Текст книги "Крылатые семена"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

– Хелло, Уолли! – равнодушно уронила она и, добавив: «Простите!», отвернулась от О'Брайена и продолжала прерванный разговор со стоявшим подле нее молодым человеком.

– Ну хорошо, тогда какой же? – спросил Уолли, досадуя на Дафну и в то же время с интересом ожидая, что будет дальше.

– У меня нет ни одного свободного, – любезно ответила Дафна и, положив руку на плечо Стива, закружилась с ним по залу.

Билл не сомневался, что этот эпизод доставил Дафне огромное удовлетворение. Ее веселый смех долетел до Уолли, но тот, проглотив обиду, только пожал плечами и направился обратно, чтобы занять свой пост подле Пэт и Пэм. Однако и они тоже не обращали на него внимания. Билл, все время следивший за Уолли, увидел, как он опустился на свободный стул и со скучающим видом светского хлыща и циника принялся наблюдать за парами, которые то дергались и извивались, то с каменными лицами торжественно шаркали по паркету или же, прижавшись друг к другу, бешено кружились по залу.

Билл не мог заставить себя присоединиться к свите, толпившейся вокруг Пэт и Пэм. Ведь пришлось бы мило беседовать с О'Брайеном, Доусоном и Линдсеем, а у него не было к этому ни малейшего желания.

Внезапно Билл почувствовал, что от радостного волнения, которое он испытывал, вновь окунувшись в беззаботную атмосферу своих первых мальчишеских увлечений, не осталось и следа. Праздник потерял для него всякий интерес. Ему уже не хотелось танцевать с Пэт. И не верилось, что Пэт и Пэм – это те же девушки, которых он повстречал на Боулдерском шоссе всего несколько дней назад. В нем снова заговорило предубеждение против них. Но овладевшее им ощущение подавленности и неловкости было вызвано не только минутной досадой. Ему стало казаться, что вообще не следовало сюда приходить.

Биллу вспомнилось, как в пору своего первого знакомства с калгурлийским «высшим светом» он наравне с остальными молодыми людьми старался до конца насладиться каждым таким упоительным вечером. В перерывах между танцами он забирался с девушкой в автомобиль кого-нибудь из своих друзей и катался с ней по городу или флиртовал где-нибудь в укромном уголке, а на рассвете, возбужденный и радостный, отправлялся домой, мечтая о новых приключениях в этом мире музыки, ярких огней и красивых женщин, которых, как некое чудо, встречаешь на приисках только на больших балах. Между тем как сейчас, глядя на мелькание танцующих пар, Билл не мог забыть о том, что неотступно владело его душой, – о тех важнейших экономических и политических вопросах современности, с которыми он недавно познакомился; он не мог забыть, какая несправедливость и подлость породили их. Все это веселье казалось ему лживой маской, пышным фасадом, чтобы не так бросались в глаза лишения рабочего люда на приисках и во всем мире. Ему не следовало сюда приходить, думал Билл. Он ни на минуту не должен забывать об ожесточенной классовой борьбе, о страданиях испанского народа, об угрозе фашизма и о предстоящей войне, тучей нависшей над всем миром.

Но какое дело до всего этого преуспевающим богачам, крупным акционерам, владельцам и управляющим рудников, высшим банковским служащим, богатым лавочникам, трактирщикам, их женам и дочерям? Этих людей волнует лишь то, что непосредственно угрожает их сытому, безмятежному существованию. Правда, среди студентов Горного училища есть и такие, которые сами работают на рудниках, – они тоже пришли на бал со своими девушками, но их ничтожное меньшинство, и к тому же – это, как правило, люди, не проявляющие интереса к рабочему движению.

Билл подумал, что, верно, и дельцы рады отдохнуть в этой веселой праздничной обстановке. В такой вечер им нетрудно поддаться иллюзии и вообразить себя в безопасности, поверить, несмотря ни на что, будто «все к лучшему в этом лучшем из миров». А для многих молодых людей этот вечер был осуществлением их грез, наградой за унылые, тоскливо-однообразные будни. К такой молодежи принадлежит и Дафна. Она любит приодеться, потанцевать и пококетничать. И нельзя винить ее за это: ведь она все дни проводит в грязном трактире за мытьем посуды или бегает по залу, выполняя заказы полупьяных посетителей. Биллу, так же как и Дику, крайне не нравилось, что ей приходится заниматься этим. Нельзя забывать, что Дафна – «из Фитц-Моррис Гаугов», заметил как-то Дик, к великому изумлению Эйли и Тома. Дафна посмеялась тогда, но работу не оставила. Возможно, она несколько своевольна и легкомысленна, но Билл знал, что она унаследовала частицу бабушкиной гордости и ее независимый характер.

Это Дик выведал у Салли, из какой семьи происходил их дедушка. Том и Эйли нисколько не интересовались этим высоким родством, Дику же доставляло удовлетворение сознавать, что его отец – не простой горняк. И теперь – после пресловутого замечания Дика об их «высоком» происхождении – Билл с Дафной частенько подтрунивали друг над другом: «Не забывай, что ты Фитц-Моррис Гауг!» – говорили они.

Дик, во всяком случае, не забывал об этом. Последнее время он иначе и не называл себя, как мистер Ричард Фитц-Моррис Гауг. Билл догадывался, что это делалось с расчетом произвести впечатление на отца Миртл. Вот и сейчас Билл то и дело видел в толпе Дика – и неизменно возле именитых семейств города; он то предупредительно и подобострастно расшаркивался перед расфранченными отцветшими матронами и их напыщенными толстобрюхими мужьями, то, подав руку грузной, необычайно важной Миртл, облаченной в платье из голубого блестящего шелка, осторожно вел ее, лавируя среди танцующих, к свободному стулу. В зале негде было повернуться; после частых возлияний в автомобилях, длинной шеренгой выстроившихся у входа в ратушу, кое-кто из мужчин начинал уже затевать ссоры. Весь вечер то одна пара, то другая выпархивала из зала, направляясь к машинам, и, прокатившись немного и полюбезничав в прохладной тьме, возвращалась обратно. Мужчины раскраснелись, у многих под глазами появились мешки. Танцоры то и дело вытирали кативший с них градом пот; от них так и несло перегаром. Вечер выдался на редкость жаркий, хотя лето еще только начиналось. Билл и сам не отказался бы выпить кружку пива и глотнуть свежего воздуха.

Он с удовольствием ушел бы отсюда – он чувствовал, что перерос эти развлечения и утратил способность наслаждаться ими. Но ему не хотелось портить удовольствие Дафне. Она готова танцевать, смеяться и весело болтать до самого утра. А ведь пока она здесь, не уйдет и Стив Миллер. Надо попросить Стива проводить ее домой. Хороший парень этот Стив, он всегда был неравнодушен к Дафне; такая просьба ничуть не обременит его, наоборот, он почтет это за счастье и за величайшую честь для себя.

– Ладно, Билл, валяй, – широко улыбнулся Стив, когда Билл сказал ему, что хочет уйти. – Я останусь с Дафной. Уж я позабочусь о том, чтобы она благополучно добралась до дому.

Билл пробирался к выходу, когда Пэт и Пэм помахали ему, прося обождать. Он заметил, как Уолли О'Брайен с удивленным видом вытянул шею и бросил быстрый взгляд сначала на Пэт, а потом на него. А когда Пэт направилась к нему через зал, Уолли даже подался вперед и с еле заметной иронической усмешкой на красивом слащавом лице проводил ее глазами.

– Вот уж Мы никак не ожидали, что вы будете здесь сегодня, – сказала Пэт.

– Я здесь с Дафной, моей двоюродной сестренкой, – сказал Билл.

Проследив за его взглядом, Пэт увидела Дафну среди танцующих.

– Какая хорошенькая! – вырвалось у нее. – Мы ее уже видели однажды – это было на первом нашем балу в Калгурли. Пэм ужасно хотелось написать ее портрет. У нее в волосах были цветы, и сама она была как цветок. А сегодня она совсем другая. Не такая юная и…

– Наивная.

– М-м-м… – Пэт улыбнулась: как он быстро понял, что она хотела, но не решалась сказать. – Мы с Пэт были бы счастливы познакомиться с ней. Вы не представите нас, Билл?

– Нет уж, увольте! – ухмыльнулся Билл. – Видите ли, Дафна немного сердится на вас за то, что вы тогда отбили у нее поклонника.

– Не может быть! – Пэт широко раскрыла глаза от удивления. – Кого же это?

– О'Брайена.

– Да мы бы рады от него избавиться, но никак не можем, – запротестовала Пэт. – Надо отдать ему справедливость, с тех пор, как мы познакомились с ним в тот вечер, он оказал нам немало услуг: нашел помещение под студию, всюду водил нас, все показывал. Но это скучнейший субъект из породы самовлюбленных идиотов, которые считают себя неудавшимися гениями, а на самом деле такая обуза для всех. Не может быть, чтобы ваша кузина горевала о подобной потере.

– Зато сегодня она ему натянула нос.

Пэт неуверенно рассмеялась.

– А вы хотели то же самое проделать с нами, Билл? Взять и уйти?

– Я при всем желании не мог бы заставить себя быть любезным с молодыми людьми, которые вас окружают, – неуклюже оправдывался Билл.

– Я так и думала, – сказала Пэт. – А мы очень нуждаемся сегодня в поддержке и утешении, Билл.

– Что-нибудь случилось?

Пэт положила ему руку на плечо.

– Давайте потанцуем, – сказала она. – Мне кажется, это немного сблизит нас, и я лучше смогу вам все рассказать.

– Боюсь, вам не доставит удовольствия танцевать со мной, – возразил Билл.

– О, Билл, – горячо взмолилась Пэт, – не надо быть таким сухим и официальным! Мы думали, что вы будете нам как брат. Мы так нуждаемся в ком-нибудь, с кем можно было бы поговорить по душам.

Они начали танцевать, и в том, как Пэт положила руку ему на плечо, Билл почувствовал усталость и душевное изнеможение. Она молчала. Поникшая и печальная, она безвольно повисла на его руке, и Билл бережно и нежно поддерживал ее, – это был сон, сбывшаяся для обоих мечта. Невидимые нити протянулись между ними – от легкого прикосновения ее пальчиков к его плечу, от этой ее податливости, когда он крепко обнял ее за талию, от слаженного, ритмичного движения их ног. Танец с Пэт не явился для Билла, как он ожидал, источником острого наслаждения. Но он как-то сроднил их, помог им почувствовать друг к другу доверие; теперь между ними уже не могло возникнуть и тени подозрения или обиды.

– Спасибо, Билл, – сказала Пэт, когда музыка смолкла; она откинула головку и постаралась снова придать своему лицу оживленное выражение. – Теперь мне с вами будет как-то проще.

Голос ее дрогнул, и она отвернулась, стараясь скрыть набежавшие слезы.

– Нам с Пэм не следовало сегодня приезжать сюда, но мы обещали исполнить этот танец. Мы получили дурные вести. Джек убит, а Шон серьезно ранен.

Билл взял ее под руку – она едва держалась на ногах. В глазах ее стояли слезы. Они прошли через зал и вышли на улицу.

– Какой ужас! – пробормотал он.

– Бедняжка Пэм, – прерывающимся голосом сказала Пэт, – она себя не помнит от беспокойства. Хочет ехать в Англию, а оттуда в Испанию искать Шона. Пэдди, конечно, ни за что не согласится на это. Да и Шона может там не оказаться, когда мы приедем. Что же нам делать?

Билл растерянно молчал.

– Пожалуйста, Билл, разыщите Пэм, – попросила Пэт. – Мне не следовало оставлять ее одну. Но нам не с кем поговорить, кроме вас. Тут поблизости стоит наша машина. Я посижу в ней, пока вы не вернетесь.

Как только Билл вошел в зал, Пэм тотчас вскочила с места. Она быстро подошла к нему, лицо ее подергивала судорога.

– Где Пэт? – взволнованно спросила она. – Я не могу здесь больше оставаться, я не выдержу. Ох, Билл, Пэт рассказала вам? Мне кажется, я с ума сойду.

Билл взял ее под руку; мужчины, толпившиеся в дверях, расступились, давая им дорогу. Очутившись на улице, Пэм тихо заплакала. Пэт подрулила к ним и остановила машину.

– Родная моя, разве тебе можно было ехать сегодня на вечер! – воскликнула она. – Я так и думала, что этим кончится. Садись сзади с Биллом и расскажи ему все.

Билл помог Пэм залезть в машину. Когда они сели, она склонила голову ему на плечо и горько разрыдалась.

Он утешал ее, забыв в эту минуту, что они едва знакомы. Немного успокоившись, она рассказала ему о телеграмме, которую они получили от Яна Фостера. В ней было всего несколько слов: «Джек убит в бою точка Шон серьезно ранен». Они телеграфировали Яну, чтобы он сообщил им подробности. Где сейчас Шон? Когда это произошло? Разрешат ли им приехать к Шону, если он еще в Испании? Они перевели Яну денег на ответные телеграммы – «ведь у него никогда нет ни пенни» – и просили перевести часть этих денег Шону, на всякий случай.

– Вы сделали все, что могли, – попытался ее успокоить Билл. – Не надо падать духом, Пэм.

– Это так ужасно – ждать, ничего не зная, – всхлипнула Пэм. – И все же это лучше, чем думать, что он умер. Ах, Шон, Шон! И зачем я только отпустила тебя! Почему не уехала вместе с тобой? Если бы можно было отправиться к нему сейчас!

– Быть может, лучше подождать известий, – сказал Билл.

– Вот и мне так кажется, – благодарно отозвалась Пэт.

– Ведь это такое дальнее путешествие, – заметил Билл. – И, скорей всего, вы еще и до Англии не доедете, а худшее будет уже позади.

– Будем надеяться, – неуверенно согласилась Пэм.

– Возможно, Шон приедет к вам, когда немного оправится, – отважился предположить Билл. – Во всяком случае, на фронт он уже не вернется, а длительный переезд по морю может оказаться очень полезным для человека, поправляющегося после ранения.

– Ох, Билл, – вздохнула Пэм, – если бы он мог сюда приехать!

– И приедет, вот увидишь, – заявила Пэт.

Она медленно вела машину по тихим улицам, пока они не очутились перед гостиницей.

– Не останавливай машину, – взмолилась Пэм. – Мне не хочется домой. Билл, вы не могли бы побыть с нами еще немножко?

– Конечно, могу, – сказал Билл.

Пэт снова включила мотор, и машина понеслась по Боулдерскому шоссе; выехав за город, она свернула на проселочную дорогу. И там, под деревьями, среди тишины и покоя лунной ночи, они сидели и говорили о Шоне и Джеке Стивенсе и о героической борьбе, в которой те приняли участие.

На луну то и дело набегали тучки, затеняя серебристый свет, пробивавшийся сквозь редкую листву призрачно-серых деревьев. Потянуло холодком. Билл взглянул на ручные часы. Было два часа ночи.

– Мы довезем вас до дому, Билл, – сказала Пэт. – Стало как-то легче на душе после того, как мы поговорили. Спасибо, что поехали с нами.

Пэм нервно вздрогнула. Машина медленно покатила меж сумрачных деревьев; впереди свет фар выхватывал из темноты лишь небольшой клочок дороги, зажатой с обеих сторон непроходимой чащей кустарника.

– Шон говорил, бывало, что если наступит день, когда мы потерпим поражение в Испании, это будет черный день для всего мира, – еле слышно сказала она. – Мне кажется, Билл, этот день приближается. Словно какой-то рок навис над нами.

Глава VII

– Когда идешь с девушкой на бал, разве не полагается проводить ее домой? – раздраженно спросила на следующий вечер Дафна, заканчивая обед.

Она пришла поздно, и Эйли уже несколько раз подогревала еду в ожидании дочери. Дик куда-то ушел, младшие дети готовили уроки. У Тома в этот день шла кровь горлом, он лежал на веранде, и Эйли не позволяла ему даже спустить ноги с постели. Она была очень встревожена и, подав дочери обед, сразу же ушла к Тому. Билл, помогавший Эйли мыть посуду, остался поговорить с Дафной. Она скинула туфли; она так устала, что, по словам Эйли, была похожа на выжатый лимон, да и как может быть иначе, если танцевать до зари, а потом целый день работать?

– Брось, Дэф, не надо, – добродушно сказал Билл. – Просто мне надоела эта канитель; к тому же я знал, что ты не будешь возражать, если тебя проводит Стив.

– В самом деле? – вспыхнула Дафна. – А знаешь, в какое положение ты меня поставил? Уолли решил было «помириться» и проводить меня домой. Они со Стивом чуть не подрались. Я заявила, что не пойду ни с тем, ни с другим, а пойду с тобой. И когда Уолли сказал, что ты уехал с дочками Пэдди Кевана, я готова была задушить его, как вдруг увидела, что он взбешен этим не меньше, чем я. Тогда я рассмеялась и сказала: «Вот обида! Ай да Билл! Надо же – так обскакать вас». И отправилась домой со Стивом.

– Мне очень жаль, Дэф, – мягко сказал Билл, – но у Пэт и Пэм большое горе – они получили печальные вести. Мне хотелось как-нибудь утешить их.

– Ха!

Дафна знала, что Билл терпеть не может этой развязной, чисто американской манеры, которая проникла в речь жителей приисков из кинофильмов.

– Ну, ладно, – с досадой продолжала она, – если хочешь валять дурака перед этими финтифлюшками – твое дело. Но представь себе мое положение! Ведь мне пришлось в сотый раз объяснять Стиву, что я не хочу выходить за него замуж… и что… что…

Казалось, она расплачется.

– Я думал, что ты неплохо относишься к Стиву, – виновато сказал Билл.

– Неплохо отношусь? Ну да, Стив мне симпатичен. Он славный малый. Но неужели ты не понимаешь, что я кокетничаю с ним, только чтобы отомстить Уолли?

– Фу ты, черт, я понятия не имел, дорогая, что это так серьезно. – Билл удивленно посмотрел на нее.

– Это серьезно, Билл… гораздо серьезнее… Ах, если б ты только знал, как это серьезно! – И сунув ноги в туфли, Дафна выбежала из кухни.

Билл бросился за ней, но она проскользнула к себе в комнату и закрыла дверь. Он постучал.

– Уходи! – крикнула Дафна. – Я устала. Я не хочу больше разговаривать на эту тему.

Билл открыл дверь, вошел в комнату и присел к Дафне на постель. Она лежала одетая, уткнувшись в подушку, и при его появлении отвернулась к стене.

– Это ни к чему, Билл, – раздраженно сказала Дафна. – Я не хочу с тобой говорить. Я злюсь, должно быть, потому, что ты ушел с этими девицами. Меня так радовало, что ты поехал со мной на бал. И когда я очутилась между двух огней – с одной стороны Уолли, с другой Стив, – у меня было такое ощущение, словно ты бросил меня в беде.

– Понимаю, дорогая! Это выглядит не очень красиво, – виновато признался Билл. – Надо было предупредить тебя, что я хочу сбежать. Я никогда не бросил бы тебя в беде, ты же знаешь. Просто я уже собирался уходить, когда Пэт…

– Ну, ладно. – Дафна стиснула его руку. – Я посплю немножко, Билл, и все пройдет. Но мне обидно, что эти особы завладели тобой, как и Уолли.

– Ты уверена, что только это тебя огорчает?

– Конечно! – Взгляд у Дафны был такой невинный, такой безмятежный, что все страхи Билла мигом рассеялись.

– Я, право, устала, как собака, – сказала Дафна с нетерпением. – Спокойной ночи, Билл, спокойной ночи, мой хороший.

Она поцеловала его, и Билл ушел.

Но на следующий день Дафна выглядела такой же утомленной и измученной, как и накануне. Вернувшись домой с работы, она наспех приняла душ, проглотила обед и, невзирая на возражения Эйли, отправилась в кино с каким-то молодым человеком, с которым познакомилась на балу.

– Прямо не знаю, что и делать с Дэф, – волновалась Эйли. – Она себя в гроб вгонит. Ну разве можно работать целый день, а потом еще идти куда-то? Ведь она редкий вечер сидит дома. Хорошо еще, что она решила взять отпуск и съездить в Перт на несколько дней.

– Вот как? – удивился Билл. Дафна ни словом не обмолвилась ему об этой поездке.

– Одна девушка, которая работала официанткой у О'Брайена, выходит замуж, и Дэф пригласили на свадьбу, – пояснила Эйли, разглаживая белые полотняные рукавчики и воротничок от черного платья, которое Дафна надевала на работу. – Ей полезно на время уехать с приисков. Я была бы рада, если б она по-настоящему отдохнула; съездила бы в Ворринап, погостила с месяц у Дэна и Чарли или даже приискала себе место на побережье.

– А где она остановится в Перте? – спросил Билл.

– У Шерли, – сказала Эйли. – У девушки, которая выходит замуж.

– Нужно будет поговорить с Дафной. – Билл закурил сигарету и задумчиво пустил дым в потолок. – У меня есть там друзья, почему бы им не навестить ее, не сходить с ней в кино или в мюзик-холл.

– Спасибо, Билл, – сказала Эйли. – Надо только, чтоб она не беспокоилась по поводу работы. Невелика беда, если ей откажут у О'Брайена из-за того, что она отсутствовала несколько дней. Мы с Томом будем только рады, если она поедет к подруге или просто посидит дома и отдохнет.

Однако Дафна, узнав о проекте Билла написать своим друзьям в Перт, чтобы они навестили ее и постарались развлечь, не выразила никакого восторга.

– Я пробуду там дня два-три, не больше, – решительно заявила она. – И мы с Шерли будем все время в бегах.

– Когда же ее свадьба?

– В понедельник. На следующий же день я сяду в поезд и уеду.

– А где она живет?

– Это не ваше дело, Билл Гауг! – отрезала Дафна. – И вообще оставьте меня в покое!

– Ну что ты огрызаешься? – миролюбиво заметил Билл. Тем не менее он был встревожен: Дафне явно не хотелось говорить с ним о своей поездке. Впрочем, в эту минуту его куда больше беспокоил Том. Да и не только его, но и Эйли.

– Он никогда еще не был так слаб, – с тревогой сказала она Биллу, оставшись с ним вдвоем. – И в мокроте все время кровь.

– Может, не стоит отпускать Дэф, как, по-твоему? – спросил Билл.

Лицо у Эйли стало совсем испуганным.

– Но ведь Дафна уедет только на субботу и воскресенье, – возразила она. – Я не могу себе представить, чтобы Том… что ему может стать много хуже до ее возвращения. Очень уж не хочется портить ей отдых.

– И не надо, – поддержал ее Билл.

Впоследствии его самого удивляло, почему он так беспечно отнесся к поездке Дафны в Перт. Но ему и в голову не приходило заподозрить ее во лжи или усмотреть что-то необычное в поездке на свадьбу к девушке, которая служила раньше официанткой у О'Брайнена. Билл считал Дафну прямой и непосредственной натурой, неспособной что-либо скрывать или таить в себе.

Это было ее первое самостоятельное путешествие, и уезжала она в крайнем возбуждении, взяв с собой только небольшой чемоданчик да пакет с вечерним платьем, завернутым в шелковистую папиросную бумагу. «Не к чему возиться с багажом, когда едешь всего на два-три дня», – заявила она. Тому стало как будто лучше, и Эйли пошла проводить Дафну на вокзал.

– Дафна так поцеловала меня на прощанье, точно уезжает на несколько месяцев, – рассказывала потом Эйли Биллу. – Должно быть, беспокоится за отца. Ты ведь знаешь, какие они друзья.

– Все будет в порядке, – утешал ее Билл, хотя и сам был немало встревожен тем, что Дафна взяла вдруг и уехала, когда Том так болен.

На всякий случай Билл заглянул к О'Брайену и увидел Уолли на обычном месте, за стойкой. Это рассеяло пробудившееся было в нем подозрение, не поехал ли Уолли тоже к морю – на субботу и воскресенье.

На следующий день пришла телеграмма от Дафны, она сообщала, что доехала благополучно, и Билл подумал, что его дурные предчувствия, пожалуй, ни на чем не основаны.

В субботу состояние Тома резко ухудшилось. Эйли всю ночь провела у его постели. Наутро доктор предупредил ее, что Том не протянет более двух суток.

Всю эту неделю Эйли, снедаемая тревогой, день и ночь не отходила от постели мужа. Она уже давно знала, что Том обречен, но сейчас, услышав, что спасения нет, не выдержала и горько зарыдала. У Билла сердце разрывалось, глядя на нее. Он обнял ее и прижал к груди.

– Ох, Билл, – говорила сквозь рыдания Эйли, – я этого не вынесу. Том, родной мой! Сколько он выстрадал за эти годы, и как тяжело было смотреть на его муки, зная, что ты ничем не в силах ему помочь. И сейчас он так ужасно ослаб, так страдает – это жестоко! Не лучше ли было отправить его в санаторий? Он ведь хотел уехать, чтобы не быть нам в тягость. Как будто что-нибудь может быть мне в тягость, если это для него! Хорошо хоть, что он здесь, с нами, и мы можем что-то сделать, как-то облегчить его муки. Он спрашивал про Дафну. Как бы я хотела, чтоб она была дома.

– Ну, не надо, не надо так, – ласково уговаривал ее Билл, не находя слов для утешения. – Я пошлю ей телеграмму.

– Что ж это я плачу, – опомнилась вдруг Эйли, с трудом взяв себя в руки. – Том расстроится, если увидит, что я плакала.

Билл заставил ее пойти к себе и лечь.

– Я посижу эту ночь с Томом, – сказал он. – Тебе надо поспать, Эйли.

– Молодчина, – еле слышно прошептал Том, когда Билл опустился на стул у его постели. Он догадался, что это Билл заставил Эйли немного отдохнуть.

Тому было трудно много говорить: при малейшем усилии дыхание со свистом вырывалось у него из груди, но глаза его красноречиво поведали Биллу то, что было у него на душе. И, взяв больного за руку, Билл ответил на его немую просьбу:

– Все будет хорошо, Том. Я позабочусь об Эйли, и о малышах, и о нашем деле. Твоя жизнь была неустанной борьбой, товарищ и друг! Ты показал мне, как надо жить. И я не пожалею сил, чтобы стать таким, как ты, Ты это знаешь, правда?

В блестящем, уже неподвижном взгляде Тома затеплился слабый огонек сознания – частица той силы, которая направляла его в жизни.

– Лучше… – прошептал он. – Ты сделаешь больше и лучше, чем я, сынок.

– Не напрягайся. Том. Я знаю, что ты хочешь сказать. Можешь мне не говорить этого. Постарайся успокоиться и лежать смирно, Дафна скоро вернется.

Словно повинуясь Биллу, Том отпустил его руку и закрыл глаза.

– Дафна… дождаться бы… увидеть ее…

– Дафна! Бедная маленькая Дафна, – невнятно пробормотал он минуту спустя. – Она… попала в беду… в большую беду… Дафна! Дафна! – уже совсем тихо позвал он, и протяжный стон замер на его губах.

«Он, кажется, бредит», – подумал Билл. Том весь день был в беспамятстве, да и теперь мысли его блуждали. Кто знает, какой тяжкий кошмар исторг этот крик из его груди.

– Успокойся, я позабочусь о Дафне, – шепотом сказал Билл, чтобы не разбудить Тома; однако его встревожили слова умирающего, это смутное предчувствие, что с Дафной что-то стряслось.

Ночь прошла спокойно. Сидя у постели Тома и следя при слабом свете настольной лампы за выражением его исхудавшего до неузнаваемости лица, прислушиваясь к его тяжелому дыханию, Билл проклинал рудники и их хозяев – что они сделали с таким человеком, как Том Гауг! Какая чистая, благородная душа, думал Билл. Кого еще сможет он так любить и кем так восхищаться?

Заря еще только занималась, когда Эйли пришла сменить Билла, и он отправился соснуть часок-другой, прежде чем идти на работу.

Он хотел было послать Дафне телеграмму, чтобы она непременно выехала завтрашним экспрессом, хотя ее и так ждали в этот день домой. Но Дафна уезжала в такой спешке, а Эйли так волновалась из-за Тома, что позабыла взять у дочери адрес ее подруги. Как ни взволновало Билла это обстоятельство, у него хватило духа не дать Эйли почувствовать свою тревогу.

Мысль, что Том умирает, не оставляла Билла ни на минуту, причиняя невыразимые страдания и боль. Ведь Том для него больше, чем отец. Это он, тихий широкоплечий Том, научил юношу стойко и мужественно переносить любые испытания. Когда Билл, еще мальчишкой, узнал, что мать его бросила, а отец умер, он стал дичиться всех. Но Том крепко забрал его в руки: терпеливо и умело залечивал он раны, нанесенные сердцу мальчика, разрешал все его недоумения, пробуждал в нем пытливость и интерес рассказами о происхождении земли и звезд, о народах, населяющих другие страны, о замечательных научных открытиях, о вековой борьбе человечества против угнетения и несправедливости. И когда Билл начал понимать, что такое мир и какое место он в нем занимает, все его горести и тайные муки бесследно исчезли.

Научив мальчика критически мыслить, с уважением относиться к знанию и в любом вопросе основывать свое суждение на фактах. Том помог ему заложить фундамент для всей дальнейшей жизни. И Билл всегда мог рассчитывать на его любовь и понимание.

Билл плохо спал в эту ночь – мысли о страданиях Тома и о неизбежной утрате преследовали его и во сне, к ним примешивались тревога и страх за Дафну. Проснулся он под впечатлением мучительного кошмара. Он видел Дафну, ее медленно засасывала черная топь. Том тщетно пытался дотянуться до своей любимицы и спасти ее…

– Боже, – простонал Билл, – что с ней случилось?

Следующую ночь у постели больного дежурил вместе с матерью Дик, а днем от него не отходила Салли.