Текст книги "Беларуский Донбасс"

Автор книги: Катерина Андреева

Соавторы: Игорь Ильяш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Глава 17
СПЕЦСЛУЖБЫ ПРОТИВ ДОБРОВОЛЬЦЕВ

В Минске прошла пресс-конференция родителей добровольцев, воюющих в Украине. В мероприятии участвовали Николай и Елена Скобля – родители Алексея Скобли; Ольга Шавлюкевич, мать Зубра из «Азова», и Виктор Мельников…. У всех родителей прошли обыски, у них изъята техника. Кроме того, спецслужбы ведут прессинг друзей беларуских добровольцев, воюющих в Украине.

Из статьи «Нашай Нівы» от 23 сентября 2016 года

Мы уже говорили, что подавляющее большинство силовиков в Беларуси придерживается пророссийских взглядов. Ничего удивительного в этом нет: Россия уже более 20 лет является главным военно-политическим союзником Беларуси. Поэтому вполне логично, что отношение силовиков к беларусам, воюющим за Украину, было и остается стабильно отрицательным. Как и лично у Лукашенко. В его глазах добровольцы – это в первую очередь сторонники революции, Майдана – самого ужасного кошмара любого авторитарного лидера. Для Лукашенко Майдан – однозначное зло. В марте 2014 года он так комментировал украинские события: «Скажу вам откровенно: всё, что произошло и происходит в Украине, мне категорически противно и не нравится… По-разному это называют – революционный переворот, революция, вооруженный захват власти, неконституционное свержение власти – короче неконституционный процесс. Может это нравится мне, вам, людям, посвященным в политику? Конечно, нет. Это ненормально, когда таким образом свергают законную власть и устанавливают новую власть». В той же беседе с журналистами, вполне в духе кремлевской пропаганды, Лукашенко рассуждал о том, что некоторые представители власти в Украине считают себя наследниками Бандеры и УПА, а бандеровцы якобы сожгли Хатынь[107]107
  На самом деле УПА и Степан Бандера не имеют никакого отношения к уничтожению Хатыни. Карательную акцию проводили особый зондербатальон СС «Дирлевангер» и 118-й батальон шуцманшафта. Костяк 118-го батальона состоял из советских военнопленных, в руководстве были бывшие офицеры Красной армии.


[Закрыть]. «Скажите, если люди, которые сегодня во власти в Украине, ассоциируют себя с этими нелюдями, то какое у нас, беларусов, должно быть к этому отношение, да и не только у беларусов? Соответствующее». Лукашенко неоднократно говорил, что не допустит в Беларуси Майдана, и огульно называл всех протестующих «майданутыми». Именно на борьбу с угрозой революции Лукашенко и ориентировал спецслужбы. На заседании Совета безопасности в декабре 2014-го он заявил, что в Украине «накапливается потенциал ненависти и экспорта “цветной революции”». Лукашенко изначально дал силовикам понять, кто здесь враг – и те мгновенно уловили, к тому же такая позиция полностью совпадала с их же взглядами.

Не возникает сомнений, что беларуских граждан в украинских добробатах Лукашенко воспринял как «боевиков», которые в случае возвращения в Беларусь могут представлять прямую угрозу его режиму. В отличие от социально близких беларусов в рядах ДНР и ЛНР. Именно по этой причине преследование добровольцев стало для властей делом первостепенной важности. В то время как аресты четырех боевиков в 2017–2018 годах – лишь сиюминутной уступкой Киеву в погоне за политическими бонусами (см. главу 21). Если бы Лукашенко не видел необходимости действовать с оглядкой на Запад и тот же Киев, госпропаганда еженедельно выдавала бы порцию «страшилок» ничуть не хуже российских. Впрочем, в критические моменты, вроде народных протестов или выборов, лукашенковские телеканалы начинали пугать общество то вымышленными «украинскими боевиками» в Минске, то джипом с вооруженными людьми, пытавшимся прорваться через границу из Украины. Каждый раз для нагнетания страха в обществе используется «украинский» контекст, но никогда в подобных целях не упоминается о присутствии в Беларуси «ополченцев».

В статье «Гастарбайтеры войны», опубликованной на страницах газеты Администрации президента «СБ-Беларусь сегодня», анонимный представитель МВД расставляет точки над «i»: «Особую угрозу национальной безопасности представляют беларуские граждане, воюющие в составе подразделений АТО. В большинстве своем это представители криминогенной молодежной среды, придерживающиеся крайне радикальных неонацистских взглядов. Они проповедуют идеологию агрессивных околофутбольных движений и насильственную форму свержения государственной власти, открыто противопоставляют себя правоохранительной системе», – утверждает спикер. Эти приоритеты подтверждают вернувшиеся на родину боевики ДНР и ЛНР. Так, экс-боевик 1-й Славянской бригады Александр Рукавишников вспоминал: «На беседе сотрудник КГБ сказал мне: “Нас больше АТОшники интересуют, чем ты”».

Беларусами, воевавшими по обе стороны, занялись КГБ и ГУБОПиК. Каким образом ведомства распределяли между собой сферу ответственности и задачи – неизвестно. «Мы формируем оперативные учеты беларуских боевиков, которые воевали в Украине, а теперь возвращаются домой. Все это делается для того, чтобы люди, которые могут нести военную угрозу государству, находились под контролем», – рассказывал весной 2016 года в интервью газете «Звязда» глава ГУБОПиК Николай Карпенков. По его словам, на тот момент против «наемников» было возбуждено 135 уголовных дел. В июне 2016-го председатель КГБ Валерий Вакульчик заявил о 138 делах. Через два года речь шла уже о 734 потенциальных «наемниках». При этом ни Карпенков, ни Вакульчик долго не уточняли, сколько фигурантов дел задержано и на чьей стороне они воевали. Только в марте 2019 года глава ГУБОПиК упомянул о «десяти арестованных наемниках». Учитывая, как беларуские правоохранители любят публично хвастаться успешными операциями, возникает вопрос: где же сюжеты на госканалах и кадры спецопераций, в результате которых задержали «солдат удачи»? Несмотря на повторяющуюся мантру о «наемниках», за весь период войны не сообщалось ни об одном суде по 133-й статье («Наемничество»). Проще говоря, беларускому обществу так и не показали ни одного пресловутого «солдата удачи».

Говоря о преследовании добровольцев, воевавших на стороне Украины, подчеркнем ключевой момент: их приезд в Беларусь – исключение из правила (см. истории Стаса Гончарова и Дмитрия Полойко). За пять лет известно только четыре таких случая. Приезд же экс-боевиков на родину вполне можно назвать массовым. Причина очевидна: добровольцы почти всегда понимали, что им грозит долгое тюремное заключение. Боевики же несколько раз приезжали беспрепятственно, а впоследствии передавали по «сарафанному радио» соотечественникам на фронте: опасности нет, максимум, что их ждет в Беларуси – вежливая беседа с чекистом и деликатный обыск с подпиской «предупрежден об ответственности…»

Показательный суд над Тарасом

В ночь на 26 ноября 2015 года внимание сотрудников милиции, которые дежурили на третьем этаже здания железнодорожного вокзала в Минске, привлек странный молодой человек. Милиционеры решили проверить у него документы и досмотреть – в процессе под одеждой обнаружили бронежилет. Парня задержали и доставили в участок, где в его вещах нашли пистолет, самодельное взрывное устройство, состоящее из гранаты с вмонтированным взрывателем, балаклаву, два паспорта и… справку участника боевых действий в составе «Правого сектора». Молодому человеку предъявили обвинение по ч. 2 ст. 295 УК (незаконные действия в отношении огнестрельного оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ).

Так звучит версия правоохранительных органов о задержании 28-летнего уроженца Новополоцка Тараса Аватарова. Его история загадочна, в ней полно пробелов: начиная с того, как ему вообще удалось добраться до Минска с боеприпасами, заканчивая неоднозначными оценками сослуживцев по «Правому сектору». Некоторые даже указывали на то, что Тарас мог быть агентом беларуских спецслужб. Конечно, лучше разобраться в непростом деле Аватарова в будущем нам поможет личное интервью с ним. Но на момент выхода книги доброволец отбывает пятилетний срок в колонии строго режима Витьба-3.

Тарас, младший из трех детей в семье Поспих, вырос в военном городке под Новополоцком, учился на «отлично», любил играть в «Что? Где? Когда?». К службе в армии оказался не годен из-за хронической аллергии. В 2011 году по неясной причине сменил фамилию на замысловатое Аватаров. По словам матери, Людмилы Поспих, он учился в университете на химика-технолога и готовился работать на нефтеперерабатывающем заводе, если бы не отчисление «по собственной глупости». После он подрабатывал то программистом, то грузчиком, потом устроился продавцом компьютеров в Москве – в общем, карьера не сложилась. Он не был женат, но имеет 7-летнего сына. Периодически Тарас приезжал в родительский дом, а в октябре 2015 года сообщил, что «едет устраивать свою жизнь». О том, что собирается на Донбасс, родных не предупредил. Совсем ничего не известно о политических взглядах Аватарова до войны, в общественной жизни он участия не принимал.

На Донбассе Аватаров под позывным «Дук» присоединился к отдельной тактической группе им. капитана Воловика «Правого сектора». Командир группы Кулибин в интервью «Белсату» рассказывал, что за полтора месяца беларус не принимал непосредственного участия в боях, не выезжал на передовую. «Считался он у нас поваром. Не знаю, как его душа поперла на родину. Я до сих пор не понимаю, зачем и как. Но что было, то было. Жаль, он не успел сходить на боевые. Я думаю, у него что-то получилось бы там, по крайней мере, с готовкой получалось. Наше подразделение после появления беларусов узнало, что такое картофель. До этого такого количества блюд из картошки я не ел в принципе. Я уже даже сказал: “Дружище, я люблю картошку, но давай разнообразие введем”», – вспоминает командир. Он считает беларуса «героем, независимо от того, был тот на передовой или нет».

Иные отклики нам приходилось слышать от беларуских добровольцев. Боец с позывным «Феникс» заявил журналистам, что подозревает Аватарова в сотрудничестве с беларускими спецслужбами: «Совал нос, куда не надо, очень большое любопытство проявлял. На 100 процентов утверждать нельзя, но, я даю 90, что Дук был засланцем гэбистов». Феникс обратил внимание: после задержания Тараса чекисты начали приходить с обысками в квартиры других добровольцев. Впрочем, Аватаров сам признался в суде, что рассказывал о некоторых из них на допросах под давлением следователей. Бойцам тактической группы «Беларусь», которые видели Аватарова на Донбассе, он показался «странным». «Вел он себя неадекватно, возможно, употреблял наркотики… Это очень мутная история, какая-то подстава», – описывает свое впечатление доброволец Кастусь Дубатовка. Такую же характеристику – «мутный» – Аватарову дает киевская волонтерка Ольга Гальченко.

Режиссер-документалист Антон Тележников познакомился с Аватаровым в Донбассе во время съемки фильма про добровольцев. «Он говорил много противоречивых, неоднозначных вещей, обо всем и ни о чем. Кто-то думал, он просто неадекватный, но у меня сложилось ощущение, что он не так прост. Больше всего я удивился, когда Аватаров начал рассказывать, что свободно ездит в Беларусь и спецслужбы знают об этом. Еще он говорил, что сидел в изоляторе КГБ после взрыва на День города[108]108
  Во время празднования Дня Независимости в 2008 году в Минске недалеко от концертной сцены взорвалось самодельное взрывное устройство, находившееся в упаковке от сока. Травмы получили более 50 человек. В ходе расследования инцидента власти массово брали отпечатки пальцев у мужского населения страны. В итоге за этот взрыв осудили витебчан Ковалева и Коновалова, которых суд признал виновными и в теракте в минском метрополитене 11 апреля 2011 года. Обоих приговорили к смертной казни и расстреляли.


[Закрыть] в Минске в 2008 году», – вспоминает Тележников. Он готов был списать эти странные откровения на фантазию собеседника, если бы не последующий арест Аватарова. «Этот арест оказался очень болезненным для беларуских добровольцев, так как все обстоятельства истории дискредитировали движение в целом: мол, в Беларусь из АТО приезжают вооруженные “отморозки”»…

Следствие по делу Аватарова длилось полгода – 18 апреля 2016-го доброволец предстал перед судом в Минске. В первый же день он попросил суд пригласить главу КГБ, чтобы рассказать, как его «прессовали в тюрьме». По словам Аватарова, его избивали и заключенные, и оперативники. «КГБ хочет посадить меня на 10 лет!» – выкрикивал Тарас из «клетки». Кроме того, он заявлял о пытках на следствии с применением «определенных препаратов». Допрашивали Аватарова и следователи КГБ, и оперативники ГУБОПиК.

Кроме статьи за незаконный оборот оружия, подсудимому инкриминировали его контрабанду, то есть незаконный провоз через границу. Свою вину он признал частично – только по первому обвинению. Милиционер Шуст, задержавший Аватарова на вокзале, свидетельствовал: тот спал в зале ожидания, а из-под одежды виднелся бронежилет. Когда они с напарником подошли и разбудили Аватарова, увидели у него в руке гранату. При этом «никакой агрессии от Аватарова не исходило», говорил свидетель. Самые противоречивые показания касались как раз гранаты. Это была самодельная ручная граната 1979 года производства на базе гранатометного выстрела ВОГ-17, получившая название «хаттабка», так как использовалась чеченскими сепаратистами. Сначала Тарас утверждал, что нашел ее в Минске возле метро, потом – что гранату «подкинули» в его вещи по дороге из Киева в Гомель, позже вообще стал утверждать: ее дал ему командир Кулибин для диверсионной работы в России. Последнее звучит наименее правдоподобно. Сам Кулибин заверял журналистов, что Тарас просто взял с собой этот ВОГ-17 в качестве сувенира с фронта. По словам экспертов, граната была в небоевом состоянии на момент задержания Аватарова, но для ее активации якобы могло потребоваться всего 3–4 минуты. Пистолет же, найденный у добровольца, оказался сигнальным. Ранее, на этапе следствия, Тарас Аватаров согласился сотрудничать и написал явку с повинной о том, что «хаттабку» взял с собой с фронта «для самоподрыва в случае провала операции» (о какой операции речь – неизвестно). Кроме того, он зачем-то добавил, что создал в фейсбуке страницу «Правый сектор. Беларусь» и писал статьи для оппозиционного блога, а на войну решил поехать после гибели Алеся Черкашина, чей позывной – «Тарас» – совпадает с его именем.

Свидетелями на суде выступили попутчики Аватарова, ехавшие с ним из Киева в Гомель, где он пересел на поезд. Жители Минска, два брата и приятель, возвращались в ночь на 25 ноября 2015 года с отдыха в Египте через аэропорт в Борисполе. Оттуда они добрались в Киев и решили ехать в Беларусь на такси (что странно, ведь это гораздо дороже поезда или автобуса). Договориться с таксистами о цене поездки к беларуской границе сразу не смогли. Через некоторое время к ним подошел водитель, сказал, что повезет их на границу, однако будет четвертый пассажир. Им оказался Аватаров. По словам свидетелей, Тарас ехал спереди. По дороге компания с ним не переговаривалась. Тарас насторожил их своими шутками и шапкой, «похожей на балаклаву», которую он то и дело опускал на глаза. Границу прошли без проблем и досмотра вещей. В Гомеле у компании стояла своя машина, но везти чудаковатого пассажира до Минска они отказались. По крайней мере, такова версия попутчиков. Аватаров подтвердил, что пограничники его не досматривали. Что звучит странно, ведь в первые годы конфликта на украинско-беларуской границе действовали усиленные меры контроля: даже пассажиров рейсовых автобусов выводили для личного досмотра.

Всего суд опросил два десятка свидетелей, в том числе журналиста Владимира Чуденцова[109]109
  Владимир Чуденцов – основатель и главный редактор негосударственного сайта by24.org. Бывший корреспондент крупнейшего информационного ресурса Беларуси TUT.BY.


[Закрыть]. Чуденцов рассказал, что познакомился с Аватаровым в соцсетях в марте 2014-го и они начали переписываться на политические темы, при этом у Аватарова, кроме аккаунта «Друг Дук», было как минимум еще два сетевых псевдонима. По словам Чуденцова, Аватаров говорил, что связан с «госструктурами, с ОАЦ» (Оперативно-аналитическим центром при президенте, спецслужбой. – К. А). При личной встрече на минском вокзале в сентябре 2015-го журналист якобы передал Аватарову 100 долларов на помощь «Правому сектору», а тот позже отчитался ему о расходах. «Тарас заметно хромал, а потом рассказал, что у него осколочное ранение», – свидетельствовал Чуденцов. Получается, боевое ранение у Аватарова уже было в сентябре 2015-го, хотя на фронте он впервые оказался в октябре и не выезжал на передовую? История их приятельства вызывает вопросы. Неясно, что же объединило журналиста, не пишущего о войне в Украине, и будущего бойца «Правого сектора». Причем объединило настолько, что первый не побоялся передать второму деньги на фронт.

Примерно в тот период, когда, по словам Чуденцова, состоялась их встреча, Тарас ездил на свидание с девушкой из Жодино, такой же «подруге по переписке». В суд она сама не явилась по болезни, ее письменные показания зачитывали вслух. «Я обратила внимание, что он хромает. Он сказал, его ранило осколком. Тарас рассказывал, что воюет в Украине, но я это серьезно не воспринимала», – писала свидетельница. По ее показаниям, взгляд у Тараса был «бешеный», и он оставил впечатление странного, одержимого человека. О «странности» Аватарова говорят многие, но психолого-психиатрическая экспертиза показала: расстройствами тот не страдает и имеет высокий уровень социальной и бытовой адаптации, действия совершал полностью осознанно. Из индивидуальных особенностей Аватарова в экспертизе перечислены «эгоцентричность, инфантильность, стремление привлечь внимание к себе и своим переживаниям».

Характерно, что сотрудники КГБ после ареста Аватарова использовали метод психологического давления не только на него, но и на его мать. «Они позвонили и сказали: “Ваш сын псих и воевал в Чечне!” – когда я пояснила, что это невозможно, Тарасу на тот момент было всего 6 лет, мне показали видео, где четырехлетний мальчишка ползет под растяжкой и кричит: “Аллах Акбар!” Говорили, я тоже могла так своего ребенка отправить в Чечню, представляете? Потом то же самое говорили про Украину, мол, воевал и там», – вспоминает Людмила Поспих. Очевидно, чекисты бросили женщине абсурдные слова про Чечню с целью сбить ее с толку, желая вытащить нечто пригодное для использования в обвинении.

Прокурор Александр Мирончик запросил для Аватарова пять лет лишения свободы в колонии усиленного режима без конфискации имущества – именно такое наказание в итоге назначил суд. В последнем слове Тарас эмоционально настаивал на своей невиновности (хотя раньше частично признал вину). «Единственное преступление, которое я совершил в своей жизни: я гражданин Республики Беларусь. Будучи добровольцем, я являюсь идеологическим преступником! Мне стыдно быть гражданином Беларуси. Если бы об этом услышали мои дед и прадед, они подняли бы на вилы президента. 70 процентов ветеранов Великой Отечественной войны – партизаны и добровольцы. 90 процентов ветеранов войны в Афгане – добровольцы. К ним также может применяться этот закон. Это также идеологические противники? Почему я должен выслушивать, что я нарушаю закон?» Защита подавала апелляции, но безрезультатно – приговор оставили без изменений.

x x x

Дело Аватарова запутано, но очевидно одно: случайностью оно не было. Показательный суд над добровольцем, который приехал с Донбасса и якобы разгуливал с гранатой по столичному вокзалу, был крайне необходим спецслужбам. Задача – дискредитировать всех беларусов, воюющих на стороне Украины, и предотвратить дальнейшее присоединение граждан к добробатам. Приговор Аватарову – это ясная декларация о намерениях силовиков и властей в целом: все добровольцы по возвращении в Беларусь сядут в тюрьму. В конце 2015 года поправки в уголовный кодекс, давшие возможность привлекать добровольцев за сам факт участия в войне (статья 361-3), еще не были закреплены в законодательстве. Привлечь его по пресловутой статье «Наемничество» для следствия было затруднительно, ведь оно прекрасно знало, что Аватаров не получал денег на фронте. К тому же это бы выглядело двусмысленно в глазах Киева. Получилось бы, что беларуский суд официально признает «наемниками» людей, которые сражаются за территориальную целостность Украины. Лукашенко, недавно вошедший в роль «миротворца», хотел этого избежать. Поэтому понадобилась обычная и одновременно внушающая остальным гражданам страх статья УК «Незаконные действия с оружием», и задержание Аватарова с поличным хорошо вписывались в эту логику.

«Уголовщина»

Выставлять добровольцев обычными уголовниками стало фирменным стилем спецслужб. 28 марта 2018 года начальник ГУБОПиК Николай Карпенков в интервью «СБ-Беларусь сегодня» сообщил, что около 40 беларусов, воевавших на стороне «Правого сектора» и других украинских формирований, не смогут вернуться на родину из-за действий правоохранителей. «В Беларуси против них возбуждены уголовные дела за преступления, которые здесь совершили ранее (хулиганства, нанесение тяжких телесных повреждений, мошенничества, кражи и т. д.)», – говорил полковник[110]110
  Политический характер преследования добровольцев отчетливо виден даже в этих чисто уголовных обвинениях. Напомним, речь идет о работе ГУБОПиК – ведомства, которое занимается борьбой с организованной преступностью, коррупцией и экстремизмом. Хулиганство и кражи – не их профиль.


[Закрыть]. Имена этих 40 человек Карпенков, естественно, не озвучил. Но ранее, в июле 2016 года, государственный телеканал «Беларусь-1» со ссылкой на данные ГУБОПиК сообщал о двоих гомельчанах из батальона «Азов», которым заочно предъявили подозрение в мошенничестве. Хотя имена «азовцев» в сюжете не назывались, в качестве иллюстрации телеканал выбрал кадры с Евгением Кузьменковым из Гомеля, позывной «Маклауд». В сентябре 2015 года ролик, в котором Маклауд рассказывает о своем участии в войне на Донбассе, появился в интернете.

«Первая причина, по которой я приехал в Украину, это борьба с коммунизмом, тем коммунизмом, который был во времена Сталина и перед ним», – говорит молодой человек в камуфляжной форме на видео. Он сообщает, что в батальоне «Азов» воюет с лета 2014-го[111]111
  То, что Маклауд из Гомеля действительно воюет в «Азове» с 2014 года, нам подтвердил беларус-«азовец» Илья (Литвин). Сам Кузьменков на просьбу об интервью не ответил. К слову, это происходит с добровольцами довольно часто: они сами признаются, что недоверие существовало даже между земляками на фронте, а с журналистами старались быть вдвойне осторожны.


[Закрыть]. Себя называет «беларуским националистом», а Беларусь при Лукашенко – «ярким примером коммунизма». «Мне больно смотреть, как вместо нашего родного бел-чырвона-белага сцяга и герба “Погоня” развевается флаг БССР», – добавляет он. Маклауд рассказывает о плачевном положении беларуского языка, жалуется на «жесткую русификацию» в стране и репрессии. Приехал на войну Евгений не один, а с другом, тоже уроженцем Гомеля. «Как только мы приехали, узнали, что на родине КГБ завел на нас уголовные дела», – говорит Евгений. Эту информацию, по его словам, передал ему знакомый из украинских спецслужб, который якобы назвал беларуским коллегам фамилии двух гомельчан и услышал подтверждение. В видеоролике Маклауд не уточняет, о какой статье УК речь.

Впрочем, в сюжете «Беларусь-1» КГБ не упоминался – там ссылались именно на ГУБОПиК. По версии следствия, с февраля по июнь 2014 года Кузьменков и его друг под предлогом изготовления мебели брали деньги у заказчиков, а сами использовали собранные 3,5 тысячи рублей «для участия в боевых действиях». К такому выводу правоохранительные органы пришли после якобы полученных ими заявлений от «кинутых» клиентов. При этом в сюжете отмечали, что оба фигуранта исповедовали «неонацистские взгляды», а один их них был ранее неоднократно судим. Именно на неонацизме подозреваемых в сюжете делается основной акцент – деталям «мошенничества» посвящено лишь одно предложение. Сообщалось, что беларуская сторона проинформировала украинских коллег об уголовном деле в отношении гомельчан. Однако «азовцев» Украина не выдала – таких прецедентов не было в принципе.

Если политический характер преследования двух добровольцев из Гомеля еще можно поставить под сомнение (все-таки об их жизни в Беларуси мы ничего не знаем), то в случае с Эдуардом Лобовым (см. главу 5) все очевидно. В июле 2015 года он уехал воевать на Донбасс, а в ноябре к его матери в Минске пришли сотрудники уголовного розыска. Они сообщили, что розыскивают «молодофронтовца» по делу о грабеже. На следующий день в квартиру Марины Лобовой снова постучались: теперь из ОБЭПа[112]112
  ОБЭП – отдел по борьбе с экономическими преступлениями.


[Закрыть]. В марте 2016 года к женщине нагрянули оперативники ГУБОПиК: на этот раз уже официально из-за того, что ее сын уехал воевать в Украину. В квартире прошел обыск, компьютер, электронные носители и некоторые книги были конфискованы. «В нарушение закона силой из моего кармана забрали мобильный телефон. Постановление было на обыск в квартире, а не на личный досмотр – поэтому это нарушение. Я уже не говорю о том, что это делали сотрудники-мужчины, да еще с применением физической силы. В протоколе я указала, что имею претензии по поводу мобильного телефона, а также порванной куртки – это случилось при досмотре», – рассказала Марина Лобова «Радио Свобода». Силовики тогда сообщили женщине, что в отношении Эдуарда возбуждено уголовное дело за участие в вооруженном конфликте. Но вполне вероятно, что параллельно на него завели дело и по обычной уголовной статье.

Превентивные меры

Если начиная с 2015–2016 годов беларуские спецслужбы уже думали о том, как не допустить возвращения добровольцев на родину, то в начале конфликта они были сосредоточены на превентивных мерах. Цель на тот момент – помешать отъезду потенциальных бойцов в Украину. Причем подобная практика стала продолжением превентивных мер в отношении потенциальных участников Майдана из Беларуси. Так, в декабре 2013 года более 50 человек, готовых поддержать украинский протест, выехали из Минска на автобусе, но уже через 60 километров их встретили сотрудники ГАИ под предлогом проверки документов. Затем появились чекисты в штатском, начали досматривать салон автобуса и в итоге отвезли его на штрафстоянку без внятного объяснения причины. Кто-то из группы вернулся в Минск, другие продолжили путь до Киева на попутном транспорте. На фоне событий в Украине под особым контролем правоохранителей оказались футбольные фанаты. Даже самые безобидные проявления солидарности с Евромайданом вызывали нервную реакцию КГБ. В январе 2014 года около двадцати фанатов футбольного клуба БАТЭ (Борисов) сфотографировались с лозунгами в поддержку Майдана («Держись, Украина, мы с вами!» и «Героям слава!») и выложили фото в социальные сети. В течение недели все фанаты на снимке были опознаны спецслужбами, задержаны и брошены на «сутки». Факт сбора людей для снимка расценили как несанкционированное массовое мероприятие (ст. 23.34 КоАП). Кроме того, с ультрас чекисты активно проводили «профилактические беседы».

С началом войны на востоке Украины фанаты и активисты в глазах спецслужб автоматически превратились в потенциальных добровольцев. Следовательно, контроль лишь усилился. Ужесточились проверки на границе – в первые годы конфликта даже пассажиры обычных рейсовых автобусов, курсирующих между Беларусью и Украиной, зачастую подвергались тотальному личному досмотру[113]113
  Этот контроль мы почувствовали на себе лично. Игоря Ильяша в январе 2016 года едва не сняли с автобуса на границе из-за того, что в его багаже была книга Сони Кошкиной про Майдан.


[Закрыть]. В некоторых случаях беларуские пограничники просто не выпускали граждан из страны.

Октябрь 2014-го. Пункт пропуска «Новая Гута». Молодой человек двадцати пяти лет в камуфляжной куртке и берцах протягивает паспорт пограничнику. Тот долго что-то сверяет по базе, кому-то звонит и в итоге возвращает паспорт молодому человеку со словами: «Алексей, езжайте домой». Так выглядела первая попытка будущего добровольца Манчинского уехать в Украину. На беларуской границе его просто развернули назад без объяснения причины. Судя по всему, Алексей Манчинский давно находился в поле зрения спецслужб. Он был на Плошчы в 2010 году, дважды сидел на «сутках», выходил на митинги протеста. Позднее в оппозиции Манчинский разочаровался, а его взгляды радикализировались – он набил себе татуировку Гитлера, примкнул к «правой тусовке» в Витебске. «Срочку» на родине он не служил – сам признается, что уклонялся, потому что не видел смысла тратить полтора года, когда «всем этим навыкам можно научиться за пару месяцев». До войны Манчинский работал начальником отдела менеджмента на СТО. В середине 2014 года несколько его друзей уже воевали в «Азове» и «Правом секторе». Осенью Алексей принял окончательное решение поехать на войну. Он списался в соцсетях со знакомыми ребятами из «Азова», они ждали его на базе в Киеве. Однако на беларуско-украинской границе его развернули – в стоп-лист он попал, видимо, именно из-за своей причастности к «правой тусовке».

«Через две недели после возвращения ко мне домой пришли четыре опера в штатском, не представились, сразу сказали: “Собирайтесь, Алексей”. Я не понимал, в каком статусе нахожусь. Если задержан – то задержан, покажите постановление, а если нет – до свидания! Завязалась потасовочка, в итоге меня схватили под руки и затолкали в машину. Часа два я просидел в районном отделении милиции. Потом повезли в изолятор в Оршу. Формальная причина задержания – якобы меня подозревают в какой-то краже двухлетней давности. В общем, сфальсифицировали… На допросе по этому делу мне не сказали ни слова. Вместо этого: “Ну что, где ты воевать собрался?” Я, конечно, стал все отрицать, мол, ехал в Киев к друзьям. Все три дня, что я провел в изоляторе, меня расспрашивали только про Украину: кого из воюющих беларусов знаю, с кем общался и так далее», – вспоминает Манчинский.

Когда истек срок содержания в ИВС (72 часа до предъявления обвинения), его выпустили. По словам Алексея, адвокат предупредил его: «Леша, имей в виду, они больше не отстанут». Манчинский остановился в квартире брата и начал готовиться к отъезду. У него появляется план: проехать в Украину транзитом через Россию. Конечно, он понимал, что есть риск привлечь внимание ФСБ, но иного шанса попасть на фронт не представлялось – беларуская граница для Манчинского «на замке». За пару дней до того, как он покинул Беларусь, по месту прописки пришло письмо – уголовное дело о краже закрыто. В январе 2015 года Алексей сел на поезд до Гомеля, оттуда до Брянска, а потом на автобусе до украинской границы. Мать о своих планах он не предупредил – сказал, что нашел работу в Москве. Только находясь на фронте, позвонил и признался. Мать его выбор поддержала…

Теперь Алексей собирался присоединиться уже не к «Азову», а к «Правому сектору». Через пять дней после приезда он с группой таких же добровольцев 1-й штурмовой роты 5-го батальона отправился на передовую, в район Авдеевки. Взял себе позывной «Сябар», по-беларуски это означает «друг». «Времени на отдельное обучение не было, нам показывали позиции, как начался сильный обстрел. Вот и первый бой… Так я провел два с половиной месяца, без ротации, весной выехал на полторы недели – и обратно». В составе 1-й штурмовой действовала на тот момент и тактическая группа «Беларусь», однако Манчинский утверждает, что никогда себя к ней не причислял. Хотя его несколько раз звали присоединиться, он всегда отказывался из-за расхождений во взглядах с некоторыми бойцами ТГБ. Летом 2016 года часть бойцов 5-го батальона перешла в состав ВСУ вместе с командиром 1-й штурмовой роты Александром Карасем – другом Подолянином, прошедшим бок о бок с беларускими добровольцами самые тяжелые бои. Но Алексей остался в Украинской добровольческой армии (УДА), возникшей после выхода из «Правого сектора» Дмитрия Яроша, и присоединился к 8-му отдельному батальону «Аррата». «Для меня украинская регулярная армия – тот же совок, я не видел в их поведении отличия от беларуской, поэтому решил остаться добровольцем», – говорил он. Первая его специальность на войне – штурмовик, позже – снайпер. Всего Манчинский провел на фронте более трех лет, с начала зимы 2015-го до апреля 2018-го. Сейчас Алексей прикомандирован к штабу своего 8-го батальона в Одессе, одновременно работает в «Раде громадської безпеки» на общественных началах.