Текст книги "Клуб для избранных"

Автор книги: Кэтрин Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Глава 27

Викторию Хэнкок Эрик знал с детства. Повзрослев, они продолжали встречаться в бассейне клуба «Оук-брук», на балах и обедах, устраиваемых попеременно его и ее матерью. Виктория больше всего подходила под определение подружки – до того, как Эрик познакомился с Чарли.

В ноябре он вернулся в Филадельфию, чтобы отдохнуть от Гарварда и личных проблем, и сразу позвонил Виктории. Ему хотелось выговориться, пообщаться с человеком, перед которым не надо будет притворяться, вспомнить беззаботные летние денечки – вроде тех, когда он встретил Чарли.

Набирая номер телефона, он не предполагал заниматься с Викторией любовью. Но так случилось. В этот раз, потом на День благодарения, потом на Рождество.

За это время Эрик попытался помириться с любимой. Все началось в декабре и длилось чуть больше двух недель. Чарли была нежна и покорна. Они говорили о предстоящей свадьбе и о том, где проведут медовый месяц. На физической близости Эрик уже не настаивал.

– Почему ты не тащишь меня в постель? – как-то шутливо поинтересовалась девушка.

– Я думал, мы решили отложить это до июня, – поспешно ответил он. Слишком поспешно.

– Я-то всегда так считала, – напомнила Чарли, – а вот что заставило тебя изменить свое отношение?

Эрик молчал, и его молчание было красноречивее любого ответа.

– У тебя кто-то появился?

– Да. Когда я был в Филадельфии.

– Значит, я все эти месяцы мучилась, пытаясь понять, что в наших отношениях не так и как их наладить, а ты в это время спал с другой?

– Это ничего не значит, Чарли. И потом, ограничения наложила ты, а не я. Я тоже мучился, надеясь, что ты придумаешь, как нам поправить дело.

– Ни черта ты не мучился. Ты преспокойно залез в чужую постель!

– Я скучал по тебе.

– И поэтому нашел мне замену? Значит, так будет и впредь – стоит нам поссориться, как ты начнешь искать утешения на стороне?

– Господи, Чарли, давай поговорим разумно.

– Я тебя ненавижу! – завопила она. Не хватало еще, чтобы он упрекал ее в неразумности. – Уходи.

На Рождество Эрик опять уехал в Филадельфию. Чарли заявила, что проведет праздники в горах и обойдется без его общества. Он не стал настаивать, рассудив, что разумнее будет, если она сама спокойно во всем разберется.

Виктория позвонила двадцать седьмого декабря. Мягко упрекнув Эрика за то, что он не связался с ней сам, она пригласила его покататься на лыжах.

Чарли не поехала в горы. Все праздники она просидела дома, разбирая вещи и бумаги. Дело в том, что она надумала продать зеленый домик на Эльм-стрит. Большую часть вещей, конечно, придется выбросить, но вот книги, в первую очередь «Ребекку» в кожаном переплете, Чарли решила оставить, как и альбом со своими детскими фотографиями, которые годами любовно собирала Мэри. Среди снимков было несколько, изображавших мать, и ими девушка особенно дорожила.

Чтобы поскорее избавиться от дома, она назначила явно заниженную цену. Деньги пригодятся, если она все же решит поступать в Гарвард.

Двадцать седьмого декабря Чарли отправилась к врачу, лечившему Мэри. Ей хотелось получить ответ на вопрос, который давно ее мучил.

– Вы сказали, что она была очень больна. Чем?

– У этой болезни нет точного названия. Твоя мать жила в воображаемом мире, который сама выдумала, спасаясь от реальности. У нее бывали приступы депрессии, перед которой бессильны самые современные лекарства. Но при всей своей непрактичности она прекрасно заботилась о тебе. И о библиотеке.

– И все же от чего она умерла? Что ее убило?

– Ничего, – с расстановкой произнес врач, наблюдая за реакцией своей собеседницы. – Она убила себя сама.

– О Господи!

Сраженная этой новостью, Чарли поплелась домой. Весь вечер она провела в размышлениях, и к ночи, как ни странно, на нее снизошло умиротворение. Она наконец получила искомый ответ. Теперь стало ясно, почему она с таким упорством отказывалась от близости с Эриком, откладывала свадьбу – словом, сопротивлялась всему, что обычно ассоциируется с семьей и детьми.

Предстояло посвятить в это Эрика. Чарли, чувствовала себя обязанной освободить его от данного слова и радовалась, что истина обнаружилась не слишком поздно.

Номер Лансдейлов она набрала рано утром. Флоренс и Роберт завтракали вдвоем – их сын уже отправился на лыжную прогулку.

– Нет, Чарли, его не будет весь день, – с плохо скрываемым злорадством сообщила миссис Лансдейл. Поняв, с кем она разговаривает, к телефону подошел ее муж. Он, как и Эрик, беспокоился о Чарли.

– Дай мне трубку. Чарли, это Роберт. Откуда ты звонишь?

– Из дома. – Ее безжизненный голос еще сильнее встревожил старшего Лансдейла.

– Мне необходимо с тобой встретиться.

– Зачем?

– По делу. Надо уточнить кое-какие детали насчет опекунства.

– Как хотите. Теперь это вряд ли важно. Собственно, я звоню сказать, что уезжаю.

– Когда?

– Сегодня вечером.

– Я сейчас же еду к тебе, – не допускающим возражений тоном произнес Роберт и тут же повесил трубку.

– Что случилось? – поинтересовалась Флоренс.

– Пока не знаю. Но голос у нее странный, – на бегу бросил Лансдейл, устремляясь к машине. Наверное, она все узнала, мелькнула у него догадка.

«Так и есть», – подумал Роберт, когда Чарли открыла дверь. В карих глазах девушки застыла безнадежность.

– Здравствуйте, мистер Лансдейл, – прошептала она. «Роберт», – мысленно поправил он.

– Привет, дорогая. У тебя плохие новости?

– Как сказать... Для вас и для Эрика, наверное, хорошие. А для вашей жены тем более.

– Так в чем все-таки дело? – мягко спросил Роберт.

– У нас с Эриком нелады – вам наверняка об этом известно. Сама не зная почему, я упорно отказываюсь от брака и даже от секса. До сих пор я не понимала, в чем дело, а сегодня до меня дошло. Я не должна выходить замуж за вашего сына.

– Почему? – осторожно поинтересовался Лансдейл.

– Потому что моя мать была сумасшедшей. Она покончила жизнь самоубийством, – ответила девушка, словно речь шла о деле совершенно будничном, и со вздохом добавила: – Значит, и я сумасшедшая – ведь я ее дочь.

– Нет! – Роберт подлетел к ней так стремительно, что Чарли в испуге попятилась. – Я уже давно знаю о том, что произошло с твоей матерью. Я разговаривал с врачами, учителями, твоими товарищами. Все сходятся в одном – ты нормальная, здоровая девушка. Ты не похожа на свою мать. И никогда не станешь такой, как она.

Здесь Роберт немного погрешил против истины. Специалисты, да и обычные люди, хорошо знавшие Чарли, считали ее психически уравновешенным человеком. Но вот гарантировать, что болезнь Мэри не передалась по наследству, не мог никто, тем более что точный диагноз так и не был поставлен. В подобных делах гарантий обычно не бывает.

– Так вы все знаете? – изумилась Чарли. – И Эрик тоже?

– Нет.

– Иногда я и впрямь чувствую себя сумасшедшей, – призналась она. – Во всяком случае, в последние три месяца.

– Такое случается со всяким. Просто на тебя навалилось сразу множество проблем. Но теперь, когда ты получила ответ на главный вопрос, тебе станет легче.

– Уже стало, но в другом смысле. Я поняла, что обязана отпустить Эрика.

– Не вздумай! Ты была совершенно права, когда отстаивала свое желание стать юристом. Моему сыну иногда полезно напоминать, что не все его прихоти исполняются. Кстати, он говорил со мной по поводу перемещения фирмы в Бостон. Это вполне реально, и мы это сделаем.

– Вы правда думаете, что я нормальная? – робко спросила она, жаждая еще раз услышать эти утешительные слова.

– Не думаю, а знаю.

– И хотите видеть меня своей невесткой?

– Очень! И коллегой. Даже если ради этого мне придется перебраться в Массачусетс, – пошутил Роберт, радуясь тому, что в ее глазах снова сверкнула искорка жизни.

– А я ничего не имею против Пенсильвании. Здешний университет поставляет неплохие кадры, – поддержала шутку Чарли, имея в виду альма-матер Роберта.

– Ты действительно уезжаешь сегодня? – спросил Лансдейл, только сейчас обратив внимание на опустевший дом. До сих пор его интересовала исключительно хозяйка.

– Пожалуй, задержусь немного. Мне надо повидаться с Эриком. Когда он возвращается?

– Вечером. Поехал кататься на лыжах. Почему бы тебе не провести этот день со мной? Познакомишься поближе с работой адвоката, – предложил Роберт.

Ему не хотелось оставлять ее одну в пустом доме. Да, неважный из него получился опекун. Ему бы следовало активнее интересоваться ее жизнью. Может быть, стоило рассказать и о Мэри. Он так и планировал, но откладывал на потом, когда она станет старше. А в итоге хрупкая, чувствительная юная девушка вынуждена была сама докапываться до правды, и эта правда чуть не убила ее.

Ожидая, пока она упакует вещи, Роберт думал о том, как было бы хорошо, если бы страдания Чарли остались позади и они с Эриком обрели счастье, которого заслуживают. И еще он искренне надеялся, что сын не заявится вечером домой с Викторией.

Эрик вернулся в девять – один. Долгая лыжная прогулка завершилась в постели. И то и другое порядком его утомило. Чарли встретила его на пороге чарующей улыбкой, при виде которой Эрик пожалел, что вообще связался с Викторией. Чарли рассказала ему все. Она считала, что отныне ее страхам пришел конец.

– Я унаследовала от матери слишком живое воображение, – со вздохом заметила она, умолчав о том, что, очевидно, унаследовала и кое-что еще – способность любить без оглядки, понимать и прощать. А эта способность пригодилась именно сейчас. Чарли понимала, что Эрик провел день с той, что чуть не стала причиной их разрыва. Он выглядел виноватым и явно сожалел о содеянном.

– Я так люблю тебя, Чарли, – прошептал он, стискивая ее в объятиях.

– А я тебя. Давай займемся любовью. Сегодня, завтра. Каждый день.

– Нет, подождем до свадьбы. Я настаивал только потому, что хотел быть ближе к тебе. Думал, это поможет мне тебя понять. Теперь я знаю все и готов ждать, сколько ты скажешь. Ты согласна?

– Да.

В середине февраля Виктория позвонила Эрику. В этот момент у него в комнате находилась Чарли. Выслушав невидимую собеседницу, молодой человек залился краской.

– Как такое могло случиться? Ты же говорила, что предохраняешься... Почему ты мне ничего не сказала? Ты уверена, что это... я? И что же теперь делать?

По этим отрывистым репликам Чарли мгновенно догадалась, о чем идет речь. Эрик подтвердил ее догадку. Виктория беременна. Почти три месяца. Ребенок явно от него.

Две недели молодые люди судорожно искали выход. В конце концов стало ясно, что выход возможен только один.

– У ребенка должен быть отец, – твердо заявила Чарли, сама выросшая без отца.

– Одно тебе скажу, Эрик: самое большое в жизни счастье – смотреть, как растет твой ребенок, – проникновенно произнес Роберт. Он никогда не забывал о том, как его собственную жизнь изменила минута безрассудной слабости, и жалел, что теперь такая же участь уготована его сыну. И все же старший Лансдейл верил, что боль и досада сменятся радостью, как только ребенок появится на свет.

Флоренс уже радовалась. Более того – она пришла в восторг. Эрик и Виктория созданы друг для друга, не то что эта непонятная Чарли. И только Роберт, лежа ночью без сна, беспокоился о девушке. В очередной раз ей выпала роль жертвы. Сумеет ли она пережить эту утрату, как пережила смерть матери? Он дал себе слово, что будет как можно чаще звонить и видеться с Чарли.

В тот мартовский день, когда Эрик и Виктория в присутствии родственников обменивались брачными обетами, Чарли потеряла невинность в объятиях первокурсника, с которым познакомилась три дня назад. А еще через два дня она сидела в кабинете декана юридического факультета Гарварда.

– Вы хотели бы поступить к нам этой осенью? – уточнил он, вертя в руках ее письмо с просьбой о приеме. – После всего трех лет учебы в колледже?

– Да.

– Но ваша заявка опоздала. Мы закончили прием несколько месяцев назад.

– У меня изменились планы. Я собиралась выйти замуж и переехать в Филадельфию, а теперь не собираюсь.

– Но планы опять могут поменяться, – сочувственно заметил декан.

– Нет. Он женился на другой. – Это была правда. Чарли ждала до последней минуты, надеясь, что свадьба расстроится и Эрик вернется к ней. Этого не случилось.

– Ну что же, оценки у вас выше всяких похвал. А уж рекомендательное письмо...

– Письмо? От кого? – удивилась она.

– От Роберта Лансдейла.

– Я его ни о чем не просила, – поспешно вставила Чарли. – Значит, вы берете меня только потому...

– Рекомендация мистера Лансдейла тут ни при чем. Я принял решение до того, как получил его письмо. Кстати, он предлагает оплатить ваше обучение.

– В этом нет необходимости.

– Ну, финансовая сторона вопроса меня не касается. Я только хотел сообщить, что буду счастлив видеть вас осенью в нашем университете.

Возвращаясь к себе, Чарли наткнулась на Эрика. Встреча не была случайной – он явно поджидал ее. Первое, на что она обратила внимание, было сверкающее обручальное кольцо.

– Эрик, прошу тебя, не надо, – взмолилась девушка, тщетно пытаясь обогнуть его и войти в комнату. – Я знаю, что тебе еще целый семестр учиться здесь, но давай по возможности избегать встреч.

– Я только хотел сказать, что люблю тебя, Чарли.

– Ты не должен этого говорить и уж тем более не должен так думать. Отныне твоя любовь принадлежит другой, – возразила она, с трудом сдерживая слезы. Она вбежала в комнату и захлопнула дверь, словно возводя преграду между собой и человеком, которого любила.

Через несколько месяцев она вышла замуж за того самого первокурсника. Семейная жизнь продлилась всего полгода. Все три года учебы Чарли периодически звонила Роберту.

– У меня тут небольшая проблема, – певучим голосом объявляла она, и дальше следовал рассказ о каком-нибудь юридическом казусе, в котором она не могла разобраться без помощи опытного законника.

Об Эрике она упомянула всего один раз – через два года после того, как у него родился сын.

– Как поживает Эрик? – поинтересовалась Чарли, словно речь шла о простом знакомом. Да так оно, в сущности, и было. Любовь и ненависть остались позади. Теперь ее полностью поглотила учеба. К сожалению, в личной жизни перемен не предвиделось, но Чарли была счастлива. По Эрику она скучала, только если позволяла себе думать о нем. А она старалась делать это как можно реже.

– У него все в порядке. С ролью президента фирмы он справляется значительно лучше меня.

– Зато теперь вы можете больше времени уделять юридической практике, – резонно возразила она.

– Ты права. А у Эрика, как ни странно, открылась деловая жилка. Он обожает покупать землю и строить на ней красивые дома. Собственно, «Интерлэнд» этим и занимается. Уже открылись филиалы в Далласе, Чикаго и Сан-Франциско, – с гордостью доложил Роберт. Судя по всему, фирма и впрямь процветала.

– А как малыш?

– Бобби? Чудесный ребенок! Эрик очень любит сына. В нем вся его жизнь. – Голос Лансдейла потеплел при упоминании о внуке, названном в его честь. Если разобраться, все сложилось не так уж плохо. Эрик любит Бобби и по-своему привязан к Виктории – как к другу, спутнице жизни и матери своего ребенка. Такие же отношения давно связывают его самого с Флоренс.

Окончив университет, Чарли поступила на работу в самую престижную юридическую фирму Бостона. На церемонии вручения дипломов присутствовал Роберт. Как-то он зашел к ней в офис, но вообще они стали видеться реже. Роберт знал, что у его подопечной все хорошо – это чувствовалось по ее радостному голосу. И хотя ему доставляло несказанное счастье беседовать с Чарли, он боялся, что невольно напоминает ей об Эрике и о страданиях, причиной которых был его непутевый сын.

Однажды осенью – прошло уже почти шесть лет после свадьбы Эрика и Виктории – старший Лансдейл позвонил Чарли. Они не общались больше полугода.

– Чарли, это Роберт.

– Роберт! – воскликнула она, впервые назвав его по имени.

– Эрик нуждается в тебе, дорогая. Ты не могла бы прийти к нему? – тихо попросил он.

Глава 28

Насчитав двадцать гудков, Джеймс повесил трубку и тут же снова набрал номер. Телефон опять не ответил. Узнав в авиакомпании, что самолет приземлился вовремя, то есть шесть часов назад, Джеймс позвонил соседке. Нет, машины Линн она не видела. А вот свет в доме горит. Это Джеймс знал и сам – уходя, он оставил включенной люстру в гостиной.

Он посмотрел на часы. До встречи с Эриком остается десять минут. Но где же все-таки Линн?

Поколебавшись, он решил позвонить теще в Денвер. Конечно, не хотелось бы ее пугать, но он был так встревожен... Трубку взяла Линн после первого же гудка – как видно, телефон стоял у ее постели.

– Линн!

– Джеймс? Откуда ты узнал, что я здесь?

– Просто я не застал тебя дома и подумал – может, твоя мама знает, где ты. Как ты там очутилась?

Линн коротко рассказала мужу о том, что произошло в самолете.

– Ты была у врача?

– Записалась на завтра, на девять утра. Я уже чувствую себя лучше после того, как целый день провела в постели.

– И все же стоит показаться врачу, – убежденно произнес Джеймс.

– Думаешь, мама позволит мне пропустить визит? – отшутилась она, забыв на минуту, что разговаривает с новым Джеймсом – тем, которого ненавидит и от которого намеревается уйти. Вот только голос у него был такой же, как прежде... – А зачем ты звонил домой?

– Хотел справиться о твоем здоровье. И договориться насчет Дня благодарения. – А еще потому, что только что разговаривал с женщиной, которая напомнила ему жену. То, что он услышал от Чарли, порядком напугало Джеймса.

– Похоже, планы изменились. Я возьму отпуск на этой неделе, а в День благодарения буду работать.

– Если поправишься.

– Надеюсь. А как... – начала было Линн и осеклась. Она собиралась спросить о поездке на Мауи. Но этот вопрос можно было задать только тому, прежнему Джеймсу.

– О чем ты?

– Да так, ни о чем.

– Я позвоню завтра, чтобы узнать, что сказал доктор. Скорее всего вечером, поскольку днем мы будем на объекте.

Семейный врач поставил диагноз не задумываясь. Его предположение подтвердил и анализ крови, результаты которого стали известны через час. Для верности он направил Линн к специалисту в Денвер. Тот согласился с коллегой, взял несколько дополнительных проб и посоветовал пациентке по возвращении в Сан-Франциско показаться лечащему врачу.

На вопрос Джеймса Линн правдиво ответила, что доктора не нашли у нее ничего серьезного. Все в порядке. Она умолчала о том, что намеревается сходить к врачу через месяц и, если диагноз не изменится, она немедленно уйдет от мужа. Но хватит ли у нее на это сил? Доктора уверяли, что силы к ней вернутся, только надо больше есть и чаще отдыхать.

Премьера «Питера Пэна» состоялась в День благодарения. В числе прочих зрителей на ней присутствовали Джеймс с Лесли, Кэтлин и Марк, сидевшие рядом с Россом и Стейси, а также Чарли с Эриком, наблюдавшие за спектаклем из гостевой ложи.

Когда занавес опустился, публика словно окаменела. Никому не хотелось, чтобы волшебное действо прекращалось. Если бы такое было возможно, все с удовольствием: посмотрели бы «Питера» еще раз или хотя бы снова прослушали прелестные любовные дуэты.

Наконец раздался первый робкий хлопок, за ним еще и еще. Затем послышался характерный шелест платьев – весь зал в едином порыве поднялся с места. Аплодисменты переросли в бурные овации, сопровождаемые криками «Браво!» Так продолжалось почти четверть часа.

Занавес опустился в последний раз, и зрители начали расходиться. Непривычно молчаливые, погруженные в раздумья, они понимали, что только что стали свидетелями уникального зрелища. Причем не только свидетелями, но и участниками.

– Как чудесно быть такой молодой и такой талантливой! – вздохнула Чарли, когда они с Эриком ехали вдоль набережной, направляясь к его дому. – Не могу поверить, что это та же девушка, которая играла Джоанну! Две такие разные роли... Интересно, какова она в жизни?..

– Я хотел бы на минутку заглянуть за кулисы, – сказал Росс соседке, с сожалением осознавая, что спектакль окончен. Он сотни раз видел репетиции, но готовая постановка его потрясла. Ему надо во что бы то ни стало повидать Венди. На мгновение он забыл, что таковой на свете не существует и что на самом деле он торопится к Дженет.

– Поздравить свою принцессу? – съязвила обиженная Стейси.

– Она взволновала тебя, Марк? – Задавая этот вопрос, Кэтлин со страхом ждала ответа. Дженет в роли Венди была неотразима – чувственная, соблазнительная, волнующая. Даже она, женщина, это почувствовала.

– Нисколько, – убежденно ответил Марк.

Лесли не виделась с Джеймсом десять дней, со времени его командировки на Мауи. Из театра они вышли, держась за руки, и так же ехали всю дорогу к ее дому. Оба молчали, вновь и вновь переживая то, что недавно видели на сцене.

«Я, как Питер, живу на Ничьей земле, – думал Джеймс, стискивая руку девушки. – Как и он, я не хочу ее отпускать, хотя знаю, что должен. Когда-нибудь так и произойдет...»

А Лесли в этот момент думала: «Мы ведь скоро распрощаемся, правда, Джеймс?»

В эту ночь, как и в остальные на протяжении последних трех недель, пока роман еще тянулся, Джеймс и Лесли занимались любовью так, словно касались друг друга в последний раз. Казалось, каждый стремится запечатлеть в памяти мельчайшие подробности свидания, чтобы потом вспоминать о них как об обстоятельствах любви, которая была прервана, но никогда по-настоящему не кончалась.

Пятнадцатого декабря, вернувшись домой, Лесли обнаружила у себя Джеймса. Он встал, но не сделал попытки приблизиться к ней. Сердце у нее екнуло, когда она заметила на кофейном подносе крошечный сверкающий ключик, который сама же ему вручила два с половиной месяца назад.

Лесли давно знала, что рано или поздно такой день наступит. Более того – она готовилась к нему. Но сейчас, когда предчувствие стало реальностью, она не смогла сдержаться. Как только горячие слезинки покатились по ее щекам, Джеймс, забыв об обещаниях, данных самому себе, подлетел к подруге и начал ее утешать.

– Прошу тебя, не плачь!

– Извини. Я буду так скучать по тебе...

– Лесли... – прошептал он.

Заранее заготовленные, отрепетированные слова – разумные, взвешенные, мудрые – вылетели из головы у обоих. Драгоценные часы, проведенные вместе, навсегда останутся для них сладким воспоминанием. Но как тяжело расставание! И он, и она молчали, судорожно стискивая друг друга в объятиях. И вдруг, как по команде, отстранились.

– Прощай, дорогая Лесли, – охрипшим от волнения голосом прошептал он.

– Прощай, Джеймс, – сквозь слезы так же шепотом откликнулась она.

Дома Джеймса никто не ждал – Линн улетела в Чикаго. Ее не будет до завтрашнего утра.

Линн... К ней возвратилась прежняя энергия, но она казалась другим человеком – сосредоточенная, постоянно чем-то занятая. По вечерам муж уходил спать, а жена еще долго сидела за столом и что-то писала. Она торопилась – срок, установленный ею самой, неумолимо приближался. К этому сроку должна быть готова очередная книга о Монике – книга, в которой не будет иллюстраций Джеймса. Энергичная, деятельная, любезная Линн. И абсолютно чужая...

Они по-прежнему не занимались любовью. Джеймс относил это за счет ее недавней болезни и надеялся, что, после того как к ней возвратятся силы, они наверстают упущенное. Поведение жены, несомненно, изменилось, и все же, знай она о Лесли, Линн вела бы себя не так. Более агрессивно.

Им бы следовало поговорить. Особенно теперь, когда она выздоровела, а он расстался с Лесли. Только сейчас Джеймс осознал, что за три последних месяца не обменялся с женой и десятком фраз. А ему хотелось былой близости, хотелось снова в нее влюбиться, повторить прежние обещания любви, дружбы и доверия, наполнив их новым смыслом.

Повторный визит в клинику Линн наметила на четырнадцатое декабря. Выйдя из кабинета – врач сказал, что все идет нормально, – она решила, что поговорит с мужем, как только возвратится из Чикаго. Прямо с порога Линн бросилась к телефону и набрала служебный номер Джеймса.

– Что-нибудь случилось? – обеспокоенно спросил он – прежде она никогда не звонила ему на работу.

– Нет, все в порядке. Я только что вошла. Нам надо поговорить, – промолвила она и умолкла, пытаясь собраться с мыслями. Разговор предстоит непростой, но его легче вести по телефону, не видя собеседника. – Джеймс, я знаю, что у тебя есть женщина. Знаю, когда это началось – двенадцатого сентября. До сих пор у меня не было сил обсуждать эту тему, а теперь есть. Я хочу развода. Я больше не могу жить с тобой.

Все это Линн выпалила на одном дыхании. Наступило молчание. Она слышала, как колотится сердце у нее в груди.

– Там у меня все кончено, – наконец раздалось на другом конце провода.

– Разве это имеет значение? – гневно перебила она, только сейчас поняв, что до последней минуты надеялась на лучшее. А он даже не стал отпираться...

– Я люблю тебя.

– Нет, – быстро возразила она, – раз ты мог так со мной поступить.

– Послушай, Линн, развестись мы всегда успеем. Позволь мне поговорить с тобой. Пожалуйста!

– Это бесполезно и мучительно. Ты и так причинил мне боль, Джеймс. Не усугубляй ее...

Эту боль он слышал в ее голосе – результат многих месяцев страдания. Значит, она все знала с самого начала.

– Я сейчас же еду домой. Никуда не уходи!

По дороге Джеймс пытался восстановить ход событий. Как это произошло? Как мог он допустить такое, да еще надеяться, что жена ничего не узнает? Обойтись подобным образом не с кем-нибудь, а именно с Линн...

Когда-то так поступил ее отец по отношению к матери. Супруги не стали разводиться из-за ребенка, хотя девочка страдала гораздо больше, чем если бы росла в неполной семье. Она видела, как очередная интрижка мужа наносит жестокий удар по самолюбию матери, и возненавидела сначала отца, а потом и всех мужчин. Повзрослев, Линн стала играть их чувствами. Она наслаждалась, глядя на переживания своих кавалеров, – ей казалось, что таким образом она мстит за мать.

Линн ненавидела мужчин и не доверяла им до тех пор, пока не встретила Джеймса. Он вернул ей веру в сильный пол, и он же ее отнял.

«Как я мог так поступить?» – в сотый раз мысленно восклицал неверный муж, приближаясь к дому. И сам же себе отвечал: все казалось очень просто, поскольку исходной посылкой было «Линн ничего не узнает».

Она ждала его в гостиной, свернувшись калачиком в углу дивана. При виде мужа она вздрогнула и еще сильнее зарылась в подушки.

– Линн, мне так стыдно... – начал Джеймс и двинулся было к жене, но, заметив, что она явно этого не хочет, так и остался стоять в дверях.

– Ты знаешь, что самое смешное? – с горечью перебила его Линн. – Я ведь и вправду верила, что мы с тобой – это нечто особенное, что у нас прекрасные отношения. И вдруг все в одночасье изменилось. Как ты умудрился влюбиться за один день?

– Это не так, Линн. Я знал ее до тебя. Мы не встречались девять лет, а потом я случайно увидел ее по телевизору. Мне казалось, что я лишь делаю то, что должен был сделать много лет назад, Веришь или нет, я убедил себя, что все происходит в прошлом.

Только сейчас, произнося эти слова, он понял, насколько глупо и ненатурально они звучат. Глаза Линн наполнились слезами. Сейчас страдали оба – и муж, и жена. Но повинен в этих страданиях был он один.

– Поговори со мной, Линн.

– Что ты хочешь от меня услышать – как мне больно? Или как я тебя ненавижу?

– Я хочу, чтобы ты посоветовала, как нам выпутаться из этого, – с серьезным видом произнес Джеймс.

– Никак.

– Ты даже не хочешь попытаться?

– Нет. А зачем?

– Потому что я люблю тебя.

– Джеймс, я слышала эти слова тысячу раз. Отец годами уверял в этом мать, а она годами ему верила.

– Твой отец никогда не испытывал к твоей матери того, что я испытываю к тебе.

– Да неужели? А по-моему, оба вы одинаковые. Джеймс вздохнул. Она права. С какой стати она должна ему верить?

– Я порвал с той женщиной, потому что боялся: если все выплывет наружу, я тебя потеряю.

– Значит, поэтому все кончилось, – с расстановкой произнесла Линн. – А почему началось?

– Как бы тебе объяснить... Мне казалось, что это касается только меня. Хотелось завершить то, что началось еще в школе. К нам это не имело никакого отношения, честное слово! Я не искал эту женщину специально, потому что был несчастлив с тобой. Все произошло случайно, поверь. Ни с одной другой этого бы не случилось. И больше не повторится.

Линн сама не заметила, как перестала плакать. Теперь она внимательно слушала. Прежний Джеймс – тот, которого она знала и любила, – не стал бы лгать.

– Я почти тебе верю, – со вздохом призналась она. – Ты считал, что играешь по другим правилам, вернее, что обычные правила здесь неприменимы.

Джеймс ждал, не веря своим ушам. Неужели с ним говорит не маленькая девочка, обиженная на отца, а взрослая Линн – любимая женщина, с которой, как он надеется, судьба связала его навеки?

Но Линн умолкла. Она просто смотрела на мужа, и в ее взгляде попеременно отражались любовь и ненависть, отвращение и желание.

– Ты дашь мне шанс, Линн?

– Не знаю.

– Если ты от меня уйдешь, мы многое потеряем.

– А если останусь, потеряем еще больше, – не задумываясь возразила она.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что произошло один раз, может повториться.

– Этого не будет, Линн, я тебе обещаю.

Она вздохнула. Риск, конечно, громадный. У нее в запасе всего месяц. Джеймс ничего не должен заметить. За этот месяц ей предстоит снова поверить в него и в его любовь.

Но ведь она уже верила ему. Потом в один далеко не прекрасный день все изменилось. И вот теперь он вернулся.

– Я так боюсь, – прошептала она.

Наконец он осмелился подойти к ней, взять за руку, нежно вытереть слезы с влажных щек.

– Я тоже боюсь, Линн. Боюсь тебя потерять.

* * *

Старейший ювелирный магазин Сан-Франциско, расположенный неподалеку от Юнион-сквер, гудел от посетителей. Был канун Рождества – время, когда принимаются самые важные решения. Золотое колье для подружки, серьги с сапфиром и алмазами для любовницы, кольцо, знак вечной любви, – жене, золотые запонки – мужу или любовнику. Только бы не забыть выгравировать на них соответствующую надпись!

Месяц назад владелец магазина заверил Марка, что, несмотря на предпраздничную горячку, крупный, в два с половиной карата, бриллиант чистой воды будет вставлен в оправу к сроку, то есть к Рождеству. Бриллиант не был фамильной ценностью – его много лет назад приобрел отец Кэтлин, сочтя такую покупку выгодным помещением капитала.

С тех пор стоимость камня утроилась и теперь составляла по меньшей мере четверть миллиона долларов. Но для Кэтлин кольцо имело ценность только в одном смысле – она получит его от Марка. Будущий жених решил, что нет смысла отказываться от такой прелестной вещи только потому, что купил ее не он, а мистер Дженкинс, Марк по-прежнему не придавал особого значения богатству своей невесты.