Текст книги "Беларуский Донбасс"

Автор книги: Катерина Андреева

Соавторы: Игорь Ильяш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

В сущности, заслуга Лукашенко на тот момент была лишь в том, что он не стал участником российской агрессии против Украины и не допустил полного слияния своего внешнеполитического курса с внешнеполитическим курсом Кремля. В условиях глобального геополитического противостояния это уже немало. Запад при этом вовсе не претендовал на то, чтобы перетянуть Беларусь на свою сторону – его устраивало сохранение статус-кво в этом регионе.

Таким образом, в условиях обострения отношений с Россией Запад был готов стать менее требовательным к авторитарной Беларуси. Спорить с этой логикой сложно: на фоне безумного агрессора с ядерными боеголовками локальный диктатор Лукашенко выглядел однозначно меньшим из зол. Впрочем, в нормализации отношений был заинтересован не только Брюссель, но и официальный Минск – увидев на примере Украины, на что способен Кремль, Лукашенко вовсе не хотел оставаться один на один со своим восточным союзником. Однако первые реальные шаги навстречу предпринял все-таки Евросоюз. Еще 31 октября 2014 года Совет ЕС сократил санкции против беларуских властей: из «черного списка» выбросили имена 24 чиновников и 7 компаний. 31 июля 2015 года произошел второй этап сокращений – еще с 24 чиновников были сняты санкции. Пришла пора делать ответные шаги и официальному Минску: 22 августа 2015 года Лукашенко помиловал всех шестерых политзаключенных, в том числе экс-кандидата в президенты Николая Статкевича. Одновременно заметно изменилось отношение властей к несанкционированным уличным демонстрациям: теперь такие акции не разгоняли, а их участников не арестовывали – только лишь штрафовали лидеров. Смягчилась и официальная риторика: оппозиция в какой-то момент перестала быть сборищем «отморозков», а наиболее умеренные представители гражданского общества даже стали изредка появляться на телевидении. Национальный герб «Погоня», бело-красно-белый флаг и лозунг «Жыве Беларусь» получили частичную амнистию и даже в отдельных случаях стали использоваться сторонниками власти в качестве доказательства широты своих взглядов. Некоторые политологи называли происходящее «либерализацией» или «оттепелью». «Все, что Запад пожелал, все, что Запад захотел видеть в канун президентских выборов в Беларуси, признаюсь честно, мы сделали», – говорил Лукашенко в октябре 2015 года. Мяч снова оказался на стороне ЕС. Сразу после президентских выборов, которые обычно (но не в 2015 году) в Беларуси сопровождались новыми витками политических репрессий, Совет Евросоюза заморозил практически все санкции против режима Лукашенко на 4 месяца. Это решение было принято 12 ноября, а в феврале 2016 года санкции полностью были отменены. Ограничительные меры остались лишь в отношении четырех чиновников, напрямую связанных с исчезновением политических оппонентов Лукашенко в 1999–2000 годах. Вашингтон в сравнении с Брюсселем был более сдержан, но и он предпринял демонстративные шаги навстречу: в октябре 2015 года частично приостановил действие санкций в отношении 9 беларуских компаний.

В беларуском экспертном сообществе существует убеждение, что главным лоббистом так называемой оттепели 2015 года был министр иностранных дел Владимир Макей – якобы именно он убедил Лукашенко отпустить политзаключенных и ослабить репрессии. Но «либерал» Макей никогда бы не добился успеха, если бы не сложилась для этого благоприятная ситуация. Сущность внешней политики Александра Лукашенко всегда сводилась к бесконечной спекуляции: проще говоря, он привык продавать за рубль то, что стоит одну копейку. А к 2015 году условия для такой спекуляции сложились идеальные. Полное снятие санкций ЕС было куплено не значительной демократизацией общественно-политической жизни, а лишь помилованием шестерых политзаключенных, которые большую часть своих сроков к тому моменту уже отсидели. Избавление от статуса страны-изгоя было де-факто обеспечено лишь неучастием в российской агрессии против Украины и техническим предоставлением площадки для мирных переговоров.

Именно в 2015 году Лукашенко окончательно осознал, какими политическими сверхприбылями может обернуться для его режима конфликт на Донбассе. Именно в тот период, судя по всему, стала оформляться внешнеполитическая концепция, согласно которой Беларусь – это не только площадка для переговоров, но и активный миротворец. Начиная с 2015 года редкое публичное выступление беларуских дипломатов обходилось без слов о том, что Беларусь является «донором стабильности и безопасности». Имидж донора требовал и эффектных инициатив. В июле 2017 года на открытии сессии ПА ОБСЕ в Минске Лукашенко выдвинул идею нового Хельсинкского процесса. «В конечном итоге такой процесс содействовал бы заключению ведущими мировыми державами некоего глобального документа. Он поставил бы жирную точку в давно завершившейся “холодной войне”, исключив возможность ее возобновления и перерастания в более трагическую форму. Обозначил бы стратегическое видение новых конструктивных отношений в регионе ОБСЕ», – заявил тогда он. Разумеется, конкретные принципы такого переговорного процесса Лукашенко не обозначил. А мировое сообщество восприняло столь абстрактное предложение без особого энтузиазма. Но идея «Хельсинки-2» стала постоянно повторяться в заявлениях главы Беларуси.

С формированием своего нового имиджа на международной арене возникала необходимость и скорректировать свою риторику по Донбассу. Так, улетучилась куда-то идея субъектности ДНР и ЛНР. Еще в марте 2015 года в интервью «Блумбергу» Лукашенко утверждал: он «абсолютно уверен», что Киев должен вести прямые переговоры с сепаратистами. Дескать, нужно договариваться с людьми, многие из которых «идейно защищали свою землю». «Захарченко, Плотницкий, как бы к ним не относились… а вдруг они от души?» – рассуждал беларуский лидер уже в интервью НТВ. К 2018-му ничего от этой идеи не осталось: договариваться должны Путин и Порошенко, да к тому же США нужно привлечь. Еще в сентябре 2015 года, выступая на саммите ООН по устойчивому развитию, Лукашенко однозначно называет события на востоке Украины «гражданской войной», участие регулярных российских войск отрицает. Потом он перешел к более нейтральным формулировкам, а к 2019 году Лукашенко едва ли уже не буквально проговаривал, что война идет между Украиной и Россией. «В последнее время нас начали упрекать, что мы заправляем танки (украинские. – И. И.) дизельным топливом. Я поручил разобраться, какое там дизельное топливо. Когда мне доложили (я только что справку второй раз прочитал), там же все дизельное топливо российское. И россияне поставляют, постоянно наращивая объемы этих поставок – бензинов и дизельного топлива, – в Украину. Так как же так? Мы воюем с Украиной или Россия?» – задавал риторический вопрос Лукашенко на встрече в преддверии 100-летия беларуской дипломатической службы. Конечно, о кардинальной смене дискурса речи не шло, но имидж миротворца требовал выдавать более гибкие формулировки.

Впервые о возможной отправке беларуских миротворцев на Донбасс Лукашенко заговорил еще в 2014-м. «Я готов был бы использовать и свои вооруженные силы для того, чтобы развести конфликтующие стороны», – заявил он в интервью «Евроньюс» 1 октября 2014 года. Мысль тогда была высказана крайне осторожно – Лукашенко даже не решился это назвать полноправной миротворческой миссией. «Я не знаю, как будет называться эта миссия, но что-то на это похоже…» – скромно оговорился он тогда. Позже он и вовсе отмахивался от этой идеи – мол, его не так интерпретировали. Однако, как уже говорилось выше, идея «активного миротворчества» начиная с 2015 года постепенно оформилась и окрепла в сознании руководства Беларуси. 11 июля 2017 года Лукашенко на совещании по приоритетам внешней политики страны поставил перед МИД задачу выработать конкретные инициативы, направленные «на укрепление безопасности в регионе и повышение авторитета Беларуси на международной арене». «Нас должны видеть», – добавил он.

Возможность показать себя появилось в скором времени. В августе 2017 года Петр Порошенко заявил, что планирует представить предложение «по введению миротворцев ООН на оккупированные территории Донбасса» на ближайшей сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Пытаясь перехватить инициативу, 5 сентября 2017 года Владимир Путин на саммите БРИКС[168]168
  БРИКС – группа из пяти стран: Бразилии, России, Индии, КНР и ЮАР.


[Закрыть] публично выступил в поддержку идеи отправки миротворцев ООН на Донбасс. Кремлевская концепция, правда, была изначально неприемлема для Украины: Путин настаивал на том, что «голубые каски» должны разместиться исключительно на линии разграничения и обеспечивать безопасность сотрудников ОБСЕ. Возможность размещения миротворцев по всей территории ОРДЛО и уж тем более на неподконтрольном Киеву участке российско-украинской границы Россия категорически исключала.

В эту битву концепций и решил вклиниться официальный Минск. 15 ноября 2017 года министр иностранных дел Владимир Макей заявил, что Беларусь готова «выделить соответствующий миротворческий контингент, если это будет приемлемо всем заинтересованным сторонам». Что характерно: это заявление Макей сделал в Москве по итогам встречи с главой МИД РФ Сергеем Лавровым, который в свою очередь обвинил Украину в саботаже миротворческих инициатив. Однако было ясно, что амбиции Минска простирались дальше одиозной путинской концепции.

18 февраля 2018 года Лукашенко уже однозначно заявил, что Беларусь готова отправить своих миротворцев в Украину. «Я даже говорил обоим президентам, Порошенко и Путину: вы не рассчитывайте на то, что я чей-то буду. Я буду четко выполнять то, о чем вы, два президента, договоритесь: стать между – я стану, договоритесь вывести 10 тысяч вооруженных сил Беларуси – мы поставим их на границе, где вы скажете», – отметил он. В тот же день по инициативе беларуской стороны на полях Мюнхенской конференции прошли переговоры Владимира Макея и Курта Волкера – специального представителя Государственного департамента США по вопросам Украины. Как позже рассказывал министр, в ходе встречи обсуждалась возможность сблизить миротворческие концепции Украины («голубые каски» на всей территории ОРДЛО, включая границу) и России (только на линии разграничения) и «найти, возможно, какое-то компромиссное решение». Впрочем, США здесь не видели шанса для компромисса – Волкер впоследствии неоднократно будет выступать в поддержку украинской концепции и говорить о неприемлемости предложений Кремля[169]169
  Справедливости ради отметим, что США не сбрасывали беларуских миротворцев со счетов. В интервью «Эхо Москвы» от 24 сентября 2018 года Волкер говорил, что о готовности отправить миротворцев на Донбасс заявили Швеция, Финляндия, Австрия, Беларусь, Сербия и Турция. «На мой взгляд, это хороший диапазон стран», – отметил дипломат.


[Закрыть].

Идея миротворцев с мандатом ООН, очевидно, зашла в тупик. Но Лукашенко не то что не отложил свою миротворческую инициативу, но стал еще активнее ее продвигать. Он пытался претендовать не просто на роль одного из участников миротворческой миссии под эгидой ООН, а на роль ключевого, эксклюзивного миротворца. 26 октября 2018 года, встречаясь с Порошенко в Гомеле, Лукашенко снова заявил: если Киев и Москва договорятся, то Беларусь «готова включиться в этот конфликт там, где сложно и нет того доверия, которое должно быть». «Мы готовы сделать это только ради мира. Эту проблему, с моей точки зрения, должны решать мы, три славянских народа», – подчеркнул он. Спустя пять дней, на открытии встречи Основной группы Мюнхенской конференции по безопасности, Лукашенко прямым текстом заявил: Беларусь готова «взять на себя ответственность за обеспечение мира» на Донбассе. Правда, Лукашенко не был бы собой, если бы подобные миротворческие декларации не следовали параллельно с тезисами, которые прямо им противоречат. За пять дней до заявления о 10 тысячах беларуских миротворцев и его исключительной непредвзятости в конфликте на Донбассе, Лукашенко на заседании Совета безопасности назвал Беларусь «основным форпостом» России и призвал Москву помочь Беларуси модернизировать свою армию. Как можно быть чьим-то форпостом и при этом набиваться в миротворцы (тем более ключевые)? Ничего удивительного в этом двоемыслии нет: слова о миротворчестве – для укрепления имиджа Беларуси на Западе, слова о форпосте России – для успокоения Путина.

Саму мысль, что украинские события были удачно использованы в интересах существующего политического режима в Беларуси, Лукашенко всегда категорически отвергал. И даже обижался: мол, кощунственно даже думать об этом. «Какой рейтинг, какое миротворчество, какое посредничество?! О детях нужно думать, о стариках, которые там гибнут! Вот в чем вопрос. А они (те, кто считает, что Лукашенко воспользовался событиями в Украине. – И. И.) смотрят на это через призму рейтингов, что Лукашенко стал уже не последним диктатором, а Путин, уже он пальму первенства передал и прочее… Негодяи и подонки, нельзя так мыслить», – говорил Лукашенко на пресс-конференции 17 октября 2014 года.

Может быть, Лукашенко и небезразличны страдания гражданского населения, но временами его высказывания и инициативы по Донбассу носили откровенно популистский характер. Например, чего стоит предложение отправить 10 тысяч беларуских миротворцев и «взять на себя ответственность за обеспечение мира в восточных регионах Украины и контроль на российско-украинской границе». Во-первых, у Беларуси просто нет 10 тысяч миротворцев – есть лишь одна миротворческая рота. Все Вооруженные силы Беларуси, с учетом небоевой составляющей – это 46 тысяч человек. Личный состав боевых подразделений, разумеется, существенно меньше. То есть Лукашенко предложил отправить на Донбасс значительную часть своих сухопутных сил, оставив страну беззащитной. И даже этого не хватило бы: по подсчетам экспертов, в Донецкой и Луганской областях требуется не менее 20 тысяч военных и 4 тысяч полицейских. Во-вторых, изначально было ясно, что на беларускую миротворческую миссию никто не даст согласия. В Киеве союзнику России не доверяют, а в Москве в принципе не заинтересованы в деэскалации конфликта. Таким образом, ни малейшего шанса на реализацию этой инициативы просто не было – и Лукашенко это прекрасно понимал. Еще более сказочным выглядело предложение вывести окруженных под Дебальцевом украинских солдат под гарантии президента Беларуси. «Мы готовы не просто быть посредником, а достойно прекратить этот конфликт в районе Дебальцева и вывести всех военнослужащих Украины оттуда под наши гарантии, что они больше никогда воевать не будут», – сказал он 18 февраля 2015 года. Здесь популизм Лукашенко был смешан уже с откровенным цинизмом. Даже в чистой теории невозможно себе представить, каким образом он собирался выводить украинских военных из окружения. А самое главное, что выдвинуто это предложение было уже после завершения битвы: примерно через час после заявления Лукашенко президент Петр Порошенко объявил о завершении операции по выводу украинских войск из Дебальцева. Так что говорил это Лукашенко только с одной целью: пропиарить свой политический режим и укрепить его позиции на внешней арене. «Активность в отношении мирного урегулирования в Украине способствует дальнейшему упрочению международных позиций Беларуси», – признавал Лукашенко еще в апреле 2015 года.

Донбасс для внутреннего пользования

Разумеется, тема Донбасса использовалась Лукашенко и для внутреннего потребления – в диапазоне от запугивания («хотите, чтобы было как в Украине?») до радостной констатации, что беларуский народ стал менее критично относиться к действующей власти. Еще в марте 2014 года председатель КГБ Валерий Вакульчик докладывал главе государства: под влиянием трагических событий в Украине люди начали больше ценить стабильность в Беларуси. Потом об этом говорил и сам Лукашенко.

Власть пыталась внушить людям простую мысль: мир в Беларуси на фоне войны в Украине доказывает истинность курса, взятого страной в 1994 году. Порой подобная риторика принимала откровенно гротескные формы. «Мы видим, что происходит вокруг, мы видим хаос, порой беспорядок, – говорила пресс-секретарь Лукашенко Наталья Эйсмонт в интервью ОНТ 7 марта 2019 года. – И знаете, иногда мне кажется, что не сегодня так завтра в мире может возникнуть запрос на диктатуру. Потому что за диктатурой в нашем сегодняшнем понимании в первую очередь мы видим порядок, дисциплину и абсолютно нормальную, спокойную жизнь. Что говорить, мне кажется, уже мы так часто произносим это слово, что диктатура – это уже наш бренд».

В том, что украинские события повлияли на общественно-политическую жизнь в Беларуси, – сомнений нет. Однако оценить степень этого влияния не так просто. Первоначально Майдан и российско-украинская война вселили в беларусов страх тотальной дестабилизации, почти полностью заслонив собой внутренние проблемы страны. В 2014 году рейтинг Лукашенко рос как на дрожжах. По данным Независимого института социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ), с декабря 2013 года по сентябрь 2014-го рейтинг доверия Лукашенко вырос с 37,7 до 53,5 %. Одновременно выросли симпатии к евразийской интеграции (с 37,1 до 49,8 %) и негативное отношение к Западу. Однако уже к концу 2014 года, как отмечают социологи, события в Украине перестали гипнотизировать беларусов – они все больше думали о собственных проблемах. А проблем хватало: за 2014 год беларуский рубль девальвировал почти на четверть (его потянул вниз рубль российский – его в свою очередь обрушили западные санкции), а в январе 2015 года еще почти на 30 %. Рейтинг Лукашенко пошел на спад, как и доверие беларусов к России. На президентских выборах в октябре 2015 года Лукашенко, разумеется, легко победил: ЦИК нарисовал ему 83,49 %. Но уже к июню 2016 года, по данным социологов, рейтинг доверия Лукашенко вернулся на домайданный уровень – 38,6 %. С электоральным рейтингом дела обстояли еще хуже: менее 30 % беларусов готовы были голосовать за бессменного президента. С тех пор независимые социологи больше не проводили опросов в Беларуси (их окончательно выдавили из страны), поэтому, что было с рейтингом Лукашенко в последующие годы, мы не знаем даже приблизительно. Однако марши против декрета о тунеядцах[170]170
  Протесты нетунеядцев – серия мирных уличных демонстраций в Минске и регионах Беларуси в феврале-марте 2017 года. Протесты спровоцировал Декрет президента № 3 (в народе он получил название «декрет о тунеядцах»), обязующий всех жителей Беларуси, официально не трудоустроенных в течение 183 календарных дней, платить в бюджет налог в размере 360 беларуских рублей (примерно 190 USD). Лукашенко жестко подавил протесты: сотни человек были задержаны и приговорены к административному аресту. Более тридцати человек стали фигурантами так называемого дела Белого легиона, сфабрикованного спецслужбами. Кадры брутальных задержаний мирных манифестантов, в том числе женщин и стариков, облетели весь мир. Правозащитники Human Rights Watch назвали поведение беларуских властей «шокирующим тотальным наступлением на свободу мирных собраний». Евросоюз осудил репрессии против мирных демонстрантов. 6 апреля 2017 года, Европарламент принял резолюцию, в которой действия беларуских силовиков были названы «непропорциональными и неуместными». В ходе дебатов звучали призывы вернуть санкции против официального Минска. Правда, до санкций в итоге дело не дошло.


[Закрыть], неожиданно для всех прокатившиеся по Беларуси в феврале-марте 2017 года, еще раз доказывают: события в Украине больше не заслоняли в массовом сознании беларусов реальность. Страх тотальной дестабилизации ушел. Впрочем, Лукашенко все равно продолжал при случае спекулировать на украинских событиях. Именно желанием не допустить украинский сценарий он, например, объяснял жестокое подавление протестов нетунеядцев. «Начинают нас упрекать, что мы применили недавно какие-то чрезмерные усилия против тех, кто нарушает закон… Ну неужели вам мало Украины? – обращался Лукашенко к европейским политикам с трибуны парламента 21 апреля 2017 года. – Ну, вы же видите, к чему привела ваша политика в Украине, с чего началось? Я не хочу, чтобы в Беларуси это произошло».

Парадоксально, но более глубокими оказались изменения, которые в этот период произошли в гражданском обществе и оппозиции. Всего за несколько лет в среде демократической общественности родились и стали определяющими три идеи:

1. Протесты в Беларуси бесперспективны, бессмысленны и даже вредны.

2. Главный враг сегодня – Россия, а не режим Лукашенко.

3. На данном этапе Лукашенко – союзник беларуских патриотов в борьбе с Россией.

Для человека, который не знаком с реалиями беларуской политической жизни последних 20 лет, сложно объяснить, о каком тектоническом сдвиге в мировоззрении людей здесь идет речь. После разгона Верховного совета в 1996 году и установления абсолютной власти Лукашенко он в сознании гражданского общества всегда был однозначным злом. Поскольку во второй половине 90-х выборы в стране исчезли, единственным методом борьбы с этим злом стали массовые протесты, которые должны были перетечь в бескровную революцию. В Беларуси существует свой смысловой аналог украинского Майдана – Плошча (Площадь), массовый уличный протест с требованием смены власти. Идея Плошчы для демократической общественности была естественной и бесспорной: противник этой идеи выглядел бы белой вороной. Плошчы после президентских выборов в 2006-м и 2010-м были раздавлены репрессивной машиной Лукашенко. А начиная с 2015 года белой вороной рисковал показаться уже тот, кто всерьез заговорил бы о намерении устроить новую Плошчу. К 2018–2019 годам не только массовая Плошча, но даже локальные несанкционированные уличные акции, без претензии на революцию, уже казались большинству проявлением маргинальности и провокацией.

Речь идет о глобальной пацификации наиболее активной и образованной части общества. Конечно, случилась она не вдруг. Пацификация шла все время правления Александра Лукашенко. Бесконечные и абсолютно немотивированные репрессии постепенно подавляли волю граждан к любой форме сопротивления. Но Евромайдан и российско-украинская война придали этому процессу дополнительную динамику.

Евромайдан раздвинул представления беларусов о реальности, продемонстрировав, что революции в XXI веке могут быть отнюдь не «бархатными». Стало отчетливо ясно, что, учитывая непреклонный характер действующего главы государства, в Беларуси маловероятен даже украинский вариант революции: при необходимости Лукашенко прольет гораздо больше крови, чем пролил Янукович. Вслед за этим наступило понимание того, что беларуский Майдан может стать поводом для военного вмешательства со стороны Кремля, что еще страшнее. К столь высоким ставкам люди явно оказались не готовы. Дезориентированной и деморализованной оказалась та часть беларуского общества, которая является традиционным электоратом демократической оппозиции. Логическим результатом этой деморализации стал отказ от самой идеи Плошчы, что было публично озвучено оппозиционными лидерами. «На сегодняшний момент нет возможностей призвать беларусов на Плошчу, потому что такой призыв автоматически будет воспринят подавляющим большинством граждан как маргинальный и оторванный от реальности», – утверждал лидер Партии БНФ Алексей Янукевич в интервью «Радио Свобода» еще осенью 2014 года. Президентские выборы 2015 года в итоге прошли беспрецедентно спокойно – о массовых протестах никто и не думал.

Идею Плошчы в общественном сознании заменила идея сопротивления возможной внешней агрессии. Фокус внимания переместился с Лукашенко на Путина – теперь именно хозяин Кремля был самой ненавидимой фигурой у демократически ориентированной части общества. Но это была еще не конечная точка пацификации. На следующем этапе власть должна была перестать быть пугалом. Пугалом должны были стать те, кто предлагает участвовать в несанкционированных протестах против этой власти. На этой стадии Лукашенко уже не только не враг, но и ситуативный друг.

Следует признать, что в период так называемой либерализации 2015–2016 годов власть весьма успешно заигрывала с гражданским обществом, спекулируя на интуитивной тяге людей к национальному объединению перед внешней угрозой. Центральное место здесь занимает так называемая мягкая беларусизация, под которой подразумевалась постепенное расширение практики использования беларуского языка и популяризация национальной культуры. Особенность этой «мягкой беларусизации» заключалась в том, что государство в ней почти не участвовало. То есть не шло речи об увеличении количества беларускоязычных учебных заведений, усиленной поддержки государством национальных культурных проектов, переходе госучреждений на беларуский язык или квотировании беларускоязычного контента на радио и телевидении. Речь шла о лишь о том, что проявление национальной идентичности больше не воспринималось властью в штыки.

Придя к власти в 1994 году, Лукашенко отменил национальный бело-красно-белый флаг и герб «Погоня», сделал русский язык государственным, а также взял курс на глубокую интеграцию с Россией. Его оппоненты соответственно выступали за беларуский язык, использовали национальные символы и протестовали против союза с Москвой. В итоге большую часть правления Лукашенко общественно-политическая жизнь характеризовалась противопоставлением откровенно пророссийской власти и национально ориентированного гражданского общества. Противостояние порождало абсурдные стереотипы: например, многими использование беларуского языка априори воспринималось как признак принадлежности к оппозиции. Ношение национальной символики – бело-красно-белого флага или герба «Погоня» – как демонстрация революционных взглядов. Самое главное, что такое отношение культивировала в первую очередь сама власть – беларуский язык и национальная атрибутика были для них чем-то вроде отличительной черты «пятой колонны» и «отморозков» (именно так Лукашенко называл оппозицию). За «Погоню» и бело-красно-белый флаг на улице – вполне могли привлечь к административной ответственности, оштрафовать или бросить на «сутки». Поэтому, когда власть вдруг стала относительно лояльно воспринимать национальные символы – это выглядело как настоящий прорыв.

«Мягкая беларусизация» шла исключительно снизу. В 2014 году среди молодежи внезапно возникла мода на одежду с национальными орнаментами – вышиванки и вышимайки. В вышиванках стали фотографироваться известные спортсмены, музыканты и модели. Ночные клубы проводили вечеринки в национальном стиле. Беларуский язык и национальную атрибутику начал успешно использовать в рекламе и своих имиджевых проектах бизнес. Выросла популярность частных курсов по изучению беларуского языка. Власть не только не стала воевать с модной тенденцией, но даже постаралась использовать ее. Например, Беларуский республиканский союз молодежи (БРСМ – лукашенковский аналог комсомола) стал проводить Дни вышиванки, а министр иностранных дел Владимир Макей с супругой даже появлялись в вышиванках на публике. По общему убеждению на все эти процессы значительное влияние оказала российско-украинская война. «Драматические события в Украине действительно обострили, актуализировали вопрос беларуской национальной идентичности. Это наша война, это не наша война – а мы, собственно, кто?» – рассуждал политический аналитик Юрий Дракохруст в эфире беларуской службы «Радио Свобода» в июне 2016 года.

Война России против Украины, вероятно, действительно подтолкнула беларускую власть к мысли, что национальная идентичность – это вовсе не так плохо. В плане имиджа такое проявление «нерусскости» было полезно, и при этом оно не несло никакой угрозы для власти – ведь вся эта мода на вышиванки в своей основе была абсолютно аполитична. Мысль об инаковости беларусов и их истории от россиян стала периодически проскальзывать в риторике представителей власти. Но о кардинальном повороте речи не шло. Лукашенко, конечно, мог призвать Москву уважать независимость Беларуси. «Мы – самостоятельное суверенное государство, живущее с вами в одном доме, но имеющее свою квартиру, пусть маленькую, небольшую, но свою квартиру», – подчеркивал в послании Национальному собранию в 2016 году. Но затем, буквально через несколько секунд, высказывался в унисон одиозному заявлению Путина о «разделенном народе»: «Мы, еще раз подчеркиваю, – один народ».

Лукашенко вовсе не собирался опираться на национально ориентированную часть общества, делать ставку на мову и отказываться от приоритета советского наследия. «Мягкая беларусизация» существовала ровно в тех рамках и ровно до тех пор, пока это не начало раздражать Александра Лукашенко. «Еду по дороге. Трасса, которую называют президентской. Вывесили табло “Выконвай хуткасны рэжым”. Понятно мне, что хотел сказать автор. Но едет русский человек или русскоязычный беларус: Выконвай… Хуткасны… Но понял, что “рэжым”. Неужели, думает, опять про диктатуру Лукашенко. Что вы хотели этим показать? 50 процентов населения – с запасом говорю – поймут, что требует дорожник или гаишник… Но остальные же не поймут![171]171
  То, что слова «выконвай хуткасны рэжым» поймет в лучшем случае половина беларусов, конечно, полная глупость. По данным переписи населения 2009 года, 60 % жителей Беларуси считают беларуский язык родным, для 23 % беларуский язык разговорный. Пассивно языком владеет подавляющее большинство граждан страны. Три элементарных слова на «мове» не поймут разве что приезжие.


[Закрыть] Пришлось вернуть название нормальное», – рассказывал Лукашенко во время обращения к Национальному собранию 19 апреля 2019 года. Эта история ярко иллюстрирует реальное отношение Лукашенко к беларускому языку и национальным символам – для него это не более чем детская забава.

Триумф вышиванок и «мягкая беларусизация» многими в Беларуси воспринималась как большая победа – мол, национализм пошел в массы. Но одновременно происходила замена дискурса сопротивления пророссийской власти на наиболее безопасные формы проявления национальной идентичности[172]172
  Известный беларуский культуролог Максим Жбанков в интервью Deutsche Welle 22 июня 2016 года отмечал, что теперь «происходит подмена каких-то идеологических конфронтаций, идейных споров общепринимаемым дизайном, не требуя от тех, кто поддерживает эту идею, никакого риска, усилий и даже никакого расширения своего самосознания». «Национальность превращается в гаджеты, в систему фишек, это упрощенная “беларускость”, которая является наименее конфронтационной», – подчеркивал он, комментируя моду на вышиванки и вышимайки.


[Закрыть]. В сущности, «мягкая беларусизация» подготовила почву для идеи о тождественности интересов общества и режима – по крайней мере на данном историческом этапе. Если национальные символы и независимость больше не камень раздора, значит, мы можем быть союзникам в борьбе с общим врагом – путинской Россией. А если мы союзники (пусть и ситуативные), то и всякая борьба с властью априори казалась абсурдной.

Своеобразным манифестом подобного примиренческого или, вернее сказать, пацификационного курса можно считать статью «Лукашенко или Россия – кого выбрать» за авторством Алеся Киркевича – литератора, экс-политзаключенного и экс-активиста «Молодого фронта». В этом тексте Лукашенко неожиданно сравнивается с «батькой» Булак-Балаховичем – неоднозначным героем эпохи гражданской войны на просторах бывшей Российской империи. Станислав Булак-Балахович успел повоевать за красных, белых, а затем за поляков и Беларускую Народную Республику. «Батька» Булак-Балахович, рассуждает Алесь Киркевич, был не самым симпатичным персонажем, однако в конце своей военной карьеры сражался за независимую Беларусь. И если бы беларусы вокруг него объединились и победа оказалась за атаманом, то в исторической перспективе плюсы от независимости все равно бы перевесили минусы от правления своенравного «батьки». Главная мысль текста сводилась к простой формуле: Лукашенко – наш оппонент во внутренней политике, но союзник во внешней. И поэтому вокруг него неизбежно придется объединяться. «Друзья, расслабьтесь, никакого выбора между Лукашенко и Россией на самом деле нет. Есть выбор между Беларусью и Россией», – резюмировал Киркевич, неожиданно ставя знак равенство между страной и диктатором. И это утверждал человек, которого сам же Лукашенко когда-то упек за решетку.

Статье нельзя отказать во внутренней логике. Безусловно, независимость – важнее всего, а Лукашенко – все равно лучше российской оккупации. Но вывод о том, что Лукашенко – союзник беларуских патриотов был как минимум преждевременным. Война еще не началась, и Лукашенко вовсе не объявлял Путина главной угрозой суверенитета Беларуси. Напротив, речь шла о правителе, который традиционно выступает за интеграцию с Россией, который провозгласил вместе с Кремлем Союзное государство и вовсе не собирался дезавуировать союзный договор. Но самое главное, что оппозицию и гражданское общество Лукашенко не воспринимал как своих союзников в борьбе за независимость Беларуси. Он считал их врагами – и, возможно, даже более страшными, чем Путин. Статья Алеся Киркевича была опубликована 13 февраля 2017 года. Не пройдет и полутора месяцев, как друзей Киркевича по «Молодому фронту» назовут боевиками, арестуют по сфабрикованному «делу патриотов» и бросят в СИЗО КГБ после публичной отмашки самого Лукашенко. По стране прокатятся массовые произвольные аресты. В 99-ю годовщину провозглашения БНР Минск разрежут блокпосты ОМОНа, улицы будут патрулировать автоматчики, в центр города стянут спецтехнику – водометы, штурмовые автомобили и армейские бронемашины. Все это будет необходимо вовсе не для борьбы с Путиным или пророссийской «пятой колонной». Все это потребуется для подавления стихийных протестов нетунеядцев и поддержавшей эти мирные протесты национально-демократической оппозиции. Таким образом, абсурд пацификационного курса заключался в том, что вокруг Булак-Балаховича предлагалось объединиться не тогда, когда он выступил под знаменами БНР, а когда воевал за большевистскую Россию.