Текст книги "Крылатые семена"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

– Как! Он и меня сюда припутал? – Билл, по-видимому, никак не предполагал, что имеет какое-то отношение к их отъезду.

– Да, припутал, – сухо отозвалась Пэт. – Полицейский Смэттери донес ему, что мы водим компанию с одним из самых отъявленных красных смутьянов в городе.

– Я страшно огорчен, Пэт. – Билл нахмурился. – Мне очень неприятно, что из-за меня у вас произошли какие-то нелады с сэром Патриком.

– Об этом можете не беспокоиться, – нетерпеливо перебила его Пэт. Она забралась в кресло с ногами и, трагически сдвинув брови, смотрела на Билла. – Единственное, что нас огорчает, – это то, что мы должны сматываться отсюда в такой спешке… и расстаться с вами, Билл.

– Да. Это ужасно обидно, – сказал Билл, делая вид, что не понимает намека, и поспешно добавил: – Ну, чем я могу вам помочь? Быть может, нужно что-нибудь упаковать, прибрать?

– Вы могли хотя бы изобразить сожаление по поводу нашего отъезда… если даже вам все равно, – возмущенно заявила Пэт.

Ей очень хотелось знать, что именно рассказала ему миссис Салли об их сегодняшнем разговоре. Впрочем, она догадывалась, что миссис Салли не злоупотребила ее доверием. Билл держался просто; его трудно было заподозрить в том, что он жалеет ее и чувствует себя неловко.

– Мне не все равно, Пэт, – сдержанно сказал он. – И вы это знаете. Я только не люблю вешать нос.

Пэт с вызовом взглянула на него.

– Я не хочу уезжать, Билл, – сказала она. – Не хочу расставаться с вами.

Билл не стал делать вид, что он и тут ее не понял. Но его поведение не изменилось; по-видимому, он твердо решил быть настороже.

– Да, мы стали добрыми друзьями, верно, Пэт? – смущенно сказал он, стараясь придать разговору шутливый характер. – Мне остается только благодарить Пэдди Кевана за то, что он привез вас сюда.

Усмешка, скользнувшая по его губам, вывела Пэт из себя. Вот как! Она для него друг, приятель – и только! Добрый друг! Он даже не сказал «товарищ», что значило бы куда больше для них обоих. И все же она была уверена, что и он чувствует этот неуловимый магический ток, всегда возникающий между ними, чувствует, как все ее существо тянется к нему и беспричинное ликование овладевает ею, когда он входит в комнату и их глаза встречаются. Сегодня впервые он так отгородился от нее, так упрямо замкнулся в себе.

Чтобы выиграть время и побороть его отчужденность, она заявила возмущенно:

– Пэдди – отвратительный, злой старик. После разговора, который был у нас с ним вчера, я поняла, что у него есть что-то такое на совести, о чем мы и не подозревали.

– Скажите, кто такая Маритана? – спросила Пэм.

– Это старая история, – отвечал Билл. – Маритана – туземка. Когда моя бабушка впервые приехала сюда на прииски, Маритана была молоденькой девушкой. Потом она вышла замуж за белого. Во всяком случае – поселилась с ним вместе и народила кучу ребят. Говорят, что у ее мужа была обогатительная установка где-то в зарослях и Маритана собирала для него краденое золото. Дедушку и дядю Тома однажды судили за то, что они якобы прятали у себя золото. Бабушка клянется, что все это Пэдди Кеван подстроил. А Маритана, говорят, пригрозила, что она выведет его на чистую воду – ведь всем и каждому было известно, что Пэдди связан с Большой Четверкой, занимавшейся скупкой и сбытом краденого золота. И вот Маритана исчезла. А несколько месяцев спустя в одной из заброшенных шахт был найден ее труп. Почти одновременно с этим исчез и ее муж… все думают, что это он убил Маритану. Однако Пэдди имел какое-то отношение к ссоре Маританы с мужем, которая произошла за несколько дней до ее смерти. Динни слышал от друзей Фреда Кэрнса, что Пэдди велел ему отослать Маритану в заросли и заставить ее держать язык за зубами. Ну, а Фред, как видно, знал только один способ, как этого добиться.

Пэм испуганно поежилась.

– Я видела, что имя этой женщины пробуждает у Пэдди какие-то ужасные воспоминания. Он прямо-таки взбесился, когда я показала ему свой рисунок – портрет Ральфа, гуртовщика с Рилл-Стейшн, сына Маританы.

– И подумать только, что этого человека мы называли отцом! – воскликнула Пэт. – Понимаете, Билл, он испугался, что нам здесь кое-что о нем порассказали. А на самом-то деле никто нам ничего не говорил. Мы не знали даже, почему Динни и миссис Гауг так его ненавидят. Думали, что из-за Эми. Но теперь-то нам ясно…

– Ну, у нас здесь на приисках могут предъявить сэру Патрику Кевану не один только этот счет, – сказал Билл. – Я буду очень рад, когда вы совсем от него уйдете.

– Мы сами будем рады, – заверила его Пэт.

– Вы не знаете, Билл, какими одинокими, заброшенными чувствовали мы себя, когда нас в Англии сунули в этот пансион, – сказала Пэм. – А когда Пэдди и Эми взяли нас к себе, мы были бесконечно благодарны им. И как-то так всегда выходило, что мы старались приноровиться к людям, с которыми сталкивала нас жизнь… К светским друзьям Эми, к приятелям Шона… Только здесь, на приисках, познакомившись с вами и с миссис Гауг, с Дафной и с ее матерью, мы увидели, что можно быть самим собой и дружить с теми, кто тебе приятен. С простыми, искренними и добросердечными людьми, которых мы не могли не полюбить и которые, быть может, полюбят нас, если узнают ближе.

– Конечно, я в этом уверен, – сказал Билл. Ему было значительно легче выразить свои чувства Пэм, чем ее сестре.

Взгляды, которыми они обменивались, не таили в себе опасности. Существовавшая между ними взаимная симпатия была тиха и безмятежна. А взгляд Пэт – этой зеленоокой сирены – тревожил его и дразнил, звал погрузиться в его коварную глубь. Билл считал, что ему удалось спастись, когда он уже был на краю гибели. Вместе с тем он не мог не признаться себе в том, что все в Пэт – мягкая линия ее шеи и затылка, плавный взмах ресниц, каждый изгиб ее тела – невыразимо пленителен и бесконечно дорог ему.

«Мужчина живет не одной любовью!» – проповедовал Билл. Он не хотел, чтобы всякий сентиментально-чувственный вздор мешал его работе. И Пэт знала это. Они не раз обсуждали этот вопрос и посмеивались над романтической иллюзией, которую шутя называли «любов»; они знали из книг, что все порождаемые ею восхитительные ощущения коренятся в физиологии, хотя большое значение может иметь и духовное родство. Но самим стать жертвой этого хитрого обмана и подобно другим доверчивым юношам и девушкам попасться в ловушку – нет уж, извините!

Не против физиологии и не против духовной близости восставали они, а против лживых обетов, иллюзий и фантастических домыслов, будто двое людей могут заменить друг другу весь мир да при том еще на веки веков, аминь. Почему юноши и девушки смеются над слезливо-сентиментальными фильмами и пьесами? Почему высмеивают они так называемые счастливые финалы, где говорится, что молодая пара соединилась и была счастлива до гробовой доски? Пэт и Билл, как истинные дети своего времени, твердо знали, что любовь, возносящая человека на вершины райского блаженства, – миф. Это состояние восторга, нежность, страсть – бесспорно, восхитительные ощущения, но допустить, чтобы они стали на пути тех или иных серьезных целей и задач, которые вам дороги, – это уж, извините, бессмыслица! Но вот вопреки всему они оказались во власти страстного влечения друг к другу, и оба невольно радовались этим узам, и оба были глубоко несчастны от сознания предстоящей разлуки.

Пэм оставила их вдвоем.

Притворяя за собой дверь, она услышала, как Билл сказал:

– Я не прощаюсь с вами, Пэт.

– Вы хотите, чтобы я вернулась? Вы правда этого хотите, Билл? – взволнованно спросила Пэт.

Пэм присела на крылечке, выходившем в заброшенный, выжженный солнцем садик. Голоса Пэт и Билла долетали и сюда.

– А почему бы и нет? – добродушно сказал Билл.

– Послушайте, Билл! – с обидой и горечью сказала Пэт. – Вам незачем что-то такое разыгрывать передо мной. Если вы мечтаете о мученическом венце, то я вовсе к этому не стремлюсь. Как только вы вошли, я сразу поняла, что вы решили дать мне уехать, так и не сказав, как вы ко мне относитесь, и, по-видимому, намерены делать вид, будто не знаете, как я отношусь к вам.

– Ну, не совсем так. – В голосе Билла прозвучали знакомые задушевные нотки. – Я просто не верю этому, не верю, что я действительно что-то для вас значу.

– Но это же правда! Это правда, Билл! – воскликнула Пэт. – У меня сердце рвется на части при мысли, что мы расстаемся… так ничего и не сказав друг другу! И вас тоже это мучит, я знаю. Зачем же быть таким жестоким и ко мне и к себе? Я готова на все для вас, Билл, только не отталкивайте меня.

После этих слов за дверью на некоторое время воцарилась тишина. Пэм закурила сигарету, задумчиво глядя в темный сад, освещенный только слабым светом звезд. Она надеялась, что Билл сбросил с себя эту странную отчужденность и что Пэт, пустив в ход свои чары, сумеет растопить лед. Пэт, конечно, обовьет шею Билла руками, и он забудет в ее объятиях свое решение изгнать ее из сердца во имя своей работы.

Вдруг Пэм услышала хрипловатый, приглушенный голос Билла.

– Не надо, Пэт… Поймите, у вас одна жизнь, а у меня совсем другая; вы не можете принять моей, а я не могу жить так, как живете вы. Лучше признаться себе в этом сейчас, чем пережить потом горечь и разочарование.

– Вы не доверяете мне, Билл! Вы в меня не верите! – жалобно воскликнула Пэт.

– Нет, не верю, – признался Билл.

– Ах, так? Ну и к черту, к черту, к черту! – вскричала Пэт. – Я ненавижу вас. И себя ненавижу за то, что могла быть такой дурой. Вы считаете, что у меня это просто каприз, который скоро пройдет. Что ж, быть может, вы и правы. Быть может, так оно и есть. Вы победили, Билл. А теперь вам лучше уйти. Весьма сожалею, что поставила вас в такое нелепое положение, – вы, вероятно, чувствовали себя очень неловко, когда вам пришлось отвергнуть меня. Прощайте, Билл!

– Пэт! Не говорите так… – голос Билла дрогнул, в нем прозвучала мольба. – Не говорите, что я…

– Уходите! Ради бога, уходите! – истерически вскричала Пэт. Ее душили слезы.

Пэм услышала, как отворилась и снова захлопнулась дверь, и поднялась со ступенек навстречу Биллу. Юноша шел, спотыкаясь, как слепой. Лицо его было искажено страданием, которого он не в силах был скрыть. Пэм прочла в его глазах все, в чем ей хотелось убедиться.

– Сейчас же ступайте назад и скажите Пэт, что вы ее любите, или я вам этого никогда не прощу! – сказала она так решительно, что Билл почти машинально повиновался ей.

В мастерской Пэт судорожно рыдала, забившись в кресло; после ухода Билла она не двинулась с места. Полный нежности и раскаяния, он присел около нее на корточки и осторожно коснулся рукой ее волос.

– Пэт, дорогая, – неуверенно сказал он. – Ведь я люблю вас. Разве я могу уйти, когда вы так плачете!

Рыдания прекратились. Пэт быстро выпрямилась, сморкнулась в платочек и взглянула на Билла еще мокрыми от слез глазами.

– Ну не мерзкое ли вы создание! – сказала она, пытаясь улыбнуться. – Ведь это все, что мне было нужно от вас. Вот уж никогда не думала, что я такая размазня и способна реветь из-за мужчины. Мы никогда не плачем, верно, Пэм? Разве уж когда действительно стрясется беда.

Пэм вернулась в мастерскую и зажигала спиртовку, чтобы сварить кофе.

– Мы плакали, когда провожали Шона, – сказала она, как всегда прямо отвечая на поставленный вопрос, – и когда узнали, что он ранен.

– Я думал только о себе… все силы прилагал к тому, чтобы устоять против вас, – признался Билл, желая вознаградить Пэт за причиненную ей боль. – И не понимал, насколько я…

– Груб и жесток, – перебила его Пэм.

– Да, вы заставили меня почувствовать, что значит быть отвергнутой и осмеянной, – дрожащим голосом промолвила Пэт, стараясь скрыть слезы и обратить все в шутку. – Мне бы нужно изобразить, что «нет фурии в аду столь злой», или еще что-нибудь в этом роде, вместо того чтобы сидеть и ронять слезы, верно, Пэм?

– О господи, меня бы следовало четвертовать! – сказал Билл. У него был несчастный, покаянный вид. – Мы почему-то никак не могли понять друг друга, и каждый ладил свое, другому наперекор. Я в самом деле думал то, что говорил, Пэт, но только я не все говорил, что думал. Конечно, я люблю вас и хочу, чтобы мы всегда были вместе. Но ведь это невозможно, потому что…

– Ах, не начинайте все сначала! – взмолилась Пэт. – Если вы любите меня, Билл, то больше я ничего знать не хочу. Остальное предоставьте мне.

Она обвила его шею руками, и губы их сомкнулись в поцелуе, который, по расчетам Пэм, должен был наилучшим образом разрешить все сомнения. Таинственная сила, толкавшая их друг к другу, брала верх. Пэм была уверена в этом. Стараясь не мешать им, она тихонько занималась своим делом в глубине комнаты.

– Любимая!

– Счастье мое!

– О Пэт!

– О Билл!

Можно было подумать, что на языке любви существуют лишь нежный лепет да ласковые, но бессвязные восклицания.

– Как только мы все уладим и получим возможность делать то, что хотим, я вернусь на прииски, Билл, – помолчав, сказала Пэт. – Конечно, если ты этого хочешь.

Билл улыбнулся, испытующе вглядываясь в ее глаза.

– Вернешься? – пробормотал он. – Как знать!

– Ну вот, опять за свое! – Пэт выскользнула из его объятий. – Ты не веришь, что я люблю тебя. Но я вернусь, хочешь ты этого или нет.

– Знаешь, дорогая, – сказал Билл, – любовь – это очень большое слово. Я долго не решался назвать этим словом мое чувство к тебе. Но любовь – это не всегда то, чего мы ждем. Сейчас нам хорошо и радостно от того, что мы нашли друг друга. У нас теперь есть то, чего ни ты, ни я никогда не забудем, но…

– Все это философия, гнилая философия! – возмущенно воскликнула Пэт. – Я вовсе не хочу быть светлым лучом, на мгновение озарившим твою жизнь. Я хочу жить и работать рука об руку с тобой, Билл. Я хочу быть с тобой всегда, делить твою судьбу, что бы ни случилось. Ты не можешь развестись со мной, пока мы еще не поженились!

– Самое ужасное то, что теперь мне следует проявить твердость, – усмехнулся Билл. – Я должен заявить, что ты ударилась в романтизм.

– Ты думаешь, что я пустоголовая вертушка, как говорили о нас приятели в Лондоне! – с укором воскликнула Пэт. – Но я докажу тебе, Билл. Я докажу тебе, что могу быть такой же преданной и верной, как Пэм, а она ни разу не взглянула ни на кого с тех пор, как познакомилась с Шоном. Правда, он дал ей возможность доказать ему свою любовь. А ведь ты только посмотришь сверху вниз и скажешь: «Только не сейчас, благодарю вас. Как-нибудь потом, если я не буду чем-нибудь занят».

– Или если не будешь занята ты!..

Пэм пронзительно свистнула, словно судья на ринге, приближаясь к ним с двумя чашками кофе в руках.

– Пейте кофе и перестаньте ссориться по пустякам!

Билл встал, передал одну чашку Пэт, другую взял себе; руки у него дрожали.

Пэм приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

– Я всю жизнь мечтала иметь такого брата, как вы, Билл, – тихонько проговорила она. – Смотрите, милый, чтобы мне не пришлось в вас разочароваться. Идет?

Глава XVIII

– Норе надо отдохнуть, – резко сказала Салли.

Фриско только что отобедал, закурил сигару и о чем-то размышлял, устало откинувшись на спинку кресла.

– Отдохнуть? – удивленно переспросил он. – Черт побери, а что я без нее буду делать?

– Ты на время можешь взять другую секретаршу, – отвечала Салли, уязвленная тем, что Фриско кто-то необходим, кроме нее.

В то же время она понимала, что Нора действительно нужна Фриско; ему без нее никак не управиться в конторе, и она, Салли, не может заменить девушку, от которой в значительной мере зависит успех дела. Салли говорила себе, что она должна быть благодарна Норе и что ее обязанность – позаботиться о здоровье молодой секретарши.

Нора работала у Фриско без всякого перерыва с момента открытия конторы, то есть почти с того времени, как правительство учредило премии за добычу золота. Она выглядела очень усталой и задерганной, и Салли опасалась, что девушка долго не выдержит, если не принять каких-то мер и не дать ей передохнуть.

– Нора могла бы обучить другую секретаршу, – заметила Салли. – А то как бы она совсем не свалилась, если ты вовремя о ней не позаботишься.

– Хорошо, я поговорю с ней, – пообещал не на шутку встревоженный Фриско.

Однако Нора и слышать не хотела об отдыхе. Она очень расстроилась при мысли, что ей придется кому-то передать свою работу. И Фриско принял компромиссное решение: он решил взять ей в помощь мальчика-рассыльного.

– Я отлично себя чувствую, миссис Гауг, право! – убежденно заявила Нора при встрече с Салли. – И я не могу оставить сейчас полковника де Морфэ. Вы понимаете, здесь никто не сумеет заменить меня. Слишком у нас много сейчас всяких дел, и уж очень они важные. Мне все время приходится напоминать ему то об одном, то о другом и следить, как бы он не запутался. Понемногу все наладится – и тогда я пойду в отпуск.

– Вы очень добры к нему, Нора, – тепло сказала Салли. – Я просто не представляю себе, что бы он делал без вас. – Салли подумала, что эта девушка гораздо больше ее знает о финансовых обязательствах Фриско и о состоянии его дел. – Только непременно скажите мне, если ему в чем-нибудь понадобится моя помощь.

– Благодарю вас, миссис Гауг, обязательно скажу.

В голосе Норы звучали самые кроткие нотки, но Салли почувствовала, как она нахохлилась и замкнулась в себе при одном предположении, что она – опытная, преданная секретарша – может хоть в чем-то обмануть доверие своего патрона.

Салли догадывалась, что Нора всей душой болеет о делах Фриско. У девушки вырвалось: «Как бы он не запутался…» Что бы это значило? Не закружило ли его в этом опасном водовороте, именуемом биржевой игрой?

Фриско поспешил успокоить ее.

– Я больше не ввязываюсь в крупные аферы, – сказал он. – Обжегшись на молоке, дуешь на воду.

– Однако ты не раз обжигался, – возразила Салли.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – отшутился Фриско.

Первая волна дутого процветания, вызванная введением премий за добычу золота и биржевым ажиотажем, теперь уже схлынула, и Салли это прекрасно понимала.

Сейчас всех волновал закон о золотом содержании доллара, принятый в 1934 году в США. Закон этот устанавливал новое содержание золота в долларе[9]9
  Законом от 31 января 1934 года содержание золота в долларе было уменьшено до 59 процентов его прежнего содержания.


[Закрыть] и превозносился как мера, ведущая к национализации золота. Распоряжением министра финансов Соединенных Штатов всем держателям золотых монет предписывалось сдать их к определенному сроку в Федеральный резервный банк, которому предоставлялось право конфисковать золото, предъявленное частными лицами после этого срока. Конфискованное золото поступало в казну в качестве части штрафа, взимаемого за нарушение правил золотого обращения; весь же штраф вдвое превышал стоимость конфискованного золота. Законопроект встретил почти единодушное одобрение, его поддержали даже самые консервативные конгрессмены, и таким образом угроза инфляции была предотвращена.

Динни со своими друзьями немало толковал о том, как отразится этот закон на Австралии. Фриско делал вид, что ему это известно, но он чересчур занят своими делами и не может вести дискуссий с Динни.

Жителей приисков очень беспокоило, что наводнение рынка «дикими акциями», явившееся одной из отличительных особенностей недавнего процветания, а также захват обширных участков иностранным капиталом могут лишить местное население тех выгод, которые ожидались от введения премий за добычу золота.

Депутат Законодательной ассамблеи мистер Норберт Кинан обратил внимание парламента на то, что последнее время биржа положительно наводнена «дикими акциями». Кинан заявил, что это беспримерный случай в истории золотопромышленности; масштабы, в которых практиковался выпуск акций последние два года, не могут не навести на самые печальные размышления. На рынке предлагались не только так называемые рудники, на которых не было проведено никаких или почти никаких изыскательских работ, но даже концессии на обширные участки, находящиеся в совершенно девственном состоянии.

Золотопромышленники в Калгурли и Боулдере соглашались с мнением Кинана о том, что изыскательские работы должны быть обусловлены известными правилами и ограничениями и что министр горной промышленности не должен санкционировать переход участков или шахт из рук в руки без соблюдения определенных условий. Так, они полагали обязательным доводить до сведения соответствующих инстанций имена всех заинтересованных лиц, цену, по которой участок был приобретен, а также его продажную цену.

Многие считали предоставление компаниям обширных резерваций в момент, когда стоимость золота повышается, явлением совершенно недопустимым и ничем не оправданным. Цена на золото была достаточно высокой, чтобы солидные компании находили для себя выгодной разработку недр на обычных условиях, а потому нечего разрешать им замораживать тысячи акров в условиях необычайно благоприятной конъюнктуры. Некоторые крупные концессии, возможно, и привлекли в Австралию большие капиталы, но страна могла бы обогатиться еще больше, если бы старателям были предоставлены более широкие возможности, а золотопромышленным компаниям разрешалось получать не более двух-трех участков по двадцать четыре акра.

– Наши золотоносные районы так и останутся в девственном состоянии, – заявил Кинан, – если компаниям будет дозволено замораживать в течение многих лет обширные участки, в то время как разработка недр производится на каких-нибудь трех – пяти акрах.

Салли была уверена, что никто лучше Фриско не осведомлен о том грабеже, которому подвергались ничего не подозревающие мелкие держатели акций. Кое о чем он сам ей рассказывал. Например, о том, как в проспект одной компании был включен доклад двух горных экспертов, в котором подробно описывался лежащий почти у поверхности рудный шток шириной в четыре фута и длиной почти в двести футов, дающий средний выход от пяти до восьми граммов золота. Но в докладе ни слова не говорилось о том, что на этом участке уже имеется шахта, уходящая в глубину на пятьдесят футов, со штреками, простирающимися на сотню футов к северу и к югу, и что взятые в ней образцы свидетельствуют о бедности месторождения. После двух-трех попыток распространить акции этого рудника его пришлось забросить, но прежде чем компания приостановила работы, немало ловких аферистов успели положить в карман по нескольку тысяч.

В проспекте, рекламировавшем другой рудник, сообщалось, что он обеспечен разведанными запасами лет на пятьдесят. Акции этого рудника подскочили с трех пенсов до одного шиллинга девяти пенсов. Начались работы; прошло три месяца, а феноменальное месторождение так и не было обнаружено. В результате акции упали до одного пенса, и их держателям оставалось лишь горько оплакивать свои убытки.

– И зачем ты только связываешься с таким грязным делом? – негодующе спросила Салли.

– Мне доставляет удовольствие знать все эти темные делишки и бить жуликов их же оружием, – признался Фриско. – Если б мне удалось подложить свинью Пэдди Кевану, я бы умер спокойно. С тех пор как я опять вошел в игру, я немало наслышался о его новых проделках.

– Бога ради, не попадись ему снова в лапы, – взмолилась Салли.

– Ну, этого не будет, – ответил Фриско. – Я теперь слишком мелкая рыбешка, чтобы он стал мною заниматься.

И все же Салли страшилась этого увлечения Фриско, снова с головой ушедшего в биржевую игру. Теперь он и вечера проводил в конторе, а по субботам и воскресеньям, когда контора была закрыта, становился беспокойным и мрачным.

Приезд сэра Патрика Кевана в Калгурли заставил Фриско призадуматься. Что привело сюда эту акулу? По всей вероятности, желание успокоить английских директоров тех концернов, с которыми он был связан, или разрекламировать вновь приобретенные участки.

Если бы акционерные общества увеличили добычу золота, они, по имеющимся подсчетам, уже через два года стали бы получать большие выгоды от премий, а разница в цене на золото по обменному курсу окупила бы расходы на реорганизацию предприятий. Тем более что во время кампании за учреждение премий акционерные общества обещали расширить производство и от выполнения этого обещания зависело дальнейшее развитие золотопромышленности. Однако крупные учредительские компании не прилагали особых усилий к тому, чтобы увеличить выход золота и получать за это премии, как предполагалось раньше.

Салли теперь уже не так часто заглядывала в контору к Фриско. Он был всегда ужасно занят, да и Нора тоже, и они с трудом урывали время, чтобы перекинуться с ней несколькими словами. Иной раз Салли сталкивалась там с миссис Руни: та либо несла полковнику де Морфэ чай, либо возвращалась от него с пустой чашкой. И хотя миссис Руни держалась весьма дружелюбно, Салли не могла подавить в себе чувство неприязни к этой тучной разбитной женщине, чья квартира была дверь в дверь с конторой Фриско.

Нора, по наблюдениям Салли, тоже недолюбливала миссис Руни. Нередко, когда та появлялась в дверях, девушка вскакивала и брала у нее чай, заявляя, что полковник де Морфэ занят и его не следует беспокоить.

Фриско со смехом принимал знаки внимания, расточаемые ему соседкой. «Она дурочка, но добрая», – говорил он. Однако последнее время он стал называть ее Бьюлой.

Ему чрезвычайно выгодны эти дружеские отношения с миссис Руни, говорил Фриско. Она рассказывает ему то, что слышит от старика Линдсея о всяких темных махинациях на фондовой бирже.

Разумеется, Фриско располагал собственными источниками информации, но неплохо знать и о том, что делает такой проныра, как Гордон Линдсей. У Бьюлы были кое-какие средства, и она сама была не прочь поиграть на бирже. Причем с мнением мистера Линдсея она считалась куда меньше, чем с мнением Фриско, и это забавляло последнего.