Текст книги "Беларуский Донбасс"
Автор книги: Катерина Андреева
Соавторы: Игорь Ильяш
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
Но вернемся в 2015 год. Тогда дерзкий отъезд Алексея после превентивного задержания повлек за собой быструю реакцию силовиков. Через полторы недели в дом его матери пришли с обыском чекисты. Как рассказала Алексею мать, они не показали никаких документов и не объяснили, по какой статье возбуждено уголовное дело, в рамках которого проводится обыск. «Во время обыска ничего не конфисковали, а спустя пару дней вызвали на допрос в витебский КГБ мою сестру. А ее муж – офицер ВДВ. Я сказал ей, чтобы не отрицала, что я воюю, я ведь этого не скрываю». Родным Манчинского так и не смогли внятно сказать, в каком именно преступлении его подозревают. «Было всего несколько допросов. На одном их них матери показали фото, где стоим мы с сослуживцами, причем на мне балаклава, то есть лица не видно. Мама потом рассказывала, что чекисты спрашивали, узнает ли она меня, а она говорила, что нет, хотя по глазам сразу узнала. Я удивился, как же к ним попала эта фотка, если она была только в моем телефоне, я никуда ее не отправлял? Получается, спецы неплохо работают, раз получили на расстоянии доступ к файлам в мобильном».
История Алексея Манчинского наглядно демонстрирует, как беларуские спецслужбы в начале конфликта пытались действовать на опережение. Под контроль взяли активистов, фанатов, людей, близких к правому движению – всех, кто, по мнению силовиков, априори занимал проукраинскую позицию и мог уехать добровольцем на Донбасс. Заслуживает внимания и момент с фотографией, которая раньше нигде не публиковалась, но оказалась в руках у КГБ: это могло быть или результатом агентурной работы (кто-то знакомый воспользовался телефоном Алексея без его ведома и переслал фото), или же удаленного взлома папки с файлами на устройстве. Про угрозу внедрения агентуры КГБ в ряды добровольцев говорилось неоднократно. Народный депутат Игорь Гузь, который в 2014 году пытался создать отряд «Погоня», рассказал, что тогда новобранцев отбирали в том числе через присланные по почте анкеты. «Некоторые анкеты казались нам странными, как будто заполненными оперативником, а не человеком, который хочет воевать по идейным соображениям», – вспоминал позже Гузь. В 2014-м в интервью «Радио Свобода» он высказывал опасения, что КГБ может пробраться в ряды добровольцев, поэтому структуру «Погони» хотел выстроить по образцу Украинской повстанческой армии: автономные маленькие группки по 3–7 бойцов, где все знают друг друга досконально. Впрочем, убедительных доказательств того, что КГБ имел хотя бы одного информатора в рядах добровольцев, мы не имеем.
Персональной работой с потенциальными участниками АТО дело не ограничивалось. Многие наши собеседники отмечали, что информацию о добровольческих формированиях на Донбассе получили в основном из тематических групп в соцсетях, через них же находили контакты в Украине и списывались с командованием батальонов перед отъездом. Спецслужбы не могли обойти это вниманием: в августе 2017-го в российских социальных сетях «Одноклассники» и «ВКонтакте» заблокировали страницы тактической группы «Беларусь». В декабре того года Мининформ опубликовал официальный перечень «экстремистских» материалов, куда попали и сообщества добровольцев. При этом группы сторонников «Новороссии» в соцсетях, через которые проходил рекрутинг боевиков, беларуские власти никогда блокировке не подвергали. В сентябре 2014 года тот же депутат Гузь сообщил «Радио Свобода»: аккаунты «Погони» в социальных сетях подверглись кибератакам, а электронную почту отряда взломали.
Деятельности в киберпространстве спецслужбы, очевидно, вообще отводили особую роль. В 2014–2015 годах набор иностранных граждан в ряды добровольцев осуществлялся через онлайн-анкеты: желающие отправляли свои данные ответственному представителю добробата. Такая схема работала, например, в батальоне «Донбасс», через который за все время прошли около 15 беларусов. Среди тех, кто заполнил анкету на сайте «Донбасса» в 2015 году был 24-летний брестчанин Дмитрий Рубашевский. «После этого меня сразу вызвали в КГБ. Там мне объяснили, что воевать нельзя, и дали подписать бумагу, что я предупрежден о том, что в случае, если я приму участие в боевых действиях, то против меня возбудят уголовное дело». Рубашевский убежден: его анкету спецслужбы отследили через электронную почту. Превентивные меры КГБ парня не остановили: через несколько месяцев он все равно уехал на фронт. Сначала служил в батальоне ОУН, потом перешел в 1-ю штурмовую роту Добровольческого украинского корпуса «Правый сектор». В 2017 году был награжден орденом, учрежденным украинским волонтерами, – «Народный Герой Украины». Таким орденом до него посмертно наградили Алеся Черкашина.
Отнюдь не факт, что кибератаки на «Погоню» или отслеживание электронной почты «Донбасса» были делом рук КГБ. Подобную услугу беларуским спецслужбам могли оказать их российские коллеги. Де-факто именно так произошло осенью 2014 года, когда хакеры из группы «КиберБеркут,» связанные с российскими спецслужбами, «слили» в интернет список личного состава батальона «Донбасс». Уже тогда там фигурировали шестеро граждан Беларуси, включая Дмитрия Полойко (его удивительная история рассказывается в книге отдельно). В декабре 2014-го КГБ сообщил агентству БелаПАН, что проверяет информацию об участии этих граждан в войне.
Нескольких наших коллег, которые также занимались темой участия беларусов в войне на Донбассе, в течение 2015–2017 годов вызывали в КГБ. Подписка о неразглашении не позволяла им рассказать все детали тех бесед, но один важный момент они все же сообщили. По их словам, чекисты упоминали об общем уголовном деле, где в статусе подозреваемых фигурируют все беларуские добровольцы, а их друзья, знакомые, близкие люди и даже сами журналисты, писавшие на эту тему, проходят как свидетели. Коллеги говорили: «большое дело» заведено по статье 133 УК «Наемничество». При этом подобное обвинение официально не выдвигали никому из задержанных в Беларуси добровольцев.
Об одном большом деле о наемничестве упоминал и оппозиционный активист Александр Головань, знакомый «азовца» Стаса Гончарова. В марте 2016 года сотрудники КГБ задержали Голованя возле дома и доставили на «беседу» в областное управление. Их интересовали связи с батальоном «Азов», поездки в Украину и знакомства там. Чекисты показывали фотографии беларуских «азовцев» и спрашивали, собирал ли он деньги для батальона. Вскоре КГБ провел обыски в нескольких квартирах фанатов местного футбольного клуба «Витебск». Весной 2016-го прокатилась волна обысков и у родных беларуских бойцов «Азова». В частности, в квартире родителей беларуса с позывным «Зубр» изъяли компьютер и другие носители информации. Обыски в рамках уголовного дела по все той же статье «Наемничество» проводились и у родственников беларусов из других подразделений. Давление спецслужб заставило их выступить с публичным заявлением и объявить о создании Комитета родителей добровольцев. Отец Яна Мельникова в сентябре 2016 года объяснял: «Идет давление не только на нас, но и на друзей наших сыновей, их знакомых. Вот почему мы также должны защищаться через объединение». В Комитет также вошли родители Алексея Скобли (Тура) и Зубра. Однако больше в публичном пространстве Комитет не появлялся.
Действия спецслужб сопровождались пропагандистскими материалами госСМИ: беларусам рассказывали про «наемников» и «неонацистов», воюющих на стороне Украины. Наиболее ярким примером такой топорной пропаганды стал сюжет, показанный в эфире канала «Беларусь-1» 13 августа 2015 года – через три дня после того, как под Белокаменкой получил тяжелое ранение беларус Алесь Черкашин, позывной «Тарас». Сообщалось, что силовики раскрыли «очередной канал вербовки беларуских наемников в АТО». В ходе совместной операции КГБ и МВД при участии Госпогранкомитета якобы вычислили организатора канала – «украинского националиста с позывным “Тарас”», который предлагал беларусам присоединиться к «Правому сектору», «Донбассу», «Айдару» и «Азову». По версии спецслужб, он вербовал через социальные сети «молодых радикалов, а также душевно больных, безработных, бывших уголовников и футбольных фанатов». Причем саму операцию спецслужбы якобы провели за месяц до того, но придали огласке именно в середине августа – «по соображениям следствия». В привычном для госСМИ стиле, не давая высказаться другой стороне, говорилось: «сопровождение вербовки пропагандой» оказывал «Молодой фронт». Лидер организации Дмитрий Дашкевич позже назвал это «полной ахинеей». В сюжете ведущая утверждала, что «аналитики и простые граждане настаивают на жестких мерах против маргиналов и радикалов», от которых звучат призывы к участию в вооруженном конфликте в Украине. «Наемничество смело можно причислять ко второй древнейшей профессии. Воюющие за деньги, землю или возможность мародерствовать после боя существовали еще на заре истории. […] С первых дней на фронте наемники вольно или невольно становятся военными преступниками», – говорит голос за кадром. В этот момент на экране – украинские военные, выносят на носилках раненых. Под слова о вскрытом канале вербовки зрителям демонстрируют кадры мирных оппозиционных митингов в Минске. Вообще, закадровый текст в этом сюжете феерический. Корреспондент всерьез заявляет, что новобранцам в АТО обещают хорошую оплату и «симпатии украинских девушек». Далее пропагандисты угрожают добровольцам уголовным преследованием, в том числе по расстрельным статьям: «Наемников, как нацистских палачей, сегодня, 70 лет спустя, будут искать по всему миру, невзирая на возраст и новую личину». Кроме того, пропагандисты отмечают, что в таких случаях «в мире практикуются внесудебные аресты, содержание в секретных тюрьмах и ликвидация», а Беларусь может инициировать создание «международного трибунала по преступлениям на территории Украины». Позже о «вербовочном» деле никогда не вспоминали, чем закончилось следствие – неизвестно. Зато хорошо известно, как работает в Беларуси государственная пропаганда: подобные материалы выходят в эфир не по инициативе редактора. Силовики либо «сливают» пропагандистам реальные факты, либо обрисовывают сценарий фейка-«страшилки», но это всегда тактический ход, приуроченный к конкретным событиям. И таким событием стало ранение Алеся Черкашина. Спецслужбы не могли не отреагировать. К слову, об «ополченцах» в сюжете не упоминалось вообще: как будто беларусы едут только на сторону Украины.
Таким образом, в методах работы КГБ-МВД по беларуским добровольцам можно выделить следующие закономерности:
– спецслужбы старались предъявлять добровольцам обвинения по статьям, не связанным с участием в войне. Именно по обычным уголовным обвинениям осудили Стаса Гончарова и Тараса Аватарова. Еще более 40 дел по такого рода статьям были возбуждены против добровольцев, которые в Беларусь возвращаться не рискнули. Подобная тактика выбрана не случайно: преследование беларусов непосредственно за их участие в войне на стороне Украины спровоцировало бы ухудшение дипломатических отношений с Киевом;
– потенциальных добровольцев (как ранее потенциальных майдановцев) пристально мониторили с самого начала конфликта и пытались не допустить их отъезда на Донбасс. Тематические сообщества в соцсетях блокировались;
– в государственных СМИ добровольцам всегда давали резко негативную оценку, называя их наемниками и повально записывая всех в неонацисты – пропаганда работала на дискредитацию всего движения;
– на семьи и друзей оказывалось давление: проходили обыски и вызовы на беседы;
– с большой долей вероятности можно предположить: существует общее уголовное дело, где в качестве подозреваемых проходят все известные спецслужбам добровольцы, а их близкие – в качестве свидетелей.
Глава 18
СЕКСОТЫ
Агент поневоле
«Я услышал настойчивый стук, а когда подошел, дверь буквально вылетела. Вломились “алмазовцы”[114]114
«Алмаз» – антитеррористическое спецподразделение Министерства внутренних дел, элита беларуского спецназа.
[Закрыть] в масках, меня сразу на пол положили, подняли мою мать. Стали кричать какую-то бессмыслицу вроде: “За них воевал, а за нас сможешь постоять?” – и сильно бить по ребрам», – вспоминает экс-боец ОРБ «Спарта» Денис Давидович. Именно с этого началось сотрудничество боевика со спецслужбами. 33-летний житель Логойского района Давидович признается: в 2015 году он согласился работать на ГУБОПиК в качестве секретного сотрудника «с привлечением к внедрению».
Всем беларуским «ополченцам», приезжавшим на родину, так или иначе приходилось общаться с правоохранительными органами. Чаще всего этот контакт ограничивается обысками по месту жительства и подпиской, что боевики «предупреждены об ответственности». Однако встречались среди наших собеседников и те, кого завербовали беларуские спецслужбы.
На Дениса Давидовича я вышла через группу «Ветераны ОРБ Спарта» в соцсети «ВКонтакте». В сообществе было только несколько человек из Беларуси и среди них некто Денис Глазкин. В его аккаунте мало что указывало на боевое прошлое. Однако свое участие в войне на Донбассе он не отрицал и сразу согласился на интервью. Впоследствии стало известно, что реальная фамилия Глазкина – Давидович.
Денис говорит, что всегда интересовался военным делом. Но в армии не служил – «откосил». Зато имел судимость: по его словам, в 2005-м ему дали 3 года ограничения свободы за хулиганство. Позже он работал художником-оформителем, занимался отделкой квартир. В мае 2014 года Денис познакомился на интернет-форуме с девушкой из города Лисичанска, который тогда находился в зоне боевых действий. Между ними завязалось тесное общение, и в итоге пара решила встретиться под Ростовом. Приехав на свидание, Давидович увидел лагеря переселенцев. По его словам, общение с девушкой и увиденное на границе с Украиной произвели на него сильное впечатление, и тогда он понял, что хочет присоединиться к «ополчению». В сентябре Денис через КПП «Матвеев Курган» въехал на территорию Донецкой области. «Понакупал себе в Ростове всякой экипировки и поехал в сторону Донецка. Первое подразделение, куда я попал, – это “Беркут”, входящий в структуру МВД ДНР. Мы дежурили на блокпосту возле шахты Скочинского в Кировском районе Донецка».
Через несколько недель Давидович перешел в 4-й батальон «Сварожичи» – подразделение внутри «Оплота», бойцы которого считались личной гвардией главаря боевиков Александра Захарченко. По словам Давидовича, в его задачи входило патрулирование улиц и дежурство на блокпостах. Вскоре он перешел в ряды «внутренних войск ДНР», где после непродолжительного обучения ему присвоили специальность пулеметчика. «Я неплохо разбирался в оружии на теоретическом уровне и довольно быстро смог научиться стрелять из пулемета. Нужно сказать, пулеметы иногда попадались совсем новенькие, не пристрелянные даже, российского производства», – говорит боевик.
Он утверждает: во «внутренних войсках» не сдал экзамены по физподготовке и его разжаловали из группы быстрого реагирования в хозяйственный взвод. В декабре он подает рапорт на увольнение и некоторое время просто проводит в съемной квартире в Донецке, выпивая с товарищами. В конце декабря 2014-го, когда он возвращался пьяный от бывших сослуживцев, его поймали боевики штурмового батальона «Сомали». «Сначала подумали, что я “укр”. А потом увидели: паспорт беларуский, опыт уже есть. Решили оставить в подразделении. Гиви не захотел в штурмовую группу меня брать, а назначил старшим наводчиком орудия. У нас была батарея Д-30, гаубицы 122-миллиметровые. Хотя я раньше никогда из пушек не стрелял, Гиви сказал – это просто, как в компьютерной игре “танчики”. Стояли мы в Авдеевке, работали по аэропорту».
Беларус утверждает, что до конца 2014 года не получал денег ни в одном подразделении. Из-за постоянной нехватки средств матери Давидовича приходилось присылать ему часть семейных сбережений. После Нового года она категорически потребовала, чтобы сын вернулся на родину. Денис хотел поучаствовать в боях под Дебальцевом, куда как раз направлялся «Сомали», но якобы из-за матери поехал домой. В конце января 2015-го он уже был в родной деревне Плещеницы.
У некоторых боевиков беларуские силовики проводили обыски по месту прописки, пока те были на Донбассе. Но к родственникам Давидовича правоохранители не приходили и его судьбой не интересовались. Потребовалось время, чтобы силовики узнали о его приезде. Ехал он через Россию, и данные о пересечении границы между Донецкой областью и РФ, вероятно, передали своим коллегам в Беларуси российские спецслужбы. Впервые сотрудники КГБ пришли к нему только в марте, через два месяца после возвращения. «Вели себя вежливо, обыск не проводили даже. Просто спросили: “Был?” Я ответил, что в гости ездил. Ну они и свалили», – вспоминает Денис. Но примерно через полмесяца, по словам боевика, к нему «вломился отряд “Алмаз”». Давидовича положили лицом в пол и стали бить по ребрам. «Избивали минут тридцать, пока другие ходили по комнате, – утверждает он. – Кстати, обыск проводился поверхностно, было видно, что просто сверху полазили по ящикам в шкафу».
После этой силовой акции «алмазовцы» просто ушли, не задержав Давидовича. Но через несколько дней ему позвонили и пригласили на беседу в центральный аппарат ГУБОПиК. Зайдя в кабинет, Денис удивился доброжелательному тону оперативников. Он говорит, что по фамилиям те двое не представились, назвали лишь имена Виктор и Андрей. Впоследствии Андрей станет куратором боевика. Давидовичу сразу предложили сотрудничество. Напомнили и про криминальное прошлое, и про ответственность за участие в войне, а также намекнули, что могут случайно обнаружить у него дома «то, чего там раньше не было». Если верить нашему собеседнику, сотрудники ГУБОПиК попросту шантажировали его, добиваясь подписки о сотрудничестве.
Рассказ боевика выглядит правдоподобным. ГУБОПиК действительно зачастую применяет схему «физическое давление – вербовка», некоторые подобные истории ранее уже попадали в СМИ. Например, в феврале 2018 года силовики вывезли в лес жителя Столина, связанного с анархистами, – приставили дуло пистолета к спине, угрожали убить и требовали «стучать» на знакомых активистов. В марте того же года оперативники схватили на улице анархиста из Жлобинского района, увезли в управление, угрожали посадить, но обещали закрыть дело, если тот станет на них работать. Так что припугнуть человека «маски-шоу», а после предложить стать сексотом – вполне в стиле ГУБОПиК.
Боевик утверждает, что тогда не согласился подписывать документ, но пообещал «подумать». Вместо этого он решил уехать из Беларуси, чтобы избежать контактов с силовиками. Ему не нравилась идея быть их агентом. Давидович вышел на связь с еще одним беларусом – Сергеем Савичем из батальона «Спарта» (позывной «Белый»), и попросил его помочь «найти работу» в ДНР. Поскольку раньше Давидович помотался по различным подразделениям и обрел репутацию человека безответственного и непостоянного, для вступления в «Спарту» ему требовалась протекция. Белый же был в ДНР на хорошем счету и занимал должность командира разведвзвода.
Белый встретил Давидовича на вокзале Донецка 13 мая 2015 года и сразу отвез в расположение «Спарты». Он получил позывной «Малевич» (по «мирной» профессии художника-декоратора) и специальность сапера. Это достаточно странно, ведь у него не было соответствующей квалификации. В любом случае и здесь незадачливый боевик не задержался. Уже к концу июля у него наметился конфликт с кем-то из командиров (с кем именно и из-за чего – объяснить не может), вследствие которого беларус попал «на подвал»[115]115
«Попасть “на подвал”» на сленге боевиков ДНР и ЛНР означает быть задержанным по подозрению в чем-либо или попасть на гауптвахту за какую-либо провинность.
[Закрыть] на 30 дней.
«Я сам толком не понял, что произошло. Вроде бы говорили про дезертирство, якобы сбежал зимой с фронта, но ведь я изначально был добровольцем… Причина непонятна мне до сих пор», – удивлялся Малевич. Выйдя из «подвала», он решил: оставаться в подразделении больше нельзя, денег нет, и надо опять ехать в Беларусь. Возвращаться он не боялся. Знал – уголовного преследования не будет, если согласится на сотрудничество с органами. Это позволит ему спокойно пожить на родине, взять паузу и определиться, чем заниматься дальше. К тому же он чувствовал, что начинает проявляться «афганский синдром»[116]116
Выражением «афганский синдром» обозначают признаки посттравматического стрессового расстройства – тяжелого психического состояния, возникающего, в том числе, у участников военных действий. С началом войны на Донбассе в ряде источников можно найти выражение «донбасский синдром».
[Закрыть]. Хотя Давидович не участвовал в серьезных операциях, убивать ему приходилось: «Но я убил немного, меньше десяти человек. В первый раз я выстрелил из автомата и понял, что попал. Между нами было расстояние метров двести, его самого я не видел. Жалко не было, как можно жалеть того, кто пришел с войной?»
6 августа 2015 года он покинул Донбасс и приехал в родную деревню. Осенью с ним связался «Андрей» из ГУБОПиКа и напомнил про обещание подумать о сотрудничестве. Давидович, судя по всему, выбрал путь наименьшего сопротивления и согласился дать подписку. «Мне дали агентурный псевдоним, не могу сказать какой. В документе я был обозначен как внештатный сотрудник с привлечением к внедрению. Одним из первых заданий было внедриться к минским казакам[117]117
В Беларуси есть ряд организаций, которые причисляют себя к «казачеству». Например, РОО «Беларуское казачество» или военно-патриотический центр «Казачий спас». Их публичная риторика носит ярко выраженный пророссийский характер.
[Закрыть] и собирать там информацию, кто хранит дома оружие или боеприпасы».
Результаты работы Давидовича с «казаками» нам неизвестны. Позже силовики попросили его внедриться в сообщество «черных копателей», которые искали оружие времен Второй мировой войны. Сообщение, оставленное Давидовичем в тематической группе «ВКонтакте», подтверждает эти слова. В марте 2016-го он и правда писал: «Начинающий копатель… Ищу тех, кто может помочь или пригласит с собой». Он признается, что ему даже нравилась работа агента. Получал ли он при этом материальное вознаграждение от ГУБОПиК – неизвестно.
В первой половине 2016 года на очередной встрече с куратором боевик потребовал дать ему «более серьезное задание». «Тогда Андрей предложил поехать в Польшу, войти в круг лиц, приближенных к отряду “Погоня”, к “Правому сектору”, и собирать информацию о беларусах, которые воюют на стороне Украины. Вплоть до того, что потом мне нужно было поехать в Украину самому. Фактически, оказаться на стороне врага». Предложение ГУБОПиК выглядит любопытно и заставляет задуматься, чья это была идея на самом деле. Говоря об операциях на территории других государств, привычно подразумевать КГБ или военную разведку. Однако Давидович настаивает: задание ему озвучил именно куратор из ГУБОПиК МВД. Можно допустить, что силовые структуры действовали сообща – ГУБОПиК озвучил идею, ранее предложенную КГБ, ведь там наверняка были в курсе истории Давидовича. Правдоподобным также выглядит тезис о взаимодействии беларуских силовиков с российскими спецслужбами – сбор данных об участниках АТО мог заинтересовать Россию. При этом не так важно, работал ли ГУБОПиК напрямую с коллегами в РФ или Москва передала просьбу сначала в КГБ, а уже оттуда задание попало в смежное ведомство. Тесная кооперация беларуских и российских силовиков не является секретом, подобных примеров множество. Так, в конце 2010 года в Москве сотрудники ФСБ схватили беларуского анархиста Игоря Олиневича и с мешком на голове вывезли в Беларусь для передачи местным правоохранителям. Были случаи, когда российские спецслужбы проводили задержания в Беларуси и затем перевозили людей на свою территорию. Например, осенью 2017-го украинского студента Павла Гриба в центре Гомеля похитили ФСБэшники – он нашелся в СИЗО Краснодара и был обвинен в подготовке теракта.
Хотя ранее Давидович не «светился» в СМИ и его данных не было в украинской базе «Миротворец», поездку на противоположную сторону он посчитал слишком рискованной для себя и отказался. Он утверждает, что на этом сотрудничество с силовиками завершилось по его инициативе. Но это вызывает сомнения. Скорее всего, в силу непостоянства и собственной ограниченности, Давидович не был ценным кадром, с заданиями не справлялся. Поэтому силовики решили просто держать на контроле бывшего боевика и периодически наносить ему «визиты вежливости» – по словам Дениса, к нему «примерно раз в полгода приходят домой с проверкой». Выходит, что в статусе сексота боевик провел около года.
x x x
3 января 2019 года я опубликовала на сайте «Белсата»[118]118
Ссылка на материал «Белсата» – https://belsat.eu/news/bayavik-dnr-zayaviu-shto-yago-zaverbavau-gubazik-hatseli-adpravits-na-bok-ukrainy/
[Закрыть] фрагмент нашего разговора с Давидовичем (в тексте он ошибочно фигурировал как Глазкин). В частности, передала его рассказ о вербовке сотрудниками ГУБОПиК. Через девять дней он позвонил мне на мобильный и стал угрожать. «Меняй место жительства! Не я один такой, у кого есть желание скрутить тебе голову». Давидовичу не понравилось, во-первых, то, что в статье я назвала его боевиком, а во-вторых – появление публикации в идеологически чуждом ему СМИ. Я действительно не сообщала боевику, где именно работаю – сказала только, что собираю материал для книги, и это было правдой. Но и он, в свою очередь, не интересовался, журналистом какого медиа я являюсь. После звонка с угрозами, следуя совету коллег и юриста, я обратилась с заявлением в милицию. Участковый слушал историю с некоторым удивлением и как диковинку рассматривал снимки Давидовича с Донбасса. Милиция начала проверку по статье 186 УК Беларуси – «Угроза убийством, причинением тяжких телесных повреждений или уничтожением имущества». Через несколько дней меня вызвал к себе следователь уголовного розыска Алексей Журко. Стены кабинета были увешаны плакатами и календарями с эмблемами разных подразделений силовых структур. Над рабочим столом висела странноватая фотография: Путин, Лукашенко и Назарбаев соединили руки в торжественном жесте. В материалах проверки я увидела распечатанные снимки Давидовича с оружием. «Скажите честно, Катерина, вы правда верите, что он может что-то вам сделать?» – со снисходительной улыбкой спросил Журко. Его напарник рядом посмеивался – видно, случай в их практике попался неординарный. Я объяснила: «Страха не испытываю, но, учитывая прошлое Давидовича и его “афганский синдром”, возможно все». Пользуясь случаем, я поинтересовалась мнением милиционера насчет участия беларусов в НВФ. «За свою страну воевать надо», – коротко ответил он, резко нахмурившись. Опрос длился более часа. В конце мне пообещали, что «съездят пообщаться с этим бойцом». Спустя еще пару дней из милиции пришло письменное уведомление об отказе в возбуждении уголовного дела против Давидовича[119]119
Фото постановления – ниже. В документе указана фамилия автора по паспорту.
[Закрыть]. Формулировка не столько удивила, сколько рассмешила. Оказывается, опросить его не представлялось возможным ввиду отсутствия на территории Беларуси.
По той же причине не было и примет преступления, предусмотренного статьей 186 УК, так как Давидович якобы не имел возможности реализовать свои угрозы. По логике силовиков, несмотря на то, что звонок поступил с беларуского номера, нахождение Давидовича в Беларуси вообще никак не доказано. А раз он был где-то далеко – то и угрозы не должны восприниматься мной как реальные. Тем не менее оставлять меня в покое Давидович не собирался: он писал сообщения в соцсетях с просьбой «помириться», периодически звонил и требовал «просто поговорить», предлагал дать еще одно интервью. Что самое интересное – звонки поступали с беларуского номера. Месяц спустя после подачи заявления в милицию на мой вопрос, разве он до сих пор в стране, бывший боевик ответил: «А надо было убегать?»
Так почему правоохранительные органы столь вяло отреагировали на угрозы журналисту? Тут возможно два варианта. Сотрудники уголовного розыска, которые не специализируются на контроле за боевиками и мало в этом понимают, могли обратиться к коллегам из ГУБОПиКа, где им объяснили – кейс надо спускать на тормозах. В итоге, де-юре милиция выполнила свои обязательства, а я получила на руки обыкновенную отписку. Но также возможно, что милиция просто поленилась разбираться в этом деле.
Тролль с Донбасса
В отличие от Давидовича, боевик ЛНР из Витебска Сергей Трофимов сам предложил свои услуги беларуским спецслужбам. Но прежде он попал в поле зрения КГБ в связи со своими поездками на Донбасс. У него дома провели стандартный обыск – забрали нашивки подразделения, военный билет и удостоверение «ополченца».
В первый раз на восток Украины 30-летний Сергей Трофимов поехал в сентябре 2014 года. Российско-украинскую границу перешел в пункте пропуска «Изварино», оттуда отправился в Краснодон. В Краснодоне он явился в военный комиссариат сепаратистов, а уже вечером ему выдали автомат Калашникова и «какую-то синюю ОМОНовскую форму». Так Сергей Трофимов стал боевиком батальона «Русь». Однако пробыл там всего несколько месяцев – в конце 2014 года витебчанин был вынужден уехать домой по семейным обстоятельствам. Вернулся на Донбасс Трофимов уже после битвы за Дебальцево, весной 2015 года. «Русь» к тому времени расформировали. Как рассказывали сами боевики, «за батальоном было очень много “отжима” бизнеса у людей», разоружать подразделение главари сепаратистов нанимали бойцов российской националистической группировки «E.N.O.T. Corp»[120]120
«E.N.O.T. Corp.» – радикальная националистическая группировка из России, близкая к группе «Русич» Мильчакова. До войны в основном занималась преследованием нелегальных мигрантов. С началом войны на Донбассе боевики «E.N.O.T. Corp» активно принимали участие в боевых действиях на фронте, а также выполняли контрразведывательные функции в тылу сепаратистов и разведывательные – в украинском тылу (так описывали свою деятельность сами представители группировки). В 2015-м они покинули Донбасс и сосредоточились на «патриотическом» воспитании молодежи: боевики регулярно проводили военные сборы для подростков (в том числе из Беларуси и Сербии). В конце 2018-го – начале 2019 года группировка была разгромлена российскими спецслужбами и фактически прекратила свое существование. По информации «Новой газеты», руководители «E.N.O.T. Corp» поссорились со своими кремлевскими кураторами, после чего и начались аресты боевиков.
[Закрыть]. В итоге Трофимов оказался в 4-м танковом батальоне. Впрочем, очень скоро боевик заскучал и уже осенью 2015 года вернулся в Беларусь.
Детали своих контактов с Комитетом госбезопасности Сергей Трофимов рассказал во время нашей встречи в Витебске в конце декабря 2016 года.
Как на тебя вышел КГБ?
Во-первых, я не прятался. На моей странице в социальных сетях были фотографии с Донбасса. И потом, когда беларус пересекает границу России с Украиной, то информация сразу передается в КГБ. Автоматически.
Это ты так решил, что информация передается автоматически?
Мне это сам кэгэбэшник сказал.
Как выглядела первая беседа с чекистами?
Ко мне пришли на работу. Между первой и второй поездкой на Донбасс я работал в ВГУ имени Машерова столяром. Меня вызвали в кабинет директора, а там сидели сотрудники КГБ. директора при этом выгнали. Ну, и начали спрашивать: ездил ли, воевал ли, убивал ли?.. Сколько, зачем, почему?.. Вели аудиозапись. Предупредили про ответственность – обещали посадить, если снова поеду.
Но тебя это обещание не остановило…
Не остановило. В следующий раз встречались, когда в 2015-м вернулся. Тогда уже вызвали в управление. Видеозапись вели моих показаний, а показания я давал как свидетель по какому-то делу – не знаю, что за дело.
То есть именно как свидетеля вызывали, не подозреваемого?
Да[121]121
Полностью интервью было опубликовано «Радио Свобода» https://www.svaboda.org/a/28211775.html
[Закрыть].
Трофимов рассказывает: в интернете он пытался пропагандировать идеи «русского мира» – в частности, был администратором группы «АнтиМайдан регулярная армия Новороссии» в социальной сети «ВКонтакте». Из-за подобной активности боевика в интернете КГБ якобы решил использовать его в качестве интернет-тролля.
Я им сам предложил, – признается Трофимов. – У меня просто авантюрный характер, самому все интересно. Спрашиваю: «Я же блогер, может, я могу быть чем-то полезен?..» «Ну, хорошо, – сказали, – вот тебе пара квестов – сраться с оппозицией, с предпринимателями (начало 2016 года в Беларуси было отмечено акциями протеста ИПэшников. – И. И.), создать десять фейковых страниц и писать комментарии». Троллить, то есть. Я сделал, что просили. Потом спрашиваю: «Чем могу быть еще полезен?..» Сначала переписывались мы через «ВКонтакте», потом они поменяли гэбэшника, который меня опекал, – переписка пошла через почту mail.ru. «Сообщите электронный ящик, – говорят, – по которым мы можем задавать вам вопросы и присылать некоторые документы…»