Текст книги "Крылатые семена"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

– Если б залежь была богатая, никогда бы так не было, – заметил Тупая Кирка.

– Ну, а эти проходимцы, разбившие лагерь по соседству с Бобби, ведь это были не чистокровные старатели, – продолжал Динни. – Всякая шушера, что набегает невесть откуда, стоит только вспыхнуть золотой лихорадке, – те, кто думает, будто золото само свалится к ним под ноги – ходи да подбирай. И вот, когда Бобби увидел, как эти парни отхватывают себе участки на его земле, он не выдержал. Как выскочит да как набросится на них; бегает, «застрелю, – кричит, – всякого, кто первый воткнет кайло в мою землю!» Мик и Фрэнк Пимли принялись его успокаивать, а Пэдди и Билл Мэтьюсон стали уговаривать ребят, которые ворвались на участок. «Разве это дело, – говорят, – прижимать Бобби Клоу, когда кругом мили неразведанной земли. Бери кайло и копай где хочешь. А так – это все равно, что напасть на человека из-за угла. В кои-то веки привалило бедняге счастье, и вдруг у него и это хотят отнять». Среди этой компании было несколько отпетых негодяев. Они заявили, что нечего их улещивать, все равно они не допустят, чтоб их выкурили отсюда. Не один Бобби Клоу годами ходил на разведку, прежде чем ему повезло. Каждому приходится настаивать на своих правах, и уж если кто застолбил участок, так надо получить с него все, что можно.

«Я выгоню их отсюда! Выгоню!» – орал Бобби; он побежал в лагерь и зарядил ружье, которое держал для охоты на кенгуру и попугаев – на случай, если у него кончится запас мяса. Мик и Фрэнк Пимли кинулись за ним, чтоб он и в самом деле не вздумал стрелять. Помните Фрэнка – того, что из Корнуолла, с таким квадратным подбородком и плоским черепом? Бобби ходил для него на разведку, до того как получил телеграмму от Мика.

«Успокойся, Боб, – говорит Фрэнк, – жила-то ведь наша. Они не имеют права трогать ее. Все что они могут, – это собирать россыпное золото, а когда его выберут, мы получим разрешение на разработку. Правила есть правила, и ничего тут не поделаешь. Беспокоиться нам не о чем. Не расстраивайся ты так».

Но Бобби не мог с этим примириться – эта история совсем доконала его; он не ел, не спал, все, бывало, ходит по участку, беснуется, кричит и, кого бы ни встретил, каждому рассказывает, как он разведывал жилу по склону кряжа, пока не напал на золото, копнул немножко, а оно тут как тут – «прямо ювелирный магазин – да и только». Мик сначала думал, что это у Бобби от солнечного удара и что через денек-другой он оправится. Они с Фрэнком глаз с него не спускали. А он все бродил вокруг с заряженным ружьем и все говорил, говорил одно и то же. Глаза так и горят, так и бегают по сторонам – мы уж думали, он совсем спятил. Потом он вбил себе в голову, что этот пришлый сброд непременно кинется к жиле и захватит сокровище, украдет прямо у него из-под носа. Фрэнку пришлось отнять у него ружье. Тут Бобби свалился и дня два пролежал у себя в палатке – уж очень он ослаб, даже двигаться не мог. Тогда Длинный Билл взял свой грузовик, и они с Миком отвезли его в больницу в Кулгарди, Там он и помер.

– Бедняга Боб! – просипел Тэсси. – Уж очень это был для него тяжелый удар. Столько лет он ходил на разведку, жил один в зарослях, во всем себе отказывал, а потом – напасть на такое богатство и, нате вам, отдать свое счастье другим!

– А россыпного золота на участке, кажется, было не так уж и много, – заметил Билл.

– Совсем пустяки, – подтвердил Фриско. – Но в то время, когда было выдано разрешение на разработку, надежды на Граундларк возлагались большие.

– Никогда не забуду то утро, когда весь этот сброд хлынул на участки Мика, Пэдди и Длинного Билла, – вспомнил Тупая Кирка.

– А сколько было разговоров, что Мик с приятелями утаили часть золота, – заметил Динни. – Бак Роусон считал, что он и его братва могут на этом основании потребовать конфискации. Слухи дошли до инспектора, и в воскресенье утром он сам выехал на место заварухи.

Только Бак и компания не стали дожидаться, пока он приедет. Джек Хэхир, младший брат Пэдди, услышал вдруг какой-то шум внизу, на дороге, где стоял грохот Мика, и вышел посмотреть, что там происходит. Не успели оглянуться, как он бежит назад и кричит: «Пэдди, Пэдди! Они ворвались на наши участки!»

Пэдди мигом натянул штаны; за ним следом бросилось человек шесть наших – мы как раз затачивали инструмент в кузнице у Мика. Пэдди прямо совсем озверел, хоть смирительную рубашку надевай. Всех бы исколошматил, если бы мы его не удержали. Ведь начнись потасовка – нас-то было всего шестеро, не считая Пэдди, а их человек сорок или пятьдесят, и все отъявленные головорезы. «Какого черта вы тут делаете? – заорал на них Тэсси. – Сейчас приедет инспектор. Если вы чем недовольны – заявите ему. Как он скажет, так и будет. А этак вы ничего не добьетесь».

Когда на дороге, в клубах пыли, дребезжа и подпрыгивая, показалась машина инспектора, эти разбойники уже успели застолбить себе участки и работали на них вовсю. Пэдди ударил в жестяной таз, сзывая народ, и инспектор Джири начал с того, что велел вытащить все столбы – иначе он никого не станет слушать. Бак Роусон, ворча и ругаясь, поплелся со своей командой к участкам. Столбы были вытащены, и только после этого инспектор выслушал Бака, который объяснил, почему его ребята считают, что они имеют право застолбить себе здесь участки.

А Пэдди рассказал, как на это дело смотрит он и его компаньоны. Тогда инспектор отправился в палатку к Мику, чтобы все обдумать без помех и принять решение. В два часа дня он вышел и прочитал его. Он заявил, что Мик и его компаньоны утаили часть золота – в этом, мол, нет никакого сомнения, – и потому он намерен конфисковать их участки. Точно бомба разорвалась над нами. Но, сказал дальше инспектор Джири, учитывая все обстоятельства, он не станет наказывать их строго, как полагалось бы за нарушение правил, он только урежет их заявку, хоть они и пришли сюда первыми, чтобы участок был не больше нормы на четверых. Он разрешил Пэдди и Биллу Мэтьюсону застолбить себе такой участок в любом месте, где им понравится.

«Не очень-то вы щедры к тем, кто пришел сюда первым, инспектор Джири!» – крикнул ему тогда Тэсси.

– Только инспектора Джири и следует благодарить или винить за все, что случилось в то утро, – сказала Салли. – Одному богу известно, что бы еще было, если б он не приехал!

– Смутьянам же, – продолжал Динни, – он объявил, что все остальное он конфискует в пользу казны. Участки с россыпным золотом будут размечены и распределены по жеребьевке, чтобы старатели не покалечили друг друга и чтобы не было беспорядков или даже повода для них. Охотников попытать счастье в жеребьевке оказалось сто восемьдесят человек, а участков для раздачи – шестьдесят. Среди старателей нашелся землемер, который взялся нарезать участки. Нашелся и чертежник, вызвавшийся составить план. Участки были перенумерованы и номера проставлены на столбах. Потом бумажки с номерами сложили в старую шляпу Пэдди, и ребята стали тянуть жребий. Одни, понятно, не получили участка, а другие хоть и получили, но не имели права на глубокую разработку. Бак Роусон при этом оказался за бортом.

– А Динни и еще несколько чудаков решили, что с Миком и его приятелями обошлись больно уж круто, и отказались от участия в жеребьевке, – вспомнил Фриско, и в голосе его прозвучала насмешка.

– Как бы там ни было, а перераспределение участков не принесло смутьянам удачи, – позлорадствовала Салли.

– Мало кому из нас удалось поживиться на своих участках, – признал и Динни. – Многие вскоре решили, что с этого прииска толку – что с козла молока, уложили свои вещички и—до свидания! В том числе и миссис Салли с Фриско.

– И Билл Иегосафат, – просипел Тэсси.

– Да, уж этот тоже задерживаться не станет, – покачал головой Тупая Кирка.

– Билл, наверно, был рад вернуться к своим овцам, – заметила Мари.

– Ему, видно, порядком надоело копаться в земле в такую жару и пылищу, – рассмеялась Салли. – Руки у него были все в волдырях, и он еле разгибал спину. А золота они с Тупой Киркой и в глаза не видали. Билл успокоился на том, что залежи выработаны, и уехал. Того же мнения были Фриско и я, а вот Динни – тот остался. Они с Тэсси были как раз там, когда нашли Золотого Орла.

При этих словах Билл даже приподнялся.

– Вот это был, наверно, праздник! – вырвалось у него.

– И еще какой, – подтвердил Динни. – Точно новую струю жизни вдохнули в Ларкинвиль. Вот поди ж ты, а нам ведь казалось, что на том конце не может быть золота. Одни голые твердые скалы да известняк. Спад Мэрфи, парень, который получил этот участок по жеребьевке, ухлопал на него не одну неделю. И вот, когда Спад уже решил было плюнуть, к нему на участок заглянул Джим Ларкомб.

«Сматываешь удочки? – говорит Джим. – А не попробовать ли мне?»

«Что ж, – говорит Спад. – Валяй. Мне не по душе такая работенка – уж больно тяжела, а толку никакого».

Джим засучил рукава и принялся за дело. А работа и впрямь была нелегкая. Мы, откровенно говоря, считали, что у него не все дома: кто бы это стал рушить столько породы понапрасну! Но немного погодя он, кажется, нашел небольшой самородок, и это придало ему силы. Только скоро и ему надоело, и он уже собирался перебраться куда-нибудь в другое место, как вдруг явился его сын, тоже Джим, – он остался без работы и хотел попытать счастья. Отец поставил его отваливать известняк. Поработали они этак дня три, и вдруг Джим как вскрикнет. Джим-отец бросился к сыну и увидел под его кайлом кусок золота. Им пришлось немало потрудиться, пока они откопали его целиком.

– Пусть меня повесят, – прохрипел Тэсси, – если Джим тогда не рассказывал, что не будь с ним парнишки, он решил бы, что все это ему приснилось или привиделось.

– Ну, я вам скажу, и красавчик же был – прямо ослепнуть можно, до того сверкал! – благоговейно вздохнул Тупая Кирка.

– Джим крикнул: «Самородок!», и народ так и бросился к нему со всех сторон. – Динни разволновался, точно сейчас услышал этот крик. – Мы попытались взвесить Орла – уж очень он был похож на мертвую птицу с распростертыми крыльями…

– При богатом воображении, конечно, – вставила Салли.

– Ни у кого из нас не оказалось таких больших весов, и мы решили взвесить его в лавке при помощи сахарной головы. Ну и волнений же было! Пот с нас прямо градом лил, мы стояли и только переругивались вне себя от нетерпения. Ведь это было чистое золото, самый крупный самородок, какой когда-либо встречался на Западе. И золото такое блестящее и чистое, только с одной стороны немножко шероховатое.

– Орел потянул тысячу сто тридцать пять унций пятнадцать гран, – торжественно заявил Сэм Маллет. – А какой большущий – двадцать шесть с половиной дюймов в поперечнике и одиннадцать с половиной в длину. Оценили его тогда в пять тысяч шестьсот пятьдесят пять фунтов, ну, а сейчас пошел бы вдвое дороже.

– И всегда-то ему не везло, этому Спаду Мэрфи, – задумчиво произнес Дэлли. – Самый невезучий человек, какого я только знал. Если бы с неба посыпался горох, он и то сумел бы подцепить не больше чайной ложки.

Когда взрыв смеха утих, Билл, к великому возмущению Динни, заметил:

– Одно время ходили слухи, что Золотой Орел – это сплав.

– Как же! – возмутился тот. – Так и проведешь ларкинвильцев! Уж мне-то можешь не рассказывать. Если бы в нем была хоть капля теллурида, разве бы он вызвал столько шуму?

– Вы уверены? – небрежно осведомился Билл. – М-да, в Калгурли и Боулдере, как видно, ничто не изменилось за мое отсутствие, – добавил он, чтобы перевести разговор на другую тему и дать Динни поостыть. – Все тот же запах, те же отвалы у дороги, та же компания собирается поболтать на веранде у Гаугов!

– Ты забыл про погромы, Билл, – сказала Салли.

– Правильно! – Билл словно пробудился от сна. – Они ведь вспыхнули вскоре после того, как я уехал на Север.

– Скверное было дело! – Динни помолчал и прочистил обгоревшей спичкой трубку, словно его воспоминания тоже нуждались в прочистке. – Похуже, чем первые стычки с иностранцами, Билл. Прямо какое-то помрачение ума, да и только. Началось это так же, как и в тот раз. Со всех концов страны, не только из Западной Австралии, но и из восточных штатов, потекли к нам толпы безработной молодежи. Видят: они без работы, а у иностранцев хорошие места. Как-то раз один демобилизованный, накачавшись пивом в «Прибежище», где всегда полным-полно иностранцев, стал шуметь, и иностранец-бармен вытолкал его вон. У бывшего солдата оказался раздробленным череп, и он вскоре умер. Тут разъяренная толпа обезумела и принялась громить и поджигать принадлежащие иностранцам бары, магазины и рестораны. Началась пьянка и невообразимый грабеж. Над западным концом Хэннан-стрит стояло зарево; на тротуарах валялись фрукты, овощи, рыба, картошка, мука, сахар, кофе, макароны, одежда, осколки битого стекла, взломанные кассы, разбитая в щепы мебель.

– Пиво и вино ручьями лились по мостовой и стекали прямо в канавы, – сокрушенно пробормотал Дэлли.

– Это была страшная ночь. Иностранцы вместе с плачущими женами и детишками бежали в лес. – Гнетущее впечатление от этого зрелища все еще не изгладилось из памяти Сэма Маллета.

– Толпа захватила трамваи и отправилась в Боулдер, – вставил Тупая Кирка.

– Группа итальянцев и югославов окопалась за вокзалом, – продолжал Динни. – Прошел слух, что они там делают бомбы. И вот с дикими криками: «Убирайтесь вон, динги! Убирайтесь вон!» – толпа повалила к окопу. Многие запаслись ружьями и револьверами, наделали ручных гранат из консервных жестянок, начинив их взрывчаткой. Издали слышен был треск ружейных и револьверных выстрелов. Иностранцы не выдержали – выскочили и побежали к отвалу у Айвенго; на бегу они бросали гранаты, а толпа продолжала стрелять по ним. Вот тогда-то и убили Джо Катичи, далматинца. Том знал его – такой славный был парень! Еще чудо, что убит был он один да шестеро погромщиков ранено.

– И, конечно, во всем обвинили коммунистов, – съязвил Тупая Кирка и, улыбнувшись, посмотрел на Билла.

– А как же иначе! – отозвался Билл, закуривая сигарету.

– Но у коммунистов тогда был тут свой человек, такой невысокий малый по фамилии Докер, – продолжал Динни. – Он очень скоро доказал, что все это ложь. Написал листовку, в которой призывал рабочих не принимать участия в преследованиях иностранцев – они-де такие же труженики, как я вы. Коммунисты, мол, против того, чтобы сеять национальную рознь между рабочими. Это значило бы подыгрывать хозяевам, и безработные ничего не добьются, если будут вымещать свою злобу на иностранцах. Надо взять за горло хозяев, изменить условия труда на рудниках – только тогда для всех будет работа. Том и Докер всю ночь провели на ногах, вытаскивали женщин-иностранок и их детей из горящих домов, пытались образумить негодяев, начавших погром. На похоронах Катичи Том произнес речь. Он сказал, что в смерти Джо повинно несколько безответственных идиотов, что все здравомыслящие люди на рудниках возмущены погромом.

– Молодчина Том! – Лицо Билла просияло. – Можно было не сомневаться, что он так и поступит. И хорошо, что Докер оказался на месте и взял на себя руководство. Я знаю Теда, он парень с характером.

– Мне говорили, что ты сам немножко коммунист, Билл, – заметил Фриско; мысль эта явно забавляла его.

– Немножко коммунист? – усмехнулся Билл. – Да я давным-давно коммунист, и самый настоящий, – ты как считаешь, бабушка?

– Ох, Билл… – голос Салли звучал взволнованно и нежно. – Как бы я хотела, чтобы Том не втягивал тебя во все эти комитеты и прочие свои дела.

Билл рассмеялся.

– Том ни во что меня не втягивает, бабушка. У меня достаточно здравого смысла, чтобы самому во всем разобраться.

– Правильно, сынок, – сказал Динни. – Всегда разбирайся во всем сам. Вот я, к примеру, старый участник рабочего движения, но многие из нас, стариков, стали тяжеловаты на подъем, да и смекалки иной раз не хватает. А движение рабочего класса должно расти и развиваться. И вы, молодежь, обязаны позаботиться об атом. Здесь, на приисках, можно по пальцам пересчитать таких, как Том и ты, которым по плечу эта задача – разъяснять людям, что за цели ставят перед собой коммунисты.

– Все только об этом и говорят, одни – за, другие – против; но таких, которые против – больше, – сказал Сэм Маллет, тщательно взвешивая каждое слово. – Глаза на это закрывать не приходится.

– Сейчас нельзя правильно судить о том, что происходит в мире, не принимая в расчет нас, коммунистов. – Билл с вызовом посмотрел на него. – В золотопромышленности, возможно, не так уж много коммунистов, но и здесь люди начинают понимать, что мы боремся за лучшую долю для всех.

– И вы считаете, что ваше так называемое обобществление собственности явится панацеей от всех зол, так, что ли, молодой человек? – спросил Фриско, любивший поиронизировать. – И этим собираетесь положить конец эксплуатации, нищете, войнам?

– Вы почти угадали, – усмехнулся Билл.

– Я не одобряю социализма, – авторитетно заявил Тэсси.

– Он противен человеческой природе, – провозгласил Тупая Кирка таким тоном, словно этим все сказано.

– Все вы просто закоснели, покрылись плесенью, – с жаром сказал Билл. – Возможно, в свое время вы кое-что и сделали в борьбе за демократические права. Но что вы делаете сейчас? Многие из вас предпочитают почивать на лаврах, либо превратились в отъявленных реакционеров. А ведь никогда еще люди с головой, способные сплотиться и противостоять угрожающей нам опасности, не были так нужны, как сейчас.

– Я понимаю, к чему ты клонишь, – поспешил к нему на помощь Динни, – Даже если кое-кто из нас и смотрит на вещи не совсем так, как вы с Томом, то сейчас, после того, что произошло в Италии и Германии, каждый должен приложить все силы, чтобы фашизм не поднял голову и в Австралии.

– Совершенно верно, – решительно подтвердил молодой Гауг. – Фашизм громит профсоюзы и лишает рабочих их законных прав. Взгляните на Испанию! Фашисты не допустили, чтобы законно избранное правительство управляло страной в интересах народа, – они предпочли ввергнуть страну в пучину гражданской войны.

– Старики еще покажут себя. Билли, – как всегда рассудительно и не торопясь проговорил Сэм Маллет. – Скажи только, что нам делать?

– Вот приходите завтра вечером на митинг, который созывает Лига борьбы за мир и демократию, – улыбаясь, сказал Билл. – Там узнаете. Ну, мне пора: хочу заглянуть к О'Брайену и проводить Дафну домой.

Он вскочил и быстрым шагом направился к калитке, бросив на ходу общее: «До скорой встречи, друзья!». Сидевшие на веранде услышали его посвистывание, когда он проезжал мимо на велосипеде, – все тот же веселый простенький мотив, который он насвистывал, еще когда был мальчишкой.

Динни, Сэм Маллет, Тэсси и Тупая Кирка не замедлили отпустить ему вслед несколько шуточек и острот. Им было немного обидно и неловко выслушивать его упреки, к тому же сделанные с такой запальчивостью, но вместе с тем был понятен его юношеский пыл и задор. Еще добрый час беседовали они, стремясь успокоить растревоженную совесть, вспоминали события и случаи, подтверждавшие, как рьяно боролись они в молодости за право на разработку россыпей, с каким жаром отстаивали свои профсоюзы и требовали избрания в парламент рабочих представителей.

Только Салли была огорчена поведением Билла. Она считала, что он слишком самоуверенно и заносчиво держался со старшими.

– Это мы-то закоснели, мы покрылись плесенью? – проворчала она, обращаясь к Мари. – Интересно, что бы сказал Билл, если бы ему пришлось вынести такую борьбу, какая выпала в свое время на нашу долю? Что ж тут удивительного, если кое-кому из нас и хочется теперь посидеть спокойно и ни во что не вмешиваться?

– Но мы не можем себе этого позволить, chèrie,[1]1
  дорогая (фр.).


[Закрыть] – решительно заявила Мари; она сидела, сложив на коленях белые, изуродованные артритом, не сгибающиеся в суставах руки. – Во всяком случае, сейчас, когда фашизм причинил столько страданий народу в других странах, просто нельзя оставаться безучастной.

– Нас это не может коснуться. – Самая мысль о такой возможности приводила Салли в негодование.

– Фашисты непременно начнут войну, чтобы добиться своего, – мягко настаивала Мари.

– Нет, нет! – простонала Салли. – Вторая война за нашу короткую жизнь! Да это немыслимо, Марк. Неужели миру снова придется пройти через весь этот ужас и горе?

Мари выглядела такой худенькой и хрупкой в своем черном платье; она разволновалась и с трудом могла говорить.

– Да, снова и снова, – выкрикнула она, – если мы… если люди на всей земле не объединятся и не организуются, чтобы положить конец войне. Но если мы закоснеем и обрастем плесенью, если мы не научимся думать и понимать, что происходит вокруг, если мы так и будем сидеть сложа руки, – мы ничего другого не дождемся.