Еще немного!
«Я выберусь отсюда не через все эти серебряные и золотые двери, а самым что ни на есть простым способом!»
Жигмонту показалось, что он побеждает.
Вот уже начала таять опочивальня, краски ковров стали размытыми.
Еще немного!
Но боль одолевала, мешала сосредоточиться.
Угол ковра позади сидящего Жигмонта отогнулся. Показалась женская фигура. Если бы Жигмонт обернулся, он бы узнал служанку, ту самую.
Бесшумно подкравшись босыми ногами, женщина вытянула руки над головой Жигмонта. Лицо ее выражало сильнейшее напряжение.
Жигмонт вздрогнул. Он хотел встать, хотел повернуть голову и не мог. Темная пелена заволокла сознание.
Но в этот последний миг он ясно увидел, как изменяется лицо лежащего.
Глава 12Жигмонт открыл глаза. Он ощутил, как стекают по щекам капли холодной воды. Кто-то смачивал его лицо.
Попробовал пошевелить рукой. Понял, что рана перевязана. Плечо тупо ныло. Но он и не к такой боли привык.
Он лежал навзничь. Оперся ладонью о твердую поверхность – утоптанная земля. Немного приподнялся. С губ чуть не сорвался обычный вопрос: «Где я?» Но местность он узнал.
Северные ворота!
Голова еще кружилась. Жигмонт сел с усилием.
Вокруг него толпились люди.
Совсем близко сидела женщина, прикрыв колени заношенной одеждой. Он сразу узнал – старуха у фонтана! Она отставила щербатый кувшин, руки ее были мокры. Стало быть, черпала из кувшина воду и смачивала ему лицо. На этот раз ее взгляд не показался ему отрешенным. Она смотрела с искренним сожалением.
– Вам полегчало, господин? – произнесла она тихим тонким голосом.
Жигмонт вдруг заметил на ее пальце то самое кольцо, что он ей кинул. На золотой печатке – изображен немужской фигуры, по обеим сторонам которой – две птицы с человеческими ликами. Ему почему-то показалось смешным, что кольцо пришлось ей впору, что она носит его кольцо. Он улыбнулся.
Вокруг него толпились еще люди. Здесь были горожане, жившие поблизости; пригородные крестьяне с осликами в поводу. Стражники, нищие. Пестрели платья женщин. Шныряли мальчишки. Глаза девушек были грустны. В толпе тихо переговаривались и чего-то ждали.
– Это чужеземец!
– Но ведь и тот был чужеземцем!
– Они не могли не знать!
– Быть может, это месть?
– Надо бы установить, знакомы ли они друг с другом!
– Не тревожься понапрасну! Это сделают и без тебя!
– Какое красивое лицо!
– Человек, который так улыбается, не мог совершить ничего дурного!
– Это благородный господин!
– Но ведь поединки запрещены!
– Смотрите, того уже уносят!
Взгляды обратились в сторону.
Жигмонт тоже обернулся.
Несколько стражников поднимали с земли убитого, чтобы уложить его на грубые деревянные носилки. Жигмонт внимательно смотрел. Тело было сильно изрублено. Он узнавал эти раны. Двойник! Но теперь это был человек, не похожий на Жигмонта, хотя, пожалуй, что-то общее в них можно было подметить. Должно быть, они были одногодки, оба прекрасно сложены. Лицо мертвого, с красивыми чертами, с крепко сжатыми губами и закрытыми глазами, несло печать серьезности и таинственности. Так же как и Жигмонт, его бывший двойник носил чужеземную одежду. Жигмонт узнал покрой, в той стране, где так одевались, ему приходилось бывать.
«Я был прав. Это было действие внушения! Это наваждение! И даже что-то издевательское в этом есть – мы явно похожи немного. Должно быть, и образом жизни он напоминал меня – искатель приключений! Волосы у него светлые. Все это было бы даже забавно. Значит, это его решили убрать, уничтожить моими руками? Досадно, что мне пришлось сделаться чужим орудием! Я этого не люблю! Но все же! Почему-то меня не покидает ощущение, что дело не в нем, а во мне! Самомнение, однако!»
В толпе снова зашумели, загомонили.
– Начальник стражи! Начальник городской стражи!
– Где?
– Не толкайся!
– Убери осла!
– Начальник стражи собственной персоной!
– Дело серьезное!
– А ты, бабка, ступай-ка прочь отсюда! – какой-то мужик тряхнул за плечо старуху, все еще сидевшую подле Жигмонта.
– Оставь ее! – засмеялась женщина с корзиной. – Приятно посидеть у ног благородного господина!
– Должно быть, это напоминает ей молодость! – набавила другая. – Разве вы не видите, что когда-то и она была красива!
– И не милостыней зарабатывала себе на жизнь! – хихикнул парень в одежде слуги из богатого дома.
– Оставьте ее! – вступилась пожилая горожанка. – Она хоть и бедна, да честна! Не сводничает! Не попрошайничает нагло!
– Оттого и бедна! – вставил слуга.
– Ступай, бабушка! – продолжала горожанка. – Видишь, начальник городской стражи идет сюда!
– А, может быть, она первая нашла обоих!
– Да нет, я уже все знаю! Их нашел дозор на рассвете. Оба лежали вон там!
– Что ты болтаешь! Совсем не так все было! Слушайте меня! Дозорные заслышали шум поединка и бросились. А этот чернобородый красавец уже рубил своего приятеля в капусту! Стража приказала им остановиться! Чернобородый обернулся. Тут-то приятель его изловчился из последних сил и рубанул ему плечо! Оба рухнули на землю!
– Откуда ты все так знаешь? Уж не сам ли видел?
– Знаю, потому что Канио мне рассказывал, мой двоюродный брат, эту ночь он был в дозоре!
– А старуха?
– Старуха вместе со мной подошла! – сказала женщина с корзиной. – И грех смеяться над ней! Она оказалась милосердней всех нас! Сбегала за водой. Отодрала клок от своего рубища и перевязала плечо раненому!
– Ну, могла бы и побольше отодрать! Никто ее не изнасилует! Лилейное тело в прореху не проглянет!
– Начальник стражи! Начальник стражи!
– Вот он!
Раздались крики:
– Дорогу!
– Дорогу!
Стражники отталкивали любопытных, расчищая путь начальнику стражи.
Жигмонт оглянулся. Старуха уже скрылась в толпе.
Блеснули нарядные золоченые доспехи. Начальник городской стражи, на вид еще совсем молодой воин, встал перед Жигмонтом.
– Можете ли вы подняться? – был его первый вопрос.
Жигмонт оценил благородство и человечность этого вопроса. Он склонил голову, словно бы заранее выражая покорность любому справедливому решению своей участи.
– Да, могу.
Он встал и, несмотря на легкое головокружение, удерживался на ногах. Неподалеку он заметил одного из стражников, державшего его меч и кинжал. Другой стражник держал оружие его противника-двойника. Оба меча были окровавлены.
– Вы обвиняетесь в убийстве! – четко произнес начальник стражи. – Я должен препроводить вас в тюрьму! Согласны ли вы следовать за мной добровольно?
– Дадут ли мне возможность оправдаться и все объяснить или же казнят без суда и следствия? Я чужеземец и еще не так хорошо знаком с вашими обычаями и порядками!
– Вас подвергнут герцогскому суду, как человека благородной крови, и выслушают ваши оправдания!
– Что ж, я готов следовать за вами!
Толпа, восхищенно притихнув, слушала этот диалог. Благородный чужеземец снискал общие симпатии. Мужчин привлекала его горделивость, они уже готовы были преклониться перед его видимым бесстрашием. Женщины тайком вздыхали, чутье подсказывало им, какого замечательного любовника видят они перед собой.
– Дорогу!
– Дорогу!
Предводительствуемый начальником городской стражи отряд двинулся к дворцовой тюрьме. В середине, окруженный стражниками, шагал чужеземец.
Часовые впустили отряд. Начальник стражи пересек широкий, вымощенный каменными плитами двор и направился к приземистой башне. Он что-то сказал часовому, затем подошел к Жигмонту.
– Ступайте за мной!
Следом за начальником стражи пленник зашагал к башне. Начальник стражи сделал повелительный знак рукой – спутники его остались на месте.
Они поднимались вверх по винтовой лестнице. Жигмонт, шагая следом за молодым воином, развлекался игрой слабого света на позолоченных доспехах. Всякий раз, когда, казалось, что положение безвыходное, Жигмонт предпочитал не впадать в отчаяние, а просто отвлечься, вглядеться в какую-то мелкую черту, передохнуть, и тем временем обдумать и решиться на какие-либо действия.
Внезапно начальник стражи резко обернулся.
– Вы следуете за мной и не пользуетесь этим преимуществом!
– Не ждете же вы, что я ударю вас в спину! – Жигмонт засмеялся.
– Разумеется, не жду! Ведь я узнал вас! Вас трудно забыть и легко узнать! И этот смех, вселяющий такую бодрость и веселье, я уже слышал! Я даже запомнил ваше имя! – он назвал Жигмонта по имени. – Это ваше настоящее имя?
– Да!
– Но вы, должно быть, не помните меня? Вглядитесь!
Молодой человек в золоченых доспехах вскинул фонарь. Высветилось юное лицо с пышными усами, яркими губами, благородной формы носом. Юноша смотрел на Жигмонта с неподдельным восхищением.
Память у Жигмонта была не то чтобы хорошая, но скорее ее можно было бы определить как своеобразную, или, если угодно, избирательную. И сейчас он не мог вспомнить этого человека. Должно быть, не было особой нужды запоминать его.
– Нет, я не могу вспомнить вас! Мне жаль! Кто вы? Где вы меня видели?
Они стояли на лестнице. Свет фонаря рассеивал темноту.
– Я был тогда еще мальчиком! Мне и четырнадцати не минуло!
– Расскажите мне, где это было? Есть ли у нас время?
– Времени достаточно!
– Тогда садитесь на ступеньку! – Жигмонт снова улыбнулся.
– Но вы ранены, вы устали, – смущенно произнес юноша.
– У меня достанет сил выслушать интересный рассказ!
– Но часть этого рассказа, наверняка, знакома Вам!
Они по-приятельски уселись рядом на ступеньку, ступенькой ниже молодой начальник стражи поставил фонарь. Неяркий свет озарял сидящих мужчин и уходящую вверх лестницу.
Юноша начал свой рассказ.
