Текст книги "Беларуский Донбасс"

Автор книги: Катерина Андреева

Соавторы: Игорь Ильяш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

В январе 2015 года в Донецкой области погиб 26-летний брестчанин Дмитрий Калашников. За пять месяцев до этого мужчина уехал на заработки в Москву, где и был завербован в ряды боевиков. На Донбассе он провел около четырех месяцев. В каком подразделении воевал и при каких обстоятельствах погиб – неизвестно.

28-летний Вадим Савищев также служил «срочку» в беларуском спецназе. В ЛНР он провоевал несколько месяцев. Стремление на Донбасс было делом семейным: зять Савищева, россиянин, воевал почти с самого начала конфликта. 24 декабря 2015 года Вадим погиб под Коминтерновым (после декоммунизации – Пикузы). Как писал «ВКонтакте» его сослуживец Дмитрий Сакерин, беларуса «разорвало миной напополам». А вот так описывает обстоятельства гибели Савищева разведчик ЛНР родом из Гродно Игорь Каток: «Он служил в разведке. Под Коминтерновым стояли две роты: разведка и пехота. Командир пехоты подошел к командиру разведки – мол, нужны добровольцы. А там было две горки: левая – наша, правая – “укропов”. Так вот этот идиот, командир роты пехоты, отправил их рыть окоп между этими двумя горками. Их там минами и накрыло».

Александр Мельников поехал на Донбасс вместе со своим товарищем Владимиром Ястребовым (предположительно, в декабре 2014-го или в начале января 2015-го). Скорее всего, беларусы попали в одно подразделение. 26-летний Мел погиб под Дебальцевом, у села Редкодуб 16 февраля 2015 года. По словам друзей Мельникова, он был танкистом и сгорел в танке. Семья забирала тело с Донбасса самостоятельно. Хоронили его в закрытом гробу на кладбище в Новоселках. Местный православный священник долго не соглашался отпевать боевика.

Товарищ Мельникова Владимир Ястребов из деревни Новоселки Могилевской области тоже погиб, однако не на фронте. В середине 2000-х он прошел срочную службу во 2-й отдельной специальной милицейской бригаде (в/ч 3310), после работал охранником в могилевском ночном клубе. Воевал на Донбассе в составе ГБР «Бэтмен» примерно в течение года. О его боевом пути в «Бэтмене» известно немного. Знакомые подтверждают: в течение 2015 года он периодически проводил отпуск в Беларуси и уезжал обратно в ЛНР. Вячеслав Рыбаченок – земляк и сослуживец Ястребова по Донбассу – вернулся в Беларусь после гибели товарища. Он рассказал нам о конфликте, возникшем у Ястреба с другими боевиками. «За какую-то провинность его схватили и посадили в тюрьму, как говорят у нас – “на яму”. Каким-то образом ему удалось выбраться оттуда и сбежать в Тверь. А в начале февраля знакомые нашли его там в съемной квартире мертвым со следами пыток». По мнению сослуживца, смерть была результатом «разборок из-за денег», возможно, имевших отношение к распределению ресурсов «Бэтмена». Однако подтверждений этому из других источников нет. Дата гибели беларуса, обозначенная на памятнике – 20 января 2016 года. Если верить сослуживцу, труп пробыл в квартире около двух недель. Хоронили же беларуса на родине в закрытом гробу. Какая причина гибели записана в свидетельстве о смерти Ястребова – неизвестно. В его родной деревне вообще говорят, что нашли Владимира повешенным в лесу «между Москвой и Санкт-Петербургом». Родственники Ястреба от любых контактов с журналистами воздерживаются. К слову, Вячеслав Рыбаченок – еще один «ополченец» из этой могилевской компании – спокойно вернулся на родину. И хотя он жалуется на «проблемы с правоохранительными органами» и обыски КГБ, продолжает оставаться на свободе. К тому же, по его признанию, периодически «выезжает в Ростов».

Небоевая смерть Ястребова вряд ли была внесена спецслужбами в число 8 погибших по состоянию на февраль 2016 года, о которых писала «СБ-Беларусь сегодня». Впоследствии никаких данных о количестве убитых на Донбассе КГБ и МВД и вовсе не озвучивали.

В апреле 2016-го 41-летний минчанин Андрей Мокич (позывной «Юпитер») погиб от выстрела снайпера – пуля попала в голову. Это произошло 15-го числа в районе села Желобок на Луганщине. Село находится в яме между двумя возвышенностями – стратегически позиция невыгодна ни для одной из противоборствующих сторон. Тем не менее боевики удерживали Желобок с начала 2015 года. Мокич приехал на Донбасс в марте 2016-го; на момент смерти был пулеметчиком в разведвзводе бригады «Призрак». Родственники не забрали его тело в Беларусь. Боевик похоронен на Аллее славы в Алчевске.

Кроме Мокича, есть сведения о беларусе по имени Александр (фамилия неизвестна) из 9-го Мариупольско-Хинганского отдельного полка, которого «разорвало миной» в начале 2017 года. О погибшем нам рассказал боевик Виталий Митрофанов. Еще один, предположительно, погибший – Виктор Брель. О нем сведений совсем мало: родом из Мозыря, паспорт имел беларуский, на родине служил в погранвойсках. На Донбассе воевал, вероятно, в батальоне «Восток» – первые фото с оружием в руках появились на его странице «ВКонтакте», подписанной почему-то «Ниязбек Мурадов», в августе 2017 года. Один из его сослуживцев сообщил, что Брель погиб, при каких обстоятельствах и где похоронен – друзья и родственники боевика отвечать отказались.

Самым молодым погибшим на Донбассе гражданином Беларуси (и самым юным беларусом-боевиком из известных нам) стал Роман Безруков из Гомеля. Его мать умерла, и он остался сиротой. Опекунство оформила крестная из Донецка, куда он и отправился жить. Это было летом 2014-го. Только приехав, парень вступил в НВФ. Как рассказывал нам Роман в интервью, начинал он в «казачестве» – «просто пришел и подал заявление». В 2015-м получил ранение в ногу и уехал с фронта лечиться. В январе 2016 года боевик вступил в 11-й полк «ВС ДНР», воевал в промзоне Спартака близ Донецкого аэропорта. Он жаловался, что ему не выдают никаких документов, на руках «одни ксерокопии». «Видимо, заслужил бомжом остаться – великая благодарность», – сетовал Роман. В соцсетях у парня был зловещий псевдоним – Неопознанный. 30 марта 2019 года беларус погиб на позиции под Донецком. Как сообщил друг Романа, похоронили его с почестями. По словам друга, незадолго до смерти Рома хотел уволиться и уехать на заработки в Москву.

Кроме смерти Владимира Ястребова, среди беларусов-боевиков была и еще одна небоевая потеря – 54-летний Егор Авдеев, уроженец Минска, живший в Москве долгое время до отъезда на Донбасс. На «Миротворце» о нем сообщается немногое: в частности, что в 1986 году Авдеев окончил Вильнюсское высшее командное училище ПВО. Военным он не стал и, судя по всему, занимался в Москве бизнесом. По словам его сослуживца Владлена Белинского, они встретились в 2014 году. «В 2015-м он служил в моем батальоне командиром взвода. Потом я был в другом месте, а в 2017 он пришел к нам в штурмовой батальон старшиной роты. Позволял себе пить водку. В итоге умер в новогоднюю ночь с 2017-го на 2018-й. Инсульт и инфаркт одновременно», – рассказал нам Белинский. Несмотря на то что Авдеев долго жил в России, у него оставался беларуский паспорт. «Все знали, что он беларус», – добавляет Белинский.

В июле 2019-го «Радио Свобода» сообщило о смерти уроженца Полоцка, 35-летнего Дениса Михейко, который скончался в Харцизске от болезни почек годом ранее. Известно, что он воевал в Дебальцево, Песках и Донецком аэропорту и даже успел получить так называемый «паспорт ДНР».

Цифра (11 убитых на фронте и 3 умерших при других обстоятельствах), которую мы приводим в этой главе, базируется на сведениях СМИ, данных базы «Миротворец», свидетельствах друзей и сослуживцев. Мы полностью допускаем, что «двухсотых» было значительно больше. Но беларуские спецслужбы такие данные не публикуют, а близкие общаться с прессой обычно не желают.

За ДНР гибли и уроженцы Беларуси с российским гражданством. Например Евгений Кононов, позывной «Кот» – известный полевой командир ДНР, который принимал участие в боях за Донецкий аэропорт, Дебальцево и Саур-Могилу. Возглавлял 100-ю бригаду (так называемую Республиканскую гвардию ДНР), дослужился до звания «подполковника» и погиб от пули киллера 9 января 2016 года. Знавшие его боевики утверждают: Кононова убили свои же во внутренних разборках. Как удалось выяснить СМИ, будущий полевой командир родился в Могилеве в 1978 году, там женился, у него остались в Беларуси две дочери от первого брака. Соседи Кононова рассказывали журналистам «Радио Свобода», что в молодости он имел судимость за кражу, а в конце 90-х уезжал на заработки в Россию. По слухам, даже успел повоевать на Северном Кавказе. В Москве познакомился с украинкой, влюбился и вместе с ней переехал на Донбасс во второй половине нулевых. Собеседники авторов книги, воевавшие вместе с Кононовым против Украины, утверждают: у него был не беларуский, а именно российский паспорт. С другой стороны, соседи, знавшие Кота по Могилеву, рассказывали, что он в свое время отслужил срочную службу в воздушно-десантных войсках Беларуси. Следовательно, изначально он являлся беларуским гражданином. Возможно, полевой командир имел одновременно два гражданства, но поскольку с конца 90-х в Беларуси не жил, то и про свои беларуские корни вспоминал не часто. Потому и отпечатался в памяти боевиков как россиянин.

Погибали за «Новороссию» и уроженцы Беларуси с украинским паспортом. 2 ноября 2017 года от пули снайпера погиб 21-летний Дмитрий Войцеховский. Родился он в Солигорске, часто ездил в Беларусь к родственникам, но большую часть жизни прожил в Алчевске Луганской области. Учился в местном техникуме. По слухам, незадолго до смерти планировал оставить Донбасс и перебраться в Беларусь.

Глава 10
СЯБАР И ЛЕВ: С ФРОНТА – НА СКАМЬЮ ПОДСУДИМЫХ

Официальные ведомства в Украине не имеют точной информации о том, сколько бойцов добровольческих батальонов подозреваются в совершении преступлений, находятся в следственных изоляторах или осуждены… В то же время правозащитники и общественные активисты говорят, что речь может идти о сотнях людей, и большинство инкриминируемых им преступлений совершено в зоне проведения антитеррористической операции.

Из материала Би-би-си от 18 августа 2016 года

Иногда истории беларуских добровольцев складывались счастливо, как у Дмитрия Полойко, который подписал контракт с ВСУ и встретил в Украине свою любовь. Бывали и драматичные развязки – например, в жизни 24-летнего «азовца» Артема (Грота), который оказался в госпитале с оторванной миной ступней. Однако встречались и те, кто в силу обстоятельств или собственного характера, попали под уголовное преследование в стране, за которую воевали. Их биографии, с какой стороны ни посмотреть, лишены героического ореола. Мирная жизнь оказалась для них более тяжким испытанием, чем война: здесь их ждали аресты, суды, психиатрическая лечебница…

«Скучная война» Василия Парфенкова

Молодой автослесарь из Минска Василий Парфенков в начале 2000-х выделялся на фоне своих сверстников темпераментом и страстным желанием борьбы с режимом. А, может быть, просто борьбы…

В 2002 году он с единомышленниками защищал народный мемориальный комплекс Куропаты. Восемь месяцев подряд активисты не давали властям построить шоссе через урочище, где похоронены жертвы сталинских расстрелов. Совсем юные «молодофронтовцы» установили возле стройки палатки, их пытался разгонять спецназ, но они держали оборону, останавливали строительную технику. Однажды ночью неизвестные подожгли палатку, где спали люди. Очевидцы говорили, что их спас Парфенков. Позже, когда неизвестные провокаторы напали на защитников Куропат, Василий, вступившись за друзей, получил перелом руки. Затем он почти на восемь лет исчез из общественной жизни Беларуси. К выборам 2010 года Василий стал активистом кампании «Говори правду» и агитировал за кандидата от этого движения – известного поэта Владимира Некляева. Потом была Плошча, ее разгон и масштабные репрессии. За Парфенковым пришли в первых числах января, его обвинили в причастности к «массовым беспорядкам». Среди десятков арестованных за Плошчу первым судили именно Парфенкова. Такой выбор был не случаен. У него уже имелась одна судимость: с 2005-го по 2007 год он отбывал наказание по «бытовой» статье УК – «Уничтожение имущества особо опасным способом». Этот факт биографии активиста, по замыслу спецслужб, должен был показать обществу «отвратительное лицо оппозиции». Хотя, очевидно, никакой логической связи между криминальной историей шестилетней давности и политическими взглядами Парфенкова не существовало. Незадолго до суда государственный канал ОНТ вещал следующее: «Как активного участника массовых беспорядков у Дома правительства Парфенкова зафиксировала телекамера: бил стекла, оказывал сопротивление милиции. Но по месту жительства Василий известен не как “революционер и борец за свободу”. Квартиру, где он жил вместе с родителями и сестрой, иначе как притоном не называют. Милицию вызывала мать Парфенкова, когда сын становился неадекватным. Не выдерживали нервы и у соседей. Кроме хулиганства на его счету и банальная уголовщина. Такой вот “герой Площади”». Как может заметить читатель, прием «они все уголовники» использовался КГБ задолго до появления добровольческого движения. Впрочем, дискредитация – один из базовых методов работы спецслужб во всем мире. 17 февраля 2011 года Парфенкову дали 4 года колонии строгого режима.

Но к обвинениям в уголовном прошлом пропагандисты добавили любопытный штрих: Парфенков якобы участвовал в киевском Майдане еще в 2004 году. К нашему удивлению, это оказалось правдой. «Я поехал на “оранжевую революцию” осенью 2004-го и оставался в Киеве до ее конца, до января. Вступил в УНА-УНСО, это была одна из движущих сил той революции. Мы отвечали за сектор безопасности, всегда стояли на самых острых направлениях. После первого тура приехали ребята из “Молодого фронта”, всего человек сто из Беларуси. Мы стояли на улице Лютеранской напротив Администрации президента, а ближе к Крещатику – люди Януковича, из Партии регионов. Они устраивали разные провокации: били людей, распускали слухи, что протестующие – бандиты. Ну, мы зашли в офис “регионалов” и при помощи физической силы объяснили им, чтобы больше в подконтрольном нам районе не появлялись», – вспоминал Парфенков весной 2019 года. Так что будущий доброволец был связан с Украиной задолго до войны.

По делу о «массовых беспорядках» после Плошчы Василий Парфенков сидел недолго: в августе Лукашенко помиловал его своим указом. Незадолго до этого политзаключенный написал прошение о помиловании на имя президента, но «вины не признал, а только просил отпустить». Выйдя на свободу, он оставался под превентивным надзором. Несмотря на это, активист продолжал политическую деятельность. За нарушение условий надзора Василия осудили на полгода.

Летом 2013-го Парфенков опять нарушает превентивный надзор, но в этот раз его отправляют в лечебно-трудовой профилакторий. ЛТП действуют в Беларуси с советских времен и входят в структуру Департамента исполнения наказаний МВД: обычно туда направляют по решению суда людей с алкогольной зависимостью, склонных к правонарушениям. По сути, это своеобразный принудительно-трудовой лагерь. Если раньше правозащитники признавали преследование активиста политически мотивированным, то в случае с ЛТП этого не произошло – о проблемах с алкоголем у Парфенкова упоминали его знакомые.

Каждый раз после очередной отсидки Парфенков возвращался к участию в акциях протеста, что неизбежно влекло за собой новую посадку за нарушение превентивного надзора. Последний раз, в конце 2013-го, он получил год колонии строгого режима. На целенаправленный прессинг администрации колонии за его политические взгляды наслоился вспыльчивый характер Парфенкова – в итоге его почти все время продержали в штрафном изоляторе. В декабре 2014-го истек срок наказания. Первое, что сказал журналистам, оказавшись на свободе: «Я вышел из тюрьмы в тюрьму». Действительно, жизнь в Беларуси не сулила никаких перспектив. Все складывалось плохо: конфликты в семье, отсутствие постоянной работы, и, как можно догадаться, вытекающая из этого общая неудовлетворенность. В феврале стало известно: Парфенков воюет на Донбассе в составе батальона ОУН. «Кто-то называет эту войну АТО – антитеррористической операцией, но на самом деле идет освободительная война против захватчиков. Поэтому я решил помочь своим украинским друзьям. У меня здесь много побратимов еще с первого Майдана, с “оранжевой революции”. Два из них уже погибли в Иловайском “котле”. Вот решил поучаствовать, помочь, чем смогу», – рассказывал Парфенков журналисту «Радио Свобода». Через полгода, в сентябре 2015-го, в заголовках беларуских СМИ появилась новость: Парфенков ранен в бою под Песками. Бойцы выдвинулись на перехват вражеской ДРГ и были обстреляны из АГС (станкового гранатомета). Пятерых раненых доставили в госпиталь Днепра. Парфенкова ранило в ногу и бедро, но артерию не задело, поэтому, в отличие от сослуживцев, его поместили не в реанимацию, а в обычную палату. Вскоре Парфенкова перевели в Одесский военный госпиталь.

Узнав о ранении Парфенкова, вечером 18 сентября я отправилась в Одессу. Это было мое первое столкновение с «донбасской» темой. Мы скооперировались с активисткой Ольгой Николайчик – она как раз собиралась навестить Парфенкова. По дороге заехали в Киев, где жили подруги Николайчик – украинские волонтерки.

Вагон метро с грохотом пересекает огромный мост над Днепром, и мы въезжаем в спальный район Левобережья, испещренный советскими панельками. Яркий месяц в темно-синем небе, лай собак, матерная ругань у местного «Сильпо», который горит островком в непривычно душной для конца сентября ночи. В одной из серых многоэтажек живет волонтер Татьяна Давыденко – с первых дней войны она с соратницами на собранные с миру по нитке деньги покупает для добровольцев медикаменты, продукты, одежду, предметы первой необходимости вроде салфеток и зубных щеток и кое-какие элементы снаряжения. Ее собственная небольшая «двушка» больше напоминает штаб благотворительной организации – одна из комнат полностью завалена мешками с вещами для солдат. Каждые пару недель волонтерки группы «Ми для війська» отвозят посылки в АТО. Таких, как Татьяна, около 13 % населения Украины, приводили цифры социологи в 2015 году. На тесной кухне на столе, среди пакетиков с кровоостанавливающей сывороткой, лежат контейнеры с горячими домашними пирожками, которые волонтерки испекли для раненого беларуса. Нагруженные гостинцами, спешим на ночной поезд до Одессы.

Все последние дни в Одессе за Парфенковым присматривает местная волонтерка Людмила Чебан. Немолодая, но яркая и энергичная, с типичным одесским юмором, Людмила встречает нас у ворот военного госпиталя. Бойцы по-свойски обращаются к ней по позывному – «Глория», перед этим добавляя уважительное «пани». Раньше Людмила была далека от политики – она профессиональная спортсменка, тренер по гребле на каноэ. Ее сын – Юрий Чебан – дважды брал олимпийское золото в этом виде спорта. После событий 2 мая в Одессе, когда в результате столкновений между проукраински настроенными жителями города и антимайдановцами погибли 48 человек, Людмила не смогла оставаться в стороне и начала активно помогать добровольцам. С того дня она взяла себе позывной «Глория», что означает «слава» – слава Украине. «Если бы мы тогда не защитили Одессу, у нас было бы то же самое, что на Донбассе. А теперь – нет, они уже не пройдут», – говорила женщина в интервью РС.

По узким ступенькам поднимаемся на второй этаж военного госпиталя, в отделение хирургии и травматологии. В воздухе пахнет йодом и лекарствами, но примешивается незнакомый мне раньше запах – сладковатый, затхлый и жуткий. Так пахнет обожженная, разорванная и заново сшитая плоть. У окна совсем молодой парень с ампутированной ногой, придерживаясь за стенку, кричит в телефон: «Если ты это сделаешь – ты мне больше не друг, понимаешь?!» Бойцы постарше полушепотом переговариваются на лавочке в углу, глядя на парня. Ольга и Людмила заходят в палату, а я, замешкавшись на секунду, вдруг вижу, как из противоположного конца коридора приближается мужская фигура в каких-то лохмотьях: замотанная грязным бинтом голова, тельняшка в желтых разводах пота. Там, где была нога, свисает пустая штанина цвета хаки. Мерно стуча костылями, солдат лет сорока, с уставшим лицом и свалявшейся бородой, останавливается прямо напротив меня и не мигая смотрит в глаза. Затем молча достает из кармана серебристый простой карандаш и также молча протягивает его мне. Беру карандаш и хочу заговорить с ним, но мужчина как-то стремительно подхватывает костыль и исчезает за дверью больничного блока. С тех пор простой карандаш – подарок неизвестного добровольца – всегда со мной в журналистских командировках.

В палате от суеты Ольги и пани Глории становится весело: женщины, шурша пакетами, раскладывают на тумбочке у койки пирожки, фрукты, вареную курицу, наливают сок-мультифрукт в пластиковый стаканчик. Василий лежит на боку, из груди торчат катетеры от капельниц, на лбу – ссадина, но он улыбается и даже пытается шутить. Несколько дней назад бойцов навещали здесь школьники: дети написали письма с пожеланиями здоровья, нарисовали картинки. На одном из этих рисунков – аист, радуга и надпись угловатым детским почерком – «Мы за мир!». Парфенков поглядывает на него иронически: «Ну да, конечно, за мир… За мир без москалей!»

Кроме катетеров-трубочек, на груди у Парфенкова – жетон с красно-черной эмблемой ОУН и его позывным – «Сябра». «В тот день, 13 сентября, мы с двумя бойцами пошли в разведку под Песками, сепары начали стрелять по нам из АГСов, одного побратима сильно ранило, мы хотели уходить, потащили его назад и сами подорвались на растяжке. Там трава по пояс, ее почти невозможно заметить, да и времени смотреть под ноги не было – тащили Шульца», – рассказывает мне Парфенков. Тот самый спасенный боец – 19-летний Игорь Шульц родом из Львова – лежит в соседней палате. Парень из обеспеченной семьи поступил на политологию в университет в Польше, но с началом войны на Донбассе все бросил и, вопреки воле родителей, вступил в ОУН и отправился на фронт. «Я видел своих ровесников и не понимал, как можно развлекаться, ходить по клубам, когда в родной стране идет война. Эти вечеринки вдруг стали казаться мне очень глупыми, – говорил Шульц, которого я нашла в соседней палате. – Василий Парфенков, Сябар – человек, которому я всю жизнь буду говорить спасибо за то, что остался жив в тот день. Я надеюсь держать с ним связь всю жизнь. Таких людей очень не хватает на войне, которые хладнокровно принимают решения и не бросают братьев в беде». Шульц получил тяжелейшую травму ноги, в нее пришлось вставить два металлических штыря. Тогда врачи прогнозировали инвалидность, но Игорь поправился, вернулся к учебе и спустя два года уже преподавал историю во львовской школе.

Впрочем, со словами Шульца насчет «хладнокровия» Парфенкова многие не согласятся. Главные решения Василий, скорее, принимал спонтанно и действовал с горячечным энтузиазмом. «Выйдя из тюрьмы в декабре 2014 года, я твердо решил поехать в АТО. В Киеве встретился с Вячеславом Сивчиком (активист оппозиции с 90-х годов, после Плошчы-2010 несколько лет жил в эмиграции в Украине. – К. А.). Он многих знал и свел меня с командиром ОУН Николаем Коханивским, через него я попал в батальон, в Пески», – вспоминал Парфенков. К моменту ранения он уже провоевал почти девять месяцев. По словам добровольца, с обыском в минскую квартиру его родителей КГБ заявился, как только СМИ сообщили о ранении. Тогда, в 2015-м, в госпитале Парфенков говорил в интервью: на родине на него однозначно заведено уголовное дело и вернуться, пока Лукашенко у власти, не получится. «Но хорошо, что у меня и других воюющих беларусов теперь есть возможность получить украинское гражданство – будет не так страшно, не смогут депортировать». Но все оказалось сложнее. Когда мы созвонились в апреле 2019 года, Парфенков жил в Киеве с просроченным беларуским паспортом[70]70
  В ноябре 2015 года и пресс-служба ОУН, и Коханивский сообщали, что Парфенков получил украинское гражданство, но сам он эти сведения опроверг и назвал фейком.


[Закрыть], бесконечно получая отказы в предоставлении вида на жительство и едва находя деньги на пропитание маленькой дочери. Однако в его случае была веская причина, почему все сложилось именно так.

На Донбассе Парфенков провел около полутора лет: по его словам, окончательно покинул фронт летом 2016-го. Свою предыдущую семью и маленького сына (он родился, когда тот сидел в колонии) Василий оставил в Беларуси. В Украине он встретил свою будущую супругу, военного медика Яну. Вскоре у пары родилась дочь. Поскольку официальную работу из-за отсутствия документов Парфенков найти не мог, появилось свободное время. В Киеве беларус начал участвовать в скандальных политических акциях. Инициировали их бывшие бойцы добробата, активисты движения ОУН.

В первой половине 2015 года власти начали оказывать давление на Добровольческий батальон ОУН с целью добиться его перехода в подчинение Минобороны. В мае часть бойцов все же вступила в 81-ю десантно-штурмовую бригаду ВСУ, где из них сформировали роту батальонной тактической разведгруппы. Тем временем бывший комбат Коханивский с единомышленниками создал «Добровольчий Рух ОУН» с радикальной повесткой: среди требований звучало «установление временной национальной диктатуры», третий Майдан как «единственный выход для Нации» и создание революционного трибунала для «предателей». К своей цели Рух планировал прийти прежде всего с помощью акций протеста. Самой громкой из них стал погром киевских филиалов российских банков. ОУНовцы разбили витрины в офисе «Сбербанка России», разгромили отделение «Альфа-Банка» на Крещатике, а еще забросали камнями офис компании олигарха Рината Ахметова. 20 февраля 2016-го в интернете появилось видео, на котором в офис «Альфа-Банка» врываются мужчины в камуфляжной форме, бьют стекла, переворачивают столы и стулья. В кадр попал не только Парфенков (он зачем-то разбил горшок с цветком), но и еще один беларуский доброволец, экс-политзаключенный Эдуард Лобов. Полиция задержала погромщиков и завела уголовное дело по части 2 статьи 296 УК Украины – «Хулиганство, совершенное группой лиц». Остальных подозреваемых отпустили под подписку о невыезде в тот же день, но Парфенков остался в изоляторе[71]71
  О задержании Лобова не сообщалось.


[Закрыть]. Ему грозило до четырех лет лишения свободы.

Объясняя причину своих действий, Коханивский говорил журналистам: «Таким образом мы объявили протест учреждениям, которые зарабатывают на крови украинцев. Получается, мы воюем с Россией, а Россия тут у нас зарабатывает деньги. Это недопустимо». По словам Коханивского, Парфенков, громя банки, «выполнял приказ комбата», то есть его. Лидер ОУН заявлял о якобы политической мотивации дела против Василия и призывал государство «остановить террор» в отношении добровольца, в противном случае обещал поджечь российские банки в Киеве. Такие радикальные методы не вызвали одобрения даже у бывших соратников. Кроме того, кадры погрома показали все российские каналы, что позволило оппонентам обвинить ОУНовцев в создании негативного образа добровольческого движения. 24 февраля суд избирает Парфенкову меру пресечения в виде круглосуточного домашнего ареста на два месяца. По истечении этого срока он не сворачивает бурную деятельность – скорее, наоборот. 9 мая 2017 года ОУН планирует предотвратить акцию «Бессмертный полк» в Киеве, приуроченную ко Дню Победы[72]72
  Акция «Бессмертный полк» не была запрещена властями.


[Закрыть]. Когда колонна демонстрантов приблизилась к зданию на улице Лаврской, где находился офис ОУН, в толпу из окна полетели дымовые шашки. Националисты с красно-черными флагами и под звуки песен УПА пытались прорваться навстречу участникам «Бессмертного полка», но попытку блокировала полиция. На этом бы все и закончилось, но из окна офиса ОУН показался гранатомет. Как потом объяснял Коханивский, тубус гранатомета был пустой и стрелять по людям они не собирались, а хотели просто «припугнуть сторонников “русского мира”». Полиция взяла офис штурмом и задержала несколько десятков националистов. В их числе был и Парфенков. В этот раз его оставляют под домашним арестом на четыре месяца и заводят второе дело по статье «Хулиганство».

В октябре 2017 года Коханивского задерживают за потасовку с ветераном «Правого сектора», во время которой лидер ОУН выстрелил из травматического пистолета. В суд над Коханивским врываются его соратники и срывают заседание. Они баррикадируются в суде, и только на третий день здание берет штурмом полиция. Среди тех, кто противостоял силовикам и строил баррикады из мебели, опять был Василий Парфенков. Его задержали и завели очередное дело – за порчу имущества. Когда мы общались с Парфенковым спустя полтора года, ни одно из инкриминируемых ему обвинений до сих пор не было окончательно рассмотрено, процесс растянулся, даты заседаний постоянно переносились. Завершающая стадия разбирательства по погромам банков была назначена на лето 2019-го. К моменту публикации этой книги мы не знаем, какое наказание в итоге получил доброволец и получил ли вообще. Но очевидно то, что по возвращении с фронта он оказался в компании, которая использовала откровенно маргинальные методы политической борьбы. Да, эти люди (тот же Коханивский) – действительно патриоты Украины, убежденные в правильности своих идей и поступков, однако их акции не вызывали симпатий даже среди ветеранов АТО. Конфликт в ОУН начался еще в Песках в 2015-м, когда Коханивский и его соратники отказались подчиняться ВСУ. Борис Гуменюк, командир части батальона, влившейся в регулярную армию, говорил: «Если кто-то хочет иметь карманную армию или армейку и делать на этом политику, у него не все в порядке с головой или он просто враг». В то же время сам Коханивский называл действующую украинскую власть своим «личным врагом». Мы не беремся судить, кто из оппонентов прав. Но абсолютно точно можем сказать: Парфенков осознанно поместил себя в сомнительную с точки зрения закона ситуацию, ища точку опоры в мирной жизни. От десятков соотечественников-добровольцев его отличает умение попадать в бедовые истории. Возможно, без них Василию просто становится скучно. Он признавался, что и с фронта уехал по той же причине – не хватало динамики, драйва. «После очередных Минских договоренностей наступило перемирие, затишье, окопная война – мне там уже нечего было делать…»

Осенью 2015-го Парфенков пробыл в госпитале пару недель, восстановился после ранения и вернулся на передовую еще на несколько месяцев. Тогда, жарким сентябрьским днем, он лежал на больничной койке у открытого окна и читал газету-боевый листок ОУН под названием «Доброволець». На титульном его листе были напечатаны слова Евгения Коновальца, одного из создателей и первого командира ОУН: «Эпоха, в которой живем, безмерно велика. Это одна из тех революционных эпох, которые простираются на целые десятилетия и в которых куется новый мир и новый человек. В великой мировой драме наших дней мы имеем выбор: быть творцами или жертвами истории».