Текст книги "Беларуский Донбасс"
Автор книги: Катерина Андреева
Соавторы: Игорь Ильяш
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Игра цифрами
Вторым по популярности направлением миграции для жителей Донбасса стала Беларусь. В апреле 2014 года Александр Лукашенко впервые сообщил о готовности принять украинцев из охваченного конфликтом региона. «Он (украинский народ) просится к нам. Поэтому надо думать. Никуда не денешься, придется кого-то из братьев наших и сестер забирать. Будем смотреть. Заберем, если придется». 30 августа 2014 года Лукашенко подписал Указ «О пребывании граждан Украины в Республике Беларусь». Документ был принят «в целях сохранения и развития дружественных отношений между Республикой Беларусь и Украиной, а также оказания помощи гражданам Украины, оказавшимся в трудной жизненной ситуации». В соответствии с указом для жителей Донецкой и Луганской областей упрощалась процедура получения разрешения на временное или постоянное проживание в стране – его выдавали бесплатно и без необходимых документов, если предъявить их невозможно (например, сгорели при обстреле). Переселенцам с Донбасса государство предоставляло бесплатные медицинские услуги, образование, платило пособия многодетным семьям и инвалидам. Индивидуальных предпринимателей, желавших принять на работу таких переселенцев, освобождали от уплаты налога. Местные власти Лукашенко обязал содействовать размещению граждан, прибывших с Донбасса. То есть давать им бесплатное жилье. Следить за целевым расходованием средств из госбюджета он поручил Комитету государственного контроля. Никакой официальной статистики по этим расходам опубликовано не было, но сам Лукашенко в феврале 2018-го говорил: «Я предоставил всем равные условия с беларусами: бесплатная медицина, вы знаете, она у нас бюджетная, бесплатное образование, детские сады, прочее и коммунальные услуги – все, как в Беларуси. Вы думаете, нам дешево это обошлось? Нет».
Большинство мигрантов с Донбасса находились в Беларуси на основании вида на жительство или временного разрешения на проживание. Де-юре они являлись обыкновенными трудовыми мигрантами, ведь, чтобы прожить в Беларуси долгое время, необходимо трудоустроиться. В городах (больше всего переселенцев – в приграничных Гомеле и Бресте) работать шли, в основном, на государственные предприятия. Те, кому не приходилась по душе жесткая дисциплина на заводах, устраивались на стройки или переезжали в агрогородки – лукашенковские колхозы.
С одной такой семьей я познакомилась весной 2015-го. Александр и его беременная жена Анна переехали из оккупированной Горловки в агрогородок Куково в Брестской области. Власти выделили им двухэтажный дом с отоплением и горячей водой, в то время как местные жители были вынуждены колоть дрова и ходить за водой к колодцу. Обоим дали вид на жительство и предоставили работу в телятнике, платили около 300 долларов каждому – для беларуской глубинки это приличные деньги. Соседи-беларусы, часто не имеющие таких привилегий, поглядывали на новоселов с завистью. Сами переселенцы себя не считали ни русскими, ни украинцами. «Мы – Донбасс», – говорила Анна. Официально становиться беженцами они и не планировали, главное было просто выехать из зоны боевых действий.
Следует признать: указ от 30 августа действительно был серьезным шагом навстречу мигрантам с Донбасса. Их обеспечили необходимым минимумом прав, который существенно облегчал процесс интеграции в беларуское общество. Успехи властей признавал и представитель Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев в Беларуси Жак-Ив Бушарди. «Я считаю, что правительство неплохо справилось с притоком украинцев», – комментировал он ситуацию в октябре 2015-го. Временами местные власти относились к нуждам мигрантов из Украины даже более внимательно, чем к нуждам самих беларусов. Однако Лукашенко не был бы самим собой, если бы даже на этой гуманитарной теме не скатился в популизм и самопиар.
Он начал виртуозно жонглировать цифрами. В январе 2016-го президент впервые озвучивает цифру в 160 тысяч беженцев, повторяя этот тезис несколько раз в течение года. На пресс-конференции 3 февраля 2017-го Лукашенко говорит, что Беларусь за два года приняла 170 тысяч беженцев из Украины. Но уже 21 апреля 2017 года цифра вдруг снижается. «Мы приняли у себя более 160 тысяч переселенцев», – утверждает президент. 24 мая 2018 года Лукашенко опять понижает цифру. «Мы приняли у себя, вдумайтесь только, за короткий промежуток времени более 150 тыс. беженцев, украинских переселенцев и их семей. Помогаем им в трудоустройстве, медобслуживании, социальной и психологической адаптации. Оказываем гуманитарную помощь людям по обе стороны “линии размежевания” на Донбассе»[152]152
Беларусь в сотрудничестве с Красным Крестом действительно отправила два гуманитарных конвоя в Киев, откуда представители международной организации распределили помощь для жителей подконтрольных Украине территорий Донецкой и Луганской областей, а также ОРДЛО. В первом конвое летом 2017-го было около 60 тонн продуктов и предметов первой необходимости, год спустя – еще 80 тонн.
[Закрыть].
В апреле 2019 года он продолжал настаивать на цифре в 150 тысяч беженцев, при этом подчеркивая их «равные права с гражданами Беларуси». «150 тысяч человек! У вас беженцев больше, и вы знаете, что такое беженцы. И они у нас в лагерях не жили. Они сразу были адаптированы в наше общество, потому что многие здесь имели родственников, многие вообще из Беларуси, этнические беларусы. Друзья-украинцы приехали сюда, и это на нас очень влияло», – говорил Лукашенко в интервью турецкому агентству «Анадолу».
Однако каждый раз, называя разное количество беженцев, глава государства был как минимум неточен в терминологии. Беженец и мигрант – это понятия разные. Официальный статус беженца предполагает невозможность депортации (так как на родине человеку угрожает опасность), а также специальные выплаты. Подобных привилегий переселенцы с Донбасса в Беларуси не имели. Вместо этого указ от 30 августа давал им определенные льготы, которые правильнее охарактеризовать как особые условия трудовой миграции. В июне 2015 года начальник департамента по гражданству и миграции (ДГиМ) МВД Алексей Бегун прямо заявил, что приезжающие в республику из-за конфликта в Донбассе жители Украины не попадают под критерии для получения статуса беженца, но Беларусь продолжит их принимать без ограничений. «Эти лица не попадают под критерии для статуса беженца, потому что они не преследуются на территории Украины за политические взгляды, национальную принадлежность и так далее», – говорил Бегун. Однако, по его словам, гражданам Украины предоставляется дополнительная годовая защита от высылки из страны. Летом 2018-го замначальника департамента Александр Татура заявил: «С 2014 года в связи с событиями в юго-восточных регионах Украины и вооруженными конфликтами в ряде стран Азии и Африки количество вынужденных мигрантов, которые обратились за защитой в нашу страну, увеличилось в 4–6 раз». Согласно статистике департамента, за период с 2014-го по конец первого полугодия 2018 года за получением статуса беженца или дополнительной защитой обратились 3318 украинских граждан, из которых дополнительную защиту получили 2690 человек. Пик этих прошений пришелся на 2015 год, затем цифра уменьшалась. Как сообщил МВД, за первое полугодие 2019-го прошение подали 331 человек, из них 92 % – украинцы. Официально же статус беженца за весь период войны получили только 4 гражданина Украины. Среди них – министр обороны времен Януковича, он же бывший посол в Беларуси Михаил Ежель. Против него на родине заведено уголовное дело – экс-чиновника подозревают в уничтожении тылового обеспечения армии. Кто остальные трое – неизвестно, но, учитывая тенденцию, можно предположить, что это люди, скрывающиеся от украинского правосудия.
Таким образом, настаивая на том, что в Беларусь приехали 150 тысяч беженцев из Украины, Лукашенко преувеличивал реальные цифры в 45 раз, если брать за основу количество поданных прошений о статусе беженца. Если же вести отсчет от количества удовлетворенных прошений (4), то глава Беларуси и вовсе завышал данные в космические 37,5 тысячи раз. Было бы глупо списывать все на небрежность, будто Лукашенко не разделяет понятия «беженец» и «мигрант». Очевидно, что делалось это с конкретной политической целью: создать себе позитивный имидж на международной арене.
«Я иногда смотрю на Европу, и мне больно становится из-за того, что там происходит, и за тех руководителей. Стенают, плачут, делят этих беглецов по 500 человек, по тысяче человек… Хотя Прибалтика, страны Восточной Европы упираются: нет, мы не пустим тысячу человек. А я сижу и думаю: боже мой, мы за два года из Украины приняли 170 тысяч!» – говорил он в феврале 2017-го. Играя на контрасте, Лукашенко посылал очевидный сигнал Западу: если бы не его готовность разместить у себя беженцев с Донбасса, весь поток хлынул бы в Евросоюз. А так Беларусь якобы сыграла роль буфера в этом миграционном процессе. Кроме того, он стремился закрепить за Беларусью имидж «островка стабильности и безопасности», что в глазах мирового сообщества, по его мнению, должно было перевесить проблемы с демократией и правами человека.
Цифра в 150 тысяч украинских мигрантов выглядит спорной. Посол Украины в Беларуси Игорь Кизим летом 2017-го в интервью «Главкому» говорил: «Я обращался к официальным органам Беларуси – в Департамент по гражданству и миграции Министерства внутренних дел Республики Беларусь. Любое лицо, которое приезжает в том числе в Беларусь, должно быть зарегистрировано. Всего в настоящее время зарегистрированы около 45 000 граждан Украины, проживающих в Беларуси. Это люди, которым предоставлено разрешение на постоянное и временное проживание. Часть из них – примерно половина – переехала из Луганской и Донецкой областей Украины. Однако мы знаем, что эти люди украинцы, и наше государство ими должно заниматься». То есть, по данным украинской стороны, сама цифра в 150 тысяч мигрантов завышена более чем в три раза. Разумеется, многое зависит от методики подсчета: считать ли мигрантами только тех, кто имеет разрешение на пребывание, или вообще всех, кто приехал на какое-то время в Беларусь. Последняя категория, очевидно, должна быть крайне велика, ведь у многих украинцев в Беларуси есть родственники или друзья, у которых они могут погостить, а затем вернуться в Украину. «Помню, в 2015 году звучали цифры, 100 тыс. украинцев пересекли границу с Беларусью. Но это не значит, что они остались в стране, с таким же успехом эти люди могли вернуться назад так же, как заехали в Беларусь», – отмечал Кизим.
Временами у беларуских властей возникало недовольство гостями с Донбасса. Начальник ДГиМ МВД Алексей Бегун в июне 2015 года констатировал, что жители Донбасса ведут себя в Беларуси, «мягко говоря, далеко не идеально». Это, по его мнению, «связано с понятиями о порядке и свободе, которые в силу определенных обстоятельств закладывались в их менталитет». По словам Бегуна, некоторых «привычных к вольностям» даже приходилось депортировать обратно. «Когда бывшие жители Донбасса прибывают в Беларусь, то они, особенно в начале своего пребывания, просто не понимают, что такое жить по установленным правилам и законам. Они не считают, что эти законы и правила не должен нарушать никто. Например, то, что в Беларуси нельзя пить пиво на улице. Они пытаются утвердить здесь какой-то свой маленький мир и даже педалировать его, воздействуя на беларуские правоохранительные органы с упором на то, что мы должны закрывать глаза на их мелкие правонарушения лишь потому, что они не знали требований законодательства и приехали из зоны вооруженного конфликта. Поэтому, мол, мы не должны принимать решения об их депортации. Впрочем, нельзя сказать, что ситуация сильно ушла из-под контроля. Были бытовые конфликты, конфликты на почве различных политических взглядов». Милиция, утверждал Бегун, старалась еще при регистрации знакомить переселенцев с беларуским законодательством. Однако правоохранительные органы явно недостаточно внимательно изучали гостей. Ведь в потоке переселенцев с Донбасса встречались и боевики ДНР и ЛНР.
Для раненых и просто уставших воевать Беларусь была оптимальным местом, чтобы восстановиться, наладить жизнь и мало-мальски заработать. Игорь Коляда из Тореза, как многие его ровесники, после школы пошел на шахту. Началась война, шахта закрылась, и Коляда вступил в ряды НВФ. «Помню, мы еще на Майдан ездили – помогать “Беркуту”. Денег нам за это не давали, мы просто с пацанами сели и поехали… А когда у нас все началось, на блокпостах ребята иногда с обычными палками стояли. Хорошо, Россия стала помогать, сейчас у нас своего оружия хватает. А воевать я пошел в декабре 2014-го, сначала был снарядным, потом наводчиком, а под конец командовал боевой машиной. Дебальцево – как раз наше направление было», – рассказывал боевик во время нашей встречи в полесском городе Иваново. В боях за Дебальцево Коляда получил контузию и «уволился из ополчения». Вспомнил, что еще подростком бывал в Беларуси, в деревне Сухое Брестской области, у родственников отчима. К ним-то он и отправился в сентябре 2015-го. Добраться ему помог беларус, волонтер на стороне боевиков, Александр Бозюков из Гродно (подробно о нем в главе 15). «Когда подъехали со стороны Могилева к границе, я удивился, что границы-то нет! Так здорово: просто едешь и все, как будто одна страна», – вспоминал боевик. Коляда в Беларуси сначала вознамерился получить «политическое убежище» из-за преследования по закону на родине, но родные отсоветовали. В итоге он так и не зарегистрировался в милиции и несколько месяцев жил в Сухом только с украинским паспортом и миграционной карточкой. Впрочем, парня это не особо беспокоило. На несколько лет мы потеряли Коляду из виду. Судя по фото в соцсетях, в 2017-м он снова воевал в ДНР. Через некоторое время на его странице появилась траурная картинка – свеча на черном фоне. Подтвердить его гибель через близких нам не удалось.
Александр Бозюков, который помог Коляде уехать с Донбасса, признавался, что в Беларусь охотно едут многие бывшие боевики. «Приезжают, конечно. Очень много. Это действительно так. Люди шли воевать за идею, а потом разочаровались в этой идее. Оставаться на территории Донецка не с руки. Жить в России – проблематично. Вот и уезжают в Беларусь – здесь более лояльно к ним относятся, наверное», – рассуждал он. «Наших тут на самом деле много», – констатировал боевик Роман Джумаев, который так же, как и Коляда приехал в Беларусь после Донбасса (см. главу 6). Кроме рядовых боевиков, перевести дух в Беларусь приезжали и совершенно одиозные, известные фигуры. Яркий пример – экс-офицер советского КГБ Владимир Павленко, которого 13 июня 2014 года назначил «народным мэром» Славянска Стрелков-Гиркин. 5 июля город заняли украинские военные, и Павленко с женой бежал. В качестве места, где можно «переждать бурю» и определиться с планами на будущее, он выбрал не Россию, прихода которой на Донбасс так желали сепаратисты, а тихую Беларусь. С 22 августа 2014 года он жил в Минске и искал работу. В Украине же на Павленко было заведено уголовное дело по ч. 2 ст. 146 УК («Похищение человека с отягчающими обстоятельствами»), его объявили в розыск. «Понимаю, что [украинские власти] могут потребовать моей выдачи, но уверен, что Беларусь меня не предаст», – говорил Павленко в интервью газете «Народная воля». Тогда же беглый сепаратист делился намерениями: его жена почти сразу устроилась секретарем в государственную структуру, а себе он подыскивал кресло чиновника. Сколько времени он провел в Беларуси и требовал ли Киев его экстрадиции – неизвестно. Очевидно одно: Павленко не только не предстал перед украинским судом, но благополучно вернулся в ДНР, где уже в декабре 2015-го указом Захарченко был назначен главой местного МГБ. Он остается на этой должности на момент написания книги. Беларусь стала пристанищем не только для беглого пособника Стрелкова, но и для бывших бойцов спецподразделения «Беркут», принимавших участие в столкновениях с протестующими на Майдане. В июне 2017 года волонтерское сообщество InformNapalm опубликовало расследование, где сообщалось, что в Беларусь перебрались «беркутовцы» Сергей Гавриляк, Сергей Панасенко и Николай Стогорняк. Причем последний устроился в беларуский ОМОН и в марте 2017-го свидетельствовал в суде против задержанных политических активистов.
…Наше интервью с Колядой в сентябре 2015-го закончилось далеко за полночь. Мы беседовали в фойе гостиницы в городе Иваново, куда боевик специально приехал из деревни. Когда консьержка попросила из-за позднего времени выпроводить гостя, Коляда возмутился: «За такое в Торезе давно сожгли бы эту гостиницу! Еще указывать будет! – и добавил на прощание, как бы оправдываясь за резкость: – Понимаете, я родился там, где с детства “имели” закон».
Глава 24
«ЧВК ВАГНЕРА»
Глава СБУ Василий Грицак заявил, что Украина считает членов «ЧВК Вагнера» бойцами вооруженных сил Российской Федерации… Глава СБУ отметил, что «группа Вагнера» финансируется из закрытой части государственного бюджета РФ, и в 2017 году финансирование увеличено на 185 млн рублей. Что касается этнического состава группы, то, по словам В. Грицака, Службой безопасности Украины установлено около 40 бойцов – граждан Украины, а 95 % ЧВК – это граждане РФ. «У нас есть данные о том, что 95 % членов “ЧВК Вагнера” – граждане Российской Федерации. Как правило, это бывший спецназ, “ГРУшники”, десантники и так далее», – сказал он.
Из заметки «Интерфакс-Украина» от 7 октября 2017 года
Наемники Путина
Начиная рассказ про «ЧВК Вагнера», следует сразу определиться с терминологией. Частные военные компании – это негосударственные коммерческие предприятия, которые предлагают услуги в сфере охраны и обеспечения безопасности, что нередко предполагает участие в вооруженных столкновениях. Хотя их подрядчиком вполне может выступать правительство, легальные ЧВК не используются для выполнения исключительно военных задач, тем более в наступательных операциях – в противном случае их сотрудники однозначно подпадают под статус наемников. ООН приняла Конвенцию о запрещении вербовки, использования, финансирования и обучения наемников еще в 1989 году. Хрестоматийным примером современной частной военной компании является американская Blackwater, выполнявшая правительственные заказы в ходе войны в Ираке и в Афганистане.
Однако «ЧВК Вагнера» – вовсе не частная военная компания в классическом понимании. Она не является коммерческой и негосударственной структурой. Это засекреченное подразделение российской армии, финансируемое государством и выполняющее особые боевые задачи. И за успешное выполнение этих задач «вагнеровцы» получают государственные награды. Поэтому мы будем использовать наименование «ЧВК Вагнера» лишь как условное обозначение. В то же время самих «вагнеровцев» можно называть наемниками, так как они соответствуют классическим признакам этого понятия, закрепленным в ст. 47 первого Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 1977 года. А именно: воюют за деньги, их заработки существенно превышают жалованье в вооруженных силах, но при этом частью регулярной армии «ЧВК Вагнера» официально не считается.
«ЧВК Вагнера» непосредственно подчиняется Главному управлению Генштаба Вооруженных сил Российской Федерации. По данным Службы безопасности Украины, в войне на Донбассе «вагнеровцы» принимали участие с июня 2014-го по август 2015 года. Они сбили Ил-76 с украинскими десантниками на борту (тогда погибли 49 человек), штурмовали аэропорт в Луганске и участвовали в боях за Дебальцево. Также «вагнеровцы» ликвидировали ряд строптивых полевых командиров боевиков – Александра Беднова (Бэтмена), Алексея Мозгового, Павла Дремова и других. В конце 2015 года «ЧВК Вагнера» была переброшена в Сирию, где участвовала в штурме Пальмиры и других операциях.
Ряд российских СМИ утверждают, что к финансированию «вагнеровцев» имеет отношение близкий к Путину олигарх Евгений Пригожин. Вероятно, это действительно так. Однако преувеличивать влияние Пригожина на проект в любом случае не стоит – цели и задачи для «ЧВК Вагнера» ставит точно не он. «Это же армия фактически, – отмечает Бондо Доровских[153]153
Бондо Доровских – российский предприниматель, который в 2014 году под воздействием пропаганды поехал воевать за ДНР и ЛНР, но разочаровался и затем неоднократно выступал с публичной критикой сепаратистов и российских властей. Со времен Донбасса у Доровских осталось много знакомых среди наемников.
[Закрыть]. – Если мы говорим, что их перекидывают в Сирию большими транспортными кораблями и военной авиацией, значит, Минобороны не просто в курсе, они этим занимаются напрямую».
В подразделение вливались огромные деньги. По данным российских СМИ и наших источников, близких к «ЧВК Вагнера», в начале сирийской кампании средняя зарплата рядового вагнеровца составляла 250 тысяч российских рублей (более 4.300 долларов по курсу на начало 2016 года), но с разными бонусами могла достигать 450 тысяч (более 7.800 долларов). Бонусы за взятие Пальмиры для командного состава варьировались от 800 тысяч (для командиров взводов) до 1,5 млн рублей (для командиров рот). Отдельно были предусмотрены выплаты раненым и близким убитых бойцов. По разным оценкам, компенсация за убитых составляет от 3 до 5 млн российских рублей. Плюс «вагнеровцев» щедро осыпают государственными орденами и медалями: за Пальмиру ряд наемников были представлены к званию «Герой России».
Идея создать нечто среднее между ЧВК и спецподразделением Вооруженных сил вытекала из самой сути гибридной войны, которую Кремль начал против Украины в 2014 году. Вооруженные формирования, созданные в России и переброшенные на Донбасс под видом «шахтеров и трактористов», – явление далеко не единичное весной-летом 2014 года. Интересно, что один из бойцов подобного формирования – батальона «Степь» – россиянин Святослав Голиков вообще все подобные подразделения условно называет «частными военными компаниями». Там же, в «Степи», служил и будущий «вагнеровец», российский гражданин Алексей Савко (позывной «Мемфис»). Мемфис погибнет в марте 2016 года при штурме Пальмиры и будет посмертно награжден орденом Мужества 1-й степени. «Мы познакомились, когда набирались на донбасскую войну. Нет большой тайны в том, что значительная часть добровольческих батальонов формировалась в Ростовской области фактически в виде “частных военных компаний”. В одном из таких (батальоне “Степь”) в июне 2014 года мы с Мемфисом и познакомились. Вместе заходили на Донбасс. Были на южном участке фронта, в Дмитровке. Вели бой в районе Кожевни. В конце июня после неудачной операции нас вывели на переформирование», – вспоминает Голиков.
В составе аналогичного отряда был переброшен в Украину будущий «вагнеровец» с позывным «Омен». «Я служил по контракту в 76-й десантно-штурмовой дивизии, проще говоря, псковский десант. Официально уволился я в феврале 2014-го, звание – капитан. Через несколько месяцев, в мае, мы уже находились “за бугром”, то есть в Украине. Первая командировка была в составе сводного отряда в ЛНР, большинство участников – недавно уволенные кадровые военные», – рассказывал он. Финансировались такие батальоны наемников неплохо, особенно в сравнении с подразделениями, возникшими непосредственно на Донбассе. Омен в интервью «Белсату» утверждал, что в его сводном отряде летом 2014-го платили 100 тысяч рублей чистыми (на июнь 2014-го – это около 3 тысяч долларов). Голиков упоминает, что в «Степи» платили примерно в два раза меньше той суммы, что фигурировала в СМИ в качестве сирийских зарплат «вагнеровцев» (получается – 100–120 тысяч).
СБУ называет конкретную дату создания «ЧВК Вагнера» – 29 мая 2014 года. Уже в июне вагнеровцы оказались на Донбассе. К концу августа в группу входило более 300 человек. При этом так и неясно, как именно выглядело подразделение в первые месяцы своего существования. Не исключено, что в самом начале «ЧВК Вагнера» мало чем отличалось от той же «Степи» или других сводных российских отрядов, забрасываемых на украинскую территорию. Однако затем в российском Генштабе решили довести идею подобных «частных военных компаний» до совершенства – усилить секретность, ужесточить требования при отборе личного состава и существенно повысить оклады[154]154
Уже упомянутый Омен утверждает, что к моменту битвы за Дебальцево зарплаты рядовых специалистов у «Вагнера» в зависимости от сложности операции составляли от 100 до 350 тысяч рублей. Павел Ш., который как раз под Дебальцевом впервые столкнулся с «вагнеровцами», говорил, что наемникам платили по 10 тысяч рублей в день – т. е. 300 тысяч в месяц.
[Закрыть]. Так и появилось то, что теперь во всем мире называют «ЧВК Вагнера». Россия создала подразделение, способное выполнять деликатные боевые задачи, но при этом официально не имеющее отношение к государству. Получились классические «ихтамнеты», но с преференциями.
«ЧВК Вагнера» нужна, чтобы скрыть российские потери и официально не участвовать в наземных операциях, – объясняет боевик Павел Ш. – Парни воюют за путинские деньги, ФСБ их прикрывает. Но насколько я знаю – у всех параллельно есть удостоверения российских военных. Ответственность они будут нести только когда в России власть сменится. А пока много кто мечтает туда попасть – там платят реальные деньги. Я знаю парней, которые повоевали у “Вагнера” и теперь очень неплохо себя чувствуют: в России кризис, а у них дорогая машина и по 2–3 квартиры». Разумеется, сами наемники ничего зазорного в этом не видят и обычно утверждают, что воюют все-таки не за деньги. «В армии офицеры и контрактники также получают надбавки за участие в боях, – рассуждает Святослав Голиков. – А тут фактически – неофициальное подразделение вооруженных сил России, которое выполняет опасные задачи. Если родина платит за выполнение задачи – это прекрасно. Но это не главный фактор».
Тем, кто уже поучаствовал в российской интервенции на Донбасс, попасть в «ЧВК Вагнера» было не сложно.
«Я не знаю, как точно у “Вагнера” оказался Леша Мемфис. Но вообще после того как мы уже попали в эту систему сбора добровольцев по линии “ЧВК” летом 2014 года, какие-то завязки у парней оставались – выйти на нужных людей не было проблемой», – объясняет Голиков. Российский боевик Павел Ш. вспоминает, что в начале сирийской кампании вербовка в «ЧВК Вагнера» шла прямо в Краснодоне Луганской области. Набирали небольшими группами по 20–25 человек и только тех, кто воевал – причем не просто в окопе, а в контактном, стрелковом бою. Эти группы отправляли в Краснодарский край, а оттуда – в Сирию. И для многих «ополченцев» это был отличный шанс заработать. «Выйти на “Вагнера” было несложно. Достаточно подойти к своему ротному или комбату и сказать, что хочется в Сирию, что денег нет. Ведь “ополченцам” если и платили, то небольшие суммы. Много у кого, особенно у коренных жителей Донбасса, не хватало денег свою семью прокормить, и они соглашались ехать в Сирию», – говорит Павел.
Оценки количества наемников в «ЧВК Вагнера» разнятся. Российская «Новая газета» писала, что по состоянию на 2017 год речь шла о нескольких тысячах бойцов, в том числе в составе артиллерийского дивизиона и танковой роты. СБУ осенью того же года сообщала, что общее количество «вагнеровцев» может достигать 5 тысяч человек. Командир подразделения – подполковник запаса, бывший офицер 2-й отдельной бригады спецназа ГРУ Дмитрий Уткин. По данным «Фонтанки», из-за своего увлечения идеями Третьего рейха Уткин взял себе позывной «Вагнер» – отсюда и название формирования.
Тренировочной базой «ЧВК Вагнера» считается поселок Молькино под Краснодаром. Там же дислоцируется 10-я бригада краснодарского спецназа ГРУ. Омен впервые попал в Молькино в декабре 2014 года. «В то время база выглядела как площадка с бараками, всю инфраструктуру построили потом, в начале 2016 года, когда началось активное вливание капитала в ЧВК», – вспоминает он.
Павел Ш. поехал устраиваться в «ЧВК Вагнера» весной 2017 года. По его словам, чтобы попасть к «Вагнеру» потенциальный наемник должен пройти несколько КПП, причем случайному человеку сделать это невозможно – только через личные знакомства и предварительные договоренности. «В Молькино ни в коем разе нельзя говорить, что едешь в “ЧВК Вагнера” – между своими их так никто не называет. На КПП надо сказать, что ты в “компанию”. Они вызывают специального человека, тот спрашивает, откуда узнал про “компанию”, проверяет документы. Если все нормально, то ты проходишь дальше. Если проходишь все КПП – видишь мужиков, которые сильно отличаются от обычных военных, у них форма и машины песочного цвета, все с бородами», – рассказывает Павел Ш. о внешнем виде базы времен сирийской кампании.
По словам Павла Ш., звания в «компании» не упоминаются. Есть только группы и командиры групп. «Вагнеровцы» обращаются друг к другу по позывным, имена называть не принято даже в частных разговорах (чаще всего имен просто не знают).
Омен акцентирует внимание на том, что в «ЧВК Вагнера» к потенциальному наемнику предъявляются крайне высокие требования. «Распорядок дня и физические тренировки в Молькино более жесткие, чем в обычной армии… Я хочу подчеркнуть, ЧВК – это спецы, а не пушечное мясо, это не добровольцы. Туда действительно можно приехать и оставить свои данные в заявлении, но человека без опыта боевых действий не возьмут. Это может быть Чечня, Донбасс или экс-бойцы спецподразделений вроде “Витязя” и “Альфы”, – рассказывает он и дополняет: – По ситуации на 2017 год среди обязательных требований также было наличие заграничного паспорта и отсутствие задолженностей (штрафов и кредитов)».
Если по всем параметрам наемник подходит – с ним заключают контракт и берут подписку о неразглашении, которая строго соблюдается. «В этой сфере в принципе нет привычки распространять слухи, а тем более насчет тех фактов, которые могут тебя раскрыть», – говорит один из наших собеседников. В отличие от обычных боевиков, что воевали за ДНР и ЛНР, «вагнеровцы» в интернете с оружием не позируют. Если их и можно найти в соцсетях, то зарегистрированы они обычно под фейковыми именами. Рассказывают, что на базе в Молькино в принципе запрещается пользоваться телефонами и ноутбуками. «Если контракт подписал, то пути назад нет. А если ты подписал, а потом решил, что это не твое, то можешь и не вернуться, как нам сказали. Я так понял, что просто в спину стреляют», – рассказывает Павел Ш. Сам он в последний момент от подписания контракта отказался – он хотел попасть в «ЧВК Вагнера» в качестве снайпера, но набирали на тот момент только бойцов штурмовых групп, где традиционно очень высокий процент потерь.
Высокие потери среди «вагнеровцев» – обычное дело. При штурме Пальмиры в 2016-м и в боях за Дейрэз-Зор количество убитых и раненых исчислялось сотнями. Под Дебальцевом, по словам Омена, «вагнеровцы» потеряли около 40 бойцов убитыми. Однако большого общественного резонанса в России эти потери не имеют – в этом как раз и заключается смысл подобных формирований. «Ну, погибли и погибли – это же “ЧВКашники”, – комментирует Павел Ш., который был свидетелем гибели группы “вагнеровцев” под Дебальцевом. – А российские военные, которые непосредственно участвовали в боях с украинской армией (там заходили российские войска без нашивок) – мне говорили, что где-то в районе 800 человек тогда погибли. Эти потери списали на суициды, ведь они не могут сказать, что те участвовали в войне на Донбассе, потому что Россия официально с Украиной не воюет. Да, российская армия на Донбассе воевала под видом ополченцев. Но когда в Россию идут трупы, то Минобороны должно как-то объяснить, откуда они. Именно поэтому наемники значительно выгодней правительству, чем обычные контрактники».