Текст книги "Крылатые семена"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Глава XVI

На следующее утро, когда Пэт и Пэм заглянули к Пэдди, они застали его у себя в номере. Он сидел, обложенный подушками, положив больную ногу на скамеечку.

Он хмуро взглянул на них, и девушки сразу поняли, что им попадет, хотя Пэдди не успел еще и рта раскрыть.

– Какого дьявола! – набросился он на них. – Что это вам взбрело на ум разъезжать с Динни Квином и миссис Гауг? Не ночуете дома, а я тут волнуйся за вас, ломай голову, что с вами случилось! Уж не говоря о том, что вы бросили меня больного, когда у меня так разыгралась подагра, прямо хоть на стенку лезь… И ни души в этой проклятой дыре – ведь в воскресенье горничные выходные. Если б не Уолли О'Брайен да не сержант сыскной полиции Смэттери, который зашел попозже, я бы целый день так и пролежал тут один… К чертям собачьим! – продолжал орать расходившийся Пэдди. – Слишком я вас распустил. Вы у меня делали что хотели! Я давал вам все, что только ни попросите! Вот вы и пользуетесь моей добротой – бросаете меня на произвол судьбы, вместо того чтобы обо мне позаботиться. Я уже не говорю про то, что теперь вся округа пойдет трепать языком о вашем безобразном поведении. Больше я этого не допущу! Поняли?

Пэдди ударил тяжелым кулаком по стоявшему рядом столику. Его светлые глазки налились кровью и гневно блестели, отекшие щеки стали багровыми.

– Мы же сказали вам, что едем на Рилл-Стейшн, – напомнила ему Пэм. – Мы были уверены, что вы знаете, где мы находимся.

– Больше я этого не допущу! – выкрикнул Пэдди. – Хватит вам вести себя, как балованные дети. Я не допущу, чтобы вы таскались с этими Гаугами, у которых слова доброго для меня не найдется, они только и знают, что ворошить прошлое! А этот Билл!.. Смэттери говорит, что он красный, второго такого смутьяна во всем городе не сыщешь. А ведь вас частенько видели с ним. «Надо положить этому конец, сэр Патрик, – вот что сказал мне Смэттери. – Барышням не миновать беды, если они будут водиться с Биллом Гаугом. Эти коммунисты – самые последние люди у нас на приисках, того и гляди взбаламутят весь народ. От них всего можно ждать. Уж они не упустят случая использовать знакомство с вашими дочками, чтобы потом шантажировать вас».

– Это ложь! – вырвалось у Пэт.

– Билл Гауг – сын Эми, – напомнила Пэм.

– Знаю, знаю. – Пэдди уже начал немного остывать. – Но это вовсе не значит, что Эми одобрила бы его коммунистические идеи или порадовалась бы, глядя, как плохо вы относитесь ко мне.

– Эми просила нас повидать Билла и передать ему кое-что, – сказала Пэт.

– Ах вот как? – От неожиданности Пэдди забрызгал слюной и растерянно посмотрел на Пэт. – Но это вовсе не значит, – добавил он, взяв себя в руки и тут же снова распаляясь злостью, – что вы должны ходить к миссис Гауг или разъезжать с нею и с этим мерзавцем Динни Квином в их старой калоше, именуемой автомобилем.

– Послушайте, – спокойно сказала Пэм, – напрасно вы так разволновались из-за пустяков. Это вредно для вашей подагры. Посидите спокойно, и я расскажу вам, что мы делали.

Она взбила ему подушки, положила поудобнее больную ногу на скамеечку и присела на стул, стоявший подле его кресла.

Пэт стояла у окна и глядела на улицу; она отнюдь не собиралась оправдываться перед Пэдди, пусть говорит с отчимом Пэм, она сумеет лучше с ним поладить. Адвокат советовал им не порывать с Пэдди до тех пор, пока они не достигнут совершеннолетия, а тем временем отпадут и некоторые затруднения, связанные с завещанием их матери.

– Вы ведь знаете, что я люблю рисовать интересные места и интересных людей, – мягко говорила отчиму Пэм. – А Пэт любит писать про это. Ну вот мы и знакомимся с самыми разными людьми. Так познакомились мы и с Динни и с миссис Гауг. Они ведь здешние старожилы и…

– А я разве не старожил? – Брови Пэдди поползли вверх, и по лицу его промелькнула усмешка – вот так же в свое время улыбался мальчишка, сбежавший с корабля и с первой партией золотоискателей отправившийся в Кулгарди.

– Но все, что вы знаете о ранней поре золотоискательства, мы уже слышали, и я писала вас тысячу раз, – возразила Пэм. – А мы любим знакомиться с новыми людьми, и естественно, что люди, которые нравятся нам, далеко не всегда нравятся вам. В сущности, так оно всегда и бывало.

– Ну, знаешь ли, дорогая, если ты имеешь в виду этого художника с весьма сомнительной репутацией…

– Он мой жених, – воскликнула Пэм, вскакивая. – Вы не имеете права так говорить о нем!

– Садись, садись, – раздраженно сказал Пэдди. – Я надеялся, что ты забудешь его. Ведь я прежде всего о тебе заботился, когда возражал против этого брака.

– Вот что, – заявила Пэм, – мы с Пэт уже достаточно взрослые и можем разобраться, что для нас хорошо и что плохо. Мы сами можем выбирать себе друзей и выходить замуж за того, кто нам нравится. Вы не должны в это вмешиваться.

– Черт возьми! – вспыхнул Пэдди. – Я ваш опекун перед лицом закона. И я имею право…

– Мы скоро выйдем из-под вашей опеки, – бросила ему Пэт, не отходя от окна.

– Правильно, выйдете. – Этот довод сразу изменил всю линию поведения Пэдди. Пэм казалось, что она видит, как его мозг обследует все возможные перемены я осложнения, которые повлечет за собой это обстоятельство. – Но, надеюсь, это никак не отразится… на наших отношениях и нашей дружбе? Вы – это все, что у меня осталось на свете, вами только я и живу. Возможно, я бываю иногда горяч и надоедлив в своих придирках – этакий сварливый, раздражительный скупердяй. Но я старался быть вам хорошим отцом…

– С каких это пор? – вмешалась в разговор Пэт. – Когда мы были в пансионе, вы годами не справлялись о нас, вам было ровным счетом наплевать, живы мы или умерли.

– Зря ты меня обижаешь, Пэт. – Голос Пэдди дрогнул. – Ты ведь знаешь, деловые люди не принадлежат себе, а в те годы, когда я пробивал себе дорогу и столько было у меня закинуто удочек, что я не знал, в какую сторону смотреть, как мог я взять к себе двух девочек да еще заботиться о них? Я сделал все, что было в моих силах: поместил вас в хороший пансион и поручил матери-настоятельнице регулярно сообщать мне о вас.

– Вы могли бы хоть иногда навещать нас.

– Не будем говорить об этом – что прошло, то прошло. – Пэм подумала, что напрасно Пэт вспомнила об их школьных годах.

– Ну, а потом Эми ведь неплохо к вам относилась, правда? – заискивающе спросил Пэдди. – Мы отлично ладили все вместе!

– Да, – согласилась Пэм, – мы очень любили Эми.

– А теперь мы хотим, чтобы вы поняли, – нетерпеливо заявила Пэт, – что у нас своя дорога в жизни!..

– Что это значит? – спросил Пэдди, почуяв недоброе. – Я дал вам полную свободу действий, разве не так? Ведите себя как хотите, лишь бы это не вредило моим делам. Если же вы хотите отмежеваться от меня – пожалуйста. Но денег моих вы больше не увидите, ни единого пенни. Я лишу вас карманных средств… Хватит! Я…

Пэм взглядом остановила Пэт – та уже готова была резко ответить Пэдди.

– Как вы можете ждать от нас уважения, когда вы разговариваете с нами таким тоном? – с упреком спросила она.

Пэдди вытер платком свое толстое красное лицо: от жары и духоты пот катился с него ручьем.

– Послушайте, – внезапно сказал он. – Я не жду от вас многого… Я не жду, чтобы вы питали ко мне такие же чувства, как я к вам. Это верно – вы молоды, у вас вся жизнь впереди. А у меня нет больше никого на свете, о ком я мог бы заботиться, – ни родных, ни знакомых. Да к тому же я к вам так привязан. Когда я слышу, как вас называют дочками Пэдди Кевана, мне кажется, что вы и в самом деле мои дочки, и я надуваюсь от гордости, точно индюк! Если вы не переменитесь ко мне, если будете относиться, как дочери должны относиться к старику отцу, я оставлю вам все, что у меня есть, все до последнего пенни. Видит бог, я не прошу многого – немножко внимания, немножко заботы. Я знаю, я был, пожалуй, чересчур крут, и мне, право, неприятно, что я так разговаривал сейчас с вами, но я до того одинок… А вчера у меня было так паршиво на душе!.. Да еще этот Уолли О'Брайен взвинтил меня, сказал, что…

– Вы не должны были обсуждать наше поведение с мистером О'Брайеном, – сказала Пэм.

– Боже мой, – оправдывался Пэдди, – я же думал, что он ваш приятель. Он зашел поговорить со мной насчет работы и задержался поболтать. Он-то и сказал мне, что видел, как вы отправились куда-то за город вместе с Динни и миссис Гауг. Он считает, что вы напрасно сдружились с ними.

– Ему-то какое дело? – разозлилась Пэт.

– А такое дело, – прорычал Пэдди, – что весь город знает, да и вам не мешало бы знать, что они мне не друзья.

– Почему? – спросила Пэт.

– Почему, почему!.. – вскинулся Пэдди как ужаленный. – Потому, что я вот преуспел в жизни, а ни один из Гаугов так ничего и не достиг.

– Уолли О'Брайен – аморальная личность, – решительно заявила Пэм. – Мы его терпеть не можем и больше с ним не знакомы.

– Боже мой, – прорычал Пэдди. – Да откуда же я мог это знать?

– Он просто хотел вас расстроить и восстановить против нас, – заявила Пэм. – А вот Динни и миссис Гауг ни разу про вас слова худого не сказали, если не считать, правда, что сперва они не хотели знаться с нами из-за того, что мы «дочки Пэдди Кевана».

Пэдди ругнулся, и лицо его исказила гримаса – от резкого движения вдруг заныла больная нога.

– Вообще говоря, у них, конечно, есть основание меня ненавидеть, – мрачно сказал он. – Только я не хочу, чтобы они настраивали вас против меня.

– Если мы и станем относиться к вам плохо, вы сами будете виноваты в этом, – сказала Пэм.

– Ну, так что же вы делали? Куда ездили? – раздраженно спросил Пэдди, корчась и гримасничая от боли в большом пальце. Ему хотелось загладить неприятное впечатление от своей вспышки и восстановить с падчерицами подобие дружеских отношений.

– О, мы чудесно провели время, – защебетала Пэм. – Мы ездили на стойбище туземцев близ Булонга, а ночевали на Рилл-Стейшн. Обождите минутку, я сейчас покажу вам, какие я сделала там зарисовки.

И она побежала за своим альбомом.

У Пэдди вырвалось что-то среднее между рычанием и горьким смехом.

– Странные бывают понятия о приятном времяпровождении. Надо же додуматься – пробыть целый день в стойбище чернокожих!

– Динни знает кое-кого из тамошних кочевников, – заметила Пэт, чтобы успокоить его. – Нам было очень интересно побеседовать с ними и послушать рассказы булонгских старожилов.

– Хм-м, – пробурчал Пэдди. – Помню я, как они нашли там первое золото. Их называли тогда «дыра в кармане». Несколько парней стали рыть котлованы на холме, потом решили, что дело зряшное, плюнули и ушли. Года через два забрел в эти края старик бродяга, развел костер и придумал устроить из кусков породы, валявшихся вокруг заброшенной шахты, заслон от ветра. Сидит он и ест, вдруг видит: в глыбах подле его костра поблескивает золото. Старик неплохо заработал на этом участке: Королева Маргарита была в свое время преотличной шахтой.

В эту минуту вернулась Пэм со своим альбомом. Она пододвинула стул поближе к Пэдди – ей было чуточку жаль его. Быть может, рисунки заинтересуют его и хоть немного развлекут, подумала она.

Пэм медленно переворачивала страницы, не переставая весело болтать:

– Это все, конечно, эскизы, только общие контуры и наброски… Вот это – Динни в первый день нашего знакомства; мы встретили его, когда гуляли близ Хэннанского Приза… А вот это – домишки рудокопов неподалеку от Боулдера.

– Динни тебе удался, ничего не скажешь, – нехотя признал Пэдди. – А это, должно быть, миссис Салли! – он придержал страницу, не давая Пэм перевернуть ее. – Ну, разве же она такая была, когда я с ней познакомился! А до чего разумная была женщина, с каким достоинством держалась! Мужчины ради нее готовы были на все! Но она, насколько мне известно, была верной женой Морри Гаугу, хотя Фриско уже и тогда увивался за ней. Вообще напрасно она с ним связалась. Ничего в нем хорошего нет – и никогда не будет.

– Вот это, – поспешно прервала его Пэм, – группа кочевников в стойбище. Усатый Джонни из племени спинифексов и Бардок. Правда, у него благородный вид? И надо думать, он пользуется большим авторитетом в своем племени!

– Боже мой, неужели он все еще жив? – пробормотал Пэдди.

– Вот это – Калгурла, – продолжала трещать Пэм. – Миссис Гауг говорит, что она – самая старая из здешних аборигенов.

– А я думал, она давно умерла.

Пэдди всматривался в беглый набросок Пэм, словно перед его взором встал призрак тех лет, когда он знал всех этих людей. Любую старуху в зарисовках Пэм можно было бы принять за Калгурлу, но почему-то при виде именно этого рисунка мясистые щеки Пэдди как-то сразу обвисли. В глазах появилось выражение затравленного животного, он тяжело задышал. Пэм поспешно перевернула страницу, опасаясь, как бы воспоминания окончательно не вывели его из душевного равновесия.

– А это Ральф, – весело заявила она. – С женой и ребенком. Он необычайно красивый парень, работает гуртовщиком на скотоводческой станции. Миссис Браун говорит, что он на три четверти белый, хотя сам он считает своим отцом Бардока. Его мать была Маритана, та женщина, которую убили…

Пэдди вырвал из рук девушки альбом.

– К чему это ты ведешь? – резко выкрикнул он. – Чего ты хочешь добиться, вытаскивая все это на белый свет? Ты что, ссоры со мной ищешь? Теперь мне все понятно! Это миссис Салли вместе с Динни Квином подстрекают тебя. Но, шалишь, ничего у них не выйдет – нет у них ни единого доказательства против меня. Думаешь, ты можешь меня поймать, а? Думаешь, тебе удастся подловить Пэдди Кевана? Я тебя, черт возьми, проучу! Я докажу всем этим паршивым лицемерам, этим свиньям, что им не поймать меня!

Пэм в ужасе уставилась на него, пораженная этой вспышкой ярости.

– Вы с ума сошли! – резко сказала Пэт. – Мы понятия не имеем, о чем вы говорите.

Пэдди воззрился на нее, внезапно осознав, как далеко завлек его порыв гнева.

– Да, я с ума сошел, – пробормотал он. – А все эта нестерпимая боль да неприятности – вот они у меня где. Одни неудачи и беспокойства, с тех пор как я вернулся в этот проклятый город. А тут еще письмо от какого-то мельбурнского крючка-адвоката. Он требует, чтобы я представил ему отчет в средствах, доверенных мне вашей матерью как опекуну. Оказывается, я должен передать эти деньги мисс Патриции Мэри и мисс Памеле Энн Гэджин. Кто он такой, чтобы хватать меня за горло? Я дам ему самый полный отчет, какой только он пожелает, да еще парочку оплеух в придачу. Ишь, проклятый, вздумал совать нос в чужие дела! А вот какую роль вы в этом играли, я бы очень хотел знать. Неблагодарные Девчонки, хотите всадить мне нож в спину? Убирайтесь с глаз долой! Убирайтесь вон, и чтобы я вас не видел.

– Когда вы немного придете в себя, мы все это с вами обсудим, – холодно сказала Пэт, и они с Пэм вышли из комнаты.

– Ну, в таком случае живо собирайте вещи! – крикнул им вслед Пэдди. – Послезавтра мы уезжаем в Мельбурн.

Глава XVII

Вернувшись к себе, Пэт и Пэм растерянно посмотрели друг на друга.

– Пэдди воображает, что может распоряжаться нами, как захочет! – вскричала Пэт. – Так нужно показать ему, что он ошибается!

Перед глазами Пэм все еще стояло искаженное животной злобой лицо Пэдди; бешенство, овладевшее им при упоминании об убийстве Маританы, потрясло девушку сильнее, чем мысль о том, что они с Пэт должны покинуть прииски. Это страшное, обезображенное яростью лицо с отчетливостью фотографии запечатлелось в мозгу Пэм, повергнув ее в какой-то столбняк.

– Как бы я хотела никогда не видеть его больше, никогда не слышать его голоса, – прошептала она, задыхаясь; ей стоило большого труда стряхнуть сковавшее ее оцепенение и понять, что Пэт гораздо больше озабочена их предстоящим отъездом из Калгурли. – Но ты помнишь, что пишет мистер Брейзуэйт? Нам так или иначе пришлось бы поехать в Мельбурн.

– Ну и что ж? – фыркнула Пэт. – Это не значит, что мы должны мчаться туда сломя голову.

– А сколько у тебя осталось денег?

Пэм решила подойти к вопросу с практической стороны. Ей не хотелось спорить с Пэт. Но ведь нужно было как-то убедить ее, что им следует вести себя осторожно, для того чтобы сэр Патрик Кеван не поставил их в дурацкое положение.

Пэт схватила свою красную сумочку, которую она, войдя в комнату, швырнула на постель, и высыпала на одеяло все содержимое.

– И трех фунтов не наберется! – воскликнула она с досадой.

– А у меня пять фунтов два шиллинга семь пенсов, – грустно сообщила Пэм, обследовав свой кошелек. – И в банке на счету тоже не больше пяти фунтов. У тебя, вероятно, дело обстоит не лучше. Конечно, если бы мы не послали Шону денег, чтобы он мог добраться до Австралии…

– Это мы должны были сделать… – перебила ее Пэт.

– Словом, вопрос решается сам собой, верно? – сказала Пэм.

– Но ведь на будущем неделе мы опять получим наши карманные деньги, – возразила Пэт.

– Нет, не получим, если не поедем с Пэдди, – напомнила ей Пэм. – И тогда у нас уже не будет денег на поездку и здесь за стол платить будет нечем. А нам нужно повидаться с мистером Брейзуэйтом, и как можно скорее.

Так еще никогда не было, чтобы Пэм овладела положением и решала какие-то вопросы за них двоих, но она видела, что все мысли Пэт заняты Биллом Гаугом и тем, как этот отъезд может повлиять на ее отношения с ним; Пэт сейчас была неспособна думать ни о чем другом.

– Это невозможно! – Пэт схватила пачку сигарет, лежавшую на туалетном столике, вынула сигарету и протянула пачку Пэм. Они закурили, и Пэт с жаром продолжала: – Почему, скажи на милость, должны мы подчиняться его дурацким требованиям?

– Скоро все это кончится, – успокаивала ее Пэм. – Как только мы переедем в Мельбурн, мистер Брейзуэйт раздобудет нам денег и мы сможем поселиться отдельно от Пэдди.

– Но я вовсе не хочу уезжать сейчас из Калгурли! – вне себя крикнула Пэт. – Не хочу я никуда уезжать, пока Билл… пока мы с Биллом…

– Я знаю. – Взгляд Пэм был нежен и полон сочувствия, которым сестры всегда так щедро дарили друг друга. – Но что же нам делать? Пэдди, как видно, струсил, узнав, что мы получили письмо от мистера Брейзуэйта… Догадывается, верно, что ему не удержать нас, после того как мы получим наследство. Знаешь, что мне пришло в голову: ему, верно, нелегко будет отчитаться в деньгах, которыми он распоряжался как опекун и которые вкладывал – в наших якобы интересах – в какие-то предприятия. Он, конечно, будет скандалить из-за каждого шиллинга.

– Можешь не сомневаться, – буркнула Пэт.

– Ну, а мы не дадим себя в обиду, – настаивала Пэм. – И чем скорее с этим будет покончено, тем лучше. После того, что Пэдди сказал сегодня… эта его ужасная, бессмысленная ярость… Знаешь, Пэт, мне кажется, тут что-то не чисто; я теперь просто не могу дышать одним воздухом с этим человеком. Ты заметила, как он подлизывался к нам, чтобы мы от него не удрали…

– Да, пожалуй, ты права, Пэм, – согласилась Пэт. – Но черт же его побери! Черт его побери, будь он проклят!

– Ты уже по уши влюблена в Билла, дорогая, признайся!

– Первый раз в жизни так втрескалась, – сумрачно призналась Пэт. – И самое ужасное то, что иной раз мне кажется… мне кажется, что Биллу совсем нет дела до меня. Сначала он был предубежден против нас. А теперь я вижу по его глазам, что он не в силах противиться тому, что возникло между нами.

– Ну еще бы! – усмехнулась Пэм.

– Ах, не знаю, не знаю! – Пэт совсем приуныла. – Если мы сейчас уедем и между нами так ничего и не будет сказано, он опять с головой уйдет в свою работу и позабудет о моем существовании.

– Ну нет, не думаю. – Пэм подошла и села рядом с сестрой; их пальцы сплелись. – Но в конце концов Билл здесь, пожалуй, единственный мужчина, в которого можно влюбиться. Я думаю, что когда мы уедем…

– Памела Энн! – Пэт негодующе выпрямилась. – Ты, кажется, хочешь сказать, что я просто флиртую с Биллом? Что это несерьезно?

– Ты ведь уже много раз была влюблена, дорогая!

– Но не так, как сейчас! – воскликнула Пэт. – Тогда ухаживали за мной, а я еще никогда ни за кем не бегала. Теперь же я просто извелась – так мне хочется, чтобы Билл сказал, что любит меня, а он молчит. Он даже ни разу не поцеловал меня.

– Ну, это уж просто свинство! – нежно поддразнила ее Пэм.

– Разумеется, – рассмеялась Пэт. – Конечно, в наши дни поцелуй еще ничего не значит. Я даже рада, что Билл никогда не целовал меня просто так, от нечего делать. Но я с ума сойду, если при прощании он ограничится тем, что пожмет мне руку. – Помолчав, Пэт спросила уже более бодрым тоном: – Ну, что ты предлагаешь? Укладывать пожитки, так, что ли?

– Да, пожалуй, пора начинать, – согласилась Пэм.

– Утром мы пойдем попрощаться с Динни и с миссис Гауг, – сказала Пэт, вытаскивая из-под кровати чемодан. – Попросим их передать Биллу, чтобы он вечером пришел к нам в студию. А до вечера покончим со сборами.

Они быстро повесили платья и пальто в высокие дорожные сундуки, уложили белье и туфли в элегантные синие кожаные чемоданы, а шляпы – в шляпные картонки, разобрали бумаги и книги. Когда они спустились в ресторан обедать, официант сообщил им, что сэр Патрик приказал подать себе обед в номер.

Они увидели Пэдди только на следующее утро. Он приковылял к завтраку и приветствовал девушек в своей обычной игриво-фамильярной манере, так, словно между ними ничего не произошло. Подагра перестала наконец его мучить, совсем перестала, объявил он.

«Доброе утро», которое он услышал в ответ, прозвучало так холодно и надменно, что сэр Патрик поспешил принести извинения – вчера он был просто не в своей тарелке.

– Я очень сожалею, малютки, что был немного резок с вами, – заискивающе сказал Пэдди. – Но эта проклятая подагра даже ангела может превратить в черта.

Ответа не последовало, и Пэдди продолжал:

– Надеюсь, я не очень расстроил ваши планы, не предупредив вас заранее об отъезде? Но в воскресенье утром я получил телеграмму о том, что в Мельбурне подвернулось одно важное для меня дельце, и ответил, что выеду следующим поездом. Нельзя же вам оставаться в гостинице без вашего опекуна. А ехать одним в Мельбурн тоже не годится.

По губам Пэт скользнула усмешка – ее забавляло, что Пэдди так лебезит перед ними.

– Мы вполне готовы к отъезду, – сказала она.

– По правде говоря, мы теперь сами не прочь поскорее попасть в Мельбурн, – присовокупила Пэм.

Пэдди метнул исполненный подозрения взгляд на ее спокойное улыбающееся лицо, но сказал только:

– Вы там неплохо проведете время. Будете принимать гостей и заткнете за пояс всю тамошнюю знать. – Он лукаво подмигнул им, давая понять, что уже простил по доброте своей все их неблаговидные поступки. Эта богом забытая дыра совсем не место для прелестных мисс Гэджин. Здесь немудрено и спиться с тоски или вляпаться в какую-нибудь дурацкую историю.

Утром девушки на минутку забежали к миссис Гауг. Они рассказали ей и Динни о том, как взбесился Пэдди, узнав об их воскресной прогулке, и о его внезапном решении отбыть в Мельбурн. Пэт не пыталась скрыть, как она раздосадована тем, что ее так бесцеремонно выпроваживают отсюда. И почему ей так не хочется покидать Калгурли, она тоже не стала таить.

– Что бы там Пэдди ни говорил, а все-таки он задумал увезти нас в Мельбурн просто потому, что не хочет, чтобы мы дружили с вами… и с Биллом, – горячо сказала она.

– А разве вы не могли отказаться? – спросила Салли. – Заявили бы, что не готовы к отъезду, и все.

– У нас очень мало денег, – жалобно протянула Пэт.

– Пэдди перестал бы давать нам на расходы, – пояснила Пэм. – И потом, так или иначе, месяца через два нам все равно пришлось бы поехать в Мельбурн.

– Я передам Биллу, что вы ждете его вечером в студии, – пообещала Салли. – Хотя, по правде сказать, я бы не хотела, чтобы он слишком страдал из-за вашего отъезда.

– Вы не верите, что я люблю Билла? Никто не верит, даже Пэм! А я, кажется, готова остаться здесь, чтобы хоть изредка видеть его. Я так боюсь уехать и потерять его навсегда.

– Ну, если вы его действительно так любите, вам нечего этого бояться, – улыбнулась Салли.

– На это только я и надеюсь, – горестно вздохнула Пэт. – Не могу же я бросить Пэм, предоставив ей одной расхлебывать все неприятности, какие, несомненно, будут у нас с Пэдди из-за маминого наследства!

– Нет, конечно, не можете, – подтвердила Салли.

Весь день девушки провели в студии, упаковывая книги и картины. Для этой цели они купили в магазине два больших ящика. Пришел Динни и заколотил ящики, а для прочности даже обил толстые нетесаные доски полосами жести. Пэм подарила ему свой автопортрет и просила передать Биллу на память написанный пастелью портрет сестры. Динни сказал, что после их отъезда зайдет в студию и возьмет старый диван и стулья, которые, по его мнению, могут пригодиться миссис Салли.

Пообедав в гостинице, сестры к вечеру вернулись в студию. Оставалось запаковать кое-какие мелочи. Несколько книг было решено подарить Биллу; спиртовку, кофейник и три чашки с блюдцами тоже не стали укладывать, так как они могли понадобиться для прощального ужина с ним.

Студия имела унылый вид и навевала тоску. Большие заколоченные ящики стояли посреди комнаты, ожидая носильщиков; стены казались голыми, после того как с них сняли живые, забавные рисунки – творения Пэм; с кресел исчезли пестрые чехлы и подушки, с опустевших стенных полок – бронзовые кубки, старинный испанский кувшин для вина и красочные фаянсовые вазы. Прежде здесь был уютный уголок, где сестры все эти месяцы чувствовали себя как дома. Но теперь на крашеном, еще недавно натертом до блеска полу валялся мусор, все было покрыто пылью, и Пэм подумала, что сейчас ее мастерскую никак не назовешь подходящим местом для любовного свидания.

– Похоже на разоренное птичье гнездо, – удрученно сказала она. – На опустевшее птичье гнездо, где валяются только сухие ветки да перышки.

Пэт так устала от всех этих треволнений, что ей уж было все равно, в какой обстановке они встретятся с Биллом.

Однако, схватив щетку, она с преувеличенной энергией и озлоблением принялась мести пол, а Пэм села надписывать на ящиках свое имя и станцию назначения. Пэт собрала мусор и вынесла во двор. Вернувшись в мастерскую, она опустилась на стул и взглянула на свои ручные часики.

– Билл запаздывает! – с беспокойством воскликнула она. – Ты не думаешь, Пэм, что миссис Салли позабыла передать ему нашу просьбу?

Брови Пэм приподнялись; она бросила на сестру испытующий взгляд, и та пробормотала:

– Ах, я знаю, знаю, что это низость – так думать. Однако она ведь не хочет, чтобы между Биллом и мной что-нибудь было. Она против нежных любовных прощаний. Верно, по-прежнему считает нас с тобой просто легкомысленными девчонками, у которых одни развлечения на уме.

– Ну нет, миссис Салли теперь изменила свое мнение, – с кротостью голубки возразила Пэм, стараясь успокоить сестру. – Она, конечно, сказала Биллу, что мы его ждем. Не выдумывай чепухи, Пэтси.

Пэт закрыла глаза и устало потянулась.

– Я все думаю: за что мы его так любим? – продолжала Пэм. Откинувшись назад, она критически разглядывала свою работу: мисс Памела Гэджин, Мельбурн – смелыми черными мазками было выведено на шероховатой желтой поверхности доски. Пэм так и подмывало прибавить к надписи рисунок – несколько летящих птиц и символическую фигуру, дающую представление о том, какой гнев обрушится на чью-то голову, если содержимое ящиков будет повреждено. И Пэм поставила рядом с собой свой этюдник, вынула несколько тюбиков с красками и весело принялась за работу.

– Конечно, красавцем его не назовешь, он не похож на душку-актера, – воскликнула Пэт. – Его обаяние в чем-то другом, более ценном. Он – как чистый, тонкий шелк, приятен для глаз и на ощупь – в иносказательном смысле, конечно. Мне нравится его ум, его непреклонность, его честность. Нравится его усмешка и эти искорки в глазах… Он умеет проникнуть тебе прямо в душу и даже сам этого не замечает. И он такой порядочный, такой надежный. Вот на кого можно положиться!

– Да, конечно, – рассеянно произнесла Пэм, с увлечением разрисовывая ящик. – Но тебе не кажется, что его лучше иметь другом, чем мужем или любовником?

– Нет, не кажется! – вспыхнула Пэт. – Билл и как любовник и как муж даст сто очков вперед твоему Шону, который совсем заморочил тебя своим искусством и политикой.

– Странно, не правда ли, как это могло случиться! – безмятежно пробормотала Пэм, тщательно выписывая на крышке ящика карикатурное изображение разъяренной особы женского пола и стараясь придать ей сходство с собой. – Но меня это нисколько не тревожит. Я, видишь ли, совершенно уверена в себе и в Шоне.

– Черт возьми, уже бьет десять! – Пэт вскочила, охваченная беспокойством и нетерпением, и подошла к окну. На ратуше пробили часы. – Что могло задержать Билла?

– Нет, все же он мог бы поторопиться, – сказала она, помолчав. – Может, он вообще не придет? Может, он боится выдать себя? Хочет, чтобы мы уехали, не попрощавшись, и так и ушли из его жизни навсегда?

Пэм тихонько рассмеялась.

– Это звучит, как трагический монолог из последнего акта мелодрамы. Ради всего святого, возьми себя в руки, Пэт, и постарайся привести в порядок свою прическу. Посмотри, какой у тебя жалкий и несчастный вид!

– Именно так я себя и чувствую! – воскликнула Пэт. – Я знаю, тебя нисколько не трогает то, что нас вдруг ни с того ни с сего выпроваживают отсюда. Я была так счастлива здесь последнее время, а теперь… все рушится. Ах, черт побери, черт побери, черт побери!

Она отошла от окна.

– Мне наплевать, как я выгляжу. Мне вообще на все наплевать! Почему он не идет? Что, что, наконец, могло его задержать?

– Ах, детка, – вздохнула Пэм. Она занялась вторым ящиком, внутренне хохоча над своим рисунком. – Хоть бы уж мы не теряли рассудка всякий раз, как нам вздумается влюбиться.

– Ужасно, правда? Так безнадежно втрескаться… – Пэт принялась ожесточенно расчесывать волосы, быстрыми нетерпеливыми движениями откидывая их со лба. – Это даже и не романтично и не весело нисколько.

– Я, кажется, готова удавить Билла. Почему он не хочет признаться, что по уши в тебя влюблен? – пробормотала Пэм.

– Он не влюблен, – мрачно произнесла Пэт. – В этом-то и весь ужас. Ах, если бы он был влюблен!

Раздался знакомый стук в дверь. Пэт бессильно упала в кресло. Пэм подошла к двери и впустила запоздавшего гостя.

– Простите, что я так поздно, – слегка запыхавшись, сказал Билл. – У нас было собрание, и я никак не мог освободиться раньше.

Он присел на ящик и огляделся вокруг с растерянной и несколько принужденной улыбкой.

– Черт возьми, вот так сюрприз! Бабушка говорит, что сэр Патрик задал вам взбучку за то, что вы водитесь с ней и с Динни.

– И за то, что мы слишком дружим с этим негодяем Биллом Гаугом! – воскликнула Пэм, чтобы дать Пэт время собраться с мыслями.