Текст книги "Беларуский Донбасс"

Автор книги: Катерина Андреева

Соавторы: Игорь Ильяш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Катерина Андреева, Игорь Ильяш
БЕЛАРУСКИЙ ДОНБАСС

.

О КНИГЕ КАТЕРИНЫ АНДРЕЕВОЙ И ИГОРЯ ИЛЬЯША «БЕЛАРУСКИЙ ДОНБАСС»

Чем был и чем стал Донбасс? Некогда известная «всесоюзная кочегарка» с богатейшими запасами коксующегося угля, промышленно развитый, урбанизированный регион сегодня превратился в источник политической нестабильности, которая растекается не только по Украине, но и затрагивает ближайшего соседа с севера – Беларусь. Еще один сосед, восточный, стал агрессором, сделав из Донбасса место, влекущее к себе авантюристов, искателей наживы, преступников.

В Донбассе Кремль увидел плацдарм, где можно выгодно разыграть карту «возрождения империи». И карта эта была разыграна ценой традиционно дешевого для России ресурса – ценой человеческих жизней. Жизней – и жертв, и захватчиков.

…Одно из тяжких наследий советского периода – глубоко укоренившееся и передающееся по наследству новым поколениям извращенное толкование порядочности, законности, патриотизма, героизма. Оно усугубляется современной кремлевской пропагандой, преследующей явно человеконенавистнические цели. Люди, преимущественно молодые, порой искренне стремящиеся явить благородство, подло вводятся этой пропагандой в заблуждение. Впоследствии они же становятся душителями правды, вершителями расправ – попросту хладнокровными убийцами.

Советский Союз распался, но во многих отношениях продолжаются будни СССР: путинская Россия ловит новые и новые души. Она с юного возраста загоняет своих граждан в болото лжи, убеждая их в том, что они строят государство добра и справедливости, а поэтому должны быть готовы безжалостно уничтожать всё на пути создания нового строя. Нужно только «зайти через Изварино», накрыть артогнем украинское село, прострелить голову раненому пленному.

Идеология эта, в сущности, мало чем отличается от идеологии большевистского красного террора. К большому сожалению, своих сторонников она находит и в Беларуси, которая за годы независимости так и не смогла оторваться от жестокого «старшего брата». А значит, мусор советизма и большевизма, увы, не выметен из сознания беларусов. Именно эта ложь и заставила многих из них взять в руки оружие на чужой земле.

Лжи не просто нужно, но жизненно необходимо противостоять. Есть беларусы, которые выбрали свой путь и встали на защиту независимой Украины – тоже с оружием в руках.

Лучшее, на мой взгляд, и естественное противоядие лжи – правда. Ей и служит книга Игоря Ильяша и Катерины Андреевой «Беларуский Донбасс», в которой факты приводятся авторами без нравоучений, а слова обличения – без ненависти.

Станислав Шушкевич

ВСТУПЛЕНИЕ

Передо мной стоял 45-летний офицер, бывший морпех, боевик ОРБ[1]1
  Отдельный разведывательный батальон.


[Закрыть] «Спарта» Николай Шелехов. Он, гражданин Республики Беларусь и коренной минчанин, приехал с Донбасса в отпуск по ранению и теперь около двух часов беседовал со мной во дворике в минуте ходьбы от площади Победы в Минске.

Мое сегодняшнее интервью, скорее, было неудачным. Разговор выходил сумбурным, собеседник несколько раз заставлял выключить диктофон, часто обходился общими фразами, уклоняясь от конкретики. Но все же персонаж был крайне интересным, с ГРУшными связями, он обещал мне при следующей встрече эксклюзивную информацию и новые контакты.

Предвкушение журналистского успеха слегка пьянило, поэтому, пожав ему руку и попрощавшись, я даже не обратил внимание, куда пошел мой новый знакомый. Маневр Шелехова стал ясен через несколько минут. Выходя из арки, я вдруг ощутил резкий захват за шею сзади, а другая рука нападавшего одновременно обозначила удар воображаемым ножом в мое сердце. Рядом с ухом я услышал тихий голос боевика:

– Вот так: один удар – и даже рыпнуться не успеешь!..

В следующую секунду Шелехов выпустил меня из своих недружеских объятий и с показным смехом похлопал по плечу: такой вот, мол, спецназовский прием, не ожидал, да? Я машинально усмехнулся: да, впечатляет. Усмешка, наверное, была бы менее машинальной, если бы перед тем Николай не объяснял мне, что у каждого есть семья, а люди, побывавшие на войне, – простые, и, если что, в долгу не останутся… Если бы майор ОРБ «Спарта» не рассказал мне историю про то, как одному болтливому журналисту его донбасский сослуживец выпустил по коленям всю обойму травматического пистолета – так, что коленные чашечки превратились в кашу. История была, конечно, байкой, но рассказывалась мне с конкретной целью.

За полчаса до того соратник Моторолы, сидя на скамейке, чертил сломанной веточкой на земле карту украинских и ДНРовских позиций рядом с Донецким аэропортом в 2015 году.

– Вот тут – они, тут – мы… Понимаешь?.. В аэропорту была такая долбежка, что не передать! А потом остепенились – они в своей норе, мы в своей…

Расслабившись от бутылки пива с сильного похмелья, майор достал мобильник и подкреплял свой рассказ о боях в аэропорту снимками – живых сепаратистов, мертвых украинцев и руин ДАП[2]2
  Донецкий аэропорт.


[Закрыть]. Серия фотографий окоченевших трупов украинских солдат внезапно сменилась снимками юной девушки. «Моя дочь», – пояснил боевик, быстро пролистывая эти кадры. На экране телефона снова замелькали трупы. На одной из фотографий крупным планом Шелехов запечатлел немолодого солдата – омертвевшее лицо искажала гримаса боли, рот был неестественно открыт, а прямо в центре лба виднелась дырка.

– Раненый был… Хрипел дохуя – вот мы ему пулю прямо в лоб и всадили. Заткнулся сразу.

Снова спрятав телефон в карман, майор ОРБ «Спарта» рассказывал про войну с «фашистской сволочью» и расстрелы пленных бойцов украинских добровольческих батальонов.

– Ручки покажите, говорю! А там у всех эсэсовские знаки выбиты. Это круто у них считается. Ну, если это круто, то становись к стенке тогда, умри как мужчина…

Мы оба сделали вид, что захват в арке был невинной шуткой и, поддерживая вялую беседу, дошли до станции метро «Площадь Победы», где расстались. В пяти минутах езды отсюда располагается резиденция президента Беларуси, хозяин которой совсем недавно грозился сажать всех воевавших на Донбассе. Я же шел рядом с человеком, который и по беларуским, и по украинским законам, да и по всем общечеловеческим меркам, был убийцей и военным преступником. Но я не сомневался в том, что майору ОРБ «Спарта» в Минске ничего не угрожает. Также у меня не было сомнений, что при необходимости этот человек с ледяным взглядом легко повторит свой спецназовский прием с реальным ножом – и я действительно «даже рыпнуться» не успею.

Это был август 2016 года.

Полтора года назад, в феврале 2015-го, внимание всего мира было приковано к столице Беларуси – сюда съезжались лидеры Германии, Франции, России и Украины, чтобы договориться о перемирии на Донбассе. Почти 16-часовые переговоры в помпезном Дворце Независимости завершились подписанием странного документа: широкомасштабная бойня была приостановлена, но кровь на фронте лилась по-прежнему. Сколько бы ни заседала в Минске Трехсторонняя контактная группа, война на Донбассе продолжалась – она стала крупнейшим вооруженным конфликтом в Европе со времен Югославии.

Война, в которой Беларусь не участвовала, оказалась одним из важнейших событий в беларуской истории начала XXI века. По своим последствиям для общественно-политической жизни она находится в одном ряду с референдумом 2004 года, президентскими кампаниями и последующими разгонами массовых акций протеста в 2006-м и 2010 годах. Конфликт на Донбассе повлиял на наше сознание в большей степени, чем теракт в минском метро в 2011-м. Для беларусов война на юго-востоке Украины действительно не чужая – причем независимо от того, верит ли наш соотечественник в «киевскую хунту» или знает о псковских десантниках под Георгиевкой. Сотни наших сограждан взяли в руки оружие, тысячи и тысячи были готовы их оправдывать. Это было самое масштабное участие беларусов в войне со времен боевых действий в Афганистане.

Наша книга – не о конфликте на Донбассе. Она о том, как Беларусь повлияла на этот конфликт и какие последствия он имел для самих беларусов. Мы попытались осветить все точки соприкосновения: от участия беларуских граждан в боевых действиях до роли в этом процессе спецслужб, от нелегальной торговли с ДНР и ЛНР до работы волонтеров, от политической конъюнктуры до информационной стратегии властей.

Содержание книги, вероятно, у кого-то вызовет недоумение: почему информации о беларусах-боевиках тут больше, чем сведений о беларуских добровольцах на стороне Украины? На то есть как объективные, так и субъективные причины. Во-первых, беларусов в рядах ЛНР и ДНР элементарно больше. Во-вторых, беларусы на стороне Украины и на стороне России находятся в очевидно неравных условиях. В книге мы приводим многочисленные свидетельства лояльного отношения беларуских спецслужб к боевикам – большинству из них на родине ничего не угрожает. Отношение же к участникам АТО-ООС прямо противоположное. Любая новая информация о добровольцах, размещенная в открытых источниках, может стать основанием для возбуждения уголовного дела против них и ареста в случае возвращения на родину. Боевики же могут спокойно рассказывать журналистам, как воевали и убивали – и при этом продолжать спокойно жить в Беларуси. Поэтому приходилось думать и о возможных последствиях от публикации книги для наших героев. В-третьих, так сложилось, что последние три с половиной года мы в журналистике специализировались преимущественно на теме участия беларусов в пророссийских незаконных вооруженных формированиях (НВФ) на Донбассе. А железный закон профессионала гласит: писать нужно о том, что хорошо знаешь. Так что акцент на инсайдах от представителей пророссийских группировок вполне логичен.

В основу книги легли многочисленные интервью и журналистские расследования, которые публиковались на сайте беларуской службы «Радио Свобода» и телеканала «Белсат» в 2015–2019 годах. Однако перед вами ни в коем случае не сборник статей. Мы создали полноценное документальное исследование на основе собранного материала. Мы цитируем фрагменты опубликованных ранее интервью, а также те их части, которые не вошли в первоначальный журналистский текст. Но многие интервью, свидетельства и данные были собраны специально для книги и публикуются впервые.

Почти каждую главу предваряет информационная сводка о событиях войны на Донбассе, с которыми напрямую связано содержание самой главы. Таким образом мы хотим подчеркнуть, что пишем не изолированную историю и наше исследование советуем воспринимать в общем контексте конфликта на юго-востоке Украины. Для нас важно не просто рассказать о точках пересечения этой войны и Беларуси, но и представить читателю эксклюзивные свидетельства о событиях российско-украинского конфликта в целом.

Глава 1
СОЛНЫШКО: ИЗ ПОДВАЛА В ОКОПЫ

В ночь на 12 апреля 2014 года колонна автомобилей с 52 бойцами под командованием Игоря Стрелкова-Гиркина пересекла российско-украинскую границу и под утро въехала в Славянск. «К девяти утра местная милиция – без особого сопротивления – была захвачена. “Инсургенты” были вооружены легким стрелковым оружием, свой арсенал они пополнили за счет запасов городской милиции. Пистолеты раздали местным сепаратистам, зачастую – люмпен-пролетариату, ждущему прихода России и Владимира Путина». (цитата из публикации журнала «Новое время» от 5 июля 2015 г.). Глава администрации Славянска Неля Штепа поддержала боевиков Гиркина: «Это наши мальчики! Весь Славянск сегодня вышел на улицы города и поддерживает активистов. Эти люди пришли к нам с миром, у них нет агрессии по отношению к нам». 13 апреля и. о. президента Украины Александр Турчинов подписал указ о начале антитеррористической операции (АТО). В тот же день в восьми километрах от Славянска СБУ под прикрытием спецподразделения «Альфа» проводила рекогносцировку местности перед боем. «Я отправил туда лучшее, что у меня было, – спецподразделение СБУ “Альфа”. Однако люди, которые туда поехали, не понимали, что уже фактически началась война. Они попали под шквальный огонь, не будучи ни морально, ни профессионально к этому готовы. Был один убитый, несколько раненых, и они разбежались – скажем так, “организованно отступили”», – сказал Турчинов в интервью ВВС спустя три года. 14 апреля сепаратисты подняли триколор над зданием Горловского горсовета. 17 апреля после митинга «За единую Украину» депутата горловского горсовета Владимира Рыбака похитили. Через 5 дней тело Рыбака и его друга, 19-летнего студента Юрия Поправко, нашли со вспоротыми животами.

Июнь 2014 года. Кафе «Метелица» на въезде в Славянск. На фоне разбитых окон и изрешеченной пулями сайдинговой стенки стоит женщина лет тридцати в военной форме. Ее рот искривлен в усмешке, взгляд отсутствующий. На одном рукаве – шеврон в цветах беларуского государственного флага и две буквы «РБ» черным фломастером, на другом – георгиевская ленточка. «Хочу передать привет Батьке Рыгоравичу и сказать: “Батька, твои граждане на этой стороне. Я просто хочу, чтобы ты это знал, Рыгоравич”», – говорит она на камеру и демонстративно раскрывает беларуский паспорт.

Наталья Красовская из Борисова, 38 лет, позывной «Солнышко» – единственная известная женщина-беларуска в рядах боевиков на Донбассе. О ней впервые заговорили после этого видеоролика, который опубликовали спецкоры российской «Комсомольской правды» Александр Коц и Дмитрий Стешин в середине июня 2014 года. На нем женщина, кроме прочего, объясняла, что ей «надоело поддерживать ополчение через интернет», поэтому и приехала на Донбасс и что «бездействие иногда тошнотворнее, чем действие». «Я не боюсь показывать свое лицо и свой паспорт, поскольку в сторону беларуской границы я поеду только тогда, когда все погранзаставы будут заняты ополченцами», – добавляет женщина. Но в раскрытом документе невозможно детально разглядеть ни фото, ни личные данные.

Месяц спустя в интернете появилось новое видео с выступлением Красовской. На этот раз беларуска сидела с винтовкой в руках и жаловалась «личному корреспонденту» полевого командира Моторолы[3]3
  Арсен Павлов (1983–2016), позывной «Моторола», уроженец Коми, он же командир отдельного разведывательного батальона «Спарта», действовавшего с лета 2014 года в составе группировки ДНР. СБУ и Amnesty International обвиняли его в военных преступлениях, в частности в расстрелах пленных. Погиб 16 октября 2016 года в результате взрыва самодельного устройства в лифте жилого дома в Донецке. Среди боевиков бытует мнение, что его ликвидировали «свои».


[Закрыть] Геннадию Дубовому, что в Беларуси к ее матери приходили люди из КГБ, а на нее саму на родине якобы заведено уголовное дело за «наемничество». Она увлеченно рассказывала Дубовому, что дала имя своей винтовке – «Кристина», и собирается этой «Кристиной» «убивать врагов». Дубовой, явно стремясь достичь нужного пропагандистского эффекта, просит Наталью объяснить, что она воюет здесь «за правое дело».

– Люди считают, вот ты убиваешь, значит, ты убийца.

Но Красовская обескураживает ответом:

– Так и есть.

Она произносит это с застывшей улыбкой. Позже все попытки расспросить Дубового о знакомстве с Красовской не принесли результата: он категорически отказался говорить о ней.

28 сентября 2014 года Дмитрий Стешин сообщил в соцсетях: Наталья погибла еще в середине месяца и похоронена под Саур-Могилой. Раньше тот же Стешин рассказывал, что видел Солнышко в подвале городской больницы Славянска. «Она ничего не слышала и говорить не могла, просто улыбнулась и показала мне пальцами «V». Спустя почти пять лет о травме и больнице Красовская будет вспоминать в нашем с ней разговоре, но абсолютно в другом контексте. Она скажет, что ее задержали и жестоко избили сами боевики.

Новость о гибели оказалась откровенным фейком – уже в октябре 2014-го беларуска выступала на митинге в поддержку «ополчения» в Москве, требуя от России «признать Новороссию». Красовская в камуфляже прохаживалась по сцене с важностью бывалого бойца. Толпа пестрела георгиевскими лентами и скандировала слова благодарности, бабушки кричали: «Защитница наша!» – а мужчины в ответ на ее укор, почему не на войне, мычали: «Прости, Ната».

Кажется вполне вероятным, что в какой-то момент российская пропаганда учуяла в Наталье потенциальную героиню для своих сюжетов, которые тогда клепали конвейером. Во-первых, женщина, во-вторых, идейная, в-третьих, умеет крайне артистично излагать мысли. Плюс ее можно было бы при желании превратить в инструмент манипуляции официальным Минском: мол, посмотрите, все беларусы воюют на стороне ДНР и ЛНР. Но что-то не заладилось. После того митинга Красовская больше не появлялась на публике, не делала никаких заявлений. Журналисты так и не смогли найти ее дом в Борисове. В одном из видеороликов Красовская говорила, что жила на улице Трусова, но семьи с такой фамилией там не нашлось. Следы Солнышка затерялись. В 2015 году беларуское издание «Наша Ніва» без ссылки на источник сообщило о вероятном аресте Красовской в Беларуси и осуждении на 12 лет тюрьмы. Эту информацию другим СМИ не подтвердили ни в КГБ, ни в Следственном комитете, ни в Верховном суде.

В феврале 2017 года мы связались сразу с двумя людьми, знавшими Наталью. Александр Коц (автор самого первого видео с ней) подтвердил: он действительно видел Наталью в Семеновке летом 2014-го, и она воевала у Моторолы.

Соратник Стрелкова-Гиркина Михаил Полынков утверждал: «У нее и тогда с головой был непорядок, а сейчас вообще полный кавардак». По данным базы «Миротворец», именно Полынков поддерживал с беларуской контакт в Москве по приезду с Донбасса, но потом их пути разошлись. Полынков дал ссылку на страницу Красовской «ВКонтакте»: украинский флаг на аватарке удивил, как и готовность без долгих предисловий поговорить по телефону. Когда соавтор этой книги дозвонилась по российскому номеру, то услышала тот же голос, что звучал на видеозаписях.

Красовская отказалась говорить, чем занималась до войны. Замужем она не была, жила в Борисове в доме родителей. Весной 2014 года стала регулярно смотреть новости по российским телеканалам и однажды решила увидеть все происходящее на Донбассе своими глазами. «Еще в 2009 году я познакомилась с одним парнем в Киеве, он работал охранником в Верховной Раде. Он любил понтоваться: рассказывал, как десять лет назад был в Чечне. Говорил: “Ты бы, Натка, обосралась, если бы танк вблизи услышала”. И когда все это началось на Донбассе, мне из принципа захотелось доказать себе самой, что я смогу, не испугаюсь настоящей войны. Раньше была такой девочкой-хиппушкой: носила вышиванки с беларуским орнаментом, бусики-браслетики бисерные самодельные… В этой вышиванке я и поехала. Еще был красный свитер с огромной ромашкой на спине, и вещей взяла по минимуму в матерчатой торбе. Поперлась без единого лозунга в голове, поглазеть. 3 мая я выехала из Борисова, через Смоленск и дальше, на Ростов».

Изначально Красовская запланировала себе неординарный маршрут: через Ростов и Донбасс, где собиралась «немножко посмотреть войну», добраться в Киев к друзьям и тому знакомому парню. Чтобы попасть в зону боевых действий, она придумала себе легенду, будто едет помогать раненым в Краматорский госпиталь. Закупила лекарства, йод, бинты.

«В Новошахтинске[4]4
  Российский пункт пропуска «Новошахтинск» на границе с Луганской областью. С украинской стороны расположен КПП «Должанское».


[Закрыть] россияне отвели в сторонку, спрашивают, куда едешь. Медсестрой работать, говорю. “А вы поддерживаете?” Да, блядь, пиздец как поддерживаю! “Ну проходите”. Украинцам я призналась честно: экскурсия у меня. Они пропустили, и оказалась я среди чистого поля: ни людей, ни домов, вообще ноль цивилизации. Остановилась фура, внутри мужик, кроет матом всех и вся. “Девочка, куда ты прешься? Давай подвезу”. Ну, запрыгиваю я в эту фуру, едем, я глазами верчу по сторонам и охуеваю».

Миновали Луганщину. В Донецкой области попутка высадила Красовскую возле села Красный Луч. Никакой регулярный транспорт не ходил, машин по дороге попадалось все меньше. «Я шла по трассе километров двадцать, как овца», – вспоминает она.

Здесь стоит сделать паузу и объяснить читателю, как проходило наше интервью с Красовской. Ее речь была сбивчивой, агрессивной, с обилием мата. Она могла резко начать смеяться, угрожала бросить трубку, если я буду прерывать ее вопросами. «Зая, ты че, тупая?» – стандартная реакция Красовской на любую мою реплику. С первых минут беседы она произвела впечатление не вполне адекватной женщины. Безусловно, эта оценка основана только на личном, субъективном восприятии. С уверенностью утверждать, что Наталья психически нездорова, мы не можем, но допускаем: некоторые моменты своей истории она могла приукрасить или попросту придумать.

Итак, то пешком, то на попутках, Красовская добралась до блокпоста в Черевковке под самым Славянском.

«На Черевковском блокпосту, уже после всех проверок, ко мне подошла баба в военной форме и опять потребовала документы. Я повторила все про медсестру, а она сказала подождать, пока подъедут люди – им я еще раз должна буду объяснить, зачем и куда еду. Меня отвозят с вещами на Славянскую “избушку” (захваченное боевиками в апреле 2014 года здание Службы безопасности Украины в Славянске. – К. А.). Заводят вовнутрь, я вижу стул такой дерматиновый, а я долго шла до того, и ноги отнимались, очень хотелось присесть. Только села – на меня рявкают хором несколько человек вооруженных. “Руки за спину”, – орут. Завязывают глаза и отводят в подвал. Это было 7 мая».

Причину задержания, видимо, Наталье не сообщили – она сама с трудом понимает, почему оказалась в плену у боевиков. Возможно, сказала на блокпосту что-то резкое или попыталась уйти, когда почувствовала опасность. В подвале боевики «ополчения» бросили Наталью на деревянные доски и начали избивать. «Я лежала обоссанная со связанными ногами, а меня пиздили и пиздили без конца. Я ползла к двери, билась об нее плечом и проклинала их до двадцатого колена. Глотку сорвала, пока орала: “Ненавижу, чтоб вы сдохли с вашей Новороссией”. А какой-то малой, пацанчик кругленький, младше меня лет на десять, мне над ухом электрошокером пстрикал. Потом пришлось с ним ручкаться и уважение, нахуй, высказывать, потому что не дура. Позывной у него был “Берия”…»

Через два дня, 9 мая, когда боевики устроили в Славянске празднование по случаю Дня Победы, к Красовской спустились в подвал, развязали ноги и сняли наручники. «Выводят во двор, снимают тряпку с глаз, подводят к машине. Там стоит экипированный с головы до пят мужик. “Вы, украинцы, пидоры, бандеровцы, сейчас всех расстреляем нахуй”. Пока ехали, я думала, как его ударить, как дотянуться? Но не решилась, думаю, и правда расстрелял бы. Куда едем – я не знала, а в итоге привезли на тот же блокпост, где задержали, на Черевковку. Положили меня на травку, а мне больно дышать, больно жить. Потом уже объяснили, что баба, которая меня задержала, себе какой-то кусок отхватила за это. Типа норму по поимке опасных элементов выполнила…»

В результате избиения «на подвале», по словам Натальи, у нее произошло смещение межпозвоночного диска и опущение левой почки. Ее положили в городскую больницу Славянска. В подтверждение своих слов Красовская прислала мне фотографии, на которых она лежит на больничной койке. На руках – ссадины с запекшейся кровью, похожие на следы от наручников. Вспомним, что спецкор «Комсомолки» Стешин упоминал о встрече с Натальей в Славянской больнице, но вместо истории про подвал была «контузия».

То, что Красовская побывала в застенках ДНР, свидетельствует переписка Михаила Полынкова с боевиком Русланом Синицыным. В ней Синицын говорит: «Она прошла все круги ада, начиная с нашего НКВД». Выйдя из госпиталя, Наталья поняла: просто уехать домой уже не получится.

«Мне командир, Вовка Егерь, сказал: “Все, ты теперь в списках нашего отряда”. Если попробую уйти в другой отряд – мне выпишут характеристику такую, что будет хуже, чем на подвале. Если побегу в сторону России – даже до границы не успею добежать. А к украинцам сунусь – сдаст им все мои данные. И я осталась в качестве девочки для битья. Меня чмырили, опускали – мама, не горюй! Я ревела, а меня шестерки прикухонные успокаивали, мол, пойми командиров. А тут еще мать позвонила, передала, что приходили из КГБ и на меня заведено дело…»

В начале июня от повара на кухне Красовская узнала: часть «ополченцев» забирают на Семеновку, где тогда дислоцировалась «Спарта» – подразделение, которым руководил Моторола. Наталья говорит, что воспользовалась переводом на Семеновку как шансом, чтобы сбежать с Черевковского блокпоста и постоянных унижений. «Не дали ни автомата, нихуя. Только выгрузились – начался обстрел. Командир приказал к стене прижаться. Все эти так называемые добровольцы, лоси здоровые, сразу ринулись к стене, а мне места не хватило. Тогда я вжалась в одного бойца, обхватила его, потому что страшно, бежать некуда. Потом в интервью я рассказывала, что закрыла его от осколков своим телом…»

По словам женщины, там же она попала в «штрафбат», когда один из командиров стал ее сексуально домогаться, а она дала отпор. Абсурдность ситуации в том, что в «штрафбате» оказался и сам виновник – якобы «за неподобающее поведение», а Наталья – «за неподчинение». С утра до ночи на Семеновке «штрафники» рыли окопы, причем каждый для разных подразделений боевиков. Тогда Наталья задумалась о том, чтобы уйти в «Спарту», о которой якобы услышала хорошие отзывы. И вскоре ее распределили на исправительные работы как раз к Мотороле. Именно там она познакомилась с Дубовым, который в одном из интервью называет ее снайпером. Сегодня Красовская утверждает, что никогда не была снайпером[5]5
  Отвечая на наш вопрос, была ли Наталья Красовская снайпером в ДНР, Геннадий Дубовой сказал: «Да она такой же снайпер, как я – Лев Толстой». Из чего делаем вывод: пропагандист всего лишь раскручивал миф об «отважной беларуской снайперше», прекрасно зная реальное положение.


[Закрыть], а выполняла в «Спарте» различные поручения вроде подачи боеприпасов и ношения ящиков с патронами, но признается: «Людей убивать тоже приходилось». При каких обстоятельствах это происходило – Красовская уточнять наотрез отказалась.

По прошествии нескольких месяцев отношение к ней стало меняться: в «Спарте» у нее появились друзья и любовники. «Вскоре я уже с командирами сама водку пила, блатная стала, тех, кто “на подвал” попадал по беспределу, кормила и вытаскивать помогала», – похвалилась Наталья. Она говорит, что подсобирала денег и уехала в Москву. Некоторое время она пожила там – как раз тогда, в октябре, она выступала на митинге. Затем женщина зачем-то опять вернулась на Донбасс, где провела там еще пару месяцев. «Окончательно я вышла оттуда в декабре 2014-го и осела в Москве. Работать по здоровью мне нельзя, поэтому сижу тут на шее у одного мужика».

Достаточно трудно понять, почему Красовскую, не умеющую толком обращаться с оружием, держали в «Спарте», особенно с учетом ее неустойчивой психики. Однако позволим себе выдвинуть три версии. Следует понимать, что все они могут пересекаться между собой – первая не исключает второй и третьей.

1. Красовская могла стать жертвой сексуального насилия. Во время нашего разговора она периодически упоминала, что перед ней «трясли членом командиры», говорила о неких «любовниках», но при этом не преподносила ситуацию как акт насилия. Это вполне объясняется самовнушением: психически нестабильная женщина пытается вытеснить болезненные воспоминания о насилии, убеждая себя, что сама хотела вступать в половые контакты. Но у этой версии есть и существенный минус: агрессивное поведение Красовской могло представлять опасность для потенциального насильника. Ведь как знать, не всадит ли она нож в спину, если что-то не понравится?

2. Ее использовали как рабочую силу в быту и непосредственно в процессе боя: она сама неоднократно вспоминает, как таскала ящики с патронами. «Я выносливая баба. Я умею не жрать, не пить и умею взбираться на холмы в полной экипировке и с цинками[6]6
  Патронная цинка – металлическая упаковка с патронами к стрелковому оружию.


[Закрыть] в руках». Если учесть, что в мае 2014 года формированиям боевиков не хватало людей, версия выглядит правдоподобной. Со временем у самой Красовской мог развиться «стокгольмский синдром» – привыкание и симпатия к насильнику. А в случае Натальи это был коллективный насильник.

3. Из Натальи готовили героиню для пропаганды. Об этом свидетельствует повышенный интерес Геннадия Дубового («личного корреспондента Моторолы»), который за время пребывания в Семеновке записал с ней несколько интервью и которого тогда активно цитировали российские СМИ. Вокруг ее создавалась легенда: отважная женщина-снайпер из Беларуси воюет с «укрофашистами», пока мужики уезжают в Россию или сидят дома. То, что в октябре ее привезли на митинг в поддержку «Новороссии» в Москву, свидетельствует в пользу этой версии. Именно благодаря особому статусу у Натальи появилась некая защита, даже нашлись покровители среди командиров.

Но хотя она и пользовалась некоторыми привилегиями, все равно де-факто оставалась в положении заложницы и боевиков, и обстоятельств. Что же касается известного интервью с «приветом Батьке», вот как его описывает Наталья: «Куча дублей и волшебные вещества. Нам давали успокоительные таблетки, просили раздавать бойцам, чтоб не шугались снарядов. От них ходишь спокойный, как удав. Тогда меня встретили Стешин и Коц. Мне просто сказали: “Говори на камеру, что здесь много иностранных граждан, много беларусов, покажи паспорт”. Отказаться от этого “интервью” было просто нельзя. Ну а что делать? Попробуй вякни, тебе скажут – ты что, за Украину? Подыхать не хотелось…»

На вопрос, почему Наталью угрозами заставили сделать признание на камеру, Дмитрий Стешин не ответил – он отказался комментировать ситуацию в принципе.

Ко второй половине осени пропагандистский проект с «героической снайпершей» свернули. Отчасти это могло произойти в силу характера и состояния психики Натальи. Вопреки ожиданиям пропагандистов, она говорила слишком много, резко и не по сценарию. На видео с московского митинга заметно, что организаторы прерывают ее речь и просят уйти со сцены. Вскоре Красовскую вообще перестали выводить на публику и записывать интервью. Это наглядно демонстрирует отношение России и боевиков к подобным персонажам: их просто списывают со счетов за ненадобностью.

Летом 2016 года Красовская приехала в Беларусь, по ее словам, «повидать маму». Напомним, когда Наталья была в «Спарте» мать звонила ей и предупреждала: в Борисов возвращаться нельзя, КГБ якобы завел дело за наемничество. Красовская утверждает, что вскоре после приезда ее задержали сотрудники милиции и поместили в минский Центр изоляции правонарушителей. «В Минске есть ЦИП. Заведение для задержанных. Я там была. Спровоцировали конфликт за проукраинские речи на улице, повесили административку. Обычным ментам кланяться я не хотела, требовала на допрос как минимум майора. Захожу в комнату, там следак с помощником сидят.

– Будете на вопросы отвечать?

– Буду, – говорю, – ты мне только сигарет сначала пачку дай, если хочешь ответы услышать.

И он дал сигареты. Я стала говорить всю правду про ДНР, про все, что там происходит. “Отжали” то, взорвали этого, а про этого сказали “украинец” и расстреляли, нахуй. Тогда меня мент прерывает: мол, не интересно про ДНР. Просит рассказать, встречала ли беларусов, которые воюют за Украину, с кем из проукраински настроенных граждан поддерживаю контакт. Три дня обвинения не предъявляли и не кормили, а потом суд и десять суток за хулиганство. Мол, дралась и кричала. Отсидела суток шесть из положенных десяти. В ЦИПе провокация была… После нее меня увезли в психушку, а оттуда я через пару дней ушла домой. Так никто и не ловил».