Текст книги "Клуб для избранных"
Автор книги: Кэтрин Стоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)
– Хочешь попробовать? – снова предложил он.
– Конечно.
– Начни отсюда, – сказал он, подавая ей лук.
Лесли робко взяла стрелу и попыталась совместить ее с тетивой. Обе завибрировали. Они никак не хотели слушаться, хотя, когда она наблюдала за Джеймсом, все казалось таким простым. Лесли потянула тетиву и удивилась, обнаружив, что та сопротивляется. Безуспешно промаявшись несколько минут, она со смехом обернулась к Джеймсу:
– А это, оказывается, трудно!
– Практика нужна.
– И еще сила. И координация. Вот у тебя здорово выходит.
– Давай вместе.
Он встал за ее спиной, положил левую руку поверх ее руки, а правой выпрямил стрелу и потянул назад.
Стрела угодила в самый центр ствола, затерявшись среди остальных. Джеймс выпустил Лесли и направился к сосне. Уложив стрелы в колчан, он обернулся к ней. Оба молчали.
– Пошли поищем оленя, – наконец сказал он.
– Джеймс... – Лесли запнулась. – По-твоему, я могу быть охотником? – Она надеялась, что если он доверит ей лук, оленю ничего не грозит.
– Конечно, – с улыбкой отозвался он и, словно догадавшись о ее страхах, добавил: – Я не убиваю зверей ради развлечения.
– Тогда что же ты делаешь?
– Охочусь. Мне казалось, что дочь профессора английской филологии понимает смысл этого слова. – Он помолчал. – Это означает искать, выслеживать. Но не убивать.
– Тогда зачем тебе лук?
– Потому что, когда я охочусь, мне нравится стрелять в деревья, – отрезал Джеймс, и Лесли поняла, что переступила грань. Она разговаривала с ним так, словно давно его знала, поддразнивала, как будто он был обыкновенным мальчишкой, одним из ее приятелей.
Но он был Джеймсом. Пока они молча пробирались сквозь чащу, Лесли пыталась понять, чем она его обидела. «Наверное, он решил, что я дура», – в отчаянии думала девочка. Надо бы переменить тему разговора, но как назло ничего не приходило в голову.
Тропинка вывела их на широкую лужайку. Джеймс замедлил шаг, обернулся и приложил палец к губам. Лесли понимающе кивнула.
Он заметил оленей первым, еще когда они были скрыты густым буро-зеленым подлеском. Но вот животные вышли на простор, и Лесли невольно ахнула от восторга.
Они были прекрасны, все трое – двое взрослых и детеныш. Они грациозно двигались, не подозревая об опасности. Но вот ветер донес до них незнакомый запах. Олени мгновенно насторожились, почуяв неладное.
Лесли хотелось успокоить их, крикнуть: «Не бойтесь! Мы не сделаем вам ничего плохого». Минуту или две животные и люди, застыв, созерцали друг друга. Потом, словно в замедленной съемке, олени направились к лесу и исчезли в буровато-зеленом мареве.
– Какие они красивые! Такие грациозные, величавые... Мне нравится охотиться, – в восторге призналась Лесли и тут же мысленно обругала себя за то, что сморозила глупость.
– Охота хороша, даже если не встретишь оленя, – кивнул Джеймс, усаживаясь на поваленное дерево и доставая сигарету.
– Верно, – согласилась Лесли, с наслаждением вдыхая осенний воздух, напоенный ароматом сосен. Через несколько секунд к нему примешался запах сигаретного дыма.
– Вкусно?
– Дело не только во вкусе. Когда куришь, чувствуешь тепло, как будто у тебя внутри горит маленький костер.
– Пахнет приятно. Лучше, чем в городе. – Она покосилась на сигарету, небрежно свисавшую с уголка его губ: Дымок скрыл лицо Джеймса, заставив его прищуриться. Лесли не раз наблюдала, как ее приятели пытались курить сексуально. Они выдыхали дым через ноздри, пускали кольца, зажимали сигарету губами и не выпускали, пока та не догорала. Несмотря на многочасовые упражнения перед зеркалом, сексуальным такое курение не выглядело.
Лесли была уверена, что Джеймс никогда не тренировался перед зеркалом. Он обращался с сигаретой естественно и, как ни странно, добивался того, к чему безуспешно стремились мальчики из ее компании.
– Ты никогда не пробовала курить? – спросил он. Лесли покачала головой. Пай-девочка, да и только! .– Хочешь?
– Конечно, – расхрабрилась она.
Джеймс вынул сигарету изо рта и протянул ей.
– Лучше начинать с уже зажженной, – пояснил он. – Вдыхай, только медленно и неглубоко.
Лесли ощутила внутри тепло – это было приятно, потом непреодолимое желание раскашляться, потом – легкую тошноту.
– Ой!
– Голова закружилась?
– Да. Уже прошло. Отчего это?
– Наверное, от никотина.
– Приятное ощущение. Ты поэтому куришь? – поинтересовалась она, раздумывая, сделать ли вторую затяжку.
– Нет. Я этого уже не чувствую. Просто курю. Оставить тебе сигарету?
– Угу.
– Отлично! За то, что я пристрастил тебя к курению, твои родители полюбят меня еще сильнее.
– Но ты им понравился!
– Ага. Как и твоим подружкам.
Лесли обреченно вздохнула. Ее бесило, что девочки даже не пытаются скрыть своего презрения к Джеймсу. Оставалось надеяться, что сам он этого не замечает. Оказалось, надеялась она напрасно.
– Они просто тебя не понимают, – рискнула предположить она, с трудом удерживаясь, чтобы не добавить: «Да и я тоже».
– Зато они прекрасно понимают, что я не принадлежу к их избранному кругу.
– Но на экзаменах ты был одним из лучших.
– Вот-вот. Для вашей компании это самое главное. На свете есть масса умных людей, которые проваливают экзамены, потому что у них совсем другой ум. Но для твоих друзей экзамены – это нечто вроде золотого стандарта, единственное мерило успеха и человеческой ценности.
Лесли прищурилась, глядя на вьющийся дымок сигареты. После третьей затяжки она опять испытала легкое головокружение. «А может быть, виной тому Джеймс?» – думала девочка, с удивлением прислушиваясь к гладким, правильно выстроенным пассажам, разительно отличавшимся от коротких рубленых фраз, которыми он обычно изъяснялся в школе. Который из них настоящий Джеймс – бесстрашный предводитель банды или независимый, но законный член ее компании? Может, оба?
– Это вовсе не единственное мерило успеха, – слабо запротестовала Лесли, хотя знала, что, по мнению ее друзей, все остальные достоинства – а таковые у них имелись – должны основываться на обязательном преуспеянии в науках. – Я не меряю человека его школьными отметками.
– Знаю. Но твои друзья поступают именно так.
– Они и твои друзья – во всяком случае, мальчики. Они восхищаются тобой, даже завидуют. Они не могут понять, как можно так хорошо учиться, совсем не занимаясь.
– Я занимаюсь, – возразил Джеймс, думая о том, как нелегко выкроить для этого время. Надо успеть до ужина, пока не пришел отец и не начался очередной скандал. Тогда учить уроки уже невозможно. Приходится уходить из дома. Иногда он коротал вечер в университетской библиотеке, иногда шел в гости к приятелю или девушке. А порой садился на мотоцикл и мчался куда глаза глядят с бешеной скоростью.
Вот почему он частенько опаздывал на вечеринки. Все считали, что он был в другой компании или на свидании. На самом деле он занимался – там, где в этот день сумел найти место для занятий.
Джеймс чувствовал, что Лесли наблюдает за ним. Скосив на нее свои пантерьи глаза, он сказал:
– Все равно твои подружки – лицемерки. Корчат из себя светских дам, а на деле не могут смириться с тем, что кто-то от них отличается. Они и меня от тебя оттирают.
Оттирают? Лесли почувствовала, как голова у нее закружилась еще сильнее, а сердце гулко застучало.
– Что ты сказал?
– Стоит мне приблизиться, как они окружают тебя плотным кольцом. Я чувствую себя «Титаником», наткнувшимся на айсберг.
Лесли прыснула.
– Остроумно. Им бы понравилось такое сравнение. Но ведь ты непотопляем, правда? – спросила она, испытывая неловкость за своих друзей.
– Правда, – согласился Джеймс, вставая. – Пошли. За следующей поляной, примерно в миле отсюда, открывается прекрасный вид на горы. Давай окурок.
Лесли протянула ему остаток сигареты. Джеймс уложил оба окурка – ее и свой – в карман.
– Не хочу здесь мусорить, – смущенно пояснил он.
«И правильно», – мысленно одобрила Лесли. Она уже поняла, что Джеймс, при всей своей внешней суровости, в душе – чувствительный милый парень. Правда, она всегда это подозревала.
Они двинулись по узкой тропинке, обрамленной папоротником. Джеймс шагал впереди. В какой-то момент он остановился, чтобы показать спутнице оленьи следы.
– Совсем свежие. Матка с детенышем. Наверное, идут к озеру, – предположил он.
Лесли кивнула.
– А теперь смотри сюда. – Он сложил указательный и средний пальцы и вдавил их в мягкую грязь, оставив след, похожий на олений. – Видишь разницу?
Лесли нагнулась. По ее мнению, оба следа выглядели одинаково.
– Мы оставляем такие следы, когда охотимся с людьми, которые думают, что у них на все есть готовый ответ, – улыбнувшись, объяснил Джеймс.
«Как мои друзья», – мелькнуло у Лесли.
– Нарочно обманываете?
– Ну да. Браво, Джеймс!
Они достигли следующей поляны. Отсюда Каскадные горы выглядели как на ладони – зигзагообразный ряд зеленых, коричневых и каменных вершин, увенчанных снегом.
– Господи! – ахнула Лесли. Она и не предполагала, что на свете существует такая красота. Заметив, что Джеймс собирается закурить, она протянула руку.
– Хочешь еще?
– Да.
Он нехотя вытащил из пачки еще одну сигарету. Решив, что он опасается реакции ее родителей, она поспешила его успокоить:
– Маме ты понравился.
– Откуда ты знаешь?
– Вижу. И отцу понравишься, когда он познакомится с тобой поближе.
– Особенно если он узнает, что я научил его дочь курить.
– Ты слишком много куришь.
– Знаю. Дурная привычка, – беззаботно согласился Джеймс. – А вот ты вряд ли пристрастишься – не тот тип.
Он поднес Лесли спичку. Она попыталась затянуться, вспоминая, как это делал Джеймс, и тут же раскашлялась. Опять закружилась голова, а по телу разлилось блаженное тепло. Почему-то это придало ей смелости.
– А твоя подружка курит?
– Моя подружка? – непритворно удивился Джеймс. – О ком ты?
– Говорят, ты встречаешься с девочкой, которая учится в школе Эдисона, – тщательно подбирая слова, ответила Лесли, умолчав о том, что, если верить слухам, он с ней спит.
– Она вовсе не моя подружка. У меня нет девушки.
– И никогда не было?
– Никогда.
– Но ведь когда-нибудь будет?
– Не знаю. Наверное. Если и будет, я не собираюсь относиться к этому как к дурацкой игре.
Дурацкий... Его любимое словцо.
– Ты хочешь сказать – не так, как я и мои друзья? – Она понимала, что он прав, но все же приговор был слишком суров. Единственное, в чем их можно было обвинить, – так это в желании поскорее влюбиться. Поэтому они и меняли партнеров так часто, не понимая, что в друга, которого знаешь с детства, влюбиться невозможно.
– А у тебя есть парень? – как бы невзначай спросил Джеймс.
– Нет, – с вызовом ответила она, выдыхая дым. Это была почти правда. Отношения с Дэвидом исчерпали себя. Говорить им было не о чем, в постель не тянуло. Но недавно что-то началось с Аланом – капитаном команды пловцов и, разумеется, отличником.
– Понятно.
– Почему ты не хочешь завести подружку?
– Не вижу в этом необходимости, – не подумав, брякнул Джеймс. Он действительно без труда находил девиц, когда хотел. Поняв, что резкие слова шокировали его спутницу, он попытался объяснить: – Мне кажется, нельзя всерьез связываться с кем-нибудь, тащить человека в свою жизнь, пока сам не знаешь, чего хочешь.
Наступило долгое молчание. Лесли смотрела, как медленно и грациозно поднимается дымок над ее сигаретой. Головокружение не прошло, но соображала она ясно.
Ее кавалеры... Она использовала их, они – ее. Все они искали чего-то необычного, волнующего. Им хотелось брать, не давая ничего взамен. При этом все они руководствовались разумом, а не чувствами. Они знали, что любовь где-то рядом, много слышали о ней, читали, говорили, но еще ни разу ее не испытали.
Джеймс думал иначе. Для него это была не игра, а нечто большее. «Это и не будет игрой, – думала Лесли, устремляя на него пристальный взгляд. – У нас с тобой все будет по-другому».
Джеймс почувствовал, что она на него смотрит. Его холодные зеленые глаза встретились с ее широко распахнутыми голубыми.
– Чем ты собираешься заниматься? – произнесла Лесли, вспомнив, о чем хотела спросить, перед тем как они замолчали. – В какой университет поступишь?
– В какой? – переспросил он. По его тону чувствовалось, что для начала ей следовало бы выяснить, намерен ли он вообще учиться дальше. – Наверное, в Вашингтонский. Отметки у меня подходящие. Если война не кончится, буду учиться там. Не имею ни малейшего желания идти в армию. У меня брат во Вьетнаме.
– Ой, я не знала.
– Не слишком приятное место.
– Да уж! А если не попадешь в университет?
– Может, вернусь на лесозаготовки. Со временем стану мастером. У меня здорово получается. Я вообще умный, – иронически добавил он.
– Ты собираешься быть мастером до конца своих дней? – ахнула Лесли, запоздало поймав себя на мысли, что именно за это Джеймс и не любит ее друзей – для них ценность человека измеряется его жизненными успехами.
– На свете есть занятия и похуже, – отрезал Джеймс. – А ты куда собираешься?
– В Радклифф, если поступлю.
– Поступишь.
– Не знаю. Там такой конкурс... Я никак не могу решиться. А решать надо – прием заявлений кончается через две недели.
– И кем ты хочешь быть, когда окончишь? Профессором английской филологии?
Лесли подняла глаза. Она еще никому этого не говорила, даже матери. Идея только начала выкристаллизовываться, хотя уроки физики и химии всегда казались ей интереснее языка, истории и искусствоведения. Вот уже два года она работала добровольным помощником в местной больнице, и ей это очень нравилось.
– Врачом, – негромко призналась она.
– Из тебя получится хороший врач, – уверенно изрек Джеймс.
– Спасибо, – с облегчением выдохнула девочка, радуясь, что он не только не поднял ее на смех, но даже одобрил. – Надеюсь, так оно и будет.
Глава 16
Лесли надеялась, что после совместной прогулки у них с Джеймсом установятся новые, более тесные отношения. Но проходили дни, недели, а ничего не менялось – во всяком случае, внешне. Она ощущала лишь внутреннюю перемену. Каждый день девочка летела в школу как на крыльях, предвкушая, что увидит там того, кто завладел всеми ее помыслами, надеясь, что он посмотрит на нее или произнесет фразу, скрытый смысл которой будет понятен только ей.
Она не могла забыть восхитительного ощущения, которое охватило ее, когда они ехали на мотоцикле и она прижималась к его спине. При виде Джеймса она всегда это вспоминала, и ей стоило больших усилий удержаться от просьбы о новой прогулке. Она хотела снова обвить его руками, почувствовать исходящую от него силу.
Временами она со страхом думала о том, что будет, если выдержка ей откажет. Что, если она действительно пригласит Джеймса на свидание? Нет, это исключено. И все же не думать об этом она не могла.
В эту осень они занимались в одной классной комнате.
Обычно Джеймс садился на пять рядов позади Лесли, чуть сбоку. Иногда она ухитрялась так скосить глаза, что видела его. Как правило, во время урока он смотрел в окно или равнодушно листал учебник.
Как-то в ноябре Джеймс весь урок что-то сосредоточенно писал на листке бумаги. Он ни разу не остановился, не поднял головы. Лесли видела, что он очень торопится, порой хмурится, что-то стирает и снова пишет. Теперь ей стало понятно происхождение его хороших отметок. Считалось, что он совсем не занимается. Нет, он занимался – короткими, энергичными рывками, полностью сосредоточившись, вот как сейчас.
Через некоторое время ей стало стыдно за свое подглядывание. Сам Джеймс, правда, этого не замечал, зато заметили некоторые ее подружки и удивленно подняли брови. Вдохновленная его прилежанием, Лесли взялась за перевод с французского, от результата которого зависела полугодовая отметка.
Когда прозвучал звонок, во всем классе трудились только они двое. Остальные ученики уже несколько минут назад предусмотрительно сложили тетради и учебники, чтобы не тратить короткую переменку на ерунду.
Лесли дописывала последнюю фразу, когда у ее парты возник Джеймс.
– Вот, – сказал он. – Это тебе.
И, протянув ей папку, быстро вышел из класса.
Лесли так изумилась, что не успела ничего сказать. Дрожащими пальцами она развязала тесемки.
Оказывается, Джеймс не писал сочинение по готорновской «Алой букве», не решал уравнение из высшей математики – он рисовал картину. Для нее.
На рисунке была изображена лужайка – та самая, которую он показал ей во время прогулки. Каждая деталь была воспроизведена с виртуозной точностью: стройные сосны, высокая росистая трава, поваленное дерево и три оленя, испуганно застывшие на краю поляны, величественные, настоящие королевские. Джеймс нарисовал все это карандашом, с соблюдением пропорций и мельчайшей нюансировкой светотени. Как ни странно, черно-белая картинка передавала и теплоту осеннего солнца, и изысканную красоту животных, и великолепие устремившихся ввысь сосен.
Неужели он художник? Даже неопытный и пристрастный взгляд Лесли распознал в творении Джеймса настоящий талант.
Благодаря этому рисунку память об охоте – их общее воспоминание – останется с ней навсегда. Он дает ей понять, что она не должна забывать.
Пальцы Лесли дрожали еще сильнее, пока она убирала подарок в папку и прятала ее в портфель. В этот день оставался еще один урок – история, и девочка поспешила туда.
Из того, что говорил учитель, она не уловила ни слова, хотя всем своим видом демонстрировала напряженное внимание. Больше всего на свете ей сейчас хотелось раскрыть папку, чтобы снова полюбоваться своим сокровищем.
Она оставалась внешне спокойной, но мысль ее лихорадочно работала. Зачем он отдал ей рисунок? Знает ли кто-нибудь, что он умеет рисовать? Как ей поблагодарить его? И когда? После уроков она идет плавать. Вот если бы перехватить Джеймса до того, как Алан увидит ее и предложит проводить в бассейн! Она могла бы попросить Джеймса отвезти ее туда на мотоцикле...
В следующий раз взглянуть на рисунок Лесли удалось только вечером, после того как она побывала в бассейне и согласилась пойти с Аланом на встречу бывших выпускников. В тиши спальни картинка показалась девочке еще прекраснее, чем в школе.
Лесли решила показать сокровище матери, своей лучшей подруге. Хотя они ни разу не говорили о Джеймсе после той памятной поездки – да и о чем было говорить? – Лесли понимала, что Сьюзен догадывается о ее чувствах. Правда, догадываться было особенно не о чем. Миссис Адамс знала одно: Джеймс существует и занимает важное место в жизни ее дочери.
– Мам, смотри, – сказала Лесли, входя на кухню, где хозяйка дома готовила чесночный соус.
Сьюзен торопливо вымыла и вытерла руки и лишь после этого взяла листок.
– Как красиво! Прекрасный пейзаж. Даже черно-белый, он передает все очарование и краски осени. И кто же автор?
– Джеймс, – ответила дочь. – На этой поляне мы были в тот день. А олени на рисунке – те самые, которых мы тогда видели.
Сьюзен слегка нахмурилась. Она вспомнила, какой восторженной и счастливой вернулась Лесли домой и как по прошествии недель это счастье постепенно улетучивалось. Джеймс ни разу не звонил с тех пор, никуда не приглашал Лесли. Было видно, что она разочарована, хотя старается это скрыть.
И вот сейчас лицо дочери светилось той же радостью.
– Давно он у тебя?
– С сегодняшнего дня. Джеймс нарисовал его на уроке. Красиво, правда?
– Да, очень.
– Мне кажется, его надо вставить в рамку, иначе он помнется.
– На Юниверсити-авеню есть хорошая мастерская. Можно отдать туда. Пожалуй, больше всего подойдет приглушенный кремовый цвет с зеленоватой окантовкой, – предложила Сьюзен, зная, что вкус у нее лучше, чем у дочери, и что та с вниманием отнесется к ее совету.
– Отлично! Может быть, сходим прямо сегодня? Наверное, они еще не закрылись.
– Но здесь кое-чего не хватает, – возразила миссис Адамс.
– Чего же?
– Подписи автора.
– Ты считаешь, Джеймс должен подписать рисунок? – удивилась Лесли.
– Разумеется, – подтвердила мать.
«Лучше бы он вообще не дарил ей ничего, – подумала она. – А еще лучше – не играл бы сердцем моей девочки». Короткого знакомства хватило, чтобы Сьюзен по достоинству оценила привлекательность Джеймса. Он, несомненно, отличался от других, был сложной, чувствительной натурой. Не то что ее наивная дочь.
– Разумеется, он должен его подписать, – уверенно повторила она.
На следующий день они увиделись на большой перемене. Прислонившись к стене, Джеймс читал школьную газету «Потомак». Всю ночь Лесли не сомкнула глаз, пытаясь придумать, как бы половчее поблагодарить его и попросить насчет подписи. Она боялась, что, несмотря на ее ухищрения, он все равно откажется.
– Джеймс...
– Привет, Лесли, – откликнулся он, складывая газету.
– Мне так понравилось! – выпалила она, забыв свои тщательно отрепетированные фразы. – Очень красиво. Спасибо!
– Пожалуйста, – сдержанно произнес он, но по глазам чувствовалось, что ему приятна ее похвала.
– Я и не знала, что ты так хорошо рисуешь, – продолжала Лесли, тщетно пытаясь выудить из памяти то, над чем размышляла ночью. Как назло на ум ничего не приходило.
– Это просто хобби.
– Все равно здорово.
– Мне кажется, ты не слишком разбираешься в искусстве.
– Ты прав, – ничуть не обидевшись, согласилась она. – Зато моя мама разбирается. Она работает со многими художниками по рекламе, пишет об этом статьи и так далее...
– Ты показывала его матери?
– Ну да, – с вызовом подтвердила Лесли. – Она считает, что у тебя отлично получилось.
Какое-то мгновение ее глаза напоминали холодные льдинки. Но вот Джеймс улыбнулся, пожал плечами, и лед растаял, превратившись в сияющую голубизну.
– И еще мама говорит... – Лесли запнулась, ожидая и страшась реакции Джеймса. – Она говорит, что рисунок нельзя вставить в рамку, пока ты его не подпишешь.
– Ты хочешь, чтобы я его подписал?
– Да. Прошу тебя, – робко попросила девочка.
– Хорошо.
Она достала из папки листок и протянула Джеймсу. Они зашли в класс. Сев за парту, он нацарапал в правом нижнем углу: «Джеймс. 1971 год».
– Спасибо, – прошептала Лесли, забирая рисунок.
– Пожалуйста.
Они опять вышли в коридор. Перемена подходила к концу, и там уже начали собираться ученики.
– Ты идешь на вечер выпускников? – небрежно поинтересовался Джеймс.
Лесли обмерла. Предстоящий бал был главным событием года. Он отличался от обычных вечеринок, куда парни и девушки приходили компаниями. На бал выпускников допускались только пары, причем места резервировались заранее. Пригласить туда девушку было все равно что назначить ей свидание. Неужели Джеймс хочет, чтобы она пошла с ним? Или просто проверяет, будет ли она там?
Лесли медленно склонила голову.
– С Аланом?
– Да, – прошептала она.
Джеймс кивнул – мол, так я и думал.
– Пора на урок. Пока, Лесли.
Единственный недостаток Алана заключался в том, что он не был Джеймсом, а поскольку тот, подарив ей рисунок, опять устранился, приходилось довольствоваться вульгарной заменой. Лесли сердилась на себя, а еще больше на Джеймса за то, что каждый вечер она ждала его звонка, а он так и не звонил. Надо было на что-то отвлечься.
Алан перевелся в школу имени Джорджа Вашингтона из элитарной мужской школы Сиэтла незадолго до последних летних каникул, поскольку команда пловцов вашингтоновской школы считалась лучшей в штате. Спортивные успехи учитывались при поступлении в университет. Алан легко вписался в компанию Лесли благодаря своим достижениям в учебе и спорте: ему принадлежал рекорд северо-западного побережья в плавании вольным стилем.
Как и Джеймс, Алан внес свежую струю в уже сложившуюся компанию. Но в отличие от Джеймса девочкам он понравился. Новичок уделил внимание каждой по очереди, а к осени стало ясно, что больше всех его интересует Лесли.
По-другому и быть не могло. Помимо общности происхождения – отец Алана был профессором антропологии в университете, – они даже внешне походили друг на друга. У обоих были кудрявые каштановые волосы и большие голубые глаза. Оба были улыбчивы и часто смеялись. А почему бы и нет? Жизнь казалась им простой и беззаботной. Оба знали, чего хотят от них окружающие, легко добивались этого и испытывали удовлетворение оттого, что поступали правильно.
Алан и Джеймс были друзьями – насколько последний вообще мог считаться чьим-то другом. О том, что Лесли интересуется Джеймсом, Алан не подозревал. Такая мысль просто не приходила ему в голову.
Лесли не влюбилась в Алана, но с удовольствием бывала в его обществе. Ей нравилось, что он так трепетно к ней относится. Алан говорил, что любит ее, на что девочка рассудительно отвечала, что для любви они еще слишком молоды, но Алан ей, конечно же, нравится.
Это была правда. Ей нравилось в нем все: как он выглядит, разговаривает, целуется. Робкие объятия и неумелые поцелуи предыдущих ухажеров оставляли ее равнодушной. Теперь же Лесли наконец вошла во вкус. Порой, когда Алан прикасался к ее губам, она воображала, что это Джеймс.
Как-то в пятницу в середине февраля Джеймс поймал Лесли в коридоре после уроков.
– Надо поторопиться, если мы хотим попасть на паром до захода солнца.
– А зачем? – спросила она, чтобы выиграть время.
– Что «зачем»?
– Зачем нам на паром? – Она уже приняла решение. Куда бы Джеймс ее ни позвал, она пойдет.
– Потому что в феврале небо голубое, а горы похожи на мороженое. Такой день нельзя пропустить, если живешь в Сиэтле.
День был действительно прекрасный – солнечный оазис среди серой, промозглой, зимы.
– Когда мы отправляемся?
– В три десять. Мотоцикл я оставил на стоянке возле школы.
– В три десять, – как эхо, повторила Лесли, стараясь не думать о последствиях этой неожиданной поездки.
После уроков Алан, как обычно, ждал ее в раздевалке, чтобы проводить в бассейн.
– Я не пойду, – объявила она, теребя пуговицу и стараясь не смотреть ему в глаза.
– Почему?
– Просто... – Она запнулась, подыскивая правдоподобное объяснение. – Просто не хочется.
– Ты что, заболела?
– Нет.
– Женские дела? – тоном знатока осведомился он.
– Алан! – Лесли была шокирована. Такие вещи с мальчиками не обсуждают.
– Я просто пытаюсь понять. Завтра соревнования. Надеюсь, ты не забыла?
– Конечно, нет. Если я пропущу одну тренировку, ничего не случится. Я выступлю не хуже, а может, даже лучше.
– Ладно. Я позвоню вечером, чтобы удостовериться, что с тобой все в порядке.
– Пожалуйста, не надо. Я себя прекрасно чувствую. Честное слово! – принялась уверять Лесли, не смея поднять глаза на своего кавалера.
– Тогда до завтра. – Он поцеловал ее в щеку и ушел. Лесли перевела дух. Как только Алан скрылся из виду, она схватила учебники в охапку и помчалась на стоянку. Джеймс уже ждал ее.
– Я и забыл, что ты всегда ходишь в юбке, – сказал он, окидывая взглядом килт из клетчатой шотландки. – Ноги могут замерзнуть.
– Ничего, – бодро отозвалась Лесли. «Я прижмусь к тебе и согреюсь».
– А это что? – спросил он, кивая на стопку книг.
– Учебники.
– Разве их нельзя оставить в школе?
– На выходные? Ведь в понедельник у нас сочинение. Или ты забыл? – с упреком произнесла Лесли.
– Ладно, давай их сюда. – Он приладил книги рядом с рулем и, обернувшись, подал ей шлем. – Садись.
Лесли подоткнула юбку и обвила Джеймса руками.
Как ни странно, мотоцикл двинулся не в сторону причала, а свернул на боковую улицу и вскоре остановился перед небольшим ветхим домиком, вокруг которого располагался неухоженный сад. Джеймс выключил мотор.
– Мой дом, – лаконично бросил он. – Подожди, я скоро вернусь.
Он взял книги и исчез в дверях. В ожидании его возвращения Лесли изучала окрестности. Улочка была узкой. Тротуары заросли травой. На противоположной стороне стояла старая машина без одной покрышки. Покосившиеся дома выглядели печальными и заброшенными. Лесли начала прикидывать, сколько времени понадобится, чтобы привести жилище ее друга хотя бы в относительный порядок – покрасить стены, прополоть грядки в огороде... В это время вернулся Джеймс. Вместо книг он держал в руках второй шлем.
Они снова сели на мотоцикл и поехали. Был час пик. Джеймс старался избегать оживленных магистралей, выбирая более живописные места: Университетский мост, берег озера Юнион и Истлейк-авеню. Миновав бассейн, верфи и городской рынок, они остановились у паромного причала. Берег был усыпан жителями Сиэтла, которых выманила на улицу красота февральского дня. Над голубыми водами залива парили воздушные змеи. Слышались пронзительные крики чаек и детский смех.
Паром уже ждал их. Джеймс припарковал мотоцикл на городской стоянке, почти пустой в этот час, и привязал шлемы к сиденью.
– Два билета туда... и обратно, – поколебавшись, попросил он кассира.
Молодые люди взошли на паром. Отдав контролеру два оранжевых билетика, Джеймс протянул оставшиеся своей спутнице.
– Можешь взять как сувенир. Я купил их специально для тебя.
– А нам они не понадобятся?
– Нет, если мы не будем сходить на берег.
– Ой, как интересно! Так и будем кататься туда и обратно? Это все равно что остаться в зале в перерыве между сеансами... Но мне всегда казалось, что это запрещено.
Джеймс изумленно воззрился на нее:
– Разумеется, запрещено. Разве что удастся договориться с девицей, которая обязана за этим следить. Мне проще – часто оказывается, что я ходил с ней в школу или в детский сад. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из твоих знакомых работал в кинотеатре.
Лесли смущенно покачала головой, проклиная свою неискушенность.
– Конечно, и с парома полагается сойти. Но есть места, где можно спрятаться, чтобы не попасться на глаза контролеру.
– Спрятаться?
– Если хочешь, можешь сойти и отдать ему билеты.
– Нет, я предпочитаю спрятаться, – твердо произнесла Лесли. Совесть ее была чиста – в конце концов, они заплатили за обратный проезд. – Будь ты один, ты купил бы билет только «туда»?
– Спрашиваешь!
Они стояли на верхней палубе, пока паром неторопливо пересекал залив Эллиот, направляясь к острову Бейнбридж. Это был фешенебельный жилой район, где селились люди, работавшие в самом Сиэтле. До места службы они добирались на пароме, а не в автомобиле. Во время поездки можно было с комфортом почитать газету, выпить кофе, наслаждаясь великолепным видом гор, гладью залива и окрестными берегами. Иногда паром ломался или налетал сильный ветер, делавший невозможным передвижение по воде. Тогда обитатели острова оказывались отрезанными от мира – эдакими современными Робинзонами Крузо.
Лесли пришла в восторг от пейзажа. С востока, запада и юга залив окружали горы. Снежные вершины поблескивали в лучах зимнего солнца. Самые верхушки уже окрасились нежно-розовым светом, возвещавшим об окончании дня. Залив, отражавший небо, казался темно-синим, что зимой случалось крайне редко – в это время года он обычно был серым.
«Нарисуй все это для меня, Джеймс, – мысленно попросила Лесли. – Запечатлей красоту воды, острова, гор и неба. Не забудь изящные белоснежные фасады Научного центра, рыбаков на берегу, чаек над заливом...»
