Текст книги "Клуб для избранных"
Автор книги: Кэтрин Стоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)
– Значит, дело в другом. – Дженет заплакала. – Значит, он ненавидит меня, а не медицину.
– Нет, Дженет, Нет! Марк только о тебе и говорит. «Дженет испекла печенье для нашей бригады», «Дженет советует всем прочитать “Мелодию сердца”», «Я обещал Дженет вернуться к восьми».
Дженет покачала головой. Слезы струились по ее лицу. Сознание того, что Марк на работе ведет себя не так, как дома, лишь, усугубляло ее страдания.
– Я больше не могу с ним жить, Лесли.
– Постарайся поговорить с Марком. Он умный, добрый человек и все поймет, – посоветовала Лесли и тихо добавила: – Вы оба мне очень дороги.
Две недели спустя после того разговора подруги опять сидели вместе на кухне.
– Надолго вы расстались?
– Думаю, на неделю. В следующее воскресенье я опять попытаюсь с ним поговорить.
– Уверена, что это даст результаты.
– Не даст, если Марк не задумается над моими словами. Пока что мы не понимаем друг друга. А может, я просто сумасшедшая? – мрачно изрекла Дженет.
– Вовсе нет. Ты чувствуешь себя несчастной, в этом все дело. Я очень надеюсь, что вам удастся это преодолеть, – сказала Лесли со всей искренностью, поскольку и вправду так думала.
Она считала, что Марк и Дженет созданы друг для друга.
Глава 6
Неожиданный ноябрьский туман, спустившийся над городим утром, днем рассеялся, а к тому времени, когда Марк покидал больницу – было это в субботу в шесть вечера, – снова опустился. На взгляд Марка, за сутки с лишним, проведенные им к клинике, во внешнем мире ничего не изменилось.
Телефон зазвонил, как только он переступил порог квартиры. Это была Дженет.
– Привет, Марк.
– Привет.
– Мне кажется, нам надо встретиться и поговорить. – За пять недель их разлуки Дженет впервые заговорила о встрече.
– Хорошо.
– Ты мог бы завтра прийти ко мне на обед?
– На обед не смогу. Лучше позднее. Скажем, часиков в семь. Идет?
– Договорились.
Попрощавшись с женой, Марк набрал номер Кэтлин. К телефону подошел ее отец.
– Здравствуйте, мистер Дженкинс. – «Главный управляющий международной компании... Невероятно!» – Это Марк Тейлор. Как миссис Дженкинс?
– Очень хорошо, спасибо. Во вторник, как выражается Кэтлин, ее выпустят.
– Прекрасно. Гм-м... Кэтлин дома?
– К сожалению, нет. Она уехала на выходные и вернется в понедельник. Понравилась вам вечеринка?
– О да! Все были исключительно милы со мной, хотя я человек не их круга.
«А больше всего мне понравилось заниматься любовью с вашей дочерью», – мысленно добавил Марк.
– Детишки Карлтон-клуба образуют собственный круг. Кэтлин считает, что вы вели себя очень независимо.
– Я польщен.
– Передать, что вы звонили?
– Да, пожалуйста. Может быть, она сама захочет мне позвонить.
– Уверен, что захочет.
– Мои наилучшие пожелания миссис Дженкинс.
– Благодарю. До свидания.
«Какой милый, простой человек, – пришел к выводу Марк. – И совсем не задается, даром что занимает такой пост».
Ровно в семь Марк появился в дверях своего бывшего дома. Увидев Дженет, он ахнул. Она выглядела точь-в-точь так, как одиннадцать лет назад, когда они только познакомились: тоненькая, юная, с широко распахнутыми доверчивыми глазами. За пять недель она сбросила все, что набрала за полгода. На заострившемся личике огромные серые глаза казались еще больше. Впалые щеки придавали ее облику что-то воздушное.
– Выглядишь грандиозно, – искренне восхитился Марк.
– Спасибо. – Она улыбнулась. – Входи. Кофе хочешь?
– С удовольствием.
«Интересно, долго будет продолжаться этот бессмысленный обмен любезностями?» – с досадой подумала Дженет.
Они перешли в гостиную, которая ничуть не изменилась. Все вещи Марка остались на месте. Неожиданно он с удивлением заметил, что на Дженет нет кольца. Сам он так и не снял свое, хотя после ночи, проведенной с Кэтлин, мог бы это сделать. Если бы вспомнил... «Есть ли у нее любовник?» – вдруг пришло ему в голову.
– Ты сегодня выглядишь, как в тот день, когда мы познакомились, – с улыбкой проговорил Марк.
– Своим внешним видом я довольна.
– А как насчет остального?
– Не знаю. А что чувствуешь ты?
– Сам еще не разобрался, – признался Марк. – Может, я действительно слишком увлекся работой. Поверь, я даже не заметил, что мы четыре месяца не занимались любовью.
– Домой ты всегда приходил мрачным. Лесли говорит, что на работе ты другой.
– Совершенно незачем втягивать в наши дела Лесли, – недовольно бросил Марк. – И потом я никогда не раздражаюсь – ни на работе, ни дома.
– Бывали дни, когда ты вообще со мной не разговаривал, а когда я пыталась обнять тебя, шарахался.
– Если и бывали, то редко.
– Часто, слишком часто. День за днем. Ночь за ночью. Они долго сидели молча, обуреваемые воспоминаниями и вопросами, на которые не было ответа. Он мог бы подойти к ней, обнять, заняться с ней любовью, но он этого не сделал. Он не знал, кто перед ним. Женщина, которая месяц назад гневно кричала на него, сегодня выглядела как та шестнадцатилетняя девчонка, в которую он влюбился одиннадцать лет назад. Эту новую Дженет он не понимал. Надо было найти прежнюю, вернуться назад, к своей Дженет.
– Ты помнишь, как мы в первый раз занимались любовью? – неожиданно спросил он, не глядя на нее.
– Конечно. – Ее глаза наполнились слезами.
– О чем ты тогда думала? Это был важный шаг в нашей жизни, но мы никогда его не обсуждали. Так о чем?
– Я думала о том же, о чем думаю всегда, когда ты прикасаешься ко мне. Я думала: «Я люблю тебя».
– Дженет... – растроганно выдохнул Марк. Взгляд его упал на золотой ободок, который он носил последние пять лет. – Почему ты сняла кольцо?
– Потому что кольцо – это символ того, что мы вместе. Я хотела почувствовать, каково мне будет без тебя.
– Ну и каково?
– Ужасно. Пусто. Печально.
– Мы должны снова попытаться.
Она кивнула. Слезы полились по ее щекам.
– Да. Но еще слишком рано. Мы сидим рядом, грустим, вспоминая, как когда-то любили, но даже не можем заставить себя коснуться друг друга.
– Но ведь мы оба хотим попытаться, правда?
– Да.
– В декабре у меня будет новое расписание – без ночных дежурств, работа только по будням с девяти до пяти. Я буду свободен на Рождество – в твой день рождения. Давай начнем через три недели. Идет?
– Ладно, – кивнула Дженет, сомневаясь, что из этого что-нибудь получится. Ни через три недели, ни через месяц. Никогда. Но попробовать стоит. Может быть, она ошибается?
Кэтлин позвонила во вторник вечером.
– Ты мне звонил? – без предисловий начала она.
– Да. Хотел поблагодарить за тот вечер.
– Всегда пожалуйста.
– И еще... – Он запнулся. – Хотел пригласить тебя... но...
– Но? – перебила она разочарованно.
– Неожиданный поворот в пробном расставании – пробное воссоединение.
– Она у тебя?
– Нет. Мы начнем первого декабря.
– Как странно! А до тех пор?
– До тех пор я должен все обдумать. – «Я не могу пока встречаться с тобой, Кэтлин», – мысленно добавил Марк.
– И что ты думаешь?
– Что нелегко вычеркнуть из жизни одиннадцать лет. Когда мы давали клятву в церкви, это были не пустые слова. Надо использовать любой шанс. Вот что я думаю. Вот чего хочу.
– Понятно, – дрожащим голосом произнесла Кэтлин. «Проклятие! Повезло его жене...» – Дай мне знать.
– Если я не позвоню, ты и так будешь знать.
К пятнадцатому декабря и Марк, и Дженет поняли, что их браку пришел конец. Оба пытались – быть может, слишком усердно – воскресить давно умершее. То, что произошло, каждый воспринимал со своей, отличной от другого, точки зрения. Много раз они делали попытку выяснить отношения, но это пи к чему не приводило. Целыми часами они восстанавливали в памяти былые счастливые времена. Воспоминания были яркими, живыми, но перенести из прошлого радость и любовь в настоящее обоим оказалось не под силу.
За это время они были близки всего один раз, а потом обнялись и заплакали, скорбя по любви, которую утратили навсегда.
– Как такое могло случиться с нами, Дженет? – сокрушенно спросил Марк.
Она только покачала головой. Было время, когда она могла сделать его счастливым одним своим прикосновением или поцелуем. Однако теперь этот дар исчез. Ее присутствие перестало что-либо значить. То ли Марк ее разлюбил, то ли переживания по поводу медицины, в которых он упорно не желал сознаться, перевесили ее любовь, – для Дженет это так и осталось тайной.
Чувства умерли. Их сменили саднящая боль и печаль, тоска по прошлой любви, которая ушла навсегда...
К исходу второй недели они подали на развод и начали делить имущество – процесс слишком болезненный, чтобы совершать его вдвоем. Свадебные фотографии, подушки, вышитые руками Дженет, одеяло для супружеской постели, сувениры прежних дней – каждая вещь вызывала бурю эмоций.
Дженет согласилась заняться этим сама, но ей было необходимо выяснить, на какие вещи претендует Марк.
– Какой сервиз ты выбираешь – парадный или повседневный?
– Вес равно.
– Приборы серебряные или мельхиоровые?
– Да какая разница! – сорвался Марк и добавил, смягчившись: – Мне действительно все равно, Дженет.
– Но ведь есть что-то, что ты хотел бы взять себе? – устало спросила она.
– Университетский вымпел, – неожиданно для себя ответил Марк, вспомнив, как по этому поводу подтрунивала над ним Кэтлин. Господи, неужели даже сейчас он думает о ней? Ему казалось, что все его мысли заняты Дженет, попыткой спасти их брак. И все же подсознательно он выбрал вымпел – не для себя, а чтобы показать его Кэтлин. И от этого ему стало еще грустнее.
Впервые за много лет Марк был свободен на Рождество и мог бы отпраздновать день рождения Дженет вместе с ней, но она улетела домой, в заснеженную Небраску. Между тем хорошо смазанные колеса бракоразводного процесса деловито катились дальше, к неизбежному расставанию Дженет Уэллс Тейлор и Марка Дэвида Тейлора.
Двадцать третьего декабря он позвонил Кэтлин.
– Это Марк.
– Я тебя узнала, – едва дыша от волнения, промолвила она. «Если я не позвоню, ты и так будешь знать», – сказал он. И вот звонит...
– Смышленая киска.
– Итак?..
– Мы разводимся.
– С тобой все в порядке? – По голосу чувствовалось, что нет.
– Да, но это так тяжело. Грустно.
– Хочешь поговорить об этом?
– Да нет. Говорить не о чем. Все кончено.
«Вот и прекрасно», – подумала Кэтлин. Ей вовсе не улыбалось утешать Марка или выслушивать душещипательные подробности. Она не раз наблюдала, как только что разведенные мужчины, отдав дань сексуальному кутежу – вознаграждение за вынужденную сдержанность в браке, – обретали новую привязанность – женщину, которой были неизвестны их прошлые ошибки и настоящие слабости. Она сама спала с такими – воспоминание не из приятных.
Кэтлин уже собиралась предложить Марку позвонить ей через полгода, когда он будет готов для новой привязанности, но что-то ее удержало. Может быть, у Марка все произойдет иначе – недаром он не похож на всех прежних ее знакомых.
– Кэтлин, ты тут?
– Да.
– Когда мы увидимся?
– В любое время. Только ведь сейчас праздники. Что ты делаешь на Рождество?
– Семейного Рождества я не вынесу, – виновато признался Марк. – Но все равно спасибо. Как мама?
– Отлично! Чувствует себя на все сто. Вообще-то я имела в виду не семейное торжество, хотя мы были бы рады тебя видеть, а рождественский праздник детишек Карлтон-клуба.
– Небось твоя выдумка?
– А то как же! В этом году он состоится на верхнем этаже ресторана в Фэрмонте.
– И у тебя нет спутника?
– Если ты откажешься – нет.
– А как одеваться?
– Все как полагается: черный галстук, смокинг.
– Я не надевал смокинга... – Марк запнулся.
– Со дня свадьбы. И тебе негде его взять, да?
– Да, но... Послушай, Кэтлин, может, мы могли бы увидеться...
– Пожалуйста, Марк, мне так хочется, чтобы ты пришел! Детишки уже спрашивали о тебе. Скажи мне свой размер, и я достану смокинг со всеми причиндалами. Это будет грандиозно!
Фотографы, журналисты... На следующий день нашему празднику будет посвящена целая страница в «Кроникл».
– Нет, – твердо сказал Марк. «Это уж слишком».
– Ладно, обойдемся без прессы. – «Разве что снимемся вдвоем – на память».
– О’кей.
– Когда мне за тобой заехать? Ты работаешь в этот день?
– Нет. – Как мило, что Кэтлин понимает, что врачи работают и по праздникам, и ее это не смущает!
– Тогда почему бы тебе не прийти к нам на ленч? Мои родители были бы рады.
– Спасибо, нет.
– Ладно. Сейчас прикину... Я могу быть у тебя в два – с индейкой и клюквенным соусом. Или это слишком рано?
– Нет. – «Лучше бы прямо сейчас!» – А когда начнется... э... празднование?
– Вообще-то в восемь, но нет смысла появляться там раньше половины десятого.
Повесив трубку, Марк начал прикидывать, сколько раз за семь с половиной часов можно прослушать четыре пластинки. И к черту индейку!
Кэтлин думала о том же. «Шехеразада», «Спящая красавица», «Лебединое озеро», «Жизель». Потом «Жизель», «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Шехеразада». И так далее...
Глава 7
В середине января Марк забрал коробки, которые тщательно упаковала для него Дженет, – свою половину воспоминаний. От мебели он отказался. Развод стал свершившимся фактом, оставалось выждать несколько дней, чтобы законодательно его закрепить.
С Кэтлин Марк встречался раз в три дня – накануне дежурства. Когда он вечером возвращался с работы, она уже ждала его и старалась уйти не позже двух, чтобы дать ему возможность выспаться. Иногда, если Марк не слишком уставал после дежурства, он звонил ей и она приезжала.
– Пожалуй, я сниму квартиру в городе, – как-то за завтраком объявила родителям Кэтлин.
– Вы переедете вместе, дорогая? – без обиняков спросил отец.
– Нет.
Марк ни разу не заговаривал об этом. Слишком рано.
– Тогда зачем?
– Я хочу иметь возможность провести с ним всю ночь, – просто ответила Кэтлин. «Заснуть и проснуться в его объятиях. Не уходить крадучись, в темноте». – Не хочу, чтобы вы беспокоились, что я попала в аварию где-нибудь по дороге.
Моральная сторона вопроса не обсуждалась – имели значение лишь безопасность и счастье Кэтлин. Несмотря на возраст, она по-прежнему жила в своей детской комнатке в дальнем крыле дома, потому что эта комната ей нравилась и потому что Кэтлин не имела ничего против того, чтобы жить с родителями. Она уже давно пользовалась полной свободой, но до сих пор не встречала мужчину, с которым ей хотелось бы провести ночь. Марк был другим.
– Только не оставляй нас в неведении, дорогая. Запиши номер Марка – когда ты с ним, мы за тебя спокойны.
Родители Кэтлин ни разу не встречались с Марком после того, как миссис Дженкинс выписалась из больницы, но у обоих остались о нем самые теплые воспоминания.
К концу января Кэтлин, с разрешения Марка, купила пружинный матрас, четыре пуховые подушки вместо прежних комковатых и два комплекта изящного постельного белья. В гостиной появились живые цветы, а на стене – красно-белый университетский вымпел.
Коробки с воспоминаниями Марк забросил на антресоли. Мало-помалу его жилище стало выглядеть лучше, просторнее, удобнее, и все благодаря Кэтлин. Теперь это была их квартира.
– Не хватает внешнего лоска, – заявила вдруг Кэтлин. – Гостиную надо покрасить, повесить картины...
– И кто этим займется?
– Я, если ты не против. Выберу день, когда ты на дежурстве, чтобы краска успела выветриться. О’кей? Ну пожалуйста!
– Конечно, дорогая, – кивнул Марк, обнимая ее за плечи, – раз тебе этого хочется.
Утром пятого февраля Дженет поднималась в квартиру Марка. Она никогда не бывала здесь, но Марк дал ей адрес. С собой она несла коробку – остатки воспоминаний – и почту. Ничего ценного. Все это можно оставить у двери.
Сама Дженет тоже собиралась переезжать. Она не посвящала Марка в свои планы. Ей вообще не хотелось с ним говорить – слишком болезненно, да и сказать, в сущности, нечего. Она специально выбрала это время – десять утра в четверг, – поскольку знала, что его дома не будет.
К ее удивлению, дверь была нараспашку. Пахло краской. Дженет вошла в квартиру. Раз уж открыто, коробку можно оставить и внутри.
– Есть тут кто-нибудь? – крикнула она.
– А как же! – послышался в ответ задорный женский голос. Дженет прошла в комнату и нос к носу столкнулась с Кэтлин.
– Привет! – сказала та, не подозревая, что перед ней бывшая жена Марка.
– Меня зовут Дженет. Я бы хотела оставить эту коробку для Марка.
– Здравствуйте. Я – Кэтлин, друг Марка. Вот вызвалась покрасить его квартиру.
Лицо этой женщины Кэтлин узнала сразу. Оставалось надеяться, что Дженет не узнает ее в заляпанной краской одежде. Однако Дженет узнала.
– Это вы? Кажется, вчера мы...
– Да.
Накануне в театре «Юнион-сквер» состоялось финальное прослушивание претенденток на главную роль в мюзикле «Джоанна». Ему предшествовали две сумасшедшие недели, во время которых перед хореографами, режиссерами, продюсерами и членами труппы прошло бессчетное число девиц, горевших желанием получить заветную роль. Решающее слово принадлежало художественному совету, куда входила Кэтлин.
«Джоанна» была смелым, даже рискованным, проектом. Впервые оригинальная музыкальная постановка должна была появиться не в Нью-Йорке на Бродвее, а в Сан-Франциско. Эпохальное событие для театра! Теперь предстояло не ошибиться в выборе исполнителей.
Дженет попала и число финалисток – единственная любительница среди профессионалов. «Дж. Уэллс». Кэтлин вспомнила, что именно это имя значилось в списке. Его носила женщина с миловидным лицом и очаровательным голосом.
Кэтлин настояла на том, чтобы Дж. Уэллс взяли на главную роль, а не во вспомогательный состав. Дженет слышала весь разговор и запомнила свою защитницу. И вот судьба снова свела ее с изысканной молодой дамой с черными как смоль волосами и фиалковыми глазами.
– Так вы – жена Марка?
– Бывшая.
– Вчера я не знала, кто вы. Фамилия другая...
– Я взяла девичью фамилию.
Другая фамилия. Другая женщина.
Марк ничего не рассказывал о Дженет, и Кэтлин представляла ее эдакой деревенской простушкой, пухленькой и глуповатой. Думать так было утешительно.
Уходя с прослушивания, Кэтлин никак не могла выбросить из головы статистку, которая очаровала весь худсовет и, без сомнения, сумеет покорить публику не только в Сан-Франциско, но и в Нью-Йорке. «Кто же она, эта талантливая красотка с большими серыми глазами?» – спрашивала себя Кэтлин.
Сегодня она получила ответ на свой вопрос.
– Вы замечательно пели.
– Спасибо.
– Решение вам известно?
– Нет. Мне обещали позвонить, – ответила Дженет, торопясь уйти. Ей было неприятно видеть Кэтлин в квартире Марка. Та вела себя как хозяйка, и Дженет чувствовала себя чужой. Чем скорее она покинет этот дом, тем лучше.
Но Кэтлин ее остановила.
– Они должны были позвонить в девять. Вы победили, Дженет! Обошли всех этих самонадеянных профессионалов. Поздравляю! Вы были самой лучшей.
Опять эти ненавистные два слова! Дженет поморщилась. Она была согласна на любую роль, поскольку чувствовала: если не вернется на сцену, то сойдет с ума. Но главная роль...
Не веря своим ушам, она уставилась на Кэтлин. Казалось невероятным, что в постановке малоизвестного мюзикла на главную роль утвердили никому не известную дебютантку. Затея выглядела рискованной, слишком рискованной. Дженет не могла себе представить, чтобы кто-нибудь взялся за эту непосильную задачу.
Но она не знала Росса Макмиллана. Росс смело шел на риск, превращая его в феноменальный успех. Когда в 1976 году он основал «Юнион-сквер», все предрекали ему провал. В Сан-Франциско и так достаточно театров. Кому нужен еще один? Не прошло и года, как театралы стали покупать билеты на весь сезон и с нетерпением ждать каждой новой постановки «Юнион-сквер». И они никогда не бывали разочарованы.
Росс Макмиллан любил рисковать. Собственно говоря, когда он вставал у творческого кормила, риск переставал быть риском и превращался в возможность. Из любой возможности Росс умел сделать нечто сногсшибательное.
Ему было тридцать три года, и выглядел он так, что его скорее можно было вообразить на сцене, чем за кулисами. Но даже привлекательная внешность (Росса часто сравнивали с Робертом Редфордом) меркла перед его режиссерским талантом. Кроме того, он принадлежал к числу детишек Карлтон-клуба.
Решение утвердить Дженет Уэллс в качестве Джоанны принадлежало Россу – худсовет лишь одобрил его.
– Какой номер вы им оставили? – спросила Кэтлин.
– Рабочий. Но по четвергам я начинаю в двенадцать.
– Звоните им. Немедленно! Вчера, когда я уходила из театра, роль была вашей. И все же лучше удостовериться...
Кэтлин жестом показала, где телефон, слишком поздно вспомнив, что над аппаратом красуется фотография в роскошной рамке – они с Марком во время празднования Рождества. Милая, романтическая картинка. Их общее воспоминание.
Увидев фото, Дженет вздрогнула и тут же, овладев собой, набрала номер офиса. Да, ей звонил Росс Макмиллан из «Юнион-сквер». Телефон театра она помнила наизусть.
– Это правда? Я буду играть Джоанну? – Сердце Дженет бешено застучало. – Да, в понедельник в восемь утра я у вас. Да. Благодарю вас, мистер Макмиллан.
Положив трубку, она снова взглянула на фотографию, затем обернулась к Кэтлин. Огромные серые глаза подозрительно блестели, но Дженет пыталась улыбаться.
– А он быстро утешился! Или... – Она запнулась. А вдруг Кэтлин – причина того, что Марк месяцами не прикасался к ней? Как долго они вместе? Год? Полтора?
– Дженет, – мягко проговорила Кэтлин, смаргивая слезы. Теперь она понимала, что имел в виду Марк, когда говорил, что ему грустно расставаться с Дженет. Это, безусловно, потеря – потеря для них обоих. – Мы с Марком познакомились после того, как... словом, когда у вас все кончилось. И утешился он совсем не быстро. Поверьте!
– Мне пора. – Дженет ринулась к двери, едва сдерживая слезы, и на пороге обернулась. – Мы еще увидимся?
– Наверняка. Я часто прихожу на репетиции.
– Нельзя ли... не могли бы вы... ему обязательно быть с вами?
– Нет, я приду одна или не приду совсем.
– Спасибо. Не могли бы вы... мне бы очень хотелось, чтобы он увидел меня на сцене.
– Разумеется, он вас увидит, – заверила новую знакомую Кэтлин.
После ухода Дженет она целый час неподвижно сидела на кухне, в тысячный раз задаваясь вопросом: не лучше ли на время оставить Марка в покое, дать ему возможность прийти в себя? И надеяться, что, излечившись, он сам ее найдет?
Марк никогда не упоминал о Дженет, никак не показывал своего горя – во всяком случае, при ней. А когда он один? Этого Кэтлин не знала.
Вскоре пришла Бетси. Кэтлин ни словом не обмолвилась о том, что произошло. До вечера они болтали о пустяках, слушали пластинки, а Кэтлин красила стены.
На следующий день. Марк не позвонил. Наверное, поздно пришел домой, решила Кэтлин, хотя в глубине души не была уверена, что дело только в этом. А что, если Дженет позвонила ему и все рассказала? Что, если этот звонок снова свел их вместе?
«Он дал бы мне знать», – поразмыслив, пришла к выводу Кэтлин.
Назавтра – это был их законный день – она приехала к Марку и привезла с собой три картины, намереваясь украсить ими свежевыкрашенные стены. Первые две не представляли собой ничего особенного: рекламные пейзажи Сан-Франциско: один – с яхтой, скользящей по водам залива в яркий солнечный день, второй – силуэт города в сумерках, освещенный луной и звездами. Зато третья картинка предназначалась специально для Марка.
Это была первоклассно сделанная фотография кирпичного особняка с белыми мраморными колоннами, окруженного идеально подстриженными изумрудно-зелеными газонами и ухоженными клумбами, где цвели розы, лилии и азалии. Импозантный особняк и весь его антураж недвусмысленно свидетельствовали о безупречном вкусе, богатстве и благородном происхождении обитателей. Неподалеку от входа красовалась надпись, выложенная из кирпича и мрамора: «Карлтон-клуб».
Развесив картины, Кэтлин улыбнулась. Идеально, особенно последняя. Марку должно понравиться. Интересно, а она сама по-прежнему ему нравится?
Он позвонил в шесть. Голос у него был усталым.
– Раньше чем через час не вырвусь. Подождешь?
– Естественно. Трудный был день?
– Обыкновенный. Одно желудочное кровотечение, но Лесли с этим справится. Сегодня ее дежурство.
Кэтлин догадалась, что Лесли где-то рядом. Ей нравилась молодая стажерка – она так участливо отнеслась к ее матери. Она и Марк.
Он появился, как и обещал, через час, и был явно рад видеть Кэтлин.
– Я приму душ, иначе не смогу тебя обнять. А хочется!
– Тогда поторопись, – спокойно проговорила она, подставляя губы для мимолетного поцелуя.
– Не хочешь присоединиться? – предложил Марк, раздеваясь.
– Нет, спасибо, – покачала головой Кэтлин. – У меня ужин в духовке.
Глядя на заляпанные кровью белые штаны – рабочую одежду Марка, – она опасливо спросила:
– Ты достаточно осторожен? Тут всюду кровь... Не боишься гепатита и этого, как его... СПИДа?
Марк не предполагал, что Кэтлин известно, как передается гепатит, и что она слышала о СПИДе – эта болезнь появилась в Северной Америке сравнительно недавно. В Сан-Франциско было немало таких больных, и по городу уже поползли слухи, что СПИДом можно заразиться не только через кровь, но и половым путем.
– Пятна крови на одежде не представляют никакой опасности. Плохо, если кровь попадает на слизистые оболочки. За этим мы следим строго.
– А у тебя есть пациенты со СПИДом?
– Да, двое. – «И оба умирают».
– Ты не боишься их лечить? Это, должно быть, ужасно...
– Это действительно ужасно, но я не боюсь. Меня волнует другое: эти двое – молодые люди, мужчины моего возраста – умирают, а мы до сих пор не знаем ни причин недуга, ни как он распространяется, ни чем его лечить... – сокрушенно закончил Марк.
– Но раз вы почти ничего не знаете об этой болезни, а она так коварна, вполне вероятно, что ты тоже можешь ее подхватить. Тебя это не пугает? – настаивала Кэтлин.
– Я врач, – с металлом в голосе отрезал Марк. – Изо дня в день мне приходится лечить людей. Можно заразиться любой болезнью, не только СПИДом, если не соблюдать осторожность. А я соблюдаю.
– Пойду взгляну, как там жаркое, – проговорила Кэтлин, немного обиженная тоном Марка.
Намыливаясь в третий раз, он продолжал размышлять о СПИДе. Оба его пациента отчаянно боролись за жизнь, потому что были молоды, полны сил и жизнь, по их мнению, того стоила. И все же им суждено умереть – умереть от нового, неизлечимого и таинственного недуга. Если можно выбирать смерть, то эта – от СПИДа – без сомнения, наихудшая. В этом были убеждены все коллеги Марка. И потому все они старались соблюдать осторожность.
Выйдя из душа, он облачился в брюки цвета хаки и рубашку с открытым воротом, закатав рукава до локтей. Картинки он заметил сразу.
– Чудесные снимки! – Взгляд его упал на фотографию особняка. – А это что?
– Подойди ближе. Там написано.
Марк наклонился и прочел вслух:
– «Карлтон-клуб».
– Мне хотелось что-то противопоставить университетскому вымпелу.
– Этот плакат лучше повесить над нашей кроватью. Он будет прекрасно сочетаться с пуховыми подушками и новыми простынями.
«Нашей кроватью» – с бьющимся сердцем повторила про себя Кэтлин и подумала, что их любовь воплощает в себе все:смех и нежность, вожделение и романтику, авантюризм и традиции, а значит, ей соответствуют и задорный вымпел, и изысканные простыни, и роскошная картинка с Карлтон-клубом.
За обедом Кэтлин рассказала Марку о своей встрече с Дженет.
– Ты помнишь певицу-любительницу, которую мы в среду прослушивали на «Джоанну»?
– Ту, что тебе понравилась? Кажется, роль досталась ей. Да, помню. А что?
– Это была Дженет, – с расстановкой ответила Кэтлин.
– Неужели? – «Ну конечно, Дженет. Всю жизнь она только этим и занималась – отбирала роли у признанных солисток. И не потому, что хотела кого-то превзойти, а потому, что не могла жить без пения». – Я рад за нее. В среду ты об этом уже знала?
– Нет. Она значилась в списке под девичьей фамилией.
– Сама она, конечно, в восторге?
– Еще бы!
Разговор перешел на другие темы. Ни о чем серьезном они не говорили и вообще были молчаливее, чем всегда. Поздно вечером, когда пришло время ложиться спать, Марк как бы между прочим спросил:
– Наверное, тебе придется присутствовать на репетициях?
– Вовсе нет. Я сказала, что вряд ли приду.
– Мне бы хотелось увидеть ее на сцене, – помолчав, признался он.
– Ей бы тоже этого хотелось. Она мне так и сказала.
В эту ночь любовь происходила традиционно, можно сказать, целомудренно. Сначала они долго целовались, потом Марк овладел ею, и они начали двигаться – неторопливо, ритмично, спокойно.
Кэтлин не знала, что Марк и Дженет всегда занимались любовью только так. Сотни раз. Из года в год.
В последующие две недели бывали дни, когда Марк, погруженный в себя, казался Кэтлин каким-то далеким. Она не понимала причины. Это могло быть из-за Дженет или потому, что оба пациента со СПИДом умерли в один день прямо у него на глазах. Он наблюдал, как они умирали, и был не в силах им помочь.
А может быть, виной тому был его долгий телефонный разговор с отцом. Марк попросил Кэтлин выйти в соседнюю комнату, но даже сюда долетал его сердитый, раздраженный голос, чего за ним прежде не водилось. Услышав, что он повесил трубку, Кэтлин вернулась в гостиную. Казалось, Марк не замечает ее присутствия. Он сидел в углу, уткнувшись в «Приключения Шерлока Холмса». Кэтлин наугад вытащила с полки книгу – это оказался «Улисс» Джеймса Джойса – и тоже попыталась читать. Но ей никак не удавалось сосредоточиться, и в конце концов она отложила увесистый том и стала молча наблюдать за Марком.
– Это нехорошо, – прошептала она, когда прошел час, а Марк так ни разу на нее и не взглянул.
Он поднял голову.
– Что ты сказала?
– Нехорошо, что ты от меня отгораживаешься. Отгораживаешься. Это слово прозвучало бы уместнее в устах Дженет.
Марк отложил «Шерлока Холмса» и подошел к ее креслу.
– Что ты имеешь в виду? – как можно мягче спросил он.
– Как я понимаю, у тебя был серьезный разговор с отцом, после чего ты замкнулся и ведешь себя так, словно меня здесь нет и никогда не было.
– Извини, я этого не заметил. А что, по-твоему, я должен был делать?
– Не знаю. Ну, например, сказать: «Мой отец – порядочный негодяй. Ты не возражаешь, дорогая, если я ненадолго сбегу от него в Лондон к Холмсу?»
– Как просто! – улыбнулся Марк.
– К сожалению, ты даже не замечаешь, когда на тебя находит.
– А что, такое уже бывало? – с тревогой осведомился он, привлекая ее к себе.
– За последние две недели – не раз. За последние два месяца – частенько.
– Честное слово, я не нарочно!
– Знаю.
Кэтлин поняла, что это старая привычка, и подумала: «Интересно, как к этому относилась Дженет?» Но теперь хотя бы стало ясно, что задумчивость Марка не имеет никакого отношения к его бывшей жене.
– И что ты посоветуешь?
– Быть внимательнее. Если тебя что-то беспокоит, мне необязательно об этом знать. Я только должна быть уверена, что причина не во мне.