355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Катарина Причард » Крылатые семена » Текст книги (страница 27)
Крылатые семена
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 20:58

Текст книги "Крылатые семена"


Автор книги: Катарина Причард



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

– Но я не хочу больше бороться, – сказала Салли. – К чему? И Том и Билл ушли от меня навсегда. Ради чего мне бороться?

– И вам не совестно так говорить? – Динни сказал это так резко и горячо, с таким неподдельным гневом, что Салли изумленно на него взглянула. Она слишком привыкла встречать с его стороны только преданность и заботу и не сразу могла понять, откуда в нем это раздражение, эта суровость.

Воспоминание об их разговоре мучило ее несколько дней и дало новое направление ее безрадостным мыслям. Неужели она утратила привязанность Динни? Должно быть, он обижен тем, что она так пренебрегла его дружбой. Нет, Динни беспокоился не о себе, когда упрекал ее за то, что, отдавшись своему горю, она слишком ушла в себя и все окружающее перестало для нее существовать.

Конечно, он прав, и тем хуже для нее, не могла не признаться себе Салли. В своем озлоблении против жизни, которая принесла ей столько страданий, она зачерствела, стала равнодушной к чувствам других. Упивается своей печалью, как запойный пьяница, и совсем опустилась, отупела, так что даже родственники и друзья стыдятся ее, корила она себя. Но что же ей теперь делать? Как найти в себе силы жить с такой мукой и отчаянием в душе? «Влачить бесцельное существование», как сказал Динни? Эта мысль была ей невыносима. Дни тянулись за днями – пустые, безрадостные, и так будет и дальше. Правда ли, что тот, кто готов «умереть, сражаясь за великую идею», знает, для чего он живет?

Когда миссис Айк Поттер месяца через полтора снова наведалась к миссис Салли, она нашла ее почти такой же, какой привыкла видеть всегда. Карие глаза Салли, как прежде, тепло и дружелюбно улыбнулись ей, хотя в глубине их притаилась печаль. К своему черному платью Салли приметала маленький аккуратный белый воротничок, который когда-то вышила для нее Мари, а ее седые волосы, заплетенные в тугую косу, были венком уложены вокруг головы над красивой естественной волной, осенявшей лоб. Железная воля и неукротимый дух помогли ей сбросить с плеч тяжкий груз горя, и теперь лицо ее снова светилось энергией и каким-то особым, ей одной присущим очарованием. Если и есть еще что-то трагическое в ее облике, думала Вайолет, то это уже не бросается так в глаза.

– Признаться, Вайолет, я за все должна благодарить Динни, это он заставил меня образумиться, – виновато сказала Салли. – А еще очень помогло мне одно стихотворение. Когда-то Том в день моего рождения подарил мне книгу…

И Салли рассказала Вайолет, как она задумалась над тем, может ли еще ее жизнь принести кому-нибудь пользу. Она знала, конечно, что есть великое дело, за которое борются люди, и ей припомнились эти стихи. Они крепко запали ей в память:

 
Во имя цели дивной – чтоб навек
Стал на земле свободным человек —
Отдайте радостно сердец биенье…
 

Когда она впервые прочла эти строки, ей представился новый мир, освобожденный от всего, что подавляет и принижает человека. Это видение ослепило ее. Но она была слишком погружена в свои семейные и домашние дела и ничего не сделала для того, чтобы приблизить это освобождение. И когда Том и Билл отдавали борьбе все свои силы, ей казалось, что они находятся во власти иллюзий. Но теперь она поняла, что ее жизнь только тогда приобретет какой-то смысл, если она посвятит ее служению этой «цели дивной». Ничто не сможет ее сломить, потому что она будет трудиться во имя того, что несравненно больше ее самой и всех ее печалей. Именно это Динни и старался ей внушить. В конце концов Салли поняла, что усилиями таких вот, как она, простых незаметных людей, которых миллионы, мечта о свободе рано или поздно воплотится в жизнь.

Мощь, простота и величие этой идеи, которая придала миссис Гауг силы подняться над своими невзгодами, произвели большое впечатление на миссис Поттер.

– Я когда-то думала, что пение заменит мне все на свете, – призналась она. – Что все остальное не имеет значения. А теперь во что я превратилась? Просто толстая сонная баба, которой на все наплевать, лишь бы ей жилось хорошо и никто ее не тревожил.

Миссис Поттер была очень рада, что здоровье Салли пошло на поправку.

– Как видно, к миссис Салли снова возвращается былая энергия, которую она вкладывала во все, за что бы ни взялась, – сказала она Динни.

Рудники возрождались один за другим, а вместе с ними входила в свое обычное русло деловая и общественная жизнь Калгурли и Боулдера, неразрывно связанная с золотопромышленными предприятиями края. По улицам расхаживали приехавшие на побывку с островов Тихого океана солдаты оккупационных войск в хаки или в вылинявшей темно-зеленой – под цвет джунглей – форме; появились и больные или увечные солдаты; они уже оделись в гражданское платье и подыскивали себе какую-нибудь посильную работенку. Холодными утрами рудокопы накидывали старые шинели и отправлялись на работу. Порыжелая фетровая шляпа с обвисшими полями, испытавшая на себе самумы ливийской пустыни и тропические ливни, комически красовалась теперь на голове какого-нибудь старого туземца или местного забулдыги, ни на день не покидавшего во время войны своего поста у пивной стойки. Сотни молодых людей, подобно Стиву, успели за это время жениться и жили вместе с женой у своих или у ее родителей. У многих не было собственного жилища, а материалы на постройку дома достать было нелегко. Впрочем, у солдат пока еще водились деньги. Они получали пенсии, задержанное жалованье, демобилизационные, и торговля, замершая во время войны, слегка оживилась. Но товаров не хватало: ненужные предметы роскоши и разный заморский хлам залеживались на полках, а необходимых вещей не было, и женщины напрасно ходили по магазинам в поисках мужского костюма или детского платьица.

Хотя цены на предметы первой необходимости регулировались правительством, жизнь все же неуклонно дорожала, а с отменой твердых цен провизия и одежда стали подниматься в цене каждую неделю. Шли тревожные разговоры о том, что, как только послевоенные нужды будут удовлетворены, в стране наступит кризис. А жизнь продолжала дорожать, и все, кто мог, запасались самым необходимым, пока деньги окончательно не обесценились.

Во время войны многие рудники на Золотой Миле почти совсем прекратили работу. Для успешного завершения войны золото было не так уж необходимо. Все здоровые мужчины ушли в армию, в авиацию, во флот и в те отрасли промышленности, которые должны были кормить, одевать и вооружать фронт, а также удовлетворять насущные нужды гражданского населения.

Но в области международных отношений золото сохраняло свое значение, и необходимость увеличить его добычу мгновенно дала себя знать в Калгурли и Боулдере. Золотопромышленники Западной Австралии зашевелились: они потребовали отмены налога на золото и других льгот. Владельцы бедных рудников грозили закрыть свои предприятия, если рудокопам будет повышена заработная плата или сокращен рабочий день, и все же их рудники продолжали работать и приносить доход, а более крупные предприятия в Вилуне и Юанми, вокруг которых уже успели вырасти оживленные поселки, закрылись. Говорили, что эти месторождения выработаны. Однако новые рудники процветали, как, например, Порфири в ста милях к северу от Калгурли; и снова, в поисках глубоких месторождений, на незанятых еще землях между старыми рудниками появились золотоискательские партии.

Крупные финансисты за океаном уже окидывали хищным взором пятьсот тысяч квадратных миль золотоносной земли, лежащей вокруг Кулгарди и Калгурли. Новые компании и всевозможные новые проекты возникали, как грибы после дождя. Сенсационные находки в старых рудниках и выработанных и заброшенных месторождениях еще больше разжигали ажиотаж.

И скоро Калгурли и Боулдер, пробудившись от спячки, в которой они пребывали во время войны, вступили в полосу нового расцвета золотодобывающей промышленности.

«Правительство Австралии и Австралийский государственный банк предпочли бы придерживаться прежней политики постепенного восстановления золотого запаса страны, – прочел Динни, раскрыв утром газету, – но положение с долларовыми фондами настолько серьезно, что это заставляет нас принять особые меры: решено пока продавать все добываемое золото Соединенному Королевству, чтобы помочь ему выйти из затруднений. В связи с этим правительство должно подумать о стимулировании добычи золота в Австралии».

– А что, скажите на милость, все это значит? – спросила Салли.

– Это значит, – неторопливо пояснил Динни, – что Австралия поддерживает «старуху» золотом на тридцать один миллион пятьсот тысяч долларов в год. Английское казначейство кредитует Австралийский государственный банк в Лондоне по стерлинговому балансу. Конечно, мы могли бы и сейчас продавать наше золото Америке, как делали это до войны, но если стерлинг, на котором держится английская валютная система, обесценится еще больше, австралийские экспортеры, которые поставляют Англии свои товары, сядут в лужу. Словом, это не такой уж патриотический жест. Шерсть сейчас дает больше долларов, нежели золото. Вот тут написано, что в прошлом году шерсти вывезено на тридцать пять миллионов семьсот сорок восемь фунтов стерлингов. Золота же мы продали в сороковом – сорок первом годах на восемнадцать миллионов фунтов стерлингов, да еще изрядную толику в сорок шестом году, и почти все это добыто на приисках Западной Австралии. Так что, миссис Салли, мы можем, пожалуй, трубить о том, что Калгурли и Боулдер внесли свою лепту в дело спасения Британского содружества от развала.

– Золото его не спасет, – сказала Салли.

«С тех пор как в нашей стране девяносто восемь лет назад было открыто золото, оно стало одной из основных статей экспорта, – читал дальше Динни. – За это время в Австралии добыто золота на семьсот девяносто пять миллионов фунтов стерлингов, и почти все оно уплыло за океан для укрепления финансов других государств…»

«До последнего кризиса Австралийский государственный банк должен был обеспечивать золотом не менее одной четверти всех имеющихся в обращении денег. Эта сумма была затем уменьшена до пятнадцати процентов, а во время кризиса Австралии пришлось фактически расстаться со всем своим золотым запасом для покрытия внешней задолженности».

– Так вот для чего мы всю жизнь трудились!

Салли смотрела в отворенную дверь, выходившую на задний двор; она видела перед собой бесплодное пространство красной, выжженной солнцем земли, ржавые крыши и потемневшие от времени беленые стены домов. Ряд за рядом теснились они на равнине, а в узких боковых проходах, отравляя воздух зловонием, помещались отхожие места. Да, все колоссальное богатство, добытое на австралийских золотых рудниках, нисколько не изменило жизненных условий рабочих: они по-прежнему ютятся в этих ветхих домишках, не защищенных ни от жары, ни от пыли, лишенных самых примитивных удобств. Гнев душил Салли, когда она думала об этом. Все обещания облегчить населению жизнь «после войны» были забыты совершенно так же, как были они забыты после первой мировой войны.

Салли внимательно прислушивалась к словам Динни и его друзей, когда речь заходила о сложной и запутанной международной обстановке и происках промышленных и финансовых магнатов, угрожавших делу мира. Все чаще и чаще говорили они о долларовом кризисе, о долларовом империализме, о золотом обеспечении валюты. Нетрудно было убедиться в том, что повсюду идет борьба за власть, но гораздо труднее поверить, что капитализм, который борется не на жизнь, а на смерть с движением народов к социализму, сам уже находится при последнем издыхании – а ведь именно это утверждали Стив и Эйли.

Стив и Дафна частенько наведывались по вечерам к Салли и любили, сидя на веранде, поболтать с Динни. Иной раз они приводили с собой Шорти Лея, а иной раз он забегал сам, готовый в любую минуту вступить в спор со стариками.

Эйли была очень занята – то кружок, то собрание, – но и она любила, улучив время, провести вечерок-другой на веранде у Салли, слушая беседы и споры Динни и его друзей. Она приносила с собой штопку или вязанье и молча сидела в сторонке, у лампы.

Под глазами у нее уже залегла тонкая паутина морщинок, а поседевшие волосы серебрились в свете лампы, но в душе ее сохранились нетронутыми высокие идеалы юности, и они освещали ей путь. Неиссякаемая энергия Эйли, ее удивительная выдержка и спокойствие возбуждали зависть Салли. После смерти мужа Эйли продолжала работать совершенно так же, как работала рука об руку с ним. Ничто не могло поколебать ее, заставить изменить своим убеждениям.

Дик вернулся в Калгурли и корчил из себя заправского фронтовика, хотя в действительности он ни на один день не покидал Австралии и ни разу не был в бою.

– Устроился на тепленькое интендантское местечко в Дарвине, – говорила Дафна. – Будьте уверены. Дик не пропадет.

Он так и не зашел повидаться с матерью и не проявлял ни малейшего интереса к родительскому дому.

Салли считала, что Дик – настоящий Иуда и не достоин носить имя ее нежно любимого сына. Эйли тоже была тверда, хотя и печалилась о Дике по-матерински, забывая личные обиды. Но Дик предал ее товарищей, из-за него они лишились работы, и она не могла ему этого простить.

Как удивительны, необъяснимы иные поступки людей, думала Салли как-то вечером, когда все друзья и родственники были в сборе: Стив, Дафна, Шорти и Эйли со своим неизменным рукоделием.

Разговор, как это теперь часто случалось, шел о золоте – золотое обеспечение, повышение цены на золото, роль золота в международных отношениях… Рабочие на приисках жили в постоянном страхе, что цена на золото может упасть. Тогда Калгурли и Боулдер захиреют, тысячи мужчин и женщин потеряют работу, лишатся крова и средств к существованию.

– Читал ты брошюру, изданную Горной палатой? – спросил Динни Сэма Маллета.

– Нет, кажется, не читал.

– Там говорится, что все наши несчастья от того, что «выпущено слишком много денег», – ядовито пояснил Динни. – «И если немедленно не будет найден выход из этого положения, миру грозит финансовая катастрофа, не менее разрушительная, чем взрыв атомной бомбы».

– Здорово! Как ты это понимаешь? – взволнованно спросил Шорти.

– Они до смерти боятся кризиса и краха капиталистической системы, а главное, того, как этим могут воспользоваться рабочие, – сказал Стив.

– А я вот никак не могу понять, – сказал Динни, – зачем мы столько лет подряд экспортировали золото в Америку. Говорят, в форте Нокс сосредоточено больше шестидесяти пяти процентов всего мирового золотого запаса. Соединенные Штаты пользуются этим и своей экономической мощью, чтобы из каждой страны в Европе выкачать все, что только можно.

– А ведь во время войны болото уже не играло такой роли, как прежде, – сказал, по обыкновению неторопливо, Сэм Маллет, тщательно взвешивая слова. – Союзники обменивались товарами – каждый получал то, что ему нужно; они установили, так сказать, систему безналичного международного товарообмена.

– Правильно, – согласился Динни. – Помните, говорили даже, будто соглашение в Бреттон-Вудсе нанесло сокрушительный удар по золотому стандарту. «Каждому ясно, что большинство стран не согласится на возврат к золотому стандарту», – заявил тогда один из делегатов. Однако золото отвоевывает свои позиции. При капитализме это – самое удобное средство обращения. Банкноты годятся для обращения внутри страны, но большинство государств не станет принимать их в покрытие международных платежей, так как их стоимость зависит от устойчивости политического режима государства, а не от его экономического благополучия. И вот похоже, что янки хотят прикарманить все золото. Они скупают золотые рудники – и у нас здесь и повсюду, где им только удается наложить на них лапу. Им нужно прибрать к рукам всю добычу золота, во всем мире.

– Советский Союз готов вести свою международную торговлю по золотому курсу, – напомнила им Эйли.

– Да, он этим здорово досадил уолл-стритовским воротилам, – усмехнулся Динни. – Они все просто взбеленились, когда Советский Союз по добыче золота сразу шагнул с пятнадцатого места на второе.

– Несколько лет назад говорили, что Советский Союз может выбросить на рынок огромную партию золота и сбить цену на него, «создав тем самым, – цитировал по памяти Сэм, – величайшие затруднения для всего капиталистического мира». Один экономист, помнится, писал даже так: «Поток золота из России может оказаться опаснее потока пропаганды». Но тут разразилась война, и надо было выиграть ее любой ценой. А теперь за океаном нам предъявляют векселя к оплате.

– Цена золота и его покупательная способность растут, по мере того как обесцениваются валюты, – с расстановкой проговорил Динни, словно повторяя чьи-то слова. – Я прочел это на днях в одной статье. Там говорилось, что накануне войны доллар потерял сорок процентов своей покупательной способности. Еще вопрос, сможет ли он теперь господствовать на мировом рынке. В статье приводились слова доктора Чарльза Прайса, который писал в «Юнайтед нейшнз уорлд», что «рубль, переведенный на золотую основу, может успешно соперничать с долларом и положить конец монополии доллара на мировом рынке».

– А кроме того, существует платина, – напомнил Сэм. – Нигде ее не добывают столько, как в России; там делают большие запасы платины в противовес американскому и английскому золоту. И американские биржевики уже готовы смотреть на платину как на средство международного обмена. Унция платины стоит от восемнадцати фунтов пятнадцати шиллингов до двадцати одного фунта одиннадцати шиллингов трех пенсов, а унция золота – десять фунтов пятнадцать шиллингов три пенса по существующему австралийскому курсу.

– Вот вам и подоплека всех этих разговоров о новой войне, – заявила Эйли. – Страх перед экономической системой, которой не нужно «распинать человечество на золотом кресте».

– Кто помнит карикатуру Вилла Дайсона? – с усмешкой спросил Тупая Кирка, нарушив молчание, воцарившееся после слов Эйли. – Толстосумы стоят на коленях и молятся: «О всевышний! Даруй нам хоть какую-нибудь войну!»

– Капиталисты и сейчас молятся об этом, – с горечью сказал Стив. – Они возлагают надежды на атомную бомбу, думают, что этим все решится. Но рабочие не пойдут больше на фронт ради того, чтобы капиталисты и их прихлебатели могли спокойно спать в своих постелях.

По мнению Тэсси Ригана, разговор принимал чересчур серьезный характер, и он придал ему другое направление, как всегда сопровождая свои слова густым добродушным смешком:

– Официальная цена на золото, может быть, действительно десять фунтов пятнадцать шиллингов три пенса за унцию, а янки покупают его по тридцать пять долларов. Однако всем и каждому известно, что в Сингапуре или в Индии можно получить тридцать фунтов за унцию, а во Франции и все сорок четыре фунта. Шпики сбились с ног, стараясь изловить ребят, которые переправляют золото за океан.

– Я знал одного из этих парней – у них была обогатительная установка в зарослях, где-то в окрестностях Биндули, – усмехнулся Тупая Кирка. – Они добывали не одну сотню унций в неделю, и никто их не беспокоил. Но как-то их все-таки накрыли шпики, а они только что добыли четыреста унций.

– Дэн Майлз, молодой лесоруб, рассказывал мне, что он на днях едва не влип в историю, – сказал Динни, с легкостью отвлекаясь от серьезных тем, которыми явно пресытился Тэсси Риган. – Он вез свежесрубленный молодняк и не хотел попадаться на глаза лесничему. С ним был старый серб. Они заплутались в чаще и как-то проглядели выезд на дорогу. Тогда они двинулись по колее, оставленной грузовиком, полагая, что она выведет их на дорогу, и напоролись прямо на обогатительную установку с полным тигелем только что выплавленного золота. Ребята, которые там работали, как видно, смылись, когда затарахтел грузовичок Дэна. Старик-серб не мог допустить, чтобы золото валялось так, безо всякого присмотра, – он решил прихватить его с собой.

«Даже не прикасайся! – сказал ему Дэн. – Если только ты его тронешь, тебе несдобровать: либо ребята хозяева этой установки, либо шпики – уж кто-нибудь до тебя доберется».

Словом, Дэн поскорее смотался оттуда, рассудив, что самое для него лучшее – забыть, что он вообще видел там золото. Он повернул назад по своим следам и кое-как разыскал дорогу. В город он вернулся около полуночи, высадил старика-серба и отправился домой.

Но ребята – владельцы установки – сидели, оказывается, в зарослях и наблюдали за Дэном и его спутником, когда те подъезжали туда на своем грузовике. Решив, что старик-серб может их выдать, они явились к нему и вошли с ним в сделку – уговорили его помочь им перевезти их установку на другое место. А дня два-три спустя к Дэну нагрянули гости. Представляете, что было с ним, когда, вернувшись как-то домой, он узнал, что у него уже раз шесть побывали шпики и до смерти напугали его жену своими расспросами. На следующее утро Дэн сидел дома и ждал шпиков. Все ставни на улице были в тот день подняты, и все соседи Дэна видели, как он задал жару шпикам за то, что они беспокоят его супругу.

Шпики сказали, что они поймали парней, которым принадлежала установка, а вместе с ними застукали и старика-серба – он как раз явился помочь им перебраться на другое место. Они тоже сидели в кустах, с биноклями, и видели, как Дэн подъехал туда на грузовике; теперь им нужно было, чтобы он выступил свидетелем.

«Я еще не сошел с ума, – сказал Дэн, – чтобы помогать приисковым шпикам сажать наших ребят за решетку».

«Счастье твое, что ты не трогал установку, а то мы бы и тебя притянули», – сказали ему шпики.

Словом, Дэн был рад радехонек, что у него хватило ума ничего там не трогать, хотя, казалось бы, чего ему было бояться – в такой чаще, за много миль от всякого жилья.

– А что это толкуют насчет старого Спиндлбери? – спросил Стив.

– Спиндлбери, управляющего банком? – весело подхватил Динни. – Он получил наконец по заслугам. Ты же знаешь молодого Перси Даттаг – славный такой паренек с сухой ногой. Он работал на участке неподалеку от Желтого Пера. Дела у него шли туго, и он залез в долги. Тогда он сделал заявку на обогащение золотоносного песка. Вот тут его и подцепил этот самый Спиндлбери: предложил ему обогащать для него руду по тридцать шиллингов за тонну и сдал в банк на имя Перси две тысячи унций, пообещав выручить его, если начнут дознаваться, откуда у него золото.

Когда шпики пожаловали к Перси на его участок, они увидели, что он обогащает руду, а не песок. Докопались и до счета в банке, и тут Спиндлбери от него отступился. Перси арестовали и упрятали в тюрьму за эти две тысячи унций. А жена его в это время была на сносях. Она и давай ругать Спиндлбери за то, что он так поступил с ее мужем. И полиции от нее досталось на орехи: они-де преследуют только маленьких людей, а крупных мошенников покрывают. Пришлось полиции в конце концов заняться делишками этого Спиндлбери, и он тоже понес наказание.

– Ребята говорят, что среди полицейских встречаются иногда порядочные люди, – хмыкнул Тэсси. – А кое-кто из полиции и сам замешан в этих делах.

– Сейчас золотом стали заниматься форменные бандиты, – отозвался Тупая Кирка. – Никогда не знаешь, что они могут выкинуть. Взять хотя бы этого парня, которого вздернули в Перте за убийство женщины: он ведь из той же шайки. Говорят, он еще хватил по голове какого-то человека, который хотел продать ему в глухом переулке слиток, и удрал с его золотом.

– Никогда у нас не сажали столько народу за кражу золота, как сейчас, – задумчиво заметил Динни.

– И никогда не было такого количества несчастных случаев на рудниках, – присовокупила Салли.

– Открывают старые рудники. И неопытные новички рискуют жизнью, опускаясь в заброшенные шахты.

Это было известно всем, и хотя Стив не работал больше в забое, он рассуждал как старый рудокоп, которого не могла не тревожить судьба его товарищей, добывающих золото под землей.

– Во время войны многие выработки даже на крупных рудниках пришли в ужасное состояние. А теперь хозяева стараются повысить добычу и думают не о ремонте шахт, а только о том, как бы побольше выбрать золота.

– Да уж, что верно, то верно, – горячо поддержал его Шорти.

– А я вам вот что скажу: есть участки, на которые все махнули рукой, а они опять показали себя. – Тэсси не так-то легко было обескуражить: неистощимый оптимизм старателя-пионера заговорил в нем. – Взгляните на Дэйдоун, на Кулгарди! Пусть меня повесят – разве Кулгарди не считался мертвым городом по меньшей мере двадцать лет подряд? А видите, как он сейчас процветает! Агенты компаний кричат, что залежи на Золотой Миле только чуть тронуты сверху.

Слова Тэсси раззадорили и Тупую Кирку.

– Вот Маунтен-Вью в Дэйдоуне ведь совсем рядом со старым Фингалом, а месяца два назад там выработали шесть тонн руды, примерно на восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. Новые изыскательские работы на Маритане показали на большой глубине богатые залегания. На Призе возобновили разработки. Маунт-Шарлотт и Северный тоже уже приносят неплохой доход. И на Лоулерсе и Кукини работа идет удачно и были ценные находки. – Тупая Кирка перечислял все это с таким видом, словно ни на одном руднике не обошлось без его участия.

– А что вы скажете о жиле, на которую напоролся Камилло Регензани у Паркеровых холмов? – подхватил Тэсси. – Он валандался там около месяца и все не видел ее. Решил, что делать тут ему больше нечего, свалил всю взрывчатку, какая у него оставалась, в один шпур и хотел уже вытаскивать столбы. А когда оглянулся на свой шпур после взрыва, она, голубушка, тут как тут – сияет и сверкает, подмигивает ему. Этим последним взрывом Кам снял покрывающую породу с богатой жилы. С тех самых пор он трудится над ней, и дела у него идут неплохо.

– Совсем как в старые времена, – заметил Динни, явно желая сделать приятное Тэсси.

– Да какие там старые времена! – с досадой воскликнула Салли, которую всякий раз раздражало, когда Динни со своими приятелями начинали предаваться сентиментальным воспоминаниям. – Это – новые времена, и об этом не мешает помнить. Что-то еще принесет рудокопам и вообще всем нам на приисках это возрождение золотопромышленности… и кризис, который не за горами?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю