Текст книги "Клуб для избранных"
Автор книги: Кэтрин Стоун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)
– Клянусь, ты тут ни при чем! – торжественно заверил он.
– Тогда можно я буду тебе напоминать о нашем разговоре, когда ты слишком углубишься в себя? – «Глядишь, чему-нибудь да научишься».
– Конечно! Я не хочу, чтобы ты думала, что я отгораживаюсь.
– И ты не будешь рычать?
– Я никогда не рычу, – мягко возразил он.
– Еще как рычишь!
Следующая неделя оказалась лучше предыдущих. Чувствуя необходимость погрузиться в свои мысли, Марк заранее с юмором объявлял об этом Кэтлин. В такие минуты она, уважая его право на уединение, брала в руки «Улисса» и ждала, пока дурное настроение пройдет. Обычно оно проходило, прежде чем они отправлялись в постель.
– Ты наверняка понимаешь этот роман, – однажды насмешливо проговорила Кэтлин, когда они лежали рядом. – А мне он не по зубам, хотя в свое время я получила наивысший балл за сочинение о нем!
– Да, он один из моих любимых. Шедевр.
– Может, как-нибудь прочтем его вместе?
– Обязательно, только не сейчас, – пообещал Марк, лаская ее грудь.
– Ну конечно, не сейчас!
К исходу третьей недели февраля Кэтлин начала догадываться, что у Марка слишком много проблем: Дженет, неудачная женитьба, непростые отношения с отцом. Он был не готов к новой постоянной привязанности, пока не улягутся эмоции, связанные с распавшимся браком. А для этого требовалось время.
Кэтлин не могла ему помочь, да и не хотела взваливать на себя проблемы разведенных супругов. К концу февраля она приняла решение.
– Мы с Бетси собираемся попутешествовать.
– А как же Джефф? Как-никак жених!
– Перебьется.
– И куда вы направляетесь?
– На Гавайи. Мы ездим туда вдвоем каждые полгода – поболтать, побездельничать, полежать на солнышке.
– Когда вы уезжаете?
– Послезавтра.
– А когда вернетесь?
– Бетси через неделю. – Кэтлин помолчала. – А я – через четыре месяца.
– Через четыре месяца?!
– Ну вот, опять ворчишь.
– Вовсе нет. Но это так неожиданно... Что ты задумала, Кэтлин?
– Выражаясь современным языком, решила дать тебе возможность отдохнуть от меня.
– О Господи! Зачем?
– Потому что ты в этом нуждаешься.
– Значит, тебе известно, в чем я нуждаюсь, а мне нет?
– Не сердись, Марк, – взмолилась Кэтлин. – Ты прав. Я не знаю, в чем ты нуждаешься, – я могу только предполагать. Тебе нужно время, чтобы обдумать то, что произошло между тобой и Дженет.
– Тут нечего обдумывать. Все кончено. Кончено, Кэтлин, – повторил он, глядя в ее фиалковые глаза.
– И ты никогда об этом не думаешь? Не пытаешься понять, почему ваш брак распался?
– Думаю, разумеется, но только для того, чтобы не допустить тех же ошибок с тобой. С нами.
«О, Марк, я остаюсь!» – хотела крикнуть Кэтлин, но потом решила не отступать.
– Кроме того, я хочу, чтобы ты перебесился.
– Ты говоришь обо мне так, словно я подросток в период полового созревания! Мне двадцать семь лет, я хронически устаю на работе, я безумно счастлив с тобой... Неужели ты и вправду хочешь, чтобы я спал со всеми подряд, пока тебя не будет?
– Да, – упрямо подтвердила Кэтлин, чувствуя, как у него начинает сосать под ложечкой. Не слишком ли рискованное дело она затеяла? «Спи с кем угодно, Марк, только не влюбляйся. Разве ты не понимаешь, что мы с тобой – это нечто особенное?»
– Но это смешно!
Она пожала плечами.
– Когда в последний раз ты спал с кем-нибудь, кроме меня и Дженет?
– Никогда.
– Не может быть! Ты прелесть, Марк. Увидимся через годик-другой.
– Кэтлин, ты пытаешься представить меня бесчувственным похотливым самцом. Может, кому-то это показалось бы лестным, а меня оскорбляет.
– Марк... – «Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Всегда», – пронеслось у нее в голове. – Четыре месяца – срок небольшой.
– За это время многое может случиться, – мрачно возразил он, вспомнив последние четыре месяца своей жизни. Он расстался с женщиной, с которой намеревался прожить до самой смерти. Он влюб... увлекся другой женщиной. Все произошло так стремительно, что у него даже не было времени как следует подумать...
«Кэтлин права, – мысленно подвел итог Марк. – Четыре месяца и в самом деле срок небольшой, но эта разлука даст нам возможность проверить свои чувства».
Он раскрыл объятия, и Кэтлин с готовностью упала ему на грудь.
– Куда ты направишься после Гавайев? – спросил он, целуя ее блестящие черные волосы.
– О, в массу мест. Ты не сможешь со мной связаться. – Кэтлин планировала время от времени наведываться в Атертон, но Марку совершенно необязательно об этом знать.
– Значит, пробное расставание предполагает, что нам нельзя даже разговаривать по телефону? А я должен заниматься любовью с каждой женщиной, которая попадется на моем пути?
– Что-то в этом роде.
– И когда ты появишься окончательно?
– После Уимблдона.
– Ты имеешь в виду теннисный турнир? Ты и в Англию поедешь?
– Как можно пропустить Уимблдон? – Чувствовалось, что подобное предположение ее позабавило. – Я всегда езжу туда с родителями. Фирма, где работает отец, бронирует прекрасные места для сотрудников.
– Когда ты все-таки вернешься?
– Через день или два после финала. Примерно девятого июля.
– Как раз на мой день рождения.
– А когда он?
– Одиннадцатого.
– Ты хочешь, чтобы я пришла?
– Очень.
– А если к тому времени раздумаешь?
– Я тебе сообщу.
Глава 8
Джин Уотсон – миссис Уотсон – поступила в университетскую клинику пятнадцатого апреля. Перед тем как познакомиться с новой пациенткой, Лесли встретилась с ее лечащим врачом, доктором Сэмюэлсом, специалистом в области гематологии и онкологии.
– Прелестней женщины я не встречал! Но болезнь, увы, неизлечима. Наверное, эта госпитализация – последняя в ее жизни. Год назад мы диагностировали у нее рак грудной железы. Тут же назначили химиотерапию. Метастазы обнаружены не были, она шла на поправку, как вдруг месяц назад начала жаловаться на кровоточивость десен и упадок сил. Я взял на анализ костный мозг...
– И не нашли опухоли? – спросила Лесли.
– Не только опухоли – вообще ничего. Костного мозга там словно и не было. Весь месяц мы вводили ей красные и белые кровяные тельца и тромбоциты.
– А как насчет пересадки мозга? Одновременно мы могли бы убить опухоль.
– Я бы с радостью, но это не так просто. Она поглощает тромбоциты быстрее, чем мы их вводим. С точки зрения трансплантации такая пациентка – просто кошмар. Вряд ли она выживет.
– То есть вдобавок к раку груди и отсутствию костного мозга у нее идет процесс автоиммунизации?
– Ну да.
– Возможно, опухоль выделяет некое вещество, которое подавляет костный мозг и создает собственные антитела, – задумчиво предположила Лесли.
Доктор Сэмюэлс с интересом посмотрел на нее. Он уже слышал от коллег о новой стажерке, о том, какой она приятный человек и знающий специалист. Но работать вместе им еще не доводилось. Конечно, он и раньше обращал на нее внимание. Да и как было не заметить миловидное личико, обрамленное каштановыми кудряшками, блестящие сапфировые глаза и роскошную фигуру, к сожалению, скрытую под белым халатом? Но главное – улыбка. Иногда она была усталой, иногда еле заметной, но улыбалась Лесли всегда.
Старые сотрудники больницы заметили новенькую сразу и принялись судачить: кто она? где бывает после работы? есть ли у нее друг? счастлива ли она? На последний вопрос хотелось ответить утвердительно: Лесли всем пришлась по душе.
Подпав под обаяние ее юной свежести и проникновенного взгляда огромных голубых глаз, доктор Сэмюэлс в какой-то момент поймал себя на том, что потерял нить разговора. И тут Лесли высказала свое неожиданное предположение. Оно полностью совпадало с тем, что думал он сам. Казалось невероятным, что такая мысль пришла в голову неопытной стажерке.
– Я сам об этом думал, – признался Сэмюэлс.
– Значит, снова химиотерапия? – уточнила Лесли.
– Возможно. Я еще не решил. Парадокс – приходится химиотерапией разрушать костный мозг, который сам же пытаешься стимулировать! Не говоря уже о проблемах с кровью...
– Но если все дело в опухоли, а мы не будем ее лечить... – мягко начала Лесли.
– Знаю. Чертовски трудный случай! Давайте встретимся еще раз после того, как вы осмотрите пациентку и прочтете мои записи. Мне хотелось бы знать, что вы думаете по этому поводу, – закончил он, сам удивляясь тому, что говорит. Никогда в жизни Джек Сэмюэлс не спрашивал чужого мнения, тем более мнения стажера. Конечно, в качестве заведующего отделением ему приходилось общаться с младшими коллегами, но это скорее напоминало диалог Сократа с учениками: Сократ вещает – ученики почтительно внимают. В редких случаях Сэмюэлс снисходил до того, чтобы выслушать стажера, но интересоваться его мнением?.. Исключено!
Не ведая обо всех этих тонкостях, Лесли кивнула и пообещала, что так и сделает.
– Наверное, ее уже доставили. Пойдемте, я вас познакомлю, – предложил Сэмюэлс.
– С удовольствием. Большое спасибо, доктор Сэмюэлс.
– Зовите меня Джек, – неожиданно попросил он, снова удивляясь самому себе. Интересно, какой диагноз поставила бы в этом случае его жена-врач? Острый приступ седины в бороду. И была бы права.
Исходя из описания, данного доктором Сэмюэлсом, Лесли представляла себе миссис Уотсон худой, бледной, изможденной. Однако женщина, сидевшая на постели в пушистом желтом халате, вовсе не соответствовала этому описанию. Густые темно-рыжие волосы, веснушчатое лицо и озорно блестевшие глаза как будто говорили всему миру: «Да, мне пятьдесят восемь лет, и все эти годы я прожила счастливо!»
– Вы ко мне? – приветливо спросила миссис Уотсон, когда Лесли появилась в палате.
– Да. Меня зовут Лесли Адамс. Я стажер и буду вас лечить. Чаще всего она представлялась именно так: «Лесли Адамс, стажер», а не «доктор Адамс», считая, что это помогает сблизиться с пациентом. Хотя в некоторых ситуациях Лесли становилась «доктором Адамс» – например, когда требовалось осадить наглецов, которые, попав в «неотложку» в состоянии подпития или наркотического дурмана, начинали приставать к симпатичной стажерке. Тогда Лесли твердым голосом сообщала, что она врач, которому поручено их лечить, и никакие иные отношения здесь неуместны.
– Неужели вы доктор? – не поверила миссис Уотсон.
– В общем, да. Стажеры – те же врачи.
– Я знаю, дорогая. Дело не в должности, а в возрасте. Вы выглядите слишком молодо! За прошедший год, скитаясь по больницам, я выучила всю вашу иерархию. Мне даже известно, что теперь вас надо называть О-1.
Лесли улыбнулась. Миссис Уотсон не погрешила против истины – с недавних пор термин «стажер» был официально отменен. Теперь все они именовались ординаторами – О-1 (бывшие стажеры), О-2 (те, кто, как Марк, работал второй год) и так далее. Однако обязанности остались прежними, как и трудности, сопутствующие стажировке.
– «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – с улыбкой процитировала Лесли. Ее удивило, что миссис Уотсон сочла ее «слишком молодой». До начала стажировки Лесли и впрямь выглядела молодо, но она сама чувствовала, как постарела за эти девять месяцев: возле глаз пролегли морщинки, которых прежде не было, лицо осунулось и побледнело.
Несмотря на неизлечимую болезнь, миссис Уотсон казалась воплощением здоровья. Она надеялась повторить, а то и превзойти рекорд своих родителей: оба они скончались в девяносто с лишним, до последнего дня сохраняя ясный ум, отличный слух и острое зрение.
К сожалению, это впечатление улетучилось, как только Джин Уотсон распахнула халат. Взору Лесли предстало истощенное морщинистое женское тело без одной груди, там и сям покрытое синяками – из-за низкого содержания тромбоцитов кровь утратила способность к свертыванию.
– Жутко выгляжу, да? – спросила больная и подмигнула. Лесли попыталась улыбнуться в ответ, но сознание того, что в этой мертвенной оболочке обитает добрый дух симпатичной жизнерадостной женщины, сковал ей губы.
В последующие несколько недель, наблюдая за тем, как умирает тело Джин Уотсон, несмотря на химиотерапию, плазмофорез, введение красных и белых кровяных телец и тромбоцитов, Лесли воочию убедилась, что значит, когда душа – живая, жизнелюбивая – не желает примириться со смертью. Она проводила долгие часы у постели Джин, каждый день пытаясь нащупать вену для вливаний. Это было нелегко: истонченные сосуды сопротивлялись игле, доставляя пациентке неимоверные страдания. Но Джин держалась молодцом и даже старалась подбодрить юную стажерку.
Они много разговаривали, в основном о жизни.
– Жаль, что у меня нет дочери, – как-то посетовала миссис Уотсон.
– Зато у вас прекрасные сыновья, – возразила Лесли.
– Ну да, целых пятеро! А девчонки ни одной, – рассмеялась Джин.
Лесли познакомилась со всем семейством. Молодые Уотсоны были такими же рыжими и веснушчатыми, как их мать, и так же весело улыбались. Глядя на них, Лесли почему-то вообразила, что и глава семейства должен быть рыжим.
Однако мистер Уотсон оказался курчавым брюнетом с черными глазами. Возможно, у его рыжих сыновей когда-нибудь родятся такие же темноволосые девочки и мальчики – внуки, которых не суждено увидеть миссис Уотсон.
Карл Уотсон вместе с «мальчиками» – так их любовно именовали родители – появлялись в больнице ежедневно. В эти часы из-за двери палаты доносились звонкий женский смех и целый хор басовитых мужских голосов.
Глядя на Уотсонов, Лесли вспоминала родителей. Раньше она звонила в Сиэтл раз в неделю, теперь иногда дважды, а то и трижды. Было приятно слышать родные голоса, добродушное подтрунивание отца и заботливые советы матери.
Уотсоны напоминали Лесли ее собственную семью, только той не коснулась беда. Пока, суеверно добавляла Лесли, не зная, долго ли продлится это счастье. Ведь Уотсоны тоже ни в чем не провинились, однако бессмысленная болезнь Джин обрушилась на них как гром среди ясного неба, и с этим ничего нельзя было поделать.
Счастье. Везение. Судьба...
* * *
Марк повертел в руках конверт. Его имя и адрес были вписаны от руки, а обратный адрес – «Театр «Юнион-сквер» – напечатан типографским способом. Судя по почерку, письмо было от Кэтлин. Марк нетерпеливо разорвал конверт. Кэтлин уехала полтора месяца назад. Ему же казалось, что прошла вечность.
Письмо и в самом деле оказалось от нее, вернее – короткая записка, два билета и приглашение на генеральную репетицию. В записке Кэтлин предлагала Марку самому решить, идти ли ему в театр, а в конце добавляла: «Жду не дождусь твоего дня рождения. Пока! Кэтлин».
Задорная манера письма заставила Марка вспомнить автора, хотя вряд ли он нуждался в подобном напоминании. Он думал о Кэтлин каждую минуту, скучал по ней, хотел ее. И в то же время понимал, что она была права – им надо немного побыть вдали друг от друга.
На Марка навалилось столько проблем, что решить все сразу ему оказалось не под силу. Поэтому он решил сосредоточиться на одной – разобраться в своих чувствах, связанных с разводом. По поводу разрыва с Дженет он испытывал лишь печаль и сожаление. Вернуться, начать все сначала – такой мысли даже не возникало. Собственно, и возвращаться было некуда. Их любовь стала прошлым и теперь существовала только в их сознании да в истекающих болью сердцах.
Союз Марка и Дженет распался, но надо было жить дальше – извлечь уроки из прошлого и постараться не повторить прежних ошибок. Одну ошибку он уже допустил, но, к счастью, Кэтлин вовремя на нее указала.
Существовала опасность и других ошибок – тех, которые он не заметит сам и на которые не обратит внимания Кэтлин. Не обратит, пока, как и в случае с Дженет, не станет слишком поздно.
Марк чувствовал, что риск совершить подобную ошибку остается, и не в последнюю очередь потому, что имеется еще одна проблема. Огромная нерешенная проблема его жизни, о которой догадалась Дженет и существование которой он яростно отрицал.
Только теперь, проводя долгие ночи в одиночестве и размышлениях, он понял, что Дженет была права. Ему не нравилось быть врачом. Эту профессию выбрал для него отец, этого ждали от Марка окружающие. К тому же он всегда стремился стать самым лучшим...
Но в действительности Марку не нравилась медицина. Более того, как верно выразилась Дженет, он ее ненавидел.
Что же теперь делать? На этот вопрос у него не было ответа. Принять решение сейчас, когда он с головой погрузился в работу, было непросто. Но может быть, со временем он сумеет найти выход.
Пока не нашел. А из-за этого один брак уже окончился неудачей.
Взглянув на приглашение и сверившись с календарем, Марк понял, что не сумеет побывать на генеральной репетиции – на этот день выпадает его дежурство. Значит, он будет свободен в день премьеры.
Марк повертел в руках билеты. Два. «Ох уж эта Кэтлин! – подумал он улыбаясь. – Напоминает, что я должен развлекаться...»
Она и в этом оказалась права. После отъезда подруги Марк, памятуя ее просьбу, перестал игнорировать женские авансы, щедро раздаваемые ему с того дня, как он снял обручальное кольцо.
Все это напоминало школу – то же кокетство, те же заигрывания. Только сейчас они стали откровеннее, в каком-то смысле грубее. Женщины недвусмысленно давали Марку понять, что не прочь переспать с ним.
При этом ни одна не преследовала матримониальных целей. Тезис Кэтлин о том, что недавно разведенные мужчины не годятся в мужья, зато из них выходят отличные любовники, похоже, разделяло большинство представительниц слабого пола.
Им хотелось развлечься, показать, чего он был лишен, будучи женатым. Ни одна и не думала в него влюбляться. Те же, кто относился к Марку серьезно, кто втайне вздыхал о нем, держались в стороне. Пусть пройдет время. Может быть, через год, когда он эмоционально созреет для новой привязанности...
Марк с легкостью вступил в игру. Это оказалось до смешного просто. Ставки были невысоки, риска разбить чье-то сердце не существовало. Мимолетные связи не только не угрожали его отношениям с Кэтлин – напротив, они их укрепляли. Еще до ее возвращения он выйдет из игры, причем без всякого сожаления.
А до тех пор почему бы нет? Так соблазнительно хотя бы ненадолго сбежать от одолевающих его проблем, от бесчисленных вопросов, на которые нет ответа, от морального гнета, давящего на него всю жизнь...
Ни с одной из любовниц Марк не встречался более трех раз. И только с Гейл получилось по-другому.
Она начала заигрывать с ним, как только он поступил в ординатуру, – обручальное кольцо ее ничуть не смущало. Во-первых, браки врачей часто распадаются, во-вторых, замуж за Марка она все равно не собиралась.
Гейл уже десять лет работала старшей сестрой кардиологического отделения, имела большой опыт, поэтому Марк слегка удивился, когда во время дежурства она вдруг позвонила ему и попросила зайти в отделение – дескать, не может сама разобраться в кардиограмме.
– Взгляни на эту линию. Никак не соображу – брадикардия или тахикардия?
– Тахикардия, разумеется, – ответил Марк, не понимая, как медсестра с солидным стажем может не видеть того, что очевидно любому первокурснику.
– Я и сама так думала, но решила посоветоваться. Спасибо. – Она подняла на него смеющиеся зеленые глаза. – Как дела, Марк?
– Хорошо.
– И только?
– С каждым днем все лучше, – отшутился он. Неожиданно Гейл подошла к нему вплотную и запустила пальцы за ремень, поддерживающий его рабочие штаны.
– Исхудал, бедняжка. Видать, кормить некому?
– Гейл! – укоризненно произнес Марк, отводя ее руку, но не покидая кабинета, как наверняка поступил бы раньше. Он был заинтригован. К тому же Кэтлин уехала так давно...
– Почему бы тебе не прийти ко мне на обед? – с невинным видом предложила она.
Вечером, когда они, насладившись любовью, лежали рядом в ее постели, Гейл вдруг прыснула.
– Да я знала, что это тахикардия. Просто хотела, чтобы ты обратил на меня внимание.
– Под фальшивым предлогом?
– Под любым. Да тебе и самому этого хотелось.
Марк молча поцеловал ее и подумал: «Возможно, она права».
Глава 9
Марк решил, что на премьеру пойдет один. Вряд ли Дженет понравится, если на ее торжестве он появится в обществе посторонней женщины. И еще он подумал, что не худо бы уведомить бывшую жену о своем приходе.
В последний раз они беседовали в начале января, когда Дженет предложила ему забрать «коробки с воспоминаниями». Марк набрал номер своего прежнего дома. Телефон был отключен. На станции ему дали другой номер – пригородный. Значит, Дженет уехала из Сан-Франциско.
– Привет. Это Марк, – сообщил он, когда она сняла трубку.
– Привет, – спокойно отозвалась она.
– Как дела?
– Хорошо. Прекрасно.
– Где ты теперь живешь?
– На побережье, к северу от города. Снимаю небольшой коттедж. – Судя по голосу, Дженет была довольна своим новым обиталищем.
– А как дела в театре?
– Чудесно! – с энтузиазмом ответила она. – Я многому научилась.
– Не так, как было в Линкольне и в Омахе?
– Совсем по-другому.
– Я хотел прийти на премьеру... – «Если ты не возражаешь».
– Конечно, приходи. У Кэтлин есть билеты. Кстати, я не видела ее ни на одной репетиции.
– Она уехала. До июля.
– Вот как!
– Я приду один, так что ты сразу меня заметишь – рядом со мной будет единственное пустое место во всем зале.
– Вряд ли я буду смотреть на публику.
– А когда-то смотрела.
Это была правда: выступая в Линкольне, Дженет всегда отыскивала глазами Марка и пела как будто специально для него.
– Пожалуй, – нехотя согласилась она и, помолчав, уточнила: – Так ты действительно будешь один?
– Ну да.
– Почему бы тебе не пригласить Лесли? Мне бы очень хотелось ее повидать. Сама она вряд ли достанет билет.
– С удовольствием, – сразу согласился Марк. Лесли никому не помешает. Она придет в театр, как и он, – ради Дженет.
– Позвони ей прямо сейчас. Она дома – мы с ней только что разговаривали. Я пыталась убедить ее прийти на премьеру. По-моему, она не прочь.
– Конечно, позвоню. У тебя есть ее телефон?
Продиктовав номер, Дженет как бы между прочим добавила:
– Почему бы вам с Лесли после спектакля не заглянуть ко мне в гримерную? Я предупрежу помрежа.
На работе Марк и Лесли частенько перезванивались.
– Марк, я в «неотложке». Случай серьезнее, чем я предполагала. Ты мог бы спуститься?
– Лесли, тебе давно пора домой. Сегодня мое дежурство, а не твое.
– Марк, мистер Симпсон только что умер.
– Лесли, через пять минут обход. Встретимся в ординаторской.
В больнице в любое время дня и ночи они общались без всяких усилий. Домой же Марк ей никогда не звонил. Он не мог себе представить Лесли в домашней обстановке.
Возможно, она в курсе того, что произошло между ним и Дженет. Наверняка ей известно, что Дженет встречалась с Кэтлин. С Кэтлин она знакома, поскольку лечила ее мать. Словом, личная жизнь Марка для нее не тайна, но она предпочитает не показывать своей осведомленности. Этот телефонный звонок даст Лесли понять, что в подобной скрытности нет нужды.
– Алло!
– Лесли, это Марк. – На работе они узнавали друг друга по голосу.
– Привет!
– Я только что говорил с Дженет. Она хочет, чтобы мы с тобой пришли на премьеру, а потом заглянули к ней в гримерную. – Марк остановился, чтобы перевести дыхание. Удивительно – на работе, отдавая Лесли распоряжения, он единым духом выпаливал куда более длинные фразы. А сейчас...
– И у тебя есть билеты? – воспользовавшись паузой, поинтересовалась Лесли. Она только что звонила в театр и узнала, что там аншлаг.
– Да, причем хорошие. Об этом позаботилась Кэтлин. – Раскрывать карты – так уж до конца. Так легче. Но немного странно.
– Я бы с удовольствием пошла. Премьера, кажется, тридцатого апреля?
– Верно. Через неделю. А на следующий день я возвращаюсь в университетскую клинику. Снова буду твоим ординатором. Кстати, как дела на работе?
Лесли начала подробно рассказывать Марку о Джин Уотсон. Закончив этот сугубо медицинский разговор, оба с удивлением обнаружили, что находятся в собственных квартирах, а не в больнице.
* * *
Перед театром Марк и Лесли слегка перекусили в ресторане «Гурман», расположенном напротив входа в «Юнион-сквер».
– Ты прекрасно выглядишь, – одобрительно заметил Марк тоном старшего брата.
На Лесли было черное платье без рукавов, затянутое в талии и с расклешенной юбкой. Оно сидело свободнее, чем в прошлый раз. Лесли здорово похудела, только грудь, округлая и соблазнительная, осталась прежней. Каштановые кудряшки были убраны со лба и сколоты большой золотистой заколкой. Лесли накрасила ресницы, наложила на веки синие тени под цвет глаз и чуть тронула губы нежно-розовой помадой.
– Не то что в белом халате с пятнами йода и стетоскопом в кармане! – пошутила она.
– Ты и в нем выглядишь отлично, – возразил Марк. За ужином Лесли спросила:
– Предвкушаешь следующий год?
– Что ты имеешь в виду?
– Но ведь ты станешь О-3! Это гораздо приятнее. Третий год ординатуры действительно выгодно отличался от предыдущих: меньше ночных дежурств и рутинной работы, в основном консультации.
– Да, наверное, – равнодушно согласился Марк, давая понять, что предпочел бы не развивать эту тему.
Лесли была шокирована, Никогда прежде она не видела его в таком состоянии, но мгновенно узнала симптомы, описанные Дженет.
– Извини, – пробормотал Марк, осознавая, что чуть не повторил ту же ошибку. «Я стараюсь, но пока не всегда получается».
– Марк, – тщательно подбирая слова, начала Лесли. – Если бы кто-нибудь сказал тебе, что ты никогда не будешь врачом – скажем, законодательство Соединенных Штатов запрещает всем Маркам заниматься медициной, – что бы ты стал делать?
Наблюдая за его реакцией, она снова убедилась, что Дженет была права: Марк не хочет быть врачом. Даже гипотетическая перспектива распрощаться с этой профессией вызвала на его лице радостную улыбку.
– Я бы вернулся в университет, окончил факультет словесности, потом стал бы преподавать. Возможно, сделался бы писателем.
Он ответил сразу, без колебаний, как будто давно это обдумывал, как будто точно знал, чего хочет.
– Как раз этим занимается мой отец. Вернее, и он, и мама.
– Правда?
– Да. Мама – журналистка, постоянно что-то пишет. А папа преподает английский в Вашингтонском университете. – Помолчав, Лесли добавила, сверля Марка взглядом огромных сапфировых глаз: – Он бы с радостью взял тебя к себе на факультет, я уверена.
Марк пожал плечами:
– Это пустые мечты. Разве что в другой жизни.
– Но ведь другой не будет, Марк, – быстро возразила Лесли с удивившей обоих серьезностью.
Он улыбнулся чуть печально и спросил:
– А что бы сделала ты, если бы всем Лесли запретили практиковать?
– Не знаю, – ответила она, осознавая, что лжет. Она точно знала, что стала бы делать: переехала бы в другой штат, может быть, в другую страну, где законодательство не такое строгое, но медицину бы не бросила. Но как сказать об этом Марку?
Лесли хотелось крикнуть: «Остановись, пока не поздно! Не губи свою жизнь. Медицина – нелегкая профессия, даже если ты чувствуешь к ней призвание. А если нет? Потратить столько лет на стажировку и ординатуру и в конце концов убедиться, что мечтал совсем о другом...»
Лесли загрустила. Она понимала, что Дженет права. Именно это погубило их брак, а теперь исподволь, день за днем губит самого Марка. Он ненавидит свою работу, но не желает это признавать, а уж тем более обсуждать.
Лесли считала Марка прекрасным врачом. Самым лучшим. Между тем он ненавидел свою профессию, однако продолжал заниматься ею.
– Эй, о чем задумалась?
– О тебе, – правдиво ответила она. – Я за тебя беспокоюсь.
– Напрасно. И потом, нам пора в театр.
За представлением Лесли и Марк наблюдали с лучших мест. Их выбирала Кэтлин, хорошо знакомая с устройством и акустикой зала. Лесли не отваживалась поднять глаза на Марка, боясь, что в них он прочитает все ее чувства – сожаление, гордость, любовь, печаль – и это отвлечет его от Дженет.
Дженет была изумительна, впрочем, как и все представление. Росс Макмиллан вознамерился сделать из «Джоанны» шедевр и своего добился.
Во время антракта Марк и Лесли вышли в фойе. Там было полно народу. Знатоки взахлеб обсуждали достоинства нового мюзикла, Марк же был угрюм и молчалив.
– Тебе тяжело ее видеть? Мы можем уйти, – предложила Лесли.
– Дело не в этом. Тяжелее всего сознавать, что она целых четыре года не выходила на сцену из-за меня.
– Но она сама этого хотела, – возразила Лесли и подумала: «А вот ты делаешь совсем не то, что хочешь».
– К сожалению, ее жертва оказалась напрасной. Я впустую потратил четыре года своей жизни и лишил Дженет самого дорогого.
– Я уверена, что она об этом не жалеет, – убежденно произнесла девушка.
– Зато жалею я, – лаконично бросил Марк. Он хотел еще что-то добавить, но вдруг осекся и слегка нахмурился – ему показалось, что он увидел Кэтлин. Во всяком случае, женщина, очень на нее похожая, на минуту возникла в проеме служебной двери.
«Как бы мне хотелось, чтобы она вернулась поскорее!» – подумал он, зная, что впереди еще два месяца разлуки.
После представления актерам устроили овацию. Марк и Лесли хлопали вместе со всеми, а затем отправились за кулисы. К Дженет им пробиться не удалось – толпа восторженных поклонников окружила дебютантку. Заметив подругу и бывшего мужа, Дженет с улыбкой помахала им рукой, как бы извиняясь за то, что не может подойти. Чувствовалось, что она этому даже рада, хотя то, что Марк видел ее успех, было ей явно приятно.
Весь обратный путь Марк и Лесли молчали. Он довел ее до двери.
– Спасибо, Марк.
– Не за что. Увидимся завтра на утреннем обходе.
Кэтлин действительно была в театре, но не знала, что Марк ее заметил. Все это время она сновала между Гавайями, Бермудами и Нью-Йорком, периодически появляясь в Атертоне. Она старалась не уезжать надолго из суеверного страха, что в ее отсутствие произойдет что-то ужасное, и одновременно боялась быть дома, чувствуя, что может не выдержать и позвонить Марку.
И уж конечно, она не могла пропустить премьеру. Когда Росс Макмиллан, давний друг и периодический любовник Кэтлин, предложил ей войти в состав худсовета театра «Юнион-сквер», она с радостью ухватилась за эту идею.
Все началось два года назад. Росс и Кэтлин вознамерились превзойти Нью-Йорк, создав в Сан-Франциско нечто вроде местного Бродвея. Они трудились вовсю. Надо было найти средства, убедить спонсоров в реальности своей затеи, выбрать подходящую пьесу, а главное – подходящих актеров. В каком-то смысле «Джоанна» была любимым детищем Кэтлин и Росса, и не побывать на первом представлении Кэтлин просто не могла.
Разумеется, ей хотелось увидеть Марка, хотя бы издали, и посмотреть, кто займет место рядом с ним.
– Ты свихнулась, дорогая, – без обиняков объявил Росс, когда узнал, что его подруга собирается наблюдать за представлением из-за кулис.
– Может быть. Но у меня свой план, и я не намерена от него отступать.
Кэтлин знала, где будет сидеть Марк, – ведь это она выбирала для него билеты. Лесли она узнала сразу, а понаблюдав за ними некоторое время, с облегчением вздохнула. Сразу чувствовалось, что отношения у них чисто платонические. Лесли была другом семьи – семьи, которая уже перестала существовать.
