Текст книги "Знакомьтесь, мистер Блэк (СИ)"

Автор книги: Кира Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)

========== Часть 1 ==========

Одно из моих первых осознанных воспоминаний – это яркое солнце, голубое небо с редкими облаками, похожими на пушистые перья, и прозрачно-зеленая вода – она облизывает берег и оставляет на нем шипящую белую пену.

Не знаю, сколько мне тогда было лет, должно быть, совсем немного. Я строил замок из песка – огромный замок с высокими башнями, почти с меня размером, – как вдруг появился незнакомый мальчик. Он был больше меня и, наверно, старше. Помню, он держал красно-желтый полосатый мячик и громко смеялся. И швырнул этот мячик, сбив самую высокую и красивую башню, а потом прыгнул сверху, превратив мою постройку в развалины.

Помню белую вспышку и то, как этот мальчик и его мяч отлетели в сторону и шлёпнулись в прибой – волны зашипели и откатились прочь. Помню, как подбежала мама – ее длинное светлое платье красиво развевалось на ветру, а широкополую шляпу она придерживала рукой, чтобы не потерять, – и что-то быстро сказала, указав на мальчика. Тот сразу перестал хныкать, встал и поплелся прочь, забыв свой мячик, – тот так и прыгал на волнах недалеко от берега.

Мама же подняла меня, отряхнула, взяла на руки и понесла в тень: там в удобных креслах за столиком сидели бабушка и дедушка и пили из высоких бокалов что-то разноцветное и наверняка вкусное. Я однажды хотел попробовать, но мне сказали, что это только для взрослых.

Помню бабушкино зеленое платье из такой гладкой и шелковистой ткани, что ее так и тянуло погладить, как ящериц, которых я ловил в камнях. У нее были темные волосы с густой сединой надо лбом и очень строгое лицо, а когда она смотрела на маму, то губы у нее сжимались в тонкую линию. А дедушка носил соломенную шляпу со смешным названием… как же это… ах да, канотье! И мне ужасно нравились его пышные бакенбарды и ухоженные усы: я думал, что, когда вырасту, у меня непременно будут такие же.

–Простите, мадам, – тихо сказала мама, усадив меня на стул, – я не могла предположить…

–Неужто первый выброс? – спросила бабушка, не глядя на нее и обращаясь к дедушке. – Так рано?

–Вспомни себя, дорогая, – невозмутимо ответил он. – У тебя это началось в том же возрасте.

–Значит, пора браться за обучение всерьез, – кивнула она. – Надо же, как летит время…

Бабушка обернулась к маме и негромко спросила:

–Надеюсь, милочка, вы провели достаточно времени с сыном? Нам нужно возвращаться на виллу, час уже обеденный. Ну а вам, полагаю, пора в отель.

–Да, мадам, всего доброго, мадам, – едва слышно ответила мама, поцеловала меня и исчезла.

Я давно знал, что взрослые умеют так делать, и тоже хотел попробовать, но дедушка сказал, что для этого сперва нужно вырасти, а пока я могу поучиться другим интересным вещам.

Бабушка всегда называла маму «милочка», и я даже думал, что это ее имя, пока не узнал, что маму зовут Мерседес. Она почему-то жила отдельно, а когда я спросил дедушку, отчего так (бабушку об этом спрашивать не стоило, она сразу замолкала и делалась похожей на каменную статую), он, подумав, ответил, что мама не была женой моего папы, поэтому у нее другая фамилия, а живет она отдельно. Мне тогда было лет пять, и такое объяснение меня вполне устроило.

Впрочем, от визита до визита проходило столько времени, что я успевал забыть, как мама выглядит, – это еще когда я был совсем маленьким. А когда чуть подрос, терпел ее поцелуи и вежливо отвечал на вопросы: как я ем, как сплю, сколько гуляю, чему учусь… Можно подумать, бабушка позволила бы мне остаться голодным, а дедушка не проследил, чтобы я не отлынивал на занятиях верховой ездой!

Так или иначе, она появлялась в нашем доме всё реже и реже, а когда ей удавалось остаться со мной наедине – обычно рядом была бабушка или дедушка, или хотя бы наш старый домовик, – говорила, что очень любит меня, и не моя вина в том, что я вырос таким холодным, бесчувственным и неласковым. Я каждый раз так удивлялся, что потом шел спрашивать у бабушки: неужели я правда такой? Как так? На что она отвечала: способность чувствовать и привычка к месту и не к месту демонстрировать свои эмоции не имеют ничего общего. А я вовсе не бесчувственный, а просто воспитанный.

Не знаю, так или нет, но чем старше я становился, тем с большим трудом я выносил обильные ласки мамы, и с тем большим удовольствием учился у дедушки и слушал рассказы бабушки: так славно было забраться на диван с нею рядом, рассматривать рисунки в старинных книгах, расспрашивать о том и о сём…

Они всегда были крайне сдержаны, даже ругались только за запертыми дверями, так, чтобы я ничего не услышал. Бабушка обладала крайне гневливым характером, но мне не полагалось знать, что у старших имеются какие-то слабости. Другое дело, что я обо всем этом со временем узнал, но промолчал.

Мама, знаю, побаивалась нашего дома и старалась не заходить никуда дальше гостиной и моей комнаты. Даже на ночь никогда не оставалась… Впрочем, дом, я чувствовал, тоже не рад ее присутствию – она была здесь чужой. Странно, мне очень нравилось здесь: никогда не знаешь, где отыщется еще один потайной ход, чулан, набитый забытыми сокровищами, заброшенная комната… Одно крыло было вовсе закрыто, его не отапливали зимой, никогда не открывали штор на высоких окнах… и вот там-то я и находил самое интересное!

Но я отвлекся.

Где и как живет мама, я не знал, никогда не бывал у нее в гостях. Бабушка с дедушкой приглашали ее, если везли меня на курорт или просто в загородный дом, но и там она оставалась просто гостьей, которую в любой момент могут попросить отбыть восвояси.

Пока я был совсем маленьким, меня это не удивляло, но чем старше я становился, тем больше вопросов у меня появлялось.

–Дедушка, расскажи мне про папу! – просил я раз за разом, и он добавлял хоть слово, хоть два к тому, что я уже знал.

На портрете папа был совсем молодым, и дедушка подтвердил: он исчез, когда ему было всего восемнадцать, он только-только окончил школу… А после одного из таких разговоров дедушка тайком от бабушки открыл дверь в комнату моего папы.

–Это он? – безошибочно узнал я, увидев на стене большую колдографию.

На ней папа был еще моложе, чем на портрете, он сидел среди других ребят в квиддичной форме и сдержанно улыбался.

–Он был ловцом, – сказал дедушка и осторожно коснулся пыльного снимка кончиками пальцев, заставляя других игроков потесниться.

–А колдографий с мамой нет? – тут же спросил я, и он покачал головой, а потом произнес:

–Мы даже не знали, что он знаком с ней. Он всегда был чудовищно скрытным.

–Можно, я побуду здесь? – спросил я, оглядевшись.

–Да. Только не говори бабушке. И не слишком увлекайся… этим вот, – дедушка кивнул на желтые газетные вырезки в изголовье пыльной кровати. – Впрочем, что ты можешь там понять…

Я пробыл в этой комнате до самого ужина. Дедушка был прав: в пожелтевших вырезках я почти ничего не понял, но здесь было много другого. Старые тетради, исписанные мелким убористым почерком – в них я тоже мало что мог разобрать, но завороженно рассматривал страницу за страницей. Кое-где на полях были нарисованы забавные рожицы (наверно, папе становилось скучно на занятиях), кое-где записи прерывались вычислениями, перечеркнутыми по нескольку раз. Еще я нашел несколько записок, в них папу приглашали встретиться во дворе или на башне. Может, это были мамины? Я никогда не видел ее почерка… Впрочем, эти приглашения точно писала не одна и та же рука!

Нашлись и колдографии – школьные – и я с любопытством разглядывал папу и его однокурсников. Мамы среди них не было. Может, она училась на другом курсе? Или даже на другом факультете? А то и вовсе в другой школе?

Папина спальня стала моей тайной комнатой. Дедушка оставил мне ключ от нее, и я мог ходить туда, когда мне захочется… вернее, когда у меня было свободное от занятий время. Тогда я отпирал дверь, закрывался изнутри, смотрел на улыбающегося папу на колдографии – он был очень похож на дедушку, разве что без бакенбард, – и снова садился перебирать старые тетради и папки с вырезками.

Однажды, упустив листок – он провалился вглубь письменного стола, – я вытащил ящик целиком и полез за пропажей, запустив внутрь руку по самое плечо. И вдруг наткнулся кончиками пальцев на что-то гладкое, кожаное, как обложки у бабушкиных альбомов с колдографиями…

Я потратил полчаса, чтобы вытащить это что-то из глубин стола – рука у меня еще была слишком коротка, а домовика я звать не хотел. Однако наконец я все-таки сумел подцепить неизвестный предмет: это оказалась тетрадь, вернее, довольно большой блокнот в потрепанной обложке.

«Здравствуй, – сказал мне папа с первой страницы, я узнал его почерк, – Я даже не знаю, как тебя зовут, если ты вовсе появился на свет. Не знаю, мальчик ты или девочка. Но если ты читаешь это, значит, ты в нашем доме, значит, моя мама не бросила тебя…»

Я захлопнул блокнот и прижал его к груди, а потом спрятал под одежду, чтобы унести с собой и найти для него тайник понадежнее. Я почему-то был уверен, что бабушка не разрешит мне читать эти записи.

Так у меня появилась еще одна тайна.

========== Часть 2 ==========

Когда мне исполнилось семь, дедушка тяжело заболел, и бабушка впервые разрешила мне побыть у мамы. Она не желала отправлять дедушку в больницу святого Мунго, дневала и ночевала у его постели и не могла уделять мне время. Целитель почти поселился у нас, но за мной мог присматривать только домовик, а этого бабушке казалось мало. Если честно, я прекрасно бы обошелся, но как ей возразишь?

–Бабушка, но дедушка ведь поправится? – спросил я, когда она, взяв меня за руку, собралась отправиться к моей маме.

–Обязательно, – ответила она, глядя в сторону.

–Бабушка, а чем он болен?

–Драконьей оспой. Сейчас в Лондоне настоящая эпидемия.

–Я ведь тоже ей болел, – вспомнил я, – совсем недавно!

–Да. Только у детей она проходит быстро и обычно бесследно, – сказала она, а я вспомнил, как меня веселили позеленевшие руки. Правда, пахло от меня тогда очень скверно, а целитель запретил мыться, пока не заживут все волдыри. – У взрослых… у взрослых болезнь протекает тяжело.

–Бабушка, – шепотом спросил я, – получается, дедушка заразился от меня? Я же первым заболел!

–Не думаю, – покачала она головой с высокой старомодной прической, как у дам на портретах. – Скорее уж, это он принес домой заразу. Ты ребенок, ты слабее, поэтому заболел первым, а он сам – чуть погодя, у взрослых организм сильнее и дольше сопротивляется. Сам подумай, ты же не бываешь в людных местах, где бы ты мог подцепить эту дрянь?

–Скорее бы дедушка поправился… – сказал я, опустив голову. – Только ты тоже не заразись!

–Я уже переболела в детстве, – ответила бабушка. – Не переживай. И веди себя достойно.

Я пообещал, и она, поцеловав меня на прощание – очень коротко и сухо, как обычно, – передала меня с рук на руки маме.

Впервые оказавшись у нее, я с интересом осматривался. Она жила в хорошеньком маленьком коттедже с отличным видом и замечательным садом. Я знал, что мама очень любит возиться с цветами, и похвалил ее пышные ухоженные клумбы – ей было приятно, я видел.

Для меня она приготовила комнаты на втором этаже – не сама, конечно же, в доме была служанка, – светлые и просторные. Игрушек там было не счесть!

Правда, мама очень огорчилась, когда я не стал играть ни в солдатиков, ни в железную дорогу, просто рассмотрел и положил на место. Конечно, железная дорога была очень хороша, так тонко сделана, даже дедушке бы, наверно, понравилось! Но что проку водить туда-сюда маленький паровозик? Может, детям помладше это интересно, а мне быстро наскучило.

Больше в доме заняться было нечем. Я спросил, есть ли здесь библиотека, и мама показала мне ее, но там были только скучные книжки про любовь и приключения. Я ничего не имел против приключений, дедушка даже давал мне тайком от бабушки маггловские книги о путешествиях в далекие страны и о разных изобретателях. В тех книгах тоже иногда попадалось про любовь, но там ее было совсем мало: например, отважный молодой капитан спасал дочь судовладельца, а в конце женился на ней, или прекрасная туземка помогала путешественнику, но он уплывал домой, к жене и детям. В общем, я хотел читать про открытия и исследования, а не про то, как у какой-то губернаторской дочки трепетали ресницы при виде парусов корсара на горизонте. (Когда я вырос, то из любопытства нашел тот опус и, клянусь, именно так там и было написано!)

Я сделал все задания на неделю вперед. Мама выгоняла меня в сад, подышать свежим воздухом, но я не шел, потому что просто сидеть на скамейке было скучно. Тогда она взяла меня в парк, обычный. Наверно, думала, что я удивлюсь.

Я не удивился: дедушка показывал мне, как живут магглы. Я, хоть и был еще маленьким, быстро выучил, как надо разговаривать с кондуктором или полицейским, если вдруг заблужусь. Домашний адрес-то я забыть никак не мог, а вот доехать туда в одиночку было сложно. Но я справился: в качестве экзамена дедушка оставил меня одного на окраине Лондона, дал мне немного маггловских денег и велел добираться домой, как сумею. Я знал, что за мной присматривает домовик, да и сам дедушка наверняка был неподалеку, но и без того не собирался плакать и звать на помощь.

Какая-то добрая женщина помогла мне сесть на автобус, который шел до станции метро – туда меня пустили бесплатно. Другая женщина сердито сказала, что таких маленьких детей нельзя отпускать одних, взяла меня за руку и держала, пока мы не сошли с движущейся лестницы. Я поблагодарил ее и заверил, что знаю, на какой поезд мне нужно. Тут, правда, пришлось помучиться, потому что в карте лондонской подземки черт ногу сломит, а еще я понятия не имел, где ближайшая к моему дому станция. Здесь мне помог сперва полицейский (он хотел отвести меня в участок и поискать родителей-разгильдяев, но я честно сказал ему, что меня так проверяют – сумею ли я один ездить в школу, так что где-то рядом есть сопровождающий, и он успокоился), а потом дурно пахнущий мужчина в рваной одежде. Этот живо объяснил мне, до какой станции нужно доехать, где пересесть и где выйти, а когда я хотел дать ему шиллинг, только вздохнул. Но булочку взял.

Но то было в прошлом году, а в этом я послушно прокатился на карусели, попробовал мороженое и даже посмотрел мультфильмы в летнем кинотеатре. Это меня тоже не удивило. Бабушка, помнится, страшно ругалась и упоминала кого-то, кого увлечение маггловской культурой не довело до добра, но дедушка возражал, что виновато именно бесконтрольное и бессистемное увлечение, а если осторожно познакомить ребенка (то есть меня) с этим безобразием, то запретный плод не будет казаться настолько сладким. И бабушка, как обычно, согласилась. Она была очень властной, но дедушка мог ее переупрямить, если считал это необходимым. Другое дело, что такое случалось крайне редко.

Что еще со мной делать, мама не знала. Я рассказал ей про уроки и про своего пони (я очень по нему скучал), про то, что успел прочитать, а она только вздыхала. И тогда я решился и сказал:

–Мама, пожалуйста, расскажи мне о папе!

Она так побледнела, что я испугался, как бы ей не сделалось дурно. Домовика тут нет, а служанку мама отпустила, чтобы в доме не было чужих ушей…

–А разве ты ничего о нем не знаешь? – спросила она, когда я принес ей стакан воды.

–Совсем мало, – сказал я. Про потертый блокнот я рассказывать не хотел, я еще не прочел его до конца, да и в прочитанном понял далеко не всё. – Только то, что он был очень хорошим. Достойным сыном. И что он пропал, когда я еще не родился.

Мама покивала мелко-мелко, как китайская фарфоровая куколка: у бабушки стоит такая на секретере, чей-то подарок – если ее тронуть кончиком пальца, она начинает кивать лакированной головкой с пышной прической и кивает, пока не устанет.

–Он был очень хорошим, – сказала она. – Наверно. Мне так казалось… Я почти не знала его.

–Как так? – удивился я, и она рассказала.

Память у меня тренированная, поэтому чуть позже, сопоставляя ее рассказ с записями в блокноте, я воспроизвел цепочку событий, приведших к моему появлению на свет.

Когда мой папа познакомился с мамой, ему было всего восемнадцать лет, а ей и того меньше. Он нарочно искал девушку чистой крови, не обучавшуюся в школе: по какой-то причине ни одна из знакомых его не устраивала.

Чистокровные семейства, даже если это не кто-то из двадцати восьми, прекрасно известны, и папа отыскал маму: ее семья полагала, что в школе хорошему не научат, а приличным девушкам не пристало ходить на уроки вместе с юношами и тем более находиться с ними в одном общежитии. Всему необходимому маму обучили родители. Жили они, как и мы, бок о бок с магглами, поэтому хорошо разбирались в их жизни и считали, что даже чистокровным не зазорно пользоваться достижениями простых людей.

Так папа и познакомился с мамой – в том самом парке, куда она водила меня на прогулку. Сперва они вместе кормили уток, потом зашли в кафе, а затем…

Мама не вдавалась в подробности, но я догадался: сперва они целовались, как в книжках, а потом она узнала, что должен родиться я. Жениться на ней папа не успел. (Вернее, и не собирался, если я правильно истолковал его сдержанные записи в блокноте.) Он оставил ей достаточно денег на тот случай, если родители выгонят ее из дома, а еще наш адрес.

Родители в самом деле отказались от мамы – она опозорила семью: нельзя же просто так взять и принести домой ребенка, если ты не замужем! А мама еще и не могла сказать им, откуда я взялся, потому что папа взял с нее клятву молчания.

Мама пожила у магглов – денег хватало на то, чтобы снимать жилье. Увы, когда я родился, стало ясно, что в одиночку ей не справиться. Тогда она пошла по адресу, который оставил папа. Мама так и так должна была это сделать, потому что обещала, но тянула, сколько могла.

Как ее встретила бабушка, мама рассказывать не стала, но я мог представить… Хорошо еще, у мамы были доказательства: и письмо папы (без адреса, написанного его рукой, она никогда не нашла бы наш дом), и его кольцо, и медальон с его портретом… И я.

Магия рода признала меня, но не маму – она ведь не была женой папы. Ей позволили остаться в доме, но он не принимал ее, пугал и гнал прочь. Да и бабушка, думаю, была не слишком ласкова с ней.

Мама ушла, едва выдержав год жизни в нашем доме. Бабушка с дедушкой сняли ей этот коттедж, положили хорошее содержание и позволили навещать меня, не злоупотребляя, впрочем, визитами. Ну и, разумеется, мама снова поклялась не говорить посторонним обо мне и о папе, о том, почему он исчез…

–Почему? – спросил я в который раз. Я же не был посторонним, на меня обещание не распространялось!

–Он не сказал, – ответила мама, приглаживая мне волосы. – Говорил лишь, что есть дело, которое по силам только ему. Он был уверен, что не вернется, и хотел, чтобы… чтобы у него осталось продолжение на этом свете…

Она умолкла. Я уже прочитал в блокноте: папа действительно полагал, что не вернется. Но он был достойным отпрыском рода и не мог умереть, не оставив наследника… Вот почему он выбрал маму – красивую девушку чистой крови, такую, что даже бабушка не нашла бы, к чему придраться (хотя она все равно сумела), – и сделал так, чтобы я появился на свет. Конечно, мог родиться не мальчик, а девочка, но тут уж ничего не поделаешь…

«Я никогда не любил Мерседес, – было написано в блокноте. – Я использовал ее, как племенную кобылу, лишь для того, чтобы получить потомка. Надеюсь, она тоже не успела полюбить меня и не горевала обо мне».

Но папа ошибся: мама всё еще помнила о нем. Он улыбался с портрета на ее туалетном столике, махал рукой с колдографии на каминной полке, смотрел с маггловской неподвижной карточки, которую она носила с собой – там они были сняты вдвоем…

Конечно, я ничего не сказал маме. Да она бы и не поверила, а давать ей папин блокнот я не хотел. Он был только моим.

========== Часть 3 ==========

К счастью, вскоре дедушка пошел на поправку, и меня забрали домой.

Как я был счастлив, когда тяжелые двери особняка захлопнулись за моей спиной, отсекая уличный шум!

–К дедушке пока нельзя, – сказала бабушка, обняв меня теплее обычного. Наверно, тоже соскучилась, подумал я. – Но скоро вы с ним снова сможете гулять по этим ужасным маггловским подворотням!

–Ба… – начал я, но осекся. Выходит, она знала?

–Ты думал, я не в курсе, чем вы занимаетесь? – будто прочитала она мои мысли. – Не считай взрослых глупее, чем они есть на самом деле! И иди к себе, отдохни.

–Я не устал, бабушка!

–Устал, я вижу, – отрезала она. – Ты, как твой отец, не выносишь… хм… телячьих нежностей, а Мерседес способна зацеловать паровоз, что уж говорить о маленьком мальчике! Если бы ты остался с ней, – добавила бабушка, – она бы превратила тебя в чудовище. Хорошо, что у твоего отца хватило соображения взять с нее Непреложный обет явиться с тобою к нам!

Вот как, значит, это было не просто обещание! И правда, если бы не Обет… А вдруг бы мамины родители ее не прогнали, а стали растить меня, как своего внука, дали бы свою фамилию? Что тогда? Но папа обо всём позаботился…

Тогда я впервые подумал, что папа, наверно, был не слишком-то добрым человеком. Вернее, он был добрым к бабушке с дедушкой, и был бы добрым ко мне, но не к другим людям.

Дедушка вышел из своих покоев еще через две недели, а на прогулку со мной смог отправиться только через месяц, но я и тому был рад: целитель сказал (я подслушивал), что драконья оспа особенно опасна в этом возрасте. Маленькие дети и глубокие старики выздоравливают, а люди в расцвете лет, случается, умирают от пустяковой, казалось бы, болезни! И он не приврал: бабушка сказала, что от той же драконьей оспы умерли двое ее дальних родственников, у которых был внук моего возраста.

А еще через полгода я услышал, как бабушка с дедушкой яростно спорят, забыв даже о заглушающих чарах. Неужто я мог устоять?

–Нет, говорю я тебе, нет и еще раз нет! – судя по всему, бабушка готова была взорваться, как кипящий чайник с закрытой крышкой.

–Послушай меня, – негромко и очень спокойно говорил дедушка, но это только казалось, что спокойно, он тоже мог полыхнуть в любой момент, как огонь в камине, если туда плеснуть виски. – Это всё-таки наш сын! Наш первенец!

–Предатель рода!

–Да ты хоть знаешь, что с ним там происходит?! – громыхнул дедушка, и я присел за лестничной балюстрадой, потому что мне показалось – вот-вот рухнет громадная люстра. – Я сам сотни раз говорил «убил бы мерзавца», так вот, лучше бы я его убил, чем обрекать на эту пытку!

«О ком это они?» – подумал я.

–Он сам себя на это обрек… – выговорила бабушка сквозь зубы.

–Не пытайся казаться бесчувственной, у тебя скверно выходит, – отрезал дедушка. – Полагаешь, я не слышу, как ты зовешь их по ночам? Обоих, не только младшего!

–Неправда!

–Правда! – дедушка хлопнул ладонью по столу, и ваза с цветами опрокинулась, жалобно звякнув. – А мне, думаешь, легко смотреть на внука, который похож на обоих сразу? Они же были почти неразличимы, пока не подросли!

–Скажи еще, что это мое воспитание виновато в том, что… что… – бабушка вдруг всхлипнула, и я затаил дыхание, потому что никогда в жизни не видел ее плачущей. Это было… не знаю, как если бы небо на землю рухнуло!

–Может быть. А может, виной тому дурная компания, – процедил дедушка. – Обоих воспитывали одинаково, но… выросло то, что выросло.

«У папы есть брат? – дошло до меня. – И он… кажется, он что-то натворил, раз они так о нем говорят…»

–Что ты предлагаешь? – спросила бабушка неожиданно спокойным тоном. Она вообще быстро вскипала, но так же быстро успокаивалась.

–Ему не место там.

–Но и здесь ему не место, – ответила она. – Он сам не захочет жить с нами, по нашим правилам… И я не желаю, чтобы он находился рядом с ребенком.

–Согласен, – сказал дедушка. – Но я уже всё продумал. Правда, придется заплатить, но мы можем себе это позволить… ради сына.

–Предателя!

–Перестань, – властно сказал он. – Перестань… Ему было чуть больше двадцати. Что может соображать мальчишка в таком возрасте?

–Его брат соображал намного лучше даже в пятнадцать.

–Да? И где он теперь? – я видел, как дедушка сощурился, а у бабушки задрожали губы. – Не знаешь? И я не знаю. Мы даже похоронить его не можем, хоть и знаем, что он мертв. А старший – жив.

–Его не выпустят. У него ведь пожизненное, – тихо сказала бабушка, комкая в пальцах кружевной платок. – А если пытаться подать на апелляцию… не пропустят. Ты же помнишь обвинение: все свидетельства против него, и…

–Наш сын дурак, дорогая, – сказал дедушка, – очевидно, это последствие близкородственного брака. Однако он все-таки не клинический дебил, раз уж ухитрился закончить школу. История эта – одно сплошное темное пятно, а разобраться в ней никто и не пытался. И не попытается, потому что фигуранты уже мертвы, им посмертно присвоено звание героев, а наш сын… Ну, подумаешь, еще один восторженный идиотик, бросивший жизнь под ноги ложному кумиру! Их во все годы хватает…

–Значит, ты хочешь дать взятку?

–Да. Я хочу дать большую гнусную взятку всем, кто пожелает – а таких будет масса, – и забрать умирающего сына домой, чтобы он провел последние дни с родителями.

–Как… умирающего? – голос у бабушки сорвался, она прижала платок к губам.

–Пока – никак, – резко ответил дедушка. – Но он непременно умрет, и мы торжественно похороним его в семейном склепе.

–Значит, пересмотра дела не будет…

–Нет, потому что никакого дела и не было. Это другую нашу родню судили полным составом и вынесли приговоры, а во время войны – преступление свершилось, свидетели в наличии, вот и всё! – Дедушка отошел в сторону и зазвенел бокалами. – Я давно прощупывал почву, но понял – безнадёжно. В лучшем случае, ему определят более мягкий режим содержания, в худшем – решат, что он вполне достоин поцелуя дементора.

–Да уж, не трогай – не воняет, – высказалась всегда такая чопорная бабушка, и я чуть было не ойкнул. – Но ты уверен, что деньги не пропадут? Что нам в самом деле отдадут сына?

–Я буду меняться только напрямую, – серьезно сказал дедушка. – На месте. А тебя я попрошу не набрасываться на него с порога ни с руганью, ни с заботой. Займись лучше внуком. Ему видеть дядюшку совершенно ни к чему.

–Конечно, дорогой, – неожиданно тихо сказала бабушка. – Я…

Я видел: дедушка обнял ее и погладил по голове.

–Я виноват, упустил его, – сказал он. – Может, чуть меньше опеки, чуть больше свободы, и он не сорвался бы так? А еще – он всегда ревновал к младшему, но я слишком поздно это заметил…

–Мы, – поправила бабушка. – Но и тогда еще не было поздно.

–Магглы говорят: первый ребенок – последняя кукла, первый внук – первый ребенок, – произнес дедушка. – Поэтому…

–Я поняла, – кивнула она и отстранилась. – Хорошо. Если денег не хватит, продадим мой свадебный бриллиантовый гарнитур. Все равно я его уже никогда не надену, а невестка такую древность и не примерит!

–Дорогая, средств у нас достаточно, чтобы выкупить всех узников, – ответил он, – но нам нужен только один.

–Но что мы станем с ним делать?

–Отправим как можно дальше отсюда.

–Ты будто не знаешь его натуру! – рассмеялась бабушка. – Как ты его удержишь… где бы там ни было? Под Империо? Чем это лучше тюрьмы?

–Нет, нет, – дедушка покачал головой. – Я предложу ему на выбор: Непреложный обет, такой, что не позволит ему даже со стула встать, если он только задумает вернуться, или же…

–Обливиэйт?

–Да. Мощный, такой, чтобы он забыл эту свою дурную компанию… Вернее, не совсем забыл, а помнил, что угодил в тюрьму из-за того, что связался с ними.

–Придется заменить часть воспоминаний.

–Будто ты не умеешь… – дедушка помолчал. – Вилла в Калифорнии почти весь год стоит пустой. А ему сейчас нужно солнце…

–Ты… хочешь сделать так, чтобы он вообще не вспомнил о нас? – голос у бабушки дрогнул.

–Пока не знаю. Надо посмотреть на него поближе, – серьезно сказал он, – и решить, что будет милосерднее: вовсе лишить его воспоминаний или сохранить их и заставить мучиться невозможностью преступить Обет…

–Я думаю… – бабушка вдруг оживилась, – думаю, это можно будет сочетать.

–Каким образом? – нахмурился дедушка.

–Дурная компания, ошибка юности, годы в тюрьме, тяжелая болезнь, – проговорила бабушка. – Никаких больше потрясений, никаких войн и битв… захочется развлечься – пускай катается на волнах, объезжает лошадей или эти маггловские… как их? Мотоциклы? А есть еще Мерседес.

–Не понимаю тебя.

–Все просто, дорогой, – сказала бабушка, глядя ему в глаза. – Всё очень просто. Братья ведь очень похожи. Ничего не стоит убедить Мерседес в том, что это не старший, а младший, немного повредившийся в уме после долгого заключения. Она ведь не знала его толком, да и была для него всего лишь племенной кобылой!

«Точно, так и было написано в блокноте!» – вспомнил я и снова обратился в слух.

–Мне жаль бедную девочку, но я никогда не смогу принять ее как дочь, пускай даже она подарила нам внука, – продолжала бабушка.

–Хочешь, чтобы она обратила нерастраченную любовь на нашего сына? – спросил дедушка.

–Да. Возможно, ему просто не хватало тепла… – проговорила она. – Но что же поделать, если почти все мы… такие? Страстные и при этом замкнутые?

–Пожалуй, ты права, – задумчиво сказал он. – Мерседес еще очень молода и весьма привлекательна, она чистокровная, она недурная волшебница. Кто-то вполне может захотеть взять ее в жены, и тогда неизбежно всплывет и то, что родители отказали ей от дома, и то, что она живет неведомо, на чьи деньги… Положим, какого-то грязнокровку это не смутит, но…

–Слухи неизбежны.

–Вот именно. А она будет рада поверить в нашу историю, – произнесла бабушка, и усмехнулась. – Судя по подборке так называемой литературы в ее библиотечке, подобный поворот событий ее не удивит и не испугает, а, напротив, восхитит! Важное задание, ложное обвинение, провалы в памяти и необходимость жить как можно дальше от Британии… Романтика чистой воды!

–И фамилию менять вовсе не нужно. Не такая уж она редкая, особенно в маггловском мире, – добавил дедушка. – И если у них вдруг будут дети… я только порадуюсь. Правда, над нашим отпрыском придется поработать. Я займусь им сам.

–Хорошо, дорогой, – был ответ.

Они поцеловались, а я проскользнул в свою комнату и наконец-то мог вздохнуть свободно.

Выходит, у папы действительно есть старший брат, который сейчас сидит в тюрьме? Я уловил, что он попал туда как-то неправильно. И теперь дедушка хочет выкупить его оттуда и спрятать подальше… с мамой вместе. Ее, правда, не спросили…

И как это выйдет, интересно? Дядя будет считать, что я его сын? Или же он обо мне вообще не узнает, а мама не вспомнит?

Помню, мне было до ужаса интересно, как же устраивают подобное!